Василий Орехов
СЕКТОР ОБСТРЕЛА
Глава 1
Ночь
Ночью в Зоне исключительно паршиво.
То есть в Зоне, разумеется, паршиво круглые сутки, кто же спорит. Однако ночью здесь паршиво в кубе. Густой, словно деготь, непроглядный мрак скрывает смертоносные ловушки и аномалии, которые и при дневном свете не очень-то бросаются в глаза. Голодные хищники беззвучно перемещаются в океане тьмы, обступающем со всех сторон, подбираются все ближе, готовые молниеносно впиться тебе в горло, пока ты слепо водишь перед собой стволом дробовика. А возле Четвертого энергоблока рыщут еще более опасные хищники, двуногие — монолитовцы, у которых имеются приборы ночного видения, и темные сталкеры-полумутанты, которым никакие приборы вообще ни к чему, потому что они и так прекрасно видят ночью и чуют аномалии за километр, как псевдопсы.
Но самое паскудное — в ночной Зоне, в окружающей чернильной темноте обитает Ужас. Нечеловеческий, нелогичный, нерациональный Ужас, который невозможно побороть никакими доводами разума. Днем он тоже никуда не исчезает, просто отступает на задний план, прячется в пустых проемах полуразрушенных домов, выглядывает из люков и колодцев, рыщет в катакомбах Темной долины. Днем его по крайней мере можно терпеть. При солнечном свете это проще. А вот в непроглядном мраке Ужас чувствует себя хозяином положения. Он подкрадывается вплотную, подобно коварным ночным тварям, дышит в ухо, гладит холодными костлявыми пальцами по спине, неумолимо перекрывает дыхание, превращает человека в нервно озирающегося, вскидывающегося от любого постороннего звука неврастеника. И ладно еще, если встретишь в укрытой тьмой Зоне Черного Сталкера, Болотного Доктора или Оборотня, скорее всего жив останешься. Однако по ночам Зону топчут и гораздо менее дружелюбные призраки, встреча с которыми означает неминуемую и мучительную смерть.
Короче, ночью здесь само по себе предельно паршиво. А если к тому же лежишь мордой в битом кирпиче, всем телом вжимаясь в сырую прелую листву, а над головой у тебя хищно клекочут лопасти армейского «Скай фокса» и нет никакой возможности перетянуть жгутом поврежденную ногу, чтобы жизнь не уходила из тебя по капле вместе с кровью, ощущения вообще ниже среднего. Заявляю как эксперт.
«Кречет-один, я Кречет-три, — чуть слышно донеслось до меня из наручного ПДА, настроенного на волну военных сталкеров. — Отработал по нарушителям из пушек, по-моему, живы еще. Мутанты по руинам лазают, как крысы. Выкопать им тут всем братскую могилу или не тратить зря ракету?..»
«Да слепой пес с ней, с ракетой. — Этого вообще едва можно было разобрать, слишком сильные помехи и искажения. — Не жмись. Вечером натовцы обещали перебросить новую гуманитарную партию боеприпасов. Кречет-три, как понял?»
«Понял, Кречет-один. Работаем в штатном режиме…»
Я чуть приподнял голову, стараясь не выдать себя резким движением. Впрочем, чего уже теперь прятаться, они и так прекрасно видят меня на тепловизоре. Вертолет висел прямо передо мной, выделяясь в темноте огромным вибрирующим пятном, и из под его плоскостей вот-вот должна была сорваться осколочная смерть со стабилизаторами. Я почти видел, как она подрагивает в темноте, словно гончая, которая уже завидела лису, но еще не получила команду: «Взять!»
Ни хрена себе день начинается, как справедливо говорит в таких случаях один мультяшный страус.
То есть на самом деле день как раз начался вполне пристойно. Далеко не каждый день в Зоне так пристойно начинается. Накануне Калбасик отловил меня в баре «Шти» за стаканом крепкого прозрачного и предложил работу — очень вовремя, надо сказать, потому что денег у меня оставалось ровно на этот вот самый стакан крепкого прозрачного. Хороший парень Калбас, внушительный дядя побольше меня, хотя и я на размеры особо не жалуюсь, добродушный и местами по-детски наивный бычара с наголо выбритым черепом, квадратной челюстью и квадратными же кулаками, спецназовский сержант запаса. Очень любит после пары стаканов рассказывать старый анекдот про купленную болгарами «Газель» и гайку на леске, подвешенную у нее в коробе жесткости. Научил меня готовить правильный техасский стейк. Мы с ним прошли вместе и огонь, и воду, и канализационные трубы. Молодец, не забывает о друзьях. Из тех ребят, с кем я после дембеля в Зону приехал, только он один в живых и остался, а ведь всего-то четвертый месяц эту отравленную территорию топчем… Я в общем-то давно уже понял, что сталкерство — это скорее изысканный способ самоубийства, чем верное средство хорошо заработать. Но после того как красавица Люська окончательно пробросила меня через колено, терять мне было уже особо нечего, а провести последние дни жизни интересно, на свежем воздухе и в приятной компании удается не так уж часто.
Короче, сделал мне Калбаскин совершенно шикарное предложение: вписаться в команду, которую Иван Тайга собирал в набег на Милитари, на бывшие военные склады. Проветриться, размяться, пощипать по наводке торговца Бубны кое-какие особо ягодные места. Тайга, чтоб вы знали, деятель совершенно легендарный, одно время ходил во вторых номерах у самого Фомы, а потом, когда тот бесследно исчез, в одиночку шастал за золотыми шарами в Темную долину и однажды самостоятельно завалил химеру, имея при себе только рожок патронов да пару гранат. А самое главное, что кроме богатейшего многолетнего опыта Иван обладает еще и неисчерпаемым запасом везения. Рассказывают, что ему доводилось выбираться из таких безвыходных ситуаций, которые даже и не снились Черному Сталкеру Диме Шухову. Так что к нему любой тертый бродяга с радостью вторым номером пойдет и еще приплатит за такое счастье. И уж тем более новичок зеленый, полугода еще Зону не топтавший. Я-то с самого начала держал глаза и уши широко раскрытыми, отмечая, кому тут основной почет и уважение, а кого и за человека не считают. Внятная оперативная информация, как учил нас в свое время ротный, весьма облегчает жизнь смышленому комбатанту и открывает ему много дополнительных возможностей.
Вот только новичок, конечно, у Тайги вторым номером ни за что не станет. Слишком много чести, когда на эту вакансию матерых ветеранов очереди выстроились. Я сразу понимал, что в данном случае нас с Калбасяном берут в долю в лучшем случае в качестве отмычек, которым особо много денег обычно не обламывается, а рисковать приходится по полной программе.
Опытные сталкеры называют нас отмычками. Между собой называют, когда думают, что мы не слышим. Козлы. Используют как минные тралы в особо опасных местах. Прошел, руководствуясь указаниями старшего — молодец, когда-нибудь настоящим сталкером будешь. Не прошел — ну, тоже бывает. Сколько вас таких по полесским холмам валяется, неудачников, а в баре уже новый молодняк сидит, ждет своей очереди. Кто будет сожалеть об использованной одноразовой отмычке, кроме старушки матери в родном Харькове?
Ну, кем бы тебя Тайга ни пригласил работать, а долго над такими предложениями деловые пацаны обычно не раздумывают. Мы с Калбасиным чокнулись прозрачным, и я сказал: «Годится».
По дороге туда нас, отмычек, было трое. Большие команды, которыми тяжело управлять и которые тяжело держать в узде, Тайга не любит, оттого и людьми особо не разбрасывается, что в нашей ситуации несомненный плюс. Калбасевич познакомился с третьим уже в Зоне, а я вообще впервые увидел его только накануне нашей ходки в баре, когда мы обсуждали окончательную диспозицию. Паленый — новый второй номер Тайги, бывший профессиональный зэк, топтавший зону уже около полутора лет, белорус с бегающими глазами и багровой, словно обожженной солнцем физиономией, — пред-ставил мне его как Кильку, и я не знал об этом третьем абсолютно ничего, кроме того, что кличка здорово ему подходит: худющему, словно высушенному, с острым носом, похожим на рыбье рыльце, с выпученными глазами. Казалось, его двумя пальцами пополам порвать можно. Татуировки на худых кистях рук указывали, что у него тоже довольно обширное уголовное прошлое — видимо, Паленый знал его еще по колонии и вытащил в Зону по каким-то своим старым связям, наобещав с три короба. Я так себе разбираюсь в блатных наколках, но по повадкам Килька явно не относился к воровской элите: молчаливый, угодливый, послушный, с заискивающим лицом. И ладушки; не хватало еще за Периметром разбираться со всякими криминальными понтами. Нам вполне хватало своих, армейских.
Он сгинул на границе Агропрома. Паленый, который шел впереди нас по пологому глинистому откосу, вдруг остановился, заозирался, завертел головой, что твой сыч. Мы тут же застыли кто где стоял: в нас это вбили первым делом при помощи могучих затрещин — если ведущий замер, значит, тут же делай как он и никак иначе. Сталкерское чутье у них, видите ли. Не знаю, как там с чутьем, мистика все это, по-моему; не бывает никакого сверхъестественного чутья. Другое дело, что ветераны подсознательно подмечают какие-то неправильности в привычном окружающем пространстве, и это помогает им пореже попадать в невидимые ловушки.
И это… насчет затрещин. Не поймите неправильно, с Тайгой у нас наверняка вышел бы спарринг на равных, а Паленого я вообще парой ударов вырубил бы навечно. Я терпел затрещины не потому, что боялся ветеранов, а потому, что затрещины действительно были нужны. Для науки. В отмычках долго не протянешь, надо либо быстро ухватить солидный кусок и драпать из Зоны со всех ног, что практически нереально, либо потихоньку становиться сталкером-ветераном и самому начинать ворочать хорошими деньгами. Второе тоже труднодостижимо, но по крайней мере здесь рассчитывать приходится не на чудо, а на свои силы. Для этого как раз и нужна хорошая наука в отмычках у мастера — особенно у такого, как Тайга. Больше-то набираться опыта негде, на сталкера в кулинарном колледже не учат. И затрещины при обучении — наипервейшее дело. Соображать в острых ситуациях начинаешь гораздо быстрее и не в пример тоньше, чем если бы тебе все объясняли на пальцах. Неоднократно проверено и на себе, и на других.
В общем, Паленый вдруг застрял посреди дороги что твой монумент на Майдане Незалежности в Киеве — ни туда, ни сюда, ни объехать, ни обойти. Ни перепрыгнуть. Кинул вперед болт — ноль. Постоял, поводил багровым носом, кинул рядом другой — ноль по массе. Ни шевеления, ни ветерка. Вообще ничего. Но рожа у второго номера все равно оставалась брезгливая и страшно недовольная, словно с размаху в коровью лепешку наступил.
Тайга стоял позади шагах в десяти и терпеливо дожидался, пока Паленый закончит шаманить. Наконец помощник ведущего негромко уронил:
— Один…
Лаконичное «один» в устах сталкера-ветерана, которые как правило не слишком любят на маршруте языком работать, означает: «Один из щенков, быстренько подбежал ко мне». Как раз перед этим закончилась моя очередь служить живым минным тральщиком. Такой у нас был изначально установлен график: два раза подряд идет вперед в сомнительных местах Калбасишвили, потом два раза я, потом два раза Килька. И снова по кругу: Калбасис, я, уголовник. Тайга в тот раз еще обсчитался и хлопнул меня по плечу — вперед, дескать, радиоактивное мясо, не заставляй моего драгоценного помощника ждать. И я даже действительно шагнул вперед: приказ ведущего — закон для отмычки, это я усвоил накрепко. Мало ли какие у ветерана соображения. Если он вне очереди посылает вперед именно тебя, значит, так надо, от этого может зависеть судьба всех. Однако Килька испуганно мотнул головой: типа моя очередь, командир, — и Тайга не стал настаивать. Я замер на месте, а Килька, осторожно переставляя ноги, словно по болоту или тонкому льду, побрел к Паленому.
— Шустрее, — раздраженно бросил тот.
Тайга двинулся следом за отмычкой и выглянул из-за плеча помощника. Несколько минут ветераны хмуро совещались вполголоса, а потом выслали Кильку на маршрут и стали сосредоточенно смотреть, как бывший уголовник медленно поднимается по склону холма. Паленому по-прежнему что-то не нравилось, его красную рожу довольно серьезно перекорежило сомнением, как передок у той «Хонды», которой я на скользком повороте въехал в лобовуху перед армией. А вот Тайга был безмятежно спокоен, и я в принципе склонен был с ним согласиться. Никаких видимых причин беспокоиться лично я на горизонте не наблюдал.
А потом Килька неловко шагнул вперед — и на том самом месте, где только что беспрепятственно легли рядом два болта-маркера Паленого, в буквальном смысле слова провалился под землю. Со стороны это выглядело так, словно под ногами у него внезапно проломился лед, что-то оглушительно треснуло, как взорвавшаяся петарда, и отмычка с головой ухнул в черную ледяную пучину. Или кто-то чрезвычайно сильный яростно рванул его снизу за ноги. Килька успел только нелепо взмахнуть руками, и через мгновение от него уже не осталось и следа. Дерн, в котором он утонул, по-прежнему выглядел нетронутым, только пошло по окружающей траве такое легкое колыхание — это при полном безветрии-то. Да еще пару мгновений после этого раздавалось едва уловимое потрескивание, вроде статических разрядов или щелчков счетчика Гейгера. Может, показалось?
Похоже, пробрало не только нас с Калбасинчей, но и ветеранов. По крайней мере они долго молчали, сосредоточенно переваривая произошедшее. На тропе возникла новая коварная ловушка, и теперь следовало срочно соображать, как с этим жить дальше. Хотя бы как выбраться из Зоны в этот раз. Если после очередного катаклизма на привычных маршрутах появилась такая хрень, отмычек до Периметра может и не хватить.
Уже потом бродяги из бара «Шти» назвали эту штуку «глотатель». Дрянь штука, хотя попадается, к счастью, довольно редко. Но если уж попадается, то жертву себе находит непременно, как зеркальное пятно.
Паленый бросил болт влево, на девяносто градусов от прежнего маршрута, и повел нас в обход:
— Давайте, девоньки.
За это постоянное «девоньки» я его иногда был готов убить. Но мне требовался опытный наставник, чтобы стать ветераном, не учась на собственных ошибках, каждая из которых запросто может оказаться последней. А убить его я всегда успею, если только Зона меня не опередит.
Когда мы покинули Милитари, навьюченные хабаром, уже потихоньку смеркалось. Тайга все чаще озабоченно поглядывал на небо, в котором самым безумным образом закручивались причудливые облака, как и всегда над Зоной. Было совершенно понятно, что в таком темпе до темноты нам с Агропрома не выбраться, а ускорять темп здесь может только псих-самоубийца. На Агропроме под каждым деревом прячется птичья карусель, а мясорубки и трамплины напиханы так плотно, что десять раз подумаешь, прежде чем просто с места сдвинуться. Не знаю, как насчет психов, а самоубийцами наши ветераны не были точно.
Я еще ни разу не ночевал в Зоне и, честно говоря, не очень-то и хотелось. Много всякого нехорошего рассказывают бродяги о Зоне, укрытой мраком. Говорят, в сумерках такое вылезает из нор, что и подумать страшно, не то что увидеть. Ну его к монахам.
Однако ветераны, похоже, не были особо напуганы мрачной перспективой заночевать внутри Периметра. Очень недовольны — да, но не напуганы. Это немного успокаивало. Мы медленно продвигались в сторону Чернобыля-4 часа полтора, пока еще можно было хоть что-то разобрать невооруженным глазом, а затем выбрались к заброшенной деревушке с полусгнившими хатами. Здесь, в густых украинских сумерках, Тайга и объявил, что пора остановиться — самое время и место.
Мы расположились в развалинах двухэтажного кирпичного дома, которые Паленый тщательно проверил дозиметром. Пес его знает, что тут было до первого взрыва — какая-то поселковая администрация или, может, школа. Сейчас тут не было ничего, кроме голых ободранных стен, кое-где еще сохранивших следы побелки. Превышение фона в развалинах оказалось совсем небольшим, едва ли способным напугать даже мирного городского обывателя, ну а сталкеры на такие пустяки вообще внимания не обращают. В Киеве на Крещатике порой фонит и посильнее. Если бы ожидался выброс, пришлось бы, конечно, искать что-нибудь более капитальное, желательно с погребом или подвалом поглубже. Однако поскольку просто требовалось пересидеть где-нибудь ночь, имея минимальную защиту от хищников и светомаскировку от военных, полуразрушенный домик вполне годился.
Иван Тайга быстро и умело сложил малодымный и малозаметный охотничий костер — прямо на полу, на закопченном жестяном листе, на котором еще угадывались выцветшие буквы: «…ЦИОННАЯ ОПАСНОС…». Наш ведущий мало того что легендарная местная фигура, так еще и бывший сибирский охотник, и его таежные навыки выживания на враждебной человеку территории здорово помогают в Зоне. Четверть часа спустя по помещению уже вовсю полз аппетитный дух разогретой в котелке тушенки, жидкий дым вытягивало в рваное отверстие в потолке, а мы сидели вокруг костра на пластмассовых бутылочных ящиках, которые стащил сюда какой-то домовитый сталкер — да сам Тайга и стащил, наверное, когда ночевал в этой хате в предыдущий раз, — и трепались вполголоса, предвкушая скорый ужин.
— А вот так оно и получилось, — рокотал Паленый, пока мы с Калбасяйненом его внимательно слушали и мотали на ус новую информацию. — После первого взрыва на Чернобыльской АЭС в восемьдесят шестом году военные долго мудрили тут что-то… Вроде бы секретный проект мастрячили. Из тридцатикилометровой зоны вокруг станции всех эвакуировали из-за радиационного заражения, поэтому проще стало соблюдать режим абсолютной секретности. Нарыли катакомб всяких, бункеров, подземных коммуникаций… — Он зачерпнул ложкой из котелка, подул, попробовал. Покривился: не готово еще. — Все верхние уровни изрыли, что твои кроты! Несколько энергоблоков станции, кстати, еще долго работали и после катастрофы. Надо же было обеспечивать энергией все эти военные разработки. Вот так к ЗГРЛС «Чернобыль-2», которую тогда называли Дуга, а сейчас кличут просто Радаром, прибавилось еще несколько объектов — лаборатории на Агропроме, подземный комплекс в Темной долине, бункеры всякие в непосредственной близости от Четвертого энергоблока… Думали, офигенное оружие получится. А станция потом возьми да и взорвись еще раз! — Он яростно треснул себя ложкой по раскрытой ладони. — Вот тогда, в начале века, тут и начался настоящий ад, когда все эти военные разработки вырвались на свободу. С тех пор бродить по здешним местам стало не то чтобы вредно для здоровья, как раньше, а смертельно опасно…
Словно подтверждая его слова, снаружи, за несколько домов от нас, раздался жуткий вой: ночные твари вышли на охоту. Это не была слепая собака, даже псевдопес не сумел бы так басовито и раскатисто завывать. Калбасаускас заметно напрягся, завертел головой.
— Это что? — спросил он настороженно.
— Кто ж его знает, — флегматично проговорил Тайга. — Какая-то местная ночная пакость. Да ты не дрейфь, салага. К костру они не пойдут, разве что излом. Но последнего видели в Зоне пару лет назад…
— Что еще за излом? — тут же сделал стойку я, любопытный, как все страусы.
Нет, на самом деле любопытство тут ни при чем, просто в Зоне лишних сведений не бывает, это я уже четко просек. Всякий подслушанный сталкерский треп может быть чертовски полезен, особенно о каких-то неведомых тебе вещах. Конечно, велика вероятность нарваться на тупую местную легенду вроде Черного Сталкера, но с тем же успехом можно услышать что-то действительно важное. И, что характерно, совершенно бесплатно, а ведь в Зоне любая информация денег стоит, между прочим.
— Хитрая тварь, — отозвался Паленый, деловито помешивая варево в котелке. — И вечно голодная. Берегись излома, парень. Говорят, они служат Хозяевам Зоны…
— А кто такие Хозяева? — последовал очередной закономерный вопрос.
Я намеревался задавать вопросы до тех пор, пока старшой не осерчает и не пошлет меня подальше. Краем уха я уже кое-что слышал о мифических Хозяевах, но мне требовалось больше оперативной информации для анализа.
— Это те, кто тайно управляет здешними местами. То ли люди, то ли нет. Никто никогда их не видел. — У Паленого был ярко выраженный белорусский выговор — казалось, он все слова произносит на вдохе, словно ему мучительно не хватает воздуха. — Говорят, без их ведома ничего в Зоне не происходит.
— Да не существует никаких Хозяев Зоны, не стращай зря салагу, — осек его Тайга. — Это всё сталкерские байки.
— Нет, зря ты, — обиделся Паленый. — Зоной явно кто-то управляет. Не бывает зоны без смотрящего. Понял? Бугор в законе должен постоянно держать руку на пульсе, иначе за колючкой начинаются разброд, беспредел и анархия…
— А у нас здесь, за колючкой, — закон и порядок? — парировал Тайга. — Что называется, ходи да оглядывайся. Полнейший беспредел…
Второй номер хотел азартно возразить, уже и рот раскрыл, но за стеной внезапно послышался громкий шорох, на этот раз совсем рядом с нами — кто-то осторожно, но неуклюже, то и дело оскальзываясь на кучах битого кирпича, приближался к выбитой двери нашего убежища. Сибиряк быстро вскинул широкую заскорузлую ладонь: убили разговоры, радиоактивное мясо!
— Эй, сталкеры! — хрипло донеслось из темноты. — Поздорову, бродяги. К костру пустите?
— Поздорову, брат, — отозвался Тайга, не опуская ладони. — Оружие есть?
— Угу…
Калбасенко резво цапнул винторез, но ведущий осадил его предостерегающим жестом. Если бы хотели напасть, разрешения войти не спрашивали бы. Что касается военных сталкеров, то они тем более не стали бы разводить переговоры с честными бродягами: обстреляли бы снаружи, ворвались внутрь и заштабелировали всех обнаруженных мордой в пол.
Однако свой автомат Тайга себе на колени все-таки положил. На всякий противопожарный случай, как я понимаю.
— Сколько вас? — негромко спросил он, пристально глядя в темноту.
— Один я…
— Ну, заходи, бродяга. Оружие за цевье держи, пальцы в спусковую скобу не суй, и все останутся довольны.
Человек, который опасливо заглянул в проем выбитой двери и остановился на пороге, подслеповато моргая и щурясь на наш костер, больше походил на настоящего престарелого бродягу, чем на сталкера. Ни банданы, ни кепки, ни капюшона, соответственно, растительность на голове торчала во все стороны уродливыми клочьями разных оттенков, серьезно траченная местными кислотными дождями. Вместо крепкой сталкерской куртки или защитного костюма — черное заношенное пальтишко с полуоторванными пуговицами, кое-где продранное, подпаленное и вымазанное свежей глиной. Пальто явно чужое — слишком велико, ниже колен; штаны мешковатые, неопределенного цвета, ботинки тоже гражданские, полуразвалившиеся, настолько покрытые грязью, что невозможно определить не только их цвет, но и фасон. Правая рука спрятана за отворотом пальто, словно у Наполеона. В левой какой-то ржавый огнестрельный ужас — искалеченный «Абакан» без затвора, ствол забит землей. Только не пытайтесь меня убедить, что этот металлолом способен сделать хоть один выстрел, не смешите мои берцы. Ну и разило от бомжа соответственно — словно он в последний раз принимал душ незадолго до второго взрыва на Чернобыльской АЭС.
— Заходи, бродяга, не стой столбом, — миролюбиво проговорил Паленый.
Он по-прежнему сидел в расслабленной позе, только его автомат чудесным образом переместился от стены к хозяину и теперь стоял, опираясь стволом о его колено. Как вот у опытных сталкеров непринужденно это выходит, словно у иллюзионистов. Ловкость рук, ёпта. Мечтаю научиться, если проживу еще хотя бы пару недель. Мечтаю в совершенстве изучить японский язык, как сказал один страус, когда его под виселицей спросили о последнем желании.
Тяжело передвигая ноги и оставляя на полу глинистые следы, бомж направился к нам. Тайга и Паленый синхронно разъехались в стороны вместе со своими ящиками, освобождая место у костра. Возможно, это у них вышло непреднамеренно, но в итоге мы все теперь сидели в линию по одну сторону костра, а гость опустился на ящик по другую. Впрочем, я уже достаточно потерся в Зоне, чтобы понять, что у Тайги непреднамеренно ничего не получается. Случайным образом только кошки родятся.
— Обзовись, бродяга, — вполголоса потребовал Иван, пристально глядя на незнакомца.
— Дык это… — Тот задумался. По его заросшему дикой щетиной лицу пробежала тень, словно он изо всех сил пытался вспомнить свое имя — и никак не мог этого сделать.
Тайга терпеливо ждал, буравя его взглядом.
— Этаоин Шрдлу, — после мучительных размышлений родил наконец гость, — ага. Шрдлу, — повторил он для верности и засиял, словно математик, только что успешно решивший сложное интегральное уравнение. — Этаоин. Я, да. Точно.
Калбасидзе бросил быстрый недоуменный взгляд на ведущего, но Паленый с другой стороны увесисто двинул его локтем в бок: молчи, молодой, не ломай комбинацию. Я же, сразу сообразив, что у старшого есть серьезные резоны вести себя с этим сумасшедшим сдержанно, с интересом наблюдал за разыгрывающимся представлением. Мне было крайне любопытно, чем это все должно закончиться.
— Иван Тайга, — ровным голосом представился ведущий. Казалось, его совершенно не напрягло причудливое имя гостя; впрочем, на лице его на мгновение все же отразилось досадливое: «Блин, так я и думал». Но гость на него не смотрел. — Это Паленый, мой второй номер. Это Калбасик, душа компании. Вот этот угрюмый тип не возражает, когда его кличут Хемулем…
Странный бомж нетерпеливо кивнул, зыркнул исподлобья и, не дожидаясь, пока собеседник закроет рот, азартно поинтересовался:
— Пожрать дадите?
— А интересное расскажешь? — вопросом на вопрос ответил Паленый. — Ты откуда вообще идешь такой красивый?
Тень сомнения снова легла на чело бомжа. То ли он в упор не помнил, откуда идет такой красивый, то ли просто был не в курсе, как называется та местность. С головой у него явно были очень и очень серьезные проблемы.
Наконец, когда я уже перестал ожидать от него внятного ответа, родил:
— С Милитари…
Мы с Калбассоном обменялись быстрыми взглядами. Без всякого снаряжения, с неисправным оружием, в одиночку, ночью — с Милитари на Агропром?! Да он бредит! Хотя, положим, оружие он мог повредить уже где-то неподалеку, расстреляв все патроны по дороге… Да нет, чушь собачья.
— Что там как? — тут же поинтересовался Тайга, подавшись вперед. — Что там за барьер образовался на территории военной базы — ни пройти ни проехать?
— Пожрать дайте, — упрямо сказал дедок, глядя прямо перед собой.
Мы с Калбасовичем откровенно разглядывали его. Впрочем, он не обращал на нас никакого внимания: его взгляд был прикован к дымящемуся котелку с тушенкой.
Странный бомж отдаленно походил на Семецкого, и у меня мелькнула безумная мысль: а что, если нас посетил Сам? Живого Юрия Михайловича я, конечно, уже не застал, но видел в баре «Шти» на почетном месте его портреты — в отличие от других легендарных сталкеров, он страсть как любил фотографироваться. Семецкий сгинул в Зоне давным-давно, но каждый день всем вольным бродягам капало на ПДА очередное сообщение о его гибели. Разумеется, из этого сталкеры нагромоздили целую гору легенд — дескать, Семецкий дошел как-то до мифического Монолита, исполняющего любые желания, и заказал себе бессмертие, а Монолит, большой оригинал, вот так саркастически выполнил его просьбу. Дарованное Монолитом бессмертие, видимо, работает только внутри Периметра, поэтому Семецкий вынужден вечно скитаться по Зоне. Естественно, время от времени он попадает в какую-нибудь ловушку или на зуб хищному мутанту, и тогда всем на ПДА падает сообщение о его смерти. Однако он снова оживает и снова бредет по Зоне. И снова погибает, а потом опять оживает, и так без конца…
На самом-то деле, сдается мне, эти липовые сообщения о смерти Семецкого рассылает всем администратор сталкерской сети Че, прикольный парень и тоже большой оригинал, хоть и говнюк редкостный. Это вполне в его стиле — такой масштабный розыгрыш. А потом делает круглые глаза и разводит руками: ничего не знаю, клиент в системе давно не зарегистрирован, совершенно непонятно, откуда поступают сообщения. Они тут все суеверные, как старушки на лавочке у церкви, помешаны на призраках Зоны, на полном серьезе рассказывают, как встречали где-нибудь в Мертвом городе Черного Сталкера или Оборотня Завьялова. Без легенд тут, понятное дело, жизнь не в кайф, удобно списывать на них всякие необъяснимые истории. А может, просто очень забавно пугать новичков. Лично я думаю, что нет никаких призраков и Хозяев Зоны, и никакого Монолита, исполняющего желания, конечно, тоже нет. Сказки для младшего дошкольного возраста. Разве что вот Звериный Доктор вроде существует — Калбасов клялся и божился, что побывал у него в доме на Болоте. Ну так Доктор по рассказам и не похож особо на призрака — по крайней мере, не погибает каждый день, не рисует во сне точные карты Зоны со всеми ловушками и в полнолуние не превращается в псевдопса. Трудно поверить, конечно, что обычный человек способен годами жить на ядовитом Болоте, да еще зашивать раненых сталкеров за здорово живешь. Трудно, но все-таки можно. А вот в Черного Сталкера и Оборотня я верить отказываюсь наотрез. И в Семецкого тоже. Потому что это уже за пределами всякой житейской логики и человеческого понимания, а я за свои двадцать с копейками лет ни разу не сталкивался с мистикой. С такими вещами пусть священники разбираются; наше дело — живая сила противника, а не мертвая.
Нет, определенно не Вечный Сталкер нас посетил: согласно легенде, его больше никто никогда не видел, да и старик Тайга его явно не опознал. Стало быть, случайное совпадение, отдаленное сходство. Записали.
Иван взял свой котелок и принялся начерпывать в него тушенку из общего котла.
— Не готово еще, — проворчал Паленый.
— Ничего, — уверенно заявил ведущий, — горячее сырым не бывает.
Он сунул гостю котелок и ложку. Посудину тот схватил, поставил на колени, а ложку не принял: стал таскать расползающиеся волокна мяса пальцами, рыча и обжигаясь. Мы молча смотрели, как это существо насыщается.
— Что за барьер? — повторил свой вопрос Тайга.
— А? — Бомж с трудом оторвался от еды, непонимающе посмотрел на него.
— Барьер на Милитари, — терпеливо повторил наш ведущий. — Возле бани в воинской части. Видал? Что там варится?
— Там поле, — нехотя пробормотал гость, скребя грязными ногтями в котелке. — Поле аномалий… Все просто. Трамплин через две мясорубки, влево семь — жарка и ждем…
Калбас-оглы встрепенулся и навострил уши. Я тоже напрягся. Хотя чепуха, конечно: сами, без сопровождения взрослых, мы до Милитари во второй раз не доберемся. Слишком сложный уровень. Если Тайга не возьмет нас в следующий раз, когда поле окончательно созреет и разродится редкими артефактами, а невидимый барьер сдвинется в сторону, одни мы не сумеем снять с этого дела пенки. Зато вполне сможем продать драгоценную информацию другому ветерану и оставить Тайгу с носом, так что он почти наверняка нас захватит, чтобы не создавать ненужной конкуренции. Или же прикопает завтра на Свалке, чтобы ни с кем не делиться…
Хотя с чего я вообще взял, что этот бомж говорит правду?
Впрочем, напряженное внимание, с которым слушал его Иван, свидетельствовало о том, что этому сморчку можно доверять. Почему — пес его знает, но Тайга не станет так сосредоточенно внимать сбивчивому бреду первого встречного незнакомца. Речь гостя, все более терявшая связность и ставшая просто тупым перечислением в разном порядке всех известных мне аномалий Зоны и цифр от одного до двенадцати, а также слов «право», «лево» и «ждем», звучала для меня бессмысленным рокотом прибоя, однако Тайга явно обнаруживал в ней нешуточный смысл. Мало того, по его прищуренным глазам, стиснутым зубам и напряженной позе было отчетливо видно, что он не просто принимал информацию к сведению, но и тщательным образом запоминал ее, после каждой фразы бомжа прибавляя в уме к своему и без того уже значительному состоянию штуку-другую евро. Паленый тоже напоминал гончую, внезапно учуявшую кролика.
Понемногу бормотание бомжа окончательно превратилось в невнятицу, и он умолк. Дальнейшие старания Тайги и белоруса разговорить его успеха не имели — дедок только хмурился, недовольно вздыхал и пыхтел как закипающий чайник.
— Уже уходишь? — поинтересовался Тайга, осознав тщетность своих усилий и гипнотизируя собеседника пристальным змеиным взглядом.
— Ухожу, — согласился незваный гость. — Дайте еще тушенки… Нет, чего это? — вдруг спохватился он. — С вами переночую!
Паленый чуть слышно вздохнул — как мне показалось, разочарованно. Сибиряк вопросительно перевел взгляд на него. Белорус дернул краем рта: сам рули, старшой.
— Ладно, как скажешь, — мягко согласился Тайга. — Располагайся. Водку будешь?
Дедок энергично закивал. Тайга снял с пояса флягу, и я с ужасом решил, что сейчас он сунет ее бомжу. Я еще успел подумать, что больше ни за что не стану прикладываться к ней, когда щедрый ведущий в очередной раз предложит нам глоток «лучшего лекарства от проникающей радиации». Однако предусмотрительный Паленый не дал свершиться кощунству и протянул Тайге стаканчик. Складную металлическую посудинку он таскал повсюду скорее из пижонства, чем из гигиенических соображений, поскольку запросто позволял членам команды из него отхлебывать. А может, причиной было тюремное прошлое белоруса, а там всяких дурацких правил, суеверий и негласных запретов не меньше, чем в сталкерской среде. Может быть, привык человек, что западло обхватывать губами горлышко фляги или бутылки — типа возникают неприличные ассоциации, пятое-десятое. Не знаю, короче, сидеть мне пока не приходилось, а то бы я эти обычаи знал в деталях, потому что всегда стараюсь держать глаза и уши открытыми; в общем, Паленый вечно таскал с собой этот дурацкий стаканчик, и я только плечами пожимал, однако сейчас эта причуда сталкера-ветерана пришлась нам весьма кстати.
Тайга наполнил посудинку из фляги и вручил гостю:
— Твое здоровье, бродяга.
Бомж жадно осушил стаканчик и, урча, принялся пожирать вторую порцию тушенки. Я искренне надеялся, что Паленый не станет после мыть свою посудинку, а выкинет ее к чертовой бабушке и купит другую.
От водки бомжа быстро повело, он снова начал хрипло бормотать какую-то чушь, и мне вдруг показалось, что один глаз у него заметно больше другого. Странно, сначала я не обратил на это внимания. Или вначале они действительно были одинаковыми?..
Тайга с Паленым поддерживали беседу с гостем, изредка вставляя преувеличенно заинтересованные реплики в его словесный понос и щедро подливая ему водки. Мы с Калбасоидом сидели неподвижно, затаив дыхание, боясь слово сказать, абсолютно не врубаясь в происходящее. Если бы главным здесь был я, странный бомж давно искал бы себе другое убежище, поскольку он уже выложил все важное, что мог, и теперь только впустую отнимал у нас время и портил нервы. Но ветераны явно разыгрывали какую-то загадочную комбинацию, и я закономерно полагал, что им виднее.
— Дядь, а с рукой-то что у тебя? — вдруг спросил Тайга, добродушно, но пристально глядя на гостя.
— А твое какое д-дело, гнопо?.. — вскинулся тот.
— Покажи, может, поможем чем. — Тайга был само дружелюбие. — Перевяжем.
— А, чесотка д-дурная. — Голос у бомжа уже полминуты звучал с порыкиванием, он заикался, в глазах разного размера метались красные точки, словно лазерные прицелы. Дедок попытался сфокусировать взгляд на Тайге, но безуспешно. — Воши, гнопо! Им д-дун увакрус у них нет, в масло макнул… — Он задумался. — Отпилило лопастью, — родил наконец. — Д-дайте еще тушне… гнопо… тушненки…
— Ты покажи, покажи, — на сей раз голос у нашего ведущего был ледяной. — А то мы тут с тобой как с человеком разговариваем, а ты, может, вовсе даже излом…
Я был настороже, однако молниеносный бросок бомжа все-таки пропустил. Может быть, меня немного расслабил длительный и бестолковый разговор наших ведущих с гостем. Да и не ожидал я от беспомощного на вид старика такой прыти. Поэтому, когда незнакомец резко, с места бросился на Тайгу прямо через костер, опрокинув общий котелок с тушенкой, я успел только отшатнуться, уходя от хлесткого замаха длинной уродливой лапы, которую липовый бомж выдернул из-за отворота пальто.
А вот Тайга с Паленым явно были готовы к такому повороту событий, поскольку, когда чудовищный противник взмахнул своей ручищей-секирой, едва не снеся им головы, встретили его слаженным залпом в упор из двух стволов.
Глава 2
Свинцовый дождь
Странную фигуру в драном пальто, стремительно терявшую всякое сходство с человеком, развернуло вокруг собственной оси, швырнуло назад, и демонический гость, не удержавшись на ногах, с пронзительным визгом опрокинулся навзничь. Безобразное тело рухнуло в костер, и тот сразу оглушительно затрещал, заперхал, распространяя удушливую вонь жженой падали; багровые угли брызнули по комнате, как раскаленная шрапнель. Ветераны упорно продолжали рвать пальто незнакомца крупнокалиберными очередями, пришпиливая монстра к полу, не давая ему подняться, и справившийся с оторопью Калбасберг присоединился к ним со своим винторезом. Честно говоря, обычному человеку вполне хватило бы первых двух очередей, чтобы отправиться на небеса, но то, что мы имеем дело не с обычным человеком, я уже понял. Я тоже ухватил свое оружие, однако в помещении сейчас и без меня достаточно было невыносимого грохота, едкого порохового дыма и свинцового ливня, поэтому я просто отступил в сторону и замер с автоматом наизготовку, поймав в прицел извивающегося в костре бомжа, готовый в любой момент поддержать ребят огнем, если у кого-то из них закончится магазин и потребуется время на перезарядку.
Невероятное существо, ранее маскировавшееся под нищего дедка, видоизменялось прямо на глазах, и на его новом угловатом, бугристом теле понемногу лопалась не приспособленная к таким нагрузкам одежда. Единственным, что оставалось неизменным в этой кошмарной фигуре, была огромная трехпалая лапа с длинными когтями, которую существо раньше прятало за отворотом пальто и которая отдаленно напоминала зазубренную переднюю конечность псевдоплоти — только если у псевдоплоти она похожа на костяную саблю, то у этой твари лапа больше смахивала на трезубец. Как бомж ухитрялся прятать под одеждой такую массивную штуковину — не могу представить, хоть убей. Нет вариантов.
Отчаянный визг тлеющего красноглазого чудовища начал переходить в ультразвук. Такое количество автоматных попаданий превратило бы в кашу самого могучего человека, но это существо явно имело пятисотпроцентный запас живучести. Неправильный бомж вдруг стремительно перекатился по полу, окончательно разбросав наш костер. Паленый тут же потерял линию огня, которую ему перекрыл Калбас, а Тайга, неловко дернув стволом следом за уходящим противником, криво полоснул по противоположной стене и вышиб из нее несколько фонтанчиков кирпичной пыли. Почуяв, что смертоносный поток свинца ослаб, монстр немедленно вскочил на четвереньки и, шустро перебирая конечностями, кинулся прямо на меня, фыркая и раскачивая потемневшей бесформенной башкой, точно бык, атакующий тореадора.
Я успел дать по неведомому зверю две короткие очереди в упор («Двадцать два, двадцать два», — машинально мелькнуло в сознании), одна из которых попала ему в левую глазницу, разворотив выпученный хамелеоний глаз, а вторая, похоже, раздробила позвоночник, потому что монстр рухнул на пол, после чего сумел приподняться только на руках, а ноги его безвольно колыхнулись из стороны в сторону, не в состоянии оттолкнуться от пола. Яростно заревев, гость-чудовище внезапно выбросил вперед левую, нормальную руку и цепко ухватил меня за подъем ботинка. Хватка у него была словно у стальных тисков, и я взвыл от боли.
Ветераны и Калбасюк поддержали меня, паля вслед чудовищному бомжу. Одна из пуль яростно свистнула рядом с моим коленом — теперь мы с монстром находились на одной линии огня. Нет, ну ее к монахам, ребята, такую огневую поддержку, так и меня самого положить недолго. Бывший старикашка яростно тряс мой попавший в плен ботинок, меня мотало из стороны в сторону, поэтому я никак не мог толком прицелиться в него без опасения засадить пулю себе в ногу. Силища у этого урода была неимоверная, и если бы он схватил меня из более удобного положения, то наверняка давно бы уже повалил. Мое счастье, что он не мог сейчас подняться во весь рост. Однако его ноги начали конвульсивно подрагивать; в какой-то момент уродцу даже удалось согнуть правое колено и упереться в пол. Похоже, причудливый организм стремительно залечивал нанесенные повреждения, и вот это уже была совсем не внушающая оптимизма перспектива, как говорит обычно один страус, попадая в аналогичные переделки.
Поняв, что на своих двоих я стою крепко, человекообразное чудовище с бугристой пергаментной кожей изменило тактику и начало понемногу подтягивать себя ко мне по полу. Оно подняло уродливую голову, напоминающую ночной кошмар художника Гигера, и посмотрело на меня единственным оставшимся глазом. Его кривая пасть, прорезавшая морду от уха до уха, словно кто-то глубоко полоснул ножом чуть выше подбородка, изогнулась в ехидной ухмылке — по крайней мере, мне так показалось. Правой лапой-трезубцем оно торжествующе ударило в пол рядом с моей свободной ногой, глубоко вонзив когти в пол, и я едва успел нелепо подпрыгнуть, словно страус, уходя от удара.
Надо было что-то срочно предпринимать, пока эта образина не поднялась и не начала отрывать от меня сочные кровавые эскалопы. Ребята временно прекратили огонь, опасаясь попасть в меня, и застыли в замешательстве, не зная, как мне помочь. А я без посторонней помощи не был в состоянии отцепить упрямую тварь. Я припал на колено, не в силах больше скакать на одной ноге — левой рукой монстр по-прежнему трепал мой армейский ботинок с энтузиазмом терьера, поймавшего крысу. Трехпалая лапа с огромными когтями мелькнула перед моим лицом, и я дернул головой, как испуганная цирковая лошадь.
Тварь подтащила себя совсем близко ко мне. Следующий ее удар должен был прийтись мне как минимум между ног, однако тут проснулся наконец Калбасенда. Он самоотверженно бросился вперед и от души врезал прикладом винтаря по бугристому затылку мерзкого существа. Бывшему бомжу это не нанесло особых телесных повреждений, однако он на мгновение отвлекся и перестал яростно меня шатать, оскалившись острыми зубами на мигом шарахнувшегося в сторону Калбаса-сан. Этой доли секунды относительного покоя мне вполне хватило, чтобы с размаху воткнуть ствол автомата в пустую глазницу монстра и выжать спуск, уже не заботясь о том, чтобы очередь непременно вышла короткой, на счет «двадцать два».
Череп бомжу все-таки разнесло. Броня у него, конечно, была мощной, а скорость регенерации — ураганной, однако осколки все же бодро брызнули по всей комнате, и я наконец сумел выдернуть ботинок из разом ослабевшей клешни чудовища, а потом и ствол АКМК из кровавой мозговой каши, в которую превратилась голова монстра. Против такого железобетонного довода, как очередь из «калаша» непосредственно в мозг, возразить ему оказалось нечего.
Сталкеры осторожно приблизились, не спуская дымящихся стволов с трупа монстра. Он по-прежнему имел две нижние и две верхние конечности, а также голову, но кроме этого уже почти ничем не напоминал гуманоидное существо — запущенный в начале схватки процесс метаморфоз превратил его в нечто невообразимое, угловатое, исковерканное, насекомообразное, абсолютно чуждое человеческому сознанию. Не могу даже подобрать, с чем бы эту дрянь можно было бы сравнить. Возможно, если вы когда-нибудь видели в Крыму полураздавленного, расклеванного чайками краба, который три дня пролежал на солнцепеке… Нет, все равно не то. Потому что у этого краба должны быть два выпученных хамелеоньих глаза разной величины на зубастой лягушачьей морде и когтистые пятипалые лапы. И краб должен быть одет в обрывки старенького пальто.
— Г-господи! — только и сумел выговорить я. — Что еще за хрень?!
— Излом, салага, — поведал Тайга, деловито вщелкивая в автомат новый рожок. — Имитатор человеческого организма. Очень хороший имитатор, лучший из тех, что обитают в Зоне. Выходит к кострам, присоединяется к сталкерам-одиночкам. А потом выбирает удобный момент, убивает человека и пожирает труп. — Ведущий был хладнокровен, словно и не расстреливал только что свирепое чудовище. — Этот, видишь, не побоялся на группу выбрести, сильно голодный был, наверное. Раньше их тут, говорят, много шастало, при первых сталкерах, потом вроде ребята повыбили всех…
— Почему же вы его сразу не расстреляли, как вошел? — недоумевал я, тяжело дыша. Эта тварь только что едва не попортила мне шкуру, и я считал себя вправе аккуратно возмутиться.
— Во-первых, если его угостить чем-нибудь, он в благодарность может рассказать много полезного о том, что видел в Зоне, — пояснил ведущий, тыкая стволом в останки излома. — Например, какие тропы сегодня смертельно опасны или в каких глухих углах, куда обычно никто не рискует ходить, можно наткнуться на уникальные артефакты. Правда, потом его все равно потянет на человечинку. А во-вторых, вдруг это и в самом деле бродяга с лишаем на руке? Некрасиво может получиться. Так что проверить не помешает, прежде чем огонь открывать…
Он говорил чуть громче, чем следовало, не спуская глаз с трупа странного существа, словно ожидал, что тот как-то отреагирует на его слова. Я не знал точно, какова психология изломов, но уже убедился, что их логика лишь беспомощно пытается копировать человеческую, однако страдает множеством провалов и несостыковок. А также убедился в живучести и чудовищной регенерации этих тварей. Не исключено, что прикинувшийся мертвым простодушный кретин излом после таких слов ведущего запросто может зашевелиться и закричать: да, сталкеры, вы ошиблись, я просто случайный бродяга, не стреляйте больше, я свой!.. И тогда, конечно, его ожидает еще пара автоматных рожков.
Нет, наш излом никак не отреагировал на слова Тайги. Тяжело реагировать на какие-либо слова, когда тебя почти расчленили автоматными очередями, а твой череп разбросан по всей комнате — даже если ты суперживучая тварь Зоны.
— То есть вы сразу знали, что будет драка? — уточнил я. — Когда он не согласился на предложение убираться по-хорошему?
— Угу.
— А зачем тогда водкой поделились?
Тайга неопределенно пожал плечами. Типа ну вот такой у нас, у сталкеров, цыганский обычай, что ж поделать.
— Они от водки дуреют, — пояснил Паленый. — Хотя и любят это дело. Реакция замедляется. Видал, как он медленно двигался? Ни разу даже тебя не ударил.
Ни фига себе медленно! Если это медленно, то с какой же скоростью они перемещаются, когда трезвые?!
— Надо бы его выбросить наружу, — забеспокоился наконец Калбасье. — Смердит же!..
Тайга, стоявший посреди помещения и державший на мушке неподвижного монстра, сплюнул в остатки костра, тлевшие теперь прямо на полу. Зашипело. Опустил наконец оружие: похоже, убедился, что излом мертв.
— Не трогай его, только испачкаешься зря, — озабоченно проговорил Иван. — Надо в темпе искать новое место для ночлега.
— Это что — по темноте?.. — растерялся Калбасиди.
— И не ближе, чем в километре отсюда, — безжалостно уточнил ветеран. — Военсталы на Агропроме уже наверняка услышали пальбу и вызвали воздушную поддержку. Пока вертолет доберется сюда от Чернобыля-5, у нас есть около четверти часа. Ну, живо, схватили вещи, не сидим!..
Накинув рюкзаки и пристегнув контейнеры с хабаром, мы по осыпающимся грудам битого кирпича выбрались из приютившего нас дома в пугающую темень. Ночь была наполнена странными нечеловеческими звуками, вдалеке что-то заунывно скрипело, потрескивало и вздыхало. Спать Зона явно не собиралась.
Шедший первым Тайга включил карманный фонарик, задумчиво покрутил им по сторонам. Ему явно не хотелось менять стоянку и перемещаться по ночной Зоне, но выбора, похоже, действительно не было.
В свете фонарика блеснул внимательный глаз, и какая-то тварь, рыскавшая вокруг дома в надежде поживиться остатками трапезы излома, молниеносно растворилась в окружающей темноте — только зашуршали кусты возле забора.
— В какую сторону двинем?.. — начал было Паленый, но Тайга снова, как четверть часа назад, резко вскинул руку: тишина!
К гулкому безмолвию глухой ночи и клокочущим в его глубине звериным шорохам примешивалось какое-то тихое монотонное теньканье, которое понемногу становилось все громче и назойливее. Этот звук нам всем был слишком хорошо знаком — всем четверым. Только Тайга и Паленый изучили его уже в Зоне, а нам с Калбасеррой он выматывал нервы еще на Балканах, в зоне боевых действий.
Не сговариваясь, сибиряк с моим приятелем разом рванули в непроглядную темноту справа от руин. Вот я бестолочь, надо было рвать с ними. Но во-первых, сработали армейские инстинкты: если спецназовцы разбегаются при отступлении, то непременно надо, чтобы они разделились равномерно, потому что, если из четверых один побежит в одну сторону, а трое — в другую, преследователь стопроцентно погонится за большей группой. И во-вторых, беготня по ночной Зоне по-прежнему внушала мне серьезные опасения. Не был я уверен, что в кромешной тьме сумеет различить все ловушки даже такой матерый зубр, как Тайга. И я инстинктивно метнулся вслед за Паленым в ту сторону, откуда мы пришли — там-то аномалий не было точно. Сталкерское суеверие гласит, что в Зоне ни в коем случае нельзя возвращаться той же дорогой, какой пришел, но ведь это же просто суеверие, правда?
Внезапно над руинами вспыхнуло ослепительное солнце — из-за куч мусора и полуразваленных стен взмыл вертолет с прожектором. Самой винтокрылой машины в темноте видно не было, я ухватил взглядом только огромный светящийся диск, стремительно взошедший над нашими головами, и над этим пылающим диском негромко тенькало какое-то суетливое, едва различимое глазом мельтешение — это почти бесшумно мелькали в темноте вертолетные винты.
Мать же твою всю в саже! Патруль определенно побил предыдущий рекорд. Они что, в засаде сидели за этой деревушкой? Не прошло и пары минут после того, как мы подняли шум, а нас уже накрыли. Похоже, сегодня нам категорически не повезло остановиться на ночлег в паре километров от лагеря военных сталкеров. Вот же мы клоуны, почище того страуса.
В отличие от Тайги и Калбасадзе, мы с Паленым не успели обогнуть руину с другой стороны, поэтому рыбкой нырнули в залежи битого кирпича и дальше поползли на пузе в разные стороны. Вдали, в мутном свете выглянувшей из-за причудливых туч луны, на глинистых кочках двигались зловещие четвероногие тени: крупные мутанты, разбежавшиеся после устроенной нами канонады, снова вышли на ночную охоту и теперь лениво рвали найденную падаль. Калбасыч с Тайгой уже благополучно растворились в густой темноте, а вот мы с Паленым окажемся как на ладони, едва пилот пошевелит прожектором. Механический хищник, который заинтересовался нами, был опаснее всех мутантов Зоны вместе взятых, так что остальных тварей можно было пока в расчет не принимать. Тем более что враг у нас с ними на данный момент оказался общий.
Я всем телом вжался в битый кирпич. Паленый тоже талантливо изобразил умирающего лебедя. Казалось, ослепительный свет через зажмуренные глаза проникает прямо в голову, беспощадно выжигая мозги. Однако, безразлично скользнув по нам, луч прожектора неожиданно сместился в ту сторону, где пировали твари Зоны. Возможно, наши фигуры потерялись в глубоких черных тенях под стеной, а может, пилот и правда принял нас за покойников. Как бы то ни было, падальщики заинтересовали его больше, и я услышал над головой еще одну серию хорошо знакомых зловещих звуков — с такими характерными щелчками и жужжанием сервомоторов автоматические барабанные пушки «Скай фокса» доворачиваются на нужный угол непосредственно перед стрельбой.
Мне оставалось только пошире раскрыть рот, чтобы оглушительная пулеметная пальба не контузила барабанные перепонки. Хотя на черта покойнику эти самые перепонки, спрашивается? Однако привычка у бывшего спецназовца — вторая натура.
Прошло несколько мгновений бесконечного ожидания, а затем беспощадная артиллерия вертолета начала активно работать по мутантам. Поднялась страшная суета, вой, рев, в темноте беспорядочно заметались уродливые тени. Картина, кусками мелькающая в огненных вспышках и свете прожектора, очень напоминала первые кадры того старого фильма про киборга-убийцу, который я как-то раз от нечего делать смотрел у Наташки — пост-холокостный пейзаж, летающая боевая машина, очертания которой во тьме невозможно определить даже приблизительно, массированный свинцовый ливень и в панике разбегающиеся от него биологические объекты. И хрустящие под ногами механических монстров голые человеческие черепа. Нет, конечно, про черепа — это я уже для красивости добавил, это только в кино было. В Зоне слишком много желающих мигом растащить по норам бесхозные кости, чтобы на Агропроме вот так запросто могли валяться чьи-нибудь останки.
Когда вертолет развернулся хвостом к нам, мы с Паленым разом вскочили и в грохоте крупнокалиберных очередей, полуоглохшие и полуослепшие от вздымающейся силикатной пыли, бросились на прорыв в противоположную сторону, отчаянно спотыкаясь о притаившиеся во мраке кирпичи, выщербленные из кладки.
Сделали мы это зря. Тактически грамотно, конечно, но в общем-то зря. Пилот, может, сначала и принял нас за трупы, но по сторонам посматривал зорко. А может, с самого начала отложил нас на потом, понимая, что уж нам-то, бедолагам, никуда не деться, а вспугнутые мутанты запросто разбегутся. Не успели мы сделать нескольких шагов, как по нашим спинам наотмашь хлестнул луч прожектора.
— Ни с места! — грянул с неба оглушительный бас. — Вы нарушили периметр зоны отчуждения Чернобыльской АЭС! Бросьте оружие и поднимите руки!
Ага, щас. Разбежались. Наслышаны мы, как военсталы поступают с захваченными в плен вольными бродягами. Вояки до смерти боятся биологического поражения, до смерти боятся превратиться в темных сталкеров-полумутантов, не способных жить вне Зоны. Поэтому с такими ублюдками, как мы, особо не чикаются, а стараются класть прямо на месте преступления. Сдается мне, стоит нам с Паленым остановиться и задрать руки, как тут нас пулеметная очередь и догонит. Нет, спасибо, лучше уж попробовать посоревноваться с ней в скорости. Шансов будет немногим больше — не один из десяти тысяч, а, скажем, два-три. Но это уже стоит того, чтобы рискнуть. Это уже в два-три раза больше. Тем более что мощный свет прожектора, ударивший в спину, осветил нам дорогу, и теперь можно было смело включать третью крейсерскую скорость, не опасаясь перечепиться в темноте через какую-нибудь дурацкую кучу мусора и поломать ноги.
Увидев, что мы не то чтобы не остановились, но даже поднажали, пилот вертолета без дальнейших разговоров открыл по нам огонь. Очередь из автоматической пушки, конечно, идеальное средство разогнать адреналин по жилам спортсмена для установления нового мирового рекорда в легкой атлетике, но она же — отличный способ остановить разогнавшегося рекордсмена, если взрывается фонтанчиками попаданий в полутора метрах прямо перед ним. Как говорит в подобных случаях один страус, эту штуку можно использовать еще и в пикантных целях.
Когда крупнокалиберная очередь перечеркнула нам дорогу, мы с Паленым, не испытывая напрасно судьбу, разом бросились на землю. Как у нас последние четверть минуты все слаженно получается, залюбуешься. В синхронном плаванье можно выступать. Впрочем, на этом наш синхрон и закончился, поскольку белорусу повезло больше: он упал рядом с полуразрушенным фундаментом только что покинутого нами дома, под которым зияла какая-то крысиная дыра, внушительная трещина в рост человека длиной и сантиметров сорок глубиной — то ли грунт просел после Второго взрыва, то ли размыло дождями, то ли просто некачественный бетон фундамента от времени частично рассыпался в крошку. Вот в эту дыру Паленый и втиснулся. В жизни не видел, чтобы кто-нибудь куда-нибудь так стремительно втискивался. Мне оставалось лежать под стеной, прикрыв голову руками, и надеяться, что я тоже неплохо спрятался.
Крупнокалиберные пули яростно крошили полуразвалившуюся кладку, осыпая нас мелкой кирпичной шрапнелью. Нестерпимый грохот причинял телу почти физическую боль, заставляя мучительно вибрировать каждый нерв. Паленый беззвучно матерился — я не мог слышать, что он выкрикивает, не мог видеть в темноте движений его губ, но не сомневался в том, что он отчаянно матерится. Я наверняка тоже делал бы что-нибудь подобное, если бы не осознавал полную бессмысленность такого поведения. Орать под обстрелом и выпускать панику наружу — последнее дело; тут уже недалеко и до того, чтобы вскочить в полный рост и броситься прочь, в ужасе размахивая руками.
И получить между лопаток мгновенную смерть крупного калибра. Доводилось мне наблюдать, как очередь из автоматической пушки в считанные мгновения рубит живого человека в кровавые ошметки. Сегодня у меня не было никакого желания испытать такое счастье на себе.
Смертоносная дорожка пулевых попаданий, бешеной змеей извивавшаяся в руинах, внезапно дернулась вправо. Раздался душераздирающий всхрюк, и рядом со мной шмякнулся солидный кусок кабаньей головы. Покосившись на него, я разглядел в мечущихся отсветах, что это даже не сама голова, а скальп с лопнувшим глазом и посеченным осколками ухом, неаккуратно счищенный с черепа компрессионной волной.
Что ж, бывают и такие случаи.
Разумеется, военсталы охотятся не конкретно за нами. Просто зачищают территорию вокруг секретных армейских раскопок на Агропроме, чтобы четвероногие и двуногие твари не тревожили ученых. Вот почему они мгновенно отреагировали на нашу стрельбу по излому. Только вертолет в лагере обычно не дежурит, в случае чего его вызывают из-за Периметра. А сегодня вот не повезло — «Скай фокс» заночевал прямо в Зоне. Мне от осознания всего этого, конечно, ни жарко ни холодно, но надо же о чем-то размышлять, лежа под обстрелом, чтобы не поддаться окончательно панике и не сойти с ума. Чтобы не орать впустую всякие глупости, как Паленый.
Автоматическая пушка внезапно умолкла, отчего-то так и не пришпилив нас к битым кирпичам. Возможно, бруствер полуразрушенной стены мешал пилоту как следует прицелиться, а более легкие цели уже закончились, разбросанные кровавыми ошметками по окрестностям. Но за мгновение до того, как смолк оглушительный грохот воздушной артиллерии, невидимый кузнечный молот с неимоверной силой ударил меня в мякоть ноги пониже колена, и я поперхнулся собственным криком. Нога мгновенно отнялась, но я по собственному опыту прекрасно знал, что это просто первые секунды шока от попадания, сейчас он пройдет, и нахлынет волна непередаваемой, чудовищной, ни с чем не сравнимой боли.
Нет, разумеется, это была не пуля: если бы в меня попала хоть одна птичка такого калибра, ногу ниже колена мне с гарантией разнесло бы в клочья, и с коленом скорее всего тоже пришлось бы попрощаться. Видали патроны от автоматической барабанной пушки? Вот именно. Это скорее даже не патроны, а миниатюрные снаряды. Гильзы от таких, напоминающие бутылки из-под водочных «мерзавчиков», мы с ребятами на Балканах одно время использовали в качестве одноразовых пепельниц. Короче, попадание было не огнестрельное. Скорее всего, острый кусок кирпича, разбитого крупнокалиберной пулей, со страшной силой отрикошетил в меня, пробив штаны под правым коленом. Еще пару мгновений я надеялся на обширный синяк, но потом с досадой ощутил, как по ноге заструилось горячее.
А вот теперь я серьезно обеспокоен, как говорит в подобных случаях один мой знакомый страус.
Вот так, собственно, и получилось, как я уже рассказывал вначале: лежа мордой в битом кирпиче и с поврежденной ногой, внезапно очень остро начинаешь ощущать, что ночевка внутри Периметра — еще не самое плохое, что может случиться в Зоне. На один раз наше с Паленым хлипкое убежище сработало, но сейчас вертолет крутанет пушками под другим углом или сделает еще заход, и от нас останется только печальное воспоминание.
В кровожадные переговоры военных, доносившиеся из моего ПДА, внезапно вклинился характерный треск датчика радиации — сначала редкий и вкрадчивый, но с каждой секундой все более настойчивый и озабоченный.
Вот этого еще не хватало для полного счастья. Похоже, крупнокалиберной очередью из стены вместе с кусками кирпича вышибло нам на головы так называемую горячую частицу — точечный очаг мощного радиоактивного загрязнения. Прикоснувшись к ней, можно получить очень сильный ожог, в то время как всего в полуметре от нее имеет место лишь слегка повышенный радиационный фон. Поэтому в Зоне брать что-либо в руки, тем более поднимать с земли, не проверив предварительно дозиметром, особенно сразу после выброса, очень опасно.
Горячие частицы остались в Зоне еще с самого первого взрыва 1986 года — тогда огромное количество ядерного топлива, выброшенное из пылающего реактора, в виде пепла обрушилось на окрестности. Те горячие частицы, что выпали широким фронтом, ликвидаторы дезактивировали или захоронили еще до конца XX века. Однако собрать абсолютно все мельчайшие высокорадиоактивные крупинки, разлетевшиеся на десятки километров, застрявшие в кровлях домов, осевшие на мачтах линий электропередачи и утонувшие в озерцах, оказалось абсолютно невозможно — в первую очередь из-за чрезвычайно малой вероятности обнаружить эти точечные источники на расстоянии. Поскольку период их полураспада исчисляется десятками лет, нарваться на такую дрянь запросто можно до сих пор. Выбросы не порождают новые горячие частицы — они просто бессистемно перемещают и перемешивают то, чего в пределах Периметра и так в избытке.
Повезло. Повезло, говорю. Вот вечно мне везет. Все говорят, что мне вечно везет. Им бы такое везение, придуркам. Нет, на самом деле ухватить несколько лишних бэр радиации за пару минут до смерти не так уж и страшно, отразиться на моем здоровье это уже все равно не успеет. Но если я планирую выбраться из пиковой ситуации живым, горячая частица в непосредственной близости от меня становится довольно серьезной дополнительной проблемой. Пять минут такого интенсивного облучения — и я гарантированно останусь без наследников. Если же тормознутый пилот будет размышлять дольше да еще, чего доброго, решит взять нас с Паленым в плен, а для этого продержит под дулами пулеметов до прибытия штурмовой группы военсталов с Агропрома, лучевая болезнь последней стадии мне обеспечена. Вместо того чтобы мгновенно умереть сейчас от пули, я еще пару лет буду в страшных мучениях пачкать простыни в тюремном радиационном хосписе Славутича.
«Не жмись с ракетой, — между тем посоветовал моему пилоту какой-то щедрый урод, наверняка развалившийся сейчас в удобном кресле в диспетчерской безопасного Чернобыля-4, в тепле и сытости, целый и невредимый; под левой рукой — кофе с коньяком, на правом колене — симпатичная полуобнаженная девица, которую урод по-хозяйски обнимает за талию. Не знаю, откуда я взял девицу, но картинка диспетчерской встала у меня перед глазами довольно явственно, и девица там присутствовала. Нет, а чего вы хотите от раненого сталкера под обстрелом? Гиперреализма? — Вечером натовцы обещали перебросить новую гуманитарную партию боеприпасов. Кречет-три, как понял?»
Кречет-три все понял правильно. Ай, молодца, толковый боец, крошить твою булку.
Стиснув зубы от нестерпимой боли, толчками поползшей по пострадавшей ноге, я посмотрел на Паленого, фигура которого виднелась в отсветах прожектора. Тот лежал в своей трещине с закрытыми глазами и вроде бы молился. Или не молился, разобрать было сложно. А что, у него даже есть некоторые шансы пережить грядущий ракетный удар. Слабые, но есть. У меня вот нет.
Я вскинул глаза к непроглядно черному небу. Вертолет висел прямо надо мной, упершись в руины мощным столбом света. Каждое мгновение из-под его плоскостей могла сорваться ракета системы «воздух — земля», и я был даже немного обескуражен, что этого до сих пор не произошло. Напряжение стремительно росло, и я вдруг с удивлением отметил, что меня разбирает неудержимый нервный смех. Нет, ну и дурацкая же ситуация сложилась, парни, нарочно не придумаешь! Страх смерти внезапно померк и отступил на задний план, парализующая боль в ноге не то чтобы ослабла, но перестала иметь какое-либо значение. Все на свете перестало иметь значение кроме того, что положение вещей образовалось смешнее некуда…
Нет, это уже никуда не годится, боец. А ну-ка, собрались. Конечно, умирать хохоча во все горло куда как легче, чем в здравом уме и твердой памяти. Однако это будет неимоверно унизительно. Послушай-ка, центральная нервная система! Я желаю сдохнуть Хемулем, а не хихикающим убожеством, ясно? Выполнять!
Скорее бы уже заканчивалось это представление, честное слово. Господи, как же подыхать-то надоело. Может, этот военстал наконец доведет до конца то, что не удалось добрым косоварам, которые однажды несколько часов пилили меня тупыми ножиками, да вот чего-то недопилили…
Нет, опять что-то вышло не так, как было задумано. Нет в мире совершенства. Летающая машина вдруг подалась влево, столб света убежал на окраину брошенного села, вертолет развернулся на сто восемьдесят градусов, продемонстрировав нам мелькающий хвостовой винт. И только когда из моего ПДА донесся панический радиообмен между военными сталкерами, я сообразил, что это не пилот внезапно поменял цель, а «Скай фокс» вопреки его воле повело в сторону и начало раскручивать вокруг собственной оси:
— Кречет-один, тут в развалинах какие-то аномалии! Черт! Меня мотает… Теряю контроль над машиной!
— Брось этих придурков! Третий, быстро уходи оттуда, гробанешься на хрен!..
Вертолет еще пару раз качнулся, затем, натужно клекоча двигателем, начал набирать высоту, продолжая медленно вращаться в горизонтальной плоскости вокруг оси верхнего винта. Пилот принял здравое решение подняться повыше, чтобы выйти из зоны действия неизвестных аномалий, затаившихся где-то в руинах — вполне возможно, в паре метров от нас с Паленым. Отлично, дополнительные пятнадцать секунд жизни лишними не будут, если только болевой шок и острая кровопотеря не прикончат меня раньше.
Я поднял голову. В глазах после ослепительного света прожектора все еще плясали радужные полосы, но мне все равно удалось разглядеть впереди странное пятно среди битого кирпича. Спрессованная под огромным давлением кирпичная крошка имеет более темный оттенок даже в полумраке. Стало быть, если бы вертолет нас не обстрелял, влетели бы мы с Меченым с разгону в самую середину гравиконцентратной плеши. А здоровая штука, если я правильно прикинул на глазок ее размеры, и мощная, если сумела добить до висящего над ней вертолета. Уходить надо будет очень осторожно: похоже, мы упали на самой границе зоны ее воздействия, теперь чуть не так повернешься — притянет в два счета и расплющит в мясной блин. Можно будет заворачивать в нас сыр с ветчиной и делать офигенные рулетики. Полминуты назад меня наверняка неимоверно рассмешило бы, что военстал, обстреляв нас из автоматической пушки, тем самым спас обоих от неминуемой смерти, но сейчас я уже немного взял себя в руки и такие пустяки меня уже особо не забавляли. Я просто принял их к сведению.
Явно преодолевая возросшую силу тяжести, «Скай фокс» понемногу поднимался все выше. Наконец до пилота дошло, что для верности смещаться надо еще и по горизонтали, чтобы с гарантией уйти из зоны действия коварной аномалии. А может быть, он просто справился наконец с хвостовым винтом, который до этого был заклинен резко изменившимся вектором гравитации. Как бы там ни было, вертолет пополз в сторону, медленно, но верно вырываясь из смертельных объятий невидимого великана. Вскоре его полет выправился, и винтокрылая машина перестала напоминать алкоголика со стажем. Однако больше пилот военсталов не собирался испытывать судьбу, зависая на одном месте и выискивая себе новую цель: похоже, это небольшое приключение немного научило его жизни. «Скай фокс» еще раз, на прощанье рыскнул огненным оком по земле, заставив меня зажмуриться от нестерпимого потока света, мазнувшего по глазам, и начал стремительно удаляться в сторону Агропрома.
— Кречет-один, я возвращаюсь, — послышалось из ПДА. — В гробе я видал такую работу, слушай.
Кречет-один что-то неразборчиво буркнул — скорее одобрительно, чем нет.
Надо же, и на этот раз пронесло. А может, не так уж и неправы те дятлы, что талдычат, будто мне вечно везет? В конце концов, сколько лет уже воюю, четыре месяца в Зоне, а все как новенький, не считая нескольких шрамов. Хотя ногу теперь, конечно, придется чинить капитально, не без этого… Если кровью не истеку. Может, добрый Тайга оттащит меня к этому самому легендарному Болотному Доктору, раз уж тот такой спец в медицине?..
Может, и оттащит. А может, пристрелит и завалит кирпичами в этой самой руине, чтобы зря не напрягаться. Нравы туту людей простецкие, незамысловатые, невзирая на то что некоторые идиоты едут сюда именно за вольной романтикой. За туманом и за запахом тайги, что называется — извините за невольный каламбур, но из песни слов не выкинешь. Многочисленные романтические компьютерные игры, дешевые книжки и 3D-боевики про Зону очень этому способствуют. Но основная масса народу, разумеется, ломится за деньгами, оттого и взаимоотношения между сталкерами зачастую напоминают те, что складывались когда-то между золотодобытчиками на Клондайке или бандитами на Диком Западе: мне очень жаль, Боб, что твоя Гнедая сломала ногу, но Боливар не вывезет двоих… Одна надежда на Калбасяныча — что не даст старшому с его вторым номером запросто прикопать боевого товарища, а в случае чего не побрезгует вынести меня отсюда на своих широких плечах. Я его выносил на Балканах, должок за ним.
Итак, решать проблемы следует по мере их поступления, как говорят наши зарубежные друзья из миротворческого контингента ООН. Пока у меня над головой висел вертолет, стрекотание датчика радиации было вещью сугубо второстепенной. Однако теперь следовало срочно позаботиться об этой проблеме, тем более что стрекотание усиливалось с каждой секундой. Жгут на ногу тоже неплохо бы наложить, но это теперь проблема номер два. Объем крови у меня со временем наверняка восстановится, а вот качество, если мне сейчас повыбивает радиацией все красные кровяные тельца — вряд ли. Надо немедленно уносить ноги от радиоактивного очага и уже по дороге соображать, чем перетянуть поврежденные сосуды.
— Ушел, что ли? — придушенно поинтересовался Паленый из своего схрона. Я едва расслышал его сквозь пронзительный комариный звон в контуженных ушах.
— Вроде бы, — умирающим голосом отозвался я. — Но только не дергайся пока, старшой. У меня тут под боком горячая частица, а впереди плешь здоровенная…
— Перемать! — выдохнул белорус.
Я попытался отползти от радиоактивного очага параллельно границе плеши, насколько запомнил ее очертания — сейчас в полной темноте разглядеть их не представлялось возможным. Однако вместо того, чтобы удаляться от горячей частицы, я явно к ней приближался: стрекот датчика понемногу превратился в непрерывный писк. Коротко ругнувшись, я пополз в обратную сторону, а делать это вперед ногами, одна из которых ранена, чудовищно неудобно, можете мне поверить. Как говорит в таких случаях один страус, в таком дурацком положении я не оказывался даже в Канаде.
Но моя горячая частица не позволила мне уползти далеко, стремительно вынырнув из-за груды кирпичей, которые когда-то вывалились из стены целым блоком, намертво скрепленные раствором.
Накрытый неожиданной волной нерационального, не поддающегося никакой логике панического ужаса, я оглянулся через плечо. За моей спиной возник сгусток черноты, еще более плотный, чем окружающая нас непроглядная тьма. На мгновение в верхней части сгустка блеснули два рубиново-красных блика — неведомое чудовище посмотрело прямо на меня, и тут же мне в затылок словно вонзили ледяную иглу, так сильно заболела голова. Я не был настолько знаком с местными мутантами, чтобы безошибочно определять их в полной темноте, хотя псевдоплоть скорее всего опознал бы сразу — уж больно характерные звуки она издает. Мне показалось, что это был кабан, хотя кабаны обычно тяжко дышат и шумно рвутся напролом, а эта тварь подобралась совершенно бесшумно, словно огромная кошка. Пока вертолет крутил тут своим прожектором, она затаилась, чтобы не попасться пилоту на глаза, но теперь опасаться ей уже было нечего.
Датчик радиации при ее приближении совершенно взбесился. Вот, значит, что за горячая частица возникла у нас тут минуту назад. Эта скотина где-то вляпалась в блуждающее горячее пятно и набрала бэров что блох на помойке. И теперь фонит не хуже портативного ходячего реактора.
Самое обидное, что для твари это было совсем не так вредно, как для меня. Мутанты повышенные источники радиации сами ищут и купаются в них, как воробьи в лужах, им активные элементы необходимы для правильного обмена веществ. Говорят, вокруг Четвертого энергоблока зверей вообще видимо-невидимо. Не исключено, что наша «горячая частица» явилась именно оттуда, из самого сердца Зоны.
Впрочем, о чем я рассуждаю?! На данный момент радиоактивное облучение снова становится проблемой номер два. Проблема номер один: ночная тварь, похоже, нашла себе отличный обед из двух блюд. И я стану первым из них.
Я очень медленно и осторожно, стараясь не привлекать внимания материализовавшегося за спиной чудовища, начал стягивать с плеча АКМК, прекрасно осознавая, что хищному мутанту достаточно одного короткого броска, чтобы я не успел вскинуть оружия, даже если получу солидную фору. Впрочем, никакой форы тварь давать мне все равно не собиралась. Я услышал легкий хруст кирпичной крошки позади себя и издали почувствовал смрадное дыхание хищника.
Аминь, ребята, как говорит в таких случаях один страус. Вот теперь воистину аминь. Всем аминям аминь.
Раскосые рубиновые ромбы плавали в темноте — тварь уже не прикрывала глаз, теперь она готовилась к прыжку и выбирала место, куда будет удобнее впиться страшными клыками. И в этот момент что-то снова изменилось в пространстве. Какой-то странный свист на грани слышимости вторгся в окружившее нас ночное безмолвие. Ошеломленно переведя взгляд чуть выше красных светящихся глаз твари, я сумел разглядеть, как из непроглядного мрака вдруг выделилась светящаяся точка, с каждым мгновением стремительно увеличивающаяся в размерах. Пилот-военстал, видимо, оправился наконец от потрясения и припомнил, что ракеты ему жалеть совершенно ни к чему. Выполнил, так сказать, свой интернациональный воинский долг, паскуда.
Взрыв оказался страшен. Ракета полыхнула довольно далеко от нас, и тем не менее я едва не оглох от невероятного грохота, а по спине и затылку словно горячим утюгом стремительно провели, хоть я и вжался в кирпичи позади вывалившегося из стены блока. Этот блок меня и прикрыл от лавины огня, обрушившейся на руины. А вот твари, вскочившей на него одним мягким прыжком, повезло меньше. На неуловимое мгновение вспышка взрыва высветила ее силуэт, внутри которого словно на рентгеновском снимке оказались видны все кости и сухожилия — больше всего, насколько я успел заметить, она напоминала массивного уродливого тигра с двумя странными, почти человеческими головами. Издавшую короткий отчаянный рев тварь мгновенно смело с кучи битого кирпича взрывной волной, и она рухнула прямо в центр гравиконцентрационной плеши. Огненный шквал плавно завернулся вокруг кирпичного блока, за которым я залег, пламя с двух сторон плеснуло в мою сторону, и я с изумлением услышал, как трещат мои волосы, а еще через мгновение — собственный нечеловеческий крик.
Никогда в жизни еще не слышал такого страшного вопля и, даст бог, никогда уже не услышу.
Глава 3
Болотный Доктор
— Эй, Хемуль! Подъем, сталкер, приехали.
Вздрогнув, я с трудом раскрыл налитые свинцом веки. Огненная пелена перед глазами сразу подернулась зыбью, отступила на задний план. Еще пара секунд, и все окончательно встало на свои места. Не было больше никакой пелены, никакого грохота, звона контузии, панического писка дозиметра и ужасных воплей — осталось только негромкое, даже уютное после пережитого кошмара порыкивание работающего на холостом ходу джипа.
Тяжело после таких жутких снов восстанавливать ориентацию в пространстве, крайне тяжело. Потому что наполовину ты еще там — лежишь с автоматом в обнимку посреди битого кирпича, и тебя лениво полизывает с двух сторон адское пламя.
Потому что на самом деле там — самая что ни на есть реальность. А здесь — еще непонятно, не предсмертный ли бред окончательно сорвавшегося с катушек сознания.
Есть у меня, ребята, одна крошечная медицинская проблемка: мне уже давно не снятся обычные сны. Не знаю, особенности расшатанной психики такие или последствия контакта с неизвестной науке аномалией. Мультяшный страус на моем месте непременно сказал бы по этому поводу какую-нибудь эффектную забавную глупость с философским подтекстом, вот только у этой дурацкой птицы подобных проблем никогда не имелось, так что и цитаты, подходящей к случаю, припомнить не могу. Началась эта ерунда аккурат месяца через четыре после того, как я попал в Зону, и продолжается до сих пор. Не вижу я снов, и все тут, хоть ты застрелись из кривого пистолета. Зато снятся мне в деталях реальные эпизоды из моей сталкеровской карьеры, причем в цвете и объеме, в ЗD-формате и долби сурраунде, со всеми достопамятными вкусами и запахами, а главное — яркими болевыми ощущениями. И чаще всего это очень неприятные эпизоды, вот как сегодня, например. Хотя раз на раз не приходится, конечно.
Калбасенок меня, кстати, все-таки вытащил тогда. Они с Тайгой сумели уйти довольно далеко и не пострадали при взрыве, а потом вернулись. Тогда-то я и познакомился с Болотным Доктором, который действительно оказался виртуозом в области медицины. Во всяком случае, на ноги он меня поставил оперативно, и следов от ожогов практически не осталось. Мы даже немного подружились — насколько, конечно, способны подружиться два таких разных человека, один из которых к тому же не человек вовсе, а призрак Зоны.
А вот Паленого, которого защитила от ударной волны кирпичная стена, этой самой стеной и придавило, рухнувшей после взрыва. Тайга с Калбасесом так и не сумели вытащить его труп из-под мешанины строительного мусора и просто навалили сверху кучу битого кирпича, чтобы мутанты не раскопали. Вот так вот. Никогда не знаешь наверняка, куда именно ударит следующая молния. Иногда можно просто навернуться с табуретки, меняя лампочку, и до смерти треснуться башкой. А ведь еще за несколько секунд до запуска ракеты мне казалось, что Паленый в отличие от меня очень неплохо устроился.
Что касается моего как бы приятеля Доктора, то в данный момент он сидел за рулем своего армейского джипа и, обернувшись, выжидающе смотрел на меня.
— Хватит дрыхнуть, сталкер! Самурай спит четыре часа, женщина — шесть, ребенок — восемь, а дурак — десять. Вылазь давай.
Я очумело глянул в окошко. Похоже, Доктор привез нас на свою фазенду на болоте. Ну да, куда же еще он мог нас привезти — не в Харьков же. Это была знаменитая клиника в одиноко стоящем частном доме, куда в любой момент может прийти каждый, кому требуется медицинская помощь. Включая зверье и человекообразных мутантов. Более того, каждый запросто и совершенно бесплатно такую помощь получит, как это ни странно звучит в Зоне.
Вот только попасть в дом Болотного Доктора неподготовленному человеку тяжеловато. Он расположен в самом сердце здешних Болот, и посуху, пешком или за рулем джипа, сюда способен добраться только сам хозяин. Всем остальным приходится брести по пояс в грязной воде — это в самом лучшем случае по пояс, а то и по горло. Берег намертво закрыт непроходимыми смертоносными аномалиями для всех, кроме Доктора. Даже армейские вертолеты никогда не летают над Болотом, потому что здесь полно гравитационных плешей, бьющих на несколько сот метров вверх — примерно таких же, как та, что вспугнула «Скай фокс», когда мы с Паленым лежали в развалинах. Только гораздо мощнее. Не знаю, является ли это особенностью местности, из-за которой Доктор и выбрал для проживания столь неуютный, но зато прикрытый с воздуха участок Зоны, или к появлению таких аномалий приложил руку он сам. У него уже имеется целый ворох совершенно фантастических открытий и изобретений, и я совершенно не вижу, почему бы не существовать еще и этому.
Машина стояла на утоптанной площадке возле дома Доктора. Патогеныч и Гусь, забросив за спины трофейные гауссы, уже шагали к крыльцу. Кряхтя, я выкатился из машины и помог вылезти Динке.
На крыльце сидели, шурясь на закатное солнышко, Муха с Бахчисараем. Увидев, что я покинул джип, Муха ткнул в меня указательным пальцем, потом поднял вверх большой. Вот уж не думал, что буду так рад снова увидеть эти кривые небритые рожи. Добрались все-таки ребята по назначению и Енота помирающего на себе донесли. Молодца. Уважаю.
Возле летнего душа стоял, подпирая стену плечом и безразлично глядя на нас, темный сталкер Варвар. Зачем бы это он тут? Я озадаченно моргнул, но потом сообразил: ах да, он же после ночного выброса отправился на Болото, потолковать с Доктором — типа как ему теперь жить дальше со всем тем, что он вчера учинил, и ничего себе при этом не сломать. Проходя мимо, я уважительно козырнул ему. Спасибо и тебе, Варвар. Ты рисковал слишком многим, чтобы помочь мне. Впрочем, лично на меня тебе наверняка плевать с гигантской секвойи, как и на все остальное человечество, ты просто отстаивал собственные принципы и хотел показать непристойный жест бате Клещу, но за это я, пожалуй, уважаю тебя еще сильнее. Ребята, мне с вами вовек не расплатиться.
Патогеныч дотащился до крыльца и плюхнулся на него, словно у него разом подломились обе ноги. Чья помощь вчера оказалась совершенно неоценимой, так это старого громилы-байкера, моего давнего приятеля. Без него я вообще не справился бы. Верняк не справился бы. Впрочем, мы за эти годы уже столько раз выручали друг друга из самых безнадежных ситуаций, что сейчас даже совестно выяснять, кто кому больше должен. Ну, справедливости ради будем считать, что он немного вырвался вперед в общем зачете. Выставлю ему в баре «Шти» бутылку прозрачного, когда мы туда доберемся, пусть подлечится за мое здоровье.
Гусь, которого Патогеныч опередил с посадкой ровно на полтора шага, с несчастным видом топтался возле крыльца. Места на ступеньках ему не хватило, а ноги держали контуженного малолетку с трудом. Но такова сел яви: ветераны всегда имеют льготу перед отмычками. В баре им достаются лучшие места, при дележе хабара — лучшие куски, а в Зоне — должность ведущего. И когда все места заняты, стоять будет отмычка, а не ветеран. Кто недоволен подобными раскладами, пусть попробует возразить, если чувствует в себе достаточно сил для спарринга после такого тяжелого дня.
Муха задрал голову, пристально посмотрел на Гуся. Отвел взгляд. Флегматично почесал переносицу, намятую очками. Подумал пару секунд, пихнул локтем Бахча и отъехал на заднице ближе к краю крыльца. Бахчисарай послушно сдвинулся в другую сторону, потеснив Патогеныча. Гусь еще мгновение стоял неподвижно, словно не веря своим глазам, а потом тяжело опустился на освободившееся место, прислонив гаусс-винтовку к ступеньке рядом с собой.
Все правильно. Никакой он больше не отмычка, а полноправный член клана со всеми вытекающими. А если вдруг кто в баре «Шти» в этом засомневается, я убедительно растолкую. Да и Патогеныч за него тоже впишется, думаю. Парень проявил себя дельным сталкером, и на троих у нас вышла отличная команда.
Впрочем, долго рассиживаться Болотный Доктор им все равно не позволил. Тут же всех согнал с крыльца, как кур:
— Пошли, пошли! Пропустите шеф-повара на рабочее место.
Шеф-повар — это оказался я, конечно. Доктор никак не мог забыть правильный техасский стейк, который я сгоряча приготовил, когда гостил у него в прошлый раз. Теперь от меня, контуженного, вымотанного и морально выпотрошенного, требовалось немедленно повторить этот эпический подвиг. Что ж, это было вовсе не самое сложное, что мне приходилось делать за последние сутки. А за то, что Доктор вытащил из безнадежного боя Патогеныча с Гусем, я вообще готов был соорудить ему трехэтажный торт из взбитых сливок с вишенкой наверху.
К тому времени, как правильный техасский стейк был готов, все уже успели ополоснуться и собрались в кухне, предвкушая бодрый ужин. Ребята еще до кучи накромсали овощей, намыли зелени и нажарили картошки, так что все получилось и вовсе правильно, как в лучших домах Филадельфии. За общим столом не хватало только Енота, но он сейчас без сознания лежал под капельницей — Доктор чистил ему кровь после органического поражения.
Когда мы приняли по законной стопке и вгрызлись в ароматное, сочное, удивительно вкусное мясо, я уже чувствовал себя вполне сносно для того, чтобы шевелить языком. А это было совершенно необходимо, потому что, утолив первый голод, хозяин немедленно потребовал, как и грозился в машине:
— А теперь быстренько и в деталях рассказали мне все с самого начала, обормоты.
Целиком, в деталях и от начала до конца историю из присутствующих знал только я, поэтому мне и пришлось отдуваться за всех. Думаю, Доктор прекрасно ориентировался в произошедшем благодаря своим тайным источникам, но ему явно хотелось услышать версии противоположных сторон, как тому суду присяжных.
Событий, приведших сегодня в дом Болотного Доктора семерых крутых сталкеров и одну сногсшибательно красивую женщину, с избытком хватило бы на грандиозный блокбастер из жизни Зоны со стрельбой, чудовищами и сентиментальными соплями. Что называется, для любой аудитории от четырнадцати лет и выше, все равно как мульт про того страуса. В роли Хемуля — вневозрастной Игорь Лифанов, в роли Динки — Анастасия Заворотнюк образца 2004 года, розовая мечта моего раннего детства. Смотрите во всех кинотеатрах страны.
Началось все с того, что темные сталкеры выкрали мою подругу. Выкрали из нашего бара, нагло, прямо у меня из-под носа. Мне ничего не оставалось, как угнать джип и броситься за ними. Машину я, кстати, увел у военных — неплохо так день начался, надо сказать, зажигательно. С выдумкой, с огоньком. В джип вместе со мной заскочили братишка Патогеныч и Храп, вышибала из бара «Шти». С Храпом мы всегда были на ножах, потому что, когда он пытался разнять какую-нибудь драку с моим участием, я непременно разбивал ему или нос, или губу. Или скулу. Ну вот такая у нас сложилась добрая традиция. Но в этот раз громила показал себя молодцом, ничего сказать не могу. Достаточно упомянуть только, что он единственный из нас троих прихватил в машину пистолет — и больше, в общем, можно ничего не говорить. У темных, правда, на один наш ствол нашлось четыре «калаша» с полным боекомплектом, но это уже второй вопрос, профессор, не правда ли?
Мы с похитителями учинили грандиозные гонки на выживание аж до самых границ Зоны. Возле Периметра технику, конечно, пришлось бросить, но мы потом и пешком еще поураганили неплохо. К нам присоединились славные парни Муха и Енот, с которыми я в свое время выпил не одну цистерну горюче-смазочных материалов в баре «Шти», а также хороший человек Борода со своими верными отмычками. К темным тоже подошло знатное подкрепление из бара «Сталкер», и завязалась, как говорит в таких случаях один страус, беспощадная кровавая каша с изюмом. Если бы мы своей возней не привлекли патрульный вертолет, то даже и не знаю, кто кого в тот раз уделал бы. Однако безбашенные темные с дивной непосредственностью обстреляли винтокрылую машину военсталов, те ответили им приблизительно в том же духе, в результате чего мы потеряли Храпа и одного малолетку Бороды, а вот противники наши полегли все. Все — кроме троих ублюдков, которые под шумок потащили мою девочку дальше в глубь Зоны.
Естественно, мы с такими раскладами не согласились, решительно и неотвратимо упав им на хвост, как и полагается настоящей Лиге Справедливости.
Наш отряд преследовал этих сволочей по всей Зоне, мы то настигали их, то снова упускали. Здорово помог Варвар, один из темных старожилов, буром поперший и против своей братвы, и против Хозяев Зоны, и сумевший в итоге разыскать для нас похитителей. Наконец нам удалось перебить всех мерзавцев до единого и освободить Динку, но ее в последний момент снова грубо вырвали у нас из рук — на сей раз сталкеры-фанатики из клана «Монолит», которым согласно предварительной договоренности ее и должны были передать темные похитители.
Отряд наш к тому времени весьма серьезно поредел. Погиб хороший человек Борода, пытаясь вывести нас из смертоносного кольца электрических аномалий. Погибли несколько его отмычек. Брат Енот, попробовав неправильной местной воды, начал загибаться в корчах, и Мухе с Бахчем пришлось, бросив нас, конвоировать его к Доктору на Болото. Остались только мы с Патогенычем да снайпер Гусь, бывший отмычка хорошего человека Бороды. В общем, там бы монолитовцы и расстреляли остатки нашего отряда к чертовой бабушке, если бы моя бесстрашная боевая подруга не приложила дуло пистолета к своему виску и не потребовала нас отпустить. Уже понятно было, что ее похищение подстроил кто-то чертовски влиятельный, способный запрячь и темных, и «Монолит», так что если бы с ней что случилось, похитителей по головке определенно не погладили бы. Монолитовцы перепугались до мокрых штанов и освободили всех, кроме Динки, наивно полагая, что без оружия мы не доставим им никаких проблем. Увы, это была их большая ошибка: мы с парнями и оружие сумели раздобыть, и проблемы противнику доставили на загляденье, что твой страус со своей верной бандой. Нам удалось вслед за врагами оперативно преодолеть обычно непроходимую зону невидимого пси-излучения вокруг Четвертого энергоблока, создаваемую Радаром, вломиться в техническое здание атомной станции, где удерживали Динку, и отбить девочку мою ненаглядную.
И вот тут, когда в нормальном кино после закономерного хеппи-энда по экрану под финальную романтическую композицию уже ползут титры, как раз таки и началась главная колбасня. Пока Патогеныч с Гусем героически прикрывали нас от превосходящих сил противника, мы с подругой ускользнули через какую-то дурацкую канализацию и вылезли из люка прямо посреди бункера одного из Хозяев Зоны. Ни хрена они оказались не легенда и не байки, эти плоды военного эксперимента по созданию коллективного разума! Могущественные телепаты и телекинетики из проекта «О-Сознание» действительно держали в кулаке если и не всю Зону, то уж верхние уровни вместе с темными и «Монолитом» точно. И самое хреновое, что один из этих самых грозных ребят оказался отцом Динки, которая разыскивала его в Зоне дольше, чем мы с ней были знакомы.
Еще смешнее, что им оказался Меченый, великий Меченый, самый знаменитый сталкер по эту сторону Карпатских гор. Тот самый Меченый, который прославился тем, что дважды добирался до ЧАЭС и едва не уничтожил расположенный внутри Четвертого энергоблока Монолит. Только это уже не был могучий здоровяк, борец за свободу и справедливость, гроза мародеров и прочих ублюдков, каким его когда-то знали ветераны и торговцы. Теперь это был отвратительный и коварный гном, ссохшийся до состояния мумии из-за ежедневного многочасового лежания в одной из набитых электроникой металлических капсул, позволяющих Хозяевам Зоны подключаться к ноосфере и царить над прилегающими территориями. Когда-то, еще будучи крутым сталкером, он проник в самое сердце «О-Сознания» и уже собирался одним ударом уничтожить подонков, возомнивших себя злыми богами, однако им каким-то образом удалось уговорить его примкнуть к ним. И Меченый пропал — страстно увлекшись внезапно обретенной властью и могуществом, заигравшись в живых солдатиков, он из легендарного вольного бродяги превратился в такого же монстра, как и остальные Хозяева.
Когда Динка вдоволь нарыдалась у него на груди, начали открываться новые обстоятельства. Папаша предложил ей присоединиться к «О-Сознанию». Да, вот так вот запросто. Оказалось, что вся операция по ее похищению — его рук дело. Типа на самом деле он не имел в виду ничего плохого, а кутерьма поднялась из-за того, что мы неправильно его поняли. Ну, а куча ребят погибла исключительно потому, что они первые начинали стрелять по мирным темным и монолитовцам, которым приходилось защищаться. В общем-то Меченый действительно не хотел моей подруге зла — просто собирался упечь в такой же металлический гроб с электроникой, в каком целыми днями безвылазно лежал сам, и преподнести ей на блюдечке власть над Зоной. Я не знаю, каким образом Хозяева управляют аномалиями и мутантами на этих отравленных территориях, но факт в том, что как-то они это делают. И Динкин папаша решил, что для дочки будет гораздо лучше, если она перестанет вертеть задницей на стриптизном подиуме в баре «Шти» и превратится в такого же гнома, как он сам. Мерзкого гнома с ужасными пролежнями и бледной от недостатка света кожей, вершащего судьбы в Чернобыльской зоне отчуждения и ежедневно обрекающего на смерть вольных бродяг, чтобы никто не прокрался к его прелести — загадочному Монолиту, исполняющему желания. Завладев Монолитом, Хозяева приобрели слишком много, чтобы делиться могуществом с первым встречным бродягой. Они и с дочерью Меченого не очень-то хотели делиться — по ходу эпопеи нам также пришлось сражаться с людьми и мутантами, которых коллеги Меченого послали для того, чтобы уничтожить Динку и навсегда закрыть эту тему.
Короче, папаша оказался невероятно щедр. Он и меня пытался записать в семейный бизнес — в качестве курьера и связного. Однако меня его щедрость чего-то не впечатлила. Я не собирался отдавать подругу даже родному отцу, а уж тем более этому омерзительному карле, одержимому манией величия. Увы, особого простора для маневра у меня не оказалось, поскольку Меченый, как всякий Хозяин Зоны, оказался натренирован в телекинезе, что твой вожак бюреров. Он превратил «калаш» в бесполезную игрушку, а когда я попытался броситься на него с ножом, тот увяз в воздухе, словно в бетонной стене, так что рукопашная тоже не сложилась. Правда, игравший в демократа и доброго дядюшку Меченый поначалу не стал затыкать мне рот, и я дискутировал с ним до тех пор, пока он не почувствовал, что мои эмоциональные доводы могут поколебать Динку. Она в общем-то и сама не очень-то горела желанием присоединиться к папаше, но он вроде уболтал ее хотя бы попробовать. Сообразив, что я слишком много и опасно треплю языком, Меченый дистанционно устроил мне микроинфаркт в сочетании с микроинсультом, и пока я, не в силах даже пискнуть, впустую хватал ртом воздух, а гном заговаривал дочке зубы, двое его зомбированных подручных-монолитовцев вывели меня под руки за пределы территории, которую покрывает своим излучением Радар. Разумеется, если бы Динка знала, что я не сижу в соседней комнате, дожидаясь результатов ее эксперимента, а валяюсь в полной прострации на краю леса с видом на Четвертый энергоблок, она ни за что не пошла бы на поводу у своего уродского папеньки. Но уж как сложилось, так сложилось.
Я получил мат. Серьезный такой мат, размашистый, по всей морде. Я не мог потерять любимую второй раз за двое суток. Можете считать, что я думаю членом. На это я вам так скажу: ни черта вы никогда никого не любили, пацаньё. Даже если вам вдруг и кажется, что это не так. Никого вы не любили до волчьего воя, до стиснутых зубов, до крови под ногтями, иначе вы бы меня поняли. Не дай бог никому такой любви, когда смерть — еще не самое страшное, на что ты готов ради близкого человека. Но у кого никогда в жизни не было такой любви, тот еще и не жил толком — так, впустую убивал время. Я как-то вдруг очень остро понял это накануне, когда в бессильной ярости смотрел в сторону Саркофага, в одном из бункеров возле которого осталась моя ненаглядная.
Короче, я не нашел ничего лучше, как пойти и целенаправленно вляпаться в дьявола-хранителя. Вот такой я кретин, радиоактивное мясо. Но у меня были свои резоны. Эта чудовищная аномалия, работающая на ментальном уровне, наделяет свою жертву невероятной везучестью, позволяя ей выпутываться из самых сложных и смертельно опасных ситуаций. А через некоторое время, судя по всему, процесс обращается вспять и на счастливчика обрушивается колоссальное невезение, которое в конечном итоге приводит его к мучительной смерти. В общем, я четко понимал, что влезая в дьявола-хранителя, убиваю себя так же верно, как если бы пустил себе пулю в висок, только гораздо более жестоко и изощренно. Однако если бы мне тогда разрешили все переиграть, я еще раз поступил бы точно так же. Потому что обязан был спасти любимую. Точка, конец дискуссии. Не хочу вам больше ничего объяснять: это либо понимаешь, либо нет, растолковать невозможно. Как объяснить слепому от рождения, что такое зеленый цвет?..
Дьявол-хранитель был для меня единственной возможностью снова прорваться к бункеру Меченого. И эта пакость меня не подвела. Я без проблем пересек непроходимую территорию, контролируемую Радаром, потому что Радар почему-то вышел из строя. Я без оружия приблизился к бункеру, пока охранявшие его монолитовцы умирали по непонятным причинам, а гауссы в их руках взрывались и отказывались стрелять. Я спустился в бункер, который оказался открыт, не встретив по дороге ни одного из его обитателей. Мне фантастически везло, и главное было, чтобы мое чудовищное везение, которое исправно генерировал дьявол-хранитель, не закончилось слишком рано, пока я еще не успел осуществить задуманное.
Я вернулся очень вовремя: Меченый как раз уложил Динку в гроб и возился с его электронной начинкой. Дальше играть в добряка ему уже было совсем не с руки, и он принялся мочить меня при помощи телекинеза прямо на глазах у дочери. Некоторое время мой дьявол-хранитель боролся с ним на равных, отвлекая всякими авариями и поломками оборудования, пока папаша не сообразил, наконец, что моего демонического помощника неплохо бы нейтрализовать. После этого он уже мог делать со мной все что угодно. И тут бы мне, собственно, и пришла преждевременная амба, но в игру внезапно вступила моя самоотверженная девочка, недрогнувшей рукой вышибив папе мозги из случайного пистолета, когда он малость отвлекся. Вот так самоуверенность и пренебрежение мнением близких людей зачастую губят самые смелые начинания.
Мы вроде бы победили, но негативного воздействия дьявола-хранителя никто не отменял. Пока мое чудесное везение не оборвалось, мне необходимо было вывести подругу за пределы Периметра. Однако я не мог больше разговаривать с ней, не мог взять ее за руку, не мог даже смотреть в ее сторону, чтобы на нее не обрушился гнев моего свирепого покровителя. И нам нужно было пошевеливаться, пока этот гнев не обрушился на меня самого — иначе Динка осталась бы в Зоне без проводника.
Знаете, каково это — чувствовать себя живым мертвецом? Знаете, каково это, когда не можешь даже попрощаться с любимой, идущей в двух десятках шагов следом за тобой, фактически сопровождающей тебя на казнь? Ни черта вы не знаете. Предельно паскудно это, если кто еще не понял.
На наше счастье, когда мы выбрались из бункера, нам повстречался Болотный Доктор на джипе. То есть не то чтобы повстречался — у меня сложилось такое впечатление, что именно за нами он и приехал. Он-то и разъяснил мне, что расстраиваюсь я совершенно зря и жить мне, если буду делать зарядку по утрам и брошу курить, еще тысячу лет, потому что накануне меня угораздило попасть под воздействие чрезвычайно редкого артефакта, именуемого «чертово яйцо». А это самое яйцо, которое чертово, полностью нейтрализует негативное воздействие дьявола-хранителя. Впрочем, к тому времени я уже настолько перегорел морально, я уже столько раз умирал за последние сутки, столько раз хоронил любимую женщину и друзей, что даже не сумел как следует обрадоваться, узнав, что преисподняя для меня немного откладывается. Я не смог обрадоваться даже тому, что Патогеныч и Гусь, которых Доктор отбил у монолитовцев, живы-здоровы и мне того же желают. В общем, только закончив свой рассказ, я ощутил, до чего все-таки хорошо на этом свете и до чего же я все-таки везучая скотина. У ребят определенно есть очень серьезные поводы для зависти.
За столом у Доктора все некоторое время молчали, впечатленные моим рассказом. Даже Муха перестал жевать, хотя у него в загашнике было полдюжины баек покруче моей. Разумеется, в Зоне вся информация стоит денег, особенно такая солидная, но все участники вчерашних и сегодняшних событий, помогавшие мне вернуть Динку, имели полное право знать правду.
Доктор, к моему удивлению, выслушал все от начала до конца очень внимательно, хотя я был почти уверен, что не поведал ничего для него нового. Видимо, ему действительно было необходимо сопоставить некоторые детали в уже известной истории. Хотелось бы мне знать, что у него за информаторы и кому именно из них он не доверяет. Неужто Черному Сталкеру?..
За окном стремительно смеркалось. Похоже, мы потратили на эпическую битву с Меченым куда больше времени, чем мне показалось. Для меня весь этот безумный день вообще промелькнул за полчаса. Разомлев после вкусного ужина, Доктор заявил, что надо бы нас всех вытолкать взашей, чтобы не мешали работать, но поскольку он верный последователь Гиппократа, то разрешит нам заночевать у него; однако утром чтобы духу нашего здесь не было. Енота он обещал лично доставить в бар «Сталкер» через пару дней, живого и здорового. Диализ, заявил Доктор, проходит успешно, пациент будет жить — однако плохо и недолго, приблизительно как и все остальные люди.
Несмотря на хозяйское гостеприимство, Варвар ушел в плотные фиолетовые сумерки вскоре после ужина. То, что ночь в Зоне не является для темного особой проблемой, я уже убедился вчера. Видимо, у него еще остались какие-то незаконченные дела. Доктор не стал его удерживать — а может, именно по его поручению Варвар куда-то и отправился, забыв про заслуженный отдых.
У Доктора имелись всего две гостевые комнаты, в которых с грехом пополам, на койках и на полу, расположился весь наш отряд. Нам с Динкой великодушно выделили шикарный двухместный диван, а мы были настолько измучены, что сил протестовать и требовать справедливого раздела спальных мест по жребию у нас не осталось. Едва коснувшись головами одной подушки на двоих, мы провалились в тревожный и болезненный сон.
Глава 4
Динка
С постели меня поднял сигнал ПДА. Я как раз отсыпался после очередной ходки в Зону, а в таких случаях меня обычно до вечера из пушки не разбудишь. Но сигнал ПДА — это святое: внутри Периметра он может означать что-нибудь очень важное, поэтому на его попискивание я реагирую мгновенно, даже когда не нахожусь в Зоне. Условный рефлекс наработал.
Информация действительно оказалась архиважной. Пришел панический мессидж от Палыча: «Шухер!»
Топить же твою печку! Причем в самом прямом смысле слова. Славный каламбур получился, однако, надо будет записать.
Я подорвался с койки. Сталкеру собраться — только куртку накинуть, тем более когда он идет не в Зону. Бросив взгляд в зеркало над умывальником, я с сомнением потер ладонью многодневную щетину на скулах, но бриться не стал: во-первых, совсем нет времени, а во-вторых, так выйдет даже убедительнее — настоящий кондовый пролетарий, итить. Я запер дверь, а ключ опустил в щель за притолокой: скоро Наташка придет с ночной смены. Сунул руки в карманы, вывалился на улицу и с самым независимым видом зашагал в сторону комендатуры.
В саму-то комендатуру я, конечно, не пошел, зачем мне. Свернул метров за триста до нее. Покосившийся забор по правой стороне привел меня к оштукатуренному бетонному кубу размером с просторную двухкомнатную квартиру. Лениво вращались вентиляторы, вделанные в стену на высоте полутора человеческих ростов. Под вентиляторами, возле дыры в заборе, затянутой зарослями прошлогодней крапивы, маялся Синяк — он стоял спиной ко мне и то и дело выглядывал из-за угла, оценивая обстановку. Вел скрытное наблюдение за противником, как это называлось у нас в батальоне.
Я бесшумно приблизился к нему, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда я ткнул ему кулаком в плечо.
— Привет, Хемуль! — торопливо зашептал он. — Там эти… архангелов полный двор! Я в котельную пока решил не соваться, мало ли…
— Молодец, — сказал я. — Четко сориентировался. Значит, сегодня у тебя выходной. Я сам отработаю.
— А это… — тут же расстроился Синяк, но я не дал ему закончить:
— Все нормально. Ты не виноват. Получишь потом у Палыча за полный день.
Синяк повеселел и, раз уж так поперло, с ходу попытался выжать из ситуации максимум:
— Слушай, Хемуль, с утра не похмелялся! И в кармане ни карбованца. А? Мне бы червончик хотя бы до завтра. Трубы горят, что твоя жарка…
— На. — Мне сейчас некогда было обсуждать с ним всякие пустяки, и я сунул ему двадцатку.
Алкаш аж затрясся от предвкушения и благодарности:
— Хемуль, да ты ж мне первейший… Да ты ж… Ты ж настоящий человек, не то что!..
— Палыч потом с тебя вычтет, — вернул я его с небес на землю. — Удержит из зарплаты. Все, дуй в магазин и не светись тут до вечера.