Петрушевская Людмила
Верба-хлест
Людмила Стефановна ПЕТРУШЕВСКАЯ
Верба-хлест
Сказка
Жил-был один слуга.
И ничего плохого в таком звании нет, работа как работа.
Тем более что этот слуга был самым первым слугой в государстве, приближенным Короля, и звали его Первый.
Король был, как все короли, обыкновенным человеком: явно не дурак, но и не академик. Не урод, но и красивым его нельзя было назвать даже на параде при мундире, что делать!
Как говаривала его нянька: \"Король лучше пня елового - уже хорошо\".
Но вот Первый должен был быть умным, иначе как же править королевством! И по стечению обстоятельств он был к тому же еще и красивым, да и добрым тоже.
Бывают такие совпадения.
Ну, и как слугам полагается, он отличался скромностью. Словно бы специально выращивали.
И конечно, он многим поэтому не нравился.
И прежде всего он не нравился Королеве, которая, как это и полагается, сама считала себя первым лицом в государстве, раз Король рылом не вышел.
Королева была как в сказке, красотка на длинных ногах, ее и выбирали за красоту: в мыслях о потомстве.
(Между прочим, совершенно не учитывая при этом, что у нее было тяжелое детство, так как мамаша порола ее ивовым прутом в некоторых случаях, приговаривая: \"Верба-хлест, бей до слез\". И мамаша выбила у девочки все - доброту, нежность, кротость, жалость и чувствительность. Осталось все остальное, что бывает у вредных, злорадных детей.)
Что у нее была за мамаша, неизвестно, дело происходило на другом конце света: может, ее тоже колошматили.
Может, это была такая дикая семейка.
Короче говоря, Королева была настоящая выдра, но все-таки красотка. И на парадах и церемониях, открытиях олимпиад и теннисных состязаний Королева смотрелась великолепно рядом со своим замухрышкой супругом.
Вообще, говорили в публике, если кто и найдется под стать Королеве, то это только Первый. Прекрасная пара: зловещая Королева и мягкий, великодушный слуга, и оба красавцы.
Народ с удовольствием смотрел по телевизору, как Первый благородно поддерживает нервную Королеву под локоток, подсаживая ее в карету, и тетки вздыхали, каждая представляя себя на месте Королевы: собственно говоря, а что в ней такого?
Если любую тетку отволочь в косметический кабинет да в парикмахерскую, да на месяц на Багамские курорты, да кормить по науке, да сделать пластическую операцию в Бразилии - то ого-го еще, неизвестно кто кого!
То есть женщины не верили в природную красоту Королевы, и правильно делали.
Если и ноги удлиняют, и носы убирают, и глаза вставляют, а волосы тем более, то вся остановка только за деньгами, девочки!
Так что народ не верил своей Королеве, не переваривал Первого и благодушно относился к дураку Королю, который изо всех наук освоил только науку анекдота и даже записывал их все в амбарную книгу под номерами.
Кстати, Королева так и не родила Королю наследника, причем все рассчитала правильно, а то бы не миновать этому несчастному ребенку (сыну упомянутых чудных родителей) тоже розги, моченой вербы, и мало ли какие могли бы быть последствия для не особенно умного народа данного государства.
Король же, поскольку он был не дурак, как мы уже говорили, то он пил, ел и гулял в свое удовольствие, и потому единственную личную королевскую обязанность - чтение речей по бумажке - он выполнить иногда был не в силах, то есть грамотно прочесть то, что ему написал Первый.
Вместо этого он вдруг оживлялся и рассказывал анекдот, и все вокруг смеялись как дети и были очень довольны, поскольку каждый чувствовал себя намного умнее Короля.
Все ликовали и рассказывали друг другу теперь уже анекдоты про Короля.
Ведь королей не выбирают, как не выбирают пап и мам - какие детки, такие у них и родители.
И государство благоденствовало.
А Первому доставалось от граждан за все промахи, и вообще его жизнь была не слишком радостная - он рано овдовел и теперь жил с двумя малыми детьми, хотя он тоже не унывал и много работал.
Во всяком случае, Король ему не мешал, Король был всеобщим любимцем за границей - он быстро забывал все, даже мелкие обиды, наносимые ему другими королями на совещаниях и конференциях.
В ответ он рассказывал очередной анекдот, и все вокруг заливались смехом.
Поэтому страна ни с кем не воевала.
Или это была заслуга мудрого Первого - кто там разберет.
После первой же рюмки Король лез обниматься и целоваться - однако только не с Королевой, только не с ней. С супругой он виделся исключительно на парадах и церемониях, так как искренне ее боялся.
У нее были длинные острые ногти, большущие зубы и стальные от постоянных занятий спортом ноги.
Руки у нее тоже были длинные и сильные, и Королева запросто побивала любого местного чемпиона по карате, да никто особенно и не сопротивлялся, ни женщины, ни тем более мужчины, еще чего.
Она даже любила заглядывать в клетку к одному опасному сумасшедшему, к Злодею, который убил пять человек просто потому, что они в поздний час шли по улице, ночью надо спать, твердил он убивая, должен же быть порядок!
Таким образом этот человек решил воспитать народ, который шлялся у него под окнами и мешал отходу ко сну.
Его не казнили, добряк Король был против смертной казни, или это его слуга Первый подложил ему на подпись такой указ, об отмене государственного убийства убийц.
Держали сумасшедшего Злодея в особой клетке, просторной, со всеми удобствами.
Он там сам у себя убирал, держал все в идеальном порядке.
Единственно что: Злодей сидел на цепи, чтобы охранники могли входить в клетку по разным делам - то ввернуть лампочку, то починить телевизор; а на крайний случай, если, к примеру, узник, обидевшись на плохое обслуживание или запах, допустим, чеснока (а также чего другого), не захотел бы порешить охрану одним ударом, цепь можно было укорачивать по желанию, держа заключенного на короткой привязи.
Клетка эта располагалась на самом верхнем этаже Дома скорби, в самом далеком коридоре.
Туда-то и любила захаживать Королева, обсуждая со Злодеем разные передачи телевидения и вопросы воспитания народа.
Она восхищалась его твердостью и смелым характером, которому не было бы преград, если бы не клетка.
Сам Дом скорби ничем особенным не отличался, обыкновенная психушка с обыкновенными больными, несчастными людьми, которые считали себя кто Наполеоном, кто зернышком, а кто и будильником.
Была также целая палата лысых Лениных.
Королеву они все искренне смешили, но быстро надоедали ей своими слезами, просьбами отпустить на волю и сумасшедшей ревностью (Королева почему-то не любила, когда ее кто-нибудь любил, хотя она также не выносила, если кто-то не выносил ее самое, такая это была странная женщина).
А как раз Первый искренне, с первого взгляда, ненавидел Королеву.
Он ее не боялся, но она ему сильно вредила, после того как однажды на празднике в парке он отказался пойти с ней в известную беседку под названием \"Грот Венеры\".
Он отказался грубо и наотрез.
И удивленная Королева через своих шпионов вычислила: он просто трус, ему, видимо, донесли, что в этом гроте нечисто.
Действительно, там иногда под утро приходилось убивать и сбрасывать потом трупы в речку, что же делать!
Кроме того, может быть, у него были сведения, что в этом гроте всегда заготовлена охапка моченых розог для порки под названием \"Верба-хлест\".
Королева не знала, что Первый просто брезговал ею, как иногда люди брезгуют пауками и гадюками.
Королева, получив отказ, кротко кивнула, но затем начала строить против Первого жуткие козни.
Кто-то даже заранее подпиливал ножки у его стула на торжественных обедах, которые транслировались по телевидению, чтобы он грохнулся на глазах у всех, и одну камеру специально ставили за его спиной.
Так бы было смешно!
И это прямо перед выборами.
Но у Первого была верная, преданная охрана, которая все видела, и как только этот стул бывал специально принесен, так же быстро он бывал и унесен.
То она посылала корзины тухлых яиц (собственноручно воспитанных в удушливом воздухе Грота Венеры) - специально расставлять их по маршруту следования машины Первого.
Вот стоит корзина с яйцами, никому не нужная, хозяина нет, а мимо едет нелюбимый населением Первый.
Все было сделано во имя народа, для блага народа, однако все до единой корзины с яйцами оказались украдены задолго до нужного момента неизвестно кем.
А неизвестно кто - это и есть народ.
И никогда не угадать, что для него благо, а что нет.
- Вот бы, - говорила Королева с тоской Злодею в клетке, - вот бы начинить каждое тухлое яйцо взрывчаткой, вот бы они зажарили омлет у себя на кухне, кровавенькая бы вышла жарёха!
Королева, правда, утешилась, представляя себе, какую вонючую яичницу приготовили себе похитители!
А насчет взрывчатки Королева даже как-то не спала ночь, все придумывая способ фаршировки яиц порохом, однако поскольку Королева в свое время училась из-под палки (из-под розги, посредством которой мать как раз хотела привить доченьке любовь к учебе) - то ничего придумать она так и не смогла, двоечники не сильны в химии.
Но все это было еще безобидными шуточками.
Пришло время решительных действий, и Королева постановила устроить вечер анекдотов. Она объявила, что это будет подарок Королю.
Все были обязаны рассказать по анекдоту, в том числе и Первый, который терпеть этого не мог.
А Королю было сказано, что Первый слегка повредился в разуме и все толкует про какую-то \"Вербухлест, бей до слез\", а это выражение запрещено в государстве.
Специально для такого случая была вызвана выездная бригада психиатров, их для конспирации одели в черные халаты садовых рабочих и расставили по лужайке с лопатами и носилками - таков был приказ Королевы.
Что касается Первого, то Королева подошла к нему перед началом праздника и сказала, что Король обожает один детский анекдот про вербу-хлест, но рассказывать ничего не придется, первые же слова \"верба-хлест\" вызовут у Короля приступ хохота, и дело будет сделано.
Первый пожал плечами и ничего не ответил.
Наконец праздник начался.
Всем были розданы номера, и задача оказалась непростая: развеселить Короля. Но Король уж в чем знал толк, так это в анекдотах. Он помнил их все наизусть.
Придворные же, искусные дипломаты, строго воспитанные дамы, вышколенные аристократы, все как один выросшие в монастырях и закрытых частных школах, - все они, к сожалению, ничем особенно блеснуть не могли.
Они, конечно, знали каждый с юности по два-три анекдота, но совершенно неприличных - чем еще могут развлекаться дети в закрытых учебных заведениях!
А неприличных анекдотов Король и сам знал сотни, и договорились, что вслух их произносить не будут, только назовут тему.
И пошло-поехало.
Один вызванный кричит:
- Я не к вам, я к вашему попугаю.
Король пожимает плечами:
- Было.
Второй вызванный говорит:
- Не мальчик, а кто?
Король улыбается:
- Помню, помню.
И настает очередь Первого.
А он молчит.
Королева тихо, склонившись к нему, спрашивает:
- Вы что? Вы забыли, что вы слуга? И, кстати, где сейчас ваши чудесные деточки? Я их так люблю! Они без охраны? О, это очень опасно! Они поехали смотреть рыбок в Океанариум? О, я им завидую.
Первый знал, что Королева готовит ему какой-то злобный фокус, но не удалось выяснить какой.
А вот теперь все стало ясно. О том, что дети поехали в Океанариум, не знал никто, кроме воспитательницы и шофера.
Мало того, это решение было принято за полчаса до праздника анекдотов и в кухне, при звуке льющейся воды, т. е. со всеми предосторожностями.
- О, - продолжала Королева, - сейчас на дорогах так опасно! То и дело ездят эти кошмарные тяжелые грузовики с капустой! Ну, так где ваш анекдот?
Растерянный Первый молчал. И все молчали.
Тишина повисла над лужайкой.
Замерли садовые рабочие с лопатами и носилками.
И тут в руке у Королевы блеснул радиотелефон.
Она медленно набирала какой-то номер, выразительно глядя на Первого.
Первый с бьющимся сердцем произнес:
- Ну, верба-хлест.
- Что это такое? - робко спросил Король.
- Что-то новенькое? - подхватила Королева. - Как-как? Как называется?
- Верба-хлест.
- И в чем там дело? - испуганно спросил Король.
Первый не знал, что отвечать.
Все ждали.
- Верба же хлест, - оглядываясь по сторонам, ища помощи, повторил Первый. - Знаете?
Никто не откликнулся. Все как окоченели.
Все чувствовали, что происходит что-то ужасное.
Малейший намек на Грот Венеры карался сорока годами каторги, как злостная клевета, а уж что говорить о знаменитой на всю страну поговорке государыни \"Верба-хлест, бей до слез\", за это награждали \"деревянной вдовой\", виселицей.
И тут Первый слишком поздно заметил, что охраны его рядом нет и что садовые рабочие торопливо снимают черные халаты, а под черными халатами у них белые.
Белые халаты окружили Первого.
- Ему плохо? - сказал Король.
- Переработал, - мягко ответила Королева.
- Перетрудился, - зашелестели придворные.
- Скорая медицинская помощь, - провозгласил один белый халат, а другие подхватили носилки, на свет появились простыня, шприц, Первому закатали рукав, и укол был сделан в течение секунды.
Тем дело и кончилось.
Вскоре он равнодушно лежал на носилках под простынкой, а его обезоруженная охрана уже была увезена на грузовике куда-то.
И карета \"скорой помощи\" тоже выехала из дворцового парка, а Королева тут же представила собравшимся нового Первого по имени Второй.
Второй оказался симпатичным молодым человеком, ничем не примечательным, он служил в должности четвертого помощника посла в Панголине и однажды сопровождал Королеву в поездке по этой дикой стране в течение десяти дней и ночей - и там, видимо, и зарекомендовал себя.
Второй быстро освоил свою новую должность, подсаживал Королеву в карету, сопровождал ее на вернисажи и концерты, носил Королю на подпись указы, составленные Королевой, в числе которых был и указ об отмене указа об отмене смертной казни.
Король, как и раньше, все подписывал, и никто не мешал ему пить и гулять, и он не мешал никому.
Только он почему-то больше не рассказывал анекдотов и с ужасом отстранялся от Королевы, когда она приветствовала его на праздниках и казнях.
Теперь казни производились регулярно по воскресеньям, шла прямая телетрансляция, разыгрывались пари - помилуют преступника или не помилуют, и, говорят, Королева, которая единственная знала об этом, загребала огромные выигрыши.
- Королева тоже хочет заработать, - говорили уважительно верноподданные.
Вручался также Суперприз - и выигравший мог своей властью помиловать одного из осужденных.
То есть спутать карты Королеве и дать выиграть кому-то безымянному.
Это было опасно, что вызывало жуткий азарт в целом государстве.
Все жили от воскресенья до воскресенья.
Народ наконец получил что хотел, не отлипая от телевизоров.
Королева со Вторым присутствовала и на других мероприятиях, среди которых особой пышностью выделялся выпускной вечер школы палачей, где каждому дипломнику была дана возможность отличиться тут же на прямом эфире в воскресенье, и юные палачи могли даже выбирать орудие труда - то ли виселицу, то ли гильотину, то ли плаху, а медалистам можно было показать себя в стрельбе по бегущей мишени.
Тюрьмы наконец опустели, преступников ловили как дичь, кривая правонарушений пошла круто вниз, и теперь даже за кражу куска хлеба или книги в библиотеке полагалось долго отпиливать руку или ногу или выкалывать глаза по жеребьевке, кому что выпадет, и этот волнующий момент тоже транслировался по телевидению.
Короче, был наведен порядок. Люди ликовали: наконец-то!
Но и порядочные граждане иногда оказывались героями воскресных телепередач - например, за наезд на пешехода полагалось повешение, и пешехода тоже казнили из чувства справедливости, если он оставался жив, а вот если нет - шоферу полагалась гильотина плюс предварительные пытки в подвале (ночная субботняя трансляция).
Мало того, всем инвалидам было предписано жить за городом в особых домах (для их же безопасности) - ибо, завидев однорукого или одноногого, а также слепого, кто угодно мог приволочь его на казнь, крича: \"вор, вор\" поскольку если у человека не хватает руки или еще чего-нибудь, вполне вероятно, что это бывший уже наказанный преступник, и на него можно было взвалить вину за кражу, никто и не проверял, даже платили премию и отдавали квартиру казненного тому, кто поймал.
Так что за инвалидами в случае нужды тоже охотились.
Народ заговорил о твердой руке.
А Королева раз в неделю посещала свой любимый Дом скорби, оставалась в отдаленном помещении недолго и в прекрасном расположении духа ехала сразу же на площадь Казней, чтобы явиться перед камерами телевидения в лучшем виде.
Всюду при этом ее сопровождал Второй, молодой мужчина с приятной внешностью, немного капризный по виду.
А Первый все это время как раз и сидел в Доме скорби и сидел именно там, в отдаленном коридоре, в одной клетке со Злодеем.
Так придумала Королева.
И каждый раз она громко смеялась, видя, как тянется к Первому Злодей, но цепь не пускает ею на каких-то десять сантиметров, а сам Первый прикован к решетке за обе руки.
Первый стоял уже многие месяцы, ноги его распухли, и только когда Злодей ненадолго засыпал, Первый мог хотя бы присесть на пол и тоже поспать - но Злодея мучила бессонница, и Первому приходилось туго.
Королева каждый раз просто стонала от смеха, видя, как Злодей натягивает тонкую цепочку и шарит в воздухе руками в десяти сантиметрах от рубашки Первого.
Иногда Королева развлекалась по-другому: она давала послушать Первому голоса ею плачущих детей по радиотелефону - дети тихо пищали и просили прощения у кого-то невидимого, маленький просил хлебушка, а потом раздавались удары и покорные рыдания.
Первый смотрел в пол, а Королева радовалась как ребенок (вспомним ее детство) и говорила:
- Верба-хлест, а?
Но все на свете меняется, и однажды Второй сообщил Королеве, что международная комиссия ООН решила послать инспекцию в разные страны, как там соблюдаются права человека в больницах и тюрьмах, не мучают ли людей.
А поскольку он, Второй, член этой комиссии - был грех, заставили вступить свои же из министерства, чтобы прощупать обстановку и быть в курсе дела, - то инспекция приедет и к ним в страну.
Королева чего не любила для себя лично, так это надсмотрщиков, учителей и всяких указаний - она этого не могла выносить еще со времен вербы.
Она сказала, что в свою собственную страну она никого не пустит, никого.
Второй скромно ответил, что тогда все поймут, что у них нарушаются права человека, и не пустят, в свою очередь, самое Королеву с визитами в свои государства: все поездки доброй воли в богатые и цивилизованные страны отменяются!
В бедные можно, но там всюду как и тут, стрельба, очереди и в гостиницах тараканы.
- Прекрасно, - ответила Королева, - пусть приезжают. Но только не на Вербовское шоссе!
(То есть в Дом скорби.)
- Они как раз туда и едут, - возразил Второй скромно, - им кто-то настучал.
- Прекрасно, - опять сказала Королева, - ты мне начинаешь ставить палки в колеса, а? Я люблю, когда меня не любят, но люблю какой-то странной, мучительной любовью. Ты схватываешь ситуацию?
- Схватываю, - отвечал побледневший Второй.
Короче, Королева предложила сменить название учреждения на Вербовском шоссе и вместо \"Дом скорби\" назвать это дело \"Школа драматического искусства\", а для больных ввести звания \"студент\" и \"выпускник\" (выпускниками в шутку называли самых древних старичков и безнадежных больных) - что же касается санитаров, то они отныне именовались \"педагоги по технике речи\", а врачи носили звание \"мастеров\".
Буйное отделение имело отдельную вывеску \"Курсы пластической импровизации\".
В нищую психушку были временно свезены театральные костюмы с киностудии.
И когда Королю и Королеве были представлены члены комиссии ООН, все уже было готово.
Глуповатый Король спросил:
- Как долго уважаемые пробудут в нашей стране?
Комиссия ответила, что они временем располагают.
Королева, в свою очередь, поинтересовалась:
- Уважаемые знают адреса учреждений?
- О да, - ответили ученые, разномастные, бородатые и лысые, в бейсбольных кепках, очках и майках, несолидные какие-то.
- А можно ознакомиться со списком? - спросила Королева.
- О да, - сказала комиссия.
- А что это у вас за адрес, Вербовское шоссе! Там нет никакой больницы, там теперь Школа драматического искусства.
- Ой, - воскликнул Король, - а я и не слышал, надо же! Молодые актриски, а? Давно это у нас?
- Ты что, - с ненавистью улыбаясь, отвечала Королева, - да ведь я кончала эту школу! Давным-давно, ты что!
- Прекрасно, - сказала комиссия, - мы изучаем также и учебные заведения, и тюрьмы, и детские сады, и казармы: всюду, где могут нарушаться права человека.
- Что вы, - сказала Королева. - Какие там права! У нас с этим давно все в порядке.
- Итак, едем на Вербовское шоссе! - заключила комиссия.
- Я с вами, - улыбнулась Королева.
- А у меня государственный вопрос, - сказал глупый Король, держась за живот. - Я остаюсь.
Но комиссия не взяла Королеву, поскольку у них был только экологически чистый транспорт, многоместный велосипед, на котором они ездили из страны в страну, ни от кого не завися; велосипед был снабжен также полевой кухней и балдахином от дождя.
И пока Королева шла вдоль почетного караула, пока гремели залпы в ее честь и раскрывались ворота, пока начальник стражи рапортовал, а гвардейцы, держа равнение, расходились в стороны - короче говоря, пока шло без сучка без задоринки ежедневное провожание Королевы за калитку (любое нарушение каралось расстрелом на месте при помощи взвода товарищей), велосипедисты давно уже приехали в бывший Дом скорби на Вербовском шоссе.
Комиссия прошла мимо учебной аудитории, где сидели по койкам студенты, каждый в роли Наполеона, и, скандально пуская в ход кулаки и табуретки, обсуждали план действий под Ватерлоо - а педагог, кисло улыбаясь, раздавал всем очень большие витаминки.
Далее комиссия миновала комнату, где Ленин говорил речь, бегая по столу, а пятнадцать других Лениных лежали почему-то привязанные на кроватях и махали руками и ногами, а педагог ловил бегающего Ленина и орал на студентов громким голосом, как и полагается режиссеру, но его никто не слушал, потому что все присутствующие тоже произносили речи кто какую хотел.
Далее следовали курсы пластической импровизации, где шел спектакль \"Каторга\" и все актеры были прикованы цепями к стене, разнообразно импровизируя позы страдания, а педагог по технике речи играл роль свирепого надсмотрщика настолько удачно и был так хорошо загримирован, что комиссия даже зааплодировала, - судите сами: на голове шерсть до бровей, носа нет, одни дырки, зато брови мощные, как руль у велосипеда.
И так далее, вплоть до загримированных рук (татуировка).
Когда Королева прибыла, комиссия уже просила ключи у дежурного на верхнем этаже.
Королева поднялась туда в самый разгар скандала, слегка затуманилась, но потом разрешила открыть дверь.
При этом она сказала, что тут репетируется пьеса на двоих \"Казнь\".
Все уже загримированы.
Комиссия увидела почти настоящего средневекового палача за решеткой в полном обмундировании, который стоял на цепи с большим топором в руке, тоже явно настоящим, и глядел на свою жертву.
Правда, топор был прикреплен отдельной цепью к стене, так что палач был не в силах дотянуться до жертвы.
А осужденный в полосатой робе с мешком на голове держался обеими руками за решетку, будучи к ней же прикован за наручники.
Педагог, красный от волнения, сидел за столиком у графина с водой и репетировал.
- Очень жизненно, - сказала Королева, - просто МХАТ имени Чехова.
- О да, - откликнулась хором разноперая комиссия.
- Ну, вы все посмотрели? - чудесно улыбнулась Королева. - Поехали, а то у нас скоро главный обед. У вас у всех есть приглашение?
- О да, - заверила ее комиссия.
- Ну и пошли.
- Так-то оно так, - сказал Председатель комиссии, по виду нищий студент, в кепке задом наперед и с болтающимися шнурками, - но вот тут нарушаются права актера. Почему ваш студент прикован к решетке? Глядите, у него руки отекли! Кстати, и ноги!
- Вы что, это грим, грим! - зашептала Королева. - Это спецэффект!
- А зачем это он на цепи, ваш палач? Здесь резко нарушены права человека!
- Это театр! - воскликнула Королева. - Это режиссерская трактовка.
- Не верю! - завопил Председатель комиссии. - Палач не может быть на цепи!
- Ой, ну перепутали студенты, - шутливо сказала Королева, - ну простим им, они первокурсники. Я распоряжусь, им поставят двойки.
- Нет, надо его освободить, - заартачился нищий Председатель комиссии. - Мы здесь для того, чтобы освобождать и снимать оковы.
И лицо его стало каким-то светлым.
\"Тебе самому здесь место, псих\", - злобно подумала Королева, а вслух сказала:
- Ой, профессор ушел, а это ассистент, верно? Да нет у него ключей.
Председатель комиссии спросил педагога, сидящего у столика с графином и телефоном:
- Ключ есть?
Преподаватель вскочил, и у пояса его звякнула связка отмычек.
- Ну дай, дай им ключи, - резко сказала Королева, а сама подумала: \"Если даст, казню в воскресенье с субботней трансляцией в камере пыток\".
- Ну, - ответил педагог, после чего, не говоря ни слова, упал под стол, видимо, от волнения.
- Обморок, артистическая натура, никогда не видел иностранцев, объяснила Королева. И она обратилась к своему верному Второму: - Снимите у него с пояса ключи, возьмите самый большой медный и так и быть, отоприте клетку.
Когда приказ ее был исполнен, она сказала:
- Теперь возьмите самый маленький серебряный ключик и освободите палача. Замок у него на сапоге.
- Ну уж нет, - нервно сказал Второй. - Вот уж это ни за что.
- Запомним, - сказала Королева приглушенным голосом. - Запишем в книгу Грота Венеры. В книгу уходов.
- Нет, нет, - повторил Второй, отступая от Королевы.
- Ну хорошо, - сказала Королева и протянула ключи Председателю комиссии. - Вы можете сделать святое дело и освободить этого студента.
Председатель комиссии закричал действительно как псих:
- Послушайте, а вот тут еще хуже нарушаются права студентов! Во-первых, этот студент, который так хорошо играет жертву, что у него на руках раны, он ведь может задохнуться в мешке, и его надо освободить первым! Я сначала желаю освободить этого человека! Глядите, у него на шее ведь затянута веревка!
Тут стоящий у решетки студент в мешке на голове начал глухо мычать.
\"Повешу предателя сразу же, - подумала Королева. - Он же обещал мне молчать под страхом гибели детей, подлец! Ему же специально заткнули для этого рот!\"
А вслух она сказала как можно более мелодично:
- Кто-то больше никогда не увидит кого-то!
А Председатель уже тянул свою тощую руку к ключам.
- А вот и нет, - ласково сказала Королева, - первое слово дороже второго! Сначала вы освобождаете палача, а потом жертву, то есть что я! Сначала того студента, а потом этого.
- Нет! - твердо пролаял Председатель комиссии, и вся комиссия дружно пролаяла \"Нет!\".
- Это я говорю здесь \"Нет!\", - завизжала Королева и сразу стала похожа на свою собственную мамашу (все кричащие женщины, кстати, становятся похожи на своих матерей, так как стареют прямо на глазах).
Разумеется, Королева хотела сначала освободить Злодея с топором, чтобы он тут же и зарубил бы Первого.
- Какие все мужчины дураки упрямые, - бешено сказала она, выбирая ключ от цепи Злодея. - Просто жуть какая-то.
И с этими словами она спокойно вошла внутрь клетки, а затем с ласковыми словами склонилась к сапогу Злодея.
- Сейчас ты сделаешь то, о чем мечтал, - зашептала она. - Ты сможешь убить этого дурака, подойдешь к нему и просто убьешь, отрубишь ему голову.
- Да, - сказал глухо Злодей из-под капюшона и тут же, не ожидая освобождения, отрубил голову Королеве.
- Она нарушила внутренний распорядок, - объяснил Злодей ахнувшей комиссии. - У нас сейчас мертвый час.
Затем он горделиво выпрямился и сказал:
- Прошу следующего.
Крича что-то неразборчивое, Председатель и его комиссия толпились у открытой двери клетки.
А бледный Второй сказал Злодею:
- По внутреннему распорядку не полагается наличие посторонних убитых в камере и ключей на полу. Вы нарушили правила поведения, вас накажут, не дадут вам вечером конфетку.
Тут Злодей зарыдал и, утирая сопли, стал канючить:
- Она сама вперлась, кто ее просил! Я не виноват! Мы отдыхали с товарищем после обеда, а она сюда втюрилась!
- Если вы перебросите нам ключи, конфетку вам дадут. Если нет, вам не видать больше вечерней конфетки, я об этом позабочусь!
- Нате, подлецы! - завизжал Злодей. - Получите ваши ключи! Конфетку пожалели!
И он швырнул ключи Второму.
Ловкий Второй, не входя в клетку, освободил Первого и потянул его к двери под пристальным взглядом Злодея, который буквально повис на цепи в десяти сантиметрах от своей жертвы.
Комиссия, волоча ослабевшего Первого, погрузила его в Королевский лимузин, оставив Школу драматического искусства доигрывать свои спектакли.
Второй дал шоферу адрес, и странный караван, состоящий из лимузина в сопровождении эскорта мотоциклов и многоместного скрипучего велосипеда с бултыхающимся балдахином, под вой сирены и бешеный лай больничных собак, среди полной паники полицейских, по очистившейся внезапно улице помчался туда, куда сказал Второй.
И там оказался специальный детский комбинат (тюрьма-ясли-сад), и ликующая комиссия всех освободила, то есть бледных, худых детей вывели, вынесли на руках, а не менее бледная, но жирная охрана испуганно слушалась любого слова Второго.
И Первый взял на руки сразу трех, двух своих и третьего кто подвернулся.
Был общий праздник, и народ охотно принял в нем участие, Первому всюду аплодировали, Король со слезами на глазах (все-таки освободился от Королевы) обнял и расцеловал Первого и тут же назначил его опять Первым.
Был подписан ряд указов - о ликвидации Грота Венеры, Школы драматического искусства, субботних и воскресных воспитательно-зрелищных передач \"Спи спокойно\" и всех казней, а также специальных детских тюрем.
Мало того, вышел особый указ о неприменении к детям физических наказаний.
По последнему вопросу некоторые в народе остались несогласны, но появившееся вскоре жизнеописание Королевы многое должно было объяснить читателям.
Что касается Второго, то его простили и опять послали четвертым советником в государство Панголин.
А Первый все так же добр, но одного он не разрешает Королю: жениться.
Да тот и не особенно хочет.