Коллинз М
Медная радуга
МАЙКЛ КОЛЛИНЗ
МЕДНАЯ РАДУГА
Кену Миллеру с благодарностью посвящается
1.
Однажды, играя в кости, Сэмми Вайс, собрав все свои силы и нервы, целых пятнадцать кругов не снимал свою ставку. И это стало его звездным часом. Еще сегодня эта история ходит в городе и на нижнем Ист-Сайде. На меня она не произвела особого впечатления. Я был при этом.
Но Сэмми никогда не забывал, что он однажды, на короткое мгновение, побыл великим человеком. Теперь, в моей однокомнатной конторе, на единственном, кроме моего, стуле, он снова изображал великого.
- Ты клянешься, что я был у тебя с двенадцати до двух часов дня, и получаешь за это сотню, - сказал он.
Он не боялся расходов на услуги бедного частного детектива, но его восточные глаза, затененные длинными ресницами, на меня не смотрели. Вайс таков-приземистый, жирный и болтливый, и его глаза никогда ни на кого не смотрят. Он носит чистую рубашку, но его костюмы никогда не сидят на нем хорошо. Его цветастые галстуки украшены бриллиантовой заколкой, которая уже давно вышла из моды. У него длинное пальто с меховым воротником. Там, где мех трется о жирную шею Сэмми, он давно стерся догола. - Скажем, две сотни, - продолжал Вайс. - Я был у тебя, о\'кей?
- Две сотни зараз ты уже сто лет не видел, - сказал я. - Кроме того, я в такой игре не участвую.
- Дэнни-пират, погоди. Это честно, по-твоему?
Кличка доказывала, как давно Вайс меня знает. Сохранилась она со времен юношеской тяги к уголовной романтике, которая стоила мне руки. Незапротоколированная, так сказать, история, судимости за мной нет. А все, что есть-это недостающая рука и старые друзья, вроде Сэмми Вайса.
- Я лишился руки, но не рассудка. Мать растила меня не для того, чтобы я за две сотни обеспечивал алиби ненормальному, и притом втемную.
- Твою мать я мог бы купить за доллар!
Я закрыл глаза. В единственное окно моей конторы потянуло ледяным сквозняком. Ледяным сибирским ветром, который облегчил мою боль. Я снова открыл глаза. Действительно, не почувствуешь же облегчения, если вздуешь человека, который слабее, чем ты сам. Во всяком случае, мне так кажется. Может быть, из-за этого я так ничего в жизни и не достиг.
- Черт возьми, Дэнни, я сожалею, - спохватился Вайс.
Он начал потеть. Снаружи стояла настоящая зима, внутри было ненамного теплее, но его лицо блестело от пота, как бледная влажная луна. Точно так же, как тогда, много лет назад, в его великий час.
Вайс начал с десяти долларов и удерживал ставку, пока после пятнадцати кругов не снял сто шестьдесят три тысячи восемьсот сорок долларов. Два следующих круга, может быть, только один, сорвали бы банк, что всегда было заветной мечтой любого игрока: стать последним из них и за длинным столом в пустой комнате сгрести все деньги.
Я ещё ощущал запах его пропотевшей одежды. Я ещё видел, как дрожали его руки, когда он после пятнадцати кругов сгреб со стола сто шестьдесят тысяч долларов, и ещё слышал его охрипший голос: \"Сейчас будет неудачная игра, я чувствую это. На этот раз будет неудачный круг\".
Неудачной игры не было. Сэмми сыграл ещё дважды, прежде чем выйти из игры. И потом ушел на негнущихся ногах. Он уходил, ступая тяжело, но не разорив поле битвы. Завсегдатаи вокруг него улыбались: они уже сориентировались. Вайс ушел как богатый человек, но не как победитель. Он выиграл битву, другие бы выиграли войну.
Привыкнув иметь дело с прирожденным неудачником, я осторожно спросил:
- Что, собственно, случилось, Сэмми?
- Я не знаю, Дэнни. - Он держал свою шляпу, как проситель, в обеих руках. - Мной интересуется Фридман.
Он содрогнулся, как от боли. Для Вайса участковый детектив Берт Фридман означал боль.
- Ты хорошо его знаешь, - помог я. - Ну, говори.
Он поднял глаза к потолку, как бы в поисках возможности ничего не говорить.
- Я пришел к этому старому холостяку-Джонатану Редфорду III. У него есть племянник: Уолтер Редфорд IV. Они нумеруются, как короли. - Он попытался ухмыльнуться. - Дело в том, что Уолтер задолжал мне двадцать пять тысяч долларов - проиграл в покер с высокими ставками. Я иду, чтобы получить их у дяди, понимаешь?
Девушка открывает дверь и провожает меня в кабинет. Этот Редфорд даже не повернулся ко мне. Он стоит у открытого окна и вдыхает свежий воздух! В шелковом халате. Большой человек, как же! Даже не предлагает мне сесть. Я и спрашиваю, где мои деньги? Он круто разворачивается. И говорит: никаких денег! Он говорит: заруби это себе на носу! И начинает меня костерить, понимаешь? . Я его, мол, обманываю. Я и говорю, смотрите, будут неприятности, могут пострадать кое-чьи головы!
Он бросается на меня как сумасшедший. Он хватает меня и трясет, как попало. Тут я и ответил разок-другой. Он кувырк - и остался лежать, я хочу сказать, он не встает. Ну вот, я выхожу, слышу, он начинает стонать. Я, естественно, пугаюсь и сматываюсь.
Он внезапно замолчал. Я ждал.
- Это все? - спросил я наконец.
- А что еще? Он упал, он стонал, я смотался. Слушай, Дэнни, швейцар на входе меня видел, но лишь мельком. Его не было, когда я уходил. Видела меня одна - единственная старуха. Да ещё девушка, когда я пришел. Она вряд ли меня запомнила. Что они смогут сказать? Ты говоришь Фридману, что я был у тебя, и тогда мы оба будем против Редфорда. На меня многие похожи. Он просто обознался.
Это было так глупо, так несостоятельно, что достойно сожаления. Он вел себя как шакал, ослепленный страхом и спасающийся бегством от горящего куста.
- Сэмми, - сказал я, - Редфорд знает твое имя. - Он не знает! торжествующе ответил Сэмми. - Я ему не говорил.
- Тогда откуда его должна знать полиция?
- Я полагаю, он меня описал. Фридман слышал это и бросился на меня.
- Откуда ты знаешь, что Фридман тебя ищет?
- У меня есть свои люди. Два часа назад я опередил этих духов на самую малость. Пока отделался.
- Может быть, дело в чем-то другом?
- Ничего другого за мной нет. Обеспечь мне алиби, Дэнни.
- Нет. Иди в полицию. Выясни, что известно Фридману. Выключи Редфорда из игры, не упоминая им о нем. Если дело действительно в Редфорде, скажи, что он начал ссору.
- Он из высшей касты, Дэнни. Большой Богатый Босс. Кто будет слушать Сэмми Вайса? Они дадут мне год, как минимум. Я погиб, Дэнни. Ты один можешь дать мне алиби. Я ведь знаю, как это делается. Наше слово против его. Только мы должны быть вдвоем.
- Нет, - решительно сказал я, - во-первых, это не поможет, а во-вторых, со мной было бы покончено.
Его лунообразное лицо смотрело на меня, как будто видя впервые.
- О\'кей, Дэнни. Ты, конечно, прав. Только иди и говори с этим Редфордом ты. Убеди его согласиться, что начал он, понимаешь? И поговори с Фридманом. Объясни ему, что у меня есть друзья. Впрочем, у меня вовсе нет двух сотен, Дэнни. Все, что я смогу наскрести-это максимум пятнадцать долларов.
- Сэмми! Фридман надо мной только посмеется. И как же я должен доказывать, что Редфорд ударил первым? Что я могу сделать, Сэмми? Иди сразу к лейтенанту, минуя Фридмана. Расскажи честно, что произошло.
Он моргнул. Встал. Его нижняя губа дрожала. Он надел свою шляпу и вышел. Маленький толстый человек с потертым меховым воротником и заколкой для галстука. Жалкий тип, ведущий жалкую жизнь, который к тому же понимал, насколько она была жалкой.
Целый год после той знаменитой ночи, которая стала для него и триумфом, и поражением, он жил на широкую ногу. Он промотал и проиграл сто шестьдесят тысяч долларов, чтобы доказать, какой он большой человек. Но лишь доказал, что большим человеком не был. Пришел его звездный час и он упустил его. Большинство людей упускают свои звездные часы, но многие умеют избежать признания своей ошибки. Вайс не смог.
Он сорвал на пятнадцати конах все нервы и сорвал крупный куш. А потом не рискнул ещё на два броска, которые, тогда казались проигрышными, а теперь будут преследовать его до конца жизни: ведь они доказали, что он не способен на самый решающий шаг. Он был потрясен навсегда. Его коровьи глаза говорили миру, что в следующий раз он удержит ставку до конца. Но самого себя ему не обмануть. Он-то знает, что всегда сойдет на два круга раньше.
Нет, Фридман определенно искал именно его, так как явно Вайс где-то снова играл в кости.
Я оделся и вышел поесть.
На улице мне в лицо ударил ветер со снегом. Я поглубже спрятал нос в воротник и направился на Восьмую авеню. На углу я заметил Вайса, который разговаривал с довольно высокой рыжеволосой женщиной. Та была сильно накрашена, из-под шубы виднелись черные ажурные колготки. Ее волосы почти апельсинового цвета были высоко взбиты. Вайс сел вместе с ней в такси.
Я зашел в \"Севилью\" и заказал паэллу, думая о Марте, своей девушке. Но Марта была в Филадельфии с новым шоу, в результате вместо неё я стал думать о Сэмми Вайсе. Я прокрутил в памяти его историю и, после некоторого размышления, пришел к выводу, что одна небольшая деталь осталась неясна.
Если этот Редфорд или его племянник действительно должны Вайсу двадцать пять тысяч долларов, как мог тогда Сэмми утверждать, что в квартире Редфорда никто не знает его имени? Такого быть не могло.
Съев паэллу, я зашел в бар напротив, где работал Джо Харрис.
- Ты слышал, что Сэмми Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов?
- Я ни разу не слышал, чтобы он выиграл двадцать пять центов, - сказал Джо, наливая мне. Джо неизменно подносил мне первую порцию ирландского виски бесплатно. - Откуда мог Вайс раздобыть деньги на игру, чтобы столько выиграть, и такие нервы, чтобы столько играть?
- Гм, - сказал я.
Я спросил себя, что сделал Вайс, или что хотел сделать. Но вопрос этот задавал себе не слишком серьезно. Тогда ещё нет. . 2.
Я проснулся от стука в дверь моей квартиры. На часах была половина седьмого. Серый утренний свет сквозил в окно, температура в спальне была, как в арктической тундре.
Я скатился с постели и схватил халат. Торопливо включил духовку и две газовые горелки. Мой доход предоставлял мне выбор между одной теплой и пятью холодными комнатами. Я любою простор, но где же тогда выбор? Пока я зажигал газ и мечтал, что когда-нибудь смогу позволить себе пять теплых комнат, в дверь снова постучали.
Я открыл участковому детективу Берту Фридману. Тот был маленький и коренастый, плечи шириной со шкаф. Он вошел без всякого приглашения, без ордера на обыск, без того, чтобы сказать хотя бы \"доброе утро\". Эти мелочи я ему простил. Фридман начал с осмотра моей комнаты.
Я включил свою кофеварку. Люди, которые долго живут одни или часто переезжают, вместо счастья имеют привычки. Свежесваренный кофе был моим салютом новому дню. Кофе капал через фильтр, когда Фридман обратился ко мне.
- Вы можете мне сказать, где Вайс, или можете пройти со мной в полицейский участок.
- Вы можете закрыть дверь с той стороны или можете выпить со мной кофе.
- Только не надо дерзить! Фридман имел выдающиеся для такого коротышки кулаки. Драчливый тип, как и его коллега Джонни Бродерик. Но знаменитый Бродерик был хорошим копом, жестким и умным, в то время как Фридман плохой коп - мог быть жестким только там, где нужно быть умным. В полиции есть своя вполне нормальная и обязательная доля дураков, не больше и не меньше, чем в любом другом крупном ведомстве. Нет, телесно мне было не равняться с Фридманом. У меня в отличие от него не было двух рук, но зато в моей кухне всегда лежал наготове молоток. При моем ремесле мне нужна полиция, но только не Фридман. Я потрогал молоток. Так, на всякий случай.
- Я вас не приглашал, - заметил я. - У вас нет ордера на обыск, и за мной ничего не числится. Вам здесь совершенно нечего делать. Оставьте меня в покое, или я буду отбиваться, а потом извинюсь.
Чувства юмора у Фридмана не было. А у какого же злого человека оно есть? Он смотрел на меня, как бы соображая, ударю я или нет. Кулаки его угрожающе сжимались и разжимались.
- Вайс всем говорил, что хотел вас нанять.
- Но он этого не сделал. За что его разыскивают?
Фридман зло рассмеялся.
- Однажды этого еврея повесят, запомните.
Фридман с чего-то взял, что его миссия - уничтожить всех правонарушителей среди своих еврейских сограждан. Так сказать, самозванный родовой мститель.
- Почему? - ещё раз спросил я.
- Он последняя дрянь, вошь, кусок собачьего жира. Если вы увидите его или услышите, сразу сообщите мне об этом. И поскорее. И только мне. Никому другому.
- Даже если бы он лично убил Моисея, вам последнему сказал бы я об этом, - хладнокровно ответил я. - И притом мне было бы куда приятнее, если бы он добрался до городской тюрьмы на своих двоих и на собственной тяге.
Фридман на деле не мог мне ничем навредить, пока у меня нормальные отношения с управлением и моим собственным полицейским участком. Он ещё несколько раз разжал и сжал свои кулаки и исчез. Дверь он захлопнул.
В коридоре громко запротестовали. Я едва их слышал. Я думал о Сэмми Вайсе. Фридман не сказал, что ищет Вайса, потому что Вайс избил человека и притом богатого.
* * *
Институт судебной медицины Нью-Йорка находится на Ист-Сайде у реки, между больницей Бельвью и новым зданием медицинского факультета Нью-Йоркского университета. Снова пошел снег, он стоял над рекой, как клубящийся туман. Я спустился вниз в помещение для вскрытий.
Митч О\'Двайер был на ночном дежурстве. На одном из восьми столов лежал прикрытый труп. Покойник на полу жилой комнаты не приводит меня в такой ужас, как труп на столе для вскрытия. По-видимому, в морге пугает безличность смерти.
Митч О\'Двайер поднял на меня глаза.
- Ты кого-то ищешь, Дэн?
- Нет ли у тебя здесь некоего Джонатана Редфорда III, Митч? Как бы ни был богат человек, если он в Нью-Йорке умирает неестественной смертью, то обязательно попадает на стол для вскрытия. Городской центр в компетенции морга Института судебной медицины, и Митч О\'Двайер прикреплял бирки к запястьям самых невероятных покойников.
- Есть, - ответил Митч. - Я помню именно Третьего.
Я действительно не удивился, иначе я вряд ли оказался бы здесь, в морге.
- Могу я его увидеть, Митч?
- Но только быстро, сейчас могут прийти врачи.
В морге сто двадцать восемь камер. Нью-Йорк - большой и жестокий город. В ящике, который открыл Митч, находился мускулистый мужчина среднего роста, примерно лет пятидесяти. Он должен был хорошо смотреться с пропорциональными чертами лица, густыми седыми волосами, внушительной бородой, маленькими глазами и узким жестким ртом. Вайс был прав. Редфорд выглядел богатым и непреклонным, как старый кайзер Вильгельм.
- Я могу увидеть протокол, Митч?
- Это необходимо?
- Полагаю, да.
- Хорошо. Я найду его для тебя. Подожди у Фила.
Над широкой улицей снег валил густыми хлопьями. Я зашел в закусочную Фила и заказал два яйца и кофе. Митч появился ещё до моей второй чашки. Он сел и прочитал по блокноту:
- Джонатан Эймс Редфорд III; 59 лет; Восточная 63-я улица, дом 146. Найден в своем доме мертвым нарядом 17-го полицейского участка, который был вызван Джорджем Фостером Эймсом, адрес тот же. Причина смерти: колотая рана в левом желудочке сердца, причиненная единственным ударом ножа.
Я вскочил.
- Нож, Митч?
- Да. И рана была очень странной, должно быть это особый нож с волнообразным лезвием. Его не нашли.
- А время?
- Копы появились в десять минут седьмого. Вчера вечером. Доктор считает, что смерть наступила между двенадцатью и половиной третьего дня.
- Другие раны или ушибы?
- Ничего. Тоже странно. Обычно при ударах ножом есть и ушибы.
Я выдал Митчу его гонорар в десять долларов и ушел. То, что сделал Митч, незаконно, но у него дома шесть девчонок, а налогоплательщик крайне неохотно платит людям, чья служба не способствует непосредственно его удобствам.
В сильной снежной круговерти я шел в направлении к центру города, к нижнему Ист-Сайду. Я хотел найти Сэмми Вайса. Может быть, полиция разыскивала Вайса только как свидетеля. Хотя Фридман и не говорил этого, но такие люди, как Фридман, никогда определенно не говорят. Фридман с удовольствием использовал бы любой шанс заставить Вайса испытывать смертельный страх.
Сэмми не был жестоким человеком. Если он вообще каким-то был, то мягким. С другой стороны, он целую вечность даже близко не видел двадцать пять тысяч долларов зараз, и если Редфорд пытался его обмануть. . .
Так или иначе, речь идет об убийстве, и как свидетель или подозреваемый, Вайс имел единственный выход - сдаться. При убийстве бесполезно убегать. Он приходил ко мне за помощью, и я хотел ему помочь. Каждому нужен кто-то, кто стоит на его стороне. Всегда есть белые пятна, при убийстве тоже. Вайс мог и не знать, что Редфорд умер. Ему нужно сказать об этом, и лучше это сделаю я, чем Фридман.
До полудня бродил я под снегом по Виллиджу и нижнему Ист-Сайду. Я заходил во все точки, которые приходили мне на ум: пивные, биллиардные, букмекерские конторы, турецкие бани и жалкие закусочные, в которых имеют обыкновение есть такие одинокие люди, как Сэмми. Чаще всего передо мной там уже побывал Фридман. И ни один человек не видел Вайса за последние три часа. Это заставляло меня задуматься.
Никто так не привязан к своему привычному окружению, как игрок, от которого отвернулась удача, исключая разве матросов. Для матросов корабль дом, мать и семья одновременно. Для такого плавающего тела, как Вайс, его убежище - его дом, его очаг.
Моей последней надеждой была его комната на площади Святого Марка. Но всерьез я не рассчитывал найти его там. Его там и не оказалось. Я позволил себе выпить пива.
Сэмми либо бежал, либо нашел укрытие.
Без денег он не мог далеко уйти, а денег достать не мог, так как полиция подстерегала его всюду, где он мог рассчитывать что-то раздобыть. Без денег он не мог долго скрываться. Следовательно, либо у него было больше денег, чем я полагал, либо кто-то его прятал. Моя помощь оказалась ненужной. Если он зарезал Редфорда, ему в самом деле мог помочь только адвокат. Если он никого не убивал, то также не нуждался в моей добровольной помощи.
Я отправился домой и подогрел суп, чтобы согреться. Я смотрел на снег за моим окном. Небоскребы вдали высились таинственными тенями за крутящимися хлопьями. Я подумал о Марте. Мне хотелось поехать к ней в Филадельфию. Но я стал бы для неё лишь помехой. Девушка, которая надеется добиться успеха в первом настоящем шоу, ничего не сможет сделать при навязчивом влюбленном, который слоняется вокруг и только отпугивает нужных людей.
Я схватил пальто. Не мог я весь день провести в раздумьях о Марте и о том, что она сейчас делает. В то же время я, по меньшей мере, догадываться, как плохи дела у Вайса. Не со стороны полиции. Те могли лишь предполагать, что я имел контакты с Вайсом, потому и взяли меня в клещи. Ладно, я все выясню на свой страх и риск. Или, по крайней мере, останусь при своих интересах.
Может быть, я просто любопытен. А если детектив с толком возьмется за дело, то даже убийство станет тогда простым, как яичница. . 3.
Дом на Восточной 63-ей улице, в котором жил Джонатан Редфорд, был высоким серым зданием в излишне вычурном стиле, выстроенным в двадцатые годы специально для истинных богачей. Его верхние этажи скрывались за сильным снегопадом.
- Апартаменты Редфорда, - сказал я швейцару.
Он, очевидно, получил указание помалкивать об убийстве. В вестибюле появились две парочки и потребовали такси. Швейцар даже не спросил, кто я такой.
- Квартира 17, левый лифт, сзади.
Небольшой лифт обслуживал лишь по две квартиры на каждом этаже. Он поднял меня в мини-прихожую, предварявшую квартиру номер 17. Я позвонил.
Мужчина, открывший мне, был высокого роста, седовласый и чем-то похожий на покойника из морга, только без бороды. У него был крупный нос, румяное лицо человека, который всегда бреется в парикмахерской, и морщинистая шея, что он пытался скрыть, высоко держа голову.
\"- Этого мужчину я знаю, - промелькнуло у меня в голове. Но откуда?\"
- Мистер Эймс? - спросил я.
- Да, я. . . Что вам угодно? Я очень занят.
Он провел рукой по лицу. Эймс казался нервным, явно выведенным из равновесия. Его костюм с широкими лацканами, старомодного покроя, явно был лишь недавно сшит на заказ. Манжеты рубашки на десять сантиметров выступали из рукавов пиджака и были скреплены рубиновыми запонками. Манжеты и высокий воротничок туго накрахмалены.
- Я детектив, мистер Эймс, - начал я. Но не сказал - \"частный детектив\", и не назвал своего имени. Зачем доставлять себе лишние неприятности с полицией? - Я хотел бы задать несколько вопросов в связи с убийством.
Он нерешительно кивнул.
- Убийство, да. Я. . . я даже не могу поверить, что его больше нет с нами. Джонатан мертв! Такая глупость!
- Могу я войти? - спросил я.
- Что вы сказали? Конечно, да. Но я не понимаю, что. . .
Фраза оборвалась. Я вошел в гостиную, равную по величине четырем моим комнатам - элегантный зал с высоким потолком, уже давно и уютно обжитый. Мебель сверкала. Большей частью подлинные старинные вещи из Франции, но наряду с ними и несколько выпадающие из этого стиля предметы, которые доказывали, что дизайнер здесь не поработал.
- Не могли бы вы теперь. . . - начал я, пытаясь взять официальный тон.
Эймс смотрел на меня во все глаза. Он рассматривал мой пустой рукав.
- У меня создалось впечатление, что убийцу моего двоюродного брата уже разыскивают. Это Вайс. Вопрос лишь во времени.
- Полиция утверждает, что его убил Вайс?
- Разумеется! Кто же еще. . . Вы говорили, что вы - детектив?
- Частный детектив, - добавил я. - Частный детектив? Вы хотите сказать, наемный? - Теперь он стал бдительным. - Разве есть какие-нибудь обстоятельства, которые мне до сих пор неизвестны?
- Я не имею права говорить о своих клиентах, мистер Эймс, - сказал я, что могло бы примерно соответствовать истине, имей я клиента. - Не могли бы вы рассказать мне о вчерашнем?
Удивительно, что богатые, обеспеченные люди так терпеливы и не задают лишних вопросов. Они не привыкли к обману, они многого не боятся. Да и что им может грозить? Эймс даже не спросил у меня документы. Он обращал внимание только на свои проблемы. Казалось, он был смущен всей этой историей, и воспринимал меня просто как назойливую муху.
- Как? Ах, да. . . Что вы хотели бы узнать?
- Ожидал ли ваш двоюродный брат, кроме Вайса, и других посетителей?
- Он вообще никого не ждал. Он немного простыл, иначе как обычно работал бы в своем офисе.
- Значит, он лишь вчера утром согласился принять Вайса?
- Этого я не знаю. После завтрака я его больше не видел. Когда мы с Уолтером пришли, Джонатана уже не было.
- Уолтер Редфорд живет здесь?
- Нет, нет, - раздраженно перебил Эймс. - У Уолтера собственная квартира. Я полагаю, он хотел поговорить с Джонатаном. Когда Джонатан ушел, Уолтер зашел ко мне и предложил вместе взять такси до Грейт Централ. Он знает мою привычку проводить ланч в своем клубе, если я в это время не занят в шоу.
Теперь я понял, где его уже видел. - Я вас знаю по театру, верно? На Бродвее. Видел вас однажды в роли губернатора британской колонии. Вы были великолепны.
- Верно. Большое спасибо. - Теперь он сиял. - Приятно, когда тебя узнают, хотя это больше говорит о ваших зорких глазах, чем о моей популярности. На меня не слишком большой спрос. Чаще небольшие роли на телевидении. Артист не должен простаивать.
- Богатые люди редко идут на сцену.
- Для меня это единственное, чем я действительно горжусь, мистер. . . Как, вы сказали, ваше имя?
Ловушка захлопнулась. Если хочешь остаться анонимом, никогда никого не хвали. Людям всегда хочется знать, кто им льстит.
- Форчун, - представился я. - Дэн Форчун.
- Я, мистер Форчун, горжусь тем, что попытался пробиться сам, без протекции. Большинство мужчин в нашей семье склонны к аристократической лени. Я же вовсе не богат. По генеалогии нашего рода наследниками являются Джонатан и его брат Уол - тер. Мы, остальные, конечно, не нищие, но и не так уж богаты. Я живу с Джонатаном в этой квартире двадцать пять лет, но она принадлежит ему.
Я воспользовался его поднявшимся настроением:
- Вы мне можете рассказать ещё что-нибудь, мистер Эймс? Например, что вывело полицию на след Вайса?
- Я обнаружил его имя в настольном календаре Джонатана.
- С его стороны легкомысленно было оставлять такую улику.
- Полагаю, он отнюдь не гигант мысли. Кроме того, мне кажется, он ударил ножом в припадке ярости. Знаете, поддался панике. . .
Это была довольно точная характеристика Вайса и единственная мыслимая ситуация, при которой он мог бы убить человека.
- После завтрака вы Джонатана больше не видели?
- Нет. В половине шестого я вернулся домой. Когда он не вышел к аперитиву, я отправился в его кабинет. И нашел его на полу в луже крови, которая уже подсохла. Должен признаться, мне стало плохо. Я налил себе выпить. Потом вызвал полицию.
- Куда он ходил утром? Когда вернулся?
- Позже мы узнали, что они с Дидрой отправились на ланч. Она утверждает, что вернулись они примерно через час.
- Кто такая Дидра?
- Дидра Фаллон, приятельница Уолтера - младшего. Впрочем, прежде чем уйти, она впустила Вайса в квартиру.
- Когда это было?
- Она сказала, примерно в час пятнадцать. Когда Гертруда, мать Уолтера, звонила около двух часов, никто не открыл.
Я представил в уме временной график. Редфорд в час пятнадцать ещё был жив, когда пришел Вайс. Отведем для Сэмми примерно четверть часа - будет половина второго. В два часа никто не открыл дверь. Я уже больше вовсе не был уверен, хочу ли я вообще найти Вайса. Во всяком случае, если все сказали правду-нет.
- У него были враги? Неприятности в бизнесе? Кто теперь становится наследником?
Нет, Эймс, по-моему, был непричастен. Он мог что-то скрывать - это я ещё мог допустить, но соучастником убийства он не был. Пока я размышлял о времени, его взгляд оставался твердым.
- Вы работает на этого Вайса, мистер Форчун?
- Некоторым образом, - признал я.
Теперь его голос был неумолим.
- Понимаю. Вы считаете его невиновным?
- Я хочу найти убедительный мотив.
- Разве двадцать пять тысяч долларов не достаточный мотив для человека такого сорта?
- Вы имеете в виду деньги, которые Уолтер ему задолжал? Почему он должен. . .
- Я имею в виду двадцать пять тысяч долларов, которые он украл, мистер Форчун.
Значит вот как это было. . . Будь я полицией, я бы тоже искал Вайса.
- деньги были похищены из квартиры? - спросил я.
- Из ящика стола в кабинете, - кивнул Эймс. - Вайс был здесь, чтобы забрать деньги, мистер Форчун. И притом совершив преступление. Оружие осталось, деньги исчезли.
Я ничего не ответил. Что я мог ответить?
- А теперь вы приходите и задаете вопросы, в то время как Вайс еще, видимо, находится на свободе. - продолжал Эймс. - Когда убивают богатого человека, только законченный глупец упустит возможность заподозрить в качестве потенциального преступника того, кому выгодно это убийство. Я всю ночь думал об этом. Но такого человека нет. Можете мне поверить, если я скажу вам, что никто не имел достаточных причин убивать Джонатана. Только ваш Вайс. Я кивнул.
- Могу я осмотреть кабинет?
- Я полагаю. . . - начал он сердито и запнулся, явно колеблясь. Ладно, почему бы нет?
Кабинет находился в конце узкого коридора. Высокие книжные стеллажи, мягкая кожаная мебель. . . Большое пятно говорило о том, что труп лежал наполовину за письменным столом. Все четыре окна были закрыты, а снаружи доступны только птицам. Оставалась только дверь. Помещение, конечно, было тщательно обыскано.
Я снова вышел и остановился в коридоре. Направо тот вел в кухню с выходом на обычную черную лестницу, предназначенную для доставки продуктов, выноса мусора и на случай пожара. Изнутри дверь была заперта на замок, к которому, очевидно, никто не прикасался.
Вернувшись в гостиную, я поблагодарил Эймса. Он кивнул. Его холеное лицо оставалось ледяным. Я без спроса сунул нос в его дела. Ничто лучше, чем корыстолюбие, не поможет преодолеть удар и боль.
В вестибюле я принялся за швейцара.
- В какое время вчера днем Редфорд вернулся домой?
- Где-то около часа, вместе с мисс Фаллон. Но я уже рассказал об этом капитану. Маленький толстяк поднялся наверх примерно через четверть часа. Как я уже говорил, мисс Фаллон сразу после этого спустилась вниз.
Он изучал мою недостающую руку. Очевидно, он принял меня за копа, а из-за руки, вероятно, за крутого копа.
- Когда толстяк снова спустился вниз? - Я его не видел. Мне нужно было поднести сумку с покупками старой леди Гедсдэн. Два миллиона, а сама носит свои сумки!
- Куда выходит черная лестница?
- В переулок. Дверь заперта изнутри, но об этом вы знаете.
Я-то знал. Но в то время она могла быть и открыта. Я вышел на снег. Он ещё шел, но уже не так сильно. Я свернул за угол и задумался, что же в первую очередь можно сделать. Он мог быть прав - Джордж Эймс довольно убедительно утверждал, что никто другой не мог убить Редфорда. Он мог быть прав - в том, что его касалось. Но имелась другая сторона медали, сторона, о которой Эймс не знал.
Может быть, Сэмми Вайс и убил, и украл двадцать пять тысяч долларов, но вечером он вел себя не как человек с двадцатью пятью тысячами в кармане. Он был по-настоящему испуган, насколько я его знаю, и не в его характере не сунуть мне под нос деньги, если он хотел купить помощь. И вообще, каким образом кто-то задолжал Вайсу двадцать пять тысяч долларов?
На углу я решил, что стоит толком узнать, что же Сэмми недавно так подгоняло. Я направился к метро. Сделал два шага. . .
Передо мной затормозила машина, и из неё вышли двое - по одному с каждой стороны. . 4.
Я не пытался убежать. Это было бессмысленно. Верх был их, и я спокойно ждал на снегу. Они осторожно подошли с двух сторон.
Лишь теперь мне бросились в глаза антенна на автомобиле и их походка, говорившая о спокойной уверенности, которую могучая сила закона и права и полномочия власти придавали копам.
- Форчун? - спросил один, подойдя ко мне.
- Бесполезно отрицать.
- Вы Дэниэль Форчун? - без улыбки спросил другой.
- Я Дэниэль Форчун. Кто вы?
- Пойдемте с нами, - сказал первый.
Они повели меня к машине. Я не знал обоих, наверно, они были из здешнего полицейского участка. Вот мужчина на заднем сидении был не из местных, его я знал: капитан Гаццо из отдела по расследованию убийств Главного управления полиции.
- Хэлло, Дэн, - сказал Гаццо.
- Привет, капитан, - сказал я.
Я знал Гаццо целую вечность, с тех времен, когда он ещё был молодым полицейским и другом моей матери после того, как отец мой скрылся. Но в присутствии других копов он оставался \"капитаном\". Нью-Йорк - большой город, а Гаццо представлял закон. Так и сейчас. Он не предложил мне садиться. Я пригнулся к заднему окну, и снег таял у меня на шее. Казалось, именно этого он и хотел. Допрос - тоже искусство.
- Где Сэмми Вайс, Дэн?
- Не имею понятия. Я видел его вчера вечером-и все.
- Он нанял тебя поработать на него?
- Нет.
- Что он тебе рассказал вчера вечером?
- Что избил человека по имени Джонатан Редфорд. Что его преследует Фридман и что он до смерти боится Фридмана.
- Избил?
- Так он сказал.
Гаццо явно пытался составить представление о нынешней степени моей тупости. Пока я ожидал результата, мне вспомнился Джордж Эймс. Было совершенно ясно, что Эймс допустил меня в кабинет только для того, чтобы в это время вызвать полицию.
Гаццо решился.
- Джордж Эймс позвонил шефу, Макгвайру. Он не хотел больше тебя видеть. Макгвайр позвонил мне. Я как раз был в этом районе по делу об убийстве и решил сказать тебе это сам.
- Это дальше не пойдет, или как?
- Такие люди, как Джордж Эймс, говорят по телефону с шефом так же, как ты и я с курьером. И он может себе это позволить. Он знает Макгвайра лично, Дэн. Есть ли у тебя какие-то веские основания полагать, что Вайс невиновен? Хоть какие-то доказательства?
- Нет, - покачал я головой. Моя шея стала совсем мокрой. Но Гаццо моя шея не волновала.
- Редфорд был известным человеком. Наша репутация и без того подмочена - повсюду бродяги шляются, на улицах грабят и убивают, даже в собственном доме нельзя больше чувствовать себя в безопасности: это стало привычным. Мы хотим взять Вайса.
- Это было не случайное преступление, капитан. Вайс договаривался о встрече.
Гаццо пропустил это мимо ушей.
- Факты и наш опыт говорят о том, что Вайс совершил ошибку, которая ему на роду написана. Все говорит за это, и ничего - против. У тебя ничего нет на руках, Дэн. У тебя же фактически нет клиента. Наверху не хотят, чтобы ты совал сюда свой нос и пытался помогать Вайсу.
- Но, может быть, сунуть нос необходимо?
- Я должен передать это шефу?
Я перегнулся в окно.
- Послушайте, капитан. Я пока не мог достаточно долго заниматься тем, чтобы получить хотя бы часть доказательств. Вайс пришел ко мне, и я как-то автоматически оттолкнул его. Возможно, это рефлекс или подсознательное чувство, что Вайсу нужна чья-то помощь. Во всяком случае, я хочу кое-что разузнать.
- Другими словами, мы знаем не все, что должны знать?
Я глубоко вздохнул.
- Не уверен, что вы постараетесь это сделать. Если у вас есть главный подозреваемый, вряд ли вы займетесь поисками других. Ни один полицейский этого не сделает, Гаццо. Пока вы не снимите подозрения с Вайса, вы не будете искать никого другого.
- Другими словами, мы не замечаем, что он невиновен? - Я лишь говорю, что вы не думаете о других, пока у вас есть Вайс. У вас много преступлений и мало людей. Вам можно пренебречь определенными обстоятельствами. Однако помните о парне из Бруклина, который сидел десять месяцев и казался безусловно виновным, пока один из ваших людей по собственной инициативе и в свое свободное время не доказал, что парнишка был невиновен?
Возможно, никто ничего не найдет в пользу Вайса. Может быть, вам потребуется много времени, и доказательства исчезнут. Возможно, Вайс так напуган, что ударился в панику и уходя от преследования будет стрелять. Если даже он окажется виновным, капитан, вдруг я смог бы раскопать несколько смягчающих обстоятельств?
Гаццо даже не шевельнулся.
- Шеф не хочет, чтобы ты участвовал в деле, Дэн. От меня он знает, что у тебя приличная репутация, потому он делает это неофициально. Не приставай к нам. Ясно?
- Достаточно ясно.
Разговор был окончен. Он дал знак водителю и автомобиль тронулся. Я стоял один на снегу и чувствовал себя препаршиво. Как чаще всего случается в нашем обществе, влияние полиции на меня имело экономическую подоплеку. Но и у меня в кармане был один козырь. Я могу не быть детективом, я могу не работать в Нью-Йорке. Ничто и никто не зависят от моего результата. Я не получу состояние и не потеряю деньги. Я могу потерять массу удобств и удовольствий, чтобы использовать этот козырь, но в обществе, где правят деньги, можно быть независимым только с деньгами или от денег. Третьего не дано. Все это так, но обманывать себя я не собирался. У полиции есть и другие, не столь законные средства. Чтобы было ясно: частный детектив может гибко обращаться с массой законов, но шеф криминальной полиции вполне может сломить эту гибкость, что в таком городе, как Нью-Йорк, не просто, но возможно. Так что нужно действовать осмотрительно.
Я охотно бы спросил у Гаццо, почему полиция в этом деле так уверена насчет Сэмми Вайса, и как выглядят алиби остальных. Но об этом не спросишь, если сверху получено указание не вмешиваться. Мне придется все раскапывать самому, особенно насчет двадцати пяти тысяч долларов, которые Вайс будто бы выиграл у Уолтера Редфорда.
* * *
Селлерс Джонсон сидел один за зеленым столом в своем подвале на Хьюстон-стрит, где можно было играть днем и ночью. Он один играл сам с собой в покер.
- Сыграем? - спросил Селлерс и тут же раздал карты.
Селлерса нужно было видеть часа в четыре утра, когда шла игра серьезная и все ставки за ночь - в банке. Его черное лицо вспотело, но глаза смотрели безучастно. В настоящей игре он смог бы контролировать и свои потовые железы. В округе не было ничего, о чем бы не знал Селлерс.
- Ты видел Сэмми Вайса? - спросил я.
Селлерс изучал свои карты. У меня было два валета и две пятерки.
- Ставлю пятьдесят, - сказал Селлерс. - Он был здесь вчера ночью около двух.
- Добавляю пятьдесят, - сказал я. В шутку делать такие высокие ставки легко. - Он играл?
- Не было нужной мелочи.
- Сколько?
- Сотню для начала. Я беру две карты.
Сам я взял только одну. К двум валетам и двум пятеркам.
- Оставляю ставку, - сказал Селлерс.
- Удваиваю, - сказал я. Ну и авантюрист! - Говорят, Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов у одного парня по имени Уолтер Редфорд.
Селлерс, казалось, не слышал. Он бросил карты.
- Покажи, на что ты удваивал.
Я показал ему свои две пары. Это же было шуткой. Но Селлерс не находил ничего смешного.
- С этими двумя вшивыми парами ты должен был спасовать, когда я взял ещё две карты, - объяснил он мне. - Я сошел с тремя дамами.
Он давал мне понять, что в настоящем покере таким образом можно поступить однажды, может быть, дважды, но к концу игры придется просить деньги на дорогу. Селлерс не мог даже в шутку играть в покер плохо.
Я спросил:
- Что ты знаешь об Уолтере Редфорде?
Селлерс собрал карты.
- Ты за или против Вайса?
- За, - определил я.
Он начал тасовать. Ему нужны были карты в руках. - Один Редфорд десять месяцев назад велел закрыть игорный клуб Коста в Нортчестере.
- Кто такой Коста?
- Кармин Коста. Работает один, независимо. Никаких судимостей, никакого темного прошлого. Обычное казино с приватной игрой.
- Почему его заведение закрыли?