Агата Кристи



У мертвеца были белые зубы

Agatha Christie «White Teeth», London, 1965



Эркюль Пуаро обедал со своим другом, Генри Воннингтоном в «Доблестной попытке» на Кинг-Роуд в Челси. Мистер Воннингтон любил этот ресторан. Здесь он наслаждался атмосферой и английской кухней. Ему было приятно показать людям, обедавшим с ним, место, которое занимал Август Джон и привлечь их внимание к золоченой книге, где стояло имя этого знаменитого артиста.

Сам мистер Воннингтон был менее всего артистом. И не охотно украшал себя действиями других в этой области.

Молли, его любимая официантка, приветствовала мистера Воннингтона, как своего старого друга. Она чуточку гордилась тем, что помнит вкусы своих клиентов.

— Добрый вечер, господа, — сказала она, усаживая их. — Вам повезло: у нас сегодня индейка с каштанами, ваше любимое блюдо. И вам понравится стилтоновый сыр, мы только что его получили. Что возьмете на первое — суп или рыбу?

— Только никаких ваших французских закусок, — сказал он Пуаро, который изучал меню, — пусть будет хорошая английская кухня!

Пуаро махнул рукой.

— Дорогой друг, — сказал он, — я полностью с вами согласен.

— Ага… так…

Нахмурившись, Воннингтон заботливо выбирал. Наконец, он со вздохом откинулся назад и развернул салфетку.

— Хорошая девушка, — сказал он, когда Молли отошла. — В свое время она была красавицей и работала натурщицей. И, что гораздо важнее, она разбирается в кухне. Женщины обычно в этом отношении безалаберны. В большинстве случаев они, приходя обедать с мужчиной, который им нравится, не обращают внимания на то, что едят, и заказывают первое попавшееся блюдо

Эркюль Пуаро покачал головой:

— Это ужасно.

— Слава богу, мужчины совершенно другие, — самодовольно заметил Воннингтон.

— Все? — спросил Пуаро с чуть заметной искоркой в глазах.

— Нет, вероятно, не все. Очень молодые — нет. Щенки. У всех у них ни разума, ни выдержки. Я не люблю молодых, и… — добавил он беспристрастно, — они мне платят тем же. Может быть, они правы? Но послушать их, так мужчина после шестидесяти ив имеет права жит»! А глядя на их образ действий, невольно думаешь, не помогают ли они в какой-то мере своим старым родственникам перейти в мир иной?

— Вполне возможно, — согласился Пуаро.

— Приятная мысль! Ваши полицейские расследования разрушают все наши идеалы.

Эркюль Пуаро улыбнулся.

— Однако, — сказал он, — было бы интересно составить список людей старше шестидесяти, умерших от несчастных случаев. Уверяю вас, это дало бы вам пищу для размышлений. Беда с вами, вы всегда приходите заранее на место преступления и дожидаетесь, когда оно совершится…

— Простите, — сказал Пуаро, — я увлекся. Расскажите мне лучше, как у вас дела, как вы смотрите на современный мир.

— Хаос! Неразбериха! И бесконечные разговоры для того, чтобы скрыть эту неразбериху! Как соус к несвежей рыбе! Нет, уж мне дайте честный кусок филе морской рыбы, и больше ничего!

Как раз в это время Молли принесла филе, и Воннингтон, довольный, заворчал:

— Вы знаете мои вкусы, малютка!

— Естественно, вы же часто бываете здесь, сэр.

— А разве люди всегда едят одно и то же? — спросил Пуаро. — Они никогда не заказывают что-нибудь другое?

— Только не мужчины. Дамы любят разнообразие, а джентельмены верны своим привычкам.

— Что я вам говорил? — спросил Воннингтон. — Женщины совершенно безмозглы. когда дело касается пищи! — Он огляделся вокруг. — Посмотрите на того бородатого старого типа, вон в том углу. Молли вам скажет, что вот уже десять лет он приходит сюда по вторникам и четвергам. Он стал почти частью мебели. Но никто не знает ни его имени, ни профессии, ни адреса. Странно, как подумаешь, правда? Подошла Молли с индейкой. Он повернулся к ней.

— Я вижу, что у вас по-прежнему старая клиентура?

— Да, сэр. Во вторник и четверг. Но на прошлой неделе он пришел в понедельник. Я прямо встревожилась: неужели сегодня вторник? Нет, он пришел на следующий день, так что понедельник был исключением.

— Смена привычек? Интересно! — пробормотал Пуаро. — И почему?

— Вы знаете, сэр, у меня было впечатление, что у него неприятности.

— Почему вы так подумали? По его поведению?

— Нет, не совсем так. Он очень спокоен, как обычно. Он никогда ничего не говорил, кроме «здравствуйте» и «до свидания». Дело в его заказе.

— В заказе?

— Джентльмены могут смеяться, — Молли покраснела, — но когда обслуживаешь клиента в течении десяти лет, то знаешь, что он любит, а что нет. Он терпеть не мог пудинга с костным жиром, тутовые ягоды и ни разу не заказал густого супа. Так вот, в понедельник он заказал томатный суп, бифштекс, пудинг с костным жиром и торт с тутовыми ягодами! Можно было подумать, что он и сам не знает, что спрашивает!

— Это становится все более и более интересным, — заметил Пуаро Молли с признательностью посмотрела на него и отошла.

— Ну, Пуаро, — хихикнув, сказал Воннингтон, — каковы же ваши детективные выводы?

— Я предпочел бы послушать сначала вас.

— Я должен изображать Ватсона? Ладно: старик был у врача, и тот рекомендовал ему диету.

— Из подобных блюд? Ни один врач не может этого сделать.

— Врачи что хочешь скажут, дружище!

— Другого объяснения у вас нет?

— Если серьезно, то у меня только одно объяснение: он был охвачен ужасным волнением. Он был так расстроен, что не обратил внимания на то, что заказывает и что ест. А теперь вы скажите, что происходило в его черепе? Может, он замышлял убийство?

Он засмеялся, но Пуаро не поддержал его. Он даже выглядел очень озабоченным…



***



Недели через три, Воннингтон и Пуаро встретились в метро. Они кивнули друг другу, разделенные толпой. На Пикадилли-Цирк вышло много параду и они смогли сесть.

— До чего же хорошо? — сказал Воннингтон. — Вот где банда эгоистов! Не нашлось ни одного, кто бы уступил нам место! Эркюль Пуаро пожал плечами.

— Что вы хотите? Жизнь переменчива.

— Это да. Нынче здесь, завтра там, — мрачно ответил Воннингтон. — Да, кстати, вы помните того оригинала, о котором мы говорили в ресторане? Меня не удивит, если он уже едет в лучший мир. Он не приходит уже неделю. Молли расстроена.

Эркюль Пуаро выпрямился. Глаза его блеснули зеленым огнем.

— Правда? — спросил он.

— Вы помните, -продолжал его друг, — я высказал предположение, что врач прописал ему диету? Конечно, мысль о диете смешна, но если он действительно советовался с врачом и узнал что-то плохое о своем здоровье, это могло причинить ему шок, который и объясняет его рассеянность во время еды. Во всяком случае, встряска, которую он получил, ускорила его отбытие из этого подлого мира. Врачи должны быть осторожными, разговаривая с больными!

— Они вообще всегда осторожны, — сказал Пуаро. — Вот и моя станция. До свидания. И подумать только, что мы так и не узнаем, кто был тот тип. Дурацкая ситуация…

— Дурацкая страна! — сказал Воннингтон и поспешил к выходу.

Вернувшись домой, Пуаро дал кое-какие инструкции своему верному слуге Джорджу.

Эркюль Пуаро вел пальцем по списку умерших в определенном районе и внезапно остановился.

— «Генри Раскойн, 69 лет». Я могу начать с него.

В тот же день, немного позднее, детектив сидел в приемной доктора Мак-Эндрю на Кинг-Роуд. Врач-шотландец, рыжий, высокого роста, с умным лицом.

— Раскойн? — спросил он. — Да. точно. Эксцентричный старик. Он жил в одном из старых домов, предназначенных к сносу. Я не лечил его, но меня вызвали, поэтому

я и узнал, кто он. Тревогу забил молочник: бутылки с молоком стояли на площадке нетронутыми. Соседи вызвали полицию. Открыли дверь и нашли его. Он упал с лестницы и сломал шею. На нем был старый халат с длинным поясом… Видимо, он на него наступил.

— Понятно, — сказал Пуаро. — Несчастный случай.

— Да.

— У него были родственники?

— Племянник. Он приходил к дяде примерно раз в месяц. Его зовут Джордж Лорример. Он тоже врач, живет в Уимблдоне.

— Смерть старика его огорчила?

— Не могу вам сказать. Он любил его, но знал мало.

— Сколько времени мистер Раскойн был уже мертв, когда вы его увидели?

— Не меньше 48 часов и не более 72. Его нашли в шесть часов утра, но в кармане его халата было письмо, написанное третьего, опущенное в Уимблдоне днем и врученное в тот же день в 9.20. Это согласуется с содержанием желудка и состоянием пищеварения. Он принимал пищу за два часа до смерти. Я осматривал его в шесть часов утра. И было очень похоже, что он умер шестьдесят часов назад. Мне кажется, все очень точно.

— Когда его видели в последний раз?

— Вечером третьего, около семи, на Кинг-Роуд. Это был вторник и он обедал в.Доблестной попытке\". Он, кажется, каждый вторник там обедал. Когда-то он был артистом. Правда, очень плохим.

— Кроме этого племянника, у него не было родных?

— Брат-близнец. Довольно любопытная история: они не встречались много лет. Второй брат, Энтони Раскойн,. женился на богатой и забросил искусство. Из-за этого они поссорились и никогда больше не виделись, но удивительная вещь -умерли они в один день: тот брат скончался в три часа дня третьего числа. Я не раз слышал, что близнецы умирают в один и тот же день, даже если они находятся в разных концах света. Возможно, это совпадение, но от фактов никуда не денешься.

— Жена второго брата еще жива?

— Нет, она умерла много лет назад.

— Где жил Энтони Раскойн?

— У него был дом на Кингстон Хилл. По словам доктора Лорримера, он жил затворником.

Эркюль Пуаро задумчиво покачал головой. Шотландец внимательно посмотрел на него.

— О чем вы задумались, месье Пуаро? — резко спросил он. — Я ответил на ваши вопросы, потому что у вас верительные грамоты, так что это был мой долг, но я не понимаю, чего вы добиваетесь?

— По-вашему, это просто несчастный случай, — тихо ответил Пуаро, — а по-моему, это — просто толчок.

Доктор Мак-Эндрю удивился.

— Другими словами — убийство? У вас есть основания для такого утверждения?

— Нет, всего лишь предположения.

— Но ведь что-то же должно быть? -. настаивал врач. Пуаро не ответил, и Мак-Эндрю продолжал:

— Если вы подозреваете племянника, то мне хотелось бы сказать вам, что вы на неверном пути. Лорример в тот день играл в бридж в Уимблдоне, с половины девятого до полуночи.

— И полиция это, конечно, проверила… — пробормотал Пуаро.

— У вас есть что-то против этого человека?

— Я и не знал о его существовании, пока вы мне не сказали.

— Значит, вы подозреваете кого-то другого?

— Нет, нет, дело не в этом. У вас перед глазами пример румнерских привычек человека, его сознания. Это очень важно. А в том, что касается покойного мистера Раскойна, кое-что, видите ли, не сходится.

— Не понимаю.

— Слишком много соуса к несвежей рыбе, — пробормотал Пуаро.

— Что, простите? Эркюль Пуаро улыбнулся:

— Вы, наверное, приняли меня за помешанного, доктор. Но у меня нет никаких умственных расстройств. Я люблю порядок и методичность, и нелогичное событие меня всегда раздражает. Я надеюсь, вы простите меня, доктор, что я вам надоедал?

Он встал. Поднялся и врач.

— Честно говоря, — сказал Мак-Эндрю, — я не вижу ничего подозрительного в смерти Генри Раскойна. Я считаю, что он упал, вы думаете, что его столкнули. Но все это висит в воздухе.

Эркюль Пуаро вздохнул.

— Да, хорошая работа.

— Вы все-таки думаете… Маленький человек развел руками.

— Я упрямый. У меня есть одна идейка, но ее нечем подпереть! Да, кстати, у Генри Раскойна были фальшивые зубы?

— Нет, свои, и в отличном состоянии. Даже удивительно в его возрасте.

— И он о них заботился? Они были белые и хорошо начищены?

— Да, я обратил на это внимание. Обычно у стариков зубы желтые, а у него были белые.

— Нисколько не окрашенные?

— Нет. Он не курил, если вы это имеете в виду.

— Я не думал именно об этом. До свидания, доктор. Очень благодарен вам за вашу любезность.

В «Доблестной попытке» он выбрал тот столик, за которым сидел со своим другом в тот раз. К нему подошла другая официантка.

— Молли в отпуске, — сказала она.

Было только семь часов, и детектив завел с девушкой разговор о старом мистере Раскойне.

— Да, — сказала она, — он уже столько лет приходил сюда, но никто не знал его имени. Только когда в газете появилось его фото, я сказала Молли: «Смотри-ка, это ведь наш старик!»

— Он обедал у вас в день своей смерти?

— Да, во вторник третьего. Он приходил каждый вторник и четверг, и был точен, как часы.

— Вы, наверное, не помните, что он ел в тот вечер?

— Подождите… Суп с пряностями и рисом, да… Пудинг… Или баранину? Нет, пудинг. Торт с тутовыми ягодами и яблоками и сыр. И подумайте только, что вернулся он домой и упал с лестницы! Говорят, он запутался за длинный пояс своего халата. Конечно, одевался он небрежно, кое-как, но держался всегда так, будто он «кто-то»! Здесь вообще интересные клиенты.

Она отошла и Пуаро принялся за рыбу. Глаза его блестели.

«Странно, — думал он, — что и очень умные люди промахиваются на деталях. Воннингтон заинтересуется. Но час дружеского разговора с Воннингтоном еще не наступил».

Вооруженный влиятельными рекомендательными письмами, Эркюль Пуаро не имел никаких затруднений в беседе с районным коронером.

— Интересная личность, этот Раскойн, — заметил он. — Человек эксцентричный, необщительный, а кончина его вызвала необычайный интерес, — и он с любопытством посмотрел на своего посетителя.

Эркюль Пуаро тщательно выбирал слова:

— Обстоятельства таковы, сэр, что расследование было бы желательно.

— Хорошо. Чем могу помочь?

— Вы считаете, что документы, представленные в суд, были сданы в архив, а то и уничтожены? Кажется, в кармане халата мистера Раскойна было найдено письмо?

— Да.

— Письмо от племянника, доктора Джорджа Лорримера?

— Точно. Письмо это помогло установить дату смерти.

— И эта дата подтверждена актом вскрытия?

— Вполне.

— Это письмо еще у вас?

Пуаро с тревогой ожидал ответа и вздохнул с облегчением, когда услышал, что документ еще существует.

Ему дали письмо и он тщательно его изучил. Оно было написано от руки:

\"ДОРОГОЙ ДЯДЯ ГЕНРИ!

С сожалением должен сказать, что я не имел успеха у дяди Энтони. Он не высказал никакого энтузиазма при мысли о вашем визите и не ответил на ваш призыв забыть прошлое. Он, видимо, очень болен и у него явно не все дома. Боюсь, что конец его близок. Он, кажется, едва вспомнил ваше имя. Мне очень жаль, что у меня ничего не получилось, но уверяю вас, я сделал все, что мог.

Любящий вас Племянник

ДЖОРДЖ ЛОРРИМЕР\".

Письмо было датировано третьим ноября, на марке стоял штемпель «3 ноября, 16.30».

— Все чудесно сходится… — пробормотал детектив.

Следующим объектом его посещения был Кингстон Хилл. После некоторых затруднений и мягкой настойчивости, Пуаро добился свидания с Амелией Хилл, кухаркой и домоправительницей покойного Энтони Раскойна.

Миссис Хилл была крайне недоверчивой особой, но очарование детектива действовало даже на камни, и домоправительница смягчилась.

Она и сама удивлялась, как и множество женщин до нее, что рассказывает о своих неприятностях этому симпатичному пришельцу.

Она вела дом мистера Раскойна в течение четырнадцати лет. Ну и работа! Любой другой помер бы от такой задачи! Насчет эксцентричности — это да! Он и сам этого не отрицал. И такая мания у такого богача. Но миссис Хилл служила ему верно и была внимательна к его привычкам. Естественно, она ожидала какого-нибудь подарка. Ах, нет! Абсолютно ничего. По старому завещанию хозяин оставил все деньги своей жене, а если она умрет раньше него, то своему брату Генри. Завещание было составлено много лет назад. Это просто несправедливо!

Постепенно Пуаро выяснил ее главную заботу: неудовлетворенную жадность. Конечно, это была чудовищная несправедливость! Никто и не подумает порицать ее, что она удивлена и оскорблена. Каждый знает, что мистер Раскойн держался за свои деньги. Говорили даже, что он отказался помочь единственному брату. Миссис Хилл, наверное в курсе?

— Значит, доктор Лорример приходил из-за этого? — спросила домоправительница. — Я знала, что речь шла о брате, но подумала, что он хочет примирения. Они давным-давно в ссоре.

— Мистер Раскойн отказался, не так ли?

— Да, — ответила миссис Хилл. — Он говорил с трудом, но все же сказал: «Генри? Что ему надо? Я не видел его много лет и не желаю видеть. Генри — задира».

Миссис Хилл снова перешла к своим переживаниям и пожаловалась на неважное обращение с нею адвоката покойного Энтони Раскойна.

Пуаро с трудом освободился от нее: ему не хотелось грубо оборвать разговор. Ближе ко времени обеда, он появился на Дореет Роуд, в Уимблдоне, в резиденции доктора Лорримера.

Доктор был дома. Детектива ввели в кабинет, где Лорример, видимо, только что встав из-за стола, немедленно принял его.

— Я не болен, доктор, и мое присутствие здесь, возможно, покажется вам неуместным. Но я человек старый и предпочитаю идти прямо к цели. Мне не нравятся чересчур витиеватые методы людей закона.

Он явно вызвал интерес у Лорримера. Врач был среднего роста, гладко выбрит. Волосы темные, а ресницы почти белые, и от них глаза казались какими-то белыми, обесцвеченными.

— Люди закона? — сказал он, подняв брови. — К дьяволу их! Вы возбудили мое любопытство, дорогой сэр. Садитесь, пожалуйста.

Пуаро повиновался и протянул Лорримеру свою визитную карточку. Белые ресницы Лорримера захлопали.

— .Моя клиентура состоит, главным образом, из женщин, -сказал детектив доверительным тоном.

— Естественно, — заметил Лорример, подмигивая.

— Именно. Женщины не доверяют официальной полиции. Они предпочитают частных детективов. Они не хотят, чтобы их дела становились достоянием гласности. Несколько дней тому назад ко мне пришла одна пожилая дама. Она много лет назад поссорилась с мужем и из-за этого чувствовала себя несчастной. Этот муж был ваш покойный дядя, мистер Раскойн.

Джордж Лорример побагровел.

— Дядя? Смешно! Его жена давным-давно умерла.

— Речь идет не об Энтони Раскойне, а о нашем друге дяде — Генри Раскойне.

— Дядя Генри? Он не был женат.

— Напротив был, — заверил Пуаро. Лгал он при этом без зазрения совести. -Никто об этом и не подозревал. Эта дама показала мне брачное свидетельство.

— Фальшивка! — вскричал Джордж Лорример. Лицо его приняло бордовый оттенок. — Я ничему этому не верю. Вы, всего-навсего — лжец!

— Досадно, не так ли? — спросил Пуаро. — Вы совершили убийство впустую…

— Убийство? — пролепетал врач.

Его бесцветные глаза готовы были выскочить из орбит от ужаса.

— Да, — сказал Пуаро, — я вижу, что и сегодня вы ели торт с тутовыми ягодами. Дурная привычка. Конечно, говорят, что в этих ягодах полно витаминов, но они могут оказаться смертельными. Они запросто оденут вам веревку на шею, доктор Лорример…



***



Видите ли, дорогой друг, ваше рассуждение грешило отсутствием базы, — сказал Эркюль Пуаро, любезно улыбаясь через стол мистеру Воннингтону. — Человек в сильном умственном напряжении никогда не делает того, что ему не свойственно. Он идет по линии наименьшего сопротивления. Очень взволнованный человек может прийти обедать в пижаме, но это будет его собственная пижама, а не чья-нибудь. Человек терпеть не может густых супов, жирных пудингов и тутовых ягод и заказывает все это только потому, как вы считаете, что он думает о чем-то другом: а я вам заявляю, что озабоченный человек автоматически заказывает то, что заказывал обычно. Так какое же объяснение можно найти его поступку? У меня не было никакого разумного объяснения, и это меня тревожило. У меня методический ум и я все всегда стараюсь понять. Тут же ничего не кадрировалось. Меню мистера Раскойна меня раздражало. Потом вы сообщили мне об исчезновении этого человека: впервые за много лет он не появился в ресторане ни во вторник, ни в четверг. Это мне совсем уже не понравилось. У меня и появилась гипотеза — если она правильна, то человек умер. Иными словами, испорченная рыба была основательно полита соусом!

В семь часов вечера его видели в ресторане. Он здесь обедал… за два часа до смерти. Все сходится: содержимое желудка, письмо… Слишком много соуса! Рыбы даже не видно! Преданный племянник написал письмо, у него самого было отличное алиби на время кончины дяди. Смерть произошла в результате падения с лестницы. Несчастный случай? Убийство? Все говорило о несчастном случае. Единственный наследник — преданный племянник. Но что он наследует? Дядя был совершеннейшим бедняком, это все знали. Но у дяди был брат, который в свое время женился на очень богатой женщине. Брат, который жил в большом красивом доме. Теперь вы видите всю игру: жена оставляет свои деньги Энтони; Энтони оставляет их Генри, а тот племяннику… Цепь замкнулась.

— В теории все прекрасно, — возразил Воннингтон, — но что вы сделали?

— Как известно, тот, кто идет неуклонно к цели, доходит до нее. Генри умер через два часа после обеда. А, может быть, после завтрака? Поставьте себя на место Джорджа: он ждет богатства… отчаянно. Энтони Раскойн вот-вот умрет, но его смерть ничего не дает Джорджу. Генри наследник, может прожить еще долго. Значит, нужно, чтобы он умер как можно скорее, но только после смерти Энтони. И Джордж готовит себе алиби. Генри имел привычку регулярно обедать в одном и том же ресторане определенные два дня недели. И Джордж, парень осторожный, придумывает план: он является в понедельник в этот ресторан под видом своего дяди. Все происходит без запинки — все приняли его за Генри. Он удовлетворен. Остается подождать, когда дядя Энтони выразит намерение умереть. Он пишет письмо своему дяде Генри днем второго числа, но датирует третьим. Третьего он приходит к Генри и выполняет акцию. Хороший пинок — и дядя катится по лестнице. Джордж находит свое письмо и сует его в карман мертвеца. В семь часов он приходит в ресторан отлично переодетый, загримированный, с бородой, со щетинистыми бровями. Быстрая метаморфоза в умывальнике — и на скоростях в Уимблдон, где он весь вечер играет в бридж.

— А почтовый штемпель на письме? — спросил Воннингтон.

— Очень просто: слегка закоптить дымом и переправить двойку на тройку. Никто и внимания не обратит. Но самое главное — тутовые ягоды.

— Причем тут они?

— В сущности, Джордж — неважный актер. Он походил на своего дядю, шел, как он, говорил, как он, у него была такая же борода и такие же брови, но он забыл, что и есть должен, как дядя. Он заказал те блюда, которые любил сам. Тутовые ягоды окрашивают зубы. Зубы мертвеца были белыми, хотя Генри Раскойн в тот вечер ел в ресторане торт с тутовыми ягодами. Сегодня утром я справлялся: в желудке покойного этих ягод не обнаружено. Больше того, Джордж имел глупость оставить дома фальшивую бороду и усы, не уничтожив их. О, доказательств будет сколько угодно, стоит только поискать! Я посетил этого племянника и кое-что ему рассказал. Это его доконало! Между прочим, он снова ел тутовые ягоды. Он явный лакомка. Ну, что ж, его чревоугодие и погубило его!

В это время официантка принесла торт с тутовыми ягодами.

— Унесите! — сказал Воннингтон. — Осторожность не повредит. Лучше принесите индейку…