Нэш вздохнул и сказал:

- Да, это так.

Симмингтон спросил:

- Вы уже составили себе какое-то определенное представление об авторе?

Грейв прочистил горло и приступил к небольшой лекции:

- Во всех этих письмах есть определенные черты сходства. Я их назову, джентльмены, чтобы вы над этим поразмышляли. В тексте писем слова составлены из отдельных букв, вырезанных из книги. Это старая книга, напечатанная, я бы сказал, около 1830 года. Несомненно, это сделано с целью исключить риск разоблачения через почерк, что, как многие теперь знают, очень легко сделать… Так называемый измененный почерк не представляет никакой проблемы для опытного эксперта. На письмах и конвертах нет четких отпечатков пальцев. Это означает, что они были оставлены почтовыми служащими и адресатом. Есть еще неясные отпечатки, но особые, свидетельствующие о том, что человек, их оста вивший, из предосторожности надевал перчатки. Конверты напечатаны на машинке марки - «Виндзор-7», весьма подержанной. Буква «а» и «т» скачут. Большинство из писем отправлено местной почтой или прямо опущено в ящик. Из этого следует, что все они местного происхождения. Они написаны женщиной и, на мой взгляд, женщиной среднего возраста, вероятно, хотя и не на сто процентов, незамужней.

Мы на несколько минут погрузились в почтительное молчание. Потом я сказал:

- Пишущая машинка - ваш главный козырь, не так ли? Найти ее будет нетрудно в таком маленьком местечке, как это.

Инспектор Грейв грустно покачал головой.

- Вот в этом вы ошибаетесь, сэр.

- С пишущей машинкой, - заметил суперинтендант Нэш, - все получилось даже слишком легко. Это старая машинка из оффиса мистера Симмингтона, переданная им женскому институту, где, я должен сказать, пользоваться ею может каждый. Местные дамы часто заходят в этот институт.

- А вы не можете сказать нам что-нибудь определенное насчет почерка… или как там это у вас называется?

Грейв кивнул.

- Да, это можно было бы сделать, но все эти конверты были напечатаны одним пальцем.

- Значит, это неизвестное лицо не умеет печатать на машинке?

- Нет, я бы этого не сказал. Я скорее склонен думать, что это человек, умеющий печатать, но не желающий, чтобы мы об этом узнали.

- Кто бы ни сочинял эти письма, он весьма хитер, - заметил я.

- Да, эта особа хитра, сэр, очень хитра, - подтвердил Грейв. - Владеет всеми уловками своего ремесла.

- Я не могу представить, чтобы у кого-нибудь из здешних буколических женщин хватило на это мозгов.

Грейв многозначительно кашлянул.

- Боюсь, что я недостаточно ясно выразился. Эти письма написаны образованной женщиной.

- Вы думаете, настоящей леди?

Слово вырвалось неожиданно. Я уже много лет не пользовался этим словом - «леди». Но теперь оно само собой слетело с моих губ, как отзвук далеких времен, когда моя бабушка с невольной надменностью в голосе говорила: «Разумеется, она не леди, дорогой». Нэш понял меня сразу. Слово «леди» еще что-то значило для него.

. - Это не обязательно леди, - заметил он. - Но определенно не простая деревенская женщина. Они здесь большей частью косноязычны, не могут правильно говорить и связно выразить свои мысли.

Я молчал, потому что был потрясен. Общество здесь было столь немногочисленным. Бессознательно я отождествлял автора письма с миссис Клит или ей подобной - злой и хитрой полуведьмой.

Симмингтон выразил мою мысль словами. Он резко сказал:

- Но это сужает круг до дюжины людей из всей округи!

- Да, так и есть.

- Я не могу в это поверить.

Потом, с некоторым внутренним сопротивлением, глядя прямо перед собой, как будто сам звук собственных слов был ему неприятен, он сказал:

- Вы слышали, что я говорил во время расследования. Если вы можете подумать, что мое заявление было продиктовано желанием защитить память моей жены, я был бы рад повторить его теперь: я убежден, что обвинения в том письме были абсолютно ложны. Я знаю точно, что это ложь. Моя жена была очень чувствительной женщиной и… вы могли бы да же счесть это излишней щепетильностью с ее стороны. Такое письмо должно было вызвать у нее шок, а она была слаба здоровьем.

Грейв тут же ответил:

- Похоже, что вы правы, сэр. Ни одно из этих писем не демонстрирует подлинной осведомленности. Это просто голые обвинения. В них не содержалось попытки шантажа. И не похоже, чтобы они были продиктованы религиозным фанатизмом, как некоторые из тех, что к нам попадают. Они выражено скандальны и злобны. И это может нам помочь выйти на автора.

Симмингтон поднялся. Хотя он был сухим и сдержанным человеком, губы его дрожали.

- Я надеюсь, что вы скоро разыщете ведьму, которая писала эти письма. Она убила мою жену так же безошибочно, как если бы вонзила в нее нож. - Он помолчал. - Интересно, что она теперь чувствует?

Он вышел, и вопрос этот остался без ответа.

- Действительно, что она сейчас чувствует? - спросил я Нэша. Мне казалось, что ответ был в его компетенции.

- Бог его знает. Наверное, испытывает угрызения совести. С другой стороны, может случиться так, что она наслаждается своим могуществом. Смерть миссис Симмингтон только усилила ее манию.

- Надеюсь, что это не так, - сказал я, невольна поёжившись. - Если это так, то она…

Я колебался, и Нэш закончил фразу за меня:

- Она постарается все это повторить? Это, мистер Бэртон, было бы всего лучше для нас. Вспомните, повадился кувшин по воду ходить…

- Она сумасшедшая, если будет это продолжать! - воскликнул я.

- Она займется этим вновь, - сказал Грейв. - Они всегда так поступают. Это, видите ли, порок, они не могут от него избавиться.

Я с отвращением тряхнул головой и спросил, нельзя ли мне выйти подышать воздухом, если я больше не нужен. Казалось, все вокруг было отравлено злом.

- Больше никаких вопросов нет, мистер Бэртон, - сказал Нэш. - Только наблюдайте внимательно и собирайте как можно больше информации, то есть узнавайте у каждого, не получил ли он новых писем.

Я кивнул.

- Полагаю, что каждый из местных жителей получил хотя бы один из этих мерзких пасквилей, - заметил я.

- Я тоже так думаю, - сказал Грейв. Он слегка наклонился ко мне и спросил: - Вы не знаете хоть одного человека. который наверняка не получал письма?

- Какой странный вопрос! Люди в общем-то не склонны делиться со мной своими секретами.

- Нет, нет, мистер Бэртон, я не это имею в виду. Я просто хочу узнать, не знаете ли вы хоть одного человека, который, насколько вам известно, не получал анонимного письма.

- Ну, что ж, - я несколько колебался, - в какой-то мере знаю.

И я повторил свою беседу с Эмили Бартон и то, что она сказала. Грейв выслушал мою информацию с невозмутимым видом.

- Отлично! Это может оказаться полезным. Я возьму это на заметку.

Я вместе с Оуэном Гриффитом вышел в полуденный зной.

Здесь, на улице, я начал громко возмущаться:

- Разве подходит это место человеку, который должен полеживать на солнце и зализывать свои раны? Это место пропитано смердящим ядом, а выглядит таким мирным и невинным, как сад Эдема.

- Даже там, - сухо заметил Оуэн, - был змей.

- Послушайте, Гриффит, они что-нибудь знают? Есть у них хоть какая-то идея?

- Я не знаю. Полиция владеет превосходной техникой. техникой. Они кажутся такими искренними, а по существу ничего вам не говорят.

- Да. Этот Нэш - приятный парень.

- И очень способный.

- Если здесь есть какой-то маньяк, вы-то должны знать об этом, - сказал я с упреком.

Гриффит покачал головой. Он выглядел растерянным. Даже более того - обеспокоенным. Я подумал, что у него могут быть некие подозрения.

Мы шли по Хай-стрит. Я остановился перед дверью агентства по найму.

- Я думаю, мой второй взнос останется авансом. Я принял решение оплатить его и исчезнуть отсюда вместе с Джоанной. Готов потерять остаток арендной платы.

- Не уезжайте, - сказал Оуэн.

- Почему?

Он не ответил. Через минуту или две он медленно сказал:

- В конце концов я готов признать, что вы правы. Лимсток сейчас - явно нездоровое место. Он может повредить вам… или вашей сестре.

- Ничто не может повредить Джоанне, - сказал я. Она стойкая. Это я слабый. Во всяком случае все это дело выбивает меня из колеи.

Я наполовину открыл дверь агентства.

- Но я не уеду, - закончил я. - Вульгарное любопытство сильнее трусости. Я хочу узнать разгадку.

Я вошел. Женщина, печатавшая на машинке, встала и подошла ко мне. У ней были завитые волосы и жеманная улыбка, но она показалась мне более сообразительной, чем тот очкастый юноша, который в прошлый раз верховодил в офисе. Через минуту или две я почувствовал в ней что-то знакомое. Это была мисс Гинч, бывшая сотрудница Симмингтона. Я решил обсудить это открытие.

- Вы ведь работали у Гэлбрейта и Симмингтона? - спросил я.

- Да. Так и было. Но я сочла, что лучше уволиться. Это очень хорошее место, хотя оно не так высоко оплачивается. Но есть вещи важнее денег, вы так не думаете?

- Без сомнения, - согласился я.

- Эти ужасные письма, - выдохнула мисс Гинч свистящим шепотом. - Я получила жуткое письмо. Обо мне и мистере Симмингтоне. О, оно было ужасно, в нем говорились такие немыслимые вещи! Я сознаю свой долг. И я отнесла его в полицию, хотя, разумеется, мне это было не так уж приятно, разве не так?

- Конечно, крайне неприятно.

- Но они меня поблагодарили и сказали, что я поступила совершенно правильно. И я тогда подумала, что если идут такие разговоры (а они наверняка должны были идти, иначе откуда все это взял автор письма), я должна избегать, даже видимости греха, хотя между мной и мистером Симмингтоном ничего такого никогда не было.

Я чувствовал себя несколько смущенным.

- Да, разумеется, не может быть ничего подобного.

- Но люди склонны к таким злым выдумкам. Увы, такой порочный ум!

Как я ни старался этого избегнуть, я встретился с ней взглядом и сделал для себя неприятное открытие. Мисс Гинч была неподдельно довольна. Сегодня мне уже довелось видеть человека, который получал удовольствие от анонимных писем. Но восторг мистера Грейва был профессиональным. Удовольствие же мисс Гинч я находил отталкивающим и подозрительным. У меня в голове тут же блеснула идея. Не писала ли мисс Гинч эти письма сама?



Глава 7

Когда я пришел домой, я застал миссис Дейн Кэлтроп, беседующую с Джоанной. Мне показалось, что она выглядит бледной и больной.

- Для меня это был ужасный удар, мистер Бэртон, - сказала она. - Ах, бедняжка! Бедняжка!

- Да. Ужасно сознавать, что кто-то доведен до такого состояния, что готов лишить себя жизни.

- Вы имеете в виду миссис Симмингтон?

- А вы разве нет?

Миссис Дейн Кэлтроп покачала головой.

- Конечно, всем ее жаль, но это должно было так или иначе случиться.

- Должно было? - голос Джоанны прозвучал сухо.

Миссис Дейн Кэлтроп повернулась к ней.

- Да, я так считаю, дорогая. Если самоубийство есть для вас способ уйти от неприятностей, то не имеет особого значения характер этих неприятностей. Какое бы тяжелое потрясение ни последовало, она бы поступила точно так же. Совершенно ясно, что это просто женщина определенного типа. Никто этого не предполагал. Она всегда казалась мне эгоистичной и довольно недалекой женщиной, с достаточной жизненной выносливостью. Из тех, кто не впадает в панику - так можно было бы подумать. Но я начинаю понимать, как мало я о каждом знаю.

- Тогда мне любопытно, кого же вы имели в виду, когда сказали «бедняжка»? - спросил я.

Она посмотрела на меня с явным удивлением.

- Разумеется, ту женщину, которая писала эти письма.

- Я не думаю, - сухо заметил я, - что стал бы расходовать на нее сострадание.

Миссис Дейн Кэлтроп наклонилась ко мне и положила руку мне на колено.

- Но разве вы не понимаете, не способны почувствовать? Напрягите ваше воображение. Подумайте, каким отчаявшимся, безысходно несчастным должен быть человек, чтобы сесть и писать такие вещи. Kaким одиноким, каким отверженным от рода человеческого! Насквозь отравленным, так что потоки яда вынуждены прокладывать себе подобный путь. Вот по чему я чувствую себя виноватой. Кто-то в этом городе переживает такое ужасное несчастье, а я об этом понятия не имею. А должна была иметь. Вы не можете вмешиваться в события, я этого никогда не делаю. Но эта внутренняя черная тоска подобна руке, распухающей и чернеющей от распространяющегося воспаления. Если вы сможете сделать разрез и вы пустить яд, воспаление не принесет вреда. Бедная душа, бедная душа…

Она поднялась, собираясь уходить. Внутренне я был с нею не согласен. Несмотря ни на что, я не испытывал сочувствия к сочинителю этих анонимных писем. Но я спросил с любопытством:

- А нет ли у вас предположения, миссис Кэлтроп, относительно того, кто эта женщина?

Она бросила на меня умный проницательный взгляд.

- Допустим, есть, - сказала она. - Но ведь я могу ошибаться, не так ли?

Она быстро пошла к двери, но на ходу обернулась и спросила:

- Скажите, а почему вы никогда не были женаты, мистер Бэртон?

Со стороны любого другого это было бы абсолютной бестактность, но в отношении миссис Дейн Кэлтроп сразу чувствовалось, что эта идея внезапно пришла ей в голову и ей искренне хотелось получить ответ.

- Скажем так, - начал я с вызовом, - что я еще ни разу не встречал достойной меня женщины.

- Вы можете так сказать, - заметила миссис Дейн Кэлтроп, - но это будет не особенно удачный ответ, потому что многие мужчины женятся явно на недостойных женщинах.

На этот раз она в самом деле удалилась. Джоанна сказала:

- Ты знаешь, я всерьез начинаю думать, что она сумасшедшая. Но она мне нравится. Здесь, в деревне, люди ее боятся.

- И я тоже, чуть-чуть.

- Потому, что ты никогда не знаешь, что она выкинет?

- Да. А в ее мыслях царит безжалостная ясность.

- Ты действительно считаешь, что та, которая писала эти письма, очень несчастна? - медленно сказала Джоанна.

- Я не знаю, что думает или чувствует эта проклятая ведьма. И меня это не волнует. Я жалею только ее жертв.

Теперь мне кажется странным, что, рассуждая о складе ума Отравленного Пера, мы упустили самую очевидную его особенность. Гриффит предположил, что она полна ликования. Я воображал ее полной угрызений совести, подавленной результатом своих деяний. Миссис Дейн Кэлтроп считала ее страдалицей. Однако мы все, а возможно только я, не учитывали очевидной и неизбежной реакции. Этой реакцией был страх. Ведь со смертью миссис Симмингтон письма переходили из одной категории в другую. Я не знаю, как это определялось законом, об этом, полагаю, знал Симмингтон. Но было ясно, что после смертельного исхода положение сочинителя писем стало гораздо более серьезным. Теперь и речи не было о том, чтобы представить это как шутку, если личность автора будет установлена. Полиция проявляла активность, был вызван эксперт Скотлэнд Ярда. Теперь для анонимщика жизненно важным стало остаться неизвестным. И поскольку страх был главным следствием, за ним должны будут последовать другие реакции. Я был бессилен их угадать. Однако они, несомненно, будут вполне очевидными.



* * *

На следующее утро Джоанна и я довольно поздно собрались на завтрак. Точнее говоря, поздно по меркам Лимстока. Было 9.30, тот час, когда в Лондоне Джоанна только лишь приоткрывала глаза, а я скорее всего спал крепким сном. Однако, когда Партридж спросила: «Подавать завтрак в половине девятого или в девять часов?», - ни я, ни Джоанна не рискнули перенести его на более поздний час.

К моей досаде, на ступеньках стояла Эми Гриффит и болтала с Меган. Увидев нас, она воскликнула со своей обычной непосредственностью:

- Эй, привет, лентяи! Я уже давным-давно на ногах.

Это, разумеется, ее личное дело. Несомненно, доктор должен рано завтракать, и заботливая сестра готова в любой момент предложить ему чай или кофе. Но это вовсе не означает, что она должна являться и будить сонных соседей. 9.30 не самое лучшее время для утренних визитов.

Меган скользнула в дом, прямо в столовую, и я успел заметить, что ее оторвали от завтрака.

- Я сказала, что заходить не буду, - заговорила Эми Гриффит, - хотя не знаю, почему считается приличным разговаривать с людьми на пороге, а не в доме. Я просто хотела спросить мисс Бэртон, нет ли у ней овощей, чтобы выделить нам немного для устройства ларьков вдоль главной дороги во время кросса. Если есть, я попрошу Оуэна приехать за ними на машине.

- Еще так рано, а вы уже всюду успели, - заметил я.

- Ранней птичке всегда достанется червяк, - заявила Эми. - Всегда больше шансов застать всех на месте в это время. После вас я пойду к мистеру Паю. А после обеда зайду к Брентону.

- Ваша энергия меня просто утомляет, - сказал я. В это время зазвонил телефон, и я прошел в холл, чтобы взять трубку, оставив Джоанну, которая неуверенно пробормотала, что-то насчет ревеня и фасоли, проявив полную неосведомленность в огородных делах.

- Да? - сказал я в трубку.

С другого конца провода доносилось чье-то шумное дыхание, потом прозвучал неуверенный женский голос:

- Э-э…

- Да? - повторил я настойчиво.

- Э-э… - снова зазвучал голос, потом как-то в нос спросил: - Это … Это Литтл Фэз?

- Это Литтл Фэз.

- Э-э… - Очевидно, это было традиционным зачином каждого предложения. - Я могу попросить на минутку мисс Партридж?

- Конечно, - сказал я. - А кто ее спрашивает?

- Э-э… Скажите ей, что это Эгнес. Эгнес Уэддл.

- Эгнес Уэддл?

- Правильно.

Я положил трубку и поднялся по ступенькам, откуда доносился шум, производимый Партридж.

- Партридж, Партридж!

Партридж появилась на лестнице с длинной шваброй в руке и с явственным выражением раздражения, едва скрытым за ее обычной респектабельностью.

- Да, сэр.

- С вами желает говорить по телефону Эгнес Уэддл.

- Прошу прощения, сэр?

Я повысил голос:

- Эгнес Уэддл!

Я произнес фамилию так, как она мне запомнилась. Но я вынужден теперь записать ее по-новому.

- Эгнес Уоддел? Что еще ей понадобилось?

Весьма недовольная, Партридж бросила швабру и спустилась по ступенькам, ее цветастое платье, казалось, вздымалось от возмущения.

Я вернулся в столовую, где Меган поглощала почки и бекон. Меган, в отличие от Эми, не демонстрировала лучезарного утреннего лика. Она весьма сухо ответила на мое приветствие и продолжала молча есть.

Я открыл утреннюю газету, а через пару минут вошла Джоанна, выглядевшая чем-то расстроенной.

- Уф! - выдохнула она. - Я так устала. И думаю, что продемонстрировала полное невежество в отношении того, где что растет. Разве в это время не бывает вьющейся фасоли?

- В августе, - сказала Меган.

- А в Лондоне она есть в любое время, - решительно заявила Джоанна.

- Дурочка, - сказал я. - А на кораблях, идущих из дальних концов империи, имеются холодильники.

- А также слоновая кость, обезьяны и павлины.

- Вот именно.

- Мне бы хотелось завести павлинов, - задумчиво сказала Джоанна.

- А мне бы хотелось иметь ручную обезьяну, - подхватила Меган.

Медленно очищая апельсин, Джоанна сказала:

- Интересно, как себя чувствуют такие люди, как Эми Гриффит, пышущие здоровьем, силой и жизнерадостностью. Как ты считаешь, она может уставать, испытывать депрессию или тоску?

Я сказал, что совершенно уверен в том, что Эми Гриффит никогда не бывает тоскливо, и пошел за Меган на веранду. Стоя там и набивая трубку, я услышал, как Партридж вошла в столовую из холла и сказала довольно суровым тоном:

- Могу я поговорить с вами пару минут, мисс?

«Черт возьми! - подумал я. - Надеюсь, Партридж не собирается заявить об увольнении. Это бы очень не понравилось Эмили Бартон».

Партридж продолжала:

- Я должна извиниться, мисс, за то, что воспользовалась телефоном. Дело в том, что той молодой особе, которая позвонила, следовало бы получше соображать. У меня никогда не было привычки пользоваться телефоном или позволять моим знакомым сюда звонить. И мне очень жаль, что все это случилось, что хозяин взял трубку и все прочее.

- Ну что вы, все в порядке, Партридж, - сказала Джоанна. - Почему бы вашим друзьям не воспользоваться телефоном, если они хотят с вами поговорить?

Я мог догадаться, хотя не видел этого, что лицо Партридж стало каменным, и она холодно ответила:

- Такие вещи никогда не были приняты в этом доме. Мисс Эмили никогда бы этого не позволила. Как я уже сказала, мне жаль, что так получилось, но Эгнес Уоддел, девушка, которая позвонила, была расстроена, и она слишком молода, поэтому не знает, как принято себя вести в порядочных домах.

«Это в твой адрес, Джоанна!» - не без удовольствия заметил я.

- Эта Эгнес, которая мне позвонила, мисс, - продолжала Партридж, - она была здесь служанкой до меня. Ей тогда было шестнадцать лет, и она пришла прямо из сиротского дома. Видите ли, поскольку у нее нет семьи, матери или каких-то родственников, которые могли бы дать совет, она привыкла обращаться ко мне. Я могу объяснить ей что к чему.

- Да? - сказала Джоанна выжидающе. Совершенно ясно, что должно было последовать продолжение.

- И я смею попросить вас, мисс, позволить Эгнес прийти сегодня ко мне в кухню на чай. У нее сегодня выходной и, понимаете, ей о чем-то хочется со мной посоветоваться. Мне бы и в голову не пришло предлагать подобное без особых причин.

Джоанна сказала с явным удивлением:

- Но почему вы не можете пригласить кого-то к себе на чай?

Как потом рассказывала Джоанна, Партридж застыла при этих словах и был воистину великолепна, когда изрекла:

- В этом доме это никогда не было принято, мисс. Старая миссис Бартон никогда не допускала посетителей на кухню, за исключением тех случаев, когда сама отсутствовала. Тогда нам было позволено собирать друзей здесь, но в обычные дни - никогда. И мисс Эмили придерживается старой традиции.

Джоанна очень мила со слугами, и в большинстве своем они ее любят, но ей никогда не удавалось сломать лед между собой и Партридж.

- Это нехорошо, детка, - сказал я, когда Партридж ушла и Джоанна вышла ко мне на веранду. - Никто не оценил твоего сочувствия и мягкости. Для Партридж существуют лишь незыблемые старые обычаи, и все должно происходить так, как положено в доме джентльмена.

- Я никогда не слышала о такой тирании, чтобы слугам не позволяли даже встретиться со своими друзьями, сказала Джоанна. - Все это очень хорошо, Джерри, но не может же им нравиться, когда с ними обращаются, как с черными рабами.

- Очевидно, нравится, - заметил я. - По крайней мере, таким, как Партридж.

- Я не могу понять, почему она меня не любит. Большинство людей относятся ко мне с симпатией.

- Вероятно, она презирает тебя как особу, не соответствующую статусу хозяйки. Ты никогда не засовываешь руку в полку, чтобы обнаружить следы пыли. Ты никогда не заглядываешь под матрасы. Ты не спрашиваешь, куда делись остатки шоколадного суфле и никогда не заказываешь настоящего хлебного пудинга.

- Фу! - фыркнула Джоанна.

Она продолжала с заметной грустью:

- Мне сегодня с самого утра не везет. Я вызвала презрение у нашей Эми за то, что не разбираюсь в овощах. Отвергнута Партридж за то, что поступаю по-человечески. Я лучше пойду в сад и наемся червяков.

- Меган уже там, - сказал я.

Меган действительно несколько минут назад рассеянно направилась в сад, и теперь стояла в середине лужайки, похожая на притаившуюся птицу, ожидающую корма. Вскоре она, однако, вернулась к нам и сказала ни с того ни с сего:

- Я должна сообщить, что сегодня мне нужно вернуться домой.

- Что? - Я был встревожен.

Она продолжала с пылающим лицом, но при этом с особой нервозной настойчивостью:

- Это очень трогательно с вашей стороны, что вы меня пригласили, я причинила вам ужасные неудобства, но мне здесь очень понравилось. Только теперь я должна вернуться, потому что в конце концов ведь там мой дом, и нельзя покинуть его навсегда. Поэтому я решила вернуться сегодня утром.

Мы с Джоанной пытались ее отговорить, но она была непреклонна, и наконец Джоанна вызвала машину. Меган поднялась наверх и вернулась через несколько минут, собрав свои вещи.

Единственным человеком, которого это порадовало, была Партридж. На ее суровом лице появилось подобие улыбки. Она всегда недолюбливала Меган.

Я стоял посреди лужайки, когда Джоанна вернулась.

Она спросила, не воображаю ли я, что превратился в солнечные часы.

- Почему?

- Ты стоишь, как садовая статуя. Некому только повесить на тебя циферблат, чтобы отмечать часы по солнцу. И ты мрачен, как туча.

- Я не в настроении. Сначала Эми Гриффит, затем бегство Меган. Я собирался взять ее на прогулку в Лепи Тор.

- С ошейником и поводком, я полагаю? - сказала Джоанна.

- Что?

Джоанна, заворачивая за угол дома в палисадник, повторила громко и четко:

- С ошейником и поводком, я полагаю? Я сказала именно так. Хозяин потерял свою собаку. Вот что с тобой произошло.



* * *

Должен признаться, что я был расстроен той внезапностью, с которой Меган нас покинула. Вероятно, она как-то вдруг почувствовала, что мы ей надоели. В конце концов, подобная жизнь не слишком увлекательна для молодой девушки. Дома с ней будут дети и Элси Холлэнд.

Я услышал, как возвращается Джоанна, и быстро ушел, не дожидаясь ее еще более грубых реплик насчет солнечных часов.

Оуэн Гриффит заехал на машине как раз перед ленчем, и садовник уже ждал его со своей овощной продукцией. Пока старый Адамс переносил все это в машину, я повел Оуэна в дом что-нибудь выпить. Он не собирался оставаться на ленч. Когда я вошел с шерри, я застал Джоанну за исполнением её плана.

Теперь она не проявляла никаких признаков враждебности. Она свернулась в уголке софы и буквально мурлыкала, одолевая Оуэна вопросами о его работе, о том, нравится ли ему быть врачом-практиком, не собирается ли он специализироваться. Профессия врача казалась ей теперь одной из самых увлекательных.

Говорите о ней все, что хотите, но Джоанна прекрасный, воистину с божьим даром, слушатель. А после того, как она выслушала столь многих претендентов в гении, которые рассказывали ей, как их не оценили, слушать Оуэна было легче легкого. К тому времени, как мы перешли к третьему стаканчику шерри, Гриффит рассказывал ей о какой-то непонятной реакции или поражении организма в столь научных терминах, что никто, кроме его приятелей-врачей, не смог бы понять ни слова, но Джоанна изображала глубокое понимание и полнейшую заинтересованность.

Я вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести.

Со стороны Джоанны это было совсем уж непорядочно. Гриффит был слишком славным парнем, чтобы играть с ним в столь легкомысленные игры. В женщинах действительно есть что-то дьявольское. Я незаметно взглянул на Гриффита, на его длинный волевой подбородок и четкий контур рта. Теперь у меня не было уверенности, что Джоанне все удастся устроить по-своему. В любом случае мужчине не следует позволять женщинам делать из него дурака. Это его дело, если он позволяет.

Джоанна сказала:

- Я вам советую передумать и остаться с нами позавтракать, доктор Гриффит.

Доктор Гриффит немного покраснел и признался, что готов, только вот сестра будет ждать его возвращения.

- Мы позвоним ей и все объясним, - торопливо сказала Джоанна и тут же вышла в холл, чтобы это исполнить. Мне показалось, что Гриффиту слегка не по себе, и я догадался, что он побаивается своей сестрицы.

Джоанна вернулась, сияя улыбкой, и сообщила, что все в порядке. И Оуэн Гриффит остался на завтрак. Казалось, это доставило ему удовольствие. Мы болтали о книгах и спектаклях, о мировой политике, музыке, живописи и современной архитектуре. Мы совсем не говорили ни о Лимстоке, ни об анонимных письмах, ни о самоубийстве миссис Симмингтон. Мы ушли от всего этого, и я подумал, что Оуэн чувствовал себя счастливым. Его темное грустное лицо засветилось, и он обнаружил незаурядный ум.

Когда он ушел, я сказал Джоанне:

- Этот парень слишком хорош для твоих трюков.

- Ах, вот как ты заговорил! Вы, мужчины, все заодно.

- Для чего ты за ним охотишься, Джоанна? Из-за ущемленного самолюбия?

- Может быть, - сказала моя сестра.



* * *

После обеда мы должны были идти на чай к мисс Бартон в ее деревенский дом. Мы отправились туда пешком, потому что я чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы подняться на холм на обратном пути.

Мы, должно быть, выделили на дорогу слишком много времени, поэтому пришли рано. Дверь нам открыла высокая, костлявая, свирепого вида женщина, которая сказала, что мисс Бартон еще нет.

- Но я знаю, что она вас ожидает. Будьте добры, поднимитесь наверх и подождите немного.

Очевидно, это была преданная Флоренс. Мы поднялись за ней по ступенькам, она толкнула дверь и провела нас в очень уютную, хотя и излишне перегруженную мебелью гостиную. Некоторые вещи, как я предположил, перекочевали сюда из Литтл Фэз.

Женщина явно гордилась своей комнатой.

- Красиво, правда? - спросила она.

- Очень красиво, - вежливо согласилась Джоанна.

- Я постаралась устроить мисс Бартон как можно более комфортабельно. Но, разумеется, я не могу сделать всего, что мне хотелось бы, и так, как она заслуживает. В сущности ей следует жить в собственном доме, а не переселяться в комнаты.

Флоренс, которая явно была мегерой, окинула нас по очереди укоризненным взглядом. Я чувствовал, что этот день оказался для нас не слишком удачным. Джоанна получила отповедь от Эми Гриффит и Партридж, а теперь нам обоим досталось от драконоподобной Флоренс.

- Я была там пятнадцать лет горничной, - пояснила она.

Джоанна, задетая явной несправедливостью, сказала:

- Но мисс Бартон сама захотела сдать дом. Она поручила это агентам по найму.

- Её на это вынудили, - сказала Флоренс. - Она живет так экономно. Но даже в этом случае правительство не может оставить ее в покое. Все равно норовит отхватить свой фунт мяса.

Я покивал с грустной миной.

- Во времена старой леди денег было много, - продолжала Флоренс. - А потом все они одна за одной умерли, бедняжки. Мисс Бартон за всеми по очереди ухаживала. Она так уставала и всегда была терпелива, ни на что не жаловалась. И к тому же ей пришлось заняться денежными делами. Акции не приносят нужного дохода, как она говорит, а почему, хотела бы я знать? Им должно быть стыдно за себя. Разорять такую леди, как она, которая ничего не понимает в счетах и не может разобраться в их махинациях!

- Практически все от этого страдают, - заметил я, но Флоренс осталась непреклонной.

- У некоторых, которые умеют о себе позаботиться, всё идет нормально, только не у нее. За ней необходимо присматривать и, пока она живет у меня, я никому не позволю её обманывать или чем-то расстраивать. Я сделаю что угодно для мисс Эмили.

И окинув нас долгим взглядом, чтобы мы окончательно уяснили это, неукротимая Флоренс вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

- Ты себя чувствуешь кровопийцей, Джерри? - спросила Джоанна. - Потому что я чувствую. Что это с нами происходит?

- Кажется, мы уверенно деградируем, - заметил я. - Меган от нас устала. Партридж не одобряет твоего поведения, преданная Флоренс отвергает нас обоих.

- Интересно, почему уехала Меган? - тихо спросила Джоанна.

- Она соскучилась.

- Я вовсе так не думаю. Мне кажется… не думаешь ли ты, Джерри, что ей что-нибудь могла сказать Эми Гриффит?

- Ты имеешь в виду утром, когда они разговаривали на пороге?

- Да. Конечно, это было недолго, но…

Я закончил мысль:

- Но у этой женщины повадки слона. Она может…

В этот момент открылась дверь и вошла мисс Эмили. Она порозовела и немного запыхалась. Она казалась взволнованной. Ее яркие синие глаза сверкали. Она обрушила на нас неудержимый поток слов:

- Ах, боже мой, я так сожалею, что опоздала. Я отправилась за покупками в город, но пирожные в Голубой Розе показались мне не очень свежими, и я отправилась к миссис Лигон. Я всегда любила покупать пирожные в последнюю очередь, тогда тебе достают новый противень прямо из духовки, а не вчерашние. Но я так расстроилась, что заставила вас ждать. Это прямо непростительно…

Джоанна прервала её:

- Это мы виноваты, мисс Бартон. Мы пришли слишком рано. Мы спустились с холма, а Джерри теперь ходит так быстро, что мы оказались на месте слишком скоро.

- Никогда не бывает слишком скоро, дорогая. Не говорите так. Вы знаете, ведь нельзя сделать слишком много добра.

И старая леди дружески похлопала Джоанну по плечу. Джоанна просияла. Наконец, кажется, она завоевала успех. Эмили Бартон задержала свою улыбку, чтобы она досталась н мне, но в ней появилась легкая скованность, как у человека, который осмелился приблизиться к тигру-людоеду, получив гарантию безопасности лишь на одну минуту.

Очень мило с вашей стороны, что вы решились разделить чисто женскую трапезу - чаепитие, мистер Бэртон.

Эмили Бартон, подумал я, создала в уме образ мужчины как существа бесконечно поглощающего виски с содовой и курящего сигары, а в интервалах между делом соблазняющего деревенских красоток или вступающего в связь с за мужней женщиной. Когда я позже сказал об этом Джоанне, она заметила, что, вероятно, в этом образе мыслей таилось желание Эмили Бартон встретиться с таким мужчиной, но оно, увы, не осуществилось.

Между тем мисс Эмили сновала по комнате, окружая Джоанну и меня маленькими столиками, тщательно подобранными пепельницами, а через минуту открылась дверь и вошла Флоренс с подносом, на котором стояли превосходные чашки Кроун Дерби, которые, как я понял, мисс Эмили привезла с собой. Чай был китайский, изысканного сорта, были поданы блюда с сэндвичами, тонко нарезанный хлеб, масло и много маленьких пирожных. Флоренс тенерь сияла и смотрела на мисс Эмили со своего рода материнской радостью, как на любимое дитя, устроившее чай для кукол.

Джоанна и я ели гораздо больше, чем хотели, наша хозяйка уговаривала нас так искренне. Маленькая леди явно наслаждалась, и я понял, что для Эмили Бартон мы с Джоанной были большим приключением - два человека из таинственного лондонского мира.

Наш разговор, естественно, перешел на местные темы.

Мисс Бартон тепло говорила о докторе Гриффите, о его доброте и глубоких врачебных познаниях. Мистер Симмингтон тоже представлялся ей очень умным адвокатом, он помог мисс Бартон вернуть часть денег из налога на доход, о которых она без него даже бы не узнала. Он к тому же так добр со своими детьми, предан им и своей жене. Тут она опомнилась.

- Бедная миссис Симмингтон, так ужасно, что эти малютки остались без матери! Она, впрочем, никогда не была крепкой женщиной, ее здоровье в последнее время пошатнулось. Мозговой шок - вот что это, должно быть, было. Я читала об этом в газете. Люди в подобных обстоятельствах сами не знают, что делают. И она не могла сознавать, что делает, и вряд ли помнила в этот момент о мистере Симменгтоне и детях.

- Это анонимное письмо должно было глубоко ее потрясти, - сказала Джоанна.

Мисс Бартон вспыхнула. Она сказала с оттенком укора в голосе:

- Не слишком приятно это обсуждать, так ведь, дорогая? Я знаю, что были… какие-то письма, но мы не будем о них говорить. Это отвратительно. Я полагаю, лучше не обращать на них внимания.

Конечно, мисс Бартон была способна не обращать на них внимания, но для некоторых это было не так легко. Однако я послушно сменил тему, и мы заговорили об Эми Гриффит.