Сьюзен Коллинз
ГРЕГОР И СМУТНОЕ ПРОРОЧЕСТВО
ЧАСТЬ 1
ПАДЕНИЕ
ГЛАВА 1
Грегор долго стоял у окна, упершись лбом в стекло, так долго, что на лбу остался след. Наконец он потряс затекшими руками, прогоняя противные мурашки и сдерживая рвавшийся из груди отчаянный вопль. Такой вопль, должно быть, издавал пещерный человек в момент опасности: убегая от саблезубого тигра, или когда у него гас костер, и он оставался дрожать от холода во мраке ночи. Набрав побольше воздуха, Грегор даже чуть было не открыл рот, но поборол себя и с тяжелым вздохом вновь повернул голову к окну.
Тут хоть вой, хоть головой о стену бейся, это ничего не изменит. Все будет в точности таким, как сейчас: и жара, и скука, и это бесконечное лето, с такими безнадежно долгими днями.
Можно, правда, разбудить Босоножку, двухлетнюю сестренку, чтобы было не так тоскливо, но лучше все-таки дать ей поспать подольше. Ей-то хорошо — она спит в комнате с кондиционером, вместе с семилетней Лиззи и бабушкой. В их квартире это единственная комната с кондиционером. В особенно жаркие ночи Грегор с мамой тоже там спят, положив на пол матрасы, но, сказать по правде, впятером им душновато.
Грегор достал из холодильника кубик льда и протер лицо, затем задумчиво сунул льдышку в рот. Во дворе у мусорного бака возился бродячий пес. Вот он встал на задние лапы, перевернул бак и увлеченно принялся рыться в вонючей помойке. Грегор заметил две тени, выскользнувшие из бака и юркнувшие под дом, и поморщился. Крысы. Они всегда вызывали у него отвращение.
Не считая пса, двор был абсолютно пуст. Обычно там шумно и многолюдно из-за детей, играющих в мяч, прыгающих на тарзанке и качающихся на скрипучих качелях. Но сегодня утром автобус увез их в лагерь — всех, от четырех до четырнадцати. Всех, кроме Грегора.
— Прости, малыш, мне очень жаль, но ты не сможешь поехать, — сказала мама несколько недель назад. Ей действительно было жаль — это читалось на ее лице. — Кто-то должен присматривать за Босоножкой пока я на работе, ты ведь знаешь, бабушке это уже не под силу.
Разумеется он знал. Весь этот год бабушка была как будто не в себе, путала реальность со сном. То вела себя как обычно, а то вдруг называла его почему-то Саймоном и разговаривала с ним так, будто он вовсе не Грегор. Интересно, кто этот Саймон?
Раньше все было иначе. Мама тогда работала неполный день, а у папы, который был преподавателем, на летние месяцы приходился отпуск. Вот кто мог бы остаться с Босоножкой и заниматься с ней хоть целое лето.
Но папа однажды ночью внезапно исчез, и жизнь Грегора резко переменилась. Теперь Грегор стал старшим и единственным в семье мужчиной, и обязанностей у него появилось выше крыши. Кроме всего прочего, еще и присматривать за маленькой сестренкой.
Так что ему ничего не оставалось, как сказать в ответ:
— Окей, мам, все нормально, лагерь — это для малышни! — и пожать плечами, показывая, что в свои одиннадцать он уже туда особо и не рвется.
Но маму волновало кое-что еще:
— Скажи мне, ты хочешь, чтобы Лиззи осталась с тобой? Для компании? — спросила она.
На лице Лиззи отразилась паника, а глаза наполнились слезами, и тогда Грегор поспешно ответил:
— Да нет, зачем же. Пускай едет. Нам с Босоножкой и вдвоем будет весело!
Ну да. И вот они вдвоем. А ему совсем не весело. И что веселого в том, чтобы провести целое лето с двухлетней сестрой и бабушкой, которая временами думает, что тебя зовут…
— Саймон!
Это бабушка позвала его из спальни.
Сдерживая улыбку, он потряс головой:
— Иду, бабуля! — и с хрустом разжевал еще не растаявшую льдышку.
Золотые лучи солнца заливали комнату. Бабушка лежала на кровати, укрывшись тонким лоскутным одеялом. Каждый его лоскуток был из ткани платья, из тех, что она когда-то носила. При ясном уме она рассказывала Грегору о своих лоскутках: «Вот это, в горошек, я надела на выпускной моей кузины Люси, когда мне было одиннадцать… вот этот, лимонно-желтый — от моего воскресного платья… а этот белый — от свадебного… Не веришь?»
Сегодня, однако, ум ее ясным не был.
— Саймон, — сказала бабушка, повернув к нему радостное лицо, — ты, кажется, забыл свой сверток с обедом. Как тебе там, в поле-то, без еды!
Бабушка выросла на ферме в Вирджинии и приехала в Нью-Йорк, уже выйдя замуж за дедушку. Видимо, в душе она так и не привыкла к городу и городской жизни. И Грегор порой втайне радовался тому, что в своих мыслях она теперь может туда вернуться. И даже слегка завидовал. Скучно же сидеть все время в четырех стенах! Автобус, должно быть, как раз подъезжает к лагерю, и Лиззи с остальными ребятами…
— Ге-го! — прозвенел тоненький голосок. Кудрявая головка показалась над решеткой детской кроватки. — Котю туда!
Босоножка вынула изо рта мокрый изжеванный хвост плюшевой собаки и протянула обе ручки к Грегору. Он высоко поднял сестренку и шумно подул прямо в красную пижамную клубничину на ее животике. Она зашлась радостным смехом, и плюшевая собака, которую Босоножка держала в руке, упала на пол. Грегор поставил сестру и поднял игрушку.
— Не забудь шляпу! — наставительно сказала бабушка из своей Вирджинии.
Грегор тронул ее за руку, пытаясь напомнить, где она на самом деле:
— Бабушка, хочешь выпить чего-нибудь холодненького? Как насчет рутбира?
Этот сладкий шипучий напиток из трав и кореньев у них в семье просто обожали.
— Рутбир? — засмеялась бабушка. — Сегодня что, мой день рождения?
Что тут ответить?
Грегор сжал ее руку, поставил на пол Босоножку и громко сказал:
— Я сейчас!
А бабушка все продолжала хохотать. «Рутбир!» — повторяла она, утирая слезы.
На кухне Грегор налил стакан рутбира, а для Босоножки приготовил бутылочку с молоком.
— Хоёдное! — сказала девочка, прижимая бутылочку к щеке.
— Да, отличное холодное молоко, — подтвердил Грегор.
В дверь постучали, и от неожиданности Грегор вздрогнул.
Глазком у них в семье никто не пользовался уже сто лет.
— Кто там? — спросил Грегор через дверь.
— Это миссис Кормаци, дорогой. Я обещала твоей маме прийти к четырем, проведать бабушку!
Грегор как раз вспомнил, что его еще ждет куча нестиранного белья. По крайней мере у него будет повод выйти из квартиры.
Он открыл дверь и впустил миссис Кормаци, всю оплывшую от жары.
— Привет, парень! Ну разве это не ужас? С трудом переношу такую дикую жару! — Она ввалилась вся красная, вытирая лицо несвежим носовым платком. — О, как приятно! Это мне? Какая прелесть! — и прежде чем он успел ответить, она уже жадно пила рутбир, так жадно, будто путник в пустыне, дорвавшийся до воды.
— Еще бы! — промямлил Грегор и направился на кухню за новой порцией.
Он не очень-то жаловал миссис Кормаци, но сегодня, увидев ее, почувствовал облегчение.
«Чудесно. День первый, и я отправляюсь в увлекательное путешествие в прачечную, — подумал Грегор. — К концу лета я, наверно, буду визжать от восторга, когда мама попросит меня оплатить счет за телефон».
Миссис Кормаци протянула стакан — за добавкой.
— Ну, и когда ты наконец позволишь погадать тебе на картах таро, мистер Нет? Ведь я хочу сделать тебе подарок!
Миссис Кормаци брала за гадание десять долларов. «Но для тебя — бесплатно!» — твердила она Грегору. Грегор не соглашался — он догадывался, что если согласится, миссис Кормаци замучает его бессмысленными вопросами. Вопросами, ответы на которые он не знал.
Вопросами об отце.
Он буркнул что-то про прачечную и стал собирать белье. Можно было не сомневаться, что колода у нее всегда с собой, наготове.
В прачечной Грегор принялся сортировать белье. Белое, темное, цветное… А что, интересно, делать с трусиками Босоножки в черно-белую полоску? Наконец, приняв решение, он бросил их в кучку темного белья, хоть и не был уверен, что поступил правильно.
По правде сказать, вся их одежда была какого-то неопределенного цвета — и не оттого, что ее стирали, не отделив белое от цветного, а от ветхости. Шортами Грегору служили обычные брюки с отрезанными по колено штанинами, а футболок было раз два и обчелся, и те прошлогодние. Но какая разница, если все лето ему придется торчать в четырех стенах?
— Мятик! — огорчилась Босоножка. — Мятик!
Грегор сунул руку между сушилками и выудил старый теннисный мяч, укатившийся от Босоножки. Стряхнув с мяча пыль, кинул его сестренке. И Босоножка побежала за ним, словно маленький щенок.
«Какая же она грязнуля! — снисходительно улыбнулся Грегор. — Чумазая, пыльная, грязь к ней как будто липнет».
На лице и платьице Босоножки красовались остатки обеда, яичного салата и шоколадного пудинга, а ручки она себе разрисовала фиолетовым фломастером, и Грегор не представлял, чем его теперь оттирать.
Босоножка вернулась к нему с мячиком, волосы у нее были теперь почему-то все в пуху, а лицо светилось от радости.
— Чему ты так радуешься, Босоножка? — спросил Грегор.
— Мятик! — и сестренка боднула его головой в колени.
Грегор кинул мячик в проход между стиральными машинами и сушилками, а Босоножка, забавно топая, побежала за ним.
Играя с сестренкой, Грегор все пытался вспомнить, когда он-то в последний раз радовался, как сейчас радовалась Босоножка. За последние два года набралось совсем немного. Когда школьный оркестр пригласили выступить в Карнеги-холле. Это было здорово. Он даже исполнил короткое соло на саксофоне. Вообще, когда звучит музыка, мир вокруг меняется. Грегору порой казалось, что черные значки на партитуре уносят его в какой-то совсем другой мир…
Участвовать в соревнованиях по бегу тоже было классно. Когда мчишься вперед, что есть силы ускоряясь, все твои горестные мысли буквально вылетают из головы.
Но если быть честным, по-настоящему счастливым Грегор не чувствовал себя уже давно. «А точнее — два года, семь месяцев и тринадцать дней», — подумал он. Он не вел подсчет — точная цифра сама всплыла перед глазами. Словно какой-то внутренний калькулятор постоянно подсчитывал, сколько времени прошло с момента исчезновения отца.
Босоножка-то может чувствовать себя счастливой. Она еще не родилась, когда это произошло. Лиззи было всего четыре года. А ему, Грегору, восемь, и он все прекрасно помнил: панику, звонки в полицию и то, что там никого не впечатлил факт исчезновения среди бела дня отца семейства. В полиции были уверены, что отец просто сбежал от них. И даже предполагали, что здесь замешана другая женщина.
Но это не могло быть правдой.
Грегор хорошо помнил, как отец любил маму, любил его и Лиззи, как ждал появления на свет Босоножки.
Разве мог отец взять и исчезнуть, никому не сказав ни слова?
Грегор не хотел верить, что тот просто предал их и никогда уже не возвратится.
«Разве что, — шепотом сказал он себе, — разве что… если его уже нет на свете».
И ему стало нестерпимо больно.
Нет, это неправда! Это не может быть правдой. Отец вернется, потому что… потому что ЧТО? Потому что он, Грегор, так сильно этого хочет?
«Нет, — подумал Грегор, — потому что я это чувствую. Я знаю: он вернется».
Стиральная машина остановилась, и Грегор принялся перекладывать белье в сушилку.
«Но когда вернется, он должен будет все объяснить. Все-все! — и Грегор в сердцах хлопнул дверцей. — У него должна быть очень веская причина! Ну, положим, ударился головой и забыл, кто он. Или похитили инопланетяне».
Инопланетяне часто похищают людей. Про это по телевизору показывают. Может, с папой так и случилось?
Грегор не раз прокручивал в голове всевозможные варианты, но ни с кем из домашних эту тему не обсуждал. Почему-то дома все пребывали в молчаливом убеждении, что отец вернется. А соседи думали, что он просто сбежал. Но взрослые вслух об этом не говорили, а уж тем более дети — ведь многие сами жили только с одним из родителей. Зато чужие порой спрашивали, где отец, и первое время Грегор пытался им что-то объяснить, но уже через год стал сообщать интересующимся, что родители развелись и отец уехал в Калифорнию. Да, это была ложь, но люди в нее охотно верили, а истина никого, похоже, не интересовала, какой бы она ни была.
«А когда он вернется, мы…» — Грегор произнес это очень тихо и замолчал на полуслове. Он чуть не нарушил правило. Он не должен думать о том, как все будет, когда папа вернется. А поскольку тот мог вернуться в любой момент, Грегор, по сути, запрещал себе думать о будущем. Он боялся, что если станет мечтать о чем-то конкретном — к примеру о том, что папа вернется к Рождеству или что папа возьмется готовить его к соревнованиям по бегу, — этого никогда не случится. И потом, чем слаще было мечтать о будущем — тем труднее возвращаться в настоящее. Вот откуда взялось это правило. Грегор жил только настоящим, мысли о будущем он от себя гнал. Конечно, Грегор понимал, что его система далеко не безупречна, но не мог придумать ничего получше, и так он проживал каждый свой новый день.
Грегор вдруг понял, что не слышит возни и беготни Босоножки. Он оглянулся по сторонам и с тревогой обнаружил, что и не видит ее. И тут же в глаза ему бросилась стоптанная розовая туфелька, валяющаяся возле последней в ряду сушилки.
— Босоножка, ну-ка вылезай! — крикнул Грегор.
Надо быть внимательнее — здесь электричество, а ей вечно все нужно потрогать.
Поспешая к туфельке, Грегор услышал металлический скрежет и смех сестренки.
«Ну вот, она уже что-то у сушилки отвинтила!» — ужаснулся Грегор и ускорил шаг.
Добежав до противоположной стены, он увидел странную картину. Металлическая решетка вентиляционной трубы была открыта и болталась на двух ржавых петлях. Босоножка же с любопытством заглядывала в открывшуюся пустоту. С того места, где стоял, Грегор мог видеть лишь черное зияние. Потом оттуда вдруг протянулся какой-то шлейф… Пара? Дыма? Тумана? Непонятно. Вырвавшись из отверстия, туман клубился вокруг Босоножки, словно затягивая ее в трубу. Она же с любопытством протянула к нему ручки и послушно наклонилась вперед.
— Стой! — заорал Грегор и бросился к сестре, но маленькую фигурку уже втянуло в зияющее чернотой отверстие.
Не раздумывая ни секунды, Грегор тоже нырнул туда головой вперед. И металлическая решетка со скрежетом захлопнулась у него за спиной. Еще не успев осознать, что произошло, он уже падал куда-то, падал все ниже и ниже, в черную пустоту.
ГЛАВА 2
Кувыркаясь в воздухе, Грегор попытался сгруппироваться, чтобы при приземлении не упасть на Босоножку. Но до приземления, похоже, было далеко, и он все летел куда-то вниз. Странно, ведь прачечная в подвале. Куда же они провалились?
Клубы пара — или дыма — становились все плотнее и излучали слабый свет. Грегор мог видеть лишь на расстоянии вытянутой руки. Он тщетно пытался нашарить хоть какую-то опору, но руки по-прежнему натыкались на пустоту. Движение вниз было таким стремительным, что его футболка надулась пузырем.
— Босоножка! — отчаянно звал Грегор, и собственный крик эхом отражался от невидимых стен. «Но должен ведь быть у этого конец!» — подумал он и снова крикнул: — Босоножка!
Откуда-то снизу раздался звонкий смех:
— Ге-го, иди сюдя-я-я-я!
«Небось, решила, что катится вниз с высокой горки или что-то вроде того, — догадался Грегор. — Хорошо хоть не испугалась».
Зато он испугался за двоих. Какой бы ни была дыра, в которую они падали, должно же быть у нее дно. И их полет в пустоте должен когда-то закончиться.
Но время шло, а они все падали. Грегор не мог определить, сколько прошло времени, но длилось это уж слишком долго. И ему хотелось, чтобы поскорее наступил этому конец — и они упали куда-нибудь, хоть в воду, хоть на камни — или на песок.
Все происходило как в кошмаре, который время от времени его посещал. Ему снилось, что он стоял на крыше своей школы, на самом ее верху — там, где меньше всего хотел бы находиться. А потом шел по краю, жесть под его ногами вдруг становилась мягкой и податливой, и он летел вниз. Он четко ощущал, что падает, и ужасался, думая о стремительно приближавшейся земле. Но за мгновение до того как упасть, просыпался в собственной постели, весь в поту и с бешено колотящимся сердцем.
«Это сон! Ну конечно — я сплю! Я заснул в прачечной, и это просто дурацкий сон! — осенило Грегора. — И что еще это может быть, как не сон?»
Эта мысль его немного успокоила, и Грегор решил сориентироваться во времени. Часов у него не было, но ведь считать секунды совсем не сложно.
«Одна Миссисипи… две Миссисипи… три Миссисипи…»
Дойдя до семидесяти Миссисипи, он сбился, и его вновь охватила паника. Ведь даже сны когда-нибудь кончаются!
Тут он обратил внимание, что туман начал редеть. Грегор даже стал различать гладкие стены, закругляющиеся кверху и книзу, и понял, что они падают внутри большой полой трубы. Снизу словно подул ветер, последние клочья тумана развеялись, и скорость полета стала снижаться — а одежда обратно прилипла к телу.
Где-то внизу он услышал глухой звук падения и сразу вслед за этим легкий топоток. А через мгновение и его собственные ноги наконец обрели твердую почву. Он пытался справиться со страхом, который сковал его, не давая пошевелиться. Вокруг была кромешная темнота. Но вскоре глаза начали привыкать, и Грегор различил слабый свет, идущий откуда-то слева.
Сзади раздался радостный вопль:
— Зук! Басой зук!
Грегор поспешил на свет. Он стал протискиваться в узкую щель между двумя гладкими каменными глыбами, но потерял равновесие и упал на четвереньки.
Подняв голову, он увидел перед собой таракана, такого огромного, каких в жизни не встречал.
Да, в их доме водились насекомые, что уж тут поделать. Миссис Кормаци рассказывала, что однажды в ванной видела мокрицу размером с ладонь, — и никто особо не удивился.
Но насекомое, стоявшее теперь перед Грегором, было ростом с него самого. Мало того, оно словно бы сидело на задних лапках — довольно странная поза для насекомого…
— Басой зук! — снова крикнула Босоножка, и Грегор наконец закрыл рот. Он уже встал во весь рост, но таракан от этого не стал казаться меньше. В передних лапках он держал что-то вроде факела.
Босоножка запрыгнула к Грегору на руки и уткнулась ему в шею:
— Ба-а-а-асой зук! — прошептала она.
— Да, я вижу, Босоножка. Большой жук, — тихо ответил Грегор, обнимая ее, словно пытаясь защитить. — Очень… очень… большой… жук.
Он судорожно пытался вспомнить, что едят тараканы. Отбросы, упавшую еду… Людей? Нет, вряд ли они едят людей. По крайней мере те, что живут у них в доме. Может, они и хотели бы есть людей, но для этого им надо сначала сильно подрасти.
В любом случае сейчас лучше об этом не думать.
Стараясь не терять самообладания, Грегор потихоньку отступал обратно, к щели, через которую только что протиснулся.
— Окей, мистер Таракан, а теперь нам пора, простите, что мы вас протараКАнили… то есть протаранили, ой, я имею в виду напугали…
— Пахнет так чудесно что, пахнет что? — раздался похожий на шелест звук, и Грегор не сразу сообразил, что этот звук издает таракан.
Грегор был так ошарашен, что ничего, совсем ничего не понял.
— Э… простите? — промямлил он.
— Пахнет так чудесно что, пахнет что? — снова прошелестел таракан, и в его тоне не было угрозы. Скорее — любопытство и, возможно, легкое возбуждение. — Это маленький человек, это?
«Так, ладно. Все в порядке. Ты разговариваешь с гигантским тараканом, — подумал Грегор. — Просто будь любезен, отвечай вежливо. Он хочет знать, что так чудесно пахнет, — так скажи ему».
Грегор сделал глубокий-преглубокий вдох — и наконец все понял.
— Я пукнуя! — сказала Босоножка, словно в подтверждение его мыслей. — Ге-го, я пукнуя.
Таракан, похоже, обрадовался:
— А-а-ах-х-х. Ближе подойти можно нам, ближе подойти? — спросил он, деликатно вытягивая вперед одну из своих многочисленных лапок.
— Нам?!
Грегор оглянулся по сторонам и обнаружил, что вокруг есть и другие насекомые. Глыбы, через которые он протискивался и которые принимал, за камни, оказались хитиновым покрытием чудовищно огромных тараканов. Они кружили вокруг Босоножки в невероятном возбуждении, шевеля своими усиками-антеннами и трепеща от восторга.
Босоножка, которая любила внимание к собственной персоне, сразу поняла, что стала объектом восхищения. Она потянулась своей пухлой ручонкой к гигантским насекомым:
— Я пукнуя, — сообщила она царственно, и они в ответ подобострастно зашелестели.
— Это принцесса, Наземный, есть она, принцесса есть? Это королева есть она, королева есть? — спросил стоявший впереди таракан, почтительно склонив голову.
— Босоножка? Королева?! — воскликнул Грегор и засмеялся.
Тараканов его смех, кажется, смутил и даже напугал, и они резко отпрянули, а один из них прошелестел:
— Смеяться зачем, Наземный, смеяться зачем?
И Грегор понял, что таракан расстроен, даже, можно сказать, шокирован его смехом.
— Дело в том… видите ли, она не принцесса… Мы бедны… А она еще и грязнуля… И… А почему вы называете меня Наземным? — Он и сам удивился, что ответил так невразумительно.
— Ты не Наземный разве, не Наземный? Ты не Подземный, — произнес таракан с факелом в передней лапке. — Ты похож, похож, но ты не так пахнуть.
Стоявший впереди таракан, казалось, вдруг чем-то обеспокоился.
— Крысы плохо, — повернулся он к своим товарищам. — Оставляем наземных, оставляем?
Тараканы сбились в кучку и стали совещаться. До Грегора долетали обрывки фраз, но смысл был ему непонятен. Они же так увлеклись, что ничего вокруг не замечали, и он стал оглядываться в поисках путей для отступления.
В неверном свете факелов Грегор обнаружил, что они находятся в длинном тоннеле.
«Лучше двинуть назад, — подумал Грегор. — Иначе вообще заблудимся».
Но обратно наверх, по этой невероятно длинной трубе, ему ни за что было не взобраться, тем более с Босоножкой на руках.
Наконец тараканы пришли к общему решению.
— Ты идти, Наземный. Ты идти к людям.
— К людям?! — вскричал Грегор, чувствуя невыразимое облегчение. — Здесь есть люди?!
— Залезать ты, залезать? Бежать сам, бежать? — спросил таракан, и Грегор догадался, что он предлагает взобраться ему на спину. Таракан не выглядел таким уж мощным, но Грегор вспомнил, что некоторые насекомые, например муравьи, могут переносить предметы, значительно тяжелее их самих. Грегор попытался вообразить, каково это — сидеть на спине у таракана, и тут же отогнал от себя эту мысль.
— Я лучше сам пойду — то есть побегу, — сказал Грегор.
— Ехать принцесса, ехать она? — с надеждой спросил таракан, услужливо поведя усиками и опустившись на брюшко. Грегор хотел было возразить, но девочка быстро вскарабкалась на спину таракана-гиганта, словно только этого и ждала. Иначе и быть не могло — ведь ей так нравилось сидеть на огромной металлической черепахе в Центральном парке.
— Ладно, только она будет держать меня за руку, — сказал Грегор, и Босоножка тут же уцепилась за его палец.
Таракан резко сорвался с места, и Грегор вприпрыжку побежал за ним.
Он знал, что тараканы очень проворны, — он не раз видел, как их пыталась прихлопнуть мама. А у этих еще и ножки были невероятных размеров. К счастью, пол в туннеле оказался довольно гладким, а Грегор в школе не просто бегал, но участвовал в соревнованиях. Вскоре он приноровился к движениям тараканьих ножек и вошел в удобный ритм.
Туннель оказался извилистым и разветвленным. Тараканы то сворачивали в боковые проходы, то возвращались назад, не сбавляя скорости, и вскоре Грегор перестал, понимать, откуда и куда они движутся, так как траектория движения напоминала причудливые каракули, какими любила разрисовывать чистые листы Босоножка. Грегор оставил всякие попытки запомнить дорогу и сосредоточился на том, чтобы не отстать от насекомых. «Вот это да! — думал он. — Классно же они бегают!»
Грегор уже запыхался, а тараканы не проявляли ни малейших признаков усталости.
К тому же он понятия не имел о том, далеко ли до цели. Может, еще километров сто, а то и больше. Кто знает, сколько могут пробежать эти насекомые?
И когда Грегор готов был уже взмолиться о передышке, он вдруг услышал знакомые звуки. Вначале он решил, что показалось, но чем дольше прислушивался, тем точнее знал, что не ошибся. Это был рев толпы, и, судя по всему, толпы огромной. Но откуда здесь, в тоннеле, может взяться толпа людей?!
Дорога резко пошла под уклон, и Грегору пришлось притормозить, чтобы не налететь на бегущего впереди таракана. Что-то нежное и воздушное коснулось его лица и рук. Ткань? Перья? Он раздвинул непонятную материю — и его ослепил яркий свет. Он инстинктивно зажмурился, но почти сразу приоткрыл глаза, привыкая к свету.
По толпе пронесся вздох изумления.
Грегор не ошибся. Теперь, когда воцарилась мертвая тишина, Грегор явственно ощущал, что на него устремлено множество людских глаз.
Его глаза довольно быстро привыкли к свету, который был не таким уж ярким, — это был скорее сумеречный свет, просто Грегор слишком долго пробыл в полной темноте.
У себя под ногами он увидел землю, поросшую темно-зеленым мхом. Мох выглядел слегка шероховатым, и он ровно покрывал землю, словно асфальт мостовую. Грегор тут же почувствовал, как мох пружинит под ногами.
«Да это же поле! — догадался он. — Поле для какой-то игры. Вот откуда толпа. Я на стадионе».
Очертания того, что его окружало, становились все отчетливее. Вокруг поля шла гладкая стена высотой с трехэтажный дом, а ниже стены располагались трибуны, битком забитые людьми. Грегор поднял глаза в поисках купола, но вместо него увидел… участников игры.
Над ареной парили огромные летучие мыши. Он не смог их сосчитать, но их было явно более десяти, разной масти, от палевой до черной. Грегор прикинул, что размах крыльев самой маленькой мышки составлял метров пять. Похоже, зрители наблюдали именно за ними, ведь поле, на котором они с Босоножкой стояли, было совершенно пустым.
«Может, тут как в Древнем Риме, людей бросают на растерзание диким зверям? Может, для этого нас тараканы сюда и притащили?» — встревожился Грегор.
Одна из летучих мышей вдруг что-то уронила. Предмет ударился о землю посреди поля и тут же подскочил вверх — метров на пятнадцать.
«О, да это же…»
— Мятик! — обрадовалась Босоножка, и не успел он ее остановить, как она сползла с таракана, храбро пробралась через бесчисленные тараканьи лапки с коготками и затопала по мху своими пухлыми маленькими ножками в розовых туфельках — он успел надеть на нее ту, что она потеряла возле сушилки.
— Большой честь, принцесса! — восторженно прошелестел ей вслед таракан, который ее сюда домчал, а Грегор бросился за сестрой.
Она легко миновала стоявших вокруг насекомых, но для него они почему-то стали непреодолимой преградой. То ли тараканы нарочно его не пускали, то ли настолько были потрясены красотой Босоножки, что буквально окаменели и застыли на месте, не обращая внимания на его попытки протиснуться к сестренке.
Мяч ударился о землю еще раз и снова взлетел в воздух. Босоножка топотала за ним, подняв ручки над головой в надежде его поймать.
Когда Грегор наконец прорвался сквозь заслон из тараканов и побежал к сестре, перед ним мелькнула какая-то тень. Подняв глаза, он с ужасом увидел огромную золотистую летучую мышь, которая пикировала прямо на Босоножку.
— Босоножка! — завопил Грегор, чувствуя, как от страха у него свело живот.
Она обернулась, тоже увидела летучую мышь, и лицо ее просияло — словно при виде огней на рождественской елке.
— Летутяя мишка! — взвизгнула она, протягивая руку к несущемуся на нее монстру.
«Блин! — ругнулся про себя Грегор. — Она что, совсем ничего не боится?!»
Летучая мышь плавно опустилась рядом с Босоножкой, дав девочке коснуться пальчиками своей мягкой переливающейся шкурки, а потом снова взмыла в воздух. Она проделала в воздухе кульбит, а когда в конце дуги практически легла на спину, Грегор вдруг заметил, что кто-то сидит на ней верхом, держась ногами за шею.
Это была девочка.
Когда мышь приземлилась, наездница перекинула ногу через ее спину и спешилась. Едва коснувшись земли и бросив на Грегора победоносный взгляд, она сделала великолепное двойное сальто назад и мягко, по-кошачьи, приземлилась перед Босоножкой. Одну руку она победно вскинула вверх, а второй легко поймала вновь подпрыгнувший мяч. Грегор не понял, как это у нее получилось: благодаря необыкновенной ловкости или невероятному везению.
Но пристальнее взглянув на девочку, по надменному выражению ее лица он понял, что везение здесь ни при чем.
ГЛАВА 3
Девочка опустила руки, и Грегор смог ее разглядеть.
Вид у нее был весьма необычный. Ее кожа, такая тонкая и бледная, издали казалась прозрачной. Грегору даже пришла на ум глава из детской энциклопедии, где говорилось о строении человека. Переверни страницу — и узнаешь все о скелете. А еще через страницу — все о пищеварительной системе. Девочка подошла бы как иллюстрация к теме «Система кровообращения».
Вначале он решил, что волосы у девочки седые, как у бабушки, но вскоре понял, что ошибся: они были серебристыми, с металлическим отливом, и собраны сзади в диковинную косу, заправленную за пояс. Вокруг головы — тонкая золотая лента. Лента как лента, немного похожа на бандану, но Грегор почему-то сразу понял, что это корона.
Не хотелось бы, чтобы девочка действительно оказалась важной особой.
По тому, как прямо она держит спину, по улыбке, затаившейся в левом уголке ее рта, по взгляду, которым она его окинула, — сверху вниз, хотя он был на полголовы выше ростом, — было понятно, что она знает себе цену. Мама обычно так и говорила о некоторых знакомых девочках: «Она знает себе цену!» — и при этом качала головой, но Грегор видел, что она это одобряет.
Некоторые знают себе цену, а некоторые — просто воображают.
Грегор не сомневался, что последний трюк девочка проделала специально для него. Одно сальто чего стоило. Она, кажется, попыталась напугать его — но он вовсе не испугался. Грегор посмотрел девочке прямо в глаза и обнаружил, что глаза у нее ярко-фиолетового цвета.
Никогда он такого не видел!
Неизвестно, сколько бы они еще так стояли, уставившись друг на друга, но тут вмешалась Босоножка. Она подошла к девочке и толкнула ее. Та даже отступила на шаг и недовольно посмотрела на Босоножку.
Босоножка же приветливо улыбнулась и вытянула пухлую ручку:
— Мятик! — с надеждой произнесла она.
Девочка опустилась на одно колено и протянула мяч Босоножке, продолжая крепко сжимать его в руке:
— Он твой, если сможешь его отнять, — сказала она голосом, таким же холодным, чистым и пустым, как ее глаза.
Босоножка попыталась взять мяч, но девочка не разжала пальцев.
Растерявшись, Босоножка попыталась отогнуть девочкины пальцы:
— Мятик!
Девочка, которая так и сидела на корточках, покачала головой:
— Нет. Ты его получишь только если окажешься либо сильнее, либо умнее меня.
Босоножка вскинула голову, подумала немного и вдруг ткнула правой ручонкой прямо ей в глаз:
— Фиетовый! — заявила она.
Девочка отпрянула и выронила мяч, а Босоножка тут же схватила его и прижала к груди.
Грегор не удержался:
— Кажется, она оказалась умнее, — заметил он.
Это было не слишком вежливо с его стороны, но ему не понравилось, как девочка обращалась с его сестрой.
Та прищурилась:
— Она — да. Но не ты. Иначе ты не стал бы так говорить с королевой.
Значит, он не ошибся: перед ним царственная особа. Ну вот, сейчас она прикажет отрубить ему голову или что-нибудь в этом роде.
Грегор знал: не должен он ей показывать, что испугался. Он пожал плечами:
— Ну, если бы я знал, что ты королева, я, может, сказал бы что-нибудь… более прикольное.
— Прикольное? — Она вздернула брови.
— Ну, что-нибудь получше, — поправился Грегор.
Девочка решила принять эти слова в качестве извинения.
— Я прощаю тебя, потому что ты не знал. Как тебя зовут, Наземный?
— Меня зовут Грегор. А это Босоножка, — указал он на сестру. — Вообще-то ее настоящее имя Маргарет, но мы ее так прозвали, потому что она вечно напяливает на себя чужую обувь и потом в ней шкандыбает, теряя на ходу, а еще потому, что папа любит песенку про девушку, которую звали Босоножкой. — Дурацкое объяснение. И зачем он ей это рассказал? — А тебя как зовут?
— Я королева Люкса, — ответила девочка.
— Люк-са? — Грегор задумчиво произнес ее имя по складам, словно вслушиваясь в незнакомую мелодию.
— А что сказала эта малышка? Фиетовый. Что это? — спросила девочка.
— Это значит «фиолетовый». Ее любимый цвет. Твои глаза… она раньше никогда не видела фиолетовых глаз, — объяснил Грегор.
Босоножка, словно в подтверждение того, о чем говорил Грегор, подошла поближе, растопырив пальчики, перепачканные фиолетовым фломастером.
— Фиетовый!
— А я никогда раньше не видела людей с карими глазами. И с такой кожей, — сказала Люкса, не отрывая взгляда от Босоножки, — как вот здесь. — И она взяла запястье Босоножки и погладила шелковистую, загорелую кожицу. — Для такого, должно быть, нужно много света!
Босоножка захихикала — она очень боялась щекотки. Тогда Люкса нарочно коснулась ее подбородка, и малышка начала смеяться громче. На какое-то мгновение с Люксы слетела спесь — и Грегор вдруг обнаружил, что она не такая уж противная. Но девочка уже снова выпрямилась, приняв надменный вид.
— Что ж, Грегор Наземный, тебе и ребенку нужно помыться.
Грегор, конечно, знал, что сильно вспотел, пока летел по трубе, а потом бежал по туннелю, но не дело девчонки, будь она даже королевой, ему указывать.
— А может, мы просто пойдем?
— Пойдете? Куда же? — Люкса выглядела по-настоящему удивленной.
— Домой.
— С таким-то запахом? — Люкса качнула головой: — Вы трижды погибнете еще до того, как доберетесь до Водного Пути — даже если ты сможешь найти дорогу. — И видя, что он не понимает, о чем речь, добавила: — Вы пахнете Наземьем. Это небезопасно для вас. И для нас.
— Понятно, — сказал Грегор, хотя ему было совсем не понятно. — Я думал, нам просто достаточно подняться наверх — и мы дома.
— Это совсем не просто. Но пусть тебе лучше Викус объяснит, — сказала Люкса. — Вам сегодня здорово повезло, что вас так быстро нашли.
— А откуда ты знаешь, что нас нашли быстро? — удивился Грегор.
— Наш дозор заметил вас сразу, едва вы приземлились. Но поскольку первыми до вас добрались ползучие, мы позволили им доставить вас, — сказала она.
— А, понимаю, — произнес Грегор. Интересно, где прятался этот дозор? Во мраке туннеля? Или, может, в клубах тумана? Ведь на всем пути Грегору не встретилась ни единая живая душа, одни тараканы.
— Эти как раз собирались к нам, — сказала Люкса, махнув рукой в сторону тараканов. — Иначе они с вами и возиться бы не стали. Видишь, у них факелы?
— И что? — спросил Грегор.
— Ползучим свет не нужен. Тараканы берут факелы лишь для того, чтобы показать нам, что идут с миром. Иначе почему, как ты думаешь, вы так легко сюда попали? — Не дожидаясь ответа, она повернулась к тараканам, терпеливо поджидавшим в сторонке. — Ползучие, что вы хотите за Наземных?
Один из тараканов выступил вперед:
— Дать нам пять корзин с зерном, дать нам? — прошелестел он.
— Мы дадим три корзины, — сказала Люкса.
— Крысы давать много рыбы, — сказал таракан, поглаживая передними лапками усики.
— Ну так ведите их к крысам. Если надеетесь, что это добавит вам времени, — ответила Люкса.
Грегор не особенно понимал, о чем речь, но догадывался, что за них с Босоножкой идет торг, и ему было неприятно.
Главный таракан тем временем продолжал:
— Дать нам четыре корзины, дать нам?
— Мы дадим вам четыре корзины. И еще одну — в благодарность, — раздался сзади чей-то голос.
Грегор обернулся и увидел бледного бородатого мужчину, который стоял почти за его спиной. Его коротко стриженные волосы тоже серебрились, но это была настоящая седина, без металлического оттенка.
Люкса недовольно глянула на старика, но спорить не стала.
Таракан, помогая себе всеми лапками, старательно складывал четыре плюс один.
— Дать нам пять корзин, дать нам? — спросил он, словно впервые слышал это предложение и не мог поверить своим ушам (если, конечно, у тараканов есть уши).
— Мы дадим вам пять корзин, — ответила Люкса довольно сухо и отвесила таракану легкий поклон. Тот поклонился в ответ и вместе с остальными тараканами тут же куда-то исчез.
— Если так пойдет, Викус, вскоре нам совсем нечего будет им давать, — укоризненно сказала девочка, обращаясь к бородатому, который не отрываясь смотрел на Грегора и Босоножку.
— Одна лишняя корзина — не так уж и много, если он тот, кого мы ждем! — ответил бородатый. Его фиолетовые глаза в упор изучали Грегора. — Скажи мне, Наземный, ты случайно не… — Он замолчал, словно подбирая слова, потом продолжил; — Случайно не из Нью-Йорка?
ГЛАВА 4
Грегору словно плеснули в лицо холодной водой — он вдруг осознал, что произошло.
До сих пор, с того момента как они попали в бездонную дыру, все вокруг менялось с невероятной скоростью, и он не успевал ни в чем разобраться. Но сейчас, в этот самый момент, слово «Нью-Йорк» произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Да! Он мальчик из Нью-Йорка, который всего-навсего отправился в прачечную стирать белье, а теперь ему пора подняться наверх, в свою квартиру, раньше мамы. Мама!!!
— Мне срочно нужно домой! — пробормотал Грегор.
Мама работала в приемной у зубного врача. Обычно она заканчивала ровно в пять и в половине шестого была уже дома. Она с ума сойдет, когда, вернувшись, обнаружит, что их с Босоножкой нигде нет. Тем более теперь, после того что случилось с папой!
Грегор попытался сообразить, сколько же времени прошло с того момента, как он раскладывал на кучки белье. «Падали мы, положим, минут пять, потом бежали с тараканами минут двадцать или около того, и здесь мы уже минут десять», — подсчитывал он. Итого тридцать пять минут.
— Ну вот, белье наверняка высохло! — сказал он вслух. — Если мы вернемся прямо сейчас, ничего страшного не произойдет.
Пока их никто не хватится, можно как ни в чем не бывало подняться домой.