Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Густав Эмар

Курумилла







ГЛАВА I. Свидание

Явившись в Мексику, иезуиты основали там свои миссии и, не жалея материальных затрат, с такой энергией и терпением взялись за дело, что успели привлечь к себе большое число индейцев, которым они проповедовали основные начала христианской религии, которых крестили, обучали и приучали к земледелию.

Сначала эти миссии не отличались большими размерами и встречались довольно редко, но скоро число их значительно увеличилось. Встречая справедливых, искренних в своих гуманных намерениях проповедников, индейцы охотно вверяли себя их попечениям, поэтому нет ни малейшего сомнения, что иезуиты сумели бы сделать оседлыми большую часть диких индейских племен, заставить изменить кочевой образ жизни, но, к сожалению, сами проповедники стали жертвами зависти со стороны испанских вице-королей, подверглись преследованиям и были с позором изгнаны из Мексики, не докончив начатого культурного строительства.

Мы попросим читателя последовать за нами в одну из таких миссий, месяц спустя после происшествий, описанных в предыдущем романе.

Миссия de Nuestra Senora de los Angeles находилась на правом берегу Рио-Сан-Педро, в шестидесяти лье1 от Эрмо-сильо.

Местность, на которой она располагалась, поражала впечатлительного зрителя суровым величием, наполняя его сердце ужасом и каким-то мрачным восторгом.

Увы, было время, когда в этой миссии, казавшейся кусочком рая, упавшим с неба на землю, кипела веселая и счастливая жизнь; каждый день, утром и вечером, ее обитатели возносили к Творцу свои благодарственные молитвы, звуки псалмов сливались с журчанием реки. Но теперь от этой жизни не осталось и следа: развалившиеся хижины покинуты хозяевами, церковь разрушена и клирос ее уже порос травой. Члены простой и симпатичной общины, испуганные начавшимися против них преследованиями, разошлись в разные стороны и возвращались к прежней кочевой жизни, от которой их с таким трудом удалось отучить.

В доме Бога поселились дикие звери, и шум пустыни неумолчно звучит среди безлюдных хижин и развалившихся стен. Ползучие растения быстро овладевают этими развалинами, гложут их не переставая, угрожая уже окончательно разрушить и покрыть своим зеленым саваном.

Был вечер. Река глухо журчала, переливаясь по корнепускам, небо, похожее на изумрудный дворец, блистало миллионами звездных миров, от луны струился таинственный свет, и воздух, освеженный легким дуновением ветерка, был пропитан острыми и полезными для дыхания ароматами пустыни.

Впрочем, было довольно свежо, и трое путников, расположившихся у костра, разведенного ими среди развалин, отогревались с видимым удовольствием.

Кровавый отблеск пламени играл на их суровых лицах, костюмы же были настолько странны, а окружающая обстановка настолько внушительна, что художник с радостью воспользовался бы этой группой как темой для картины.

На небольшом расстоянии позади костра четыре спутанных лошади с большим аппетитом кормились приготовленным для них месивом, между тем как их хозяева заканчивали свой скромный ужин, состоявший из ломтя дичины, нескольких кусочков сушеного мяса и маисовых лепешек; приправой ко всему служила простая вода, в которую было подмешано немного вина для устранения ее жесткости.

Граф Луи, Валентин и дон Корнелио — а это были именно они — ели с настоящим охотничьим аппетитом, не теряя ни минуты времени даром, однако легко было заметить, что наши герои чем-то не на шутку озабочены. Они беспрестанно оглядывались по сторонам, стараясь пронизать глазами спустившиеся на землю сумерки. Нередко правая рука с куском говядины останавливалась на половине дороги ко рту, а левая инстинктивно нащупывала лежавшее сбоку ружье. Вытягивая шеи, охотники внимательно прислушивались к самому незначительному шуму, анализируя малейший шорох в бесчисленном множестве звуков, порождаемых великой американской пустыней: всякий имеет свою причину и служит безошибочным предупреждением для человека, научившегося их понимать.

Ужин скоро закончился.

Дон Корнелио схватился было за свою харану, но, заметив предостерегающий жест Луи, опять положил ее на место, завернулся в сарапе и расположился прямо на голой земле.

Валентин сидел у костра, глубоко задумавшись, Луи поднялся со своего места и, прислонившись к стене, зорко глядел по сторонам.

Прошло довольно много времени, в течение которого никто не произнес ни одного слова.

Луи снова сел возле охотника.

— Странно… — проговорил он.

— Что именно? — рассеянно спросил Валентин.

— Продолжительное отсутствие Курумиллы. Вот уже три часа, как он нас покинул, не объяснив причины своего ухода, и до сих пор его нет.

— Неужели у тебя зародилось подозрение на его счет? — с горечью заметил Валентин.

— Брат, — возразил Луи, — ты заблуждаешься. Я далек от мысли подозревать Курумиллу, но его отсутствие меня беспокоит. Я искренне расположен к вождю, и меня волнует все, что может причинить ему вред.

— Курумилла осторожен, он превосходит других индейцев хитростью, и если его до сих пор нет, будь уверен — существуют на то свои причины.

— Я в этом убежден, но отсутствие вождя нас сильно задерживает, а промедление смерти подобно.

— Что внушает тебе такие мысли? Может быть, от его отсутствия зависит наше спасение. Положись на меня, Луи, я лучше знаю Курумиллу, недаром я прожил столько времени с ним бок о бок, я питаю к нему глубокое доверие и советую тебе терпеливо ждать его возвращения.

— Но если он попал в засаду, если его убили? Валентин окинул своего молочного брата ничего не выражающим взглядом и, презрительно пожав плечами, заметил:

— Курумилла попал в засаду? Курумиллу убили? Да ты шутишь, брат! Ведь ты отлично знаешь — этого никогда не может случиться.

Луи не нашелся что ответить на это замечание, высказанное с такой простодушной уверенностью.

— Однако, — проговорил граф через несколько минут, — он все-таки заставляет слишком долго себя дожидаться.

— Почему? Разве он нам зачем-нибудь нужен? Ведь ты не намерен сейчас покинуть место стоянки, не так ли? Значит, для тебя безразлично, придет Курумилла часом раньше или часом позже.

Луи с недовольным видом завернулся в свой сарапе и, расположившись на земле возле дона Корнелио, угрюмо проворчал:

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, брат, — с улыбкой ответил Валентин. Дон Луи не мог больше бороться с усталостью и, невзирая на дурное настроение, через десять минут уже спал как убитый.

Валентин подождал еще с четверть часа, затем потихоньку поднялся, неслышными шагами подошел к своему молочному брату и, наклонившись над ним, стал внимательно прислушиваться.

— Наконец-то, — прошептал он, выпрямляясь, — а я уже не на шутку испугался, что он не заснет и всю ночь будет поддерживать со мной беседу.

Охотник поднял с земли пару пистолетов, заткнул их за пояс, вскинул ружье на плечо и, осторожно ступая среди камней и всякого рода обломков, загромождавших ему путь, бесшумно и быстро зашагал вперед, постепенно исчезая в ночном мраке.

Скоро он достиг лесной чащи, состоявшей в основном из перувианских деревьев и мескитов. Здесь охотник тщательно осмотрелся по сторонам и спрятался в кустах. Минуту спустя оттуда послышался легкий свист, повторившийся два раза через одинаковые промежутки времени.

В ответ из густых зарослей корнепусков, росших вдоль речного берега, раздался крик водяного голубятника. Он повторился два раза и уже совсем рядом, в нескольких шагах от того места, где укрывался охотник.

— Недурно, — пробормотал тот, — наш друг исполнителен, но пословица говорит, что осторожность — мать безопасности. Итак, будем осторожны, это очень полезно, когда имеешь дело с подобными негодяями. — И охотник зарядил свое ружье.

После этого он выбрался из своего укрытия и решительно двинулся к месту, откуда раздался ответный сигнал, не забыв при этом принять все меры предосторожности, чтобы избежать какого-либо нежелательного сюрприза.

Не пройдя и половины пути, охотник увидел, что из-за деревьев вышли четыре или пять человек и двинулись ему навстречу.

— О-о! — произнес Валентин. — Эти люди что-то уж очень торопятся объясниться со мной. Внимание!

Он остановился и прицелился в ближайшего к нему человека.

— Стой! — закричал охотник. — Или я буду стрелять!

— Сара de Dios! Вы очень спешите, кабальеро, — отвечал кто-то ироническим тоном, — вы даже не позволяете к себе приблизиться. Прошу вас, опустите ружье, разве вы не видите: у нас нет никакого оружия.

— Но кто мне может поручиться, что вы его не спрятали?

— Моя честь, сеньор! — высокомерно отвечал незнакомец. — Кто дал вам право ей не доверять?

Охотник усмехнулся.

— Я ничему не доверяю ночью в пустыне. Я один, а вас четверо, и мои опасения весьма естественны.

— Не угодно ли вам быть повежливее, сеньор?

— С превеликим удовольствием. Но ведь это вы добиваетесь свидания со мной, а не наоборот. Поэтому я вправе требовать от вас соблюдения некоторых условий.

— Пожалуйста, дон Валентин. Ваше желание будет исполнено. Прежде вы не были так настойчивы.

— Я в этом и не раскаиваюсь. Выходите вперед, и тогда мы сможем с вами побеседовать.

Незнакомец жестом приказал своим спутникам оставаться на месте и один подошел к Валентину.

— В добрый час, — сказал охотник, опуская приклад Ружья на землю и опираясь на ружейный ствол.

Человек, которому Валентин так мало доверял, был не кто иной, как генерал дон Себастьян Гверреро.

— Надеюсь, вы теперь вполне довольны. Я, кажется, представил вам доказательство моей доброй воли, — сказал генерал, подходя к охотнику.

— Вероятно, у вас есть на то особый расчет, — мрачно возразил охотник.

— Сеньор! — воскликнул генерал надменным тоном.

— Будем говорить кратко и откровенно, как люди, знающие друг другу цену, — сухо ответил охотник. — Я желаю одного лишь беспристрастия. Мне кажется, мы сумеем договориться, если будем вполне откровенны.

— Что вы замышляете, сеньор?

— Ровным счетом ничего, генерал, ноя удивлен, вот и все. Трудно представить себе, чтобы генерал, губернатор Соноры, явился на свидание к какому-то проходимцу-охотнику, избрав для это ночное время и назначив местом встречи глухую пустыню. Только очень важные причины могли заставить вас сделать это. Нужно быть дураком, чтобы не понять такой простой вещи, которая сразу бросается в глаза.

— Допустим, что вы правы.

— Тогда перейдем к делу.

— Гм! С вами это не так-то легко.

— Почему же? Наш недавний разговор показал, что со мной можно вести всякие дела.

— Вы правы, но то, о чем я хочу говорить с вами, очень опасно, и я боюсь…

— Чего же? Что я откажусь? Но тогда не стоило рисковать.

— Я боюсь, что вы не так поймете все дело и рассердитесь.

— Вы так думаете? Впрочем, может, вы и правы. Значит, вы хотите, чтобы я избавил вас от труда изложить суть дела?

— Каким же образом?

— Выслушайте меня.

Оба собеседника смотрели друга на друга в упор. Валентин не терял из виду и спутников генерала, стоявших на почтительном расстоянии.

— Говорите, — ответил генерал.

— Генерал, вы просто хотите предложить мне продать своих товарищей.

Услыхав слова охотника, произнесенные довольно резким тоном, пораженный дон Себастьян невольно отступил назад.

— Сеньор!

— Это правда? Да или нет?

— Вы так странно выражаетесь, — пробормотал генерал.

— Дело не в выражениях. Вы рассчитывали, что дон Луи поможет вам захватить пост президента мексиканской республики, но теперь, когда граф отклонил ваше предложение, хотите сбыть его с рук. Не так ли?

— Сеньор!..

— Позвольте мне продолжить. Для достижения своей цели вы решили прибегнуть к подкупу. Это дело вам очень хорошо знакомо. У меня есть много доказательств, делающих вам большую честь.

Генерал побледнел от ярости и страха. Он сжимал кулаки, губы его судорожно кривились, как будто он бормотал какие-то бессвязные речи.

Охотник сделал вид, что не замечает возбужденного состояния генерала, и невозмутимо продолжал:

— Вы ошиблись, думая привлечь меня на свою сторону. Я не похож на Собачью Голову, негодяя, с которым вы в свое время заключили сделку. Я торгую шкурами животных, но никогда не торгую людьми. У каждого своя специальность.

— Остановитесь же, сеньор, — гневно вскричал генерал, — неужели вы пришли на эту встречу с единственной целью наносить мне оскорбления?

Валентин пожал плечами.

— Вы заблуждаетесь, — ответил он, — это было бы слишком глупо. Нет, я пришел сюда предложить вам одну сделку.

— Сделку?!

— Или устроить торг, если вам так больше нравится.

— В чем же заключается это ваше дело?

— Я изложу его в двух словах… В моих руках находятся некоторые бумаги. Их обнародование и публикация будут вам стоить не только карьеры, но и жизни.

— Бумаги… — пробормотал дон Себастьян.

— Да, генерал. Ваша переписка с одним североамериканским дипломатом, которому вы обещали доставить независимость Соноре и одному или двум другим мексиканским штатам при условии, чтобы Соединенные Штаты помогли вам занять пост президента Мексиканской республики.

— Эти документы у вас? — спросил генерал, едва владея собой.

— Да, у меня ваши письма и все ответы на них вашего корреспондента.

— Вы захватили их с собой?

— Разумеется, — насмешливо ответил Валентин.

— Ты должен умереть! — вскричал генерал, кидаясь, подобно пантере, на охотника.

Но тот ждал этого нападения. Ловким движением он схватил генерала за горло, повалил его на землю и наступил ногой на грудь.

— Еще один шаг, — обернулся он к спутникам генерала, бросившимся спасать своего господина, — еще один шаг — и он будет мертв.

Нужно отдать справедливость и генералу. Это был человек храбрый. Не раз он доказывал, что в трудную минуту способен на смелый, даже безрассудный поступок. Но теперь под непреклонным, неумолимым взглядом охотника дон Себастьян вдруг почувствовал внезапную дрожь во всем теле и совершенно растерялся.

— Ни с места! Ни шагу дальше! — закричал он своим спутникам отчаянным голосом.

Те повиновались.

— Я мог бы убить вас, — сказал Валентин, — вы в моих руках, но ваша жизнь и смерть все равно зависят от моей воли, а я не хочу торопиться. Вставайте. И помните мой совет — не старайтесь ничем повредить графу.

Генерал, униженный, ошеломленный своим падением, воспользовался позволением охотника. Не успел он подняться на ноги, как к нему вернулась вся его прежняя самоуверенность. Он вполне овладел собой.

— Теперь ваша очередь слушать, — ответил он охотнику, — я буду говорить с вами так же открыто и дерзко, как и вы со мной. Отныне мы враги до самой могилы. Граф должен умереть, хотя бы это привело меня самого на эшафот. Я его ненавижу, и моя месть кончится только его смертью.

— Отлично! — холодно заметил Валентин.

— Да, — насмешливо улыбнулся генерал. — Ступайте, для меня вы не страшны. Пользуйтесь этими дурацкими документами, как вам будет угодно. Я ничего не боюсь, я неуязвим.

— Вы так уверены в этом? — задумчиво спросил охотник.

— Я вас презираю. Вы просто искатель приключений, никогда вам не удастся мне навредить.

Валентин наклонился в сторону генерала.

— Вам, — сказал он, — возможно, но что вы думаете о своей дочери?

Эти слова как громом поразили генерала. Воспользовавшись его замешательством, охотник громко расхохотался и скрылся в чаще, где был уже в полной безопасности от всякой погони.

— О, — пробормотал генерал, поднося руку ко лбу, на котором выступил холодный пот. — О, дьявол! Он сказал о моей дочери!.. Он упомянул о ней!

Вернувшись к товарищам, он молча двинулся с ними в обратный путь, не отвечая ни на один вопрос своих спутников.

ГЛАВА II. Миссия

Резко оборвав беседу с генералом, Валентин, однако, нисколько не опасался преследования и поэтому скоро пошел своим обычным шагом, который ускорил только в первый момент исчезновения.

Отойдя метров на сто от места свидания с доном Себастьяном, охотник остановился и стал смотреть на небо, по-видимому желая сориентироваться, а затем снова пустился в путь. Но вместо того, чтобы двинуться по направлению к миссии, он повернулся к ней спиной, взял немного вправо и скоро очутился на берегу реки, откуда он незадолго перед тем удалился.

Хотя охотник шел довольно быстро, однако нетрудно было заметить, что его мысли заняты чем-то очень важным, так как он чрезвычайно рассеянно относился ко всему окружающему. Изредка он приостанавливался, но не потому, что до его слуха долетал какой-то подозрительный шум. Нет, он настолько уходил в свои размышления, что, казалось, забывал о том, где находится. Очевидно, Валентин ломал голову над разрешением какой-то трудной задачи.

Наконец через четверть часа наш путник увидел перед собой слабый свет, проникавший из-за деревьев. Он указывал на близость чьего-то привала.

Валентин остановился и тихо свистнул. В ту же минуту кустарник, густо росший вокруг, бесшумно раздвинулся, и показался человек. Это был Курумилла.

— Ну? — спросил его Валентин. — Она здесь? Араукан утвердительно кивнул головой.

— Где же? — спросил охотник с досадой.

Индеец пальцем показал на огонь, мелькавший за деревьями.

— Черт бы побрал всех женщин, — проворчал охотник, — это самые неразумные существа на свете. Под влиянием страсти они способны на любой опрометчивый поступок.

Затем он громко добавил:

— Значит, вы не исполнили моего поручения? На этот раз индеец заговорил.

— Она ничего не хочет слышать и добивается свидания, ответил он.

— Я так и знал! — вскричал охотник. — Они все на один лад, их головы с успехом могли бы заменить погремушки для мулов! А ведь эта одна из лучших! Ведите же меня к ней, я постараюсь сломить ее упорство.

Индеец насмешливо улыбнулся, но ничего не возразил. Он повернулся и повел охотника к огню.

Посреди широкой лужайки горел костер, сложенный из сухого леса. У огня на куче звериных шкур сидели донья Анжела и ее камеристка.

Несколько отлично вооруженных слуг стояли, опершись на ружья, в десяти шагах позади женщин, охраняя безопасность своей госпожи.

Шум шагов привлек внимание Анжелы, которая, увидав Валентина, радостно вскричала:

— Наконец-то вы пришли! А я уже потеряла надежду вас дождаться.

— Кажется, я поступил опрометчиво, явившись сюда, — ответил тот с подавленным вздохом.

Молодая девушка сделала вид, что не разобрала слов охотника.

— Далеко отсюда ваш лагерь? — спросила она.

— Прежде чем туда отправиться, сеньора, — сказал Валентин, — мне хотелось бы немного побеседовать с вами.

— Значит, вы хотите сообщить мне какую-нибудь необычайную новость, если так торопитесь!

— Сейчас вы все услышите.

Молодая девушка с видимым неудовольствием приготовилась слушать.

— Говорите, — сказала она охотнику. Тот не заставил просить себя дважды.

— Где вы встретились с Курумиллой?

— На асиенде, в ту минуту, когда, собираясь в дорогу, я ждала только его.

— Отговаривал он вас от этой поездки?

— Да, но я так решительно заявила о своем желании ехать, что ему оставалось только повиноваться.

— Вы поступили опрометчиво, нинья.

— Почему?

— По многим причинам.

— Это не ответ. Назовите мне хоть одну.

— Прежде всего, ваш отец.

— Но он еще не вернулся на асиенду, я успею попасть домой до его возвращения. Отца мне бояться нечего.

— Вы ошибаетесь, отец ваш уже приехал, я виделся и говорил с ним.

— Вы?! Где? Когда?

— Я, здесь, полчаса тому назад.

— Не может быть, — сказала девушка.

— Но это действительно так. Могу еще прибавить, что онхотел меня убить.

— Отец?..

— Да.

Молодая девушка на минуту задумалась, затем вскинула своенравную головку и, покачивая ею, с решительным видом сказала:

— Тем хуже, но я постараюсь достигнуть своей цели, несмотря ни на какие препятствия.

— Чего ждете вы для себя от этой встречи, нинья? Разве вы не знаете, что ваш отец — наш заклятый враг?

— Ваши возражения несколько запоздали, нужно было заявить о них раньше, когда я добивалась от вас исполнения моей просьбы.

— Это правда, но тогда я питал еще кое-какие надежды, которые теперь у меня бесследно исчезли. Доверьтесь мне, нинья, и не добивайтесь свидания с Луи. Лучше вернитесь поскорее на асиенду. Что подумает ваш отец, не найдя вас дома?

— Я повторяю вам, что мне необходимо увидеться с доном Луи по крайне важному делу, это одинаково серьёзно для нас обоих.

— Подумайте о том, какие последствия повлечет за собой ваш поступок.

— Я не хочу думать ни о чем и считаю долгом предупредить вас, что если вы откажетесь исполнить свое обещание, то я сама постараюсь разыскать графа.

Охотник внимательно посмотрел на Анжелу, печально покачал головой и, с чувством пожав ее руку, сказал:

— Пусть будет по-вашему, судьбы избежать нельзя, идемте. Дай Бог, чтобы ваша настойчивость не имела дурных последствий.

— Вы напоминаете мне зловещую птицу, — с улыбкой заметила девушка, — идемте же, идемте! Вы сами увидите, что все окончится вполне благополучно.

— Я готов, но прошу вас полностью довериться мне и оставить свиту на месте.

— Я согласна. Со мной отправится только Виоланта.

— Как вам будет угодно.

По знаку своей госпожи камеристка подошла к неподвижно стоявшим слугам и передала приказание ни в коем случае не покидать лужайки до возвращения доньи Анжелы.

Затем Валентин повел обеих женщин в лагерь авантюристов, Курумилла двинулся вслед за ними.

Не доходя ста метров до стоянки наших героев, Валентин остановился.

— Что с вами? — спросила его Анжела.

— Я не решаюсь нарушить сон моего друга. Быть может, он будет недоволен вашим приходом, — ответил Валентин.

— Нет, — сказала девушка, — вы говорите не то, что думаете.

Тот посмотрел на нее с удивлением.

— Боже мой, — продолжала она, постепенно воодушевляясь, — я отлично вижу, что смущает вас в настоящую минуту. Вас пугает мысль, что молодая, богатая девушка, хорошего происхождения, рискует запятнать свою репутацию сумасбродным поступком. А? Боже мой! Мы, американские женщины, не похожи на ваших холодных и сдержанных европейских женщин, которые рассчитывают каждый свой шаг. Мы или любим, или ненавидим. В наших жилах струится не кровь, а лава! Моя любовь — это моя жизнь. Я вся поглощена ею. Оставайтесь здесь и пустите меня вперед одну. Я уверена, что дон Луи поймет и оценит по достоинству мой поступок. Это человек, не похожий на других. Я люблю его! Слышите вы? В истинной горячей любви, такой как моя, есть некая притягательная сила, которая заставляет относиться к ней с уважением.

Произнося эти слова, юная мексиканка была ослепительно красива, она выпрямилась и гордо откинула голову, взор ее горел, губы дрожали. Вся она сияла какой-то девственной и в то же время вакхической красотой.

Ослепленный блеском этой красоты, охотник невольно поддался влиянию пылкой речи, почтительно поклонился девушке и растроганно произнес:

— Ступайте же и дай вам Бог вдохнуть жажду жизни в моего брата.

Она улыбнулась беспечно, но вместе с тем лукаво и, как птичка, быстро порхнула в кустарник.

Валентин и Курумилла приблизились к лагерю ровно настолько, чтобы видеть все, что там происходит — видеть, но не слышать. Здесь они решили дожидаться донью Анжелу.

Лагерь оставался в том же виде, в каком его оставил охотник, отправляясь на свидание к генералу: дон Луи и Корнелио спали крепким сном.

Анжела подошла бесшумно и тихо стояла над спящим. Вдруг взгляд ее засветился решимостью, и она нежно наклонилась к графу. Но в ту минуту, когда она хотела прикоснуться к плечу дона Луи, чтобы разбудить его, внезапный шум заставил девушку вздрогнуть. Она живо выпрямилась и испуганно огляделась по сторонам. Затем, быстро отступив несколько шагов назад, она исчезла в кустарнике.



Шум, поразивший чрезвычайно острый слух Анжелы, сделался более явственным. Он постепенно усиливался, и скоро легко было догадаться, что к месту стоянки охотников приближается многочисленный отряд в сопровождении обоза из нескольких фургонов, колеса которых издавали глухой скрипящий звук.

— Сюда идут ваши товарищи, — быстро прошептала Анжела, возвратившись к Валентину, — они теперь совсем недалеко от миссии. Могу ли я на вас положиться?

— Вполне, — отвечал тот.

— Я переменила решение, я хочу объясниться с графом на виду у всех, при ярком солнечном свете. Скоро вы снова увидите меня в своем лагере. До свидания, я возвращаюсь на асиенду. Предупредите графа о том, что я хочу посетить его.

С улыбкой кивнув на прощание охотнику, молодая девушка вскочила в седло и быстро удалилась в сопровождении камеристки.

— Да, я приготовлю Луи к ее посещению, — пробормотал охотник, глазами провожая девушку. — У этого ребенка благородное сердце, она действительно любит моего молочного брата. Но кто может предсказать все последствия этой любви?

Охотник задумчиво покачал головой и вместе с Курумиллой вернулся в лагерь. Индейский вождь выказывал полнейшее равнодушие ко всему, только что случившемуся на его глазах.

Валентин разбудил Луи. Тот немедленно поднялся на ноги.

— Что новенького? — спросил он у товарищей.

— Наш отряд приближается.

— О! Они торопятся, это хороший признак.

— Долго мы простоим здесь?

— Нет, не больше двух дней. Нужно дать небольшой отдых людям и животным.

— Быть может, лучше выступить в поход сейчас же?

— Я разделяю твое нетерпение, но так делать нельзя. Сорок тысяч пайков еще не готовы, мы должны подождать, пока обстоятельства будут более благоприятны.

— Да, правда.

— Я тем более недоволен промедлением, что наши припасы со дня на день уменьшаются. Но не будем обнаруживать этого перед товарищами, постараемся внушить им бодрость и уверенность.

Валентин утвердительно кивнул головой.

Ночь подходила к концу, на горизонте уже начали показываться широкие светлые полосы, звезды мало-помалу исчезли, потонув в небесной глубине, скоро должно было появиться и солнце.

Курумилла подбросил в костер охапку сухих дров, чтобы поддержать пламя и дать людям возможность согреться.

— Caramba! — вскричал дон Корнелио, внезапно пробуждаясь ото сна. — Я совсем замерз. Ночи чертовски холодны.

— Не правда ли? — сказал ему Валентин. — Вы, вероятно, хотите согреться, это не трудно, следуйте только за мной.

— Очень рад, но куда вы направляетесь?

— Прислушайтесь.

— Ну? Постойте, — прибавил он через минуту, — кажется, подходит наш отряд.

Действительно, в ту же самую минуту французский авангард вступил в миссию.

Согласно условию, заключенному с обществом Atrevida, миссия должна была заготовить сорок тысяч пайков для французского отряда.

К сожалению, общество не исполнило принятого ею заказа с той аккуратностью, на которую граф был вправе рассчитывать. Вместо обещанных сорока тысяч пайков он нашел едва только половину от этого количества. Все они были подчеркнуто аккуратно сложены в одной развалившейся хижине.

Такое нарушение условий сильно вредило интересам экспедиции, граф почти лишился возможности продолжать свой поход. Недостаток провианта не позволял покинуть населенную местность и вступить в пределы пустыни.

Впрочем, уже с момента выступления французов из Гуаймаса мексиканцы всячески старались нм противодействовать. Только сверхъестественная энергия и железная воля графа не давали ему упасть духом.

Однако до сих пор мексиканцы еще не решались так открыто нарушать обязательства Для этого им недоставало Уверенности в своих силах, недоставало надежды на успех своих козней.

В миссии не было ни одного представителя общины, с которого граф мог бы потребовать отчета за исполнение заказа. Люди, опутавшие графа сетями интриг, не постарались даже скрыть своего предательства.

Все заставляло графа предполагать, что приближается развязка ненавистной комедии, затеянной мексиканцами, и он, почувствовав наступление грозы, храбро поднял голову.

Французы обладают прелестным качеством: всюду, где их собирается несколько человек, они вносят с собой тот дух неистощимой веселости и беспечности, которым отличается эта нация. Они готовы шутить над самыми затруднительными обстоятельствами, легко примиряясь с самым неприятным положением, неожиданно посланным им судьбой.

Граф, бывший ангелом-хранителем своего отряда, всячески старался поддерживать в подчиненных это драгоценное свойство.

Среди людей не было заметно ни малейшего признака упадка духа, напротив, все смотрели бодро и уверенно, как в первый день похода.

Французский отряд расположился лагерем в миссии. Авантюристы находились на самой границе степей, где приходилось быть особенно осторожными. Доступ к штаб-квартире защитили пушками, наведенными по всем направлениям, всюду были расставлены сторожевые посты. Миссия, которая еще накануне казалась опустевшей и покинутой, теперь снова возродилась к жизни. Мусор убрали, и старый храм иезуитов, выглядевший недавно полуразрушенным, превратился в грозную крепость.

Сделав необходимые распоряжения по устройству лагеря, граф передал командование отрядом полковнику Флоресу, который получил при этом самые точные инструкции.

Полковник Флорес был чужаком во французской среде и, чувствуя себя до известной степени в волчьей пасти, старался действовать так, чтобы никто не мог упрекнуть его в чем-либо предосудительном. Он отлично понимал, что при первом подозрении погибнет. Поэтому даже Валентин, отличный знаток мексиканского характера, при всей своей мнительности не решался отказать ему в доверии.

Наказав полковнику быть осторожнее, граф вместе с охотником удалился из миссии. Молочные браться завязали между собой разговор, продолжавшийся довольно долгое время. По озабоченному виду Луи можно было заключить, что беседа велась о важных предметах.

Действительно, Валентин, исполняя просьбу доньи Анжелы, рассказал графу обо всем, что случилось ночью. При этом он не забыл упомянуть и о подробностях своего свидания с генералом.

— Ты видишь, — закончил охотник свой рассказ, — серьезность положения увеличивается с минуты на минуту, и война становится неизбежной.

— Да, мексиканское правительство старается ее вызвать, но будь уверен, что, хотя надежда на мирный исход почти потеряна, я первый не подам повода к разрыву.

— Нужно держать ухо востро, брат! Впрочем, быть может, я и заблуждаюсь, но мне кажется, что скоро положение вполне определится.

— Я с этим согласен.

В ту же минуту явился и дон Корнелио в сопровождении

Курумиллы.

— Позвольте мне, — обратился он к охотнику, — отправиться вместе с вождем на разведку. Он упорно утверждает, что индейцы готовят нам засаду.

— Гм! — проговорил Валентин, хмуря брови. — О чем вы говорите, дон Корнелио?

— Прогуливаясь вместе с вождем в окрестностях миссии, я нашел на земле вот эту вещицу.

— Посмотрим, — сказал Валентин.

Дон Корнелио показал охотнику мокасин, который тот внимательно осмотрел со всех сторон.

— Гм! — промолвил он. — Это очень серьезно. Где же вы это нашли?

— На берегу реки.

— Что вы думаете о находке, вождь? — обратился Валентин к араукану.

— Мокасин совершенно новый, его потеряли. Курумилла заметил много следов.

— Послушайте, господа, — горячо вмешался дон Луи, — не говорите никому об этом открытии, ничему нельзя доверять, мы окружены изменой, которая угрожает нам сразу со всех сторон. Под предлогом продолжительной стоянки на этом месте я позабочусь об усилении наших укреплений, а ты, брат, вместе с вождем отправляйся на разведку и постарайся в точности разузнать о том, чего нам следует ожидать со стороны индейцев.

ГЛАВА III. Шпион

Когда Валентин и Курумилла расстались с Луи, было около восьми часов вечера. Проведя целую ночь без сна, охотник чувствовал страшную усталость, и глаза его смыкались помимо воли. Тем не менее Валентин хотел приступить к поискам, возложенным на него молочным братом. Но тут вмешался Курумилла. Видя состояние охотника, он посоветовал ему немного отдохнуть и уверил, что вовсе не нуждается в помощи Валентина. Он один сумеет отыскать замеченные утром следы. При этом индеец обещал представить подробный отчет о своих действиях.

Валентин безусловно доверял Курумилле. За время, проведенное в обществе индейца, охотник не раз имел случай убедиться в его проницательности, хитрости и опытности, поэтому он не заставил долго себя упрашивать и сейчас же согласился. Пожелав вождю на прощание успеха, Валентин завернулся в плащ и заснул крепким сном.

Прошло около двух часов. Вдруг Валентин почувствовал на своем плече чье-то легкое прикосновение. Этого было достаточно, чтобы разбудить охотника: как человек, вполне освоившийся с жизнью прерий, он и во время сна чувствовал до известной степени все, происходившее вокруг него. Он немедленно открыл глаза и в упор посмотрел на человека, столь неуместно нарушившего покой, которым он наслаждался, и уже заранее мысленно послал его ко всем чертям.

— Ну, — проворчал он тоном человека, оторванного от сладких сновидений, — что вам нужно от меня, дон Корнелио? Неужели у вас не нашлось другого времени для разговора? Не думаю, чтобы вы могли сообщить мне что-нибудь действительно важное.

Дон Корнелио — это был он — приложил палец к губам и, оглядевшись вокруг подозрительным взглядом, как бы советуя охотнику быть осторожным, нагнулся к его уху и прошептал:

— Извините меня, дон Валентин, но я принес очень важную новость.

Валентин тотчас же выпрямился, как по сигналу, и пристально посмотрел в глаза испанцу.

— В чем же дело? — спросил он сдержанным, но повелительным голосом.

— Вы сейчас все узнаете. Полковник Флорес, наружность которого, кстати, мне что-то очень не нравится, бродит с самого утра в миссии, высматривая, что делается, и всюду вставляя свои замечания. При этом он позволяет себе восстанавливать людей против своего командира, осуждая его распоряжения. До сих пор ему не удалось причинить нам большого зла, но заметив, что вы заснули, а граф занялся корреспонденцией, полковник, вероятно, решил, что в течение нескольких часов никто не станет следить за ним. Тогда он под предлогом усталости, притворно зевая, удалился в полуразрушенную хижину, стоящую у самого края миссии. Не прошло и нескольких минут, как он вышел оттуда, как змея проскользнул между деревьями и скрылся в лесу.

— А-а! — озабоченно заметил Валентин. — Зачем ему понадобилось уходить столь таинственным образом? — Затем охотник после минутного раздумья добавил: — Давно ли он удалился?

— Не более двух минут назад. Валентин поднялся.

— Оставайтесь здесь, — сказал он дону Корнелио, — если полковник возвратится в мое отсутствие, старайтесь следить за ним, не привлекая к себе внимания. Спасибо, что вовремя меня разбудили. Дело очень серьезно.

На этом разговор резко оборвался, и охотник крадучись, неслышным, скользящим шагом обогнул развалины и углубился в лес.

Между тем полковник Франциско Флорес находился в полной уверенности, что Валентин мирно спит, а граф погрузился в свою корреспонденцию. Спокойный относительно преследования, он быстро шагал по направлению к реке, не заботясь даже о том, чтобы скрыть свои следы. Этой неосторожностью мексиканца и воспользовался охотник, немедленно напавший на след человека, за которым следил.

Полковник скоро достиг реки.

В окрестностях царило полное безмолвие.