– Эй, ну ты чего! Все хорошо, – сказала я и взяла у нее Джуно.

Черные кудри обрамляли золотистое личико – затмение, только наоборот, в негативе. Я считала девчушку своей племянницей, пусть между нами и не было кровного родства. Теперь я думаю, что одной из причин, почему мы с Китом не торопились завести собственных детей, была Джуно. Заботы о ней притупляли родительские инстинкты, к тому же мы видели, что происходило с отношениями Мака и Лин после ее появления. Мы слишком ценили наши и не хотели допускать, чтобы с нами произошло то же самое.

Я отправила Лин прилечь, усадила Джуно в манеж и попыталась навести порядок – рассортировала детские одежки, отложив в сторону те, из которых Джуно уже выросла. Потом она заплакала, и я дала ей бутылочку. Малышка срыгнула, и мне пришлось ее переодеть. Когда Джуно уснула у меня на руках, я вглядывалась в ее личико, чтобы понять, на кого она больше похожа. Глаза закрыты, поэтому трудно сказать, чьи они. Носик остренький, как у Кита и Мака. Крошечная девочка икнула во сне, на розовых губках – точь-в-точь как у Лин – надулся да так и не лопнул молочный пузырь. Я попыталась дышать с ней в такт: три моих вдоха на один ее. Я нашептала свою историю ей в маленькое ушко. Джуно – единственный человек, которому я все рассказала. Спустя время я порадовалась, что Лин тогда тоже уснула. Думаю, она сумела бы понять, почему я так поступила на суде; вместе с тем впоследствии она бы разделила и мои сомнения, тогда мне пришлось бы что-то предпринять.



Я выходила с работы. Монументальный охранник по имени Юсуф не пропускал кого-то в здание. Наш офис находился в странном местечке на границе Сити и Сохо, неподалеку от Британского музея и универмага «Вирджин мегастор», так что туристы и покупатели частенько пытались прорваться к туалетам. Я вынырнула из-за плеча Юсуфа, и тут меня ухватили за запястье.

– Вот она. Лора!

Ясно, почему Юсуф не хотел пускать Бесс. На ней были широкие фиолетовые джинсы, желтая маечка, оголяющая живот, и бусы. Мне вдруг стало тесно в строгом офисном платье и на каблуках.

– Ты слышала? – Я заметила, что глаза у нее налиты кровью. – Они тебе не звонили?

Я махнула Юсуфу, что все в порядке, и выволокла Бесс на улицу.

– Кто должен был мне позвонить?

– Из полиции.

Колени подкосились, а в голову пришла одна-единственная мысль – ложь разоблачена. Мои показания попали к Бесс? Она меня выдала? Она бы не стала подрывать уверенность в том, что человек, который ее изнасиловал, виновен, так ведь?

– Нет.

Хорошо, что слово такое короткое, – голос не дрогнет, не подведет. Просто подарок для лгуньи.

– Джейми Балкомбу разрешили подать апелляцию. Сегодня утром мне звонила Кэрол Кент. Ей не хотелось, чтобы я узнала об этом из газет. – Бесс по-детски всхлипнула. – Джейми прогнал прежних адвокатов, а новые считают, что у них есть доказательства, чтобы опять передать дело в суд. Еще раз я все это не выдержу.

Да и я тоже. Я уже в курсе, что не смогу убедительно солгать два раза подряд. С наскоку мне порой удается быть убедительной, но если я стану готовиться заранее, то ничего не выйдет, только накручу себя до нервного срыва. Если дело коснется моих показаний, не исключено, что Джейми освободят, а меня посадят за лжесвидетельство.

– Кошмар!

Бесс расценила мой панический выкрик, основанный на собственной корысти, как сочувствие и заботу.

– Кошмар, точно! – Она высморкалась в грязный платок. – Извини. Наверное, в этот раз обойдется без вас. Но только с родителями я не могу это обсуждать, им и так хватило, мои друзья ничего не знают, а ты там была, Лора!

Из вращающихся дверей офиса вышел мой коллега и пожелал хорошего вечера.

– Извини, – повторила Бесс, – ты, скорее всего, спешишь.

– Вовсе нет. Может… Давай где-нибудь посидим и выпьем?

До Холборна дошли молча. Мысли путались. Скорее всего, сознание Бесс вытеснило подробности нападения, и она поверила в мои слова. Либо она по-прежнему не в курсе, что я говорила под присягой, однако на это вроде непохоже. И вероятно, Бесс прекрасно знает, что не говорила «нет», либо говорила, но я этого слышать не могла, так что понимает – ради нее я поставила себя под удар. В любом случае ей, как и мне, было что терять.

Мы забрели в дешевый бар на Нью-Оксфорд-стрит, одно из тех таинственных мест в центре города, где никогда нет посетителей.

– Бутылку вина? – спросила я, когда мы поднимались по шаткой лестнице на второй этаж к бару.

– Мне да, а ты что пить будешь?

Уместно ли вообще шутить, учитывая обстоятельства нашего знакомства? Впрочем, ответный смех, кажется, подбодрил Бесс. Из вина оказалось только белое игристое «Эхо Фоллс»; бармен поставил его в ведерко со льдом, и я осторожно понесла его к нашему столику.

– Ну, вот… Что случилось? Расскажи по порядку.

– У Джейми новые адвокаты. Сразу понятно, что у его папаши деньги водятся, но я и не подозревала сколько, пока не почитала в этих долбаных газетах.

Что ж, значит, она читала газеты. Та строчка в «Миррор» о свидетельнице, которая колебалась при даче показаний, не могла от нее ускользнуть.

– У Джима Балкомба денег куры не клюют. В общем-то, он может башлять своим адвокатам до тех пор, пока они не добьются нужного результата. Я смотрела, это как раз их тема – вытаскивать из тюрьмы уродов вроде Джейми.

Я сделала изрядный глоток вина.

– А что за новые доказательства?

Бесс нахмурилась.

– Говорят, что нашли кого-то из тех, кто сидел с нами у костра тем вечером накануне затмения.

То есть мои показания ни при чем. Страх прошел, уступив место заботе о Бесс.

– Да что они могут рассказать?

Мой бокал опустел.

– Наверное, расскажут, что мы заигрывали друг с другом. Чтобы поддержать его историю о том, что мы с ним флиртовали… Полная чушь! То есть мы правда познакомились накануне, но я полвечера пыталась отделаться от этого урода.

Это я запомнила из перекрестного допроса Джейми. Именно тогда он показал свой настоящий нрав.

– Может, оно и к лучшему. В смысле, если новые свидетели встанут на твою сторону. На перекрестном допросе выяснится, что он тебя домогался.

– Ну да, конечно! Джим Балкомб, небось, уже выписал им чек. Даже если нет, что такое мелкая сошка от государства против этих акул.

– В прошлый раз эти сошки справились.

Бесс была настроена скептически.

– Вот увидишь, они не уймутся, пока Джейми не выпустят.

Она схватилась за стакан. Вино скользнуло по стенке бокала, как оливковое масло.

– Я пытаюсь не злиться на его семью. Мои родители на их месте поступили бы так же, будь у них деньги.

– Ну, присяжных Джейми не убедил.

– Благодаря тебе.

Интересно, ее улыбка была благодарной или двусмысленной? Я заерзала на месте, вспомнив о своих зыбких утверждениях.

– И что сейчас происходит?

Бесс наполнила мой бокал и сунула бутылку в ведерко со льдом.

– Насколько я поняла, он получил разрешение на апелляцию. Теперь ему нужно ее подать, и только если ее примут, дело вернется в суд. Однако гарантии нет. Еще многое предстоит.

Худший вариант развития событий для меня – это Джейми подает апелляцию, ее принимают, и после нового заседания его освобождают.

– Ничего у него не выйдет, – говорю я, чтобы подбодрить саму себя.

У Бесс на глазах выступили слезы. Она промокнула уголки глаз скомканной салфеткой. Я сходила к бару за следующей бутылкой.

– Знаешь, я ведь впервые куда-то одна поехала со времен Лизарда, – пробормотала она. – Пыталась выходить с друзьями, как ни в чем не бывало, но дальше садовой дорожки шагнуть не получалось. Они махнули на меня рукой.

– А они знали, что случилось?

– Кое-кто знал, что меня изнасиловали, я им не говорила только, что это то самое дело Балкомба. По-моему, одна подружка догадалась: все расспрашивала, в каком суде дело слушалось. Ты же знаешь, скандал вышел громкий, к тому же время совпадало, так что не обязательно быть Шерлоком. Если бы я призналась, что в Корнуолле, она бы тут же меня раскусила. А может, и не догадалась, просто хотела поддержать, а у меня паранойя. Если честно, лучше бы я никому не говорила. А вот к тебе приехать вышло легко. Как будто…

Лицо Бесс просияло и тут же снова омрачилось.

– Да нет, это смешно.

– Говори!

– С тобой чувствуешь себя в безопасности.

Бесс смотрела в стол перед собой, но я знала, что она говорит искренне.

– С тобой кажется, что ничего плохого не случится, – продолжала она. – Знаю, глупо. Хотя… В конце концов, ты меня и спасла.

Я промолчала, потому что как раз подошел бармен и подлил нам вина.

– Надо было сделать больше. Надо было поехать с тобой.

– Ты очень добрая, но это бы ни к чему не привело. Ты бы проторчала под дверью камеры.

– Какой еще камеры? Они не повезли тебя в больницу?

– У них там в полиции есть специальное помещение, в основном там допросы вели… – Бесс пожала плечами, как бы признавая, что все было ужасно. – Зато мне удалось побыть одной, пока не приехала доктор.

– Ох, бедная. Тут и одного осмотра хватило бы, без камеры.

– Да, мрачное дело. – Она поменяла местами скрещенные ноги. – Всю мою одежду забрали, мне выдали какие-то тренировочные штаны, а трусов у них не нашлось. Они меня обратно на фестиваль отвезли, чтобы вещи собрать – я палатку там так и оставила, только то, что внутри, выгребла. И все это время мне казалось, что на меня пялятся, ведь я без трусов.

Бесс отвернулась, пряча слезы, и я поняла, что ради нее солгу и во второй раз. Пусть Джейми хоть десять апелляций подает, я десять раз повторю то, что сказала, лишь бы его не выпустили.

Мы допивали в неловком молчании, как всегда после откровенности. Я проследила за взглядом Бесс, устремленным на пустой бильярдный стол, и лед снова был сломан.

– Ты ведь не играешь? – спросила она тоном, которым интересуются, нет ли у тебя случайно прав на управление вертолетом или телефона премьер-министра.

Я ухмыльнулась.

– Да я тебя в порошок сотру.

Бесс разменяла купюру в баре и поставила стопку двадцатипенсовиков на бортик стола, один подбросила вверх.

– Выбирай, орел или решка?

– Орел!

– А тут решка!

Она разбила треугольник, цветные шары разбежались по сукну. Бесс была ниже ростом, ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы сделать удар, для которого я могла просто наклониться. Она обегала вокруг стола, оценивая ситуацию с каждого угла.

– И где ты теперь обитаешь? – спросила Бесс, как будто при встрече со старой знакомой.

– В Клэпхем-Коммон. – Красный шар от моего удара закатился в дальнюю лузу. – У нас маленькая квартирка на верхнем этаже.

– А я обратно к родителям перебралась. Ненадолго, пока что не могу жить одна.

– Вы ладите?

Я любила папу, но снова жить с ним под одной крышей – нет уж, увольте.

– Да вроде ничего. Выбора у меня все равно нет, с работы я уволилась, так что снимать квартиру не потяну.

Хоть что-то в ее жизни осталось по-прежнему или все рухнуло?

– А чем ты занималась?

– Ну, особо карьеру не строила.

Интересно, что скользнуло во взгляде, которым она окинула мою офисную униформу, – восхищение или жалость?

– После колледжа поработала немного в Европе няней. До поездки в Корнуолл работала в баре, хотела понять, что буду делать, когда вырасту. – Бесс грустно улыбнулась. – Потом попыталась вернуться, но не смогла. Вечно людей полно, нужно пробираться сквозь толпу… Обычно об этом не думаешь, но ведь мужчины куда больше нас, иначе сложены, да и намного сильнее.

Я отставила кий в сторону, готовясь ее обнять.

– Ох, Бесс, как мне жаль.

– Да ладно, ты тут ни при чем. – Она пожала плечами. Мы обе знали, каково ей на самом деле, тем не менее Бесс взяла себя в руки. – А ты все с тем же парнем, что был в Корнуолле?

Обстановка чуть разрядилась, и я сочла возможным вернуться к игре.

– Да, с Китом.

Вино разлилось по жилам, отчего кий в руке стал чувствовать себя вольготнее.

– То есть у вас все серьезно?

– Технически, да. – Я прищурила глаз, примериваясь к удару. – Вообще он мой жених, а не просто бойфренд, но я ненавижу это слово, так и вижу какую-нибудь пустоголовую дурочку, которая всем тычет под нос колечко с бриллиантом.

– Ты что, Лора! – воскликнула Бесс. – Нельзя стыдиться любви или говорить о ней свысока!

Я удивленно посмотрела на нее, передавая кий.

– Ты, наверное, никогда бы не подумала, что я о таком мечтаю, потому что я выгляжу иначе, не как все эти девочки-девочки. Но мне правда с детства всего этого хотелось. Мечтать о близости, о материнстве – это не слабость.

Бесс растерянно качнула кием.

– А со мной такое случилось… Он все у меня отнял. Теперь я как дикобраз. – Она растопырила пальцы, показывая, какими большими и острыми иголками топорщится ее кожа. – Интересно, кому-нибудь удавалось все это забыть?

– Я правда надеюсь, что со временем боль утихнет.

Весьма слабое утешение. Бесс горько усмехнулась, и тут на ее лице отразилась паника – дали звонок, что бар скоро закрывается и принимают последние заказы.

– Ох ты ж черт, уже одиннадцать? Мне за пять минут надо добраться до Ливерпуль-стрит.

– Оставайся у нас, – машинально предложила я.



В метро было слишком много людей, не поговоришь, вагон опустел, только когда мы добрались до Клэпхем-Коммон. Терпеть не могу эту станцию. Там вместо двух платформ одна узкая посередине, поезда прибывают по глубоким колеям с двух сторон, и нет стены, чтобы опереться в час пик. Ощущение угрозы сгустилось, когда мы с Бесс вышли из последнего поезда и, взявшись за руки, пошли вдоль платформы.

В квартире было темно, светилась лишь узкая подсветка вдоль книжной полки – таким образом Кит сообщал мне, что уже лег.

– Мило, – сказала Бесс, выглянув с балкона.

В полной тишине при тусклом свете я разложила диван.

В то время я собирала ароматизированные свечи ручной работы, запах назывался «Кровь розы». Свечи очень дорогие, между прочим, Кит дарил мне их на все праздники – дни рождения, Рождество, День святого Валентина и наши годовщины. Он был так счастлив, что не приходится изобретать идеальный подарок, что даже не смотрел на ценник. К тому же аромат забивал запахи из турецкой закусочной снизу. Я зажгла одну для Бесс:

– Только задуй перед тем, как лечь. Не надо будет вставать и выключать свет.

Аромат роз наполнил квартиру. Бесс глубоко вздохнула.

Кит спал, его дыхание пахло зубной пастой. Я порылась в шкафу – искала для Бесс что-нибудь переодеться, – нащупала старую футболку и бросила ей, она поймала.

– Дать тебе зубную щетку? – прошептала я.

В шкафчике в ванной с недавних пор хранился запас на похожий случай. Однажды я увидела, что Мак счищает с языка моей щеткой белый налет.

– Читаешь мысли!

Пока Бесс чистила зубы и переодевалась, я заглянула в сумку, которую она бросила на диване. Почти пустая, только синий кожаный кошелек – она купила новый после Лизарда, – проездной на метро и помятый журнал «Скай». В сетчатом кармане нашлась пара свежих трусиков. Я погасила подсветку и ушла в спальню, оставив гореть свечу с ароматом розы для девушки, которая носила с собой запасные трусы, как мы носим ключи от дома.

Глава 26

ЛОРА

19 марта 2015-го



У соседей ремонт – строители ломают перегородку. С каждым ударом у меня подскакивает давление.

Еще и в жар бросило. Мак, например, не может удержаться и, пропустив стакан, добивает всю бутылку. А я не в силах перестать шариться по запрещенным сайтам, заглянув на один. Прекрасно зная, что ничем хорошим для меня это не кончится, в приступе бессильного мазохизма лезу на www.jamiebalcombeisinnocent.co.uk[6].

Пока сайт грузится, не дышу, убеждая себя, что хуже того, что видела сегодня утром, там быть не может. В последний раз я побывала на этой странице утром накануне дня, когда узнала, что беременна. (С тех пор я оберегаю малышей от адреналинового всплеска.) Исчезло все – голословное утверждение, биография, контакты и карта сайта. Не было и старой сводки от апелляционной комиссии. Пропали фотографии Джейми в кругу семьи, Джейми верхом на лошади, Джейми на фоне одного из своих экодомов, который выиграл какую-то премию, и Джейми, получающего степень магистра по криминологии. Вместо всего этого красные буквы на черном экране:

САЙТ ОБНОВЛЯЕТСЯ В СВЯЗИ С НОВЫМ ПОВОРОТОМ СОБЫТИЙ. СПАСИБО ЗА ВАШУ ПОДДЕРЖКУ


Таращусь на них несколько секунд, затем закрываю окно. Видимо, поворот не такой уж новый, сообщение висит уже полгода. В любом случае, случись что важное, команда по связям с общественностью давно закинула бы новости во все СМИ. Не знаю, что там происходит. Остальные, должно быть, решили, что Балкомбы смирились с поражением, но его отец заявил, он будет бороться до самой смерти, чтобы восстановить доброе имя сына, а Джим Балкомб все еще жив.

Кто, кроме меня или Бесс, мог изменить вердикт, вынесенный Джейми? Он хотел, чтобы инициатива исходила от меня. Именно этого он добивался теми письмами – я должна была отказаться от предыдущих показаний под присягой. Его наказание включало пожизненный запрет на общение с жертвой, но обо мне там ничего сказано не было.

Вряд ли спустя десять с половиной лет объявился некто, вспомнивший что-то новое; вероятно, этот экран – что-то вроде настроечной таблицы в телевизоре. Они взяли паузу и продолжают искать решения, давая публике понять, что кое-что происходит. Других объяснений я придумать не могу. Правовые хитросплетения всегда от меня ускользали, а глубинные мотивы я выдумываю по настроению.

Если бы что-то и впрямь произошло, я бы первым делом узнала об этом из почты. Много лет назад я настроила гугл-оповещения на новые результаты по запросу «Джейми Балкомб + новое рассмотрение». За пятнадцать лет ничего не случилось.

Если все-таки назначат повторное рассмотрение, наши с Бесс пути вновь переплетутся и потревожат уснувшую ложь.

Глава 27

ЛОРА

19 мая 2000-го



Кит проснулся первым и собрался было выйти из спальни в обнаженном виде. Тут я вспомнила, что мы не одни. Больше беспокоясь о душевном спокойствии Бесс, нежели о том, что пострадает скромность Кита, я вытащила ногу из-под одеяла и коснулась его голени.

– У нас гости, – прошептала я.

Кит изумился – если бы там был Мак, я бы не потрудилась его задержать, и он об этом знал. Натянув трусы с футболкой, он спросил:

– А кто? Я и не слышал…

– Только не ругайся. Там Бесс. Та, что из Корнуолла.

У Кита отвисла челюсть.

– Да как?.. Что она тут делает? И как она вообще тебя нашла?

– Пришла ко мне на работу вчера вечером. Я ей в суде визитку дала.

Я поняла, что сказала только после того, как слова вырвались наружу. У Кита бегали глаза, пока он лихорадочно соображал: Бесс ушла из суда после того, как выступила. Во второй день ее не было. Значит, Лора общалась с ней в первый день. Выходит, она мне соврала, что гуляла, а на самом деле говорила с потерпевшей и поставила все дело под угрозу.

– А когда ты…

Я схватила его за руку.

– Да мы случайно встретились, в туалете.

Я шептала быстро-быстро, чтобы у него не хватило времени сообразить, что, пока мы были там вместе, в туалет я не заходила. Если бы он понял, что я ускользнула из отеля, пока он спал, он бы всерьез разозлился.

– Не сердись, пожалуйста, все вышло спонтанно. Клянусь, мы дело не обсуждали.

Кит взглянул на меня, как, случалось, смотрел отец.

Нет, я не сержусь на тебя, Лора, я глубоко разочарован.

Я села с ним рядом.

– Слушай, не важно, как она меня нашла, важно, почему она пришла. Бесс очень расстроилась. Джейми Балкомбу разрешили подать апелляцию.

– Ого. – Кит провел рукой по щетинистому подбородку. – Если будет повторное слушание, держи пальцы, чтобы никто не видел вашу встречу в туалете, не говоря уже о том, что она у нас ночевала.

В его сердитой тираде прозвучали и нотки презрения. Я перепугалась. Злость пройдет, но я не вынесу, если он перестанет меня уважать. Если он так реагирует из-за простого разговора с Бесс, что же он скажет, когда выяснится, что я солгала под присягой?

– Можете не шептаться, я проснулась! – подала голос Бесс из другой комнаты.

Я вышла из спальни, оставив там полуодетого и злого Кита. Бесс уже поднялась, потягиваясь и зевая. Разглядев ее футболку, я поняла, что облажалась еще раз. В темноте я вытянула из шкафа футболку с надписью «Чили’91» – главную драгоценность Кита. Она была изношенной и дырявой, и он ее тщательно берег, а я дала ее Бесс, как ночнушку.

– Держи. – Я кинула Бесс пододеяльник и заставила им обмотаться. – Сиди так, я потом объясню.

Она послушалась, не задавая лишних вопросов, и меня вновь посетило странное чувство, будто мы в сговоре. Темные кудрявые волосы причудливо выделялись на белом фоне.

Из спальни вышел Кит.

– Привет, – застенчиво улыбнулась Бесс, – прости, что оккупировала ваш диван.

– Да ничего, – на автомате буркнул Кит и скрылся в ванной, захлопнув за собой дверь.

– Он по утрам не в настроении, – сказала я, наливая воды в чайник. – Извини, можешь снять футболку? Это его любимая, он разозлится, если увидит, что ты в ней спала.

Бесс в замешательстве окинула взглядом свой наряд, затем отвернулась, чтобы переодеться. На спине у нее была большая татуировка, которая наползала на плечи: ангельские крылья с изящно прорисованными перьями, будто сошедшими со страниц пособия по зоологии восемнадцатого века. Крылья оживали, когда она двигалась. Я сделала усилие и отвела взгляд.

После я запихнула футболку обратно в шкаф – мог бы завернуть ее в пакет, раз не хочет, чтобы кто-то нацепил ее случайно. Вернувшись в комнату, я увидела, что Бесс разглядывает карту Кита, сложив на груди руки.

– Что это за линии? Маршруты самолетов?

Я и забыла, что это загадка для непосвященных.

– Линии проходят через места, где затмение будет полным. Они прочерчены для всех затмений, которые Кит рассчитывает посмотреть за свою жизнь.

Бесс улыбнулась и вслед за моим проследила пальцем линию, идущую через Ла-Манш и Европу.

– Это прошлогоднее. – Ее палец замер на Корнуолле. – А остальные зачем?

– Он следит за затмениями по всему миру. Ну, и я теперь тоже. У нас все поездки на будущий век спланированы. Фестивалей становится все больше. Следующий через пару лет в Замбии, и уж на этот раз затмение я точно посмотрю.

Тут я поставила себя на место Бесс, и мне захотелось отхлестать себя по щекам, а потом сорвать со стены дурацкую карту – она напоминала о худшем дне в ее жизни.

– Ох, прости! Жалуюсь на туман, а тебе через такое пришлось пройти!..

Бесс отмахнулась от моих извинений, едва заметно прикусив губу. Оставив карту, она принялась рассматривать фотографию в рамке. Ее сняла Лин за пару месяцев до поездки на Лизард. Вечер после моего выпускного, мы с Китом сидим в траве во взятых напрокат нарядах: он в смокинге, я в бледно-золотом пышном платье. Я забросила на него ноги, мы держимся за руки, рядом валяется бутылка шампанского. Вокруг полно людей, но нам на них наплевать, мы поглощены друг другом. Второй такой фотографии у нас уже не будет. И дело не только в нарядах.

– Мы не знали, что за нами наблюдают. Моя подружка нас подловила.

– Мне бы так.

Я поправила рамку и, сделав несколько шагов на кухню, бросила в чашки с кипятком два чайных пакетика.

– Когда станет известно, приняли апелляцию или нет?

– Скорее всего, через пару месяцев, вряд ли раньше.

– Ладно. Ты знаешь, где меня найти.

– Знаю. – Бесс обвела взглядом нашу квартирку, будто пытаясь запомнить как следует.

Кит прошел из ванной в спальню и спустя несколько минут появился на кухне, уже одетый. Джинсы, кеды «Адидас», толстовка – современный вариант куртки лесоруба с залатанными локтями. Он схватил со стола тост и сунул его в рот.

Бесс взяла другую фотографию, на которой был запечатлен городской пейзаж – кусочек радуги над автомобильным шоссе в семь полос.

– Где вы ее купили?

– Это Кит снял.

– Правда? На что снимал? Я немного разбираюсь в фотографии, сама снимала для художественного фонда.

– На старый «Никон прайм», – ответил Кит, наконец-то оттаяв. – Они вышли из моды, но я их люблю до сих пор.

– Хороший аппарат, – согласилась Бесс. – А телеобъектив есть? Для съемки неба.

– Куплю, когда разбогатеем.

Что ж, не слишком-то вежливо, но хотя бы в открытую не грубит.

– Лора, собирайся, а то опоздаем.

Я приняла душ за полторы минуты, затем отыскала более-менее чистое платье и убрала волосы в пучок. Кит уже спускался по лестнице.

– Идем? – бросила я Бесс через плечо, обуваясь.

– А мне можно в душ? – спросила она.

Я взглянула на часы. Без десяти девять. Времени в обрез.

– Я сама выйду, без проблем!

Секунду я колебалась. Я бы ни за что не оставила незнакомого человека в квартире, но тут решила, что наша дружба просто развивается по ускоренному варианту.

– В ванной на двери запасное полотенце, повесишь потом на сушилку.

Я догнала Кита на входе в метро.

– А где Бесс?

– Душ принимает.

Он выразительно приподнял бровь.

Я вернулась домой в полшестого. Оказалось, что Бесс убрала в квартире, причем так тщательно, что я сперва решила, будто она сделала перестановку. А взглянув на книжные полки, я поняла: они на прежнем месте, только смотрятся по-другому. Чище и как-то ровнее, что ли. Почему-то полки зацепили меня больше, чем сияющие стекла очков и аккуратно заправленная постель. Подумалось, что Бесс брала книгу за книгой и читала, пытаясь тем самым узнать о нас как можно больше. В шесть пришло сообщение: «Ничего, что я Золушкой поработала? Мне хотелось как-то вас отблагодарить. За все». «Не стоило, но все равно спасибо», – набрала я в ответ.

Кит вернулся поздно с целым ворохом эссе в рюкзаке на проверку. Он решил, что уборка – моих рук дело, извинение за то, что притащила Бесс. Я не стала его разубеждать.

Глава 28

ЛОРА

20 мая 2000-го



В те времена найти меня было проще простого. Лэнгриш – редкая фамилия. Когда пришло письмо – яркий конверт на коврике под дверью, – я тут же обо всем догадалась. Не только о том, откуда оно – штемпель сказал, что отправлено оно из тюрьмы Уормвуд-Скрабс, – но и о содержании. У него только одна причина писать мне.

Дорогая Лора!
Пишу вам из камеры в Уормвуд-Скрабс. За стеной сидит маньяк-педофил. На прошлой неделе он угрожал охраннице лезвием, вплавленным в ручку старой зубной щетки. Такая вот обстановка, такие вот люди, среди которых, по вашей милости, мне приходится жить. Я держусь лишь по одной причине, кроме того, что снаружи меня ждут семья и Антония. Я знаю, что не заслужил этого заключения. Меня совершенно точно выпустят, когда будет восстановлено мое честное имя.
За что, Лора? Никак не могу понять, зачем вы солгали под присягой. Мне прекрасно известно, что вы не слышали, как девушка, которая меня обвинила, говорит «нет». Пускай вам удалось одурачить присяжных и прокурора, но мы-то с вами знаем правду. И как вам с ней живется?
Уверен, рано или поздно мы снова встретимся в суде, и тогда мой адвокат раскроет вашу ложь. Не лучше ли сразу позвонить в полицию или любому из моих представителей и привести ваши показания в соответствие с истиной? Понятное дело, последствий не избежать. Но вряд ли место, куда вас направят, будет столь же мрачным, как моя тюрьма.
Я буду писать вам. Чем больше я буду писать – а времени у меня предостаточно, – тем тяжелее будет груз на вашей совести. Я видел вас в Корнуолле и в суде. Я способен распознать пылкость и принципиальность, но мне жаль, что эти качества привели вас к ложным выводам. Взываю к вашей совести. Прошу вас, признайтесь, что солгали, и верните мне свободу.
Ваш Джейми Балкомб.

Я со всего размаху села на ступеньки. Прежде всего меня возмутила его спесь. В уверенном тоне письма сквозило опасное обаяние Джейми. Наверняка он что-то нарушает, пытаясь связаться со свидетелем. Позже на той неделе я позвонила тайком в Общество защиты свидетелей и выяснила, что подобные вещи происходят куда чаще, чем принято думать. Запугивать свидетеля – это преступление, но Джейми слишком умен, чтобы угрожать. Должно быть, он понимал: я боюсь последствий того, что вскроется моя ложь, и не отнесу его письмо в полицию. Я разузнала, что письма из тюрем проверяют выборочно, ищут только намеки на передачу наркотиков или на побег. Если бы проверяли письма всех заключенных, думаю, он вскоре прекратил бы мне писать. Наверное, если бы я его письма сохранила, это помогло бы доказать, что он пытается запугать меня – очень уж частыми и длинными они были, но в то время я хотела поскорее избавиться от них, чтобы случайно не увидел Кит.

Я открыла дверь на улицу и вышла, задвинув за собой защелку. Босиком на цыпочках перебежала грязный тротуар района Клэпхем-Коммон и бросила письмо в урну. Оно упало между бумажным стаканчиком и газетой. Все выходные меня жгло изнутри осознание, что письмо еще там. Ощущение не отпускало до утра вторника, пока не приехал мусоровоз. С балкона я наблюдала, как мужчины в спецовках опустошают урну. И вроде бы даже видела, как листок желтой бумаги, броский, словно ложь, мелькнул в пасти контейнера, медленно жевавшей неприятную истину.

Глава 29

КИТ

19 марта 2015-го



С видео я облажался, поэтому нужно успокоить Лору. Придумать что-то вроде возвращения домой с цветами и шампанским. Она часто жалуется, что мне не хватает романтической жилки.

В ролике Даррена показали две моих приметы. Первая – футболка Чили’91. Она лежит скомканной в боковом кармане моего рюкзака, не стану ее вынимать до самого Лондона. Вторая – рыжая борода, по которой меня легко опознать даже в стране викингов. Лучше бы от нее избавиться. Так я и оказался в парикмахерской «Принцессы Селестии», ужасной затхлой комнате, пропахшей шампунями и прочей химией. Здесь одна-единственная раковина, и выемка для шеи выглядит ничуть не симпатичней плахи. Пожилая дама в ортопедических туфлях с пальцами, унизанными бриллиантами, листает журнал «Хелло», сидя под старомодным колпаком для сушки волос.

На стойке у администратора лежит папка с ценами, пробегаю глазами по списку услуг. Стрижка модельная мне не нужна, и уж тем более укладка голливудским воском, хотя я и не знаю, что это такое. Того, что мне нужно, в списке нет. Терпеть не могу просить о том, что не предусмотрено, однако отчаянное положение требует отчаянных мер.

– Что вам, молодой человек? – В дверях появляется пышный бюст, за ним женщина возрастом примерно как моя мать. У нее короткие завитые волосы с прядями сливовых и винных оттенков.

– А вы можете побрить, как в старой доброй цирюльне?

– Как в старой доброй – вряд ли, – улыбается она. – Опасных лезвий у нас нет, да и ни к чему они. Если хотите, могу постричь вам бороду, а потом сбрить ее обычной бритвой.

– И сколько возьмете?

Она окидывает меня взглядом с ног до головы, явно понимая, что я в отчаянии.

– Тридцать фунтов. – В ее улыбке сквозит насмешка.

Вместо того чтобы возмутиться, цежу сквозь зубы:

– Согласен.

Она набрасывает на меня накидку и завязывает сзади на шее тесемки. В других обстоятельствах ритуал почти успокаивающий. Под щелканье ножниц рыжеватые клоки волос летят на пол. Я думал, у нее найдется пена для бритья, но она берет помазок и покрывает мой подбородок обычной мыльной пеной. Так брился папа. Мои мысли возвращаются в 1991 год, к затмению в Чили. Нам с Маком около двенадцати, растет у нас по три волосинки, но мы решили, что пора их сбрить. Папа ушел на пляж, а мы влезли в его вещи и побрили друг друга. Как мы хохотали, намазываясь пеной и соскребая пушок над губой давно затупившейся старой бритвой.

Это воспоминание влечет за собой следующее: в путешествиях с отцом для нас многое было впервые. Он, как правило, напивался или отсыпался после пьянки в гостиничном номере, на пляже или в трейлере. Следующим летом мы выкурили по первой в жизни сигарете – стащили две штуки у него из мятой бумажной пачки, пока он спал. Табак – вещество органического происхождения, так что отец почитал его скорее за витамин. Тогда мы не смеялись, наоборот, были предельно серьезны. Первые неловкие попытки закурить рассмешили нас, только когда мы поняли, что нужно поджигать спичку и одновременно тянуть в себя. У меня получилось. Я затянулся впервые в жизни и чуть не упал в обморок. Мак сказал, что ему пошло отлично – курить то же, что и дышать.

Год спустя, в 1994-м, было затмение в Бразилии. Отец взял напрокат машину, и мы поехали от аэропорта в Нью-Мехико до самой Бразилии, где остановились его старые друзья. По дороге мы впервые напились – стянули бутылку рома. Я думал, мы будем пить ее неделю. Через полчаса она была пуста. Нас обоих вырвало. В отличие от Мака с тех пор я больше не притрагивался к рому.

В эту поездку мне предстояло и впервые поцеловаться, но у Мака были другие планы.

Ром кончился, зато у нас была еще бутылка джина. Мы прихватили ее на пляж, там собирались дети охотников за затмениями: жгли костры и пили ночь напролет. В основном все были из Америки, и девочки слетались на наш лондонский акцент, как мотыльки. Мак что-то втирал семнадцатилетней хорошенькой неформалке, а я потихоньку болтал с девушкой по имени Эшли, симпатичной, но неброской. Когда она спросила, не хочу ли я «прогуляться», я пробормотал что-то вроде «да, одну минуточку» и отбежал отлить за скалу. Вернувшись, я обнаружил, что Эшли лежит в песке, а мой брат-близнец склонился над ней и запустил руки ей под лифчик. Уже в то время он был не очень-то разборчив в связях, оправдывал себя тем, что время все спишет. Чем дальше прошлое, тем легче жить с чувством вины, а потом оно и вовсе исчезает, будто ты никогда ничего плохого и не делал. А если знать, что однажды все пройдет, то неприятное чувство испаряется еще быстрее.

С детства он был говнюком.

Когда Эшли ушла к родителям, стряхивая с себя песок, Мак и не понял, почему я так разозлился. Сказал, что «распечатал» Эшли для меня.

От неприятного воспоминания вздрагиваю, и рука парикмахерши срывается. Я распахиваю глаза: в зеркальном отражении по подбородку бежит тонкая струйка крови.

– Что же ты наделал! – вскрикивает она.

Жду, пока она соскоблит остатки бороды. Кристофер Смит исчезает, и появляется Кит Маккол. Бесс ожидает увидеть бородача; надеюсь, при встрече, если мы вдруг столкнемся лицом к лицу, это поможет мне выиграть несколько секунд.

Порез на щеке кровоточит, когда улыбаюсь. Поворачиваюсь к камере неповрежденной стороной, посылая Лоре примирительное селфи.

Выхожу на палубу. Над Торсхавном садится солнце. Останусь здесь, не буду испытывать судьбу в городских барах. Лайнер блестит в солнечных лучах, бликуют стеклянные двери, отполированные медные ручки и хромированная сталь. Каждый раз, ловя свое отражение, я застаю себя в том же положении – рука потирает подбородок – доморощенный философ или профессор, которым я так и не стал.

Глава 30

ЛОРА

28 мая 2000-го



Был пятничный вечер, впервые по-летнему теплый в этом году. Внизу из всех кафе и пабов прямо на тротуар вытащили столы со стульями, будто послеполуденного солнца достаточно, чтобы превратить Клэпхем-Коммон в Елисейские Поля. Курильщики отравляли воздух никотином, но благодаря ветерку, треплющему кроны деревьев, в нашей квартире дышалось легко. Я сидела на балконе, чтобы Кит мог побыть один. Накануне он крупно поссорился с Маком, потому что не дал ему денег взаймы, и сейчас маялся над своим ноутбуком на раскладном диване.

Зазвонил домашний. Я взяла трубку.

– Все пошло прахом, – сказала Бесс. – Надо встретиться.

– Конечно, – ответила я, пытаясь вытянуть ногу из клубка спутанных проводов под телефонным столиком. Если не остеречься, можно одним махом отрубить телефон, Интернет и телевизор. – У нас на выходные планов нет.

– Я в метро еду. – Ее голос дрогнул.

– В Клэпхем-Коммон?

При этих словах Кит оторвал взгляд от экрана.

– Прости, что не предупредила, но мне надо было куда-то деться.

– Ждем тебя.

Кит вздохнул и потянулся, ноутбук чуть съехал у него по коленям.

– Мак?

– Нет. Бесс Тейлор. Она уже подъехала.

– Что-то по поводу апелляции? Зачем ей приезжать?

– Не знаю, – произнесла я в уверенности, что мне конец.

Я начиталась о процессе подачи апелляции. Только кажется, что стоит подать заявление, и все. Реальных шансов на новое рассмотрение у виновной стороны мало. Визит Бесс означал, что это и впрямь случилось. Когда она позвонила в домофон, мне уже было дурно от тревоги. Внутри зрело отчаяние. Совесть велела признаваться, тем самым смягчив последствия. «Скажи ему, что соврала, когда давала показания, – билась в голове мысль. – Он все равно узнает, пусть лучше от тебя. Скажи до того, как она придет». Но слова не шли с языка.

Бесс раскраснелась, пока забралась к нам, от выступившего на лбу пота волосы еще сильней закурчавились.

– Что случилось? Апелляцию приняли?

– Нет. В смысле, не знаю. Еще рано. Но эти уроды затеяли против меня войну.

На столике стоял полупустой бокал с вином, Бесс посмотрела на него с нескрываемой тоской.