Агата Кристи
Эркюль Пуаро сидел на белом песке и вглядывался в сверкающую синеву моря. Он был весьма элегантен в своем щегольском белом спортивном костюме и в огромной панаме. Люди старшего поколения, к которому принадлежал и Пуаро, полагали, что от солнца лучше хорошенько укрываться. А вот мисс Памела Лайелл, сидевшая рядом и щебетавшая без умолку, придерживалась на этот счет современной точки зрения — и посему на ее бронзовом от загара теле почти ничего не было.
Изредка поток ее красноречия иссякал, и она принималась старательно втирать в кожу какую-то маслянистую жидкость из стоящего рядом флакончика.
По другую сторону от мисс Памелы Лайелл возлежала, уткнувшись лицом в кричаще-полосатое полотенце, мисс Сара Блейк, ее лучшая подруга. Загар мисс Блейк был безупречно ровным и время от времени вызывал тоскливые взгляды Памелы.
— А у меня опять неровно ложится, — разочарованно пробормотала она. — Мосье Пуаро, не окажете любезность? Вот здесь, под правой лопаткой. Никак не могу дотянуться, чтобы втереть как следует.
Мосье Пуаро оказал любезность, после чего тщательно обтер руку носовым платком. Мисс Лайелл, смысл жизни которой состоял в наблюдении за окружающими и в наслаждении собственным красноречием, продолжала:
— А ведь я угадала, та дама в костюме от Шанель[1] — действительно Валентина Декрэ, то есть Чентри. Я так и думала. Я сразу ее узнала. Она и в самом деле очень мила, правда? Теперь я понимаю, почему мужчины сходят по ней с ума. Просто она так держится, будто иначе и быть не может, а это половина успеха. Кстати, фамилия тех, кто приехали вчера вечером, — Голд. Он ужасно симпатичный.
— Молодожены? — лениво пробормотала Сара. Мисс Лайелл покачала головой с видом знатока.
— Едва ли, у нее недостаточно новая одежда. Молодоженов видно сразу! Мосье Пуаро, вы не находите, что это очень увлекательно — наблюдать за людьми и угадывать, что они из себя представляют?
— Ну ты же не просто наблюдаешь, моя милая, — сладко прожурчала Сара. — Ты еще и вопросы задаешь.
— Между прочим, с Голдами я пока не обменялась ни словечком, — парировала мисс Лайелл. — И вообще, не понимаю, что в этом такого, — интересоваться окружающими. Что может быть увлекательнее человеческой натуры! Вы согласны со мной, мосье Пуаро?
На сей раз пауза была достаточной, чтобы собеседник успел ответить. Не отрывая взгляда от воды, Пуаро произнес:
— Са depend.[2]
Памела даже немного опешила.
— Что вы, мосье Пуаро! Человек настолько интересен, насколько непредсказуем…
— Непредсказуем? Да Бог с вами.
— А что? В самом деле. Только к кому-нибудь подберешь ключик, как он тут же выкинет что-нибудь неожиданное.
Эркюль Пуаро покачал головой.
— Нет-нет, вы ошибаетесь. Человек — весьма редко совершает поступки, которые не dans son caractere[3]. Как правило, он не изменяет своей натуре.
— Категорически с вами не согласна! — возмутилась мисс Памела Лайелл.
И, собравшись с мыслями, опять бросилась в атаку:
— Вот я, когда встречаю кого-нибудь, мне сразу хочется узнать, что это за человек, в каких он отношениях с окружающими, чем живет, чем дышит. Это так волнительно!
— Едва ли, — отозвался Эркюль Пуаро. — Человеческая природа не так богата разнообразием, как нам кажется. У моря, — задумчиво добавил он, — куда больше всяких оттенков.
Тут в беседу вступила Сара:
— То есть вы считаете, что каждый человек представляет определенную модель? Стереотип поведения?
— Precisement[4], — подтвердил Пуаро и принялся что-то чертить пальцем на песке.
— Что это вы там рисуете? — заинтересовалась Памела.
— Треугольник, — сказал Пуаро. Но Памела уже его не слушала, увидев на пляже новое лицо.
— А вот и Чентри, — объявила она.
По берегу шла — вернее, гордо несла себя — высокая статная женщина. Поприветствовав Памелу и Пуаро легким кивком и улыбкой, она уселась неподалеку. Золотисто-алая накидка соскользнула с ее плеч. Под накидкой оказался белый купальный костюм.
Памела вздохнула.
— Потрясающая фигура, да?
Но Пуаро смотрел на лицо — лицо тридцатидевятилетней женщины, с шестнадцати лет славившейся своей красотой.
Он конечно же тоже более чем достаточно был наслышан о Валентине Чентри. Она была знаменита многим — капризами, богатством, огромными сапфировыми очами, брачными авантюрами и любовными приключениями. Она пять раз выходила замуж, а любовников меняла, как перчатки. В должности ее мужа поочередно побывали итальянский граф, американский сталелитейный магнат, знаменитый теннисист и автогонщик. Из них только американец оставил ее вдовой, а от прочих она с легкостью освободилась в суде. В последний, то есть в пятый по счету раз, она вышла за капитана военно-морского флота.
Именно этот капитан и сопровождал на пляж августейшую особу. Молчаливый, угрюмый, необщительный, с тяжелым подбородком. Было в нем что-то первобытное.
— Тони, дорогой, мой портсигар… — попросила она. Приказ был исполнен немедленно. Он тут же протянул жене портсигар, помог прикурить и спустить с плеч бретельки белого купальника. Она разлеглась на солнце, раскинув руки. А он уселся рядом, словно дикий зверь, сторожащий добычу.
Памела сказала, понизив голос:
— Я просто сгораю от любопытства. Необычная парочка… Смотрите, сколько в нем звериного! Все время мрачно молчит, и взгляд угрюмый-угрюмый. Таким женщинам, как она, это должно нравиться. Словно приручаешь тигра! Интересно, долго ли это продлится? Наверное, они ей очень быстро надоедают, а уж теперь-то особенно. Но избавиться от него, я думаю, не так-то просто, с такими шутки плохи.
К морю немного робко подошла еще одна пара. Та самая, что приехала накануне вечером. Мистер и миссис Дуглас Голд, как выяснила мисс Лайелл, полистав регистрационный журнал отеля. Оттуда же она извлекла их имена и возраст — у итальянцев принято и это заносить в журнал.
Мистеру Дугласу Камерону Голду был тридцать один год, а миссис Марджори Эмме Голд — тридцать пять.
Поскольку для мисс Лайелл, как уже говорилось, не было ничего увлекательней «человеческой натуры», то, в отличие от большинства своих соотечественников, которым требуется от четырех дней до недели, чтобы предпринять робкую попытку познакомиться, она умела вступить в непринужденную беседу при первой же встрече. Поэтому, заметив смущение и нерешительность миссис Голд, она крикнула:
— Доброе утро! Замечательный денек, не правда ли?
Миссис Голд была невысокой и хрупкой и чем-то напоминала мышку. У нее были правильные черты лица и неплохая фигура. Но недостаток вкуса и какая-то скованность делали ее малопривлекательной. Муж ее, напротив, был на редкость хорош собой, можно сказать, герой-любовник: светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, широкие плечи, узкие бедра. В общем, из тех молодых людей, которых легче представить себе на сцене, чем в реальной жизни. Но стоило ему открыть рот, как все его обаяние куда-то улетучивалось. Уж очень он был простодушен и искренен — если не туповат.
Миссис Голд благодарно посмотрела на Памелу и уселась рядом с ней.
— Какой у вас чудный загар! Рядом с вами я выгляжу до неприличия бледной!
— Качественный загар требует чудовищных усилий, — вздохнула мисс Лайелл. Немного помолчав, она спросила:
— Вы ведь только что приехали?
— Да, вчера вечером. На итальянском пароходе.
— А раньше вы на Родосе[5] не бывали?
— Нет. Здесь очень славно, правда?
— Только вот добираться сюда долго, — заметил муж.
— Да, будь Родос поближе к Англии…
— Тогда здесь было бы ужасно, — разнеженным голосом закончила за него Сара. — Люди лежали бы бок о бок, точно рыба на прилавке. Было бы негде ступить.
— Да, пожалуй, — согласился Дуглас Голд. — Досадно только, что курс лиры[6] сейчас — просто разорение.
— Да, при обмене получается накладно.
Беседа и дальше велась в том же духе и изяществом явно не блистала.
Лежавшая неподалеку Валентина Чентри поднялась и села, одной рукой придерживая на груди купальник.
Она широко, с чисто кошачьим изяществом зевнула и огляделась по сторонам. Взгляд ее скользнул по Марджори Голд и остановился на золотистых кудрях Дугласа Голда.
Тут она плавно повела плечами и чуть громче, чем это было необходимо, произнесла:
— Тони, дорогой… Какое это чудо — солнце! В прошлой жизни я наверняка была жрицей солнца, а ты как думаешь?
Муж ее что-то проворчал в ответ, что-то невразумительное.
А Валентина Чентри все так же громко попросила:
— Дорогой, расправь, пожалуйста, полотенце. После чего водрузила свое прекрасное тело на прежнее место. Теперь уже Дуглас Голд смотрел на нее, причем с нескрываемым интересом.
— Какая красивая женщина! — весело прощебетала миссис Голд, обращаясь к мисс Лайелл.
Памела, которая выдавала информацию с тем же удовольствием, с каким получала ее, вполголоса пояснила:
— Это Валентина Чентри.., ну та самая, которая была женой Декрэ. Она и правда великолепна. А он прямо без ума от нее, ну просто не сводит глаз.
Миссис Голд еще раз оглядела пляж и сказала:
— Какое чудесное море, синее-синее. По-моему, нам пора искупаться, а, Дуглас?
Увлеченный созерцанием Валентины Чентри, Дуглас ответил не сразу. Прошло некоторое время, прежде чем он довольно рассеянно переспросил:
— Искупаться? Ну, да, пожалуй.
Марджори Голд встала и пошла к воде. Валентина Чентри перевернулась на бок. Взгляд ее был устремлен на Дугласа Голда. На алых губах заиграла слабая улыбка.
У Дугласа Голда слегка покраснела шея. Валентина Чентри сказала:
— Тони, дорогой, будь любезен… Мне бы чуть-чуть крема для лица — он на туалетном столике. Забыла его захватить. Будь паинькой — принеси, пожалуйста. Капитан покорно поднялся и направился к отелю. Марджори Голд погрузилась в море и стала призывать мужа:
— Дуглас! Где ты там! Вода такая теплая. Иди же скорее!
— Что же вы не идете? — поинтересовалась Памела.
— Что? А.., я люблю сперва хорошенько прогреться… Валентина Чентри чуть приподняла голову — вероятно, хотела позвать мужа, но тот уже скрылся за оградой гостиничного сада.
— …а купаться иду почти перед уходом с пляжа, — объяснил мистер Голд.
Миссис Чентри снова села и взяла флакон с кремом для загара. Но почему-то крышка никак не хотела открываться, как она ни старалась.
— О, Господи, до чего тугая! Никак не могу справиться! — обиженно воскликнула она. И взглянула на соседей.
— Не могли бы вы…
Неизменно галантный Пуаро тут же поднялся, но у Дугласа Голда были два преимущества — молодость и ловкость. Он опередил его.
— Разрешите вам помочь.
— О, благодарю-ю. — Она снова не забывала мило растягивать слова:
— Вы очень добры. А я такая бестолковая — всегда кручу не в ту сторону. О! У вас сразу получилось! Огромное спасибо…
Эркюль Пуаро улыбнулся в усы и стал неторопливо прохаживаться по берегу.
Когда он довольно скоро вернулся, к нему подошла миссис Голд. Она вволю наплавалась, и теперь ее лицо сияло от удовольствия — из-под поразительно нелепой купальной шапочки.
Едва переведя дыхание, она сказал:
— Я очень люблю море. А здесь оно такое теплое, просто чудо.
Пуаро высказал предположение, что она заядлая купальщица, и услышал, что они с Дугласом просто помешаны на купании. И что Дуглас часами может торчать в воде.
Тут Эркюль Пуаро невольно посмотрел через ее плечо на мистера Дугласа — этот страстный любитель плавания увлеченно беседовал с Валентиной Чентри и совсем не торопился в море.
— Ума не приложу, почему он не идет купаться… — сказала миссис Голд.
В ее голосе звучало по-детски искреннее недоумение.
Пуаро задумчиво посмотрел на Валентину Чентри. Он подумал, что миссис Дуглас не первая из жен, которым довелось в свое время обнаружить некие странности в поведении супруга.
Он услышал, как миссис Голд судорожно вздохнула и ледяным голосом произнесла:
— Ее, вероятно, считают очень привлекательной.
Но Дугласу женщины такого типа совершенно не нравятся.
Эркюль Пуаро промолчал.
Миссис Голд снова вошла в воду и поплыла прочь от берега, рассекая воду медленными, сильными гребками. Было ясно, что она действительно любит море.
Пуаро вернулся к оставленной им компании.
Полку отдыхающих прибыло: появился старый генерал Барнс, предпочитавший общество молодежи. Вот и теперь он пристроился между Памелой и Сарой, и они с Памелой смаковали светские сплетни, особенно наслаждаясь скандальными подробностями.
Капитан Чентри вернулся с задания. Теперь они с Дугласом Голдом сидели по обе стороны от Валентины.
Валентина как ни в чем не бывало болтала, растягивая слова и обращаясь то к одному, то к другому.
Она, видимо, заканчивала рассказывать какую-то историю:
— …и что, вы думаете, заявил этот дуралей? «Я видел вас всего минуту, но помнить буду всегда!» Ведь так он сказал, Тони? Я была страшно, ну стра-а-шно тронута. Вообще, в мире много добрых людей, во всяком случае, ко мне все относятся просто замечательно. Сама не понимаю, почему ко мне все так добры. Ну вот, я тогда и говорю — ты помнишь, дорогой? — «Если тебе непременно нужно постоянно меня ревновать, ревнуй к этому посыльному». Он и вправду был очарователен…
Возникла пауза, и Дуглас Голд решил поддержать разговор.
— Среди посыльных есть неплохие ребята…
— О да… Но ему, бедняжке, здорово пришлось потрудиться… И он был так горд, что оправдал мое доверие.
— Ничего странного, — сказал Дуглас Голд. — Всякому было бы приятно оправдать ваше доверие.
Она восторженно защебетала:
— Тони, ты слышал? Какой тонкий комплимент!
Капитан Чентри что-то пробурчал. В ответ его жена только вздохнула:
— А вот Тони не умеет так красиво говорить. Да, мой ягненочек?
Она взъерошила его темную гриву своими белыми пальчиками с очень ярким маникюром, и он с подозрением на нее покосился. А она продолжала щебетать:
— Не пойму, как это он меня терпит? Он умен до ужаса, правда-правда, а я все время несу всякую чушь, но он не сердится. На меня никогда никто не сердится, даже если я что-нибудь не то скажу или сделаю. Только и делают, что балуют меня. Попробуй тут стать хорошей.
Капитан Чентри обратился к Голду:
— Это ваша супруга там, в море?
— Да. Мне, видимо, пора к ней присоединиться.
— Но на солнышке так хорошо, — проворковала Валентина, — посидите еще. Тони, дорогой, а я, пожалуй, сегодня вообще не полезу в воду. Боюсь в первый же день подхватить простуду. А ты-то почему не идешь, дорогой? Мистер.., мистер Голд составит мне компанию, пока ты окунешься.
— Нет, спасибо. Пока что-то не хочется, — с заметным металлом в голосе ответил Чентри. — А ваша жена, кажется, зовет вас, мистер Голд. Видите, как она машет?
— Ваша жена великолепно плавает! — сказала Валентина. — Я уверена, она из тех ловких женщин, у которых все замечательно получается. Я так боюсь их: мне кажется, что они меня презирают. А я вот совершенно бездарна, никаких талантов. О, правда, Тони?
Капитан снова промычал лишь что-то неразборчивое.
Его жена ласково попеняла:
— Ты слишком великодушен ко мне, я-то знаю. Мужчины удивительно добродушные создания — за то их и люблю. Честное слово, они гораздо добрее женщин, никогда не наговорят тебе гадостей. Женщины слишком мелочны по натуре.
Сара Блейк повернулась на бок, лицом к Пуаро, и процедила сквозь зубы:
— Ну еще бы не мелочны — позволяют себе иногда усомниться в том, что очаровательная миссис Чентри — абсолютное совершенство! Нет, все-таки женщины редкие дуры. Но такой ненормальной, как миссис Чентри, свет еще не видел. Только и умеет, что стрелять глазами и поминутно мурлыкать: «То-о-ни, дорогой!» Наверное, у нее в голове опилки вместо мозгов.
Пуаро выразительно вздернул брови.
— Un peu severe![7]
— Да она просто самая настоящая кошка, вот что я вам скажу, и повадки у нее кошачьи — ну что она цепляется ко всем мужчинам? Сами полюбуйтесь — ее муженек сидит мрачнее тучи.
Кинув взгляд на море, Пуаро заметил:
— А миссис Голд отлично плавает.
— Да, она не то что мы — не стесняется быть мокрой. Интересно, миссис Чентри хоть раз окунется? Все же на море приехала.
— Ни за что, — просипел генерал Барнс. — Зачем же ей рисковать своим макияжем. А вообще-то она, конечно, эффектная женщина, хоть и не первой свежести.
— Берегитесь, генерал. Она смотрит на вас, — недобрым голосом сказала Сара. — А насчет косметики ошибаетесь. При теперешнем ее качестве нам не страшны ни вода, ни поцелуи.
— Миссис Голд выходит из воды, — объявила Памела.
— «Полно мне в лесу гулять. Муженька пора спасать», — промурлыкала Сара.
Миссис Голд уже шла по берегу. Фигурка у нее была очень ладная, а вот купальная шапочка хоть и удобная, но жутко нелепая.
— Так ты идешь или нет, Дуглас? — чуть раздраженно произнесла она. — Вода чудесная, очень теплая.
— Иди, иду.
Дуглас Голд поспешно встал, но ушел почему-то не сразу, и Валентина Чентри успела одарить его нежной улыбкой.
— Au revoir[8], — сказала она. Голд и его жена направились к воде. Как только они отошли достаточно далеко, Памела скептически заметила:
— Не думаю, что ей стоило это делать. Оттаскивать мужа от другой женщины — это очень неумно. Он сразу почувствует себя под каблуком, а мужья этого терпеть не могут.
— Вы, похоже, отлично разбираетесь в мужьях, мисс Памела, — сказал генерал Барнс.
— В чужих — но не в своем!
— А! Это существенная разница.
— Да, генерал. Зато я знаю, как нельзя вести себя с мужем.
— Да, моя дорогая, — подхватила Сара. — Во-первых, я бы ни за что не напялила такую шапочку…
— Шапочка как шапочка, очень удобная, — возразил генерал. — И вообще, она очень миленькая, эта благоразумная малышка.
— Не в бровь, а в глаз, генерал, — согласилась Сара. — Но даже и самую благоразумную женщину порой оставляет благоразумие. Мне кажется, раз уж появилась Валентина Чентри, благоразумия миссис Голд ненадолго хватит.
Она обернулась и взволнованным шепотом воскликнула:
— Нет, вы только взгляните на него. Просто туча. Не ровен час — грянет гром…
Капитан Чентри и правда очень злобно смотрел вслед уходящим супругам.
Сара обернулась к Пуаро.
— Ну? — сказала она. — Что вы на это скажете?
Эркюль Пуаро промолчал, но снова стал чертить что-то пальцем на песке. Опять тот же рисунок — треугольник.
— Вечный треугольник, — задумчиво произнесла Сара. — Может, вы и правы. Если так, то в ближайшее время нам здесь скучать не придется.
Глава 2
Родос разочаровал мосье Эркюля Пуаро. Он приехал сюда отвлечься и отдохнуть. Отдохнуть в основном от преступлений. Ему сказали, что в конце октября здесь почти никого не бывает. Тихое уединенное местечко.
Народу действительно было немного. Супруги Чентри, Голды, Памела и Сара, генерал, сам Пуаро да еще две итальянские четы — вот и все отдыхающие. Но и в этом малочисленном обществе мозг Пуаро исхитрился уловить настораживающие признаки.
— Дались же мне эти преступления! — ворчал он сам на себя. — Просто какая-то мания! Мерещится невесть что!
И тем не менее на душе у него было неспокойно.
Как-то утром он спустился на террасу и застал там за вышиванием миссис Голд.
Когда он подошел ближе, ему показалось, что в ее руке мелькнул и тут же исчез батистовый носовой платочек.
Глаза у миссис Голд были сухие, но подозрительно поблескивали и держалась она как-то чересчур весело. Такая веселость не бывает естественной.
— С добрым утром, мосье Пуаро, — сказала она так радостно, что беспокойство Пуаро только усилилось.
Чего это она так ему обрадовалась? Они же с ней почти не знакомы. Пуаро очень гордился своими профессиональными качествами, но внешность свою оценивал весьма трезво.
— С добрым утром, мадам, — отозвался он. — Погода как будто не собирается портиться.
— Да, нам очень повезло, правда? Впрочем, нам с Дугласом всегда везет на погоду.
— Да что вы!
— Да-да. И не только на погоду, нам вообще повезло, что мы вместе, знаете, мосье Пуаро, когда видишь, сколько вокруг бед и трагедий, сколько людей разводятся, начинаешь больше ценить свое счастье.
— Отрадно это слышать, мадам.
— Да. Мы с Дугласом удивительно счастливы друг с другом. Мы женаты уже пять лет, а пять лет, сами понимаете, по теперешним временам — срок немалый…
— Вы правы, немалый, порой и пять лет могут показаться вечностью, — сухо заметил Пуаро.
— …но мне кажется, сейчас мы даже более счастливы, чем когда только-только поженились. А все потому, что мы идеально подходим друг другу.
— Чего ж еще желать?
— Поэтому мне так жаль несчастливых людей.
— Вы имеете в виду…
— Нет, я вообще говорю, мосье Пуаро.
— Да, да.
Миссис Голд поднесла к свету шелковую нитку, проверить, тот ли она взяла оттенок, и продолжала:
— Взять, к примеру, миссис Чентри…
— Да, так что же миссис Чентри?
— Мне она приятной не кажется.
— Может быть, вы и правы.
— Да, я совершенно уверена в том, что она плохой человек. Но ее почему-то жалко. Ведь, несмотря на богатство, красоту и.., и все остальное, — руки миссис Голд дрожали, она никак не могла вдеть нитку в иголку, — она не из тех женщин, к которым мужчины привязываются надолго. Напротив, мужчины от таких быстро устают. А вы как думаете?
— Уж я бы точно очень быстро устал от ее болтовни, — уклончиво ответил Пуаро.
— Вот-вот. Конечно, она очень привлекательна… — Миссис Голд в нерешительности замолчала. Губы подрагивали, руки машинально продолжали работать. Даже человек менее наблюдательный, чем Эркюль Пуаро, заметил бы, что она не в своей тарелке.
— Мужчины что малые дети, — внезапно вырвалось у нее. — Они так доверчивы.
Она склонилась над своим вышиванием. Маленький батистовый платочек как-то незаметно снова очутился у нее в руке.
Решив, вероятно, на всякий случай сменить тему разговора, он спросил:
— Вы сегодня не купаетесь? А ваш супруг — он на пляже?
Миссис Голд растерянно моргнула, но голос ее был очень веселым:
— Не угадали. Мы решили прогуляться по старому городу. Но.., не пойму, как.., мы потеряли друг друга из виду. Они отправились без меня.
Местоимение выдавало секрет, но, прежде чем Пуаро успел хоть что-нибудь сказать, явился с пляжа генерал Барнс и уселся в кресло рядом с ними.
— С добрым утром, миссис Голд. С добрым утром, Пуаро. Вы тоже сегодня дезертировали? На пляже почти никого. Ни вас, ни вашего мужа, миссис Голд. Ни миссис Чентри.
— А капитан Чентри? — небрежно спросил Пуаро.
— Нет, он-то как раз на пляже. Им завладела мисс Памела, — хихикнул генерал. — Но ей с ним приходится тяжко. Он из тех несгибаемых молчаливых мужчин, про которых пишут в книжках.
— Он меня немного пугает, этот капитан, — с легкой дрожью в голосе сказала Марджори Голд. — Временами он такой.., такой мрачный. Словно что-то задумал.
Она вздрогнула.
— Я думаю, у него несварение желудка, — бодро ответил генерал. — Чаще всего романтическая меланхолия или неудержимая ярость объясняются дурным пищеварением.
Марджори Голд вежливо улыбнулась.
— А где ваш милейший супруг? — поинтересовался генерал.
— Дуглас? — ни секунды не колеблясь, весело переспросила миссис Голд. — Они с миссис Чентри отправились взглянуть на стены старого города.
— Ага, весьма любопытно. Эпоха рыцарей, турниры и прочее. Вам тоже следовало пойти, моя дорогая.
— К сожалению, я опоздала, — сказала миссис Голд. Она вдруг резко поднялась и, пробормотав какие-то извинения, поспешно направилась к дому.
Генерал Барнс удивленно посмотрел ей вслед и сочувственно покачал головой:
— Очень милая малышка. Стоит десятка размалеванных матрон, не будем уточнять, кого именно. Ха! А муж — дурак! Не понимает своего счастья.
Он еще раз покачал головой, потом встал и направился в дом.
Подошла вернувшаяся с пляжа Сара Блейк и услышала слова генерала. Состроив вслед уходящему вояке гримаску, она упала в кресло и защебетала:
— Милая малышка, милая малышка! Мужчины всегда стараются оправдать таких вот простушек. На словах. И что мы видим? Размалеванные матроны побеждают, даже глазом не моргнув! Грустно, конечно, но такова жизнь.
— Мадемуазель! — вдруг резко сказал Пуаро. — Не нравится мне все это!
— Не нравится? Мне тоже. Впрочем, если быть честной — нравится. Человек, гнусное создание, обожает несчастные случаи, громкие скандалы и прочие неприятности, приключающиеся с его знакомыми.
Пуаро спросил:
— А где капитан Чентри?
— На берегу. К нему прицепилась Памела, это в ее стиле, вы же знаете. Вот только она ему, похоже, не по вкусу. Когда я уходила, он был мрачнее тучи. Вот увидите, впереди буря.
— Но кое-что мне все же непонятно… — пробормотал Пуаро.
— А что тут понимать? — сказала Сара. — Весь вопрос в том, что грянет дальше.
Пуаро, качая головой, тихо пробормотал:
— Вы верно заметили, мадемуазель, меня очень беспокоит, что грянет в грядущем.
— Как изящно сказано, — одобрила Сара и скрылась в доме.
В дверях она чуть не столкнулась с Дугласом Гол-дом. Вид у него был явно довольный и в то же время он чем-то был слегка смущен. Он сказал:
— Здравствуйте, мосье Пуаро, — и застенчиво добавил:
— Я показывал миссис Чентри стену Крестоносцев. А Марджори не захотела пойти.
Пуаро чуть приподнял брови, но даже если он и хотел прокомментировать это сообщение, то все равно бы не успел — на террасу ворвалась миссис Чентри, которая громко воскликнула:
— Дуглас! Розовый джин! Мне просто необходим глоточек розового джина!
Дуглас пошел заказывать джин. Сияющая Валентина опустилась в кресло рядом с Пуаро.
Увидев, что к ним направляется Памела и ее собственный муж, она небрежно им помахала и крикнула:
— Тони, дорогой, хорошо искупался? Божественное утро!
Капитан Чентри не отозвался. Не удостоив супругу ни словом, ни взглядом, он прошел мимо и, поднявшись по ступенькам, скрылся в баре.
Стиснутые в кулак руки капитана были прижаты к бокам, и это усиливало его и без того заметное сходство с гориллой.
Красивый ротик Валентины Чентри, хотя его и портила глуповатая гримаска, так и остался открытым.
— О-о… — растерянно протянула она, не зная, что сказать.
Памела Лайелл засияла от удовольствия, явно наслаждаясь происходящим. Тщетно стараясь скрыть это, она уселась рядом с Валентиной Чентри и поинтересовалась:
— Как провели утро?
— Просто великолепно. Мы…
Не дослушав ее ответа, Пуаро поднялся и тоже направился в бар. Там он обнаружил мистера Голда, ожидающего, когда подадут розовый джин. Его лицо пылало и было растерянным и злым.
— Этот человек — просто грубиян! — выпалил он, увидев Пуаро, и кивнул на удалявшегося капитана Чентри.
— Вполне вероятно, — заметил Пуаро. — Да, вполне. Но les femmes[9] любят грубиянов, не забывайте об этом!
Дуглас проворчал:
— Не удивлюсь, если узнаю, что он отвратительно с ней обращается.
— Может, ей это и нравится.
Дуглас Голд озадаченно посмотрел на него, взял свой джин и вышел.
Эркюль Пуаро сел на табурет у стойки и заказал sirop de cassis[10]. Пока он, покряхтывая от удовольствия, неторопливо его потягивал, явился капитан Чентри и в один присест проглотил несколько порций розового джина.
Потом, неизвестно к кому обращаясь, злобно выкрикнул:
— Пусть не надеется, что от меня ей удастся избавиться так же легко, как от тех безмозглых кретинов. Я получил ее и отдавать не собираюсь! Никому другому она не достанется — только через мой труп.
Он швырнул деньги на стойку, развернулся на каблуках и вышел.
Глава 3
Три дня спустя Эркюль Пуаро отправился на гору Пророка. Это была спокойная и приятная поездка; дорога вилась среди золотисто-зеленых пихт, взбираясь все выше и выше, уводя от мирской суеты и размолвок. Машина остановилась возле ресторана. Пуаро вышел и отправился побродить по лесу. Через некоторое время он забрался на вершину, и ему казалось, что он очутился на вершине мира. Далеко-далеко внизу искрилось ослепительно синее море.
Здесь он наконец-то отдохнет, отрешится от земных забот! Аккуратно свернув пальто и положив его на пенек, Эркюль Пуаро сел.
— Несомненно, le bon Dieu[11] знает, что делает. Но что касается людей — отдельные его творения все же очень странны. Eh bien[12], теперь попробую забыть обо всех здешних сложностях, — размышлял Пуаро.
Он огляделся. К нему торопливо приближалась невысокая женщина в коричневом костюме. Это была Марджори Голд, на сей раз оставившая всякое притворство. Ее лицо было мокрым от слез.
Все пути к отступлению были отрезаны. Она подошла вплотную.
— Мистер Пуаро, вы должны мне помочь. Я так несчастна, просто не знаю, как мне быть! Что мне делать? Что делать?
Она смотрела на него безумными глазами. Ее пальцы вцепились в рукав его пиджака. Но что-то в лице Пуаро встревожило ее и она слегка отпрянула.
— Что.., о чем вы думаете? — запинаясь, пробормотала она.
— Вы просите совета, мадам? Так ведь?
— Да.., да, — еле-еле выговорила миссис Голд.
— Eh bien, тогда слушайте. — Он говорил резко, почти грубо. — Немедленно уезжайте отсюда. Пока не поздно.
— Что? — ничего не понимая, переспросила она.
— То, что вы слышали. Уезжайте с острова.
— Уехать с острова?
Она явно была сбита с толку.
— Именно это я и сказал.
— Но почему, почему?
— Если вам дорога жизнь, послушайтесь моего совета.
Она судорожно глотнула воздух.
— Что вы имеете в виду? Вы меня пугаете.., пугаете меня.
— Да, — мрачно подтвердил Пуаро. — Именно это я и делаю.
Она в отчаянии закрыла лицо руками.