Агата Кристи
Жена приходского священника вышла из-за угла своего дома, примыкавшего к церкви, сжимая в руках охапку хризантем. Комья жирной садовой земли пристали к подошвам ее грубых башмаков; на носу были пятнышки такого же происхождения, но она этого не подозревала.
Ей пришлось немного повозиться, открывая заржавленные ворота, наполовину сорванные с петель. Налетевший порыв ветра сдвинул ее потертую фетровую шляпу, придав ей еще более лихой излом, чем раньше.
— Ах ты, пропасть! — сказала Банч.
В порыве оптимизма, вызванного рождением малютки, родители поэтично нарекли ее Дианой, но никто с самого раннего возраста не называл ее иначе, как Банч. Придерживая хризантемы, она пересекла церковный двор и подошла к дверям храма.
Ноябрьский воздух был сырым и теплым. По небу проносились облака, оставляя там и сям голубые просветы. В церкви было темно и холодно: там топили только во время службы.
— Бррррр! — выразительно произнесла Банч. — Придется поторопиться, если я не хочу здесь окоченеть до смерти.
С быстротой, приобретенной благодаря постоянной практике, она собрала все необходимое: вазы, кувшин с водой, подставки для цветов. «Хотелось бы мне, чтобы у нас были лилии, — подумала Банч. — Мне так надоели эти чахлые хризантемы».
Ее ловкие пальцы проворно размещали цветы, и в скором времени убранство церкви было завершено. В нем не было и намека на оригинальность или артистичность, но и в самой Банч Хармон не было ничего оригинального и артистичного. Однако цветы придали церкви очень уютный и приветливый вид. Осторожно неся вазы, Банч поднялась в боковой придел и направилась к алтарю. В этот момент выглянуло солнце.
Его лучи пробивались сквозь сине-красную гамму витражей, украшавших восточное окно, дар богатого прихожанина викторианских времен. Впечатление было неожиданным и удивительно ярким. «Как драгоценные камни», — подумала Банч. Вдруг она остановилась, глядя прямо перед собой. На ступенях, ведущих к алтарю, лежала какая-то темная, скорчившаяся фигура. Стараясь не помять цветы, Банч положила их на пол, подошла ближе и наклонилась. Это был мужчина, лежавший ничком. Банч опустилась рядом с ним на колени и медленно перевернула его лицом кверху. Ее пальцы нащупали пульс; он был такой слабый и неровный, что не оставлял места для сомнения, так же как и зеленоватая бледность лица: Банч поняла, что человек при смерти.
Ему можно было дать лет сорок пять; одет он был в темный потрепанный костюм. Опустив его безвольную руку, которую она подняла, чтобы пощупать пульс, Банч посмотрела на вторую руку человека: он держал ее на груди, сжав в кулак. Банч пригляделась и увидела что-то вроде тампона или платка, который пальцы человека крепко прижимали к груди. Вокруг все было покрыто бурыми пятнами: засохшая кровь, догадалась Банч. Она присела на корточки и нахмурилась.
Глаза человека, до сих пор закрытые, внезапно раскрылись и остановились на лице Банч. Взгляд его не был блуждающим, бессознательным, он казался живым и осмысленным. Губы шевельнулись; наклонившись вперед, Банч услышала только одно слово:
— Убежище.
Ей показалось, что слабая улыбка осветила лицо человека, когда он выдохнул это слово. Не было сомнения в том, что именно он произнес, потому что он повторил:
— Святое… убежище.
Затем он тихо, протяжно вздохнул, и глаза его закрылись. Банч опять нащупала его пульс. Он все еще бился, но стал более слабым и прерывистым. Она решительно встала.
— Не двигайтесь, — сказала она, — и не пытайтесь встать. Я иду за помощью.
Человек снова открыл глаза; теперь его внимание было приковано к радужным лучам, пробивавшимся сквозь восточное окно. Он пробормотал что-то, но Банч не разобрала. Это напоминало, с удивлением подумала она, имя ее мужа.
— Джулиан? — переспросила она. — Вы пришли сюда, чтобы встретиться с Джулианом?
Ответа не последовало, мужчина лежал с закрытыми глазами; дыхание медленно, тяжело вырывалось из его груди.
Банч повернулась и быстро вышла из церкви. Бросив взгляд на свои часы, она удовлетворенно кивнула; так рано доктор Гриффитс не мог еще уйти. Его дом был в двух шагах от церкви.
Она не стала ни звонить, ни стучать; прошла через приемную и вошла прямо в кабинет.
— Вам придется сразу пойти со мной, мистер Гриффитс, — сказала Банч. — В церкви умирает человек.
Несколько минут спустя, бегло осмотрев умирающего, доктор поднялся с колен.
— Можно перенести его в ваш дом? — спросил он. — Мне было бы удобнее наблюдать его там, хотя, по правде сказать, надежды все равно нет.
— Конечно, — ответила Банч. — Я пойду вперед, чтобы все подготовить, и пришлю Харпера и Джонса. Они помогут вам отнести его.
— Спасибо. Я позвоню от вас, чтобы прислали санитарную машину, но боюсь, что пока она придет…
Он не закончил.
— Внутреннее кровоизлияние? — спросила Банч. Доктор кивнул.
— А как он попал сюда? — поинтересовался он.
— Скорее всего пробыл здесь всю ночь, — подумав, ответила Банч. — Харпер открывает церковь по утрам, когда идет на работу, но обычно он не входит туда.
Минут пять спустя, когда доктор Гриффитс положил телефонную трубку и вернулся в комнату, где раненый лежал на поспешно приготовленной кушетке, он застал там Банч, которая принесла таз с водой и убирала после осмотра.
— Все в порядке, — сказал Гриффитс, — я вызвал санитарную машину и сообщил в полицию.
Он стоял нахмурившись и смотрел на умирающего. Тот лежал с закрытыми глазами, левая рука его конвульсивно сжималась и разжималась.
— В него стреляли, — сказал Гриффитс, — причем с очень близкого расстояния. — Он скомкал свой платок и заткнул им рану, чтобы остановить кровотечение.
— Мог он далеко уйти после этого? — спросила Банч.
— О да, это вполне возможно. Известны случаи, когда смертельно раненные люди поднимались и шли по улице, как будто ничего не случилось, а пять или десять минут спустя внезапно падали. Поэтому нельзя утверждать, что в него стреляли в церкви. О нет, это могло произойти и на некотором расстоянии от нее. Конечно, не исключено, что он сам выстрелил в себя, уронил револьвер, а потом, шатаясь, добрел до церкви. Но я не понимаю, почему он направился туда, а не к вашему дому.
— На этот вопрос, — сказала Банч, — я могу ответить. Он сам объяснил свой поступок, произнеся: «Святое убежище».
Доктор удивленно посмотрел на нее:
— Святое убежище?
— А вот и Джулиан, — сказала Банч, услышав шаги мужа в холле. — Джулиан! Зайди сюда.
Его преподобие Джулиан Хармон вошел в комнату. Он казался гораздо старше своих лет из-за неуверенной манеры держать себя, свойственной многим ученым-«книжникам».
— Господи Боже мой! — воскликнул он, с изумлением глядя на хирургические инструменты и фигуру, распростертую на кушетке.
Банч объяснила, как всегда лаконично:
— Я нашла его умирающим в церкви. В него стреляли. Ты его знаешь, Джулиан? Мне показалось, что он назвал твое имя.
Священник подошел к кушетке и внимательно посмотрел на умирающего.
— Бедняга, — сказал он и покачал головой. — Нет, я не знаю его. Я почти уверен, что никогда не видел его прежде.
В это мгновение глаза умирающего снова открылись. Он посмотрел на врача, на Джулиана Хармона, потом на его жену и остановил свой взгляд на ней. Гриффитс сделал шаг вперед:
— Не могли бы вы сказать нам… — настойчиво начал он. Но человек, не отрывая глаз от Банч, произнес слабым голосом:
— Прошу вас, прошу вас… — После этого дрожь пробежала по его телу и он скончался…
Сержант Хэйс лизнул карандаш и перевернул страницу своего блокнота.
— Это все, что вы можете сказать мне, миссис Хармон?
— Да, все, — ответила Банч. — А вот вещи из карманов его пальто.
На столе, у локтя сержанта Хэйса, лежали: бумажник, старые часы с полустертыми инициалами «У.С.» и обратный билет до Лондона.
— Выяснили вы, кто этот человек? — спросила Банч.
— Некие мистер и миссис Экклс позвонили в участок. Умерший, кажется, был ее братом. Его фамилия Сэндбурн. По их словам, его здоровье и нервы уже давно не в порядке. В последние дни ему стало хуже. Позавчера он ушел из дома и не вернулся. И взял с собой револьвер.
— Он приехал сюда и здесь застрелился? — спросила Банч. — Но почему?
— Видите ли, у него была депрессия…
Банч прервала его:
— Я не это имела в виду, я спросила, почему именно здесь.
На этот вопрос сержант Хэйс, по-видимому, не мог ответить. Он произнес уклончиво:
— Он приехал сюда пятичасовым автобусом.
— Да, — снова сказала Банч. — Но почему?
— Не знаю, миссис Хармон, — признался сержант. — Я не нахожу этому объяснения. Когда психическое равновесие нарушено…
Банч закончила за него:
— То люди способны сделать это в первом попавшемся месте. И все же я не вижу необходимости ехать для этого в такую даль. Ведь он никого здесь не знал, не так ли?
— Во всяком случае, нам пока не удалось установить, есть ли у него здесь знакомые, — сказал сержант. Он виновато кашлянул и произнес, вставая: — Может случиться, что мистер и миссис Экклс приедут сюда и зайдут к вам, мадам, если вы не против, конечно.
— Разумеется, я не против, — ответила Банч. — Это совершенно естественно. Хотелось бы, конечно, знать побольше, ведь мне почти нечего им сообщить.
— Ну, я пошел, — сказал сержант.
— Одно меня радует, — заключила Банч. — Я благодарю Бога за то, что это не было убийством.
К воротам у дома священника подъехала машина. Поглядев на нее, сержант заметил:
— Похоже на то, что это приехали мистер и миссис Экклс, мадам, чтобы поговорить с вами.
Банч вся напряглась в ожидании тяжкого, как она предвидела, испытания.
— Но ведь, если понадобится, — успокоила она себя, — я смогу позвать на помощь Джулиана. Никто лучше священника не может утешить людей, понесших такую утрату.
Банч трудно было бы сказать какими, собственно говоря, ей рисовались мистер и миссис Экклс, но, здороваясь с ними, она не могла подавить в себе чувства удивления. Мистер Экклс отличался внушительными размерами и красным лицом. В обычных обстоятельствах он был, вероятно, шутливым и жизнерадостным человеком. Что касается миссис Экклс, то в ее облике было что-то неуловимо вульгарное. Рот у нее был маленький, недобрый, с поджатыми губами, голос — тонкий и пронзительный.
— Вы можете себе представить, миссис Хармон, — сказала она, — каким это было страшным ударом.
— О да, я понимаю, — ответила Банч. — Садитесь, пожалуйста. Могу я вам предложить?.. Для чая сейчас, кажется, рановато…
Мистер Экклс сделал отрицательный жест своей пухлой рукой.
— Нет, нет, благодарим вас, ничего не нужно, — сказал он. — Вы очень добры. Мы просто хотели.., как бы это сказать.., спросить, что говорил бедный Уильям и все такое, вы понимаете.
— Он долго путешествовал, — пояснила миссис Экклс, — боюсь, что у него были какие-то тяжелые переживания. С тех пор, как он вернулся домой, он все такой тихий и подавленный; говорил, что в этом мире невозможно жить, что впереди его ничего не ждет. Бедный Билл, он всегда легко впадал в уныние.
Банч молча смотрела на обоих.
— Он унес револьвер моего мужа, — продолжала миссис Экклс, — а мы и не подозревали об этом. Потом, оказывается, он приехал сюда на автобусе. Не хотел, значит, сделать это в нашем доме. По-моему, это благородно с его стороны.
— Бедный парень, — вздохнул мистер Экклс. — Никогда нельзя никого осуждать.
После короткой паузы мистер Экклс спросил:
— Оставил он какую-нибудь записку? Последнее «прости» или что-нибудь в этом роде?
Его блестящие, свиноподобные глазки внимательно следили за Банч. Миссис Экклс тоже наклонилась вперед, с видимым нетерпением ожидая ответа.
— Нет, — тихо произнесла Банч, — умирая, он пришел в церковь, в святое убежище, как он сказал.
Миссис Экклс изумленно переспросила:
— В святое убежище? Я не совсем понимаю…
Мистер Экклс нетерпеливо перебил ее:
— В святилище, моя дорогая, в святилище. Вот что имеет в виду жена его преподобия. Ведь самоубийство считается грехом. Он, должно быть, хотел попросить прощение за свою вину.
— Перед самой смертью, — добавила Банч, — он попытался что-то сказать. Он только начал: «Прошу вас…», но больше ничего не успел вымолвить.
Миссис Экклс поднесла платок к глазам и шмыгнула носом.
— Боже мой! — простонала она, — как это тяжело.
— Ну, ну, возьми себя в руки, Пам, — сказал ее муж. — Не расстраивайся так. Ничего не поделаешь. Бедный Билли. Во всяком случае, теперь он успокоился. Мы вам очень благодарны, миссис Хармон. Надеюсь, мы вас не оторвали от дела. Мы ведь понимаем, что у жены священника много обязанностей.
Они пожали ей руку на прощание. Потом Экклс неожиданно обернулся и спросил:
— Ах, вот еще что: его пальто, вероятно, осталось у вас?
Банч нахмурилась:
— Его пальто?
Миссис Экклс объяснила:
— Мы хотели бы забрать все его вещи, знаете ли. На память.
— У него в карманах были часы, бумажник и железнодорожный билет, — сказала Банч. — Я все отдала сержанту Хэйсу.
— Тогда все в порядке, — сказал мистер Экклс. — Я полагаю, он нам передаст эти вещи. Его документы, должно быть, в бумажнике.
— В бумажнике была только банкнота в один фунт, — сказала Банч. — Больше ничего.
— И писем не было? Ничего такого?
Банч покачала головой.
— Ну что ж, еще раз спасибо, миссис Хармон. А пальто, которое было на нем, оно тоже, вероятно, у сержанта?
Банч нахмурила брови, видимо, напрягая память.
— Нет, — сказала она. — Кажется… Дайте-ка припомнить. Я помогла доктору снять с него пальто, чтобы ему было удобнее осмотреть рану. — Она обвела комнату рассеянным взглядом. — Должно быть, я отнесла его наверх вместе с тазом и полотенцами.
— Если вы не возражаете, миссис Хармон… Мы хотели бы взять его пальто, последнюю вещь, которую он носил. Моя жена очень сентиментальна, для нее это важно.
— Ну конечно, — сказала Банч. — Если хотите, я сначала отошлю его в чистку. Оно.., оно в пятнах.
— О нет, нет, нет, это не имеет никакого значения!
Банч снова задумалась.
— Куда же я его положила?.. Извините, я на минуту.
Она поднялась наверх; прошла не одна, а несколько минут прежде, чем она вернулась, запыхавшись.
— Простите меня, пожалуйста, это, должно быть, моя приходящая служанка положила его с другими вещами, приготовленными для чистки, и мне пришлось долго искать. Вот оно. Я заверну его в бумагу.
Не обращая внимания на их возражения, она упаковала пальто. Супруги Экклс, рассыпаясь в благодарности, попрощались и, наконец, ушли.
Банч медленно вернулась назад и через холл прошла в кабинет мужа. Его преподобие Джулиан Хармон поднял на нее глаза, и лицо его выразило облегчение. Он сочинял очередную проповедь и опасался, что интерес к политическим отношениям между Иудеей и Персией в эпоху царствования Кира завел его слишком далеко.
— Да, дорогая? — сказал он с надеждой в голосе.
— Джулиан, — спросила Банч, — как ты думаешь, почему этот человек сказал «святое убежище»?
Джулиан Хармон, благодарный представившемуся случаю, отложил свою проповедь в сторону.
— Ну вот, — начал он, — в римских и греческих храмах было помещение cella, в котором стояло изваяние какого-нибудь божества. Туда приходили люди, хотевшие спастись от преследования. Латинское слово ага — алтарь — имеет также значение защиты, покровительства. В 399 году нашей эры, — продолжал он, войдя во вкус, — право на убежище было окончательно и определенно признано в христианских церквях. В Англии самое раннее упоминание права на убежище мы находим в Кодексе законов, изданном Этельбертом в 600 году…
Он объяснял еще некоторое время, но, как это уже часто случалось, был приведен в замешательство реакцией жены на свои ученые высказывания.
Нагнувшись, она поцеловала его в кончик носа. Его преподобие почувствовал себя собакой, угодившей хозяйке ловким исполнением особо сложного трюка.
— Приходили супруги Экклс, — сообщила Банч. Священник наморщил лоб:
— Экклс? Я что-то не припоминаю…
— Ты их не знаешь. Это сестра человека, которого я нашла в церкви, и ее муж.
— Надо было позвать меня, милая.
— В этом не было необходимости, — сказала Банч, — они не нуждались в утешении. Вот что я хочу у тебя спросить, Джулиан. Если завтра я оставлю тебе еду в духовке, ты сможешь без меня обойтись? Я думаю съездить в Лондон на распродажу.
— На распродажу? Что ты имеешь в виду?
— Видишь ли, милый, в магазине Берроуз и Портман организована распродажа белья, ну, знаешь, простыней, скатертей, полотенец. Ума не приложу, что мы делаем с нашими посудными полотенцами, но они страшно быстро изнашиваются. Кроме того, — добавила она задумчиво, — мне хочется повидать тетю Джейн.
Славная старая дама, мисс Джейн Марпл, о которой говорила Банч, наслаждалась в настоящее время прелестями столичной жизни, удобно расположившись для двухнедельного пребывания в лондонской квартире своего племянника.
— Как это любезно со стороны милого Реймонда, — заметила она. — Он улетел с Джоан на две недели в Америку, и они настояли, чтобы я пожила в это время у них. А теперь, дорогая Банч, расскажи мне, что тебя беспокоит.
Банч была любимой крестницей мисс Марпл. Старая дама с удовольствием оглядывала свою любимицу, а та, небрежно сдвинув на затылок свою лучшую шляпу, приступила к рассказу о вчерашних событиях.
Излагала Банч коротко и предельно четко. Когда она закончила, мисс Марпл понимающе кивнула головой.
— Ясно, — сказала она, — да, все ясно.
— Вот поэтому я и хотела повидать вас, — пояснила Банч. — Дело в том, что сама я не слишком умная…
— Уверяю тебя, моя дорогая…
— Нет, нет. Во всяком случае, не такая умная, как Джулиан.
— Джулиан, конечно, обладает сильным интеллектом, — согласилась мисс Марпл.
— Вот именно. Джулиан обладает интеллектом, но, с другой стороны, у меня есть здравый смысл.
— Да, Банч, у тебя много здравого смысла, и ты очень умная.
— Видите ли, я действительно не знаю, как я должна была поступить. Посоветоваться с Джулианом? Но у него такие твердые нравственные принципы.
Мисс Марпл, казалось, прекрасно поняла смысл этих слов, потому что она подтвердила:
— Я знаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Мы, женщины.., в общем, у нас это как-то по-другому. Ты мне рассказала, — продолжала она, — как все произошло, но я хочу сначала знать совершенно точно, что ты об этом думаешь.
— Я все время чувствовала, что меня обманывают, — сказала Банч. — Мужчина, который скрылся в храме, знал, как и Джулиан, о праве убежища в церкви. Это, несомненно, начитанный, образованный человек. Если бы он сам стрелял в себя, то не пытался бы добраться до церкви и не говорил бы об убежище. Ведь в церкви вы находитесь в безопасности. Ваши преследователи там бессильны. Было время, когда даже закон ничего не мог сделать в таком случае.
Она бросила вопросительный взгляд на мисс Марпл. Та кивнула, и Банч продолжала:
— Эти Экклс показались мне совсем непохожими на него, невежественными и грубыми. И вот еще что. На задней крышке часов покойного есть инициалы «У.С.». Но внутри — я их открывала — совсем мелкими буквами выгравировано: «Уолтеру от отца» и дата. Уолтеру. А супруги Экклс все время говорили о нем, как о Уильяме или Билли.
Мисс Марпл хотела было что-то вставить, но Банч потом решилась закончить:
— Да, я прекрасно знаю, что людей не всегда зовут по имени, которое им дали при крещении. Бывает, что мальчика прозовут «Толстый», или «Рыжий», или еще как-нибудь — но это ведь прозвища. Но родная сестра не станет звать его Биллом, если его настоящее имя Уолтер.
— Ты хочешь сказать, что она ему не сестра?
— Я в этом убеждена. Они отвратительны, эти двое. Они просто пришли за его вещами и для того, чтобы выяснить, не говорил ли он чего перед смертью. Когда я сказала, что нет, они явно почувствовали облегчение. Я думаю, — заключила Банч, — что это Экклс стрелял в него.
— Убийство? — спросила мисс Марпл.
— Да, убийство, — подтвердила Банч. — Поэтому я и пришла к вам, дорогая.
Неосведомленному слушателю слова Банч могли бы показаться загадочными, но в определенных кругах известность мисс Марпл в области расследования убийств была очень широка.
— Он сказал мне: «прошу вас», прежде чем умереть, — добавила Банч. — Он хотел, чтобы я что-то сделала для него. Но я не имею ни малейшего представления о том, что он хотел этим сказать, и это ужасно.
Мисс Марпл подумала несколько минут, потом задала вопрос, который волновал и Банч:
— Но зачем он вообще приехал туда?
— Вы хотите сказать, что если он нуждался в убежище, то любая церковь могла сыграть ту же роль. Незачем было приезжать в такое пустынное место, как наше.
— Значит, у него была какая-то цель, — заявила мисс Марпл. — Он должен был там встретиться с кем-то. Чиппинг Клегхорн небольшое местечко, Банч. Тебе не приходило в голову, кто ему там мог быть нужен?
Банч перебрала в памяти жителей своей деревни, потом нерешительно покачала головой.
— Собственно говоря, — сказала она, — любой.
— Он не назвал никакого имени?
— Он произнес что-то похожее на Джулиан, но, может быть, мне это только послышалось. С таким же успехом это можно было принять за Джулию. А в Чиппинг Клегхорн, насколько мне известно, нет ни одной Джулии.
Банч зажмурилась, пытаясь восстановить в памяти эту сцену. Мужчина на ступенях, ведущих к алтарю, поток света из окна, синие и красные стекла витража, сверкающие как драгоценные камни.
— Драгоценности![1] — неожиданно воскликнула Банч. — Возможно, он сказал «драгоценности». Свет, льющийся из восточного окна напоминал россыпи драгоценных камней.
— Драгоценности? — задумчиво повторила мисс Марпл.
— А сейчас, — продолжала Банч, — о самом главном, о том, что, собственно говоря, привело меня к вам сегодня. Экклсы уж очень настойчиво требовали его пальто. Мы с доктором сняли его с умирающего перед осмотром. Это было старое, потрепанное пальто, не представлявшее никакой ценности. Они что-то сказали о сентиментальных побуждениях, но это была пустая болтовня. Я все же пошла наверх, чтобы принести пальто, и пока я поднималась по лестнице, вспомнила, что умирающий теребил его, как будто старался что-то там нашарить. Внимательно осмотрев пальто, я увидела, что подкладка в одном месте пришита другими нитками. Я ее подпорола и нашла внутри небольшую бумажку, потом снова аккуратно все зашила нитками подходящего цвета. Я была очень осторожна и не думаю, что эти люди могли что-то заподозрить. Да, я этого не думаю, но все же полной уверенности у меня нет. Итак, я снова спустилась вниз, отдала им пальто и извинилась за задержку, объяснив ее по-другому.
— А бумажка? — спросила мисс Марпл. Банч открыла свою сумочку.
— Я не показала ее Джулиану, — сказала она, — потому что он стал бы меня уговаривать отдать ее Экклсам. Я подумала, что лучше привезти ее вам.
— Квитанция из камеры хранения, — определила мисс Марпл, — Паддингтонский вокзал.
— У него в кармане был обратный билет до Паддингтона, — сказала Банч.
Взгляды обеих женщин встретились.
— Необходимо действовать, — твердо произнесла мисс Марпл, — но следует соблюдать осторожность. Ты не заметила, Банч, никто за тобой не следовал, когда ты приехала сегодня в Лондон?
— Следовал?! — воскликнула Банч. — Не думаете же вы…
— Я думаю, что это возможно, — сказала мисс Марпл. — А когда существует какая-то возможность, следует принимать меры предосторожности. — Она быстро поднялась. — Ты приехала сюда, дорогая, под предлогом посещения бельевой распродажи. Так вот, чтобы быть последовательными, мы должны пойти на эту распродажу. Но прежде чем отправиться, нужно кое-что подготовить. Я думаю, — загадочно добавила мисс Марпл, — что в ближайшее время мне не понадобится мое старое твидовое пальто с бобровым воротником.
Часа полтора спустя, обе леди, усталые и разгоряченные, прижимая к себе громоздкие пакеты с тяжело доставшейся добычей, входили в небольшой, мало посещаемый ресторанчик с поэтическим названием «Яблоневая ветка». Испытывая необходимость восстановить свои силы, они заказали бифштекс, пудинг с почками и яблочный пирог со взбитыми сливками.
— Эти полотенца отличаются настоящим довоенным качеством, — воскликнула слегка запыхавшаяся мисс Марпл. — Вдобавок, на них метка «Д». Так удачно, что жену Реймонда зовут Джоан. Я отложу их, а если перейду в лучший мир раньше, чем я предполагаю, то оставлю их ей.
— А мне действительно были необходимы кухонные полотенца, — сказала Банч. — Они в самом деле очень дешевые, хотя и дороже тех, которые этой рыжей удалось утащить у меня из-под носа.
В этот момент в «Яблоневую ветку» вошла аккуратно одетая молодая женщина. Лицо ее было подрумянено, губы ярко накрашены. Внимательно оглядев зал, она поторопилась к их столику и положила какой-то конверт около мисс Марпл.
— Вот, возьмите, мисс, — живо сказала она.
— О, благодарю вас, Глэдис, — ответила мисс Марпл. — Очень вам благодарна. Так любезно с вашей стороны.
— Рада вам услужить, мисс, — сказала Глэдис. — Эрни каждый день повторяет: «Всем, что ты знаешь, ты обязана этой твоей мисс Марпл», — и я всегда, всегда рада быть вам полезной, мисс.
— Такая славная девушка, — заметила мисс Марпл, когда Глэдис ушла. — Удивительно милая и услужливая.
Она заглянула в конверт, потом передала его Банч.
— Ты должна быть очень осторожна, дорогая моя, — заметила она. — Скажи мне, кстати, работает ли по-прежнему в Мелчестере этот симпатичный молодой инспектор?
— Не знаю, — ответила Банч. — Вероятно.
— Если он там уже не работает, — подумав, сказала мисс Марпл, — я могу позвонить начальнику полиции. Надеюсь, он меня помнит.
— Ну, конечно, он вас помнит, — сказала Банч. — Нет человека, который мог бы вас забыть. Ведь вы уникум. — И она встала.
Приехав на Паддингтонский вокзал, Банч зашла в багажное отделение и предъявила квитанцию из камеры хранения. Через минуту ей выдали довольно потрепанный старый чемодан, и она направилась с ним на платформу.
На обратном пути никаких происшествий не было. Когда поезд приблизился к Чиппинг Клегхорн, Банч встала и взяла чемодан. Едва она вышла из вагона, как какой-то мужчина подскочил к ней, выхватил чемодан у нее из рук и бросился бежать.
— Остановите, остановите его! — закричала Банч. — Он взял мой чемодан.
Пожилой, медлительный контролер только начал было: «Э-э, послушайте, что вы делаете?» — как меткий удар в грудь отбросил его в сторону. Похититель выбежал на улицу и кинулся к поджидавшей его машине. Он швырнул в нее чемодан и собирался уже забраться туда сам, но в это время тяжелая рука опустилась на его плечо, и голос начальника полиции Эбела произнес:
— Что это здесь происходит?
Банч подбежала, задыхаясь.
— Он стащил мой чемодан, — сказала она.
— Чушь! — возразил мужчина. — Понятия не имею, о чем эта дама говорит. Это мой чемодан. Я только что вынес его из поезда.
— Что ж, нужно разобраться, — решил начальник полиции.
Он посмотрел на Банч неподвижным бычьим взглядом. Никто бы не заподозрил, что в свое свободное время он неоднократно и подолгу обсуждал с миссис Хармон сравнительные достоинства навоза и костной муки для подкормки розовых кустов.
— Вы утверждаете, мадам, что это ваш чемодан? — спросил он.
— Да, — подтвердила Банч. — Без всякого сомнения.
— А вы, сэр?
— А я говорю, что он мой.
Мужчина был высокого роста, смуглый, хорошо одетый. Он говорил, растягивая слова, держался высокомерно. В этот момент из машины донесся женский голос:
— Ну, конечно, это твой чемодан, Эдвин. Не понимаю, что нужно этой женщине.
— Надо в этом деле разобраться, — повторил начальник полиции. — Если, как вы утверждаете, мадам, это ваш чемодан, скажите, что там лежит.
— Одежда, — ответила Банч. — Длинное твидовое пальто с бобровым воротником, два шерстяных джемпера и туфли.
— Ну что ж, достаточно ясно, — сказал мистер Эбел и повернулся к смуглому мужчине.
— Я театральный костюмер, — важно заявил тот. — В чемодане содержатся вещи, принадлежащие театру. Я привез их сюда для любительского спектакля.
— Понятно, сэр. В таком случае, мы просто заглянем внутрь и все выясним. Мы можем пойти в полицейский участок или, если вы спешите, вернуться на станцию и открыть чемодан там.
— Этот вариант меня устраивает, — согласился смуглый мужчина. — Между прочим, меня зовут Мосс, Эдвин Мосс.
С чемоданом в руке мистер Эбел направился к станции.
— Мы только пройдем в отделение посылок, Джордж, — сказал он контролеру.
Там, положив чемодан на стол, он нажал на защелки — чемодан не был закрыт на ключ. Банч и мистер Эдвин Мосс стояли с двух сторон, с ненавистью глядя друг на друга.
— Ну вот! — сказал начальник полиции, откидывая крышку чемодана.
Внутри лежало довольно потертое длинное твидовое пальто с бобровым воротником. Оно было аккуратно сложено. Там были еще два шерстяных джемпера и пара простых башмаков, какие носят в деревне.
— В точности, как вы сказали, мадам, — подтвердил начальник полиции, повернувшись к Банч.
Никто не мог бы сказать, что мистер Эдвин Мосс делает что-нибудь наполовину. Его смятение, его раскаяние не знали границ.
— Простите меня, — воскликнул он, — пожалуйста, простите меня! Поверьте, я ужасно, ужасно огорчен. Мое поведение было непростительно, совершенно непростительно. — Он посмотрел на часы. — А сейчас я должен торопиться. Может быть, мой чемодан остался в поезде. — Приподняв в последний раз шляпу, он умильным тоном произнес, обращаясь к Банч: — Простите меня, прошу вас, — и поспешно выбежал из отдела посылок.
— Неужели вы дадите ему уйти? — спросила Банч заговорщическим шепотом.
Мистер Эбел подмигнул ей, прикрыв один из своих бычьих глаз.
— Он далеко не уйдет, мадам. Я хочу сказать, что он далеко не уйдет незаметно, если вы догадываетесь, о чем я говорю.
— О! — с облегчением выдохнула Банч.
— Старая леди звонила мне, — пояснил мистер Эбел, — она ведь приезжала сюда несколько лет назад. Ясная у нее голова, что и говорить! Но сегодня здесь затевалось нечто серьезное. Не удивлюсь, если наш инспектор или сержант навестят вас завтра утром.
Пришел инспектор, тот самый инспектор Крэддок, который запомнился мисс Марпл. Улыбаясь, как старый знакомый, он приветствовал Банч.
— Новое преступление в Чиппинг Клегхорн, — бодро сказал он. — Без сенсаций не обходитесь, а, миссис Хармон?
— С удовольствием обошлась бы, — ответила Банч. — Вы пришли, чтобы задавать мне вопросы, или сами хотите мне что-то рассказать для разнообразия?
— Сперва кое-что расскажу. Начну с того, что за мистером и миссис Экклс уже некоторое время установлено наблюдение. Есть основания думать, что они принимали участие в нескольких грабежах, совершенных в этих краях. Второе, хотя у миссис Экклс действительно есть брат по фамилии Сэндбурн, и он недавно вернулся домой, — умирающий, которого вы нашли в церкви, был не он.
— Я знала это, — сказала Банч. — Прежде всего потому, что его имя было Уолтер, а не Уильям.
Инспектор кивнул:
— Его полное имя было Уолтер Сент-Джон, и три дня назад он бежал из Чаррингтонской тюрьмы.
— Ну, конечно, — тихо сказала себе Банч, — полиция охотилась за ним, и он нашел убежище в церкви. — Потом она спросила: — А какое преступление он совершил?
— Чтобы ответить вам, мне придется начать издалека. Это сложная история. Несколько лет назад выступала в мюзик-холле довольно известная танцовщица, но вы о ней вряд ли слышали. Ее лучший номер был взят из «Тысяча и одной ночи» и назывался «Аладдин в волшебной пещере». Ее более чем откровенный костюм был усеян фальшивыми камнями. Насколько мне известно, она не отличалась большим талантом, но была — скажем так — очень привлекательна. Во всяком случае, один азиатский принц сильно увлекся ею. Он преподнес ей множество подарков и, в частности, великолепное изумрудное ожерелье.
— Фамильные драгоценности раджи? — восторженно прошептала Банч.
Инспектор Крэддок кашлянул.
— Нет, нечто более современное, пожалуй, миссис Хармон. Их роман длился не очень долго, так как вскоре внимание его высочества привлекла одна кинозвезда. Кстати сказать, ее запросы обошлись ему значительно дороже.
Зюбейда — таким было ее сценическое имя — не расставалась со своим ожерельем, и кончилось тем, что его украли. Оно исчезло из ее театральной уборной, и полиция долго считала, что она сама инсценировала это похищение. Такое случается, знаете ли. Иногда побудительным мотивом бывает самореклама, а иногда и кое-что похуже.
Ожерелье так и не нашлось, но во время расследования внимание полиции привлек этот самый Уолтер Сент-Джон. Это был образованный и воспитанный, но опустившийся человек, работавший ювелиром в одной сомнительной фирме, которую подозревали в скупке краденых драгоценностей.
Существовали доказательства, что исчезнувшее ожерелье побывало у него в руках; но судили его и приговорили к тюремному заключению в связи с другим делом его фирмы. Он уже почти отбыл свой срок, поэтому его побег казался необъяснимым.
— Но почему он приехал именно сюда? — спросила Банч.
— Нам очень бы хотелось это понять, миссис Хармон. Установленная за ним слежка показала, что он поехал сначала в Лондон, где не заходил ни к одному из своих прежних приятелей, но посетил одну пожилую женщину, некую миссис Джекобс, которая раньше служила театральной костюмершей. Она отказалась что-либо рассказать о причине его прихода, но другие жильцы этого дома сообщили, что, уходя, он держал в руках чемодан.
— Понимаю, — заметила Банч. — Он оставил его в камере хранения на Паддингтонском вокзале, а затем приехал сюда.
— К этому моменту, — продолжал инспектор Крэддок, — Экклс и человек, который называет себя Эдвином Моссом, шли уже по его следам. Несомненно, они охотились за чемоданом. Они видели, как Сент-Джон сел в автобус, а потом, вероятно обогнав его на машине, поджидали свою жертву здесь, при выходе из автобуса.
— Его убили? — спросила Банч.
— Да, — ответил Крэддок. — В него стреляли. Револьвер принадлежал Экклсу, но стрелял, по-моему, Мосс. А вот, что мы хотим узнать, миссис Хармон: где настоящий чемодан, который Уолтер Сент-Джон оставил на вокзале Паддингтон?
Банч усмехнулась:
— Думаю, что в настоящее время тетя Джейн уже получила его. Это был ее план. Она попросила свою бывшую горничную сдать в камеру хранения на Паддингтоне чемодан с некоторыми своими вещами. Мы обменялись квитанциями. Я получила ее чемодан и привезла его сюда поездом. Она предвидела, что будет сделана попытка отнять его у меня.
На этот раз ухмыльнулся инспектор Крэддок.
— Так она и сказала, когда позвонила нам. Я сейчас еду в Лондон, чтобы с ней встретиться. Хотите поехать со мной, миссис Хармон?
— Что ж, — сказала Банч, поразмыслив. — Что ж, это очень удачно. Прошлой ночью у меня разболелся зуб, и мне в самом деле следовало бы съездить в Лондон к зубному врачу, как по-вашему?
— Безусловно, — одобрил инспектор…
Мисс Марпл перевела взгляд с инспектора Крэддока на полное ожидания лицо Банч Хармои. Чемодан лежал на столе.
— Конечно, я его не открывала до прихода официальных лиц, — сказала старая дама. — Мне бы и в голову это не пришло. Кроме того, — добавила она с лукавой, чисто викторианской, полуулыбкой, — он заперт.
— Можете угадать, что там внутри, мисс Марпл? — спросил инспектор.
— Я бы сказала, — ответила мисс Марпл, — что там находятся театральные костюмы Зюбейды. Вам понадобится стамеска, инспектор?
Стамеска быстро сделала свое дело. Крышка чемодана была откинута, и обе женщины не смогли удержаться от восторженного восклицания. Солнечный свет из окна заставил вспыхнуть тысячью огней красные, синие, зеленые и оранжевые драгоценные камни.
— Пещера Аладдина, — напомнила мисс Марпл. — Сверкающие разноцветные камни, украшавшие костюм танцовщицы.
— Да, — сказал инспектор, — но что в них было, по-вашему, такого, из-за чего стоило убить человека?
— Я думаю, что это была умная женщина, — задумчиво произнесла мисс Марпл. — Она умерла, не так ли, инспектор?
— Да, три года назад.
— Ей принадлежало дорогое изумрудное ожерелье, — продолжала мисс Марпл. — Она вынула из него камни и прикрепила их в разных местах на свой театральный костюм. Зрители, безусловно, принимали их за кусочки цветного хрусталя. Кроме того, она заказала дубликат настоящего ожерелья, и его-то и украли. Ничего удивительного, что оно уже никогда не выплыло. Вор быстро убедился, что камни фальшивые.
— Здесь какой-то конверт, — сказала Банч, раздвигая блестящие камни.