Агата Кристи

УБИЙСТВО ПО АЛФАВИТУ

Джеймсу Уоттсу, одному из моих самых благодарных читателей
Предисловие

Капитана Артура Гастингса, кавалера Ордена Британской империи

В этом повествовании я следовал обычной моей практике: излагал только те события и эпизоды, свидетелем которых был сам. Поэтому некоторые главы написаны от третьего лица.

Хочу заверить моих читателей, что я могу поручиться за достоверность изложенного в этих главах. Если я и прибег к поэтической вольности, описывая мысли и чувства различных людей, то передал их, по моему мнению, с достаточной точностью. Должен добавить, что они были “авторизованы” моим другом Эркюлем Пуаро.

В заключение скажу, что, если я слишком подробно описывал некоторые второстепенные человеческие отношения, возникшие вследствие череды загадочных преступлений, это потому, что никогда не следует забывать о человеческой натуре. Когда-то Эркюль Пуаро преподал мне драматический пример того, как преступление порождает романтические чувства.

Что до раскрытия загадки Эй-би-си[1], то могу лишь заметить, что, на мой взгляд, Пуаро проявил настоящую гениальность в том, как решил задачу, совершенно не сходную с теми, которые вставали перед ним прежде.

Глава 1

Письмо

В июне 1935 года я на полгода вернулся в Англию с моего ранчо в Южной Америке. Жизнь в Америке сложилась для нас непросто. Вместе со всеми мы страдали от последствий мирового кризиса. В Англии у меня был ряд дел, которые, как мне представлялось, требовали для своего разрешения моего личного присутствия. Моя жена осталась управлять нашим ранчо.

Стоит ли говорить, что, едва прибыв в Англию, я пустился на поиск моего старого друга — Эркюля Пуаро. Я нашел его — в это время он обитал в современной лондонской квартире — в доме гостиничного типа. Я заявил Пуаро (и он с этим согласился), что его выбор пал на этот дом исключительно из-за строгих геометрических пропорций здания.

— Ну, конечно, мой друг, мой дом — воплощение симметрии. Вы не находите?

Я ответил, что строение, на мой взгляд, чересчур прямоугольное, и, вспомнив старинную шутку, спросил, не обучили ли владельцы этого ультрасовременного дома своих кур нести квадратные яйца.

Пуаро от души рассмеялся.

— А, так вы не забыли этой шутки? Увы! Наука пока бессильна, и куры все еще не подчиняются новым веяниям — они по-прежнему несут яйца разных цветов и размеров!

Я с любовью вглядывался в лицо старого друга. Он выглядел просто превосходно и совершенно не постарел с тех пор, как мы расстались.

— Вы отлично выглядите, Пуаро, — заметил я. — Совсем не стареете. Собственно, как ни дико это звучит, я бы сказал, что в ваших волосах меньше седины, чем прежде.

Пуаро ослепительно улыбнулся:

— Почему же дико? Так оно и есть.

— Что же, ваши волосы чернеют вместо того, чтобы седеть?

— Вот именно.

— Но ведь с научной точки зрения такое невозможно!

— Напротив.

— Очень странно. По-моему, это противоречит законам природы.

— Как всегда, Гастингс, вы умны, но скользите по поверхности. Годы вас не изменили! Вы наблюдаете факты и верно их объясняете, сами того не замечая! Озадаченный, я уставился на Пуаро. Не сказав ни слова, он удалился в спальню и вернулся оттуда с бутылочкой, которую и протянул мне. Все еще ничего не понимая, я взял пузырек в руки. На нем было написано: “Ревивит. Восстанавливает естественный цвет волос. Красителем не является! Пять оттенков: пепельный, каштановый, золотистый, коричневый, черный”.

— Пуаро! — воскликнул я. — Вы краситесь?

— А, наконец-то вы поняли!

— Так вот почему ваши волосы стали чернее, чем в прошлый мой приезд!

— Разумеется.

— Боже мой! — сказал я, справившись с удивлением. — Надо полагать, когда я приеду в Англию в следующий раз, вы будете носить накладные усы… А может быть, они и сейчас накладные?

Пуаро скривился. Усы были его слабостью — он чрезвычайно ими гордился. Мои слова задели его за живое.

— О нет, нет, mon ami[2]. Даст Бог, до накладных усов еще далеко. Подумать только — накладные усы! Quel horreur![3]

И Пуаро с усилием потянул за усы, чтобы я удостоверился в их подлинности.

— Ну-с, пока они просто великолепны, — заметил я.

— N\'est-ce pas?[4] В Лондоне я не видел усов, равных моим.

“Есть чем гордиться”, — подумал я, но ни за что на свете не сказал бы этого вслух, чтобы не оскорбить моего друга в его лучших чувствах.

Вместо этого я спросил, продолжает ли он трудиться на своем поприще.

— Мне известно, — сказал я, — что вы уже давно отошли от дел…

— C\'est vrai.[5] И взялся за выращивание тыкв. Но вслед за этим случилось убийство — и я послал тыквы к чертовой бабушке. И вот с тех пор — вам-то, конечно, это уже приходило в голову — я веду себя как примадонна, которая каждый раз дает свой прощальный концерт. И этот прощальный концерт повторяется снова и снова.

Я засмеялся.

— По правде сказать, это очень близко к истине. Каждый раз я повторяю: все, хватит. Но нет, появляется что-нибудь новое! И надо признать, друг мой, что отставка мне не по душе. Если серые клеточки не работают, им конец.

— Ясно, — кивнул я. — Вы заставляете свои серые клеточки трудиться, но умеренно.

— Вот именно. Я стал разборчив. Теперь Эркюль Пуаро отбирает для себя только самые вершки.

— И много вам перепало вершков?

— Pas mal.[6] Недавно я чудом спасся.

— От провала?

— Конечно нет! — Пуаро обиженно посмотрел на меня. — Но меня — Эркюля Пуаро — чуть не уничтожили.

Я присвистнул.

— Ловкий преступник?

— Не столько ловкий, сколько бесшабашный, — ответил Пуаро. — Вот именно — бесшабашный. Но не будем об этом говорить. Знаете, Гастингс, я верю, что вы приносите мне счастье.

— Вот как? — сказал я. — Каким же образом? Пуаро не дал мне прямого ответа. Он продолжал:

— Как только я узнал, что вы приедете, я подумал: что-то произойдет. Как в прежние времена, мы выйдем на охоту вдвоем. Но если так, дело должно быть необычным, — он взволнованно зажестикулировал, — recherche.., тонким… fine…[7]

В последнее французское слово было вложено все его непереводимое своеобразие.

— Право, Пуаро, — заметил я, — вы говорите о преступлении, словно заказываете ужин в “Ритце”.

— Между тем как не бывает преступлений по заказу? Вы правы. — Пуаро вздохнул. — Но я верю в везение.., если угодно, в рок. Ваше предназначение — быть рядом и спасать меня от непростительной ошибки.

— От какой ошибки?

— От пренебрежения очевидностью. Я обдумал эту фразу, но так и не понял, в чем ее суть.

— Что же, — наконец спросил я с улыбкой, — преступление века пока вам не подвернулось?

— Pas encore.[8] Впрочем.., то есть…

Он умолк и озабоченно нахмурился. Механически он расставил на столе мелкие предметы, которые я невольно сдвинул с их мест.

— Не знаю, — медленно произнес он.

Я в недоумении смотрел на него.

Его лоб был по-прежнему насуплен.

Внезапно он, решительно кивнув, пересек комнату и подошел к бюро у окна. Стоит ли говорить, что бумаги в бюро были аккуратно рассортированы и разложены по полочкам, так что Пуаро не составляло труда сразу достать оттуда то, что он искал.

Он неторопливо подошел ко мне с распечатанным письмом в руках. Перечитав письмо, Пуаро передал его мне.

— Скажите, mon ami, — сказал он, — как вам это покажется?

Не без любопытства я взял письмо.

Оно было напечатано на машинке на плотной белой бумаге:



“Мистер Эркюль Пуаро!

Вы, кажется, не прочь решать загадки, которые не под силу нашей тупоголовой английской полиции. Посмотрим же, мистер умник, хватит ли у вас ума на этот раз. Возможно, этот орешек будет для вас слишком, крепок. Поинтересуйтесь-ка Эндовером 21 числа сего месяца.

Примите и проч.

Эй-би-си”.



Я взглянул на конверт. Адрес тоже был напечатан на машинке.

— Штемпель западной части Лондона, — сказал Пуаро, когда я стал всматриваться в почтовую марку на конверте. — Итак, ваше мнение?

Я пожал плечами и отдал ему письмо.

— Сумасшедший какой-то…

— И больше вам нечего сказать?

— Э.., разве это не похоже на сумасшедшего?

— Похоже, друг мой, похоже.

Пуаро не шутил. Я с любопытством взглянул на него.

— Вы к этому относитесь всерьез, Пуаро?

— Сумасшедших, mon ami, надо принимать всерьез. Сумасшедшие — штука опасная.

— Да, разумеется, вы правы… Об этом я как-то не подумал… Но, по-моему, это смахивает на какой-то идиотский розыгрыш. Писал небось жизнерадостный болван, к тому же наклюкавшись.

— Comment?[9] Наклю… Как вы сказали?

— Нет, нет, это просто такой оборот. Я хотел сказать, что он надрался. Ах нет, черт возьми, я хотел сказать, что он напился.

— Merci[10], Гастингс, выражение “надрался” мне известно. Возможно, за этим письмом действительно ничего больше не кроется…

— Но вы считаете иначе? — спросил я, почувствовав недовольство в его голосе.

Пуаро с сомнением покачал головой, но промолчал.

— Какие шаги вы предприняли? — спросил я.

— А что тут поделаешь? Я показал письмо Джеппу. Он того же мнения, что и вы.., глупая шутка — именно так он выразился. В Скотленд-Ярд такие письма приходят ежедневно. И мне случалось получать такие…

— Но к этому письму вы относитесь серьезно?

Пуаро ответил, подыскивая слова:

— В этом письме мне что-то не нравится… Гастингс. Что бы я сам об этом ни думал, его тон на меня подействовал.

— Что же?

Он опять покачал головой и, взяв письмо, спрятал его обратно в бюро.

— Если вы серьезно относитесь к этому посланию, вы, наверно, можете что-то предпринять, — сказал я.

— Воистину вы человек действия! Что же можно предпринять? Полиция графства ознакомлена с письмом, но они тоже не проявили к нему интереса. Отпечатков пальцев на нем нет. Ничто не указывает на личность автора.

— Значит, дело только в вашем инстинкте?

— Не в инстинкте, Гастингс. Это неподходящее слово. Дело в моих знаниях, моем опыте — они говорят мне, что в этом письме есть что-то не то.

Ему не хватило слов, и он заменил их жестом, потом снова покачал головой:

— Наверное, я делаю из мухи слона. Как бы то ни было, выхода нет, нужно ждать.

— Двадцать первое — пятница. Если в пятницу в окрестностях Эндовера состоится дерзкое ограбление…

— Как это меня обрадует!

— Обрадует? — изумился я.

Это слово показалось мне совершенно неуместным.

— Ограбление может поразить, но никак не обрадовать! — возразил я.

Пуаро пылко покачал головой:

— Вы заблуждаетесь, друг мой. Вы меня не поняли. Ограбление было бы счастьем, потому что я мог бы не бояться другого…

— Чего же?

— Убийства, — ответил Эркюль Пуаро.

Глава 2

(Не от лица капитана Гастингса)

Мистер Элекзандер Бонапарт Сист поднялся со стула и близоруко оглядел свою небогатую комнату. От долгого сидения спина его затекла, и он потянулся — случайный наблюдатель, увидев его в эту минуту, понял бы, что перед ним человек выше среднего роста. Обычно Сист горбился и близоруко щурился, и это создавало обманчивое впечатление.

Подойдя к поношенному пальто, висевшему на двери, он достал из кармана пальто пачку дешевых сигарет и спички. Закурив, он вернулся к столу, снова сел, взял железнодорожный справочник, заглянул в него, затем принялся изучать напечатанный на машинке список фамилий. Рядом с одной из фамилий в начале списка он поставил галочку.

Это было в четверг, 20 июня.

Глава 3

Эндовер

Сперва я находился под впечатлением от предчувствий Пуаро по поводу полученного им анонимного письма, но следует признать, что совершенно забыл об этом, когда наконец наступило 21-е, и снова вспомнил о письме, лишь когда моему другу нанес визит старший инспектор Скотленд-Ярда Джепп. Мы были много лет знакомы с инспектором, и он сердечно приветствовал меня.

— Ба! — воскликнул он. — Капитан Гастингс собственной персоной. Вернулись домой из этих своих пампасов? Увидел вас рядом с мосье Пуаро, и сразу вспомнились старые деньки. Вы, право, неплохо выглядите. Только макушка слегка поредела, а? Ну, да этого нам всем не избежать. Я тоже лысею.

Я слегка покривился. Мне казалось, что, тщательно зачесывая волосы на макушку, я полностью закрываю проплешину, на которую намекал Джепп. Однако инспектор, если дело касалось меня, никогда не отличался тактом, и я, сделав хорошую мину, признал, что все мы не молодеем.

— За исключением мосье Пуаро, — сказал Джепп. — Ему бы рекламировать краску для волос. Вон какую он развел растительность на лице. К тому же на старости лет он стал знаменитостью. Замешан во всех громких делах. Убийства в поездах, убийства в самолетах, убийства в высшем свете — он тут как тут. Удалился от дел и сразу же прославился.

— Я уже говорил Гастингсу, что похож на примадонну, которая дает один прощальный концерт за другим, — улыбаясь, заметил Пуаро.

— Не удивлюсь, если вы умрете и потом расследуете собственное дело, — хохоча, заявил Джепп. — Отличная идея! Об этом можно написать книгу.

— Ну, это придется сделать Гастингсу, — ответил Пуаро и подмигнул мне.

— Ха-ха! Вот смеху-то было бы, — веселился Джепп.

Мне эта идея не показалась забавной, а шутку я счел безвкусной. Бедняга Пуаро стареет. Вряд ли ему приятны остроты насчет его приближающейся кончины.

Видимо, мое недовольство было замечено, потому что Джепп переменил тему.

— Вы слышали, какое анонимное письмо получил мосье Пуаро? — спросил он.

— Я уже показал его Гастингсу, — сказал мой друг.

— Да, конечно! — воскликнул я. — Совсем забыл об этом письме. Позвольте, о каком числе там шла речь?

— О двадцать первом, — ответил Джепп. — Поэтому я и забежал. Двадцать первое было вчера, и я, любопытства ради, позвонил вечером в Эндовер. Конечно, это был розыгрыш. Все там тихо. Мальчишка, разбивший витрину, да пара пьяниц и хулиганов. Так что на этот раз наш бельгийский друг дал маху.

— Признаться, у меня на душе полегчало, — сказал Пуаро.

— А вы уж и переполошились! — добродушно заметил Джепп. — Господи, да мы такие письма каждый день пачками получаем. Делать людям нечего, чердак пустой, вот они и пишут. И не со зла вовсе, а ради собственного удовольствия.

— Глупо было с моей стороны относиться к этому так серьезно, — сказал Пуаро. — Как говорят, лучше синица в руке, чем пальцем в небо.

— Вы перепутали журавля с пальцем, — сказал Джепп.

— Pardon?[11]

— Ничего-ничего. Просто две разные пословицы. Ну, мне пора. У меня еще дельце тут за углом — надо забрать краденые драгоценности. Я просто зашел по пути, чтобы вы не волновались. Жаль заставлять серые клеточки работать вхолостую.

Сказав это и расхохотавшись, Джепп удалился.

— Он не меняется, наш старина Джепп, — заметил Пуаро.

— Джепп сильно постарел, — ответил я и мстительно добавил:

— Седой как лунь. Кашлянув, Пуаро произнес:

— Знаете, Гастингс, существует такое приспособление.., мой парикмахер очень ловко их делает.., вы надеваете эту штуку на голову, а сверху зачесываете собственные волосы.., это, видите ли, не парик, но…

— Пуаро, — взревел я, — запомните раз и навсегда: чертовы изобретения вашего треклятого парикмахера мне ни к чему. Чем вам не нравится моя голова?

— Нравится.., очень нравится…

— Разве я лысею?

— Нет, конечно нет!

— В Южной Америке жаркое лето, вот волосы и редеют немножко. Надо купить здесь приличное средство для укрепления волос.

— Precisement.[12]

— И как бы там ни было, Джеппу какое до этого дело? Он всегда был грубоват. Человек без всякого чувства юмора. Из тех, кто смеется, когда другие садятся мимо стула.

— В таких случаях многие смеются.

— Но это глупо!

— Разумеется, глупо, — с точки зрения того, кто собирался на этот стул сесть.

— Ну да ладно, — сказал я, совладав с собой (надо признать, что я становлюсь обидчив, когда дело касается моих волос). — Увы, но дело с анонимным письмом закончилось ничем.

— Да, тут я ошибся. Мне почудилось, что дело пахнет жареным, а оказалось просто глупость. Увы, я старею и становлюсь подозрительным, как слепой сторожевой пес, который рычит на всех и вся.

— Если мы снова будем сотрудничать, нам стоит поискать “вершков” в другом месте, — смеясь, заметил я.

— Помните, что вы говорили? Если бы преступление можно было заказывать как ужин, чтобы вы выбрали?

Я ответил шуткой на шутку:

— Позвольте поразмыслить. Поглядим в меню. Ограбление? Дело фальшивомонетчиков? Пожалуй, нет. Слишком пресно. Я выбираю убийство, кровавое убийство.., разумеется, с подобающим гарниром.

— Естественно. И с hors d\'oeuvrese[13].

— Кто будет жертвой — мужчина или женщина? Мужчина лучше. Какая-нибудь большая шишка. Американский миллионер. Премьер-министр. Владелец газетного концерна. Место преступления… Почему бы по традиции не выбрать библиотеку? Она создает великолепную атмосферу. Да, орудие убийства! Согласен на экзотический изогнутый кинжал.., а можно и какое-нибудь тупое орудие.., резной каменный божок…

Пуаро вздохнул.

— Наконец, — сказал я, — существуют яды.., но это всегда так сложно. Или револьвер — эхо выстрела раздается в ночи. К этому нужно добавить одну-другую красивую девушку…

— Шатенку, — пробормотал мой друг.

— Вспомнили вашу старую шутку? На одну из девушек, разумеется, падет несправедливое подозрение.., она к тому же поссорится со своим молодым человеком. Кроме нее, конечно, будут и другие подозреваемые.., пожилая женщина.., роковая брюнетка.., какие-нибудь друзья или соперники убитого.., тихая секретарша — темная лошадка.., и добродушный грубоватый мужчина.., и еще пара слуг, получивших расчет, или лесник, или еще кто-то в этом роде.., и болван-детектив вроде нашего Джеппа.., и еще.., вроде бы все.

— Так вот как вы себе представляете “вершки”?

— Вы, кажется, не согласны?

Пуаро окинул меня печальным взглядом.

— Вы сделали отличную выжимку из всех детективов, которые когда-либо были написаны.

— Ну хорошо, — сказал я. — А что бы вы заказали?

Пуаро закрыл глаза и откинулся в кресле. Из его уст полилось мурлыканье:

— Простое преступление. Преступление без осложнений. Спокойное домашнее преступление… Хладнокровное и очень intime[14].

— Как это преступление может быть intime?

— Положим, — прошептал Пуаро, — четверо садятся за бридж, а пятый, лишний, усаживается в кресло у камина. Вечер кончается, и человека у камина находят мертвым. Один из четырех, объявив “пас”, подошел и убил его, а остальные, сосредоточившись на игре, этого не заметили. Вот это убийство! Кто из четверых виновен?

— Ну, — сказал я, — мне это вовсе не кажется интересным.

Пуаро взглянул на меня с упреком.

— Не кажется, потому что нет ни экзотических кинжалов, ни шантажа, ни изумруда, служившего глазом идолу, ни восточных ядов, от которых не остается следов. Вы склонны к мелодраме, Гастингс. Вам подавай не убийство, а целую серию убийств.

— Признаюсь, — ответил я, — что второе убийство в романе часто оживляет события. Если преступление совершено в первой главе и приходится вникать в алиби всех героев до предпоследней страницы книги, это может надоесть.

Зазвонил телефон, и Пуаро снял трубку.

— Алло, — произнес он, — алло! Да, это Эркюль Пуаро.

Минуту-другую он слушал молча, потом я заметил, как лицо его изменилось. Реплики Пуаро были коротки и отрывочны.

— Mais oui…[15]

— Да, конечно…

— Нет, мы приедем…

— Разумеется…

— Возможно, вы правы…

— Да, я его прихвачу. Итак, a tout a Theure.[16]

Он положил трубку и подошел ко мне:

— Гастингс, это звонил Джепп.

— И что же?

— Он только что вернулся в Скотленд-Ярд. Ему звонили из Эндовера…

— Из Эндовера? — в волнении воскликнул я. Пуаро неторопливо произнес:

— Нашли мертвой пожилую женщину. Ее фамилия Эшер. Она держала табачную лавочку.

Тут я несколько приуныл. Услышав про Эндовер, я было заинтересовался, но теперь испытал разочарование. Я ожидал чего-то фантастического.., из ряда вон выходящего. Между тем убийство старухи, хозяйки табачной лавочки, едва ли могло увлечь.

Так же неторопливо и серьезно Пуаро продолжал:

— Эндоверская полиция полагает, что установила виновного…

Я ощутил прилив разочарования.

— Выяснилось, что женщина была в плохих отношениях с мужем. Он пьет, и ужиться с ним нелегко. Он не раз угрожал убить ее. Однако, — продолжал Пуаро, — ввиду всего случившегося полиция хочет еще раз взглянуть на полученное мною анонимное письмо. Я сказал, что мы с вами немедленно выезжаем в Эндовер.

Мое настроение слегка улучшилось. В конце концов, как ни ничтожно это преступление, это все-таки преступление, а я уже давно не имел никакого дела ни с преступлениями, ни с преступниками.

Я не прислушался к тому, что далее сказал Пуаро. Лишь позже я вспомнил эту фразу и оценил ее значение.

— Началось, — сказал Эркюль Пуаро.

Глава 4

Миссис Эшер

В Эндовере нас встречал инспектор Глен, высокий блондин с приятной улыбкой.

Точности ради я, пожалуй, коротко изложу фактическую сторону дела.

Факт преступления был обнаружен констеблем Довером в час пополуночи, то есть уже двадцать второго. Патрулируя по городу, он подергал дверь лавки, увидел, что она не заперта, и вошел, причем сперва ему показалось, что в лавке никого нет. Подняв фонарь над прилавком, он, однако, заметил скрюченное тело старой женщины. Когда на место прибыл полицейский врач, выяснилось, что женщину ударили по затылку тяжелым предметом, возможно, в то время, как она брала пачку сигарет с полки за прилавком. Смерть, видимо, наступила семь — девять часов назад.

— Но нам удалось установить время убийства еще точнее, — пояснил инспектор. — Мы нашли человека, который заходил в лавку купить табаку в семнадцать тридцать. А другой человек, зайдя в лавку, увидел, что там никого нет, — так он подумал, — в пять минут седьмого. Значит, убийство совершено между семнадцатью тридцатью и восемнадцатью пятью. Пока мне не удалось найти свидетелей, видевших этого Эшера поблизости, но пока еще не поздно. В девять он сидел в “Трех коронах” и уже изрядно выпил. Когда мы его разыщем, то задержим его как подозреваемого.

— Он неприятный субъект, инспектор? — спросил Пуаро.

— Хорошего в нем мало.

— Он не жил с женой?

— Да, они несколько лет как расстались. Эшер — немец. Одно время он служил официантом, но пристрастился к выпивке и потерял работу. Его жена понемногу подрабатывала в прислугах. Под конец была кухаркой и экономкой у одной старой леди, мисс Розы. Она отдавала мужу на прожитье большую часть своих заработков, но тот вечно напивался, являлся в дома, где она служила, и устраивал ей сцены. Потому-то она и устроилась к мисс Розе — в имении в трех милях от Эндовера, там глушь. Мужу до нее не так просто стало добираться. Когда мисс Роза умерла, она оставила миссис Эшер кое-что в наследство, тут-то убитая и открыла табачную лавку.., по правде сказать, лавчонку.., дешевые сигареты, кое-какие газеты.., немудреный товар. Дела у нее шли кое-как. То и дело заявлялся Эшер, устраивал ей скандалы, а она откупалась от него подачками. Да каждую неделю выплачивала ему по пятнадцать шиллингов.

— Дети у них есть? — спросил Пуаро.

— Нет. Есть племянница. Она служит под Овертоном. Серьезная девица.

— Так вы говорите, Эшер имел обыкновение угрожать жене?

— Так точно.

Напьется и безобразничает — ругается и кричит, что проломит ей голову. Трудно ей жилось.

— Сколько ей было лет?

— Под шестьдесят… Работящая, ношенная женщина!

Пуаро серьезно спросил:

— Вы полагаете, инспектор, что преступление совершил Эшер?

Инспектор неуверенно покашлял.

— Решать пока преждевременно, мосье Пуаро, но я хотел бы, чтобы сам Франц Эшер рассказал нам, как он провел вчерашний вечер. Если он даст удовлетворительные объяснения — ладно. Если же нет…

И инспектор многозначительно замолчал.

— Из лавки ничего не пропало?

— Нет. Деньги в кассе целы. Никаких признаков ограбления.

— Вы думаете, что Эшер явился в лавку пьяным, начал оскорблять жену и в конце концов нанес ей удар?

— Это кажется самым вероятным объяснением. Но, по совести сказать, сэр, я бы хотел еще раз взглянуть на странное письмо, которое вы получили. Как знать, может быть, его написал Эшер.

Пуаро достал письмо. Инспектор прочел его и нахмурился.

— На Эшера непохоже, — сказал он наконец. — Едва ли Эшер назвал бы английскую полицию “нашей”.., если только он тут не схитрил.., а на это у него вряд ли хватило бы ума. Потом он не человек — сущая развалина. Руки у него трясутся — куда ему написать такое аккуратное письмо! К тому же и бумага и конверт — хорошего качества. Странно, что в письме упоминается двадцать первое июня. Конечно, это может быть совпадением…

— Да, не исключено.

— Но не люблю я таких совпадений, мосье Пуаро. Тютелька в тютельку.

Инспектор снова нахмурился и помолчал минуту-другую.

— Эй-би-си. Кто же, черт возьми, этот Эй-би-си? Посмотрим, не поможет ли нам Мэри Дроуер. Это племянница миссис Эшер. Странное дело. Если бы не это письмо, я бы не сомневался, что это работа Франца Эшера.

— Что вы знаете о прошлом миссис Эшер?

— Она из Гэмпшира. Еще девушкой была служанкой в Лондоне — там она встретила Эшера и вышла за него. Во время войны им пришлось туго. Ушла она от него в тысяча девятьсот двадцать втором году В то время они были в Лондоне. Сюда она вернулась, чтобы отделаться от него, но он разнюхал, где она, приехал сюда и все вымогал у нее деньги.

Вошел констебль.

— Да, Бриге, в чем дело?

— Мы доставили этого Эшера.

— Отлично. Ведите его сюда. Где он был?

— На станции. Прятался в грузовом вагоне на запасных путях.

— Ах, вот как? Давайте-ка его сюда. Франц Эшер действительно производил жалкое и неприятное впечатление. Он то заливался слезами, то дрожал от страха, то сыпал угрозами. Его мутные глазки метались от одного лица к другому.

— Что вам от меня нужно? Я ничего не сделал. Притащили меня сюда — экое безобразие! Что за свинство! Да как вы смеете?

Внезапно его тон изменился.

— Нет-нет, я ничего такого не имел в виду.., не обижайте бедного старика.., не сердитесь… Все сердятся на старого Франца, на бедного старого Франца.

Мистер Эшер пустил слезу.

— Хватит, Эшер, — сказал инспектор. — Возьмите себя в руки. Я вас ни в чем не обвиняю.., до поры до времени. И вы не обязаны давать показания против воли. С другой стороны, если вы действительно не замешаны в убийстве вашей жены…

Перебивая инспектора, Эшер завизжал:

— Я не убивал ее! Не убивал! Все это враки! Все вы против меня, проклятые английские свиньи. Я не убивал ее.., не убивал…

— Но часто грозили ей этим, Эшер.

— Нет-нет. Вы не понимаете. Я просто шутил.., мы любили так пошутить с Алисой. Она понимала, что это шутка.

— Хороши шутки! Не скажете ли, где вы были вчера вечером, Эшер?

— Да-да, я все скажу. Я и не видал Алису. Я сидел с друзьями.., со старыми друзьями. Мы были в “Семи звездах”.., а потом в “Рыжей собаке”…

Эшер говорил торопливо, запинаясь.

— Дик Уиллоуз.., он был со мной.., еще старина Керди.., и Джордж.., а еще Платт и другие ребята. Говорю вам, я не видал Алису. Ach Gott[17], честное слово, правда!

Голос его снова перешел в крик. Инспектор кивнул своему подчиненному:

— Уведите его. Задержан как подозреваемый.

— Не знаю, что и сказать, — сказал он, когда увели неприятного, трясущегося старика с тяжелым подбородком и хищным ртом. — Если бы не письмо, я бы сказал, что это работа Эшера.

— Что это за люди, которых он называл?

— Скверная компания. Многие из них способны на лжесвидетельство. Не сомневаюсь, что он был с ними большую часть вечера. Многое зависит от того, видели ли его поблизости от лавки между половиной шестого и шестью.

Пуаро задумчиво покачал головой:

— Вы уверены, что в лавке все цело?

Инспектор пожал плечами:

— Трудно сказать. Может, пачки-другой сигарет и не хватает, но ради этого на убийство никто не пойдет.

— И в лавке.., как бы это сказать.., не появилось ничего нового? Ничего постороннего, неожиданного?

— Там нашли железнодорожный справочник, — сказал инспектор.

— Справочник?

— Ну да, алфавитный справочник. Он был открыт и лежал на прилавке обложкой кверху. Вроде кто-то — может, сама старуха, а может, и покупатель — смотрел, какие поезда идут из Эндовера?

— Она торговала такими справочниками?