Пол Уильям Андерсон



Настанет время

ПРЕДИСЛОВИЕ

Успокойтесь, я не собираюсь утверждать, что вся эта история — истина. Во-первых, вы не поверите в это. Во-вторых, если под рассказом стоит мое имя, то ясно, что это развлекательная история — я ведь писатель, а не пророк. В-третьих, вся композиция этой истории придумана мною. Если возникали какие-то сомнения или были пробелы в массе заметок, вырезок, фотографий, воспоминаний, я заполнял их своим воображением. Разумеется, имена и названия городов мне приходилось изменять. Вообще мне многое пришлось досочинить.

И, наконец, я сам во все это не верю. О, конечно, мы можем вместе полистать старые газеты, журналы, ежегодники, официальные документы. Однако это займет очень много времени, а результаты, даже положительные, ничего не докажут. Так что сейчас нет смысла заниматься этим, перед нами стоят более важные и неотложные задачи.

В своем предисловии я задался целью рассказать немного о докторе Роберте Андерсоне. Эта книга обязана своим появлением только ему. И в ней я старался сохранить стиль его речи, его дух.

Я многим обязан ему. Во многих своих романах я использовал его идеи, моими героями были люди, о которых он рассказывал часами, когда мы сидели вместе перед камином за бутылкой хорошего шерри, а в комнате тихо звучал Моцарт. Разумеется, все его рассказы я подверг литературной обработке, но основные идеи принадлежат ему. Однако он решительно отказался от своей доли в гонораре.

— Если тебе удастся продать это, — смеялся он, — то угости Карен обедом в самом экстравагантном ресторане и осуши бутылочку аквавита за меня.

Конечно, мы говорили еще о многом. В моей памяти сохранилось большинство наших разговоров. У него было очень развито чувство юмора. Рассказы, которыми он заваливал меня, в итоге сводились к шутке.

Но, с другой стороны, часть этих рассказов была довольно мрачной.

Несколько раз при наших встречах присутствовали его внуки, и я заметил, что та радость, которую он испытывал от общения с ними, порой неожиданно прерывалась глубокой печалью, даже меланхолией. А когда я последний раз видел его и мы говорили о будущем, он внезапно воскликнул: «Несчастная молодежь! Наше с вами поколение прожило жизнь удивительно легка. Все, о чем приходилось нам думать, это о здоровье людей и о мире под солнцем. Но теперь история возвращается к своему нормальному течению, а нормальный климат Земли — это ледниковый».

Он поставил свой стакан на стол и вновь наполнил его дрожащей рукой.

— Выживут только самые стойкие и везучие. Остальные, остальные будут иметь то, что судьба предоставит им. Медик ведь всегда должен говорить правду, не так ли? — Он печально улыбнулся и изменил тему разговора.

В последние годы жизни Роберт Андерсон был по-прежнему стройным, немного сутулился, но сохранял прекрасную форму, которую постоянно поддерживал прогулками на велосипеде и крикетом. Его голубые глаза зорко смотрели из-за толстых стекол очков. Одежда и седые волосы всегда были в идеальном порядке. Говорил он медленно, особо важные места подчеркивая жестами руки, в которой держал трубку. Трубку он курил два раза в день. Держался он непринужденно и дружелюбно, но сам он был не менее независим, чем его кот.

— В моем возрасте, — как-то заметил он, — для людей характерны старческие причуды. — Он улыбнулся. — Но я и сейчас отдаю предпочтение фактам. Вспомни, что я сказал, когда доживешь до моих лет.

Если посмотреть со стороны, жизнь его была спокойной. Родился он в Филадельфии в 1895 году в семье дальних родственников моего отца. Хотя наша семья имела корни в Скандинавии, отдельные ее представители жили в Штатах еще со времен гражданской войны. Однако ни я, ни он никогда не слышали друг о друге, пока один из его сыновей, интересовавшийся генеалогией, не узнал обо мне и не списался со мною. Затем он сам нанес мне визит и пригласил к себе вместе с женою.

Его отец был журналистом. В 1910 году он редактировал газету в маленьком городке на Среднем Западе, который он называл Сенлаком, Роберт Андерсон впоследствии говорил, что семья его была привержена к церкви и имела демократические взгляды. Андерсон получил медицинское образование, а потом началась первая мировая война. Его взяли в армию, но за океан он так и не попал. После выхода в отставку он продолжил свое образование и получил степень доктора. Со временем он вернулся в Сенлак и женился на девушке, которая очень долго его ждала.

Работы у него, как и у любого доктора-практика, было много. А семейная жизнь складывалась довольно счастливо. Они с женой вырастили троих детей.

В 1955 году он бросил практику и много путешествовал с женой. Однако она умерла в 1958 году. Андерсон продал свой дом и купил поблизости небольшой коттедж. Теперь он путешествовал редко. Как он говорил, без Кэйт и путешествия не доставляют ему радости. И все же он сохранил живой интерес к окружающему.

Он рассказывал мне о народе, который я, а не он называл «маури», и рассказывал так, словно сам придумал этот народ, но у него не хватило умения воплотить все это в роман или повесть. Лет десять назад его состояние стало беспокоить меня, но потом все пришло в норму и он стал самим собою, хотя время от времени на него нападала какая-то хандра и он становился угрюмым, во всяком случае, без сомнения, он знал, что делает, когда вписал меня в свое завещание. Он завещал мне свои записи и воспоминания. И мне предоставлялось право использовать их так, как я сочту нужным.

А затем совершенно неожиданно Роберт Андерсон умер во сне. Нам очень не хватает его сейчас.

ГЛАВА 1

Как известно, начало определяет конец хотя я ничего не могу сказать о происхождении Джека Хэйвига, кроме того, что я сам принял это в этом мире. Разве в холодное сентябрьское утро 1933 года кто-нибудь думал о генетических кодах, о теории Эйнштейна или о других высших материях, которыми занимались ученые боги на своих олимпах, или о силе тех стран, которые мы намеревались завоевать легко и просто. Я помню, как медленно и трудно он рождался. Это был первенец Элинор Хэйвиг, очень юной и миниатюрной. Мне очень не хотелось делать кесарево сечение. Может, это и было моей ошибкой, в результате которой она не рожала дважды от одного и того же мужа. Наконец маленькое сморщенное существо очутилось в моих ладонях. Я шлепнул его по заду, чтобы дать импульс для дыхания, и он негодующе закричал. А дальше все пошло, как обычно.

Роды происходили на третьем, верхнем этаже нашей больницы, расположенной на окраине города. Я снял свой халат и подошел к окну, откуда открывался вид на город. Я видел скопления домов вдоль замерзшей реки — кирпичных в центре города и деревянных на окраинах, — элеватор, резервуар для воды возле железнодорожной станции. Дальше под серым небом виднелись низкие холмы, между которыми тут и там можно было рассмотреть фермы. А еще дальше темнели леса Моргана. Оконное стекло запотело от моего дыхания. От окна исходил холод, и дрожь пробежала по моему потному телу.

— Ну, что ж, — громко произнес я, — земля приветствует твое появление, Джон Франклин Хэйвиг. Надеюсь, жизнь будет для тебя приятной.

«Вообще-то ты выбрал для себя не самое удачное время появления на свет, — подумал я. — Мировая депрессия, висящая над всеми государствами, как тяжелое зимнее небо. Захват Японией Манчжурии в прошлом году. Марш голодных на Вашингтон. Похищение Линдберга… Этот год начался в том же духе: Адольф Гитлер стал канцлером Германии… Новый президент собирается поселиться в Белом доме. Отмена сухого закона почти неизбежна… В общем, в этом полушарии немного теплеет».

Я вышел в комнату ожидания. Томас Хэйвиг вскочил с кресла. Это был человек, который не проявлял открыто свои чувства, но вопрос, мучивший его, трепетал на его губах, Я взял его руку.

— Поздравляю, Том. У тебя мальчик.

Мне пришлось почти на руках нести его вниз, в холл.

Об этом мне пришлось вспомнить несколько месяцев спустя.

Сенлак был коммерческим центром небольшого сельскохозяйственного района. В нем было также несколько предприятий легкой промышленности, работающих на местном сырье.

У меня не было выбора, и мне пришлось участвовать в политической жизни города, хотя я старался свести к минимуму свою активность и оставаться подальше от политических интриг. Поймите меня правильно. Это — мои люди. Я люблю их и даже восхищаюсь ими. Они и есть соль земли. Но человеку нужна не одна только соль.

У нас с Кэйт был очень маленький, но тесный кружок друзей. Банкир ее отца, который стал и моим банкиром. Я часто поддразнивая его, так как он считал себе демократом. Кроме того, одна леди, которая устроила у себя общественную библиотеку. Несколько профессоров из Холльерг-Колледжа. Правда, они жили в сорока милях от нас, а в те времена это было достаточно серьезное расстояние. И Хэйвиги.

Они были уроженцами Новой Англии и немного домоседами. Сам он преподавал физику и химию в школе. Стройный, с острыми чертами лица, он был похож на тех, кого учил. Студенты очень любили его, к тому же он был неплохим футболистом, Элинор была более смуглая, живая, хорошо играла в теннис и занималась благотворительностью, считая, что каждый в этом мире должен приносить какую-то пользу.

Вот почему я был так удивлен, когда однажды она позвонила мне и попросила немедленно прийти. В ее голосе чувствовалась истерика.

В те времена квартиры врачей отличались от нынешних, особенно в провинциальных городах. Я переоборудовал две комнаты в большом старом доме, в котором мы жили. Одна из них предназначалась для собеседования, другая — для осмотра и лечения, в том числе и для небольших хирургических операций. У меня были фармацевт и секретарь. Кэйт помогала в различного рода бумажной работе. Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что основная ее работа заключалась в том, что она развлекала пациентов, ожидающих приема. Свои обходы клиентов я делал по утрам.

Я прекрасно помню, что то утро было чрезвычайно жарким. На небе ни облачка, совершенное безветрие. Деревья, мимо которых я шел, обдавали жаром, как раскаленные зеленые печи. В чахлой тени деревьев стонали от жары собаки и дети. Ни одна птица не нарушала своим пением знойную тишину. Мною овладел страх. Элинор так выкрикнула имя своего Джонни, что мне было не по себе.

Когда я вошел в освежаемую вентиляторами полутьму ее дома, она кинулась ко мне, вся дрожа.

— Я сошла с ума. Боб? — спрашивала она снова и снова.

— Скажи мне, я сошла с ума?

— Спокойно, спокойно, — увещевал я ее. — Ты звонила Тому?

Том сейчас был на работе, которой занимался во время каникул, — контролировал качество продукции на небольшой кондитерской фабрике.

— Нет, я… я думала…

— Сядь, Элли. — Я оторвал ее руки от себя. — По-моему, ты вполне в своем уме. Может, ты перегрелась? Успокойся, расслабься, докрути головой. Вот так. Тебе уже лучше? Тогда расскажи, что произошло.

— Джонни. Два Джонни. А потом снова один. — Она охнула. — ДРУГОЙ!

— Да? Элли, расскажи подробнее.

В глазах ее был ужас, когда она рассказывала мне свою историю.

— Я… я мыла его, когда услышала детский крик. Я подумала, что это на улице, но он как будто слышался из спальни… да, да, из спальни. Я завернула Джонни в полотенце — не могла же я оставить его в воде — и пошла посмотреть. И там, в колыбели своего мальчика, я увидела другого ребенка, голенького, уже мокрого. Он кричал и сучил ногами. Я была так удивлена, что… выронила своего ребенка. Я стояла над колыбелью, и он не мог упасть на пол. Но… Боб, он вообще не упал… он исчез… растворился в воздухе. Я инстинктивно попыталась схватить его, но ухватила только полотенце. Джонни исчез! Кажется, я потеряла на несколько секунд сознание. И когда очнулась, его не было.

— А другой мальчик?

— Он… он остался… мне кажется…

— Идем, посмотрим.

Оказавшись в спальне, я сказал:

— Ну что ж, здесь никого нет, кроме старого доброго Джонни.

Она стиснула мою руку.

— Он как две капли воды похож на Джонни.

Ребенок уже успокоился и что-то довольно бормотал.

— Он совсем такой же, — говорила Элли. — Но это не Джонни.

— Элли, у тебя просто галлюцинации. Это и неудивительно, ведь сейчас так жарко, а ты еще слишком слаба.

До этого мне еще не встречались такие случаи. Все это было весьма необычно, особенно для такой уравновешенной женщины, как Элли. Но голое мой прозвучал уверенно, убедительно, не хуже, чем у медицинских светил.

Однако она успокоилась не полностью, и мне пришлось достать сертификат новорожденного и сравнить отпечатки рук и ног Джонни и этого младенца в колыбели. После этого я напоил Элли кофе, прописал ей тоник и вернулся к своей работе.

Через неделю я совершенно забыл об этом случае. В этот год наша единственная дочь схватила пневмонию и умерла сразу после того, как ей исполнилось два года.

Джонни Хэйвиг рос очень умным, впечатлительным, но любил одиночество. Чем лучше он ходил и говорил, тем меньше проявлял склонности к общению. Он с большим удовольствием рисовал, лепил глиняных зверушек, пускал по реке кораблики. Элинор очень беспокоилась о нем, а Том был совершенно спокоен.

— Я был таким же, — говорил он. — Его ожидает ужасная юность, но, став взрослым, он будет вознагражден за это.

— Нужно внимательно смотреть за ним, — заявила Элинор. — Ты не знаешь, как часто он исчезает. О, это игра для него — прятки. Он прячется везде. Но когда-нибудь он найдет способ проникнуть через забор, и тогда… — Пальцы ее сжались. — Он может сбежать, Кризис наступил, когда Джонни исполнилось четыре года. Сначала он прекратил свои прятки, как бы поняв, что это беспокоит всех. Но затем однажды утром его не нашли в постели. Нигде не нашли. Полицейские, соседи, весь город искали его.

В полночь зазвонил звонок у двери. Элинор спала, приняв по моему настоянию снотворное. Том сидел за столом один и курия. Услышав звонок, он вскочил, повалив стул и уронив сигарету — пятно на ковре еще долго напоминало ему эту мучительную ночь, — и бросился к дверям.

На пороге стоял человек. Воротник пальто был поднят, широкие поля шляпы бросали тень на его лица. Но Тому было не до этого. Все его внимание было обращено на мальчика, которого человек держал за руку.

— Добрый вечер, сэр, — сказал приятный голос. — Не этого ли юного джентльмена вы разыскиваете?

Кристи Агата

И когда Том упал на колени перед сыном, схватил его, плача и пытаясь выговорить слова благодарности, человек исчез.

Убийство миссис Спэнлоу

— Странно, — впоследствии говорил мне Том. — Ты знаешь, Эльм-стрит хорошо освещена. Даже бегом ее невозможно пересечь из конца в конец за минуту. Кроме того, заслышав топот ног бегущего человека, все собаки залаяли бы. Но когда я через минуту посмотрел на улицу, она была пуста.

Джонни ничего не сказал о том, где он был. Он извинился, обещал, что больше не будет, и пошел спать.

И действительно, больше он не убегал. Более того, его одиночество кончилось: он нашел себе друга, сына Данберов. Пит физически был лучше развит, чем Джонни, и далеко не дурак: сейчас он занимает довольно высокий пост в какой-то фирме. Но Джон, как он потребовал, чтобы его теперь называли, верховодил во всем. Они играли в игры Джона, ходили на его любимые места на реке, а позже — в лес Моргана.

Мать Пита вздыхала в моем пропахшем лекарствами кабинете: «Мне кажется, Джон гораздо более мечтателен и впечатлителен, чем Пит. Весь мир для него полон контрастов. Это тревожит меня».

Мисс Полит взялась за дверной молоток и деликатно постучала в дверь коттеджа. Подождав немного, она постучала снова. Свёрток, который она держала под мышкой, при этом едва не выскользнул, и ей пришлось его поправлять. В пакете было готовое к примерке новое зелёное зимнее платье миссис Спэнлоу, а в чёрной шёлковой сумочке, висевшей на левой руке мисс Полит, — булавки, портновский сантиметр и большие ножницы.

Шел уже второй год после его исчезновения, и я видел мальчика всего раза два во время обычных осмотров. Поэтому я был удивлен, когда Элинор позвонила мне и попросила встретиться, чтобы обсудить кое-что.

Мисс Полит была высокой худощавой женщиной с острым носом, тонкими губами и жиденькими седеющими волосами. Она всё ещё переминалась на крыльце, не решаясь постучать снова, когда увидела на дороге быстро приближающуюся фигуру. Мисс Хартнелл, жизнерадостная особа лет пятидесяти пяти с вечно обветренным лицом, совершенно не умевшая говорить тихо, ещё издали пророкотала своим мощным басом:

— Ты же знаешь, наш Том — истинный янки, — со смешком сказала она. — Он не разрешает мне обсуждать с врачом социальные проблемы, касающиеся нашего сына. — Смех ее был каким-то тревожным.

— День добрый, мисс Полит!

Я откинулся на спинку своего скрипучего кресла, сплел пальцы и спросил:

— Добрый-добрый, мисс Хартнелл, — поспешно согласилась портниха.

— Значит, ты говоришь, что он рассказывает о том, чего не может быть, но во что он абсолютно верит? В этом в общем-то нет ничего особенного. Обычное явление.

Несмотря на то, что пора, когда юная мисс Полит служила горничной, давно миновала, голос у неё так и остался писклявым и заискивающим.

— Я думаю. Боб, — она нахмурилась, — что он слишком много знает.

— Простите, — продолжала она, — вы случайно не знаете, миссис Спэнлоу дома?

— Возможно. Особенно в свете того, что за последние месяцы он очень развился как физически, так и умственно. Однако у меня, как у врача-практика, давно сложилось убеждение, что «средний» и «нормальный» — не одно и то же… Хорошо. У Джона есть воображаемые партнеры?

— Понятия не имею, — отозвалась мисс Хартнелл.

Она попыталась улыбнуться:

— Видите ли, это даже как-то странно. Она сама сказала мне прийти в это время. В половине четвёртого. Хотела примерить новое платье.

— Да. Воображаемый дядя.

Мисс Хартнелл взглянула на свои часы.

Я поднял брови:

— Ну да, половина четвёртого и есть. С минутами.

— В самом деле? Это он сам сказал тебе?

— Нет. Разве дети рассказывают что-нибудь своим родителям? Я просто слышала, как он говорил Питу, что дядя приходит и берет его с собой в самые замечательные путешествия.

— Да, и я стучала несколько раз, но никто не открывает. Может, она ушла куда-то, а про меня забыла? Хотя она вроде никогда ничего не забывает. И потом, платье ей нужно уже к послезавтра.

— А что за путешествия? В то королевство, о котором ты рассказывала? Где правит Леон Лев?

Мисс Хартнелл вошла в калитку, прошла по дорожке и решительно поднялась по ступенькам коттеджа «Лабурнем».

— Н-нет. Совсем другое. О Звериной стране он сам рассказывал мне, прекрасно сознавая, что это — чистая фантазия. Но путешествия с этим дядей… нет… они совсем другие. Все подробности, которые я подслушала, очень реалистичны. Например, визит в лагерь индейцев… Он рассказывал мне, чем занимаются индейцы, описал, как пахнет сохнущая кожа, догорающий костер… А в другой раз он говорил о полете на самолете. Я могла бы понять, если бы он вообразил себе самолет величиной с дом, но его самолет без пропеллера, летит бесшумно и очень быстро. В самом самолете показывают фильмы. Цветные. Он даже говорил, как этот самолет называется — реактивный. Да, да, ре-ак-тив-ный.

— А Глэдис куда смотрит? — осуждающе сказала она. — Ах да, ясно: по четвергам она выходная. Знаете что? Спит, должно быть, ваша миссис Спэнлоу. Вы небось и не стучали-то ещё по-настоящему.

— Ты боишься, что его воображение обгоняет развитие? — спросил я беззаботно. А когда она кивнула, проглотив комок в горле, я нагнулся и похлопал ее по руке. — Элли, воображение — это самое драгоценное, чем владеет ребенок. А способность воображать детали — вообще неоценимый дар. Твой сын не просто здоров. Он, может быть, гений. Постарайся не убить в нем это Я все еще верю, что был тогда прав. Ошибался, но был прав.

И, выхватив молоток, она показала мисс Полит, что значит стучать по-настоящему. Для надёжности она ещё пнула дверь и оглушительно вопросила:

— Что же касается реактивного самолета и прочего, — заявил я тогда, — то я могу показать тебе десятки тайников, где они с Питом прячут книжки издательства Бака Роджерса.

— Эй, есть кто дома?

Всем маленьким мальчикам приходит срок идти в школу. Настало это время и для Джона. Нет никаких сомнений, что он направился туда без особой охоты. Впрочем, как и все остальные дети. Кому охота сидеть в помещении, когда вокруг столько интересных дел? Однако учился он прекрасно. И особенно его захватила история. «Звезда пролетала поблизости от Солнца и выпустила облако огненного газа, который и стал планетами… Ключевые периоды мировой цивилизации — это Египет, Греция, Рим, средние века и наше время, которое началось в 1492 году…»

Ответа не последовало.

Круг его друзей расширялся. Их родители сетовали: «Мой Билли на четыре года старше», «Мои Джимми и Стюарт младше Джонни на два и четыре года». На этом жизненном этапе такая разница в возрасте казалась непроходимой пропастью, и тем не менее Джонни умудрялся организовывать детей. Он вообще обладал организаторскими способностями. Например, Элинор полностью доверяла ему подготовку празднования дня рождения Тома.

Мисс Полит робко предположила, что миссис Спэнлоу всё-таки забыла о встрече и куда-то ушла, так что лучше и ей, Полит, прийти в другой раз, и даже стала спускаться со ступенек.

На восьмом году жизни он испытал новое ощущение. Два старших мальчика из другого района города решили, что будет весьма забавно, если они подстерегут кого-нибудь из детей по дороге из школы и поколотят. В Сенлаке еще можно было найти тогда пустынные места.

— Чушь какая, — отрезала мисс Хартнелл. — Не могла она уйти. Я бы её встретила. Пойду загляну в окно. Никуда она не ходила! Что они там, повымерли все, что ли?

Но им не повезло: они нарвались на Джона Хэйвига. Впоследствии они жаловались, что Джон созвал целую армию ребят себе на помощь. Когда эти двое пожаловались своим родителям, то получили хорошую трепку. «Болваны всегда трусят», — сказали отцы сыновьям.

Она громогласно расхохоталась, давая понять, что это шутка, и бросила небрежный взгляд на ближнее к крыльцу окно. Небрежный, потому что оно вело в проходную комнату, которой редко пользовались. Мистер и миссис Спэнлоу предпочитали маленькую гостиную. Но и этот небрежный взгляд оказался не напрасным: в комнате на каминном коврике она увидела миссис Спэнлоу — без всяких признаков жизни.

Долгое время после этого на Джонни все смотрели с обожанием и трепетом, хотя он отказывался рассказать подробности сражения. Прошло время, и этот инцидент канул в Лету. Это был год, когда пала Франция.

— Ну, я, понятно, не растерялась, — рассказывала впоследствии мисс Хартнелл. — На эту Полит вообще смотреть было жалко, так она испугалась. «Держите себя в руках, — говорю я ей. — Стойте здесь, а я пойду за констеблем Полком». Она, ясное дело, начала лепетать что-то о том, что она боится оставаться одна, но я, понятно, ноль внимания. С такими людьми нужна твёрдость. Ненавижу таких вот трусих! Ну, я уже собралась уходить, и тут из-за угла появляется мистер Спэнлоу.

— Есть какие-нибудь новости о воображаемом дяде? — спросил я Элинор, когда мы оказались вместе на какой-то вечеринке. Я подошел к ней, чтобы избавиться от политических разговоров.

В этом месте мисс Хартнелл обычно делала многозначительную паузу, и слушатели, затаив дыхание, спрашивали: «И как он выглядел?»

— Что? — недоуменно спросила она. Мы стояли на крыльце дома. Из освещенных окон слышался смех, разговоры. С площадки доносились удары игроков в крикет. Полная луна висела над часовней Холльерг-Колледжа.

На что мисс Хартнелл отвечала:

— О, — проговорила она. — Ты имеешь в виду моего сына? Пет, ничего подобного. Ты был прав. Это прошло.

— А выглядел он так, что я сразу почуяла неладное! Слишком уж он был спокоен, этот Спэнлоу. Даже и не удивился. Говорите что хотите, но это ненормально. Можно было подумать, у него каждый день жену убивают.

— Или он научился скрывать, — Это я подумал вслух.

Она была уязвлена.

Все с этим согласились. Такая невозмутимость в один из самых трагических моментов его жизни показалась настолько подозрительной, что она поспешила выяснить, что он будет иметь в результате смерти жены. Обнаружился общий с женой счёт в банке и составленное сразу после свадьбы завещание, по которому в случае смерти одного из супругов всё совместное имущество отходило другому. Неприязнь тут же переросла в уверенность.

— Значит, ты считаешь, что он не доверяет нам? Впрочем, да, он никогда не говорит нам ничего важного…

Некая мисс Марпл, жившая рядом с домом приходского священника старушка, милая, но — по некоторым отзывам — слишком уж острая на язык, была допрошена в первую очередь. Не прошло с момента обнаружения тела и получаса, как констебль Полк уже стоял на её пороге и с важным видом листал свою записную книжку.

— Спокойно, — быстро сказал я. — Он во всем следует своему отцу. Элли, не беспокойся, все будет хорошо. Лучше пойдем выпьем.

— Если не возражаете, мадам, я хотел бы задать вам пару вопросов.

В моих записях точно указан день, когда Джек Хэйвиг — да, да, теперь его все стали называть Джеком — на время потерял над собой контроль.

— Это по поводу убийства миссис Спэнлоу?

Вторник, 14 апреля 1942 года. За день до этого Том Хэйвиг сделал гордое заявление своему сыну. До этого он ничего не говорил о своих надеждах, потому что не был уверен, что они сбудутся. И вот счастливый для него день настал. Школа приняла его отставку, а армия зачислила в свои ряды.

Констебль Полк поморщился.

— Могу я спросить, мадам, как вы об этом узнали?

Несомненно, он мог бы остаться. Ему было больше тридцати лет, он был учителем. По правде говоря, он лучше служил бы стране, если бы остался. По крестовый поход был объявлен, полетели дикие гуси, и тень смерти нависла над крышами Сенлака. Даже я, человек средних лет, и то рассматривал возможность надеть форму. Но меня не взяли.

— От разносчика рыбы, — коротко ответила мисс Марпл.

Звонок Элинор поднял меня с постели еще до рассвета.

Ответ показался констеблю Полку вполне приемлемым. Приносить на ужин не только рыбу, но и последние новости было вполне в духе мальчишки-разносчика.

— Боб, приезжай! Прямо сейчас, пожалуйста! Джонни! Он в истерике! Хуже чем в истерике. Я боюсь… Мозговая лихорадка… Боб, приезжай!

Мисс Марпл вежливо заметила:

Я поспешил и вскоре сжимал худенькое тело мальчика, пытаясь понять его выкрики, сделать инъекцию. До моего приезда Джек кричал, вешался на шею отца, расцарапал себя до крови, бился головой о стенку.

— Насколько я знаю, она лежала на полу в гостиной. Задушенная — возможно, узеньким поясом. Но, чем бы ни воспользовался убийца, он унёс это с собой.

— Папа! Папа, не уезжай! Они убьют тебя! Я знаю, я знаю! Я видел! Я видел, как возле этого окна плачет мама! Папа, папа! Не уезжай!

— И откуда этот Фред всё знает…

Я держал его под действием лекарств почти целую неделю. Именно столько времени потребовалось, чтобы успокоить его. И до самого мая он оставался тихим и бессловесным. Это была совершенно ненормальная реакция. Другие дети гордились своими отцами, рассказывая друг дружке об их истинных и выдуманных военных подвигах. Джек был не таким. Постепенно он оправился и вернулся к занятиям в школе. Все свое свободное время он воображал, что находится рядом с Томом. И он писал ему письма каждый день, писал отцу, который был убит в Италии 6 августа 1943 года.

Мисс Марпл довольно ловко отвлекла его, поинтересовавшись:

ГЛАВА 2

— А что это у вас за булавка в куртку воткнута?

Ни один доктор не мог бы перенести своих профессиональных неудач, если бы у него не было удач. Джек Хэйвиг был несомненной удачей. Пусть я не смог помочь ему как врач, зато помог как человек. Опыт позволил мне увидеть это. Я понял, что мальчик очень страдает.

Констебль Полк озадаченно оглядел свой мундир и, широко улыбнувшись, объяснил:

В 1942 году в восточных штатах бензин еще не был ограничен. Я распределил между коллегами свою практику, а когда кончились занятия в школе, мы с Биллом отправились в путешествие. И взяли с собой Джека.

— Примета такая. Коли найдёшь булавку, надо её обязательно поднять, и весь день тебе будет сопутствовать удача.

В Миннесота-Эрроухэд мы наняли лодку и отправились в первозданную дикость озер, речек и ручьев, которые простирались вплоть до Канады. Целый, месяц мы были предоставлены самим себе: я, мой тринадцатилетний сын и этот мальчик, которому, как я думал, было девять лет.

— От всей души желаю вам этого. Так о чём вы хотели спросить?

Это была страна москитов и дождей. Грести против течения — очень трудная работа, и это к лучшему. Чтобы устроить лагерь и приготовить пишу, тоже требовались значительные усилия. Джеку нужны были трудности, он должен был работать до изнеможения. Прошло несколько дней, и природа начала излечивать его.

Констебль Полк важно откашлялся и заглянул в свою записную книжку.

Восхитительные рассветы, легкий холод по ночам, воздушная рябь на поверхности воды, пение птиц, шелест листьев, ароматы леса, белки, бравшие пишу прямо из рук, неохотно удалявшиеся лани… Однажды даже появился медведь, и мы почтительно уступили ему свое места. Закаты солнца, которые мы наблюдали сквозь тучи стремительно кружащихся летучих мышей, сумрак, костер, рассказы, ребячье удивление Билла, впервые видевшего все это, спальный мешок, звездное небо… Из всего этого Джек должен был заключить, как огромен мир и насколько ничтожны в нем мы со своими радостями и горестями.

— Мистер Артур Спэнлоу, муж покойной, утверждает, что в четырнадцать тридцать вы позвонили ему по телефону и договорились о встрече в пятнадцать пятнадцать на предмет какой-то консультации. Это утверждение соответствует истине, мадам?

Такова была основа для излечения.

— Ну конечно же нет, — ответила мисс Марпл.

Когда мы вернулись, я сделал ошибку. Я сказал ему:

— Стало быть, вы не звонили мистеру Спэнлоу в половине третьего?

— Надеюсь, Джек, теперь ты понял, что все твои страхи за папу — плод твоего воображения. Предсказать будущее невозможно.

— Ни в половине третьего, ни в какое другое время я ему не звонила.

Он побледнел, повернулся и убежал от меня. Я затратил несколько недель, чтобы снова добиться его доверяя.

— Ага, — удовлетворённо проговорил констебль Полк, самодовольно покручивая усы.

И то не полностью. Он не доверял мне ничего, кроме мыслей и надежд самого обычного мальчика. Я больше не поднимал вопрос о его отце. Он — тоже. Но, насколько позволяли мне время и обстоятельства, я старался понемногу заменять ему отца.

— А что ещё говорил мистер Спэнлоу?

Пока шла война, мы не предпринимали больших путешествий. Однако у нас всегда были под рукой деревенские дороги для пеших прогулок, лес Моргана для пикников, река для рыбной ловли и плавания. Недалеко было также озеро Виннего с моей маленькой лодкой. Он часто приходил в мою мастерскую при гараже и мастерил там кормушки для птиц и всякие мелочи. Мы могли разговаривать там.

— Он утверждает, что, выйдя из дома в десять минут четвёртого и придя сюда в точно назначенное время, он узнал от горничной, что вас нет дома.

Я уверен, что к тому времени, когда пришло известие о гибели Тома, Джек уже обрел спокойствие. Все были уверены в том, что его предвидение было чистой случайностью, игрой воображения.

— А вот это правда, — сказала мисс Марпл. — Он действительно приходил, а я в это время была на заседании женского комитета.

Элинор начала работать в библиотеке плюс несколько часов в неделю в госпитале. Вдовство потрясло ее. Долгое время она была подавленной и необщительной. Кэйт и я старались вытаскивать ее на люди, но она чаще отклоняла предложения, чем принимала их.

— Ага, — повторил констебль Полк.

А когда она наконец покинула свою раковину, то оказалась в кругу людей, которые раньше не были ее друзьями. Я не удержался, чтобы не заметить:

— Помилуйте, констебль, неужели вы подозреваете мистера Спэнлоу? — воскликнула мисс Марпл.

— Ты знаешь, Элли, я рад, что ты снова в обществе. Но, прости, меня удивляют твои новые друзья.

— Ну, мадам, на данном этапе расследования пока ещё рано делать выводы, но, думается мне, кто-то, не будем говорить кто, действовал на редкость осторожно.

Она покраснела и, отвернувшись, тихо сказала:

— Стало быть, вы подозреваете мистера Спэнлоу… — задумчиво повторила мисс Марпл.

— Да.

Мистер Спэнлоу ей нравился. Это был маленький сдержанный человечек — чопорный, неприступный и до невозможности респектабельный. Это был такой совершенный образчик городского клерка, что непонятно было, как он вообще оказался в деревне. Мисс Марпл, однако, это знала.

— Хорошие люди, конечно. Но их нельзя назвать интеллигентными, верно?

«Когда я был мальчишкой, — как-то проговорился он, — мне очень хотелось жить в деревне и иметь собственный садик. Я всегда любил цветы. Знаете, ведь у жены была раньше цветочная лавка. Там я её в первый раз и увидел».

— Д-да… — Она выпрямилась в кресле. — Боб, будем честными. Я не хочу умирать, хотя бы из-за того, что у меня еще есть Джек, есть ты. Но я не хочу быть и погребенной заживо, как это было со мною зги два года. Вы все… с кем мы раньше… вы все женаты.

Сухая констатация факта, за которой скрывалась истинная романтика. Мисс Марпл живо представила себе мисс Спэнлоу, юную и прелестную, на фоне цветов.

И я прекратил бесполезный разговор. Она все равно не поняла бы, насколько чужды ей эти новые друзья, громко смеющиеся, громко разговаривающие, с чисто практическим умом, насколько далеки они от Джека, как глубоко он презирает их.

На самом деле, однако, мистер Спэнлоу совершенно не разбирался в цветах. Он не имел ни малейшего представления ни о прополке, ни о рассаде, ни даже о луковицах и почве. Он представлял себе только маленький коттеджик, утопающий в зелени сада и благоухании цветов. Но он старался. Важно наморщив лоб, он задавал мисс Марпл бесконечные вопросы о садоводстве и старательно записывал её ответы в специальный блокнот.

Ему было уже двенадцать лет, когда два атомных взрыва уничтожили два города и вместе с ними остатки девственности человечества. Хотя развитие мальчишки утратило прежнюю скорость, он все же намного опережал своих сверстников. И это укрепило вакуум, который он сам создал вокруг себя. Больше у него не было близких друзей. Вежливо, но твердо Джек отклонял любые попытки сблизиться с ним. Он учился — и учился хорошо, но свое свободное время проводил в одиночестве. Он читал много книг, в основном по истории, совершал далекие прогулки на велосипеде, рисовал или лепил из глины.

Это был человек спокойный и рассудительный настолько, что после убийства его жены полиция с легкостью истолковала эти черты характера как расчётливость. Сведения о покойной миссис Спэнлоу собирались с такой дотошностью и скрупулёзностью, что вскоре об этом заговорил весь Сент-Мэри-Мид.

Но не могу назвать его угрюмым бирюком. Я уверен, что в будущем он стал бы нормальным человеком. Больше не завися от меня, он стал лучше относиться ко мне. Разница в возрасте между ним и Биллом теперь сгладилась, и в 1948 году они вместе с Джимом и Стюартом совершили путешествие в Северную Миннесоту.

В юности миссис Спэнлоу служила в богатом доме. Потом, выйдя замуж за помощника садовника, уволилась и открыла с мужем собственный цветочный магазин в Лондоне. Дела в магазине шли прекрасно, чего никак нельзя было сказать о её муже, который вскоре заболел и умер.

Когда они вернулись, мой второй сын спросил меня:

Вдова, вынужденная управляться с магазином в одиночку, повела дела так разумно, что через некоторое время удвоила своё состояние. Потом она довольно выгодно продала магазин и снова вышла замуж — теперь за мистера Спэнлоу, ювелира средних лет, у которого было собственное, и довольно доходное, дело. Вскоре, однако, они продали и его, переехали в Сент-Мэри-Мид и прочно там обосновались.

— Отец, ты не знаешь, что мне почитать по философии?

Миссис Спэнлоу была состоятельной женщиной. Заработанный на цветах капитал — в сущности, довольно скромный, но крайне удачно помещённый, — приносил на удивление неплохой доход. Всем любопытствующим миссис Спэнлоу разъясняла, что секрет успеха в том, чтобы полностью положиться на советы потусторонних сил. Любопытствующим оставалось только дивиться практичности и деловитости потустороннего мира.

— Что? — Я отложил газету. — Философия в тринадцать лет?

— А почему бы и нет? — Кэйт оторвалась от своего вышивания. — В Афинах он начал бы раньше.

При всём при том миссис Спэнлоу решительно отвергала медиумов с их спиритическими сеансами, предпочитая им индуизм, йогу и всевозможные дыхательные упражнения. По прибытии в Сент-Мэри-Мид, однако, она полностью к ним охладела и подалась в лоно Англиканской церкви. Она стала частым гостем в доме викария, исправно посещала все службы, опекала деревенский магазинчик, принимала живое участие во всех местных событиях, оставшееся время посвящая игре в бридж.

— Ну что ж… Философия — это очень пространная наука, Джим. Что именно тебя интересует?

И вот, когда жизнь её, казалось, окончательно вошла в колею, её убили!

— О… свободная воля… пространство… и все такое. Джек и Билл много говорили об этом во время путешествия.

* * *

Я узнал, что Билл, который теперь учился в колледже, начал было изображать из себя учителя, но очень скоро запутался в вопросах Джека. Как могла быть написана история Вселенной до того, как возникла сама Вселенная? Или: почему ты считаешь, что мы сами сделали свой выбор? А если нет, то как мы можем воздействовать на свое будущее?

Полковник Мэлчетт, начальник полиции, вызвал к себе инспектора Слэка.

Когда я спросил сына, что подарить ему на Рождество, он ответил:

Инспектор Слэк был сильным и решительным человеком. Любое его решение было твёрже гранита. Не было в его душе сомнений и теперь.

— Что-нибудь, что помогло бы мне понять теорию относительности.

— Это сделал муж, сэр, — твёрдо сказал он.

В 1949 году Элинор вторично вышла замуж. И выбор ее был катастрофическим.

— Вы думаете?

Свен Биркелунд выглядел великолепно. Родители вывезли его из Норвегии, когда ему было три года, сейчас ему было сорок лет. Преуспевающий фермер с огромным хозяйством и прекрасным домом в десяти милях от города. Он был ветераном войны, недавно овдовел, и у него росли два сына — Свен, шестнадцати лет, и Гарольд, девяти лет. Огромный, рыжеволосый, громогласный, он произвел на нас с Кэйт тягостное впечатление. Но он не был лишен и тяги к литературе: выписывал «Ридерс Дайджест», «Нейшнл Географик», «Кантри Джентльмен», читал книги, которые ему изредка попадались. Кроме того, он любил путешествовать и был опасным соперником в бизнесе.

— Уверен. Вы только посмотрите на него. Ни малейших признаков переживаний. Он вернулся домой, точно зная, что жена мертва. Так что это он, сэр, никаких сомнений.

И все же… Элинор… Она была полна жизни, а со времени смерти Тома прошло шесть лет.

— Но почему тогда он хотя бы не разыграл удивление и горе?

Когда человек влюбляется, его бесполезно отговаривать. И мы с Кэйт не пытались. Мы были на свадьбе, поздравили молодых, пожелали всего самого лучшего. Более всего меня беспокоил Джек. Мальчик вырос замкнутым. Он двигался и говорил, как робот.

— Не тот человек, сэр. Слишком самоуверен, слишком чопорен. Презирает всякую игру.

— Может, у него были другие женщины? — предположил полковник Мэлчетт.

Теперь когда они переехали в новый дом, у Джека почти не было времени видеться со мною. Впоследствии он ничего не рассказывал о жизни там. Я тоже не спрашивал. Но рассудите сами: Элинор — приверженка епископальной церкви, Джек родился агностиком, Биркелунд был слепо верующим в Библию лютеранином. Элинор с Джеком привыкли к легкой городской пище, а Биркелунд и его сыновья обожали мясо и картошку. Том в свое время сделал из Элинор политического либерала. Биркелунд же, если не занимался счетами, то слушал радио, а позже смотрел телевизор. По своим политическим взглядам это был ревностный и активный американский легионер и яростно поддерживая сенатора Джозефа Маккарти.

— Зачем ему это, сэр? Его и так, насколько я понимаю, содержала жена. Но, видно, все её «измы» порядком его достали. Вот он и решил от неё избавиться и спокойно пожить в своё удовольствие. Хитрый тип… Ловко замёл следы.

И так далее. Я не имею в виду, что Элинор была полностью разочарована. Уверен, что Биркелунд всячески старался завоевать ее уважение, но оставил эти попытки, когда потерпел поражение. Элинор скоро забеременела, и это несколько укрепило их союз, который по этой причине продлился чуть дольше.

— Что ж, вполне возможно.

Для Джека жизнь там была адом. Его новые братья, дубликаты своего отца, отрицательно отнеслись к его появлению в доме. Старший, интересы которого заключались в охоте и свиданиях с девушками, презирал его за то, что Джек не любил убивать животных и щупать девушек. Свен находил множество способов мучить его. И это было нетрудно, так как Джек был младше его и не мог защитить себя кулаками.

— Он всё тщательно спланировал. Притворился, что ему позвонили…

Джек страдал.

— Факт звонка подтвердился? — перебил его Мэлчетт.

В конце 1950 года родилась Ингеборг. Биркелунд был разочарован, что родилась девочка, но все же шумно отпраздновал ее рождение. Все гости перепились, а Биркелунд неоднократно в течение вечера говорил с громким смехом о своём намерении сделать сына, как только доктор разрешит.

— Никак нет, сэр. Это означает либо что он лжёт, либо что звонили из телефона-автомата, а их здесь всего два: один на станции, другой на почте. С почты звонить не могли: миссис Блэйд постоянно смотрит за посетителями. Со станцией, конечно, твёрдой уверенности нет. В два двадцать семь приходит поезд и начинается настоящее столпотворение. Но лично я в этом сомневаюсь. И потом, Спэнлоу сам утверждает, что ему звонила мисс Марпл. Наглая ложь. Ни она сама, ни кто бы то ни было из её дома не звонил.

Мы с Кэйт тоже были приглашены, но под благовидным предлогом отказались. Поэтому я не видел сам, а только слышал, что Джек покинул праздничный пир и как негодовал по этому поводу Биркелунд. Позже Джек рассказывал мне: «Когда те из гостей, которые еще могли двигаться, расползлись, он загнал меня в сарай и сказал, что сейчас будет вышибать из меня дерьмо. Я сказал, что, если он попытается, я убью его. Я не шутил, он понял это и рыча удалился. После этого мы перестали разговаривать. Я делая свою работу беспрекословно, но после обеда всегда уходил к себе».

— А вы не допускаете возможности, что мужа попросту удалили из дома? Что убийца кто-то другой?

Вот так.

— Вы имеете в виду молодого Теда Джерарда? Я рассматривал эту возможность, но у него нет мотива. Он чист.

Равновесие держалось до начала декабря. Что нарушило его, не знаю, да дело и не в этом. Как-то Элинор спросила Джека, думал ли он, в каком колледже собирается учиться. Биркелунд закричал: «Я не дам ни доллара на его учение, пусть служит стране, как служил я!»

— Насколько я понял, он позволяет себе присваивать чужие деньги.

Разыгралась ссора, после которой Элинор сбежала по лестнице в слезах.

— А я и не говорю, что он невинная овечка. Но, в конце концов, он сам признался начальству в растрате. А в фирме ни о чём и не подозревали.

На следующий день Джек исчез.

— Он, насколько я знаю, член Оксфордской группы? — заметил Мэлчетт.

Он вернулся в конце января и не сказал ни слова, где был и что делал, только заявил, что, если Биркелунд будет вмешиваться в его дела, он убежит навсегда. Я уверен, что он завоевал себе право остаться в одиночестве, и никто не лез к нему. Следует сказать, что его поведение и внешность заметно изменились после этого исчезновения.

— Да, сэр. Говорит, обратился и решил покаяться. Скорее всего, хитрит: понял, что разоблачение не за горами, и решил прикинуться праведником.

— А вы скептик, Слэк, — заметил полковник Мэлчетт. — Кстати, вы не говорили об этом с мисс Марпл?

Снова все пришло в зыбкое равновесие. По через шесть недель, в воскресенье, Джек отправился на свою обычную прогулку и забыл запереть дверь в свою комнату. Гарольд заметил это, вошел, обшарил стол. И свою находку он сразу же принес к отцу. Это и стало концом.

— Это ещё зачем, сэр?

Снег густой пеленой валил на землю. Все казалось серо-серебряным. На улице было удивительно тихо. Элинор сидела в гостиной и плакала.

— Так, на всякий случай. Она знает все местные сплетни. Почему бы вам не заглянуть к ней и не поболтать немного? Очень наблюдательная старушка.

— Боб, ты должен поговорить с ним, ты должен помочь ему снова… Что случилось, когда он убегал? Что он делал?

Слэк поспешно сменил тему разговора.

Кэйт обняла ее и прижала ее голову к себе.

— Чуть не забыл, сэр. Я тут кое-что выяснил. Покойная в молодости служила у некоего сэра Роберта Аберкомби, и я всё никак не мог вспомнить, откуда же мне знакомо это имя… Так вот, среди не раскрытых дел числится дело о краже у него драгоценностей — изумрудов стоимостью в целое состояние. Их так и не нашли. Я просматривал дело. Кража произошла, когда там ещё служила миссис Спэнлоу. Тогда она была ещё совсем молоденькой девушкой. Так что вполне возможно, сэр, что она могла быть в этом замешана. Спэнлоу в то время был ювелиром и имел все возможности сбыть краденое.

— Ничего страшного, моя дорогая, — проговорила она. — Не беспокойся. Всегда помни, что Джек — сын Тома.

Я ходил взад и вперед по пушистому ковру. В комнате царил полумрак, так как мы не зажигали свет.

Мэлчетт покачал головой.

— Давайте будем следовать фактам, — заговорил я более уверенно, чем чувствовал сам. — У Джека оказалась эта брошюрка, которую Свен назвал коммунистической пропагандой. Свен хотел позвать шерифа, прокурора, всех, кто мог бы заставить Джека сознаться, с кем он общался во время своего отсутствия. Ты выскочила из дома, взяла машину, встретила мальчика по дороге и привезла сюда.

— Не думаю. Сомневаюсь, чтобы они были тогда знакомы. Я помню это дело. Доказать ничего не удалось, но, скорее всего, драгоценности украл Джим Аберкомби, сын сэра Роберта, гуляка и прожигатель жизни. Он был по уши в долгах и сразу же после кражи расплатился со всеми. Заявил, будто за него заплатила богатая любовница. Никто, естественно, этому не поверил, но старый Аберкомби замял дело.

— Да-да… Боб, я не могу больше здесь оставаться. Там Ингеборг… Свен будет разыскивать меня…

— Я только высказал предположение, сэр, — сказал Слэк.

Я помолчал.

* * *

— Ты сказала, что выхватила эту брошюру?

Рекомендация полковника Мэлчетта обеспечила инспектору Слэку самый радушный приём у мисс Марпл.

— Я… — Элинор отстранилась от Кэйт и сказала сквозь слезы. — Теперь, когда нет вещественного доказательства, ему нет смысла звать полицейских.

— Как мило с его стороны! Вот уж не думала, что он всё ещё об мне помнит!

— Могу я посмотреть это?

— Ещё как помнит! Сказал, вы знаете абсолютно всё, что происходит в Сент-Мэри-Мид.

Она колебалась.

— Он слишком добр ко мне. К сожалению, об убийстве я не знаю ровным счётом ничего.

— Это… чепуха. Боб. Ничего важного. Джек ждет…

— Но вам, наверное, известно, что говорят об этом люди?

Он ждал в моем кабинете, пока мы разговаривали. Он прекрасно владел собой.

— Ну разумеется! Только ведь не слишком-то это хорошо — пересказывать чужие сплетни, верно?

— Мы поговорим, — сказал я, — а пока Кэйт напоит тебя кофе и покормит. Кроме того, я же должен знать, о чем говорить.