— Вовсе нет. Просто предупреждаю, что в данном случае вам придется иметь дело не с каким-то там дряблым мойщиком окон из Квинса. Мерфи умен, крепок, и, самое главное, он человек — пожалуй, единственный в своем роде, — наделенный уникальной комбинацией знаний, мужества, энтузиазма и проницательности, необходимых для понимания ценности объектов, которые он призван отыскать для нас.
— А что это за части? Какой-нибудь старый библейский хлам?
— Красноречиво сказано, Коготь!.. Да, он находит древние артефакты, помогающие подтвердить историческую достоверность событий, описанных в Библии.
— Разве они могут представлять интерес для вас? Я полагал, что вы одинаково ненавидите любые религии.
— О, отнюдь, мы ненавидим вовсе не все религии. Когда-нибудь у нас будет новая религия, единая религия для всей земли. И чтобы повести миллионы христиан в направлении нашей религии, мы хотим выманить их из увлечения Библией с помощью их же собственных библейских символов. Если мы сумеем доказать, что их библейский Бог доверил нам эти символы, они, бесспорно, попадутся на крючок, что сделает наши усилия вполне законными с религиозной точки зрения и в конечном итоге позволит отвлечь внимание людей в тот момент, когда мы будем отучать их от старого Бога и приучать к новому.
— Но зачем вам настоящие артефакты? Вы же можете создать им неплохую замену.
— Потому что на земле существуют люди, подобные Мерфи, которые способны отличить реальный библейский артефакт от подделки. Кроме того, о вещи, которую он сейчас разыскивает, на протяжении тысячелетий ходили легенды. Она якобы обладает некой особой магической силой. Это библейский Медный змий.
— Неужели вы, СЕМЕРО, при всех деньгах и могуществе, которыми обладаете, тем не менее, продолжаете верить в силу какой-то там библейской безделушки?
— Ну, Коготь, не будем опережать события. Когда Мерфи найдет три части Змия и сложит их воедино, мы и увидим. Впрочем, обладает Змий магической силой или нет, в любом случае мы сможем воспользоваться им в качестве главнейшего инструмента вовлечения неофитов в новую религию. Поэтому ваша задача сейчас внимательно следить за профессором Мерфи и за процессом поиска двух оставшихся частей Змия, а по завершении доставить нам целый артефакт. Ясно?
— Если я поеду в Северную Каролину, мне хотелось бы заниматься там чем-нибудь еще, кроме как нянчиться с этим Мерфи.
— Ах, Коготь, великие умы мыслят одинаково. Мы ведь обсуждали следующие ходы в достижении наших великих целей, таких как разжигание всеобщего страха и недоверия в различных частях света и в крупнейших организациях и учреждениях. Пока мы сосредоточивали свое внимание на крупнейших городах. Однако для вашей следующей акции мы решили объединить несколько ближайших целей. Мы хотим, чтобы теперь ужас воцарился в маленьком американском городке. Тем самым мы продолжим свою основную деятельность по борьбе с нашими драгоценными евангельскими братьями и сестрами.
— Кажется, я догадался. Маленький американский городок — это Престон в Северной Каролине. А евангелическая церковь — церковь Мерфи.
— Отлично, Коготь. Заслуженная пятерка! Как жаль, что столь сообразительному юноше не довелось учиться в университете.
30
Навуходоносор не мог дольше ждать. Даниил, казалось, напрягал внутренний слух, дабы услышать голос.
Наконец он заговорил:
— Ты видел великий сон, о царь. Тебе снилась статуя…
Василий Григорьевич лёг на траву. Вика села рядом, обхватив колени, и они вместе стали наблюдать, как цепочкой — один за другим — подтягивается вверх отчаянная команда.
— Статуя! Да! Теперь я вижу ее!
Впереди всех лез Генка, за ним, иногда на четвереньках, карабкалась Светка. Она пыталась сдержать Генкину прыть:
Царь вскочил, радостно улыбаясь, будто слепец, чудесным образом обретший зрение.
— Куда торопишься? К звёздам? Разве хорошо оставлять товарища на земле?
Даниил продолжал, не обращая внимания на волнение царя:
Коля шёл последним. Он страховал ответственного работника пионерской организации и то и дело оказывал ему поддержку. Корона Людмилы Ивановны при подъёме то толкала голову вверх, то отбрасывала назад. А из-под каблуков быстрыми родничками выбрасывалась щебёнка. На долю белых туфель за этот день выпало тоже немало испытаний.
— Статую ты видел в своих снах; она была великолепна по форме и вселяла благоговейный ужас. Величественная статуя, возвышавшаяся над тобой на целых девяносто локтей. Голова статуи из золота, излучавшего необычайное сияние, словно пламя в горне; грудь и руки — из сияющего серебра, подобного полной луне.
Наконец альпинисты перевалили за край горы и, наклонившись над обо, вдруг разом закричали и стали размахивать руками: «Сюда! Сюда!»
Даниил запнулся, царь сделал шаг и вцепился ему в плечо. Статуя из сновидения словно явилась сейчас, сокрытая черной вуалью, а Даниил каждым своим словом понемногу снимал с нее покрывало.
Вику охватило волнение. Взлетая из-за гор, прямые лучи солнца отбрасывали на сопки, на облака четыре гигантские тени. И перед нею словно бы вдруг ожили иллюстрации к книгам Жюля Верна и её собственные фантазии. Но этот необыкновенный, фантастический мир был теперь не где-то далеко, а рядом. И мужественными людьми, стоявшими на краю скалы в лучах заката, были не капитан Немо, не капитан Грант, а Светка, Генка, Коля и Людмила Ивановна.
— Чрево и бедра статуи из бронзы, ноги — из железа, ступни же — из смеси глины и железа.
— Сюда! — махал Генка, и громадная тень, падавшая от него на розовое облако, тоже звала: «Сюда!»
Он вновь замолчал. Царь боялся пошевелиться из страха, что видение может исчезнуть.
Но Вика покачала головой и задумчиво стала спускаться вниз.
Навуходоносор уселся на свой трон из кедрового дерева и сделал несколько глотков из чаши с вином. Восторг, который испытал царь, припомнив сон, одурманил его, но ненадолго. Теперь его наполняло острое желание проникнуть в сокровенный смысл необычайного видения.
КАК КОНЧАЕТСЯ ВОЛШЕБСТВО
Вика подошла к юрте. Пламя костра дышало уже во все стороны, и Церендорж зачем-то подбрасывал в него вместо дров камни. Бага рядом точил нож, а возле «газика» на привязи ходила коза и недоуменно поворачивалась к ним то одним, то другим боком.
Он поднял глаза на Даниила, и тот, казалось, сразу же по одному его взгляду понял суть просьбы царя.
Звяканье ножа становилось всё назойливей. И Вика с грустью посмотрела на козу, которая вместе с ними еле вырвалась из потока и которую теперь собирались преподнести на ужин…
— Четыре части статуи означают четыре царства. Первое — золотое, второе — серебряное, третье — бронзовое. Каждое следующее царство обладает меньшим могуществом, нежели предыдущее. Последнее царство — железное, оно самое слабое, так как его основания — ступни из смеси глины и железа — будут также разделены.
«Ещё будут жевать и приговаривать: «Какой вкусный был динозавр!» — подумала она. Вика исподлобья бросила взгляд на Бату и Церендоржа — они занимались своим делом — и тихо подошла к козе.
— Четыре царства, — размышлял царь. — Всего лишь четыре?
Вика погладила её, потрогала рога, и бедняга посмотрела в ответ такими глазами, будто понимала, какая горькая уготована ей судьба.
— Да, до последних времен на этом свете будет всего лишь четыре великих царства. Так людям дано узнать, что только Господь Бог небесный может раскрыть им предопределенное от века. И вот в конце времен десять царств мира сего соединятся, дабы создать вселенское царство, подобное твоему, о повелитель. После наступит конец миру сему.
Вику словно обожгло жалостью и вдруг, неожиданно для себя, она развязала верёвку и подтолкнула козу. Коза непонятливо глянула на неё, дёрнула рогами и, не торопясь, пошла вверх.
Но едва она добралась до первых скал, как что-то поняла, ударила копытцами и побежала по уступам.
Все сказанное этим евреем было необычно и удивительно. Навуходоносор жил в обстановке, где ложь была привычным делом. Даже самым близким ему людям — возможно, именно им в первую очередь — нельзя было доверять. Царь уже давно пришел к выводу, что правду говорит только тот, кто связан и закован в цепи и кто видит перед собой палача с раскаленным железом в руках.
Бата тем временем провёл пальцем по лезвию ножа, оглянулся и, вдруг подпрыгнув, с криком сорвался с места.
Тем не менее, он ничуть не сомневался в том, что все сказанное здесь Даниилом — совершенная правда. Впервые за многие годы повелитель бесчисленных народов почувствовал, что под ногами у него зыбкая почва.
— Ай-яяй! — закричал Церендорж.
И вновь раб-еврей предугадал его следующую мысль.
— В чём дело? — спросил, подходя к юрте, Василий Григорьевич, будто ничего не видел.
— Как что? Злые духи! — крикнул Церендорж, показывая на верёвку. — Ужин убежал! — и припустил за Батой.
Коза, увидев, что за ней бегут, припустила ещё сильней.
И что во всем этом имеет отношение к Вавилону, к Навуходоносору?
Бата то крался яшерицей между скалами, то прыгал, как архар. Церендорж бежал, словно хотел догнать свой лучший мяч, но коза бежала гораздо быстрей…
— Ха! — остановился наконец старый футболист и сказал: — Псё рапно сожрут фолки!
Даниил еще раз взглянул в глаза царю, и вслед за этим его звонкий голос, казалось, заполнил тронный зал:
— Вот истолкование сна. Ты был избран Богом стать повелителем всего и всех. Бог небесный дал тебе царство, силу, власть и славу. До прихода Царства Божия твое царство будет самым великим из всех существовавших на земле. Ты, мой повелитель, — золотая голова статуи из твоего сна. Когда же наступит время четвертого царства, оно будет сильным, как железо. Оно разобьет на мелкие осколки и покорит все другие царства.
— Пройдёт, знает дорогу! — плюнув, ответил Бата. Вытащив из машины ружьё, он побежал совсем в другую сторону.
— Разобьет на мелкие осколки? — возопил царь.
– Мы не поедем туда! Не поедем! – рыдала Ритка, размазывая по щекам обильные слезы. – Ты хочешь, чтобы черный маг проклял Алешеньку? Чтобы с нашим малышом случилось что-то ужасное? Или тебя проклял? Или меня? Точно, меня! Ты ж меня больше не любишь!
Церендорж изредка всё ещё поглядывал козе вслед и, потирая руки, произносил какие-то слова. Но коза не возвращалась. Волшебство кончилось.
— А вот последняя часть твоего сна. Ты видел, как сам собой, без помощи рук был слеплен камень. И камень этот ударил идола, и от удара рассыпались ступни статуи, сделанные из железа и глины. И статуя рухнула на землю. Ее железо, глина, бронза, серебро и золото — все смешалось и сделалось подобным мякине. И вот поднялся ветер и сдул все это так, что и следа не осталось. А камень, ударивший статую, вырос размером с гору и покрыл собой землю.
– Ритусичка, чудо мое, люблю, конечно… Ну что ты такое… – Евгений пытался успокоить супругу, поглаживая ее по макушке и спине. – Да ведь глупости в их чате пишут! Бабий треп и больше ничего. Ну и как мы не поедем? Как ты это себе представляешь? Нам через неделю жилплощадь надо освободить, времени в обрез. И потом: живут же там люди, не съезжают.
Царь поднялся с трона и в сильнейшем волнении сделал несколько шагов.
А ЧТО У ВАС?
– Да-а-а! Как же… Съезжают. Иначе отчего такие апартаменты нам за бесценок достались?..
Из-за камня-островка послышался шум, и из ущелья вышли покорители вершины.
— Мой повелитель, ступни ног, которые ты видел, частью из глины, частью из железа, означают разделенное царство, сильное и слабое одновременно. Как тебе известно, царь, железо нельзя соединить с глиной. И в дни этого разделенного царства Бог небесный создаст Свое царство, которое уже никто не сможет разрушить. Им будут управлять не обычные люди. Оно поглотит все другие царства, и будет существовать вечно.
– У владельцев обстоятельства так сложились, ты сама знаешь. Нужно было срочно продать…
— Что тут у вас? — спросила Людмила Ивановна.
В завершение своей речи Даниил сказал:
— Динозавр убежал, — с улыбкой сказала Вика, заметив на себе весёлый взгляд Василия Григорьевича.
– Вот именно! – взвизгнула Ритка, отпихивая мужнины руки. – Именно об этом я и говорю! Но ты никогда меня не слушаешь! И не слышишь! А там страшно! Лучше я к маме поеду! Лучше мы с Лешиком на вокзале будем ночевать! А ты как хочешь, если нас бросить решил!..
— Все это сообщил тебе Господь Бог небесный. Сон и его истолкование истинны.
— Злие духи, — подтвердил Церендорж. — Заставляют нас кушать одни консерви.
Настроение у Марианны с утра было мрачное и недоброе.
— А что у вас? — спросила Вика.
Сегодня в два часа дня отключат горячую воду.
Царь Навуходоносор приказал слугам принести дары Даниилу и воскурить фимиам. Он возложил руку на плечо Даниила со словами:
— Не говорите! Пусть сами узнают! — крикнула Светка. И Коля, который почему-то вернулся без галстука, пропел:
На улице 32 градуса по Цельсию, нереально чистое небо, злое солнце и полное безветрие. Зной, духота, пыль. Струйками пот.
— «А у нас огонь погас — это раз, грузовик привёз дрова — это два…» — и рассмеялся, будто отгадал какую-то весёлую загадку.
Впереди две недели тоски и муки с тазиком и ковшиком.
— Отныне и впредь ты станешь правителем этой области и начальником над всеми мудрецами Вавилона. Ибо ты, Даниил, служишь Богу, который выше и могущественнее других богов.
— А где Бата? — спросил вездесущий Генка.
Ни водонагревателем, ни кондиционером Марианна не обзавелась, потому что каждый год по прошествии этих нудных недель трудности пережитого стирались из памяти и она откладывала приобретение и монтаж столь нужных бытовых приборов на конец будущей весны, о чем к середине зимы забывала.
— Ха! Бата! — сказал Церендорж. — Пошёл на охоту. Думает, что так бистро псё получится…
31
Где-то за скалами ударил выстрел, другой…
Не прибавляло оптимизма и то обстоятельство, что ее «Шкода» недавно принялась «чихать», а чтобы выяснить причину и устранить ее, следовало отогнать тачечку на сервис и до тех пор ее не эксплуатировать во избежание усугубления. Тащиться по пробкам в душном автобусе до ближайшего метро – удовольствие сомнительное.
Чак Нельсон порылся в кармане и достал оттуда горсть помятых банкнот. Окинул их недовольным взглядом. Десять баксов, как ни считай. На гамбургер хватит, возможно, с кетчупом. Он смахнул с глаз прядь светлых сальных волос и еще раз посмотрел на доллары так, словно от пристального взгляда их могло стать больше.
— Правта, охотник он хороший. И места знает. Но вечер…
Сердитая, Марианна направилась в душ и долго плескалась, рискуя опоздать на службу. Раньше нужного помыла голову, хотя при такой жаре впрок не получится. Обреченно вздохнув, выключила воду, вытерлась полотенцем, набросила льняной балахон на бретелях, заменяющий ей халат, отправилась к гардеробу готовить одежду на выход.
Послышался ещё удар. По скалам ещё раз, ахая, прокатилось эхо — ткнулось в горы, и всё смолкло.
Ни черта! Те же десять баксов, которые были у Чака в кармане, когда копы застукали его в угнанном «шевроле». Как те же старые джинсы в жирных пятнах и с дырами на обеих коленках и те же засаленная толстовка и стоптанные кроссовки. По крайней мере, копы выстирали его тряпье.
Одеваться передумала. Решила, что сначала нужно помыть сковороду после яичницы, а также чашку после кофе. Пока есть горячая вода.
А через полчаса захрустел, зашуршал щебень, раздались быстрые упругие шаги, и Бата сбросил со спины крупную тушу барана и несколько каких-то кореньев.
В животе заурчало, и Нельсон безуспешно попытался вспомнить, когда в последний раз ему приходилось, есть настоящую человеческую еду, а не поросячье пойло. Он сейчас и большую чашку кетчупа слопал бы с удовольствием. Но больше всего Нельсону хотелось выпить.
Просушивая волосы феном, размышляла, что бы такое придумать с прической. Волосы отросли уже ниже лопаток, потому что ей, видите ли, некогда в ближайший салон зайти. Была же где-то заколка… Искать нет времени. А резинка вместо заколки – вообще жуть. Значит, Марианна пойдет простоволосой.
— Давай огонь! — сказал он.
Ему понадобятся все его деньги, до единого цента, если, конечно, за время его отсутствия не ввели закон о бесплатной выдаче пива. До города оставалось примерно две мили. А может быть, ему повезет — кто-нибудь попадется по дороге и подбросит до Престона. Сомнительно. Чак знал, какое впечатление он производит своим видом на здешних водителей. Весьма подозрительное. А благочестивые престонские людишки всегда и всячески пытаются избегать всего подозрительного.
До метро ее подбросила на своем «Вольво» Ксюха Ненашева, соседка с пятого этажа, поэтому через КПП Марианна прошла секунда в секунду, хоть дежурный лейтенант и бросил на нее взгляд, косой и многозначительный. Она прищурилась с улыбкой, больше похожей на легкий оскал, и лейтенант отвернулся.
И пока ребята собирали сухую траву и ветки саксаула, он освежевал тушу, приговаривая:
Почувствовав первые капли начинающегося дождя, Чак плотнее запахнул куртку с логотипом Престона и зашагал по проселочной дороге.
А потом ей позвонила Алинка, и настроение стало веселое.
— Будет мясо, будет суп!
Вначале любой ценой раздобыть пива. А потом кое за что рассчитаться.
Алинка Росомахина была ее единственной подругой, и Марианна не сомневалась, что так правильно. Подруга нужна одна, а не целый рой. Любая отдельно взятая из роя личность подругой являться не может, а лишь приятельницей.
Что будет мясо, поняли все. Но откуда суп, когда ни кастрюль, ни мисок в машине не было?!
Рой тоже не подруга, это сообщество. Дружить с целым сообществом Марианне не хотелось.
Бата по-пастушьи выпотрошил и вымыл бараний желудок, набил его мясом и стал один за другим, выхватывая из костра, бросать внутрь раскалённые камни. Потом опустил туда несколько очищенных корешков, завязал мешок жилкой и, закопав в горячую золу, присыпал жаром.
Два часа спустя Чак сидел за столом в «Таверне» Муни и доцеживал последние капли из пустой кружки. Определенный кайф он, правда, уже словил, но деньги были истрачены до последнего цента, а бармен, какой-то новый парень, видимо, прямо из школы официантов, наотрез отказывался поить его в долг. Чак грохнул кружкой об стол и сплюнул на пол. Сколько ж деньжиш он потратил за долгие годы в этой вшивой дыре на их разбавленное пиво? В математике Чак силен никогда не был, но и без подсчетов ясно, что много. И вот теперь молокосос бармен смотрит на Чака так, словно тот какая-нибудь мразь, от которой нужно поскорее избавиться. Нельсон почувствовал, как в нем закипает ярость, ощутил покалывание в кончиках пальцев, будто кто-то у него внутри вдруг поджег запал.
Бывает и по-другому: ты имеешь подруг в ассортименте – одна на работе, вторая по подъезду, третья по школе, четвертая по институту, пятая с детского сада, но это еще хуже, чем рой. Это разврат какой-то. Называй тогда каждую из них как-то иначе: коллегой, соседкой, бывшей одноклассницей, одноясельницей, одноклубницей…
Между тем солнце завалилось за гору — только сизо-лиловая полоса ещё держалась на горизонте. Там, где была недавно радуга, загорелась звезда.
Таких знакомых у Марианны было пруд пруди, а Алинка Росомаха – одна. И что важно, Марианна тоже имела у нее особый статус.
Издалека снова донёсся рокот, и притихший Бата вслушивался в него, как вслушивается в шум волн моряк, давно не видевший моря.
И тут его внимание отвлек от бармена внезапно раздавшийся визг, за которым последовал хриплый смех. Чак развернулся и увидел хорошенькую блондиночку, поперхнувшуюся пивом, и вторую девицу, которая, хохоча, била ее по спине, а двое парней сидели напротив них, колотили по столу и улюлюкали.
Наконец он разгрёб золу, вытащил мешок, развязал и, вдохнув вкусного пара, крикнул:
Они подружились на лекциях в университете – обе заканчивали юрфак. Защитив диплом, Алинка устроилась юрисконсультом в крупный промышленный холдинг, а Марианна пошла в полицейские, поскольку была потомственным следаком и иной работы не представляла.
Чаку не понадобилось разглядывать слова «Престонский университет» у них на рубахах, чтобы понять, что перед ним студенты. И, скорее всего малолетки. Он до чертиков напивался в этом баре, когда они еще пешком под стол ходили, а теперь здешний бармен смотрит на него, как на какую-нибудь падаль.
— Миски! Ложки!..
Их дружба не прекратилась с Алинкиным замужеством – ее муж был вменяемой личностью и относился благодушно к посиделкам подруг на кухне или в кофейне в центре Москвы, свое общество не навязывал, не пытался жену контролировать и не ревновал.
Медленным шагом, вразвалочку Чак приблизился к парням и положил им руки на плечи.
Девочки расстелили скатёрку. Генка принёс из машины посуду. Бата держал невиданную кастрюлю, а Коля разливал из неё бульон и выкладывал лучшие куски Людмиле Ивановне, Вике и Свете.
Марианна в супружестве не состояла, не видя в этом для себя резона. Она была слишком самостоятельна, чтобы позволить какому-то мужу руководить собой. А если руководить супружником примется она, то это уже не муж получится, а подкаблучник, заслуживающий презрения. Жить с жалкой личностью, легко сминаемой и трусливой – себя не уважать.
Церендорж, подогревая аппетит, ходил рядом и приговаривал: «Пкусно! Сайн!»
— Эй, ребятки, разве вам не пора на уроки? Сдается мне, вашей маленькой подружке не помешал бы хороший урок в пивопитии.
Такой вот образовался замкнутый круг, но Марианна не собиралась прибегать к самообману и внутренним хитростям, дабы его разорвать. Она холостячка – и точка.
Над скалами, над древней долиной всё разрасталась и темнела ночь, и всё ярче и веселей становилось пламя весёлого, пахучего, шумного костра…
Он широко улыбнулся и похлопал их по спинам.
Да и не стоит преувеличивать, не абсолютная она холостячка. У нее есть Вика, младшая сестра, а у той семья, которая Марианну любит. Загородный особняк Поповых она регулярно посещает и также регулярно получает от сестриного семейства порцию тепла.
ЛЮДИ, КАМУШКИ, МЕТЕОРИТЫ
Блондиночка рукавом вытерла пивную пену с губ и уставилась на него. Оба парня тем временем стряхнули руки Чака и вскочили из-за стола. Оба были дюйма на два ниже его и смотрелись по сравнению с ним настоящими слабаками. «Слишком много времени тратят на книги и совсем мало остается на спорт», — подумал Чак. Он понимал, что им не хочется сплоховать на глазах у подружек, но почти испуганное выражение, застывшее в глазах у каждого, сразу же убедило Нельсона в том, что особых хлопот они ему не доставят.
Марианна жила в родительской трешке, а самих папы с мамой давно уже не было. Автокатастрофа унесла их жизни, когда ей пошел шестнадцатый год, а Вике исполнилось пять. Судьба разбросала сестер: Виктория попала в детский дом, а Марианна, уверенная, что сестренка погибла вместе с мамой и папой, осталась в их квартире и в одиночку выживала. И справилась, хоть и пришлось ютиться в маленькой комнатке, сдавая две большие четырем девчонкам из Южной Кореи, чтобы было на что существовать. Папины сослуживцы помогли разобраться с формальностями, спасибо им. Папа Марианны и Виктории был капитаном милиции. А Марианна теперь майор. И Вика – капитан, правда, в другом ведомстве. Такая династия.
— Ну как, нрапится? — Церендорж доел мясо, выпил бульон и посмотрел на ребят: — Сайн?
— Сайн! — ответили ребята хором. Им было приятно ответить монгольским словом: оно было как бы сродни и костру, и юрте, и всей огромной гобийской ночи.
— Вот что я вам скажу. Вы, ребятки, покупаете мне бокал пива, а я вам за это даю урок, как надо по-настоящему пить. Ну что, договорились?
Торопливыми шагами майор Путято прошла по длинному коридору Управления, взбежала на второй этаж, отворила дверь с надписью «Группа № 2 оперативно-разыскной информации». Проследовав к своему столу, буркнула подчиненным вместо приветствия: «Вольно».
— Сайн! — сказал Церендорж, похлопал себя по животу и прилёг на кошму недалеко от костра, поближе к Василию Григорьевичу. Тот сидел на камне и, подбрасывая в костёр ветки саксаула, смотрел, как они начинают тлеть и наполнять воздух горьковатым ароматом.
С этими словами он одарил их обаятельной улыбкой и подмигнул девицам. Те же продолжали таращиться на него, словно парочка диких кошек. «Ну что вы пялитесь? — подумал Чак. — Не моя вина, что у вас не парни, а два сопляка».
Подчиненные – капитаны Скоморохов и Пастухов – близко к сердцу ее смурное настроение принимать не стали, поскольку были ко всему привыкшие. Дружно гаркнули: «Здравия желаем, товарищ командир!», надеясь развеселить. Обычно помогало, но не сегодня.
Марианна вытянула из кармана просторных льняных брюк смартфон, положила его на середину стола, повесила сумку на спинку рабочего кресла, уселась боком к аудитории и, не проронив ни слова, принялась расшнуровывать кроссовки, чтобы поменять их на мокасины. Аудитория озадаченно молчала.
Он уже собирался немножко надавить на них, как вдруг кто-то дернул его сзади за шиворот. Потеряв равновесие, Чак сделал несколько неуклюжих шагов назад и тяжело рухнул на соседний столик. Не успел он подняться на ноги, как кто-то вывернул ему руки за спиной и стал толкать к выходу.
Смартфон завибрировал. Марианна бросила взгляд на дисплей и, увидев, кто звонит, немного напряглась.
Наискосок от него сидела Вика. Обхватив ноги и упёршись подбородком в колени, она наблюдала за Василием Григорьевичем и старалась понять, о чём он сейчас думает. Её воображение рисовало за его спиной волны и дальние города. Ей казалось, что рядом с ним стоят и могут вот-вот подсесть к костру и смуглый мальчик из Индии, который спас друга от акулы, и девочка с пулемётом на плечах, прошагавшая вместе с Фиделем через всю Кубу. Словно бы их отделяло от неё только пламя костра…
— Эй, убери свои грязные руки!
Они с Алинкой не созванивались во время рабочего дня, был такой уговор. Только по вечерам, да и то не говорили, а переписывались или обменивались голосовыми сообщениями. Что-то внештатное произошло у подруги. Однако, услышав ее размеренный голос и обычное: «Маш, привет», Путято успокоилась и произнесла в ответ: «Здорово, Росомаха, как сама?»
— Ну что, споём? — спросила вдруг Людмила Ивановна.
Чаку удалось вырваться, и он повернулся лицом к нападавшему. Перед ним стоял молокосос бармен, скрестив руки на груди и самодовольно ухмыляясь. Рядом находился еще один человек, также незнакомый Чаку, значительно более плотного сложения, небритый, с выцветшими татуировками на бицепсах.
– Все в норме, – ответила Алинка. – Ты чего такая… деревянная с утра?
Все промолчали, а Светка удивилась:
«Должно быть, кто-нибудь из подсобных рабочих на кухне», — подумал Чак.
– Забей. Горячую воду сегодня отключают.
— Зачем? И так хорошо… — и посмотрела на зыбкую от костра юрту, на яркие звёзды, плывущие над вершинами гор.
Мужчина сделал шаг вперед и теперь стоял прямо перед Чаком, глядя ему в лицо.
– А… Понятно. Извини, что на службу звоню. Меня саму Женька Анисимов разбудил в шесть утра. Ты с Женькой не знакома, а его жену, может, вспомнишь. Маргарита Радова проходила у тебя по делу об убийстве своего отчима.
— Хорошо. — произнёс Церендорж, совсем уже по-другому, умиротворённо, мечтательно и положил под голову руки. — Есть степь, есть звёзды. Хорошо. С ними никогда не бывает одиноко. Ты на них смотришь, говоришь, они на тебя смотрят, говорят, посылают сигнал…
— Убирайся. Сейчас же. Пока не стало хуже. Такой мрази, как ты, не место в нашем заведении.
– Что-то припоминаю. Она тогда чуть на шконки не попала, ты ее отмазала. Что у них?
— Посылали! — уточнил Генка.
Чак попытался оценить свои шансы. Бармена он одолеет без вопросов. Но этот, с кухни, кажется значительно более серьезной угрозой. Какой смысл идти на риск из-за кружки пива, как бы ему ни хотелось выпить!.. Без лишних слов и, не оглядываясь, он протиснулся к выходу.
– Никого я не отмазывала, – строго сказала Алина. – Я Ритку как облупленную знаю и не поверила, что она способна на такое. Поэтому не передергивай, в тот раз я просто помогла тебе разобраться. Сейчас с ней многодневная истерика.
Через несколько минут человек, известный под именем Коготь, оставив на столе нетронутый бокал пива, тоже вышел из бара и окинул улицу взглядом. Чака нигде не было видно. Не проблема… Совсем нетрудно предсказать, куда он теперь пойдет. Коготь втянул воздух и повернул направо. По направлению к реке.
— Почему посылали? Вот смотри — горят. — Церендорж показал вверх.
– Ее снова в чем-то подозревают? – без всякого интереса спросила Марианна, покончив с переобуванием и включая ноутбук.
Проходя мимо маленького магазинчика дешевых товаров на углу, Коготь.гадал, сколько же еще времени ему придется провести в Престоне. Достаточно, чтобы оставить свой неизгладимый след в его истории — в этом, по крайней мере, он был уверен. Внести кое-какие изменения в характер и атмосферу городка, такие изменения, которые не скоро забудутся.
– Она не хочет въезжать в новую квартиру, потому что в их подъезде живет колдун. Про это она узнала из домового чата, а ты сама понимаешь, что дыма без огня не бывает.
Прямо над головой по хребтам гор начинало свой путь прекрасное созвездие: на охоту выходил звёздный охотник Орион, и звёзды — его пояс, палица, меч — сияли волнующим бессмертным светом.
Коготь остановился у витрины салона игровых автоматов с названием «Эй, Престон!» (нарисованная от руки вывеска изображала кролика, выглядывающего из цилиндра) и улыбнулся. О да! Он продемонстрирует несколько совершенно незабываемых фокусов, прежде чем навсегда распрощаться.
– Какого дыма, Алина? – лениво усмехнулась Марьяна. – Ты имеешь в виду некоего шарлатана, который обозвал себя магом в энном поколении и сулит снять венец безбрачия и успех в бизнесе? Таких повсюду как собак нерезаных, так отчего же твоя одноклассница встревожилась?
Еще десять минут ходьбы — и маленькие магазинчики и уютные семейные ресторанчики сменились глухими фасадами складов и пустырями. Даже в Престоне есть свои трущобы, где уличное освещение как-то особенно тускло, а заборы из штакетника давно облупились и зияют многочисленными проломами. Коготь начал подыскивать подходящее место.
— Горят или горели, мы не знаем, — сказал Генка, — потому что свет вон от той звезды, от Бетельгейзе, идёт до нас шестьсот лет! И лучу, который мы сейчас видим, шестьсот лет. Но это что! Есть лучи, которые начали полёт, когда по земле ходили динозавры!
– Ее напугало, что шарлатан, как ты его назвала, специализируется на проклятиях, а народ в чате делится подозрениями, что припечатывает он от души и не просто наводит мелкую пакость, а посылает скоротечную болезнь к смерти.
Он нашел его почти сразу. Улочка между китайской закусочной и винным магазином. Кратчайший путь, если вы не боитесь подозрительных теней и темных личностей, слоняющихся неподалеку. Тех, к примеру, кому до зарезу нужны деньги и кто готов достать их любыми способами.
– Это не проверишь и не докажешь, – сухо проговорила Марианна. – Кроме того, я уверена, что тамошние домохозяйки либо привирают, либо преувеличивают. А твоей Маргарите нужно капелек попринимать от нервов, и все пройдет. Так что ты мне сказать-то хотела, я не поняла? Извини, у меня служба.
Коготь внимательно всматривался в темноту, откуда шла сильная вонь гниющих овощей. Наверное, туда из закусочной выбрасывают объедки и отходы. По суетливым скребущимся звукам Коготь понял, что он не первый, кто сделал подобный вывод. Он шагнул в проход и прислушался. Как раз вовремя. Коготь прошел еще метров десять между пустых ящиков, затем нырнул за большой бак для отходов и извлек из кармана сотовый телефон.
— Как ти это считаешь? — пожала плечами Светка.
– Я сама на работе, – огрызнулась Алина. – Я часто тебя о чем-то прошу?
– Совсем не часто, – усмехнулась Марианна. – Вот и сейчас ни о чем не попросила.
Чак прислонил коротышку к стене, выкрутив ему руку, и стал обшаривать его карманы в надежде отыскать там бумажник. Мужик был настолько перепуган, что даже не пытался оказать сопротивление. Впрочем, не стоит забывать уроки, которые получаешь в тюрьме. Никогда не поворачивайся спиной. Никогда не теряй бдительности. И никогда не полагайся на то, что твой противник слабак, до тех пор, пока он не испустит последний вздох.
– А, да, в самом деле… Это потому, что ты перебиваешь все время. Просьба такая. Не могла бы ты отправить кого-нибудь из своих архаровцев колдуна этого припугнуть? Пусть заткнется. Пусть не высовывается со своими оккультными услугами. Стращать нужно грамотно, чтобы пробрало до мурашек. Конечно, лучше бы тебе самой туда съездить, тогда все с гарантией получится, но об этом просить не дерзну.
Вторым важным правилом было всегда внимательно прислушиваться к любым звукам. Порой незримую пока опасность можно услышать и своевременно приготовиться к ней. Как вот, например, сейчас — Чак услышал отдаленный звук полицейской сирены. Пора заканчивать и смываться.
В голове у Марианны засветилась лампочка. Радостным и робким светом надежды она замерцала вольт этак на пятнадцать-двадцать, не больше. Боясь спугнуть удачу, Путято спросила ровным и при этом совершенно незаинтересованным тоном:
— Компьютером! — Генка хлопнул себя по лбу, а Светка вздохнула:
Внезапно луч света от карманного фонарика осветил проход, на мгновение ослепив Чака. За его спиной стоял коп с дубинкой на изготовку.
– Твои друзья по какому адресу должны переехать? Погоди, я блокнот возьму.
— Не двигаться! — крикнул он. — Сделай шаг от стены и держи руки перед собой, чтобы я мог их видеть.
Записав данные, она быстро забарабанила пальцами по клавиатуре, вводя в поисковую строку сайт московского ЖКХ. Найдя нужную страницу и введя в ячейку адрес, сладко улыбнулась, увидев результат.
— Так зачем тогда посилать друг другу сигналы? Всё равно никто никогда ответ не получит. — Светка присела на корточки, похлопала по земле ладошкой и с горечью сказала: — Вот тут один на другом лежат миллионы лет. И динозаври, и стада, и люди… Миллионы поколений. Их следы ушли, и наши следы тоже уйдут. — Светка даже представила себе, как уходят следы от Генкиных сандалий, Колиных кед, остроносых туфель Людмилы Ивановны. — Зачем жизнь такая короткая? — спросила вдруг она и посмотрела на Василия Григорьевича. — Даже если кто-то там наверху есть, всё равно узнать не успеешь. Зачем тогда жить? Даже горы — были такие, а теперь вот они — пыль!
Чак сунул бумажник в карман куртки и отпустил коротышку, который бессильно съехал по стене на землю. И что теперь? Оружия у Чака не было, а полицейский медленно, но неуклонно приближался. Через секунду ему уже не уйти.
– Пожалуй, у меня получится съездить, – небрежно произнесла она. – Даже могу в их квартире немного пожить. Если, конечно, твои друзья хотят, чтобы я разобралась с шарлатаном качественно.
Горы стояли, будто прислушивались к разговору, который вели люди у маленького огонька, у самых их ног. Они, наверное, уже тысячи раз слышали такие слова — о жизни, о себе — и в самом деле давно начали рассыпаться. Но им тоже интересен был этот разговор.
Если он чего-нибудь срочно не придумает, то скоро вновь окажется в камере, и на сей раз надолго.
– Отлично, – сказала Алина. – А почему передумала?
— Ну, завела! — сказала Людмила Ивановна, вытягивая ноги после трудного похода, и засмеялась.
– Надумала, – поправила ее Марианна. – А почему… Сверилась с графиком.
Коп вновь направил на него луч фонаря… Тут неожиданно раздался странный хруст, крик боли, и луч резко метнулся в другую сторону. Через несколько мгновений, когда он снова смог что-то различать в полутьме, Чак заметил какую-то темную фигуру: над лежащим на земле телом полицейского стоял высокий мужчина. Полицейский лежал без каких-либо признаков жизни.
Василий Григорьевич внимательно посмотрел на Светку и задумался. Его и самого часто мучил этот вопрос: «Неужели ничего не будет и меня не будет? Зачем же тогда всё?»
В доме номер десять по улице Вешней была горячая вода.
Человек повернулся к Чаку, и тот впервые увидел его физиономию. Бледное костлявое лицо и такие же бесцветные, ничего не выражающие глаза, от взгляда которых Чака пробрала дрожь.
Тревожил и в детстве, когда он смотрел на вечернее небо, и потом в долгие морские вахты, когда в рубке светились зелёные циферблаты, а за иллюминаторами качались и падали в море звёзды.
– Лев Алексеич, ты сейчас сильно загружен? – обратилась Марианна к капитану Скоморохову.
Мужчина поманил Чака рукой в перчатке.
Он вглядывался, бывало, в небо, и порой ему казалось, что вокруг летят сигналы с планет, которых, может быть, давным-давно не существует. И тогда он думал: «Зачем? Кому это нужно?» Но потом спорил сам с собой: «Ведь если разумные существа посылали сигналы даже миллионы лет назад, значит, они хотели сказать друг другу: «Мы — не одни, и вы — не одни! Не тоскуйте!»
– Рутина, может подождать, – с готовностью отозвался Левка, занятый в настоящий момент составлением справки для прокурора. – Могу сгонять куда надо.
— Его дружки будут здесь самое большее минуты через две. Пора отчаливать, Чак.
И от этого небо становилось своим, весёлым.
Марианна хмыкнула. Хорошие у нее ребята в подчинении. Не притворяются, что затыкали уши, и схватывают на лету.
Чак не мог сдвинуться с места от страха и изумления. Что у этого вурдалака на уме? От ужаса Чак не мог даже толком обмозговать происходящее.
Бывало, и он спрашивал: «Зачем жить?»
– Тогда вот тебе адрес сервис-центра, «На все руки» называется, спросишь хозяина, Евгения Анисимова, он тебе ключи выдаст. Только знаешь… Не на служебной. На своей отправляйся. А за бензин я тебе…
Вурдалак, казалось, понял, каким страхом обуреваем парень. Он бросил штуку, которую держал в руке, в кучу отбросов и опустил руки.
Но после того как упал однажды за борт и тонул в море, а потом погибал среди льдов и выбрался — понял, как это хорошо — жить! Чтобы нести среди звёзд вахту, чтобы приплыть к родному берегу, сойти на родную землю и увидеть, как рады твои друзья тому, что ты вернулся и поёшь с ними песню…
Левка выпучил на командира глаза и постучал согнутым пальцем себе по лбу.
— Тебе не надо меня бояться, Чак. Даже напротив. Ведь ты же не будешь спорить, что в каком-то смысле я твой спаситель.
Вот о чём подумал Василий Григорьевич. Он повернулся к Светке и сказал:
– Ну, хорошо, сочтемся, – хмыкнула Марианна. – Я за тебя тоже что-нибудь сделаю. Орфографию проверю в отчете.
— Нужно жить друг для друга. Чтобы было хорошо тебе и хорошо людям, с которыми вместе ты живёшь. А если сможешь, то жить так, чтобы даже потом, даже, отыскав следы твоей жизни, человек тоже захотел бы совершить что-то прекрасное и прожить как следует.
– Вам квартирьер нужен, а не только ключи, – вступил в разговор Саша Пастухов. – Нужно там осмотреться, список необходимого составить. Завезти.
При этих словах он расхохотался, хотя Чак не усмотрел в них ничего смешного. Смех был грубый, животный, по сути, даже вообще не смех, а нечто нечеловеческое и жуткое.
Светка прислушалась и, опустив руку в кармашек, сжала камень, подобранный утром в пустыне.
– Что завезти, Саша Михалыч? – с веселым удивлением поинтересовалась начальница.
— Разве не прекрасно, что до нас жили Спартак и Джордано Бруно, Ломоносов и Пушкин?!
Сирены теперь завывали совсем близко, на расстоянии всего одного квартала.
— Павлик Морозов и Олег Кошевой, — подхватила Людмила Ивановна.
— Пошли. У меня есть местечко, где ты сможешь привести себя в порядок. И деньги тоже. У меня даже есть для тебя работенка. Ну, конечно, если ты не предпочтешь вернуться в тюрягу.
Ребята сдвинулись ещё тесней, и только Бата вставал иногда и подбрасывал в костёр ароматный хворост.
У Чака хватило сообразительности по крайней мере на то, чтобы понять: выбора не осталось.
— Это же великие люди! — сказал со вздохом Коля.
— О\'кей, мистер, — сказал он, — вы — хозяин. Показывайте дорогу.
— И любой человек, — сказал Василий Григорьевич, — любой может прожить хорошо. Вот, смотри, — он вдруг потянулся к Светкиной руке и, взяв халцедон, посмотрел сквозь него на огонь, — простой камень, а держит внутри себя своё море! Вот так бы и нам сохранить всё самое дорогое. Навсегда! И по нашей жизни узнают о жизни всего поколения…
32
— Как по метеориту о планете! — ворвался в разговор Генка.
Стефани Ковакс уже в третий раз за последние полчаса бросала скучающий взгляд в окно. Как могло получиться, что она увязла в разговоре с одним из самых скучных людей на свете, занимаясь расследованием истории, которая, к ее величайшему удивлению, стала одной из самых увлекательных и популярных за всю ее карьеру тележурналиста? Со времени эксклюзивного репортажа из конспиративной квартиры Фарли, мойщика окон в зданиях ООН, до сих пор не найденного, слава Ковакс на Би-эн-эн стала расти еще большими темпами, чем раньше.
— Ха! — привстал вдруг Церендорж. — А п жизни много таких метеоритов и камушков. — Он улыбнулся: —Живёт какой-нибудь старичок, старый, как камушек. Ворчит. Смотришь на него, думаешь: неинтересно! Стоит, смотрит, как машины едут, как перблюды идут. А он, может, пспоминает, какие штормы его били, какие волни качали…
Конечно, ей не повредило и то, что за развитием истории следил сам Шейн Баррингтон. С того момента, как какой-то неизвестный позвонил Стефани в день нападения на ООН и намекнул на возможность получения интересной информации в квартирке, снимаемой Фарли в Куинсе, Ковакс задавалась вопросом, случайное ли совпадение то, что босс предложил ей провести специальное расследование деятельности евангельских христиан и что главная новость последних дней также оказалась, связана с христианством. Сама Стефани в последний раз брала в руки Библию, когда ей было, наверное, лет двенадцать. И вот теперь ей, человеку совершенно неверующему, приходилось с утра до вечера выслушивать разговоры на религиозные темы.
Вика вдруг вспомнила, что и в её доме было много старых камушков, которых она не замечала, но Светка перебила её мысль:
Соревновательный дух репортера заставлял Стефани сожалеть, что ей не позволили сразу же заняться отслеживанием некоторых нитей, которые она, как ей казалось, сумела нащупать в связи с делом о надписях на фасаде ООН. Ее несколько смущало и отсутствие всякой информации, подтверждающей связь Фарли с какой-либо из известных евангелических групп или его намерение осуществить предполагавшийся взрыв в штаб-квартире ООН. Но тогдашние откровения Стефани, несомненно, засели в головах огромного количества телезрителей.
— Я сама, как етот камушек. Только раньше в нём был один Севан, а теперь и пустыня, и Байкал, и Гоби!
Теперь же она работала по прямой подсказке со стороны самого Шейна Баррингтона. Когда Баррингтон позвонил ей с поздравлениями по поводу грандиозного успеха — впервые за все время работы Стефани на его канале, — он как бы, между прочим, сообщил, что из высокопоставленных источников в Вашингтоне ему стало известно, что в связи с событиями вокруг ООН ФБР по какой-то причине допрашивало профессора Майкла Мерфи. Стефани высказала предположение, что, возможно, они связались с Мерфи как со специалистом по Библии, чтобы разобраться в причинах появления надписи на фасаде ООН. То же самое делают и на телестудиях, обращаясь в случае возникновения какой-либо чрезвычайной ситуации к эксперту в соответствующей области.
И все засмеялись.
Тем не менее, Баррингтон предложил Стефани поехать в Престон и разведать там, кто такой этот Мерфи. В конце концов, профессор Мерфи сам в каком-то смысле является телезвездой, как и Стефани, а телезвезду хлебом не корми, а дай вынюхать что-нибудь скандальное о каком-нибудь коллеге, если таковой даже не более чем обыкновенный ведущий второразрядных программ по археологии на кабельном телевидении.
УЛЫБКА
И вот Стефани в Престоне и принуждена в течение уже более получаса выслушивать бесконечный и нудный бубнеж декана Арчера Фоллуорта относительно среднего балла студентов университета и последних общественных инициатив. Ей не хотелось раньше времени демонстрировать свой особый интерес к Мерфи, по крайней мере до тех пор, пока она не получит более или менее ясного представления о его месте в университетской жизни. Но теперь, как показалось Стефани, настало время для решительного шага.
Горы ответили лёгким эхом и тоже рассмеялись. Они были старыми-старыми, и всё равно им хотелось жить, дышать ветром, снегом, любоваться звёздами и тысячи лет слушать разговоры людей у костра.
— Декан, а как насчет евангельских христиан? Они действуют на территории вашего университета?
— Да, — сказал Василий Григорьевич, — стоит жить! И есть зачем жить. Столько интересного! Мир полон чудес. — И он подвинулся к Вике.
Глаза Фоллуорта сузились.
— Смотря где… — хмурясь, сказала она.
— Евангелисты? Ну да, у нас в Престоне имеется несколько… — он взмахнул рукой, стараясь подыскать подходящее слово, — энергичных членов данной религиозной группы. На самом деле всего лишь жалкая горстка, но им удается производить много шума. — Декан заговорщически улыбнулся. — А что конкретно вас интересует?
— Ну хотя бы здесь, в песках!
— Скажем так: у наших телезрителей складывается впечатление, что евангелические группы с каждым годом становятся все более многочисленными, а это несет, как представляется многим, потенциальную угрозу для общества. И мне хотелось бы выяснить, насколько такой университет, как Престон, известный своей преимущественно гуманитарной направленностью, оказался подвержен их влиянию. Образовательные учреждения, подобные вашему, — передний край борьбы со всеми видами религиозного фанатизма. Наших зрителей эта проблема очень интересует.
— Чудеса? — спросила Вика, ещё сопротивляясь тому, что уже начинала чувствовать и понимать сама, и сказала: — Кости, а не чудеса… — Она вдруг вспомнила уродливый пляшущий скелетик птицезавра из какого-то учебника.
Подобострастная улыбка Фоллуорта плавно перешла в широченную ухмылку Чеширского кота.
— Полагаю, что мы делаем все от нас зависящее. Мы ведем по-настоящему непримиримую борьбу со всеми проявлениями невежества и нетерпимости. — Он сжал руки и наклонился над столом. — Но порой нам бывает нелегко. Евангелисты очень хорошо организованы, знаете ли. И некоторые из их руководителей чрезвычайно хитры.
— Что ты понимаешь! — возмутился Генка. — Ты найди хоть коготок какого-нибудь динозавра, так на тебя завтра вся школа, пол-Москвы будут показывать: «Вон Вика, которая нашла коготь динозавра».
Ну вот, то, что нужно.
— Конечно! — сказал Василий Григорьевич. — Но дело не в славе, а в чудесах. И здесь их полно. Только сумей увидеть!
— А вы можете назвать конкретные имена? — Фоллуорт поджал губы.
Он подбросил в костёр несколько веточек саксаула — там уже перегорали угольки, — положил вдруг Вике на плечо руку и спросил:
— Мне не хотелось бы говорить дурно о сотрудниках нашего факультета…
— Хочешь, я прочитаю тебе стихи?
— Декан, когда дело касается интересов общества и безопасности…
— Да-да, конечно. Видите ли, здесь у нас есть один профессор, которому, по-видимому, доставляет истинное наслаждение служить источником проблем для всего университета. Он забивает впечатлительные юные умы самой отвратительной разновидностью спиритуалистической ерунды. Его зовут Мерфи. — Декан с видимым отвращением поморщился, словно выдавая Стефани это неприятное признание исключительно из уважения к благородным целям ее журналистской деятельности. — Профессор Майкл Мерфи.
Вика быстро подняла глаза. Ей показалось, будто весь его далёкий мир придвинулся к ней, и, не отрывая подбородка от колен, еле заметно кивнула: «Как хотите…»
Вот это да! То самое имя, которое назвал Баррингтон два дня назад. Стефани никак не могла взять в толк, зачем Баррингтону понадобился провинциальный профессоришка, но она сразу же поняла, что по какой-то причине он в нем весьма заинтересован. Баррингтон был как-то непривычно эмоционален. Сохраняя присущую ему ледяную холодность интонаций, он, тем не менее, буквально изрыгал в трубку затаенное внутреннее пламя. И вот теперь Стефани видит, что этот Мерфи вызывает почти столь же сильные неприязненные чувства и у здешнего декана Фоллуорта.
Василий Григорьевич встал, посмотрел на небо и спокойно, выделяя каждое слово, стал читать:
Среди развалин, в глине и в пыли
Улыбку археологи нашли.