Макс Аллан Коллинз

Захоронение

(Образы Кэти Рейкс)

Эта книга – целиком и полностью плод фантазии автора. Имена, персонажи и места преступлений являются вымышленными, и любое совпадение с реальными событиями следует считать непреднамеренным и случайным.
Пазлы из костей

Бреннан и доктор By извлекли скелет из пластикового пакета.
Когда контейнер убрали, а останки оказались на столе, Бреннан начала поверхностный осмотр, время от времени поглядывая на доктора By, но ту вполне удовлетворяли выводы Бреннан, – это было видно по ее глазам.
– Бусс, – произнесла Бреннан, – это не подделка. Или, во всяком случае, если это и розыгрыш, то шутнику он обошелся в кругленькую сумму.
– Ты уверена?
– В одном я уверена точно – эти кости не из пластика. Это я могу сказать тебе наверняка. Они очень даже настоящие.
– Ты уже можешь делать выводы? Это Мюсетти?… Извини. Я знаю, что это невозможно…
Бреннан приподняла бровь.
– В принципе, это не невозможно.
– Да?
– Обычно мне необходим некоторый справочный материал относительно жертвы, чтобы с большей вероятностью провести идентификацию… Но в данном случае я могу сказать, что этот скелет – определенно не Стюарт Мюсетти. Или, точнее говоря, я могу с уверенностью заявить, что это не весь Стюарт Мюсетти.
– Это заметно, – согласился Бусс. – В последний раз, когда я видел этого парня, у него было гораздо больше кожи и волос и, конечно, мяса на костях.
Бреннан покачала головой.
– Ты меня не понял.
– И чего же я не понял?
– Этот скелет не принадлежит одному человеку.


Посвящается доктору Грегу Хайнсу и Мисси Джонс тем, кто собрал скелет
Автор выражает благодарность судебному следователю и соавтору Мэтью В. Клеменсу
Все, кто занимается исследованиями данного предмета, должны запомнить: кости – прекрасные свидетели. Они говорят негромко, но правдиво, и никогда ничего не забывают. Доктор Клайд Коллинз Сноу, судебный эксперт
Чем более странным и гротескным кажется происшествие, тем тщательнее оно должно быть рассмотрено, и каждая мелочь, касающаяся этого дела, если она продумана и научно обоснована, может пролить свет на то, что произошло. Слова Шерлока Холмса Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей


Пролог

1944 год

Безлунной июньской ночью лакированная красно-коричневая яхта Аль Капоне пронеслась по поверхности озера Мичиган, словно камешек, пущенный мальчишкой.

Судно было подарком от кое-кого, кто задолжал криминальному боссу услугу. Капоне, единственный раз поднявшийся на борт этой яхты, моментально заработал морскую болезнь и клятвенно пообещал, что ноги его больше там не будет.

Но время от времени – даже сейчас, спустя несколько лет после того как Снорки вышел из тюрьмы и переселился во Флориду – боссы преступной группировки и их сотоварищи по бизнесу находили яхте применение. Не настолько большая, чтобы ходить в Канаду за виски во времена сухого закона, яхта пригодилась людям Капоне для быстрых ночных вылазок на середину озера, где она встречалась с большими судами, а затем приходила обратно с мелкими партиями товара.

После отмены сухого закона на борту маленькой скоростной яхты точно так же путешествовали другие виды контрабанды, но этой ночью ни спиртного, ни наркотиков она не везла. Однако ее пассажир, Энтони Гианелли, не отказался бы сейчас от фляжки с выпивкой или даже от сигареты с марихуаной, чтобы справиться с охватившим его ознобом.

Нет, сегодняшний рейс определенно отличался от всех предыдущих.

Джонни Батаглия, стоявший за штурвалом, внимательно вглядывался в темноту. Стараясь избежать любопытных глаз, рулевой – излишняя предосторожность, с точки зрения Гианелли, – вел яхту без огней и вынужден был напрягать зрение, чтобы понять, куда они движутся.

Не самый умный и не самый остроглазый из верных банде людей, Батаглия все же имел некоторые достоинства – жесткий, как бифштекс в дешевой забегаловке, смелый, как бык, и преданный, как английский бульдог, на которого он немного походил.

Как и Гианелли, Батаглия был всего лишь исполнителем, но они оба знали, что Гианелли был мозгом этой операции, – в отличие от своего мощного подельника, Гианелли сочетал в себе потенциал организатора и дальний прицел на более серьезные и выгодные дела.

Более высокий, стройный и куда более аккуратно одетый, чем Батаглия, Гианелли еще не принадлежал к числу людей, отдающих приказы, но он держал глаза открытыми, а рот – на замке, и знал, что сегодняшнее задание стало очередной ступенькой его карьерной лестницы, ведущей к верхам Организации.

Все, что от них сегодня требовалось, – это проделать путь незамеченными.

Гианелли не очень нравилось находиться здесь, в окружении такого количества воды, и он испытывал неясную тревогу, глядя, как постепенно исчезают в темноте огни Чикаго, еле заметно мерцая на горизонте, но это была его работа, и он собирался ее выполнить.

Волнение, которое он испытывал, было обусловлено не только и не столько возможностью быть пойманным, сколько тем, что его жена совсем недавно вернулась домой с их маленьким сыном, Раймондом, и Гианелли хотел провести с семьей столько времени, сколько он сможет выкроить.

Забота о столь желанном будущем наследнике и возможном продолжателе отцовского дела сейчас сводилась только к обычному уходу за новорожденным, а это всегда было исключительно женским делом. Но Гианелли все равно чувствовал, что должен быть дома.

Преимуществом его работы был гибкий график, и слава Богу, что он не за границей, не в Европе, попавшей под сокрушительное наступление нацистов, или, что было бы еще хуже, не в Тихом океане с япошками (как Синатра), за что спасибо Господу и лопнувшей барабанной перепонке.

Вместо всего вышеперечисленного – вот он, подскакивает на водной глади, часть маленькой флотилии в совершенно особой войне, и мечтает о теплой шинели. Костюм Гианелли – дорогой, в мелкую серую полоску, – был слабой защитой от пронизывающего ветра, хлеставшего через ветровое стекло яхты.

Черт побери, и это июнь! Однако посреди всей этой воды, да еще ночью, холод стоит такой, что с тем же успехом на дворе мог бы быть март.

Батаглия зябко поводил широкими плечами – холод доставал и его. А вот сзади, на палубе, капитан полиции Эд Хилл не подавал ни малейших признаков того, что замерз. Впрочем, в этом нет ничего удивительного – Хилл, мертвый уже четыре часа, был холоден сам по себе, независимо от происков погоды. Труп был завернут в брезент, – гробик под стать тем, что так распространены в Карибских банановых республиках.

Эта мысль вызвала у Гианелли легкую усмешку, – черный юмор для бандита, как и для многих солдат, стал нормой жизни.

Хилл не был обычным полицейским. Если бы не этот факт, любое место на этом озере было бы достаточно подходящим, чтобы стать его могилой.

Однако Хилл был небольшим, но значительным винтиком в деле, которое вели федералы против Пола Рикка, человека, занимавшего кресло во главе совета Организации, при помощи которой Аль Капоне, а затем и Фрэнк Нитти управляли Чикаго.

Рикка, «Официант», был осужден в прошлом году, в декабре, и в начале этого года отправился в Атланту отбывать десятилетний срок, оставив все дела на способного, но начисто лишенного воображения Тони Аккардо.

Все знали, что мистер Рикка все еще у руля, но сейчас его дела ведет «Джо Бэттерз» – «псевдоним», которого удостоил Аккардо сам Аль Капоне за то, что молодчик в свое время увлекался бейсболом (хотя и не был блестящим спортсменом).

Роль, которую сыграл Хилл в поимке Рикка, принесла копу официальную благодарность… и Тони Аккардо в качестве врага. Обычно копы были неприкосновенны, но этот совершил ошибку, присвоив деньги Организации и решив, что это сойдет ему с рук.

Этой ночью Гианелли и Батаглия решили выразить Хиллу свое неудовольствие. И сделали это у Хилла дома. Миссис Хилл в это время отсутствовала – она поехала в Милуоки проведать сестру. Если бы Гианелли не увидел собственными глазами, как женщина садилась в поезд, он никогда не решился бы на такое безумство – шлепнуть копа в его собственном доме.

Бизнес есть бизнес, но они ведь не дикари.

Ни женщин, ни детей – таково было их правило. Обычно еще и «ни копов, ни репортеров», – по крайней мере, пока те не выпросят. Если у тебя нет правил, ты всего лишь ничтожество, мало чем отличающееся от животного.

Гианелли посмотрел на большой сверток, видневшийся на корме яхты. Он ничего – ничего – не чувствовал по отношению к трупу на палубе: ни злости, ни ненависти, ни удовольствия, ни даже безразличия. Хилл перешел им дорогу и заплатил за это – и теперь на палубе валялся конечный результат одной из их «операций». Ничего больше.

Никто, имевший дело с Организацией, не хотел, чтобы Хилл однажды снова всплыл; а если они выбросят его труп вблизи от берега, оставалась вероятность того, что ублюдка со значком вынесет на берег волнами. Поэтому относительно Хилла у них были другие планы.

– Это, должно быть, Американская сталь, – подал голос Батаглия, стараясь перекричать ветер и шум мотора, и Гианелли заметил слабый свет.

Справа по борту, подумал он. Или это все-таки порт? Гианелли был почти уверен, что тот покажется с правой стороны.

– Да, – согласился Гианелли, чувствуя себя последним идиотом из-за того, что вынужден кричать через плечо, даже несмотря на то что на борту их было только двое… не считая дохлого копа. Который уж точно, черт бы его побрал, не станет прислушиваться.

Огни казались далекими. Их местонахождение выдавало только то, что они были чуть больше, чем несколько звезд, мерцавших на небе.

– Направляемся туда, – сказал Гианелли.

Батаглия кивнул.

Еще десять минут, и они пройдут мимо гигантского сталелитейного завода и достигнут заброшенных песчаных дюн на берегу Индианы.

Аккардо сказал свое слово, и их должна встретить машина. Они наконец-то избавятся от Хилла и к утру вернутся домой. Во всяком случае, план был именно таков.



Американский сталелитейный завод, работавший по три смены в день, выпускал листы металла, которым потом суждено было стать танками, огнеметами, кораблями и одному Богу известно чем еще из военных причиндалов. Яхта подошла к заводу. Грохот разбивающихся о берег волн заглушал все звуки, даже шум мотора.

Батаглия повернул лодку в сторону завода, и рев мотора сменился недовольным ворчанием.

– Что-нибудь видишь? – спросил Батаглия.

Гианелли медленно осмотрел береговую линию – вокруг было так темно, что примерно с тем же результатом он мог заглянуть в оружейное дуло.

– Вообще ни черта не вижу! – констатировал он.

Где эта чертова машина, и где тот сукин сын, который вроде как обязан их встречать? Интересно, это просто надувательство или все-таки подстава?

Гианелли напряг зрение, стараясь на фоне общей черноты выделить силуэт, который мог бы быть искомой машиной. Но все, что он смог увидеть, были подъемы и спуски песчаных дюн. В этом месте не было случайных построек и случайных прохожих – из-за чего они и выбрали это место. Вот только сейчас здесь просто должен быть кое-кто… их чертов связной!

– Где его черти носят? – удивился Батаглия.

Яхта шла вдоль берега, мотор работал на холостом ходу, справа от них – песок. Гианелли слышал только шум прибоя, накатывавшего на песчаный берег, по мере того как течение сносило яхту немного вперед и вправо.

Справа по борту – напомнил себе Гианелли.

Вдруг впереди, чуть выше линии берега, он увидел вспышку света… тут же погасшую.

Он действительно это видел или ему просто показалось?

– Ты заметил? – спросил Гианелли у своего напарника.

– Что заметил? – отозвался Батаглия, обернувшийся к корме.

Возможно, все-таки показалось…

Гианелли нашел глазами то место, где он увидел вспышку, напряженно уставился в темноту и принялся ждать. Он ждал. И ждал… И ждал…

И… вот она!

Маленькая светлая точка приблизительно в пятидесяти ярдах выше по берегу – фонарик, кто бы сомневался.

– Вижу! – сказал Батаглия, беря курс на мерцающий огонек.

Когда они приблизились к берегу, Гианелли понял, что ожидавший их мужчина стоит на небольшом волноломе. Батаглия выключил мотор, чтобы они могли подойти вплотную к деревянной конструкции, и мужчина выключил фонарик.

Батаглия бросил встречавшему веревку, и тот подтянул их к доку, привязав веревку к швартовочной тумбе.

Пока Батаглия и здешний «приемщик» вытаскивали сверток с яхты на причал, Гианелли изучал берег, по-прежнему не находя ни малейших признаков обещанной машины. Или в этом виновата безлунная ночь?

– Где твои колеса? – прошептал он. Учитывая характер их деятельности, шепот, больше чем какой-либо иной тон, давал шанс на то, что его услышат.

– Ближе к дороге, – ответил их проводник.

Гианелли вытащил из кармана пиджака маленький фонарик и осветил им лицо мужчины.

Мужчины?

«Да этот паренек совсем еще сопляк, не больше восемнадцати!» – подумал Гианелли. Короткие черные волосы, большие карие глаза и подбородок, взглянув на который сразу же можно было сказать, что с бритвой он еще незнаком.

– Ближе к дороге? – переспросил Гианелли приглушенным голосом, так как помнил, что ночью звуки разносятся особенно далеко.

– Да. – Паренек был немногословен и просто констатировал факты.

– А какого черта она там? – спросил Батаглия, и в его голосе послышалось раздражение.

Паренек издал протяжный вздох, когда они положили свою ношу на причал.

– Либо мы тащим эту дрянь к дороге, – сказал он, и его взрослый баритон совершенно не соответствовал детскому лицу, – и там грузим в машину, либо я веду машину сюда, чтобы нам было удобнее ворочать труп… а потом объясняю копам, почему машина увязла в песке, а мы влипли в кое-что похуже.

Батаглия казался недовольным, но Гианелли согласился с парнем.

– Голова у тебя неплохо работает. Как тебя зовут?

– Дэвид Мюсетти, – сказал парень, понижая голос так же, как и Гианелли.

– Складно мыслишь, Дэви. Пошли, Джонни, дотащим этот мертвый груз до машины.

Четверть часа спустя труп обрел пристанище в багажнике «шеви» сорок второго года выпуска, и пока Батаглия возился, устраиваясь на заднем сиденье, Гианелли занял место рядом с водителем, а Мюсетти завел мотор.

– Знаешь, куда мы направляемся? – спросил Батаглия.

– Да, – по голосу Мюсетти можно было подумать, что речь идет о выборе ресторана. – Бывал там раньше.

Они пересекли железнодорожные пути, тянущиеся вдоль Южного Побережья, по которым ходил поезд из Чикаго в Саут-Бенд, штат Индиана. Гианелли и несколько типов из банды когда-то переправляли на этом поезде труп. Законопослушно упаковав его в чемодан.

«Песчаный Экспресс», – называли парни этот поезд.

Но позже такие грузы стали доставлять исключительно на машинах – федералы вплотную взялись за железнодорожников, вычисляя случаи саботажа в военной экономике, так что транспортировать мертвецов в чемоданах стало весьма затруднительно.

Мюсетти вывел «шевроле» на Двенадцатое шоссе и включил дальний свет. Они пересекли границу штата Индиана и не проехали и мили, как наткнулись на копа, остановившего какого-то беднягу перед ними.

Весьма довольный собой полицейский насмешливо наблюдал за тем, как пьяный водила пытается прямо пройтись по ограничительной линии на дороге.

Гианелли отметил, что Дэвид не затормозил и не ударил по газам, когда они наблюдали за поучительной сценкой, и обратился к водителю:

– Парень, а ты довольно хладнокровный тип.

Мюсетти пожал плечами, взглянув в зеркало заднего вида, перед тем как повернуть без сигнала налево, на грязную дорогу, которая была не шире коровьей тропы к водопою.

Затем парень выключил фары. Они проехали в обратном направлении – дорога шла через лес, то поднимаясь на холмы, то спускаясь вниз – около полумили, прежде чем Мюсетти заглушил мотор.

Минуту посидев в молчании, они выбрались из машины.

– Ну что ж, приступим, – сказал Батаглия. Забавно, он совершенно спокоен, подумал Гианелли.

Он мог расчувствоваться во время просмотра душещипательного фильма, и ему стоило больших трудов не разрыдаться на похоронах друга или члена семьи (любой из двух семей). И, наверное, даже этот легавый двурушник заслуживал какого-то сочувствия.

Но на войне как на войне – трупы вызывают не уважение, а распоряжение – и исполняющий распоряжение не чувствовал ничего, кроме желания поскорее покончить с этим делом и пойти домой…

Гианелли взялся за лопату и приступил к делу, пока подельники волокли труп к его последнему пристанищу. Грунт здесь был болотистым, поэтому копать было легко, но Гианелли жалел, что не додумался обуть что-нибудь подешевле своих неправдоподобно дорогих ботинок.

Через некоторое время труп очутился в довольно глубокой яме. Гианелли было интересно, что бы почувствовал капитан Эд Хилл, если бы знал, сколько мафиози, за которыми он охотился все эти годы, собрались проводить его в последний путь.

– Когда настанет Судный день, – сказал Гианелли, – и все трупы восстанут из земли, этого несчастного ублюдка могут и недосчитаться.

Батаглия засмеялся, а Мюсетти никак не отреагировал на эти слова.

Вскоре этот неразговорчивый малый вывел машину на хайвэй и повернул в направлении дюн. Теперь, когда дело было сделано, они ехали медленно, и Гианелли мог расслабиться и поразмыслить.

Болото стало хранилищем многих тайн, Гианелли знал это. Никто не явится сюда в поисках пропавших тел. Трясина будет хранить свои секреты вечно.

Или, во всяком случае, до Страшного суда.

А то и дольше. Гианелли тихо рассмеялся, и Батаглия посмотрел на него как на идиота.

Какой же ангел захочет сунуться в это гиблое место, за этими никчемными костями, чтобы воскресить какой-нибудь из трупов, лежащих там?

Глава 1

Наши дни

Словно толстая пленка мазута, разлитая по поверхности озера Мичиган, удушливая волна жары, царящей с ранней весны, накрыла Чикаго.

Летом началась засуха, а в конце июля к «радостям жизни» добавилась забастовка мусорщиков; долгие ночи и еще более долгие дни город «благоухал», действуя на нервы своим обитателям. За последние семь недель груды мусора превратились в гигантские, кишащие заразой компостные кучи. Репортеры частных газет называли город «Чикаго-на-Навозе» и «Городом Большой Вони», но ни одна из сторон, повинных в забастовке, и ухом не вела, и Мать-Природа, похоже, решила избавиться от проблем, хорошенько прокипятив Чикаго.

В этом городе, где улыбки стали редкостью, специальный агент Силли Бусс, сидящий в приемной Федерального здания имени Эверетта Дирксена, по части улыбок мог бы сейчас дать фору Чеширскому коту.

Больше шести месяцев он вел дело против боссов чикагской мафии, Раймонда и Винсента Гианелли, и теперь, – благодаря дружку Гианелли, ставшему информатором, – Бусс держал отца и сына под колпаком.

Сидя за столом со стороны обвинения, Бусс лучился тихой самоуверенностью. В конце концов, самоуверенность всегда была неотъемлемой чертой агента ФБР, но в сочетании с квадратной челюстью, стрижеными под машинку каштановыми волосами и голубыми, со стальным отливом, глазами, его самоуверенность сегодня отдавала чванливым нахальством.

Суд не был назначен на сегодня, но Бусс нарядился в «судебный» костюм. У каждого уважающего себя профессионала, работающего в правоохранительной системе, наверняка в шкафу висит такой же костюм, предназначенный исключительно для особых дней в суде.

Костюм Бусса был темно-серым в мелкую, чуть более светлую полоску, и стоил немного меньше, чем его первая машина, но сегодня агент хотел выглядеть соответственно своему великолепному настроению.

Рядом с Буссом сидел федеральный прокурор Даниэль МакМайкл, что-то царапая в желтом казенном блокноте, лежащем между кипами бумаг. Черные волосы МакМайкла уже начинали редеть, и он зачесывал их на косой пробор. Серый костюм прокурора был, по меньшей мере, вдвое дороже костюма Бусса.

У МакМайкла были темные глаза, которые могли излучать дружелюбную теплоту, если дело касалось его сторонников, и холодную, как лед, надменность, если речь шла о врагах. Похожий на луковицу нос словно проводил границу между цветущими полными щеками и тонким ртом. Когда уголки рта приподнимались на несколько градусов, как сейчас, считалось, что прокурор улыбается.

У Дэна МакМайкла были широкие плечи и сильные руки атлета, но впечатление портил неожиданно мягкий взгляд человека, лучшие дни которого остались далеко позади. Если бы МакМайкл делал карьеру в бейсболе, а не в прокуратуре, он вряд ли стал бы выдающимся игроком, но тренер, дающий ценные советы молодым игрокам, из него вышел бы великолепный.

Бусс работал с МакМайклом над несколькими делами и уважал его за юридически выверенный подход. Они выигрывали дела и добивались обвинения, а преступники получали достаточно долгий срок заключения в федеральной тюрьме.

В углу, слева от них, стараясь не привлекать к себе внимания, сидела Анна Джонс, миниатюрная кареглазая блондинка, работавшая судебным протоколистом, и слегка улыбалась, чуть приоткрыв рот. По мнению Бусса, улыбка предназначалась ему.

Хотя, возможно, тут его самоуверенность была ничем не оправдана…

Посмотрев на часы, агент ФБР отметил, что, хотя он и ожидал, что Гианелли уже должны будут быть здесь, официально они еще не опоздали, Встреча была назначена ровно на одиннадцать, и у предполагаемых подсудимых осталось несколько минут, чтобы прибыть вовремя.

Что они и сделали – в 10:59 и тридцать секунд дверь распахнулась, и друг за другом вошли трое мужчин.

Первым шел Раймонд Гианелли, крепко сбитый, но очень элегантный в коричневом костюме, рубашке шоколадного цвета и коричневом галстуке в желтую полоску. Выбранная им цветовая гамма гармонировала с его светло-карими глазами, но волосы вошедшего были черными, с легкой сединой на висках, а кожа была настолько смуглой от загара, что казалась продубленной; Бусс отметил про себя, что так загореть можно только в солярии, но никак не на пляже.

За Раймондом следовал его сын, Винсент.

Он был выше и тоньше своего мускулистого отца, ухоженный и чисто выбритый, с улыбкой, скорее напоминавшей ухмылку. Его каштановые волосы были очень коротко подстрижены, а глаза гораздо темнее отцовских. Винсент надел коричневый костюм из ткани с мелким узором, на тон светлее, чем у отца, светло-зеленую рубашку и подобранный в тон галстук. Его коричневые итальянские туфли наверняка стоили больше, чем лучший костюм Бусса, а то и МакМайкла.

По мнению Бусса, Винсент Гианелли походил на классического психопата, кем и являлся. Парню не было дела ни до кого, кроме себя, любимого, за исключением, может быть, отца, но это основывалось скорее на бизнесе, чем на родственных чувствах, и отношения между ними строились скорее на принципах Макиавелли [1], чем на эмоциях.

Единственным живым существом, небезразличным Винсенту, был огромный мастино-неаполитано по кличке Лука, названный так, скорее всего, в честь Луки Брази из «Крестного отца».

Бусс знал это, как и многое другое о своей «жертве».

Преступники часто бывают до странности нормальными – обычные люди, которых семейные узы или особенности характера толкнули на кривую дорожку.

Гианелли – в частности, Винсент – были не из этой породы.

За Гианелли-младшим плелся хвостиком их семейный адвокат – Рассел Селаччи, больше всего напоминавший маленький цирковой фургончик.

Адвокат был одет в черный деловой костюм, эффектный вид которого сводился на нет серебристыми полосками на белой рубашке и сине-розово-желто-зеленым полосатым галстуком, кричащие тона которого наводили на мысль о том, что данный предмет одежды был свистнут нынешним владельцем у профессионального клоуна.

Буссу стало интересно: если Селаччи расстегнет свой пиджак, не выскочит ли оттуда дюжина клоунов, как они делают это в цирке, высыпаясь из маленькой машинки?

Хотя вошедшее трио держалось подчеркнуто высокомерно, воспоминание о Барнуме и Белли [2] вызвало у Силли Бусса улыбку.

– Специальный агент Бусс, – сказал Гианелли-старший звучным баритоном, – вы, я вижу, в прекрасном настроении, что довольно странно для человека, который предстанет перед судом за ложное обвинение.

Бусс позволил своей улыбке расплыться в ухмылку.

– У меня действительно прекрасное настроение, спасибо… и единственным ложным обвинением с моей стороны было бы заявление о вашей невиновности.

– Господа… – сказал МакМайкл, и его взгляд стал строгим, когда он посмотрел на Бусса.

Агент ФБР ответил быстрым взглядом, выражение которого заверяло прокурора: «Я будухорошо вести себя, Дэн».

Внимание прокурора переключилось на остальных, и МакМайкл продолжил:

– Вы не присядете?

Трое мужчин заняли стулья, стоящие возле стола, – Раймонд Гианелли в центре, Винсент слева от него. Селаччи вы тащил из дипломата канареечный блокнот и пристроил его перед собой, а дипломат рядом.

MакМайкл обернулся к белокурой протоколистке:

– Мисс Джонс, вы готовы?

Она ответила лаконичным кивком.

– Ну что ж. – МакМайкл снова оглядел присутствующих. – Вы готовы, мистер Селаччи?

– Готовы, мистер МакМайкл.

– Итак, я для протокола назову присутствующих здесь сегодня. Я сам, Даниэль МакМайкл, прокурор Соединенных Штатов; специальный агент Силли Бусс из Федерального бюро расследований…

Буссу показалось, что он заметил, как улыбнулась Анна, записывая его имя. Или же он снова принял желаемое за действительное?

– Раймонд Гианелли, – произнес МакМайкл, – Винсент Гианелли…

Гианелли-младший вовсю скалил зубы в сторону Анны, очевидно подумав, что ее улыбка предназначалась ему, – или он просто решил поиздеваться над Буссом?

Федеральный агент напрягся. Улыбка исчезла с лица мисс Джонс, теперь Анна смотрела на свои пальцы, порхающие над протоколом.

МакМайкл продолжал:

– …и Рассел Селаччи, адвокат семьи Гианелли. Раймонд и Винсент Гианелли оповещены о своих правах?

– Как обычно, – сказал Селаччи.

Перебирая бумаги на столе, МакМайкл сказал:

– Приступаем непосредственно к делу. И начнем с того, что по вашему приказу было совершено преднамеренное убийство Марти Граматика.

– Бездоказательно, – отозвался Селаччи.

Глаза Винсента Гианелли вспыхнули, и он вскочил.

– Это все Мюсетти! Это долбанное брехло…

– Винсент, – произнес Селаччи с особой интонацией.

Раймонд Гианелли бросил на сына короткий взгляд, и Винсент рухнул на свой стул, скрестил руки на груди и обнаружил что-то невероятно интересное на стене слева от себя. На это что-то он и уставился, затихнув.

Причиной того, что все они оказались сегодня в этой комнате, был Стюарт Мюсетти.

Друг детства Раймонда, сын Дэвида Мюсетти, доверенного помощника отца Раймонда, и сам первый помощник семейного клана Гианелли, Стюарт Мюсетти – решив, что семья не прочь избавиться от него – хорошенько взвесил все «за» и «против», а затем решил сменить своих боссов на Федеральную программу защиты свидетелей.

За прошедшие несколько месяцев Бусс неплохо узнал Мюсетти.

Учтивый, почти лишенный индивидуальности, с лысиной, обрамленной кружком седых волос, Мюсетти носил очки в серебристой металлической оправе и походил скорее на профессора математики, чем на человека, виновного как минимум в двадцати убийствах, совершенных на протяжении тридцати лет его работы на семью Гианелли.

Когда этот киллер совсем уж зарвался с послужным списком, его поимка легла на плечи Бусса, и у того ушел добрый месяц на допрос Мюсетти, а затем еще пять недель на исследование выдвинутых против него обвинений и на сбор улик, способных подтвердить ценность его свидетельских показаний против шефа.

Теперь же, благодаря недержанию речи у Мюсетти и огромной работе, проделанной Буссом, федеральный агент мог «прижать» семью мафиози.

Наконец-то Гианелли сели в лужу.

– Убийство Граматика, – повторил МакМайкл, возвращая себе контроль над ситуацией.

Раймонд Гианелли пришел в себя.

– Это трагедия для нас. Старый друг, безвременно ушедший. У вас есть вопросы?

– Да. Очень простой вопрос. Это вы отдали приказ о его убийстве?

Селаччи выпрямился и позволил себе легкую усмешку:

– Это ведь несерьезный вопрос, как вы сами понимаете…

Гианелли положил руку на плечо адвоката.

– Все в порядке, Рассел. Все в порядке… Ответ – нет, я не отдавал приказа убить Марти Граматика.

– И вы не говорили человеку, которому отдавали приказ… – МакМайкл заглянул в свои записи: – «Убедиться в том, что этот ублюдок не увидит завтрашнего рассвета»?

Гианелли казался безразличным, когда его взгляд встретился с взглядом МакМайкла. Мафиози сжал и разжал кулаки, а затем улыбнулся, словно добрый дядюшка, разговаривающий с любимым, но, к сожалению, невероятно тупым племянником.

– Вы должны понять, – сказал Гианелли, – что я знаю Стюарта Мюсетти очень долгое время… практически всю жизнь… Но у нас возникли разногласия на почве ведения бизнеса, и Стюарт вообразил, обоснованно или нет, что с ним поступают нечестно. Он затаил обиду. Мы все здесь взрослые люди. Мы знаем, что люди, затаившие обиду и злобу… – Гианелли улыбнулся Буссу, – начинают мстить. Мой сын, несмотря на всю его несдержанность, сказал вам правду: Мюсетти лжец.

МакМайкл продолжил его мысль:

– То есть, вы хотите сказать, что Мюсетти не более чем рассерженный служащий, не удовлетворенный своей долей?

– Бинго! – выпалил Винсент, заработав еще один не сулящий ничего доброго взгляд отца.

Бусс начал кое-что понимать: он ожидал, что МакМайкл вызовет отца и сына по отдельности, использовав в дальнейшем допросе расхождения в полученных от них показаниях, когда на допрос они явятся вместе. Но час назад МакМайкл решил сменить тактику.

– Ну что ж, – смущенно сказал тогда МакМайкл. – После всего, через что мы прошли вместе, Силли, разве ты не доверяешь мне?

– Я доверяю тебе, Дэн, но… Я думаю, что заслужил кое-какие объяснения.

МакМайкл кивнул.

– Да, заслужил. Я допрошу их обоих, папашу и младшенького, я задам им обоим одинаковые вопросы, и мы будем точно знать, о каких именно ответах они между собой договорились. Они узнают, в чем мы собираемся их обвинить, и будут прорабатывать эту версию и дальше. А затем, через несколько дней, у меня будут абсолютно другие вопросы… исключительно для Винсента. Мы побеседуем с ним отдельно, запишем его показания, а затем я встречусь с папашей, причем в кармане у меня будут лежать свежие факты, которые выболтает его вспыльчивый сынуля.

– Что ж, в этом есть смысл…

Прокурор пожал плечами.

– Если ничего не случится и эта семейка каким-то образом сольет наши обвинения, как они уже не раз это делали, то путаница в показаниях на предварительном слушании будет достаточной причиной для продолжения следствия.

МакМайкл произнес слово «сольет» так, словно говорил об уже случившемся факте. Как многие другие федеральные прокуроры в этом здании, он был напуган.

В дни боевой юности Раймонд Гианелли обзавелся кличкой «Сантехник», поскольку занимался тем, что вычислял и устранял утечку информации из банды. Теперь Гианелли поднялся по карьерной лестнице, но кличка к нему прилипла намертво, хоть и несколько изменила свое значение.

Каждый раз, когда появлялись новые обвинения, Сантехник каким-то образом умудрялся «слить» их. За все время, что он пробыл сначала на побегушках, а потом и во главе самой большой мафиозной группировки Чикаго, Гианелли ни разу не пришлось ночевать в тюрьме.

Сейчас Раймонд Гианелли бесстрастно уставился на федерального прокурора МакМайкла.

– Понятия не имею, чем думают люди в этом заведении… а также те, кто работает в Федеральном бюро… да, и вы тоже, агент Бусс! Мы просто занимаемся своим семейным бизнесом. Вас что, оскорбляет наше сицилийское происхождение? Вы считаете это достаточным поводом для того, чтобы притеснять нас?

Эта чепуха заставила Бусса потерять контроль над собой. Словно со стороны он услышал свой голос:

– Вы собирается разыграть карту с надписью «расизм»? Вас «притесняют по расовому признаку»? Да вы что, издеваетесь?

– Мистер Бусс, – вмешался МакМайкл.

Селаччи ткнул в сторону Бусса своей ручкой.

– Вы выходите за рамки приличий, агент Бусс. Кроме того, вы плохо воспи…

Голос Раймонда Гианелли, спокойный, но исполненный силы, легко перекрыл лепет адвоката.

– Агент Бусс, – произнес он, – я просто сопоставил ваше отношение к нам с выдвинутыми вами же обвинениями. Марти Граматик был моим другом на протяжении многих, очень многих лет… он также был другом Винсента. С какой стати мне было его убивать?

Бусс наконец взял себя в руки.

– Потому что он перешел вам дорогу. Он мешал вам!

Гианелли безразлично пожал плечами.

– Это всего лишь ваше, причем голословное, утверждение.

– Это не мое утверждение, – возразил Бусс. – Я просто повторяю полученные нами свидетельские показания.

Гангстер снова пожал плечами. Но вот чему этот ублюдок может улыбаться?

Бусс ощутил, как по его спине пробежал холодок, – он знал, что на сей раз Дядя Сэм взял Гианелли за жабры, так что же вызвало у Сантехника эту улыбку?

Внезапно Бусс почувствовал, что их дела явно не в таком порядке, как хотелось бы… Что-то определенно пошло не так.

Словно в ответ на невеселые мысли Бусса специальный агент Джош Вулфолк открыл дверь и неуклюже затоптался в дверном проеме.

МакМайкл раздраженно обернулся к вошедшему.

– Мистер Вулфолк, мы все здесь очень заняты.

– Да, сэр, я знаю и заранее прошу прощения, но…

Вулфолк закончил предложение недвусмысленной пантомимой, ткнув пальцем в Бусса, а затем «прошагав» пальцами по воздуху в сторону коридора.

Взгляд МакМайкла метнулся с одного агента ФБР на другого. В воздухе повисло напряжение…

А вот с той стороны стола, где расположилось семейство Гианелли, воцарилась расслабленная тишина и полное благодушие.

* * *

Очутившись в коридоре, Вулфолк оглянулся по сторонам. Он был ниже ростом и стройнее Бусса, хотя и старше. У Вулфолка были черные, зачесанные на правую сторону волосы, под темными глазами агента появились мешки, придававшие ему измученный вид.

– Что? – спросил Бусс, с каждой секундой раздражавшийся все больше и больше.

– Ну… это все Лось…

– Какой лось? – Бусс понял, что он уже ничего не понимает.

– Мюсетти, – произнес наконец Вулфолк.

Внутри у Бусса все застыло, как не раз бывало во времена его службы в армии, когда он, снайпер, обнаруживал цель.

Время, казалось, замедлило ход, и Бусс замер. Он медленно дышал и не ощущал ни нервозности, ни напряжения, ничего.

Во всем мире существовали только он, курок и цель.

В настоящий момент целью являлся Вулфолк.

– Что случилось с Мюсетти?

– Он… исчез.

Внутреннее спокойствие Бусса словно взорвалось.

– КУДА?

Вулфолк, находившийся на грани истерики, отозвался:

– Да черт же его знает…

Бусс глубоко вдохнул и оторвал взгляд от «цели».

– А что насчет четырех агентов, отвечавших за его безопасность?

Второй агент замялся и передернул плечами.

– Они тоже исчезли.

– Тоже исчезли! Но как… куда?

– Не имею об этом ни малейшего понятия.

Мысли Бусса понеслись вскачь.

– Когда они последний раз выходили на связь?

– Они отчитались о ситуации из охраняемого дома, это было незадолго до завтрака, – ответил Вулфолк. – Два агента отправились туда в обед и нашли только пустой дом. Все словно испарились.

Прикусив костяшки пальцев, Бусс взглянул на своего коллегу невидящими глазами.

– С тех пор от них не было никаких вестей?

– Ни слова.

Прокурор МакМайкл вышел в коридор, аккуратно затворив за собой дверь кабинета.

– Что происходит? – поинтересовался он.

Бусс и Вулфолк обменялись взглядами.

Бусс ответил:

– Они все исчезли.

Лицо прокурора окаменело.

– Кто?… Что случилось?

Бусс кратко пересказал только что услышанные новости.

– Мюсетти и четыре федеральных агента? – спросил МакМайкл дрогнувшим голосом. – Пропали? Да как, черт побери, такое могло случиться?

– Хотел бы я это знать, – ответил Бусс, переводя взгляд на закрытую дверь. – А вот те, кто об этом знает, вряд ли будут столь любезны, что просветят нас. Неудивительно, что эти скоты были сегодня утром так спокойны, – они не сомневались в том, что Мюсетти будет похищен, а лучшего алиби для них, чем пребывание в нужное время в компании федерального прокурора и агента ФБР, мечтающих надрать им задницы, и придумать нельзя…

Взгляд МакМайкла тоже остановился на закрытой двери.

– Мы их упускаем. – Прокурор перешел на шепот. В его голосе отчетливо прозвучало отчаяние. – Сантехник снова отправил наши обвинения в унитаз и слил воду…

– На данный момент, – перебил его Бусс, – меня гораздо больше интересует судьба четырех агентов ФБР.