Каменный пояс, 1984
30 ЛЕТ ЦЕЛИНЕ
Очерки. Повесть. Стихи
Борис Бурлак
МОЛОДОСТЬ ЗЕМЛИ
Очерк
Нет, не стареет наша благодатная земля.
В этом легко убедиться, когда ты сам поживешь на белом свете, постранствуешь вдоволь из конца в конец и, вернувшись однажды к степному подножью заветного Урала, с удивлением оглядишься окрест, узнавая и не узнавая всю эту прекрасную землю, точно бы помолодевшую за многие годы, которые, собственно, и составляют твою жизнь.
Нечто подобное я испытал еще в 1954 году, когда снова оказался на Южном Урале после долгого расставания с ним, измеряемого целой четвертью века.
И опять меня привело сюда желание увидеть сотворение Нового мира на доселе не обжитой земле. Это уж действительно так, что лучше самому один раз увидеть…
Впервые я тут побывал в 1930 году, шестнадцатилетним пареньком. И не в качестве любознательного путешественника: мы тогда и понятия не имели о туризме, отправляясь на дальние стройки начальной пятилетки и на целинные поля самых первых зерносовхозов. Слово «целина» уже входило в газетный обиход, к тому же еще поддержанное эпическим талантом Шолохова.
В Москве был создан «Зернотрест», облюбовавший вскоре для своих «фабрик зерна» плодородные земли на Северном Кавказе и Южном Урале, в Сибири и Средней Азии. Одним словом, выбирай географию по вкусу. Меня потянуло в Башкирию, в Зилаирский зерносовхоз, только что основанный неподалеку от Баймакского золотого прииска. Можно было махнуть подальше от родных мест, однако Башкирия с ее дремучими урманами казалась столь же таинственной и загадочной, как и Сибирь.
Правда, этих урманов тогда мне не довелось увидеть, но зато уж степь, первозданная, божественная степь с ее пенящимися на пригорках вековыми ковылями, с ее царственными беркутами, зависающими в высоком небе, с ее множеством любопытных сурков — этих «степных пингвинов», — со всей необыкновенно бурной и страстной весной тридцатого года буквально околдовала меня. Я приглядывался к незнакомым молодым людям и досадовал на свою самонадеянность: все окружающие что-то умели делать (и когда они выучились?), а я оказался среди них начинающим библиотекарем. Это теперь до конца понял всю мудрость библиотечного дела, а тогда краснел, стеснялся, что просто выдаю книги, и жгуче завидовал не только трактористам, но и прицепщикам.
Однако главное-то было в том, что у нас на глазах добрая сотня заграничных тракторов почти круглые сутки поднимала зилаирскую целину, распластывая ее иссиня-черные, маслянистые отвалы от горизонта до горизонта. И где-то в полуденном мареве подолгу маячили башкирские всадники — будто конные разъезды всей этой грохочущей армады, всполошившей древнюю южноуральскую степь.
По тем временам такая масса техники, такой размах работ воспринимались как дерзкий вызов российской экономической отсталости, тем более, что своих отечественных тракторов и в помине не было, Челябинский завод едва вырисовывался в тысячелистных синьках да кальках.
Но то была еще не битва, а разведка боем, верно, успешная, крупномасштабная, однако же разведка. Надвигалась война, и этой разведке не суждено было развернуться в настоящую битву за хлеб — вскоре и совхозные тракторы оставили плуги и взяли на прицепы уральские пушки и гаубицы…
Прошла четверть века, вместившая в себя и довоенные пятилетки, и самую войну, и без малого две послевоенные пятилетки. Четверть века… Кто поднимал целину в тридцатые годы, тот сполна отвоевал свое на фронтах Отечественной, а кто не подрос к войне, достиг совершеннолетия уже в пятидесятые годы — как раз к новому общему наступлению на целину, охватившему десятки миллионов гектаров. И хотя я жил и работал тогда в Риге, хотя мне и перевалило уже за сорок, все-таки потянулся за юными добровольцами, пусть в качестве газетчика, чтобы собственными глазами посмотреть, как пойдет наступление, не слыханное и не виданное там, на востоке.
Жил на полевом бригадном стане с молодыми латышами, старательно заполнял блокноты всяческими заметками, а по вечерам сидел с комсомольцами у костра и с удовольствием слушал их веселые историйки да и сам кое-что рассказывал, тем более, что рассказать было что. Невдалеке от Таналыкского совхоза, где мы обосновались, по ту сторону реки Урал и начинались поля того самого Зилаирского зерносовхоза, в котором довелось немного поработать четверть века назад. Совпадение, случайность? Некоторая случайность была для меня разве лишь в том, что новый подъем целины начинался буквально рядом с давно поднятой целиной. И сама война как бы размежевала их во времени.
С той поры вдвое дороже мне эта южноуральская степь, где сходятся оренбургская, челябинская, башкирская земли. Благо, тут нет скорых, нетерпеливых поездов, которым издали светят зеленые светофоры на полустанках, не говоря уж о станциях. На обыкновенном-то, пассажирском поезде, с трехзначным номером, смотришь себе часами в окно, наслаждаясь постепенным узнаванием твоих мест, овеянных ветрами твоей молодости. Ты как бы наново открываешь мир, в котором поднялось на крыло целое поколение степняков за эти три десятилетия.
Кто встречал тут августовские восходы, когда мелодичным звоном звенят поспевающие хлеба, тот подолгу не мог отвести очарованного взгляда от неохватного пшеничного разлива, уходящего далеко в сторону Казахстана. То чистейшей бронзой, то красной медью, то высокопробным золотом светятся, поигрывают приливные волны на горизонте, куда ни глянь, — на восток или на запад, на юг или на север. Пшеница и пшеница на сотни километров вокруг. И кое-где в утренней дали зеленеют среди полей совхозные центральные усадьбы, над которыми то и дело летают еле видимые стрелы башенных кранов. А вдоль тракта Оренбург — Челябинск, привольно растянувшись в кильватерную колонну, плывут по оранжевому морю ослепительно белые зерновые «лайнеры» — элеваторы. Это все поднятая целина: чем дальше на юго-восток, тем шире разливается она по всему горизонту. Даже не верится, что здесь, кроме караванных натруженных троп, никаких путей-дорог никогда не было.
Треть века… Конечно, можно подсчитать, сколько же всего дала целина зерна за три десятилетия в Казахстане, в Оренбурге, на Алтае, в других областях, где менее значительны посевные площади. Наверное, не один десяток миллиардов пудов. Были годы урожайные, были средние, были неурожайные, — не случайно наши края называют «зоной рискованного земледелия». Однако редко мы получали здесь менее одной четверти всего товарного зерна в стране. А если взять самые «верхние засечки» целинных урожаев, то бывало, что и одна треть, а то и почти добрая половина нашего хлебного баланса приходилась на щедрые поставки целины, которая давным-давно окупила все затраты на ее освоение.
Так что экономическое значение целинного хлеба трудно переоценить.
Но есть еще иное — политическое значение целины. Когда заокеанские недруги в поисках средств борьбы с Новым миром начали применять против нас всевозможные санкции, они и зернофураж, который мы иногда прикупали, возвели в степень «стратегических материалов». Впрочем, они давно приравняли торговлю хлебом к торговле оружием. С каким злорадством американские экономисты считают и пересчитывают на ЭВМ в своих конъюнктурных институтах предполагаемый валовой сбор зерновых в Советском Союзе, если виды на урожай складываются неблагоприятно.
Уже не раз освоенная целина помогала нам на мировой политической арене, хотя те же советологи, помнится, бойко заговорили о «неоправданном риске», едва мы начали распахивать новые земли за Уралом; а потом, когда эти земли порадовали советских людей первым отличным урожаем, за океаном перевели пропагандистский монолог на тему о «сливках земли», которых-де совсем ненадолго хватит русским.
Ну что касается «сливок земли», то в Соединенных Штатах научились снимать их еще в прошлом веке, когда распахивали сверхприбыльные североамериканские прерии и аргентинские пампасы. Хищническая, сверхприбыльная эксплуатация новых земель вконец разорила тогда не только мелких фермеров в США, но и больно ударила по европейским земледельцам.
Если же у нас и было что не так кое-где на целине, то объяснялось это неизбежными при столь огромном масштабе освоения новых земель ошибками. Ошибки, конечно, давно исправлены, и для каждого района с его почвенными особенностями выработана цельная агротехническая система. Ведется и методичная борьба с эрозией почвы, особенно ветровой, чтобы «золотая пыль» плодородия не исчезала бесследно. Да и богатый опыт знаменитого крестьянина — академика Терентия Мальцева получает все более благодарное признание.
Карл Маркс писал в третьем томе «Капитала»:
«При быстром развитии производительной силы все старые машины должны быть заменены более выгодными, то есть должны быть совсем выброшены. Земля, напротив, постоянно улучшается, если правильно обращаться с ней».
Вот где она — тайна вечной молодости нашей земли: в бережном, сыновьем отношении к ней.
Излишнее регламентирование, которое было свойственно в прошлом некоторым работникам сельского хозяйства, на целине преодолевалось успешнее. И там уже в шестидесятые годы агрономы почувствовали себя полноправными хозяевами полей и защитниками их от догматических рекомендаций кабинетных знатоков аграрных проблем.
На целинных землях появились свои талантливые ученые, которым не занимать ни опыта, ни смелости, ни творческой инициативы. Помню, как в совхозе «Адамовский» упорно искореняли овсюг, каким-то странным образом занесенный на целину. И живые агротехнические наблюдения и эксперименты по-хозяйски обобщал для будущей диссертации сам директор совхоза Петр Георгиевич Рютин. А главный агроном Яков Петрович Орищенко, поборник идеи безотвальной вспашки зяби и других новаторских дел, в то время уже защитил кандидатскую диссертацию.
В нашей публицистике иной раз подчеркивается мысль, что т о г д а, в тридцатые или пятидесятые годы, все было куда проще, чем т е п е р ь. Так ли это? Конечно, имеется в виду общая и специальная подготовка кадров. Но кроме профессионализма необходимы ведь и другие качества (включая характер), соответствующие тому или иному времени.
Вот я думаю о тех энтузиастах — из старого Зилаирского зерносовхоза, вместе с которыми отправлялся из Москвы в Башкирию. Потом вспоминаю далеко, не молодого директора совхоза «Комсомольский» Михаила Григорьевича Голованова, одного из первых Героев Социалистического Труда целинного Оренбуржья. (С ним мы немало рассуждали о молодежи.) И наконец каждое лето я встречаюсь на полях с современными молодыми земледельцами. Кому же из них было попроще да полегче? Тем, кто начинал длинную череду пятилеток, или уже целинникам послевоенным, продолжившим борьбу за хлеб, когда мы стали во много крат сильнее, или нынешним труженикам земли, которые вопреки всем привлекательным городским занятиям предпочли добывать для народа хлеб насущный? Думается, что у каждого из этих трех поколений советского крестьянства своя судьба, и все же у того, первого, кому пришлось вдобавок столько перелопатить землицы и на фронте, особо тяжким было восхождение к восьмидесятым годам века.
На освоенной целине, как и на любом хлебном поле, до сей поры хватает нерешенных вопросов. Тридцать лет назад у нас до всего не доходили руки. Некогда было крепко подумать, например, о том, а стоило ли создавать в глухой степи, скажем, отделения совхозов, а не лучше ли сразу основать агрогородки вместо нынешних, только наполовину благоустроенных центральных усадеб? Наверное, классическое бездорожье в наших черноземных краях явилось в значительной мере уважительной причиной того, что совхозные поселки стали дробиться на отделенческие, — все же под рукой и пашня, и пастбища, и зреющая нива. Ну а когда горячка спала, когда люди малость прижились в новых местах, они и призадумались о том, что хорошо бы теперь в каждом совхозе иметь одну центральную усадьбу — агрогородок со всеми социальными и культурно-бытовыми условиями: средней школой, Домом культуры, универмагом, домом бытовых услуг, столовой (или даже рестораном), парком, радиоузлом, телевидением и прочими необходимыми благами на городском уровне.
В Оренбургской области есть и старые совхозы, созданные или на бывших господских землях, или на базе мелких колхозов, или целинные — основанные в том же тридцатом году (имени Магнитостроя, имени Электрозавода, Чебеньковский). И даже в таких хозяйствах, расположенных, как правило, в густонаселенных районах, наблюдается вполне естественный отток молодежи из отделений на центральные совхозные усадьбы (не говоря уже о райцентрах).
Само слово «агрогородок» поэтично по своему звучанию. Так и видится среди возделанных полей, на берегу тихой степной речки или лебединого озера, как весело разбежались по ковыльному косогору одно-, двухэтажные нарядные коттеджи. Но, к сожалению, редко остановишь взгляд на каком-нибудь оригинальном домике неожиданного архитектурного решения. Все, главным образом, традиционные, приземистые на вид пятистенки. Серьезным проектированием совхозных поселков мало кто занимается, не говоря уже о планировке домов и надворных построек. Примелькались и типовые Дома культуры, службы быта, административные здания. В этом смысле некоторые колхозные усадьбы Оренбуржья опережают совхозные. Так центр села Желтое, в котором находится правление колхоза «Сакмарский», выглядит уютным городским уголком на фоне великолепных южноуральских шиханов.
Однако наиболее жгучая проблема освоенной целины — это орошение. Несколько лет назад Александр Степанович Хоментовский, член-корреспондент Академии наук СССР, по-комсомольски горячо увлекся идеей переброски части стока сибирских рек на юг. Он все летние месяцы напролет странствовал по всему южному Предуралью, по казахским полупустыням, по намечаемой трассе магистрального канала и ответвления от него на запад. Ему рисовались радужные картины недалекого будущего этого обширного края, который уже в наше время постепенно становится богатейшей житницей. Рано или поздно идея переброски на юг части стока сибирских рек будет непременно осуществлена. Здесь нет альтернативы. Но осуществление такого глобального проекта потребует немалых материальных средств, и по этой причине может быть перенесено на грань веков — двадцатого и двадцать первого.
Недавно А. С. Хоментовский выдвинул частную задачу в своей статье «Ключ к реализации Продовольственной программы в бассейне реки Урал», опубликованной в «Каменном Поясе» за 1983 год. Суть нового предложения ученого состоит в том, чтобы максимально использовать буйный весенний сток Урала в Каспийское море, создав в бассейне реки, в том числе и в Губерлинских горах, целую систему небольших водохранилищ для орошения окрестных полей, включая, разумеется, и целинные. Это не решает всей архисложной проблемы, но поможет в реализации Продовольственной программы и явится своего рода техминимумом для будущих мастеров поливного земледелия.
Таким образом, существуют и дальняя, и ближняя перспективы орошения освоенной целины, которая из так называемой «зоны рискованного земледелия» превратится в главную житницу государства уже в течение следующей трети века.
Обычно в необжитые места первыми приходят геологи, вслед за ними — авангардные бригады строителей. Но восточное Оренбуржье открыли не разведчики недр, а почвоведы и землеустроители. Потом поднялись над орлиной степью и буровые вышки геологических партий. Они нашли там богатые комплексные руды и асбест. Нынче в Притоболье возвышаются самые молодые города области — Светлый и Ясный. Туда протянута железная дорога из Орска, ходит прямой пассажирский поезд Оренбург — Рудный Клад. Словом, еще вовсе недавно эта Высокая степь на водоразделе европейских и азиатских рек, заселенная одними сурками да беркутами, за какие-нибудь тридцать лет преобразилась неузнаваемо, вопреки жестокой засухе, которая нет-нет да и потянет знойным суховеем откуда-то со стороны Каракумов. До Высокой степи очень редко доходят летние дожди с запада и почти совсем не доходят с востока. Но какое жаркое солнце на этом «климатическом перевале», какие плодородные земли!.. Только бы еще живой воды в самое летнее пекло — и урожаи всех культур можно бы удвоить, утроить.
Надо сказать напоследок о целинной экологии. Ну, к примеру, о тех же беркутах и о сурках, которых нынче редко увидишь в необозримом солнечном просторе за Орском. Сначала иные бездумные парни охотились на птиц и на зверьков просто ради забавы, а потом в Казахстане появились и промысловики-браконьеры, нажившиеся на сурочьих шкурках.
В восточном Оренбуржье встречаются уникальные березовые колки на высотках и даже на плитняке. Есть и кустарниковые вишневые сады, занимающие значительную территорию. Природа заранее позаботилась о том, чтобы принарядить эту степь к приходу человека. И человек должен ответить на ее заботу верной любовью к родной земле.
В свое время тот же А. С. Хоментовский выступил в печати с предложением создать в Оренбургской области, пока не поздно, степные заповедники. В первую очередь это следовало бы сделать на освоенной целине, иначе в ближайшие годы могут исчезнуть последние гектары нераспаханных земель. И уж бесспорно надо сохранить все уцелевшие памятники природы.
Начало будущего, двадцать первого столетия почти совпадет с полувековым юбилеем освоения великой целинной степи. Все более четко рисуется, как миражное видение, прибойный разбег золотых пшеничных волн на востоке, где вовсе изглаживается каменный накат, сбегающий по гранитной лестнице Уральского хребта, и начинается самая глубь плодороднейшего края.
Хроника исторических событий в двадцатом веке еще пополнится новыми свершениями советского народа. Детонация нашей Великой революции бесконечна. И штурм целины, последовавший вскоре за полным разгромом нацистов, прочно занимает свое место в ряду героических дел Нового мира.
Так что никакие «зерновые санкции» правительства США не страшны людям, которые не только подняли знамя социалистической революции, но и отстояли ее в тяжких боях, возвеличили бескорыстным, подвижническим трудом и ныне зорко оберегают от ракетных крестоносцев. Будущее всегда принадлежит сеятелям!
В САМОМ НАЧАЛЕ
События, факты, цифры
ВЕЛИЧЕСТВЕННАЯ ПРОГРАММА
В конце февраля — начале марта 1954 года состоялся Пленум ЦК КПСС. Пленум обсудил вопрос о дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель.
В постановлении, принятом 2 марта, Пленум ЦК КПСС поставил задачу в течение 1954—1955 годов расширить посевы зерновых культур за счет освоения целинных и залежных земель не менее чем на 13 миллионов гектаров. Из этого количества колхозам и совхозам Российской Федерации, и главным образом колхозам и совхозам Сибири, Урала и Поволжья, предстояло освоить 6700 тысяч гектаров.
ОБЛАСТЬ НАМЕЧАЕТ ПЕРВЫЕ РУБЕЖИ
12—13 февраля 1954 года в Оренбурге состоялась областная партийная конференция.
Выражая волю трудящихся области, конференция единодушно решила: за два года расширить посевные площади за счет целинных и залежных земель на один миллион гектаров.
СОБИРАЛАСЬ В ПОХОД МОЛОДЕЖЬ ОРЕНБУРЖЬЯ
Призыв партии нашел живой отклик у молодых тружеников городов Оренбургской области. В партийные и комсомольские комитеты потоком шли заявления от рабочих и служащих, главным образом от комсомольцев и молодежи, с просьбой послать их на освоение целинных и залежных земель во вновь организуемые совхозы. В Орске в течение двух дней поступило 224 заявления от молодых патриотов. Каждый день областные газеты публиковали письма юношей и девушек, заявляющих о своем горячем стремлении с честью выполнить задание Родины.
Виталий Татаринов
* * *
Нам дорога
не казалась длинной.
С песней уезжали на Урал.
По земле непаханой,
целинной
Провели мы наши трактора.
От природы милостей
не ждем мы.
Знаем:
нами Родина горда.
Поднялись над степью побежденной
Созданные нами города.
И, заветных книг листая груду,
До рассвета не смыкая глаз,
Нам
завидовать,
пожалуй, будут
Юноши,
похожие на нас.
Зерносовхоз «Ириклинский»
В ОБЛАСТНОМ КОМИТЕТЕ КПСС
Партийные организации отдельных городов и сельских районов области, поддерживая патриотические стремления трудящихся, решили полностью укомплектовать кадры для некоторых вновь создающихся совхозов. Бюро обкома КПСС специальным постановлением, принятым 25 февраля, одобрило эту инициативу.
Об инициативе Чкаловской и Орской городских, Секретарской и Мордовско-Боклинской районных партийных организаций по укомплектованию механизаторскими и другими квалифицированными кадрами рабочих вновь организуемых совхозов для освоения целинных и залежных земель.
Учитывая важнейшее государственное значение проводимых партией и правительством мероприятий по освоению целинных и залежных земель, Чкаловская и Орская городские партийные организации взяли обязательство — до 1 апреля с. г. укомплектовать механизаторскими и другими квалифицированными кадрами рабочих по одному вновь организуемому совхозу области и принять над ними постоянное шефство. Секретарская и Мордовско-Боклинская районные партийные организации решили укомплектовать механизаторскими и другими квалифицированными кадрами рабочих один вновь организуемый совхоз в Адамовском районе.
Бюро обкома КПСС постановило:
1. Одобрить инициативу Чкаловской и Орской городских, Секретарской и Мордовско-Боклинской районных партийных организаций об укомплектовании механизаторскими и другими квалифицированными кадрами рабочих вновь организуемых совхозов области для освоения целинных и залежных земель.
2. Обязать райкомы и горкомы КПСС широко разъяснить в партийных и комсомольских организациях, а также среди колхозников, рабочих предприятий, учреждений, МТС и совхозов государственное значение инициативы Чкаловской и Орской городских, Секретарской и Мордовско-Боклинской районных партийных организаций и по их примеру организовать работу по привлечению кадров специалистов, комбайнеров, трактористов, токарей, слесарей и других квалифицированных рабочих на работу во вновь организуемые совхозы, а также в МТС области по освоению целинных и залежных земель.
РОСЛИ ПОСЕЛКИ
До начала первого весеннего сева отвод земель в основном был закончен. В малообжитых местах, расположенных большей частью в стороне от железных и шоссейных дорог, создавались целинные совхозы. Строились жилые поселки, производственные помещения, проводились дороги.
В первые годы освоения целинных и залежных земель большую помощь вновь созданным совхозам «Буруктальский», имени XIX партсъезда, «Комсомольский», имени Розы Люксембург и другим оказали строительные организации Орска, Оренбурга. Только строители Орска в этих хозяйствах построили 19 тысяч квадратных метров жилой площади, 35 зерноскладов, 8 зерносушилок, три школы, два детсада, шесть столовых, четыре хлебопекарни, пять бань и много других хозяйственных и социально-культурных объектов.
А НУ-КА, ДЕВУШКИ!
В областном комитете ВЛКСМ
Об инициативе молодых работниц зерносовхоза «Полевой»
Обком ВЛКСМ обязал горкомы, райкомы комсомола широко разъяснить среди комсомольцев и молодежи письмо девушек зерносовхоза «Полевой».
Обком ВЛКСМ указал комитетам комсомола на необходимость направлять на работу в новые совхозы девушек, активно проявивших себя на производстве и в общественной жизни.
Девушки нашей Отчизны всегда, когда требовалось, шли на самые трудные участки строительства. Тысячи славных дочерей Родины в начале тридцатых годов поехали на Дальний Восток строить в тайге город юности. В тяжелые годы войны они встали к заводским станкам и сельхозмашинам, с честью заменили ушедших на фронт мужчин. Много сил и энергии потребует от них целина. Но они заявляют, что не пожалеют усилий во имя расцвета любимой Родины.
ЗАДАНИЕ ПАРТИИ ВЫПОЛНЕНО
В августе Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О дальнейшем освоении целинных и залежных земель для увеличения производства зерна». Из этого постановления страна узнала о серьезных успехах, достигнутых советским народом в районах новых земель.
На 10 августа в районах освоения новых земель поднято 13 миллионов 400 тысяч гектаров целины и залежей, что составляет 103,2 процента к установленному плану. А всего по стране на 10 августа вспахано высокоплодородных целинных и залежных земель в колхозах и совхозах 14 миллионов 100 тысяч гектаров. На новых землях создано 124 крупных зерновых совхоза, оснащенных современными сельскохозяйственными машинами.
ЦК КПСС и Совет Министров СССР, с удовлетворением отметив достигнутые успехи, выразили уверенность, что колхозы, МТС и совхозы восточных районов страны будут продолжать освоение новых земель.
ИТОГИ ПЕРВОГО ГОДА
В 1954 году область подняла 1 миллион 130 тысяч гектаров целины, на 430 тысяч гектаров больше против государственного задания. Колхозы распахали 580 тысяч гектаров, совхозы — 550 тысяч.
УКАЗ
Президиума Верховного Совета СССР
о награждении Чкаловской области орденом Ленина
За выдающиеся достижения в деле освоения целинных и залежных земель, крупные успехи, достигнутые трудящимися Чкаловской области в увеличении производства зерна, и выполнение принятых обязательств по сдаче государству 150 миллионов пудов хлеба наградить Чкаловскую область орденом Ленина.
Председатель Президиума Верхозного Совета СССР К. В о р о ш и л о в
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Д. Г о р к и н
Москва, Кремль, 23 октября 1956 года.
Вадим Миронов
СТИХИ
ЗОЛОТО
Когда-то на территории, где теперь раскинулись поля совхоза «Магнитный», старатели добывали золото. На сотнях гектаров и ныне видны ямы, поросшие травой. Теперь их выравнивают под хлебные поля.
Здесь добывали золото когда-то…
Ладонью растирая пот по лбу,
Совком,
киркой
и тяжкою лопатой
Старатели
Пытали тут судьбу.
Да и судьба
Их тоже здесь пытала,
Однако время
Стерло их следы.
(На блеске благородного металла
Извечно —
Отсвет крови и беды.)
Но вот сегодня оживились дали —
Могучим гулом сердце веселя,
Бульдозеры в степи зарокотали,
Чтоб стала ровной,
Словно стол,
Земля.
Тут будет поле хлебное.
Как птицы,
Весной зарницы
Промелькнут над ним.
Нальется полным колосом пшеница,
И будет этот колос —
Золотым!
ВЫЙДУ В ПОЛЕ…
Я на зорьке встал сегодня рано
И в ветвях услышал птичий гам.
Облака —
курчавые бараны —
Разбрелись по голубым лугам.
Выйду я в рассветное раздолье
В ожиданье молодого дня,
Чтобы в пояс поклониться полю,
Где взошли густые зеленя.
Скоро солнце по полянам брызнет,
Волю дав горячему лучу.
Постою.
Подумаю о жизни
И над этим полем помолчу.
Пусть растут хлеба высокой пробы,
Пусть их теплый дождь не обойдет.
Здесь —
в высоком званье хлебороба —
Коренастый человек живет.
Он вспахал поля
и в землю бросил
Самое отборное зерно.
Пусть его порадует под осень
Из колосьев налитых руно.
Скоро солнце по полянам брызнет,
Где растет пшеница.
И тогда
Я пойму —
Кто думает о жизни,
Тот о хлебе думает всегда.
Тот, кто лебеды отведал с солью,
Знает цену хлеба наизусть…
Молча
В пояс
Поклонюсь я полю,
Трижды —
Хлеборобу поклонюсь!
Евгений Колесников
КИЗИЛЬСКИЙ КАРАВАЙ
Тридцать лет назад было принято историческое постановление февральско-мартовского Пленума ЦК КПСС «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель». Громадная серьезность задач, жесткие сроки их исполнения буквально всколыхнули не только тружеников села, но и весь наш народ. Начался новый и невиданный подъем в развитии сельского хозяйства.
Тогда райком партии, райисполком, райком комсомола Кизильского района были похожи на оперативные штабы. Сюда шли коммунисты и комсомольцы, служащие учреждений и рабочие различных профессий, добиваясь направления на целину.
Многие поехали тогда трудиться в колхозы и совхозы. Начальника доротдела П. П. Маркова избрали председателем колхоза «Красный казак», токаря МТС П. Ф. Кошевца — председателем колхоза имени Сталина, механизатора А. В. Снесарева — бригадиром полеводческой бригады колхоза имени В. И. Ленина… Так, первыми целинниками стали сами жители целинного района.
Первыми новоселами были комсомольцы — магнитогорские рабочие Б. Кубарев, Г. Степанов, Ю. Смоленский и Н. Дасов. Их приняли в торжественной обстановке, с ними беседовали секретари райкома КПСС В. Ф. Петухов и А. У. Моисеенко. Надо воздать должное городу славных металлургов: с самого своего рождения он был и остается крепкой спорой для района: сельские труженики постоянно чувствуют могучее плечо горожан, их братски протянутую руку. Кузнец и горновой страны — Магнитогорск — оказывал району неоценимую помощь и в освоении целины.
Магнитогорские коммунисты — «тридцатитысячники» — Ф. Д. Заикин, П. Д. Легенько, А. И. Савченко, Я. Э. Концевой, А. Н. Сенько возглавили отстающие колхозы и вывели их в передовые хозяйства. На их долю достался и период освоения целинных земель. В районе до сей поры помнят каждого по имени и отчеству.
Стали приезжать к нам рабочие, специалисты, опытные хозяйственные руководители из Кыштыма, Златоуста, Копейска, Челябинска и других городов области. Прибывали агрономы, инженеры, прорабы, механики…
Вначале приезжающих энтузиастов подселяли к семьям старожилов. Приходилось жить в неимоверной тесноте, но все понимали — это временно. Шумная, неунывающая молодежь быстрехонько «оккупировала» даже чердаки и сарайки, создавая в них «шик-комфорт». И не было случая, когда бы местные жители проявляли недовольство. Всюду принимали целинников радушно, готовили им пищу, стирали белье, топили бани, делились всем, чем могли.
А бабушка Землянская вдруг прославилась на весь совхоз «Победа» как парикмахерша. На заросших головах своих пятерых постояльцев она навела «культуру» ножницами, предназначенными для стрижки овец. Да еще приговаривала:
— Этим струментом я, бывало, по сорок овец в день остригала, за что и Грамоты имею. А пять-то голов остричь для меня — тьфу! да и только.
На замечание, что, мол, в прическе уж больно много «лестниц», бабушка отвечала:
— А это, милые, даже очень хорошо — девки будут на вас заглядываться. А постриги по-городскому — ни одна ведь не обратит внимания.
Ехал к нам «в общем-то зеленый молодой народ» с походным рюкзаком за плечами, со стремлением впервые начать самостоятельную жизнь, и степенные папаши и мамаши с семьями. Когда подселение стало уж невозможным, в степи начали вырастать городки из палаток, будок, просто шалашей. В дело шли списанные железнодорожные вагоны. В степи запылали костры, задымили воинские походные кухни, ночи «насквозь» просвечивались тракторными фарами, как прожекторами. Зазвучали многие, неслыханные доселе песни, которые привезли люди из своих родных мест. Русские, казахи, башкиры, украинцы, белорусы, мордва и другие представители наций и народностей стали одной семьей на целинной земле.
Запомнился навсегда расширенный пленум райкома партии 21 марта 1954 года. О постановлении ЦК КПСС о целине докладывал первый секретарь РК КПСС В. Ф. Петухов. Было подчеркнуто, что колхозы и совхозы, выполняя предстоящие задачи, должны рассчитывать, прежде всего, на собственные силы, мобилизовать на это дело все трудоспособное население. Всю технику необходимо привести в готовность до 10 апреля, укомплектовав кадрами для работы в две смены, то есть, круглосуточно.
Главная цель весны и лета 1954 года — одновременно с проведением весеннего сева и заготовки кормов поднять 60 тысяч гектаров целины, максимальное количество весновспашки сразу же засеять зерном. Эта главная задача повлекла за собой установление для хозяйств графиков освоения новых земель, открытие при совхозах и МТС краткосрочных курсов трактористов и комбайнеров. Основным местом работы всех руководителей, специалистов, работников идеологии стала полевая бригада.
После пленума повсеместно были проведены партийные и рабочие собрания, коллективы колхозов, МТС и совхозов приняли на себя социалистические обязательства.
В отличие от Казахстана подъем новых земель в Кизильском районе начался не с голой степи. Уже тогда район представлял собой крупную житницу области. 23 колхоза, обслуживаемые тремя МТС, три совхоза, правда, чисто животноводческой специализации, возделывали около 90 тысяч гектаров посевов. Поэтому люди, техника, ремонтные мастерские только что организованных совхозов «Победа» и «Кизильский» «прижимались» к обжитым местам. Колхозы распахивали новые земли на своих же угодьях. Уже весной 1955 года было решено организовать еще один целинный совхоз — «Богдановский». Он базировался в крупном селе, название которого и унаследовал.
Но возникли непредвиденные трудности. Дело в том, что район наш глубинный: до ближайших железнодорожных станций — Бреды, Суббутак, Магнитогорск — расстояние от большинства хозяйств превышает 100 километров. В условиях бездорожья, в ненастную погоду вывозка со станций прибывающих грузов, доставка на элеваторы зерна оборачивались настоящим бедствием.
А грузы прибывали и прибывали. Пристанционные площадки представляли собой несусветный хаос — были завалены лесом, кирпичом, цементом, шифером, стеклом, известью, углем, дровами…
Теперь, когда мысленно обращаешься к поре разворота целинных работ на полную мощь, становится даже немного страшновато — как, откуда работники райкома партии и других районных органов брали силы, оказывались способными решать сотни и сотни разнообразных вопросов, чтобы выйти из затруднительного положения? Образование новых парторганизаций, перестановка партийных кадров, контроль за неуклонным выполнением принятых решений, торговля, бытовое обслуживание, здравоохранение, детские сады и ясли, бани, пекарни, столовые — все это вдруг обрело первостепенное значение. Нередко можно было услышать охрипший голос кого-либо из секретарей райкома КПСС: «Мыло, говорю, хозяйственного мыла давай!», «Почему не видно автолавок?», «Почему мало в продаже фуфаек, рукавиц, полотенец, сапог, очков?..»
Трудно было, трудно. Но дело двигалось вперед. Весенний сев 1954 года был проведен в сжатые сроки, освободившиеся тракторы включились в пахоту целины. В новых совхозах стали подниматься корпуса домов, мастерских, гаражей, клубов, магазинов. Люди на стройках и в поле показывали образцы трудового героизма. Особенно ярко это проявилось в период уборки первоцелинного урожая.
Так, за первые 10 дней комбайнер А. К. Зубов сцепом двух комбайнов намолотил 5380 центнеров зерна. Комбайнер В. И. Кашников ежедневно убирал по 45—50 гектаров и намолачивал по 700—800 центнеров хлеба.
Кизильчане в том году сдали государству 64 тысячи тонн добротного хлеба! Это в два раза больше, чем в 1953 и почти в 5 раз больше, чем в 1940 году. Большая группа механизаторов, бригадиров, специалистов и руководителей хозяйств стали участниками ВДНХ и получили награды Главвыставкома.
Полные небывалого напряжения, в заботах и хлопотах, в денной и нощной борьбе с трудностями прошли славные и незабываемые 1954 и 1955 годы. Целинные совхозы почти полностью отстроились, люди вселились в новые квартиры. На необозримых степных просторах было освоено около 200 тысяч гектаров свежей плодородной земли.
Весной 1956 года в Свердловске состоялось совещание работников сельского хозяйства Урала. Перед областями этого региона ЦК КПСС поставил задачу — увеличить производство зерна по сравнению с достигнутым уровнем в 2,2 раза.
Труженики Кизильского района взяли обязательство засеять 200 тысяч гектаров пашни. Фактически площади посева превысили эту цифру. Развернулось массовое движение за сдачу государству 11 миллионов пудов зерна!
На полях колхозов и совхозов зрел богатый урожай — это радовало хлеборобов. Одновременно к сердцам руководителей подкатывался холодок тревоги — как можно вовремя убрать, переработать и переместить на элеваторы всю эту сказочно огромную массу хлеба? Райком партии настойчиво требовал выделить на период страды«хотя бы» 1200 автомобилей. Но у области не было таких возможностей и было рекомендовано мобилизовать на месте все ресурсы. И зерно возили на лошадях и быках.
Битва за хлеб 1956 года развернулась, действительно, грандиозная. Целинные массивы «сыпанули» по 20—25 центнеров с гектара! Вскоре на токах образовались терриконы зерна. На подработку зерна выходили доярки, чабаны, домохозяйки, школьники старших классов…
Обстановка диктовала двух-, трехкратное ускорение уборки хлебов, такое же повышение темпов отгрузки зерна на элеваторы. И тут оказал великую услугу опыт Казахстана — раздельная уборка! Не уменьшая количества комбайнов, действующих в режиме прямого обмолота, надо было ввести срез хлебов в валки. Этот передовой метод осваивался, так сказать, на бегу. Стали срочно завозить жатки и тут же включать их в дело.
Усиление темпов уборки хлебов привело к тому, что площадки токов буквально захлебнулись зерном. Зачастили сентябрьские дожди. Автомашины от громадных перегрузок и слабого ремонта выходили из строя. Вспоминается разговор секретаря райкома партии В. Ф. Петухова с директором совхоза «Путь Октября» В. С. Сапожниковым. На обычный вопрос: «Как идут дела?» — директор ответил:
— Какие там дела… Когда хлеба было мало — плакали в один глаз, когда его стало много — хоть плачь в оба.
— Над большим хлебом, да еще в оба глаза, одни только дураки и могут плакать, — отрезал Василий Федорович. — А ты своей седой головой хоть немного пораскинул, когда распорядился остановить строительство зерносклада на 12 тысяч тонн?
— На стройку нужны люди, автомашины, откуда прикажешь снимать их — с тока, от комбайнов? — не сдавался Василий Семенович. — Для меня все равно какой палец кусать — этот или вот этот — одинаково больно. По совхозу шаром покати, днем с огнем ищи — ни одного не перегруженного работой человека не сыщешь! Машины едва обеспечивают комбайны, хлеб оседает на токах, возить его нечем!
В других хозяйствах обстановка сложилась не краше.
14 сентября на собрании партийного актива с тревогой говорили: на корню стоит 30 процентов хлебов, в валках — 20 процентов от скошенного. Сдача хлеба государству едва перевалила на вторую половину. И без того жесткие графики уборочных работ были пересмотрены и еще более сокращены. Собрание обратилось ко всем трудящимся района развернуть соревнование за сдачу государству 12 миллионов пудов хлеба.
В работе этого собрания участвовал секретарь обкома КПСС М. С. Соломенцев. Уместно подчеркнуть, что обком КПСС и облисполком постоянно оказывали большую помощь райкому партии, хозяйствам.
Со второй половины сентября 1956 года люди и машины будто обрели второе дыхание. Используя каждый погожий час, все трудоспособное население переворачивало для просушки хлебные валки, перелопачивало зерно, грузило и разгружало машины.
Многие механизаторы в уборочную страду-56 показали новые образцы трудовой доблести. Комбайнер Петр Сухарев на жатве хлебов достиг ста гектаров выработки за световой день. Андрей Бердников за неполный сезон сцепом комбайнов убрал хлеба с тысячи гектаров, отправил на ток 15 тысяч центнеров зерна. Анна Малашкина на одном комбайне убрала зерновые с семисот гектаров.
1956 год завершался невиданным успехом. Совхозы и колхозы района поставили государству и дополнительно продали 11300 тысяч пудов зерна (180800 тонн), из которых 100 тысяч тонн было засыпано в глубинке.
Это был весомый каравай Кизильского хлеба в тех 90 миллионах пудов, которые поставила тогда стране Челябинская область. По итогам года район удостоили Диплома I степени ВДНХ и Красного знамени обкома КПСС и облисполкома. Первый секретарь райкома КПСС В. Ф. Петухов, комбайнеры А. И. Бердников, В. И. Кашников, А. А. Васильев были награждены орденами Ленина и Золотыми Звездами Героев Социалистического Труда. Сотни рабочих, колхозников, служащих, специалистов и руководителей также получили правительственные награды и ценные подарки.
Трудно было, трудно! Устали люди. Только в октябре хозяева стали возвращаться в свои дома, родители — к детям. Во многих семьях они оставались в домах одни, сами готовили себе пищу, прихорашивались перед уходом в школу или садик. На многих приусадебных участках еще лежала пожелтевшая ботва неубранного картофеля. Надо было припасти сено для скота, топливо на предстоящую долгую зиму. А времени на это оставалось в обрез.
Хлеб никогда и никому не давался легко. Здесь, как и в любом большом деле, — чем труднее дается успех, тем он радостнее. Испокон веков оратай воспевал и славил первую борозду, хлебную ниву, хлеб, что в амбаре, и хлеб, что на столе.
Хлеб и труд неотделимы, как труд и радость. Без песни хлеб не добывается, без хлеба песня не поется.
Целина стала суровой, но отличной школой хозяйствования, закалки и воспитания кадров, школой мужества в решении исторических задач, выдвигаемых перед народом КПСС. На целинных фронтах, как на решетах, отсеивалось все мелкое, поднималось на поверхность лучшее зерно человеческих качеств. Да, люди делали целину — целина рождала людей. Многие из них в трудных условиях выросли, окрепли, поднялись до высоких постов хозяйственной и партийной работы.
Комбайнер А. Р. Лунев выдвигался секретарем парткома совхоза, сегодня он главный агроном хозяйства. Плотник В. И. Щербаков стал инженером-строителем. Это он разработал проект, осуществил закладку парка, строительство монументов в честь земляков, павших на фронтах Великой Отечественной войны, в честь первоцелинников Богдановского совхоза.
Юрий Бакутин был сначала секретарем РК ВЛКСМ, потом секретарем парткома совхоза, наконец, стал директором совхоза, Героем Социалистического Труда и первым секретарем Кизильского райкома КПСС.
Целина укрепила экономику хозяйств, повысила благосостояние трудящихся, преобразила наши села. Колхоз имени В. И. Ленина только от сдачи хлеба в 1956 году получил чистой прибыли 4300 тысяч рублей. Комбайнер А. П. Баранов за уборочный сезон заработал 7350 рублей и 68 центнеров хлеба, из которых 38 продал государству. За один год население района вложило в сберкассу более пяти с половиной миллионов рублей. В личном пользовании селян появились легковые машины, мотоциклы, резко возрос спрос на предметы культурного обихода.
В 1957 году хозяйства района возделывали зерновые на 216893 гектарах. Все эти годы развивалось и животноводство. Поэтому встал вопрос о расширении кормовых посевов — кукурузы, подсолнечника, однолетних трав, корнеплодов. А это возможно было сделать только за счет сокращения зернового клина. Поэтому, чтобы поступательно увеличивать урожайность, не снижая при этом продуктивности животноводческой отрасли хозяйств, следовало всемерно повышать плодородие земли, изыскивая самые эффективные агротехнические приемы, используя новейшие достижения земледельческой науки: доведение семян до высших посевных кондиций, подбор районированных сортов зерновых, выбор оптимальных сроков посева, вывозка на поля органических и минеральных удобрений, снегозадержание, орошение полей. И целина сказала еще одно и далеко не последнее свое слово: в 1968 году совхозы и колхозы района засыпали в амбары государства 201842 тонны отличного зерна!
Были и обидные, досадные спады. Были годы, когда район поставлял государству и меньше зерна: то обрушивалась засуха, то заливали дожди в страдную пору, губили урожай ранние заморозки и преждевременные снега…
Но, досадуя на немилость природы, земледельцы не теряли оптимизма. Партия и государство направляли в сельское хозяйство огромные капиталовложения, закладывали промышленную основу производства его продукции, сосредоточивали внимание и силы научных центров на успешное решение коренных проблем села, связанных с успешным преодолением неблагоприятных природных условий.
И целина по-прежнему верно служит человеку, отдает ему все свои дары.
Владимир Харьковский
МАСТЕРСКАЯ ОТЦА
Повесть
Время
Сережин дом на горе. С нее видно деревню и степь. Когда родители возвращаются с работы, ему разрешают сидеть на завалинке, гулять по двору, на пустыре.
С завалинки многое видно. Деревня оживлена, шумлива — противоположность степному миру. Но и там не всегда спокойно. Вот что-то в степи изменилось, напружинилось, заклокотало. По равнине пополз клуб пыли, постепенно разрастаясь в очертаниях, превращаясь в длинное, косматое существо с упругой кубической головой и распущенным туловищем. Голова чудища угрожающе поблескивала, железно трещала и время от времени надсадно покрикивала… И вот уже мимо дома по дороге покатили машины, поднимая густые клубы пыли, горько пахнущие степью, горячим воздухом, отработанными парами бензина. Везли оренбургские арбузы на станцию.
Это был очередной ход времени, которое отмечалось здесь, в деревне, таянием снегов, прилетом птиц, цоканьем копыт и скрипом повозок конных заправщиков, везущих топливо к тракторам в поле…
И вскоре опять перемены в мире. По ночам стало шумно за окнами. «Зерно на элеватор везут», — заметив, что Сережа прислушивается к железным голосам машин, как-то сказал отец и задул керосиновую лампу. На уборочную электростанцию не включают. Началась экономия — все горючее тракторам и комбайнам. Мать ворчит: «Просто беда с этой экономией! Днем без передыху динама крутится, а как темно — экономят. Кому это надо?»
По стенам комнаты медленно проплывают полотнища света. Освещаются ходики, отрывной календарь на цветной картинке, подушечка со швейными иглами, жестяной рукомойник… Потом все укутывается мягкой густой мглой, продолжая жить своей особенной ночной жизнью. На подоконнике быстро растет цветок «огонек», на гвоздике рукомойника копится влага, чтобы спугнуть в один миг тишину, сорвавшись громкой каплей в сток. Скоро за окном вновь загудят машины, пойдет очередная колонна с урожаем…
Долги летние вечера в деревне. Медленно угасают зори. Ярко-рубиновый цвет, стекая с небосклона, постепенно освобождает место звездам, а на западе, там, где край неба соприкасается со степью, все еще тлеет яркая желтая полосочка.
С заходом солнца завершаются и главные людские дела. Уже не слышно мягких жестяных стуков подойников, мычания коров, радостного повизгивания собак, встречающих хозяев. И как раз в это время на завалинке, у Сережи под окном, начинаются разговоры. Сегодня здесь мать с подругой.
В комнате тихо, покойно. Монотонно отстукивают время ходики. На завалинке говорят неторопливо, обстоятельно, словно не нужно завтра подниматься с зарей, идти на клуню перелопачивать зерно.
Сережа лежит на своей кровати, слушает и медленно засыпает. Окно распахнуто, в комнате душно. Отец в мастерской. Передал с заправщиком — задержусь. Заправщики без конца гремят по дороге железными бочками, погоняя своих лошадей. В поля едут с горючим. Мальчику кажется, что он вот-вот заснет под монотонно-вдохновенное бормотание подруг, как вдруг его точно подталкивает резкий, раздраженный голос матери:
— Надоело, понимаешь? Как все это надоело, кто бы только знал!?
— Не нужно ничего доказывать, — тихо увещевает подруга. — Делай, как делается. Бог с ним, с отличием! Ну, разве можно в наше время отличиться с лопатой?
На темно-фиолетовом лоскутке неба, разграфленного тонким деревянным переплетом окна, мерцают звезды. Ночь уже… В расслабленное дремотное состояние мальчика входит свободный, ненавязчивый звук песни. Высокий, чистый тенор где-то в отдалении неожиданно выдает с ленцой: «Ты постой, постой, красавица моя…»
Конфликт
Отец стоял спиной к лампе, и оттого над его головой с вымытыми и причесанными мелкой костяной расческой темными волосами светился тонкий желтоватый контур керосинового света.
— Ты только глянь, что я тебе привез?
Сережа увидел огромный полосатый арбуз. От отцовских рук веяло теплым, добрым запахом машин и земляничного мыла. Поманив арбузом, он отошел к столу, взял широкий столовый нож и снял тонкую зеленую корочку у плодоножки:
— Посмотрим, посмотрим…
Лезвие погрузилось в арбуз, хрупнуло глубоко внутри, и вот две темно-рубиновые половинки закачались на цветной клеенке.
Сережа теперь уже окончательно проснулся и мягко затопал по теплому полу.
— Опять? — строго спросила мать, заходя в комнату.
— Что случилось?
— Режим нарушили. Когда вздумается — поднимаем, кормим… Есть же порядок, мы условились.
И как бы подтверждая незыблемость этого порядка, она громко двинула сковороду на чугунной плите.
— Между прочим, печное литье в нашей местности такой же дефицит, как и приводные ремни к комбайнам, — негромко заметил отец, усаживаясь против Сережи за столом.
— Ребенок худой, слабый, — продолжала мать. — Ты его накормишь этой травой, а он потом ни хлеба, ни мяса не ест. С чего же ему расти?
Сережа понял, что мать недовольна. Он осторожно поднялся из-за стола, вытер запачканные арбузным соком пальцы о полотенце и пошел на кровать.
— Где же спасибо? — строго спросила мать.
— Спасибо!
— Каждый раз следует напоминать. Что это за воспитание у ребенка?
…Краем глаза Сережа видел, что отец уже поужинал, но со стола не убирают. Родители молчали. В тишине было слышно, как потрескивает фитиль в лампе. Отец слишком сильно вывернул его. Фитиль уже обгорел, и лампа начала коптить. Сажа тонкими ниточками летела вверх, оседая на трубке стекла, растворялась в воздухе. Мальчик хотел сказать, чтобы они прикрутили лампу, но тут же подумал, что мать опять рассердится, и вздохнул. Тишина стала совсем невыносимой. Лица родителей были сосредоточенны, серьезны.
— В общем, я все обдумал, — нерешительно начал отец. — А вот в деталях…
И этого хватило, чтобы разметать устоявшуюся тишину, заполнить бурным потоком слов, упреков, слез пространство, освещенное красноватым, тусклым светом.
— Ты-ты-ты! Всегда — ты!
Сережа вдруг подумал, что это он уже слышал. Мать, казалось, была подготовлена к этому вступлению, может быть, даже прорепетировала кое-что в разговорах с подругой на завалинке. Ее речь потекла быстро, обгоняя мысль, выстраданную во время бесконечной работы на зернотоку и в тишине ночного дома, среди этих гнусно пахнущих саманных стен, когда она ждала возвращения мужа из его мастерской (а может быть, и не из мастерской, кто его знает?), вздрагивая от каждого шороха за стеной: «Зачем этому глупому фантазеру семья, если у него на уме одна мастерская с кучей железа?»
— Живого железа, — мягко уточнил отец.
Это шутки для скверов и танцплощадок, а он — взрослый мужчина, отец семейства. В конце концов, если начистоту, хватит и одной жертвы: бросили город ради этой глуши и дикости… Ну хорошо, пусть даже так. Но ведь и сюда же люди едут жить, устраиваются каким-то образом. Что из того, что ему подвернулось настоящее дело? И что значит н а с т о я щ е е? На целине все настоящее. И только они прижились в деревне, сошлись с людьми, есть к кому обратиться в трудную минуту…
— Если это твой главный довод, — перебил отец, — то в мастерской…
Но мать не дала досказать:
— Так и знай: в мастерскую я не поеду и жить там не буду!
В комнате снова наступила тишина, словно и не было ничего, — никто не ругался, не обвинял другого в черствости и эгоизме.
С улицы донесся едва слышный рокот автомобильных моторов. На подходе была очередная колонна грузовиков, и Сережа пожалел, что в комнате горит лампа.
— Да пойми же ты, пойми! — с мягким напором проговорил отец, тоже прислушиваясь к машинам за окном. — Из Восточного совхоза идут… По голосу слышу. Позавчера в дороге одна стала, мы на летучке ездили, помогать… Не в мастерскую, а рядом, говорю тебе. На машинном дворе — дом, очень даже приличный. На две половины. Жить вполне можно…
Сережа понял, что дело даже не в том, что на машинном дворе можно жить. Отцу хотелось сейчас любым способом оправдаться.
Кому-то снова нужно быть первым («На белом коне!» — въедливо пошутила мать), потому что деревня — это уже не целина. Здесь целинники потерялись среди колхозников, и целинного братства людей не получается, как, скажем, в палаточных городках. Новое следует начинать на новом месте. Да и что это за работа, прости господи? Жить в деревне, а на работу в мастерскую ходить за три километра…
— Так ты для себя выгоду хочешь найти? — с тихой злостью спросила мать. — А почему мы с ребенком должны страдать?
— Да какие же тут страдания? — воскликнул отец. — Ведь с течением времени все семьи целинников туда переедут…
Мастерская
Он долго не мог поверить, что в мастерской идет только работа. В этом слове ему чудилось что-то слишком обыденное, вялое, сонное. Всюду в мире была работа. Без нее, казалось, и шагу ступить нельзя. Принести от родника на мочажине два ведра с водой, растопить печь соломой и кизяками, подмести пол в доме — все работа. Но в мастерской…
Это было высокое длинное здание из кирпича и шлакобетона с белыми оштукатуренными стенами и серыми закопченными окнами. Через открытые двери, куда Сереже запрещен вход, видны подъемные устройства на цепях, огромные станки, верстаки, обитые сизой вороненой жестью, черные промасленные столы с выдвижными железными ящичками и страшная продымленная кузница.
Особенно ему нравился пол в мастерской. Он был выложен из круглых деревянных чурбаков. Отец сказал, что это все они сделали.
Происходившему в мастерской сопутствовал особый набор звуков. Здесь резали железо, сверлили его, рубили и ковали. Здесь его в а р и л и. Запускали двигатели машин.
Мглистыми осенними вечерами, когда темнело рано, за большими застекленными окнами мелькали фосфористые вспышки света. Этот свет на несколько мгновений слепил его глаза, еще более сгущая окружающую мир мглу.
Существовал запрет: не смотреть на этот свет, и был, конечно, сладкий самообман — от одного короткого взгляда ничего не будет, никто не узнает… Мерцающие беззвучные вспышки вырисовывали на стеклянном экране окна исполинскую тень человека, чудище без рук и ног, наполняя его сердце сладким ужасом.
Отец рассказывал: раньше здесь этого не было. Только угнетали человеческий взор развалины бывшей казачьей крепости — останки казармы, каменных оград.
— Теперь у нас строгий порядок, система, — воодушевленно говорил он матери и Сереже. Они втроем стояли перед своим новым жилищем. Как и обещал отец, грязно-желтый, облупившийся домик из деревянных щитов стоял достаточно далеко от мастерской — шагах в полтораста. Одно узкое низкое окно и дверь с крылечком из двух скрипящих половиц выходили во двор. — Раньше тут росла крапива, а теперь утрамбованная гаревая площадка. У самой уцелевшей стены мы сделали навес для машин и тракторов. С течением времени сделаем ворота…
— Зачем же ворота? — с тихим изумлением спросила мать.
— Ну, как это — зачем? — бодро удивился отец. — Всюду есть двери, ворота, калитки… Как же без этого?
— Но ведь стен-то еще никаких нет! — простонала мать и, махнув рукой, пошла в дом.
Отец смущенно кашлянул, проследил за ней, а потом обнял Сережу за плечи:
— Ничего… Переживет. Большое дело требует жертв. Пойдем за дом, я тебе расскажу о поселке.
Новый поселок, о котором мечтал отец, должен был начаться сразу же за их домом — шагнуть дальше в степь, разбежаться десятками улиц, подняться к небу из желтой степной земли, отгородиться от степного зноя и зимних стуж лесозащитными полосами, притянуть к себе реку…
— Да, тут будет и река, — удовлетворенно повторил отец, заметив удивленный взгляд Сережи, — Я нашел старое русло. Оно, правда, заросло травами, но это не беда. При нашей технике расчистить недолго…