Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Да уж. Будем надеяться, что он успел добраться до убежища, пока не стало слишком поздно.

Следующий час Теодор провел на телефоне – в разговорах с другими чиновниками. Все это время Вивиан и Эйприл сидели у окна на верхнем этаже, наблюдая за багровым адским маревом, разлившимся в небе над Ист-Эндом. Как оказалось, это было лишь началом кошмара. В начале девятого немецкие бомбардировщики вернулись, чтобы сровнять с землей городские доки, фабрики и электростанции. Они уничтожили сотни домов портовых рабочих, повредили водопровод, газовые трубы и телефонные кабели.

Они терзали город всю ночь. Наконец в полпятого утра прозвучал сигнал отбоя. Вивиан, Эйприл, Теодор и миссис Хансен, усталые, выползли из убежища. Но в эту ночь ни один из них не сомкнул глаз. Их ошеломил ужас, обрушившийся на их город. Повсюду бушевали пожары. Не было ни газа, ни электричества, ни воды. Почти весь Ист-Энд обратился в руины и пепел.





Эйприл и Вивиан несколько раз пытались дозвониться до винного магазина, но телефонные кабели были перебиты – и связи между районами почти не было. Они порывались поехать туда и поискать отца, но Теодор не разрешил им даже приближаться к Ист-Энду. Аварийные службы до сих пор пытались усмирить пожирающие его пожары. Теодор сказал, что это слишком опасно. Дороги были непроходимы из-за обломков зданий и оставленных бомбами гигантских воронок, троллейбусные линии отключили. Вивиан и Эйприл оставалось лишь терпеливо ждать. Они отправились помогать в местную начальную школу, где волонтеры организовали передвижную столовую. Там раздавали бутерброды тем, кто остался без крыши над головой.

Люди, в саже и пыли, устали и проголодались. Некоторые из них потеряли близких. Вскоре Вивиан и Эйприл узнали, что в эту ночь погибло больше четырехсот человек: одни были погребены под обломками, других забрал огонь. Еще больше людей получили серьезные травмы.

– Когда же папа даст о себе знать? – спросила Вивиан у Эйприл, распаковывая хлеб и открывая контейнеры с нарезанной ветчиной, доставленные волонтерами из Клэпхема.

– Не знаю. Он обычно ни о чем таком не задумывается. Ему и в голову не придет, что мы можем переживать за него или что ему следует выйти на связь.

– Или он сейчас лежит в госпитале, без сознания. Или хуже. Эйприл, а что, если…

– Не смей даже думать об этом, Вивиан. – Эйприл полоснула ее острым взглядом. – Сосредоточься на деле. Бери нож и намазывай горчицу на хлеб.





Вестей от отца они так и не дождались. Ночью немецкие самолеты вернулись. Их было поразительно, ужасающе много. Вивиан и Эйприл снова пришлось отсиживаться в тесном бомбоубежище. Лондон бомбили больше девяти часов подряд – в результате погибло еще около четырехсот человек.

Теодор вернулся из офиса только поздно вечером на следующий день. Он позвал Вивиан и Эйприл в гостиную и попросил их присесть.

– Мне жаль сообщать вам это, – тихо сказал он, – но у меня есть новости о вашем отце. Печальные новости.

Вивиан сжала руку Эйприл.

– Вечером в субботу винный магазин сгорел дотла, – продолжил Теодор. – Останки вашего отца нашли сегодня утром.

Слова Теодора эхом отдавались в голове Вивиан. Ей потребовалась секунда, чтобы осознать смысл его слов. Затем ее живот скрутило от боли.

Она закрыла глаза, пытаясь совладать со своими эмоциями:

– Это точно он?

– Абсолютно. Кроме него, в доме не было зарегистрированных жильцов. И его тело оказалось единственным в здании.

Вивиан было непросто смириться с мыслью о том, что он умер в одиночестве. Ее захлестнуло чувство вины за то, как легко она его бросила. На глаза навернулись слезы.

– Мы должны опознать его? – непринужденно уточнила Эйприл.

– Нет, – покачал головой Теодор. – Боюсь, опознавать там особо нечего. Всю улицу превратили в выжженное поле.

Некоторое время Вивиан молча обдумывала его слова. Затем, в поисках утешения, она повернулась к Эйприл, которая немедленно раскрыла объятия и прижала ее к себе.

– Почему он не спустился в бомбоубежище? – дрожащим голосом запричитала Вивиан. – Наверняка мог бы успеть. Сирены же включили.

– Может, он был в стельку пьян, – с горечью пробормотала Эйприл. – Вырубился на диване. Или не допетрил, что это не учебная тревога.

Вивиан вздрогнула. Иногда ее сестра проявляла невероятную черствость.

– Не стоит говорить о нем плохо. Его больше нет.

– Пожалуй. Но оплакивать его я не буду. Он был мерзавцем, и мы обе это знаем.

Теодор предпочел не вмешиваться в их разговор.

Эйприл отвернулась, затем резко встала:

– Я на кухню. Мне надо отвлечься. Почистить картошку, например.

Пока Вивиан смотрела ей вслед, Теодор подошел ближе и опустился рядом с ней на диван.

– Я знаю, сейчас она кажется совершенно бессердечной, – начала Вивиан, чувствуя непреодолимое желание как-то оправдать поведение сестры. – Но она не такая. Она просто не привыкла давать слабину. Вот и держит все внутри. Печали и рыданиям она обычно предпочитала гнев. Возможно, поэтому она такая сильная.

– Вечно ты ее защищаешь, – прошептал он. – Всегда видишь в людях лучшее. Я очень надеюсь, что она не разобьет тебе сердце.

– Не разобьет.

– Мне бы твою уверенность, – осторожно ответил он и заключил ее в утешающие объятия. – Я постараюсь больше ей доверять. Обещаю. И я соболезную твоей утрате, Вивиан. Правда.

Она кивнула, прижалась к нему и заплакала.

Глава 19

Ночью бомбардировщики вернулись. Как прилетели и на следующую ночь. И через ночь после. Бомбы безжалостным градом сыпались на Лондон, невинные люди продолжали гибнуть. Неделю бессонных ночей они провели вчетвером в тесноте убежища, и миссис Хансен попросилась в отставку. Она хотела уехать в Лестер – пожить какое-то время у сестры.

– Говорят, Лондон все выдержит, – пояснила она. – Но у меня терпение на исходе. Я лишусь рассудка, если проведу еще одну ночь под немецкой бомбежкой. Меня все время одолевает ужас – даже волосы выпадать начали.

Ее пожалела Вивиан:

– Бедная вы. Конечно, уезжайте. Переждите пока в безопасности. Надеюсь, вы возвратитесь к нам после войны, когда все вернется на круги своя. Уверена, в конце концов так и будет.

Но верила ли она сама в свои слова? После ночных налетов спокойная жизнь казалась бесконечно далекой.

Миссис Хансен потребовался час, чтобы собрать вещи и уехать.

Когда Теодор вернулся домой, Вивиан и Эйприл, с затуманенными от слез глазами, готовили ужин.

– Что ж, – протянул он, – вам обеим нужно уезжать. Утром я позвоню маме – договорюсь, чтобы вас приняли в Суррее. Поедете в загородный дом моей семьи.

– Что? – Вивиан резко повернулась к нему лицом. – Нет! Я с ними даже не знакома. И прекрасно знаю, как они ко мне относятся. Мне там не будут рады. И вообще, не хочу тебя оставлять.

– Это ненадолго, – заспорил он. – Пока тут все не уляжется. И я не сомневаюсь, отец с матерью запоют по-другому, когда узнают, что ты вынашиваешь моего ребенка – потенциального наследника.

– Ни за что! – горячо возразила ему Вивиан. – У нас есть отличное бомбоубежище на заднем дворе. И вообще, это не может продолжаться вечно. Скорее всего, худшее уже позади. Вдруг к концу недели у Гитлера закончатся бомбы?

– Не закончатся. Мы знаем, какими ресурсами они располагают, и знаем о его планах. Он жаждет сломить наш дух, но Черчилль полон не меньшей решимости сдержать удар. Так что в ближайшее время это продолжится. Вам нужно уехать за город.

– Нет, я никуда не поеду – и ты не заставишь меня, Теодор. Я не хочу. Я не оставлю тебя.

Они буравили друг друга взглядами, ни один из них не собирался уступать.

Наконец Эйприл отложила нож и вытерла руки о фартук:

– А ну перестаньте, оба. Мы на одной стороне вообще-то.

– Значит, так. – Теодор заговорил густым, решительным голосом. – Вот как мы поступим. Можете пока остаться здесь, но пообещаете прятаться в убежище, как только услышите вой сирен. Кое-кто игнорирует предупреждения. Рискуют жизнями, лишь бы поспать в своих постелях.

– Конечно, мы будем прятаться, – заверила его Вивиан. – Я беспокоюсь о собственной безопасности. Ты прекрасно это знаешь.

Теодор повернулся к Эйприл:

– Слышала, что она сказала?

– Да. Не переживай. Если тебя не будет рядом, я сама затащу ее в бомбоубежище, как только объявятся самолеты.

Теодор, казалось, смирился с их решением и вышел из кухни.





Дневные часы пролетали удивительно быстро. А потом на них обрушивалась очередная ночь воздушных налетов, и они бросались вниз по лестнице, выскакивали через заднюю дверь и спускались в свое крошечное убежище.

Часто они оставались вдвоем – только Вивиан и Эйприл. Теодор нередко задерживался на работе и ночевал в министерском укрытии.

– У меня все мысли разбегаются, – призналась Вивиан, включая лампу в убежище, пока Эйприл запирала дверь. – Настоящая каша в голове. Я еще никогда не проводила столько ночей подряд без сна.

– Сегодня десятая ночь. – Эйприл опустилась на деревянную койку и натянула на колени шерстяное одеяло. – Когда уже это закончится?

– Не знаю. Думаешь, у Гитлера такой план? Измотать нас и заставить сдаться?

– Может быть.

Какое-то время они сидели молча, прислушиваясь к гулу самолетов и грохоту зенитных орудий, стреляющих в освещенное прожекторами небо. Секундой позже они услышали пугающий визг бомбы, разрезавший воздух подобно могучему порыву ветра. Землю сотряс взрыв – Эйприл и Вивиан подпрыгнули от неожиданности.

– Такое ощущение, что эта упала совсем близко, – заметила Вивиан, вскакивая на ноги и пытаясь отдышаться. – Скорее всего, на нашу улицу. – Она беспомощно уставилась на дверь. Ей отчаянно хотелось узнать, в порядке ли их соседи.

– Ты туда не пойдешь, – сказала Эйприл. – А ну сядь. Мы откроем дверь только после сигнала отбоя.

Сердце Вивиан бешено колотилось, но она послушно села и постаралась успокоиться.

– Хорошо, что твой Людвиг не пилот бомбардировщика, – сказала она. – Я вряд ли смогла бы простить его, зная, что он и его дружки сотворили с нашим городом.

Эйприл ничего не ответила. Она молча легла на койку и отвернулась к гофрированной металлической стене.





Сигнал отбоя прозвучал только на рассвете. Каким-то чудесным образом, уже после трех ночи, Эйприл и Вивиан умудрились задремать, несмотря на беспрерывный шум самолетов и грохот зениток. Должно быть, их сморило из-за полнейшего истощения – они бы ни за что не заснули, зная, что их улица под прицелом.

И вот они осторожно поднялись с коек и открыли дверь. Снаружи их встретил туманный утренний свет. Их дом не получил видимых повреждений, но когда они отважились выйти через парадную дверь, то не узнали свой район. Три дома разнесло вдребезги: от них не осталось ничего, кроме груды битого кирпича, пыли и деревянных балок, торчащих из руин. Спасатели в жестяных касках разгребали завалы в поисках выживших.

Пока Вивиан находилась в прострации, ошеломленная, парализованная шоком, Эйприл быстро зашагала к руинам. Стряхнув с себя оцепенение, Вивиан поспешила за сестрой. Тротуар жалобно хрустел битым стеклом. Посреди улицы образовалась огромная пятнадцатиметровая воронка, вокруг которой валялись осколки разбитого здания. При виде ее Вивиан в ужасе разинула рот.

– Внутри кто-нибудь был? – спросила Эйприл у одного из патрульных.

Он остановился, снял шлем и провел рукой по мокрым от пота волосам.

– Пока мы обнаружили три тела. Лопатой пришлось отскребать. – Он, выкатив глаза, уставился на Вивиан. – Прошу прощения, мэм. Не следовало мне этого говорить. Тяжелая выдалась ночь. – Он перекрестился. Позади него обнюхивала обломки и заливалась лаем собака.

Вивиан понимающе сжала плечо патрульного:

– Прошу, не извиняйтесь. То, что вы делаете, требует огромного мужества. Вам что-нибудь принести? Я живу чуть дальше по улице. Может, выпьете чаю? С печеньем?

– Не хочется вас напрягать.

– Нам не сложно. Мы сейчас вынесем вам термос.

Обернувшись, она увидела, что Эйприл уже ушла. Вивиан озиралась по сторонам, пока не заметила сестру на полпути к дому. Она стояла, согнувшись пополам, исторгая содержимое желудка на булыжную мостовую.





– Ты что-то увидела? Что-то ужасное? – спросила Вивиан, поднимаясь по лестнице в спальню вслед за Эйприл. – Тебе из-за этого стало плохо? Или есть какая-то другая причина?

Она предполагала, что Эйприл поймет, о чем речь.

Забравшись в постель, Эйприл натянула одеяло до самых ушей.

– Не хочу говорить об этом сейчас.

– Это то, о чем я думаю?

Эйприл отвернулась, перекатившись на бок:

– Да.

Волна гнева прокатилась по венам Вивиан, но она не шелохнулась и не отвела взгляда:

– Ты уверена, Эйприл? У врача была?

– Нет, не была, но да, я уверена. У меня задержка. – Она говорила приглушенно, уткнувшись в подушку. – Наверное, это произошло в Париже. Прямо перед тем, как мы расстались.

Вивиан недоверчиво склонила голову набок:

– О, Эйприл. Как ты могла быть такой беспечной?

Наконец сестра повернулась к ней:

– Не была я беспечной. Мы всегда были очень осторожны. Я не знаю, как так получилось.

Разочарованно вздохнув, Вивиан подошла к окну. На улице кружком стояли мальчишки, разглядывая осколок бомбы.

– И что, черт возьми, мы будем с этим делать? – спросила она.

– Мы? – огрызнулась Эйприл. – Это моя проблема, а не твоя.

– Ты моя сестра, мы с тобой живем под одной крышей, так что это и моя проблема тоже. – Она опустилась на табурет перед туалетным столиком. – О, Эйприл, – вздохнула она. – Почему все так? Война… бомбы… все эти конфликты и сражения. А теперь еще выясняется, что ты носишь под сердцем ребенка немецкого офицера. Это уже слишком. Такое чувство, что весь наш мир трещит по швам.

Отчаянно независимая и всегда такая гордая, Эйприл протестующе откинулась на подушки:

– Как я уже сказала, это не твоя проблема. Я не позволю этому встать между тобой и Теодором. Я сама со всем разберусь.

– Как? Как ты собираешься с этим разобраться?

– Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.

Некоторое время Вивиан гадала, как ее сестра будет решать этот вопрос. Затем вздохнула, признавая свое поражение, и встала:

– Я обещала чай тем парням. Пойду отнесу им, а потом вернусь и мы обсудим план действий.

К счастью, спорить Эйприл не стала. Она молча смотрела вслед Вивиан – но покорности в ней не чувствовалось. Вивиан не сомневалась, что она уже приняла решение. Что бы Вивиан и Теодор ей ни сказали, она уже не изменит его. Эйприл была упрямой и настырной. Когда она чего-то хотела, переубеждать ее было бесполезно. Единственный вопрос заключался в том, что она надумала.





Вскоре после того, как Вивиан вернулась с пустым термосом и корзинкой с чашками, пришел и Теодор. Он спустился к ней на кухню, застав ее за мытьем посуды.

– Уже вернулся? – удивилась она, бросаясь в его объятия. – Видел, что творится на улице? Мы были в убежище – земля ходуном ходила.

Поцеловав ее в макушку, он отстранился и заглянул ей в глаза:

– Где Эйприл?

– Наверху. А что такое?

– Позови ее. Мне срочно нужно с ней поговорить.

Уловив нотки серьезности в голосе мужа, Вивиан бросила мыть посуду и поспешила на третий этаж. Эйприл сидела за туалетным столиком, надевая сережки.

– Тебе нужно спуститься. Теодор пришел – хочет с тобой поговорить.

– О чем?

– Не знаю.

– Ты его не спросила?

Вивиан мотнула головой.

– Ты ведь не рассказала ему о моей проблеме, правда? – уточнила Эйприл.

– Нет. Он только вошел. Но не заставляй его ждать. Мне показалось, это срочно. Я не знаю, в чем причина.

Эйприл встала и вслед за Вивиан спустилась в гостиную. Теодор стоял, облокотившись на каминную полку.

– Эйприл, – начал он, – у меня есть к тебе вопрос, и мне нужно, чтобы ты ответила на него честно. Ты пыталась отправить телеграмму немецкому офицеру в Париж? Подполковнику Людвигу Альбрехту.

Эйприл покачала было головой, но затем осеклась:

– Как ты узнал?

Вивиан опустилась на стул и уронила голову на руки:

– Скажи мне, что ты этого не делала.

Эйприл вызывающе вздернула подбородок:

– Делала. Но я не передавала ему ничего такого. В смысле, ничего опасного для Англии. Это было личное.

Теодор принялся расхаживать взад-вперед по комнате:

– Да, я догадался. Но даже если ты не изменяла Англии, то мое мнение не имеет никакого значения. Думаю, примерно через час в эту дверь постучат агенты МИ-5. Они тебя арестуют.

– Что? – Щеки Эйприл вспыхнули. – За что? Я же сказала, это личное.

Вивиан вскочила на ноги:

– Что они с ней сделают?

– Сначала ее будут допрашивать. Долго. Пока не убедятся, что она ничего не зашифровала в своем послании. Затем – если поверят, что все чисто, – ее могут отправить в концлагерь на острове Мэн. Пока идет война, она будет считаться лицом, представляющим угрозу для национальной безопасности. – Он мрачно взглянул на Эйприл. – То, что ты носишь ребенка нацистского офицера, вызывает некоторые сомнения относительно твоей преданности стране в случае вторжения.

Сердце Вивиан бешено заколотилось:

– Откуда ты об этом знаешь? Она еще и к врачу не ходила. Даже я узнала об этом только сегодня утром.

– Это было в телеграмме, которую мы вчера перехватили, – спокойно пояснил он.

Вивиан резко повернулась к сестре:

– Ты совсем рехнулась?

– Да, теперь я это понимаю, – ответила Эйприл, даже слишком безмятежно. Она неспешно подошла к окну и выглянула на улицу.

Вивиан посмотрела на Теодора:

– Ты сказал, они будут через час?

– Да.

– К этому времени ее здесь не будет. Надо увести ее. Эйприл, иди собирайся!

– Нет! – крикнул Теодор, яростно заступая ей дорогу. – Она должна сдаться и сотрудничать с ними. Ее побег будет расценен как явный признак вины, и они не пожалеют сил, чтобы изловить ее. И тогда, уверяю тебя, ситуация станет намного хуже. Послушай меня, Вивиан. Лучше мне быть здесь, когда они придут. Тогда я использую свое влияние и сделаю все возможное, чтобы ей помочь. Попробую убедить их в том, что это было самое обыкновенное любовное послание от наивной девушки.

– А если они тебе не поверят? – спросила Вивиан. – И даже если поверят… Ты сказал, ее отправят на север – в концлагерь. Этого нельзя допустить. Она же ждет ребенка. Немецкого ребенка. Ты только представь, как с ней там будут обращаться!

– Поверь, альтернатива намного хуже, – не уступал Теодор. – Если они решат, что она виновна в государственной измене, ее казнят. Если она соберет свои пожитки и сбежит, то подпишет себе смертный приговор. Далеко она не уйдет. Это остров, и мы находимся в состоянии войны. Ее объявят в розыск. Да прислушайтесь вы уже к голосу разума! Она должна сдаться и сотрудничать – и обещаю, я, аккуратно, конечно, сделаю все возможное, чтобы с ней нормально обращались.

– В каком смысле «аккуратно»? – нахмурилась Вивиан. – Беспокоишься о своей репутации? Боишься, как бы все не узнали, что твоя невестка, которая живет у нас уже несколько недель, симпатизирует нацистам?

Услышав это, Эйприл развернулась:

– Я не симпатизирую нацистам.

– Не буду врать, – сказал Теодор, – мне приходится принимать это во внимание.

– Поэтому ты советуешь ей сотрудничать? – продолжала наседать на него Вивиан, как будто Эйприл не было в комнате. – Чтобы все выглядело так, будто ты помог разоблачить ее? Сдать властям?

– Нет, Вивиан. Все совсем не так. Вообще-то я очень рискую, приходя сюда и рассказывая вам все это. Но я не мог не предупредить вас, потому что я люблю тебя и мне важно твое счастье. Разве ты этого не видишь?

– Нет, честно говоря, не вижу. Не тогда, когда ты советуешь моей сестре сдаться и отправиться в тюрьму.

– А что еще ты предлагаешь?

– Не знаю! Мы могли бы помочь ей сбежать, спрятать ее. Пусть уедет из города. Возможно, к твоей семье. У них же много собственности. Может, у них найдется какой-нибудь тихий коттедж вдали от всех.

– Не будь наивной.

– Ладно. Но ты пытался убедить нас уехать из Лондона, пожить с твоей семьей. Возможно, пришла пора это сделать?

– Это было до телеграммы.

Эйприл встала посреди комнаты:

– Прекратите. Вы оба. Я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня. И, пожалуйста, не говорите обо мне так, будто меня здесь нет, будто вы тут определяете мою судьбу. От вас ничего не зависит. Я уже все решила. – Она повернулась к Теодору. – Спасибо, что предупредил, но сейчас тебе лучше вернуться на работу.

Она вышла из комнаты.

– Почему это? – поинтересовался Теодор, выбежав за ней к подножию лестницы.

Эйприл была уже на полпути наверх.

– Потому что тебе лучше не знать, что я собираюсь сделать.

– Но это же очевидно! – крикнул он. – Ты собираешься последовать совету Вивиан и сбежать!

Эйприл исчезла на следующем лестничном пролете. Теодор повернулся к Вивиан.

– Да поможет ей Бог, если она попытается вернуться во Францию. Подозреваю, что именно это она и задумала. Ты должна что-то сделать. Попробуй отговорить ее. Убеди ее спокойно пойти с агентами, когда они придут за ней.

– Нет, я не стану этого делать, – покачала головой Вивиан. – Но в одном я с тобой согласна. Не надо ей возвращаться во Францию. Я просто хочу, чтобы она была в безопасности. Здесь, в Англии.

– Чтобы она была беглянкой в собственной стране? Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, Вивиан.

И тут истошно завыла сирена воздушной тревоги.

– Только не сейчас! – закатила глаза Вивиан.

Теодор подошел к окну и выглянул на улицу. Люди уже спешили к ближайшему спуску в метро.

– Нам надо в убежище, – сказал он. – Беги за сестрой. Слава богу, теперь ее арест откладывается до отбоя. По крайней мере, у нас будет шанс вразумить ее.

Как только он отвернулся от окна, раздался ужасающий рев бомбардировщиков, за которым последовал свист падающей с неба бомбы.

Вивиан застыла на месте. Теодор потянулся к ее руке – как раз в этот момент бомба влетела в заднюю часть их дома и взорвалась. Казалось, будто мимо на полной скорости пронесся паровоз – и врезался в цементную стену. Окна разбились, двери слетели с петель. Шиферная черепица на крыше лопнула, будто игрушечная. Здание рушилось – этаж за этажом.

Пыль взвилась вверх грибовидным облаком – и воцарилась тишина.





Вивиан очнулась от гулкого звука собственного сердцебиения. Некоторое время она жмурилась и разлепила глаза лишь для того, чтобы увидеть узкую полоску света. Легкие обжигала витающая в воздухе каменная пыль. Что случилось? Что-то давило ей на грудь. Она едва могла дышать, но боли не чувствовала. Только оцепенение. Паралич.

– Теодор? – прохрипела она. Горло засаднило, во рту появился привкус крови.

Вдалеке завыли сирены «скорой помощи». Где-то лаяла собака… Скрежетали растаскиваемые кирпичи…

– Вивиан! – донесся до нее голос сестры.

Слава богу…

– Эйприл? – слабо ответила она. – Это ты?

– Да, я здесь. Я иду. Подожди. – Эйприл отбросила еще несколько кирпичей в сторону, но Вивиан все равно едва удавалось набирать в легкие воздух. Каждый вдох давался ей с трудом и обжигал горло.

– У меня что-то на груди, – простонала Вивиан. – Тяжелое. Мне страшно, Эйприл.

– Не бойся. Я с тобой. – В голосе Эйприл слышалось отчаяние, но она продолжала мужественно копаться в обломках.

Давление немного ослабло, но дышать по-прежнему было сложно.

– Где Теодор?

Эйприл не ответила. Она кряхтела, растаскивая бесчисленные кирпичи. Вивиан прислушивалась к глухому звуку, с которым они ударялись друг о друга.

– Теодор?.. – снова позвала она, хрипло кашляя.

– Он там, – сказала Эйприл. – Взрыв был сильным.

Несколько секунд Эйприл молча смотрела на нее. Затем она, застонав от боли, упала на колени и взяла Вивиан за руку.

– Я не знаю, что делать. Я не смогу тебя вытащить. Тебя придавило деревянной балкой. Мне нужно позвать кого-нибудь на помощь.

– Нет. Пожалуйста, не оставляй меня. Теодор поможет. Теодор! – Она снова закашлялась.

– Мне так жаль, Вивиан. – Голос Эйприл дрогнул. – Но он тебя не слышит. Он… он ушел. Прошу, побереги силы.

– Что? – Вивиан ничего не понимала. У нее кружилась голова, она была сбита с толку. Дезориентирована. Едва могла что-то видеть. Она знала, что ее глаза открыты, но не могла различить ничего, кроме слепящего света.

– Пожалуйста, просто держись, – плакала Эйприл. – Помощь уже близко.

Соседский пес по-прежнему заливался лаем. Казалось, он совершенно обезумел.

Эйприл зарыдала. Она всем телом прижалась к Вивиан, обнимая ее.

– Твои слезы на моем лице, – тихо прошептала Вивиан.

Эйприл, всхлипнув, поцеловала ее в лоб.

– Ради бога, не бросай меня. Я жить без тебя не могу. Не могу существовать в мире, в котором нет тебя.

Вивиан хотелось как-то утешить сестру, но она боролась за каждый свой вдох. Внезапно ей показалось, будто ее окунули в холодную ванну. Что ж, она хотя бы не ощущала боли.

– Теодор?

Эйприл сказала, он ушел. Ошиблась, наверное. Вивиан чувствовала, что он рядом.

– Подожди… Ты слышишь? – Вивиан повернулась к Эйприл. – Сигнал отбоя. Все будет хорошо.

– Да, – дрожащим голосом отозвалась Эйприл. – Все будет хорошо.

От объятий сестры веяло безопасностью – Вивиан больше не боялась. По крайней мере не за себя. Но за Эйприл – за Эйприл она боялась.

– Послушай, – прошептала Вивиан. – Возьми мое обручальное кольцо.

– Что? – Эйприл попыталась сесть.

– Я должна быть уверена, что с тобой все будет в порядке. Сними кольцо с моего пальца – и надень на свой.

– Зачем?

– Потому что за тобой придут – тебя арестуют и заберут куда-то. Мы не можем этого допустить. Ты должна быть в безопасности – чтобы заботиться о своем ребенке.

– Я не понимаю. – Эйприл заплакала пуще прежнего. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Возьми мое кольцо, – настаивала Вивиан. – Притворись мной. Теодор вписал меня в свое завещание. В него входят пожизненные выплаты. И тебя не арестуют.

– Я так не могу, – возразила Эйприл, безутешно рыдая. – И с тобой все будет в порядке, Вивиан. Прошу! Не оставляй меня!

Вивиан вздрогнула от болезненного, обжегшего легкие вдоха.

– У нас мало времени. Возьми кольцо и пообещай, что не предашь Англию. Что не вернешься к Людвигу. Он плохой человек. Так сказал Теодор. Пожалуйста, Эйприл, поверь мне. Останься здесь, в безопасности. Роди своего ребенка в Англии и никогда никому не рассказывай правды. Пообещай мне!

Она зашлась кровавым кашлем.

– Помогите! – закричала Эйприл. – Пожалуйста, кто-нибудь, на помощь!

Но никто не откликнулся и не пришел.

Силы стремительно покидали Вивиан. Она зажмурилась и с облегчением вздохнула, почувствовав, как сестра стаскивает с ее пальца золотое кольцо.

Она снова открыла глаза:

– Молодец. А теперь надень его. Ты теперь замужняя женщина, и тебя зовут Вивиан Гиббонс.

– Нет, я – не ты, – всхлипнула Эйприл. – Я никогда не могла притворяться тобой.

– Не могла – потому что нас было двое. Только не попадись. Не дай им поймать себя. Обещай мне, Эйприл. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Ни с того ни с сего ее тело обволокло приятное тепло. Объятия сестры дарили Вивиан покой и умиротворение.

– Обещаю. Я люблю тебя, – всхлипнула Эйприл.

Это были последние слова, которые услышала Вивиан. С ее губ сорвался вздох облегчения. Ей казалось, будто она куда-то уплывает. Она протянула руку и крепко сжала ладонь Теодора.

Глава 20

2011 год

Несколько секунд я молча смотрела на бабушку, не в силах вымолвить хоть слово. Ну еще бы. Отец озадаченно хмурился. Я чувствовала себя так, будто пыталась балансировать на доске для виндсерфинга – и тут в меня влетела выпущенная кем-то стрела.

– Подожди, – вмешался папа, подаваясь вперед. – Ты хочешь сказать, что погибла во время той бомбардировки? – Он покачал головой. – Нет, не так. Что Вивиан умерла, а Эйприл забрала ее кольцо… Но ведь это значит, что… ты – Эйприл?

Воздух в комнате заледенел, словно от наползшего со студеного моря тумана. Бабушка запрокинула голову и, моргая, смотрела в потолок. Я представила, как трудно ей, наверное, было пережить те мгновения: ее сестра умирала посреди обломков рухнувшего дома, а ей оставалось лишь беспомощно за этим наблюдать.

Я знала, каково это – смотреть, как уходит близкий человек, всем сердцем жалея, что все сложилось так, а не иначе. Что ты не сделала ничего, чтобы предотвратить это. Чтобы спасти его. После такого жизнь уже никогда не станет прежней. Скорбь и чувство вины будут преследовать тебя до конца дней.

– Папа, – наконец заговорила я, – давай отпустим бабушку? Пусть немного передохнет. Послушаем ее завтра.

Бабушка повернулась к отцу:

– У меня не было выбора, Эдвард. Меня собирались арестовать и отправить в тюрьму, когда я была беременна тобой. Меня даже казнить могли, если бы решили, что я помогаю немцам. Вполне могли. Или нет. Не знаю. И Вивиан взяла с меня слово, что я им не дамся. Это было последнее, о чем она меня попросила.

Папины глаза наполнились болью и ужасом от осознания произошедшего.

– Но если ты Эйприл, значит, я… – Он запнулся, схватившись ладонью за грудь.

– Да. Прости.

У папы отвисла челюсть:

– Но если верить Теодору, Людвиг был ужасным человеком, нацистом и военным преступником. – Папа отвел от нее взгляд и схватился за голову. – Как ты могла врать мне об этом, мама? Ты говорила, что я сын английского аристократа. И я помню тот огромный загородный особняк. Им ты тоже лгала?

– Папа… – одернула его я. – Бабушке нужна передышка. Она только что заново пережила смерть своей сестры.

– Родители Теодора узнали правду? – не отступал отец. – Поэтому мы уехали из Англии и никогда больше туда не возвращались? Почему мы не общались с ними после войны?

– Они ничего не знали, – ответила она.

– А Джек? Он знал?

– Сначала нет. Когда мы только встретились, он ничего не знал. Но в конце концов я ему рассказала. Я доверяла ему. И он ни разу не обманул моего доверия.

Я хотела задать бабушке множество вопросов, но она выглядела слишком изможденной и несчастной. Еще никогда я не видела ее такой старой.

– Очень устала, – сказала она. – Пойду наверх.

Я встала и помогла ей подняться на ноги. Отец по-прежнему сидел в задумчивом молчании, хмуро глядя в пол.

Бабушка всегда была гордой и упрямой – она никогда не позволяла нам помогать ей подниматься и спускаться по лестнице. Но сегодня она взяла меня под руку, покорившись собственной старости. Мы шли медленно и осторожно.

– Спасибо, что рассказала нам, – поблагодарила я бабушку, когда мы добрались до ее спальни на втором этаже. Внутри у меня все переворачивалось. Внезапно она показалась мне чужой. Кем была эта женщина, которую мы на самом деле не знали?

Эйприл.

Отчасти я чувствовала себя уязвленной. Если она доверилась дедушке Джеку, почему не рассказала все папе и мне? Неужели за прошедшие годы у нее ни разу не возникло искушения во всем сознаться?