Идрис Шах 

Мудрость идиотов



СОДЕРЖАНИЕ



Поскольку то, что представляется мудростью узкомыслящим людям, часто рассматривается суфиями как глупость, суфии по контрасту иногда называют себя “Идиоты”.

В то же время по счастливой случайности арабское слово “Святой” (уали) имеет тот же самый числовой эквивалент *), что и слово “Идиот” (балид).

Поэтому мы имеем двойной повод рассматривать великих суфиев как наших собственных “идиотов”.

В этой книге содержится кое-что из их мудрости.

* сумма порядковых номеров букв арабского алфавита, имеющая большое значение в семантике арабского языка (пер.)

В Приложении — вопросы и ответы о суфизме, о человеке с необъяснимой судьбой и Слово Раджниша.





НЕБЕСНЫЙ ПЛОД



Жила-была женщина, которая слышала о небесном плоде. Она возжелала его.

Она спросила некоего дервиша, которого мы будем называть Сабар: “Как я могу найти этот плод, чтобы достичь немедленного знания?” “Лучшим советом было бы сказать, чтоб ты училась со мной,— сказал дервиш.— Но если ты этого делать не будешь, то тебе нужно намеренно странствовать по всему миру, временами без всякого отдыха”.

Она ушла от него и нашла другого, Арифа-мудрого, а затем нашла Хакима-мудреца, затем Маджуда-безумного, затем Алима-ученого, и много, много других...

Она провела 30 лет в своих поисках. Наконец она пришла в сад. Там стояло Древо Небес, и на его ветке висел яркий Небесный Плод. Около Дерева стоял Сабар, первый дервиш.

“Почему ты не сказал мне, когда мы впервые встретились, что ты являешься Хранителем Небесного Плода?” — спросила она его. “Потому что тогда ты не поверила бы мне. Кроме того, дерево приносит Плод только один раз в тридцать лет и тридцать дней”.



ВЫСОКОМЕРНЫЙ И ЩЕДРЫЙ



Суфии, в отличие от других мистиков или предполагаемых обладателей особого Знания, имеют репутацию высокомерных. Это высокомерие, как они сами говорят, обязано только непониманию их поведения другими людьми. “Человек,— говорят они,— который умеет получать огонь без трения дерева о дерево и говорит об этом, будет казаться высокомерным тому, кто этого не умеет”.

Они также считаются в крайней степени щедрыми. Их щедрость, говорят они сами, в том, что имеет реальное значение. Их непривязанность к материальным вещам является лишь отражением их щедрости в мудрости.

Люди, желающие изучать суфийский путь, часто практикуют щедрость в отношении материальных ценностей в попытке достичь высшей формы щедрости.

Как бы то ни было, есть одна занимательная сказка о трех щедрых людях из Аравии.

Однажды возник среди арабов спор относительно того, кто является самым щедрым среди живущих. Споры шли целыми днями и в конце концов количество кандидатов, с общего согласия, было сведено до трех.

Поскольку сторонники этих трех были на грани того, чтобы перейти к кулачному выяснению спора, был назначен комитет, чтобы прийти к окончательному решению. Комитет решил, что в виде наглядного испытания каждому из этих трех людей должно быть послано письмо следующего содержания: “Твой друг Ваис в большой нужде. Он просит тебя помочь ему материально”.

Были выбраны три представителя, чтоб они разыскали этих людей, передали им послание и сообщили о результатах.

Первый посланец прибыл к дому Первого Щедрого Человека и рассказал то, что поручил ему сказать комитет.

Первый Щедрый Человек сказал: “Не беспокой меня такими пустяками. Просто возьми все, что захочешь из того, что мне принадлежит, и отдай это моему другу Вайсу”.

Когда посол вернулся, собравшиеся люди решили, что верно не может уже быть большей щедрости, чем эта — и высокомерия тоже.

Но второй посланец, когда он передал свое письмо, получил такой ответ от слуги Второго Щедрого Человека: “Поскольку мой хозяин действительно очень высокомерен, то я не мог побеспокоить его посланием какого бы то ни было рода. Но я отдам тебе все, что он имеет, а также и дарственную на его недвижимое имущество”.

Комитет, получив такой ответ, вообразил, что, без сомнения, это и есть самый щедрый человек в Аравии. Однако, они еще не рассмотрели результатов миссии третьего посланца.

Он прибыл к дому Третьего Щедрого Человека, который сказал ему: “Упаковывай пока все мое имущество и возьми эту записку к ростовщику, чтоб ликвидировать все недвижимое, а затем подожди здесь немного, пока к тебе не придет человек от меня”. С этими словами Третий Щедрый Человек вышел.

Когда посланец выполнил свою задачу, он обнаружил, что у двери его уже ждет рыночный агент.

Агент сказал: “Если ты являешься посланцем от Ваиса к его другу, то я должен передать тебе деньги за одного раба, только что проданного на рынке рабов”.

Рабом был Третий Щедрый Человек.

Рассказывают далее, что сам Ваис, который был членом судейского комитета, посетил через несколько месяцев некий дом, где обслуживающий его раб оказался его другом. Третьим Щедрым Человеком.

Ваис сказал: “Шутка может зайти слишком далеко! Не время ли сейчас освободиться тебе из рабства?”

Третий Щедрый Человек, который был Суфием, сказал: “Шутка для одних может не быть шуткой для других. Кроме того, я, согласно с законом, зарабатываю свое освобождение по договоренности с моим Хозяином. Осталось каких-нибудь два-три года, пока я буду опять свободен”.



ЛАРЕЦ С ДРАГОЦЕННОСТЯМИ



Есть сказка о женщине, которая несла в мастерскую ювелира ларец с различными драгоценностями. Как раз у мастерской она споткнулась, и коробка упала на землю. Крышка отскочила от ларца, и драгоценные камни рассыпались во все стороны.

Помощники ювелира выбежали из магазина, чтобы помешать прохожим подобрать какой-нибудь самоцвет, и помогли женщине собрать драгоценности.

Страус, который бродил поблизости, пробежал мимо и, незамеченный в общем возбуждении, проглотил самый большой и лучший камень.

Когда женщина не обнаружила этого камня, она начала плакать, но несмотря на общие поиски камня нигде не нашли.

Кто-то сказал: “Единственный, кто мог взять этот камень, так это вон тот дервиш, что спокойно сидит у стены мастерской”.

Дервиш видел, как страус проглотил камень, но он не хотел, чтобы проливалась кровь. Поэтому, когда он был схвачен, обыскан и даже побит, он не сказал ничего, кроме: “Я совсем ничего не брал”. Когда его били, один из его товарищей подошел и напомнил толпе, что следует быть осторожнее в своих действиях. Его также схватили и обвинили в том, что он, вероятно, взял камень у первого дервиша, несмотря на все его возражения.

Таким образом развивались события, пока не появился человек, обладающий Знанием. Заметив страуса, он спросил: “Была здесь эта птица, когда упал ларец?”

“Да” — сказали люди.

“В таком случае,— ответил он,— обратите свое внимание на страуса”.

Владельцу страуса была уплачена стоимость птицы, которая затем была убита. В ее желудке был найден пропавший самоцвет.



АХРАР И БОГАТАЯ СУПРУЖЕСКАЯ ПАРА



Эмирудин Арози, который происходил из семьи, хорошо известной за ее приверженность к убеждениям секты энтузиастов, встретил мудреца и сказал ему:

“Моя жена и я в течение многих лет намеренно пытались идти по пути дервишей. Сознавая то, что мы знаем меньше, чем многие другие, мы долгое время удовлетворялись тем, что тратили наше богатство во имя Истины. Мы следовали за людьми, которые взяли на себя ответственность учить и в которых мы теперь сомневаемся. Мы горюем не о том, что мы потеряли в материальных вкладах, растраченных на неэффективные коммерческие предприятия во имя Задачи нашими последними наставниками, мы горюем о потраченном времени и усилиях и о тех людях, которые все еще находятся в состоянии подчинения заблуждающимся и много о себе мнящим учителям— о людях, которые бездумно занимают дом, где правят два лжесуфия, в атмосфере совершенно ненормальной”.

Мудрец, которого традиция именует Кхваджа Ахрар, Господин Свободных, ответил:

“Вы порвали свою привязанность к “учителям”-имитаторам, но вы еще не отвратились от почитания самих себя, которое заставляет вас воображать, что вы несете ответственность за пленников лжи. Многие из этих пленников еще сами не выпутались из сетей обмана, поскольку они тоже не отвратились от обмана и хотят легкого знания”.

“Что нам следует делать?” — спросил Эмирудин Арози.

“Приходите ко мне с открытым сердцем и без условий, даже если эти условия — служба человечеству или условие, чтоб мои проявления имели какой-нибудь смысл,— сказал Мастер. — Потому что освобождение ваших товарищей может быть делом экспертов, но не вашим. Ваша способность даже к тому, чтобы составить мнение обо мне, искалечена, и, что касается меня, то я отказываюсь полагаться на нее”.

Однако, что совершенно естественно, боясь, что они могут сделать другую ошибку, Арози и его жена ушли, чтобы найти другого человека, который бы поддержал их. Они нашли. Он, как оказалось потом, был просто еще одним шутом.

Прошли еще годы, и супруги направили свой путь обратно к дому Кхваджи Ахрара. “Мы пришли в полном смирении,— сказали они привратнику,— чтоб отдать себя в руки Господина Свободных, как если бы мы были трупами в руках обмывателя трупов”.

“Добрые люди,— сказал привратник,— ваша решимость кажется отличной и совсем такая же, как решимость тех, кого Господин Свободных принял бы как учеников. Но у вас уже нет второго шанса в вашей жизни — потому что Кхваджа Ахрар мертв”.



БАХАУДИН И БРОДЯГА



Бахаудин Эль-Шах, великий учитель дервишей Накшбанди, однажды встретил собрата на большой площади Бухары.

Вновь пришедший был бродячим каландаром из ордена Маламати “Люди укора”. Бахаудин был окружен учениками.

“Откуда ты пришел?” — спросил он прибывшего обычной суфийской фразой.

“Представления не имею”,— сказал тот, глупо улыбаясь.

Некоторые из учеников Бахаудина пробормотали свое неудовольствие таким неуважением.

- Куда ты идешь? — настаивал Бахаудин.

- Не знаю,— крикнул дервиш.

- Что есть бог?! — к этому времени вокруг собралась большая толпа.

- Не знаю.

- Что есть зло?

- Представления не имею.

- Что правильно?

- Все, что хорошо для меня.

- Что неправильно?

- Все, что плохо для меня.

Толпа, выйдя из терпения, так раздражал ее этот дервиш, прогнала его прочь. Он ушел целенаправленно,в том направлении, которое вело в никуда настолько, насколько каждый знал.

“Дураки! — сказал Бахаудин Накшбанд.— Этот человек играет часть человечества. В то время, как вы отвергали его, он намеренно демонстрировал безголовость, как ее демонстpирует каждый из вас, все несознательно, каждый день вашей жизни.



ПИЩА И ПЕРЬЯ



Где-то, когда-то, и это правдивая история, жил-был студент. Ежедневно он уходил сидеть у ног суфийского учителя, чтобы записывать на бумагу то, что сказал Мастер. Поскольку он был настолько полностью занят своим учением, то он был неспособен заниматься каким-нибудь полезным занятием.

Однажды вечером, когда он пришел домой, то его жена поставила перед ним горшок, накрытый платком. Он поднял платок, обвязал им шею и тогда увидел, что горшок был полон бумаги и пишущих перьев.

“Поскольку это то, что ты целый день делаешь,— сказала жена,— попробуй теперь есть это”.

На следующее утро студент ушел как обычно учиться у своего учителя. Хотя слова жены расстроили его, он продолжал следовать привычному распорядку занятий, а не шел искать по городу работу. Через несколько минут записывания он обнаружил, что его перо плохо пишет. “Ничего,— сказал учитель,— иди вон в тот угол, принеси ящик, который ты там найдешь, и поставь его перед собой”.

Когда он уселся с ящиком и открыл его, то он обнаружил, что ящик полон... пищей.



ВЗГЛЯД СИЛЫ



Дервишу, который учился у ног великого суфийского учителя, было сказано, чтобы он усовершенствовал свое знание в упражнениях по чувствительности. Затем он должен был вернуться к своему Мастеру для дальнейших инструкций. Он удалился в лес и стал концентрироваться на внутреннем созерцании с огромной силой и прилежанием до тех пор, пока почти ничего уже не могло побеспокоить его.

Однако, он недостаточно хорошо концентрировался на необходимости в равной степени удерживать все объекты в своем сердце, и его жажда добиться успеха в своем упражнении, оказалась несколько сильнее, чем его решение вернуться в ту школу, из которой он был послан медитировать.

И так оказалось, что однажды, когда он концентрировался на своем внутреннем “Я”, слабый звук достиг его слуха. Раздраженный этим, дервиш взглянул вверх на ветку дерева, с которой, казалось, доносился звук, и увидел птичку. В голове у него пронеслась мысль, что такая птичка не имеет права мешать упражнениям столь преданного своему делу человека. Как только он осознал эту мысль, птичка упала к его ногам мертвой.

Здесь следует сказать, что дервиш не был настолько далеко продвинувшимся на суфийском пути, чтобы понимать, что по всему этому пути есть испытания. Все, что он мог увидеть в тот момент, так это то, что он достиг такой силы, которой никогда не имел ранее. ОН смог убить живую тварь или, может быть, даже она была убита какой-нибудь другой силой, находящейся вне его, за то, что она помешала его самоуглублению!

“Должно быть, я действительно великий суфий”,— подумал дервиш.

Он поднялся и пошел к ближайшему городу. Добравшись туда, он нашел хорошенький домик и решил попросить там чего-нибудь поесть. Когда на его стук какая-то женщина открыла дверь, дервиш сказал:

“Женщина, принеси мне пищи, потому что я продвинувшийся дервиш, а в том, чтобы накормить того, кто находится на пути, есть заслуга”.

“Так быстро, как только смогу, почтенный дервиш”,— ответила дама и исчезла внутри.

Но прошло довольно долгое время, а женщина все не возвращалась. С каждой проходящей минутой дервиш становился все более и более нетерпеливым. Когда женщина вернулась, он сказал ей:

“Считай себя счастливой, что я не направил на тебя ярость дервиша, потому что разве не каждый знает, что несчастье может прийти из-за непослушания избранному”.

“Несчастье действительно может прийти, если не способен воспрепятствовать ему через свой собственный опыт”,— сказала женщина.

“Как ты смеешь отвечать мне подобным образом?” — закричал дервиш.— И что ты хочешь этим сказать?”

“Я только хочу сказать,— сказала женщина,— что я не птичка на лесной опушке”.

При этих словах дервиш остолбенел. “Мой гнев не причиняет тебе вреда, и ты даже можешь читать мои мысли”,— пробормотал он. И он попросил женщину стать его учителем. “Если ты не послушал своего собственного, первоначального учителя, то ты у меня тоже потерпишь неудачу”,— сказала женщина. “Ну, по крайней мере, скажи мне, каким образом ты достигла более высокого уровня понимания, чем я”,— спросил дервиш. “Слушаясь моего учителя. Он говорил мне, чтобы я внимательно относилась к его лекциям и его упражнениям, когда он вызывал меня. Во всякое остальное время я должна была рассматривать свои мирские задачи как упражнения. Таким образом, хотя я не слышала о нем по многу лет, моя внутренняя жизнь постоянно расширялась, давая мне такие силы, которые ты видел, и много других”.

Дервиш вернулся в теккию * к своему учителю, чтобы тот руководил им дальше. Мастер отказался обсуждать с ним что-либо, но просто сказал, когда тот появился: “Иди и служи под руководством такого-то мусорщика, который чистит улицы в таком-то и таком-то городе”.

* Учебный центр суфиев.

Поскольку дервиш рассматривал своего учителя как стоящего очень высоко, он отправился в этот город. Но когда он прибыл на место, где работал мусорщик, и увидел, как тот стоит там покрытый грязью, он не захотел приблизиться к нему и не мог даже вообразить себя его слугой. Пока он стоял там в нерешительности, мусорщик сказал, обратившись к нему по имени: “Ладжавард, какую птичку ты убьешь сегодня? Ладжавард, какая женщина может прочесть твои мысли сегодня? Ладжавард, какую неприятную обязанность возложит на тебя твой учитель завтра?”

Ладжавард спросил его: “Как ты можешь читать у меня в уме? Как может мусорщик делать такие вещи, на которые не способен благочестивый отшельник?”

Мусорщик сказал: “Некоторые благочестивые отшельники могут делать эти вещи, но они не делают их для тебя, потому что у них есть другие дела. Для тебя я выгляжу как мусорщик, потому что это мое занятие. Поскольку тебе не понравилась работа, тебе не понравился и человек. Поскольку ты воображаешь, что святость состоит в омовениях, поклонах и медитации, ты никогда не достигнешь ее. Я достиг тех способностей, которые имею сейчас, потому что я никогда не думал о святости — я думал о долге. Когда люди учат тебя долгу перед твоим Мастером или долгу перед чем-нибудь святым, они учат тебя долгу, дурак! Все, что ты можешь видеть, так это “долг перед человеком” или “долг перед храмом”. Поскольку ты не можешь сконцентрироваться на долге, то ты все равно, что уже потерян”.

И Ладжавард, когда он смог забыть то, что он был слугой мусорщика, и понял, что быть слугой это долг, стал человеком, которого мы знаем Просветленный, Чудотворец, Шейх Абдурразад Ладжаварди из Бадахшана.



НИЧЕГО ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КРОМЕ ТОГО, ЧТО ОН ЗАСЛУЖИЛ



Высший опыт и знание станут доступными для мужчины или женщины в точном соответствии с тем, чего этот человек стоит, с его способностью и насколько он это заслужил. Поэтому, если осел видит арбуз, то он съедает его ботву; муравьи съедят то, что смогут ухватить; человек употребит целое, не зная, что он употребил.

Наша цель состоит в том, чтобы достичь, путем понимания Источника,— знания, которое приходит через опыт. Этого могут достичь, так же как с путешествием, только те, кто уже знает Путь. Справедливость этого состояния является величайшей из всех справедливостей. Поскольку в то время, как это знание не возможно удержать от того, кто его заслуживает, оно не может быть дано тому, кто его не заслуживает.

Это единственная субстанция с различающей способностью, присущей ей самой,— врожденной справедливостью.



(Юсуф Хамадани)



МОЛОКО И СЛИВКИ



Мурид Лаки Хамаюн поставил этот вопрос перед Мауляной Бахаудином:

— В городе Гулафшане есть круг последователей. Некоторые из них находятся в состоянии упражнений, но большинство — это те, которые собираются еженедельно, чтобы учиться от общения и поучений муршида (проводника). Многие из мюридов (учеников) понимают значение сказок и событий и используют их для того, чтобы исправить свое внешнее и внутреннее поведение. Многие из внешних последователей, однако, видимо, не получают пользы от событий и высказываний, разыскивая вместо этого книги и учения, которые дадут им точное обещание прогресса. Как это так происходит, что ученикам больно, когда обычные последователи не могут понять значение сказок и событий? Особенно поскольку многие из последних являются их близкими друзьями, и каждый желает единства между учениками и последователями даже внешнего сорта.

Бахаудин ответил: “Ученичество было введено для того, чтобы сконцентрировать тех, кто может учиться без незрелых задач. Ученики, которые горюют из-за того, что их приятели не учатся тем же образом, как они, горюют потому, что они вообразили, будто привязанность может дать способность. Способность, однако, зарабатывается, а внимание дается и берется. Случайные собрания людей, объединяющихся вокруг учения, всегда претерпят сепарацию точно так же, как сепарируется масло из молока в присутствии встряски, которая проявлена или скрыта, но тем не менее присутствует всегда, когда начинает работать обновление учения. Это и является встряхиванием сосуда с молоком. Люди воображают, что подобно сливкам, когда имеется движение, они подвергнутся одному и тому же воздействию и добьются одного и того же. Однако, как масло, так и обрат, имеют свои собственные функции, хотя эти функции могут быть в различных сферах.



ТАЛИСМАН



Рассказывают, что факир, который хотел учиться без всяких усилий, был через некоторое время изгнан из круга Шейха Шаха Гваташаттара. Когда Шаттар отпускал его, факир сказал:

- У тебя есть репутация, что ты способен обучить всей мудрости в мгновение ока и в то же время ты ждешь, чтоб я проводил с тобой так много времени!

- Ты еще не научился учиться тому, как учиться. Однако ты обнаружишь, что я имею в виду,— сказал суфий.

Факир притворился, что он ушел, но каждую ночь вместо этого подкрадывался к теккие для того, чтобы посмотреть, что делает Шейх. Через короткое время он увидел, как Шах Гват взял из какого-то инкрустированного металлического ларца драгоценный камень. Этот самоцвет он держал над головами своих учеников, говоря:

- Это передатчик моего знания и ничто иное, как Талисман Просветления.

“Так это и есть секрет силы Шейха”,— подумал факир. Той же самой ночью он пробрался в зал медитаций и украл талисман. Однако, как он ни старался, в его руках драгоценный камень не открывал никакой силы и никаких секретов. Он был горько разочарован. Он стал учителем, навербовал учеников и пытался вновь и вновь просветить их или самого себя при помощи талисмана, но все было напрасно.

Однажды он сидел у своей святыни после того, как его ученики ушли спать, размышляя над своими проблемами, и вдруг заметил Шаттара, который появился перед ним.

- О, факир!—сказал Шах Гват.— Ты всегда можешь украсть что-нибудь, но ты не всегда можешь заставить это работать. Ты можешь украсть даже знание, но оно будет бесполезным для тебя подобно тому, как вору, который украл бритву у брадобрея (сделанную благодаря знанию кузнеца), но не имеющему знания о том, как брить, бесполезна эта бритва. Он объявляет себя брадобреем и погибает из-за того, что он не смог не только сбрить хоть одну бороду, а перерезал вместо этого не сколько горл.

- Но у меня есть талисман, а у тебя нет,— сказал факир.

- Да, у тебя есть талисман, но я Шаттар,— сказал суфий.-— Своим умением я могу сделать другой талисман, ты же со своим талисманом не можешь стать Шаттаром.

- Зачем же тогда ты пришел —просто мучить меня? — вскричал факир.

- Я пришел сказать тебе, что если бы ты мыслил не настолько буквально, как воображая, будто иметь вещь — это то же самое, что и быть способным измениться при помощи ее, то ты был бы готов учиться тому, как учиться.

Однако факир считал, что суфий просто пытается заполучить обратно свой талисман и, поскольку он не был готов учиться тому, как учиться, то он решил неуклонно продолжать свои эксперименты с драгоценным камнем. Его ученики продолжали делать так и их последователи и их тоже. Фактически ритуалы, которые являются результатом его неустанного эксперимента, в наши дни составляют сущность их религии. Никто не может себе вообразить, настолько эти события стали освящены временем, что обычаи имеют свое собственное происхождение в тех обстоятельствах, которые только что были рассказаны.

Почтенные практики веры стараются также быть настолько благочестивыми и безупречными, что эта вера никогда не умрет.



ДИСПУТ С УЧЕНЫМИ



Сообщают, что Бахаудина Накшбанда спросили:

- Почему ты не дискутируешь с учеными? Такой-то и такой-то мудрец регулярно это делает. Это приводит к полному замешательству ученых и к неизбежному обожанию его собственных учеников.

Он сказал:

- Пойдите и спросите тех, кто помнит то время, когда я сам препирался с учеными. Я регулярно разрушал их убеждения и их воображаемые доказательства с относительной легкостью. Те, кто тогда присутствовал на этих многочисленных собраниях, расскажут вам об этом. Но однажды человек более умный, чем я, сказал: “Ты на столько часто и предсказуемо стыдишь людей языка, что в этом есть монотонность, и это в особенности так, поскольку это не является окончательной целью, так как ученые без понимания продолжают делать ошибки долгое время после того, как их положение было разрушено”. Он добавил: “Твои ученики находятся в состоянии постоянного удивления твоими победами. Они научились уважать тебя. Вместо этого они должны бы были воспринять относительную бесполезность и отсутствие значимости твоих оппонентов. Таким образом, ты в победе потерпел поражение, скажем, на четверть. Их удивление также берет очень много их времени, тогда как они могли бы воспринимать что-нибудь стоящее. Поэтому ты потерпел поражение, пожалуй, еще на четверть. Две четверти равны одной половине. У тебя осталась половина шанса”.

Это было двадцать лет назад. Вот почему я не обращаю внимания ни своего, ни своих учеников на ученых. Ни ради победы, ни ради поражения.

Вновь и вновь можно нанести удар мнящим о себе ученым, чтобы продемонстрировать их пустоту ученикам. Так же, как ударяешь по пустому горшку. Делать большее является одновременно как тратой времени, так и приданием важности интеллектуалам путем того, что даешь им даровое внимание, которого они наверняка не достигли бы сами.



СКАЗКА О ХИРАТИ



Во времена короля Махмуда, завоевателя Газны, жил-был молодой человек по имени Хайдар Али Джан. Его отец Искандер Хан решил добиться для него благоволения Императора, и он послал его учиться духовным предметам под руководством величайших мудрецов того времени.

Хайдар Али, когда он добился мастерства в повторениях и упражнениях, когда он узнал наизусть тексты и позы тела суфийских школ, был приведен своим отцом к Императору.

- Могущественный Махмуд,- сказал Искандер. - Этого юношу, моего старшего и самого умного сына, я специально обучил путям суфиев для того, чтобы он мог достичь стоящего положения при дворе Вашего Величества, так как я знаю, что Вы являетесь главой всех ученых нашей эпохи.

Махмуд не поднял головы. Он просто сказал: “Приведи его через год”.

Слегка разочарованный, но лелея большие надежды, Искандер послал Али изучать труды великих суфиев прошлого и посетить гробницы древних мастеров в Багдаде для того, чтобы время ожидания не пропало даром. Когда он привел юношу обратно ко двору, он сказал:

- Павлин века! Мой сын выполнил трудные путешествия и в то же самое время к своему знанию упражнений он прибавил полное знакомство с классическими произведениями Людей Пути. Проэкзаменуй его, чтобы выявилось, что он может быть полезным при дворе Вашего Величества.

- Пусть он,— сказал немедленно Махмуд,— вернется еще через год.

В течение следующих двенадцати месяцев Хайдар Али пересек реку Оксус (Примеч.: Аму-Дарья), посетил Бухару и Самарканд, Каср-и-Арифин и Ташкент, Душанбе и могилы суфийских святых в Туркестане. Когда он вернулся ко двору, Махмуд из Газны один раз взглянул на него и сказал:

- Он может придти через следующий год.

В этот год Хайдар Али совершил паломничество в Мекку. Он побывал в Индии и в Персии, познакомился с редкими книгами и никогда не упускал возможности разыскать и посетить великих дервишей того времени. Когда он вернулся в Газну, Махмуд сказал ему:

- Теперь выбери учителя и, если он возьмет тебя, возвращайся через год.

Когда этот год прошел и Искандер Хан приготовился отвезти своего сына ко двору, Хайдар Али не проявил никакого интереса: он просто сел у ног своего учителя в Герате и ничто из того, что мог сказать его отец, не могло сдвинуть его с места.

- Я потратил свое время и деньги, а этот молодой человек провалил испытания, возложенные на него Махмудом Королем,—заплакал он и бросил все это дело.

Тем временем день, когда юноша должен был предстать при дворе, пришел и прошел. И тогда Махмуд сказал своим придворным:

- Приготовьтесь посетить Герат. Там есть некто, кого я хочу увидеть.

Когда кавалькада Императора въезжала в Герат под музыку трубачей, учитель Хайдара Али взял его за руку. Он подвел его к воротам теккии, и там они стали ждать. Вскоре после этого Махмуд и его придворный Айяз, сняв обувь, предстали в святом месте.

- Вот, Махмуд,— сказал суфийский Шейх,— тот человек, который был ничто в то время, как он посещал королей, но который теперь является тем, кого посещают короли. Возьми его как своего суфийского советчика, потому что он готов.

Это рассказ об учении Хирави, Хайдар Али Джана, мудреца из Герата.



КОЕ-ЧТО, ЧЕМУ МОЖНО НАУЧИТЬСЯ У МИРИ



Известный суфийский мудрец Баба Саифдар имел ученика по имени Мири, который часто жаловался на то, что Саифдар едва замечает его с тех пор, как он был допущен к ученичеству.

- Я был в лучшем положении до того, как он сделал меня учеником,— говорил он,— потому что тогда со мной обращались по крайней мере как с другом, и я мог получать пользу от такого товарищества.

Баба Саифдар, однако, знал внутреннее состояние своего ученика, но не делал никаких замечаний по этому поводу на своих редких встречах. Он предпочитал ждать шанса, чтобы представить эффективную демонстрацию отношения и его значения. Однажды Мири давал свидетельские показания в открытом дворе суда, когда мимо проходил Баба Саифдар. Судья как раз перед этим сказал свидетелю: “Ты действительно помнишь, что ты видел, как обвиняемый участвовал в воровстве?” Мири, заметив своего учителя, и по ассоциации вспомнив только упражнение самовоспоминания, которое он изучал у него, невольно выкрикнул: “Я помню!”

Предполагаемый вор был немедленно осужден на основании показателей свидетеля, который видел своими глазами. Он был невиновен и, когда Мири добился пересмотра, то его самого чуть не осудили за ложные показания. Когда его в конце концов выпустили, Баба сказал ему:

- Это параллель, в обычных вещах, того, что может случиться в более глубоких делах. Если кто-либо хвалит своего учителя или жалуется на него, то это ведет к глупости. К этому же приводит любое неуважение к его правилам. То, что видно учителю, не видно ученику.

“Я могу лишь надеяться, что мой пример будет представлять ценность для других, чтобы они могли не только не попадать в такого рода ситуации, но и смогли бы, благодаря этому, продвинуться к более высоким вещам”,- сказал Мири.

По этой причине эту сказку иногда называют уроком Мири.



ИДОЛ СУМАСШЕДШЕГО КОРОЛЯ



Жил однажды жестокий невежественный король-идолопоклонник. Однажды он поклялся, что если его личный идол предоставит ему определенные преимущества в жизни, то он поймает первых трех людей, проходящих мимо его замка, и обратит их в идолопоклонников. Конечно же желание короля было исполнено и он немедленно послал солдат на дорогу, чтобы они привели к нему первых же трех людей, каких встретят. Случилось так, что этими троими оказались: ученый, Сеид (потомок пророка Магомеда) и проститутка. Бросив их перед идолом, ненормальный король рассказал им о своей клятве и приказал, чтобы они кланялись перед изображением. Ученый сказал: “Эта ситуация без сомнения подходит под доктрину “форс мажор”. Есть многочисленные прецеденты, позволяющие любому сделать вид, что он поддерживает обычай, к которому его склоняют, не накладывая на себя никаких моральных обязательств этим поступком”. Поэтому он совершил глубокий поклон перед идолом.

Сеид, когда пришла его очередь, сказал: “Как особо защищенный человек, поскольку в моих жилах течет кровь святого пророка, я могу совершать поступки, которые сами по себе очищают любой поступок, поэтому нет никакого препятствия к тому, чтобы я поступал так, как требует этот человек”. И он склонился перед идолом.

Проститутка сказала: “Увы, у меня нет ни интеллектуального образования, ни особых преимуществ, поэтому, боюсь, что бы ты со мной ни сделал, но я не сумею почитать этого идола даже внешне”.

Эти слова внезапно рассеяли затмение сумасшедшего короля. Как по волшебству, он увидел предательство двух поклонников изображения. Тотчас же он отрубил головы ученому и сеиду и отпустил на свободу проститутку.



ДВЕ СТОРОНЫ



Частично окрашенные одежды дервишей, постоянно копируемые для учебных целей и имитируемые просто для украшения, были введены в Испании в Средние Века следующим образом.

Король франков очень любил разные парады и процессии, а также гордился своими познаниями в философии. Он попросил суфия, известного под именем Агарин, чтобы тот проинструктировал его в высшей мудрости. Агарин сказал: “Мы предлагаем тебе наблюдение и отражение, но сначала ты должен узнать их масштаб, их широту”.

“Мы уже хорошо знаем, как расширять наше внимание, хорошо изучив все предварительные ступени, ведущие к мудрости, в нашей собственной традиции”,— сказал король.

“Очень хорошо,— сказал Агарин.— Мы дадим Вашему Величеству демонстрацию нашего учения на параде завтра”.

Были сделаны необходимые приготовления и на следующий день дервиши из рибата (учебного центра) Агарина прошли строем по узким улицам этого андалузского города. Король и его придворные располагались по обеим сторонам их пути: гранды — справа, а воины — слева. Когда процессия миновала двор, Агарин вернулся к королю и сказал: “Ваше Величество, спросите, пожалуйста, Ваших рыцарей с противоположной стороны, какого цвета была одежда на дервишах”. Все рыцари поклялись честью и на священном писании, что костюмы были синими. Король и весь остальной двор были изумлены и смущены, потому что они видели совсем другое. “Мы все отчетливо видели, что дервиши были одеты в коричневую одежду,— сказал король,— а среди нас есть люди великой святости в вере и глубоко уважаемые”. Он приказал всем рыцарям готовиться к наказанию и разжалованию. Те, кто видели коричневую одежду, были отосланы в другую сторону для награды. Некоторое время длилась вся эта деятельность. Затем король сказал Агарину:

“Что за колдовство совершил ты, злодей? Что за дьявольщина может заставить самых почетных рыцарей христианских стран отрицать истину, отринуть надежду на спасение и выказать такие признаки ненадежности, которые делают их непригодными для битвы?”

Суфий сказал:

“Половина одежды, видимая с твоей стороны, была коричневой, другая половина каждого плаща была синей. Без подготовки Ваша предвзятость заставляет Вас обманываться относительно нас. Как мы можем учить кого бы то ни было и чему бы то ни было в таких условиях?”



ПРИЕМ



Мы принимаем учеников, которые хотят понять Путь. Что же относительно других? Они считают, что мы не принимаем их. Однако в действительности это они не принимают нас. Они не могут этого сделать, пока сохраняются такие странные убеждения относительно Пути. Я имею в виду две разновидности людей: тех, кто говорит: “Мы отрицаем ценность Суфизма” и тех, кто говорит: “Мы принимаем Суфизм, но это не Суфизм”. Из этих двух те, кто отрицают Суфизм, находятся в лучшем положении, чем те, кто считают, что люди, которые им не нравятся, не могут поэтому быть и Суфиями.

Первая разновидность — это люди, которых слова других убедили, в том, что Суфизм бесполезен. Но любой может быть обманут другими.

Вторые — это те, кто обманули сами себя, вообразив нечто такое, что неверно. Ни один ученый не способен решить правильно, кто является суфием, а кто нет. Для нас всегда должны являться уроком люди, пытающиеся делать что-то такое, на что они неспособны.



АДЖМАЛЬ ХУССЕЙН И УЧЕНЫЕ



Суфий Аджмаль Хуссейн постоянно подвергался критике ученых, которые боялись, что его репутация может затмить их собственную. Они не жалели усилий на то, чтобы бросить тень сомнения на его знания, обвиняя его в том, что он прячется от их критики в мистицизме. И даже в том, что он виновен в совершении позорных поступков.

Наконец он сказал:

“Если я отвечу моим критикам, то я представлю им удобный случай бросить мне свежие обвинения, которым люди поверят, потому что им нравится верить подобным вещам. Если я не отвечу им, то они будут петушиться и кудахтать, и люди поверят, что они в действительности ученые.

Они считают, что мы, суфии, боремся с наукой. Мы этого не делаем, но уже само наше существование является угрозой для притворной науки голосистых недорослей. Наука уже давно исчезла. То, что мы имеем сейчас,— это пародия на науку”.

Ученые расшумелись более, чем когда-либо. Наконец Аджмаль сказал: “Споры не столь эффективны как демонстрация. Я дам вам возможность внутренне увидеть, на что похожи эти люди”.

Он принял “опросные листы” ученых, позволяя им проверить его знания и идеи. Пятьдесят различных профессоров и ученых прислали ему опросные анкеты. Аджмаль в каждой из них дал разные ответы.

Когда ученые собрались на конференцию, чтобы обсудить эти бумаги, то в них оказалось столь много вариантов того, во что верил Аджмаль, что каждый думал, будто именно он вывел Аджмаля на чистую воду, и отказывался отступиться от своего тезиса в пользу кого-нибудь другого. Результатом был знаменитый “скандал в научном мире”. В течение пяти дней они яростно нападали друг на друга.

“Это,— сказал Аджмаль,— является демонстрацией. Что является самым важным для каждого из них, это его собственное мнение и его собственная интерпретация. Им нет никакого дела до истины. Это именно то, как они поступают с учением каждого. Пока он жив, они травят его. Когда он умрет, они становятся экспертами в его трудах. Однако реальный двигатель их активности состоит в том, чтобы соревноваться друг с другом и бороться с любым, кто не входит в их собственный круг. Хотите стать одним из них? Скорее делайте свой выбор”.



ТИМУР И ХАФИЗ



Суфийский поэт Хафиз из Шираза написал знаменитое стихотворение:



“Если только турчанка, живущая в дальнем Шираза краю,

Мое сердце в руку свою возьмет,

За одну ее родинку Бухару отдаю!

Если хочет, пусть Самарканд берет”.



Завоеватель Тамерлан велел привести поэта к себе и сказал ему: “Как ты можешь отдавать за женщину Бухару и Самарканд? Кроме того, эти города принадлежат мне, и я не позволю никому считать, что это не так!”

Хафиз сказал ему:

“Ваша скупость смогла дать Вам власть. Моя щедрость отдала меня в Ваши руки. Ваша скупость, очевидно, более эффективна, чем мое расточительство”.

Тамерлан рассмеялся и отпустил суфия.



СЫТЫЙ



Некий человек пришел к Бахаудину Накшбанду и сказал:

“Я странствовал от одного учителя к другому и я изучил много Путей, каждый из которых дал мне много пользы и много всяческих выгод. Теперь я хочу стать одним из твоих учеников, чтобы иметь возможность пить из источника Знания и таким образом становиться все далее и далее продвинутым на Тарике, Мистическом Пути”.

Бахаудин вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос, велел принести обед. Когда было принесено блюдо с рисом и жареным мясом, он ставил перед гостем одну полную тарелку за другой. Затем он дал ему фрукты и пирожное. Затем велел принести еще плову и различные другие блюда: овощи, салаты, конфитюры.

Сначала этот человек был польщен, и поскольку Бахаудин проявлял явное удовольствие при каждом глотке, который делал гость, то он ел столько, сколько мог. Когда темп его еды замедлился, суфийский Шейх показал признаки очень большого недовольства, и, чтоб избежать его раздражения, несчастный человек добросовестно съел еще одно блюдо.

Когда он не мог уже более проглотить ни одного зернышка риса и в ужасном неудобстве откинулся на подушку, Бахаудин обратился к нему со следующими словами:

“Когда ты пришел навестить меня, ты был настолько же полон непереваренными учениями, насколько ты теперь наполнен мясом и рисом. Ты чувствовал неудобство, а поскольку ты не привык к духовному неудобству реального вида, ты интерпретировал это как голод к дальнейшим знаниям. Несварение желудка — вот твое состояние.

Я могу учить тебя, если ты последуешь моим инструкциям и останешься здесь, со мной, переваривая съеденное посредством деятельности, которая не покажется тебе как-либо связанной с посвящением, но будет равносильна для тебя поеданию чего-то такого, что даст возможность твоей пище усваиваться и трансформироваться в питание, а не в вес”.

Человек согласился. Он рассказал эту историю через много десятилетий после этого, когда стал знаменитым и великим суфийским учителем Халилом Ашрафзада.



ЧАРКХИ И ЕГО ДЯДЯ



Рассказывают, что молодой ученик Чаркхи-Баба (Примеч.: Баба — дед) сидел у входа в свой дом, когда подъехал человек и сказал: “Кто ты?”.

Ученик ответил: “Я последователь Чаркхи-Баба”.

Человек сказал: “Откуда Чаркхи может иметь последователей? Я его дядя и уж я-то ясно знал бы, если б они у него были. И относительно того, что он “Баба”, ты был введен в заблуждение, сынок”.

Дядя Чаркхи оставался после этого в доме в течение долгих лет, пока не умер. Он отказывался посещать “культурные собрания”, которые проводил Чаркхи-Баба и он никогда не смог поверить в то, что Чаркхи был суфийским учителем. “Я знаю его с детства,— говорил он,— и я не могу увидеть, чтоб он чему-нибудь учил, потому что он никогда ничему не учился”. Даже после того, как Чаркхи умер, было множество людей, некоторые из них — частные посетители его дома, включая купцов, с которыми у него были деловые отношения, которые не верили, что он был святым.

Юнус Абу-Асвад Камали, теолог, высказался от имени их, говоря: “Я знал Чаркхи в течение тридцати лет, и он никогда не обсуждал со мной высших материй. У меня в уме не укладывается, чтобы такое поведение было присуще ученому человеку. Он никогда не пытался описывать свои теории и он не предпринимал попыток сделать меня своим учеником. Только от мясника я слышал, что он будто бы является суфием”.



ЗАКЛЮЧЕННЫЙ В САМАРКАНДЕ



Хаким Искандер Зарамез и Абдулвахаб Эль Хинди проходили однажды мимо угла большого дома в Самарканде, когда они услышали дикий вопль.

“Какого-то беднягу подвергают пытке”,— сказал Эль Хинди, остановившись и застыв на месте, когда вопли усилились.

“Ты хотел бы облегчить страдания?” — спросил Зарамез.

“Естественно. Как Вали и как святой ты, конечно, можешь сделать это, если есть на то Божья воля”.

“Очень хорошо,— сказал Хаким.— И я продемонстрирую тебе нечто”.

Зарамез отошел от угла дома на пять шагов. Крики прекратились.

“Ты отошел, и крики утихли! Недаром я всегда слышал, что близость к страдающему смягчает его боль”,— сказал Эль Хинди.

Хаким усмехнулся, но ничего более не сказал, сделав знак, который у суфиев означает: “Вопрос может не иметь ответа в определенное время из-за состояния вопрошающего”.

Много лет спустя, когда Эль Хинди был в Марокко, он услышал, как некий дервиш в закрытом городе Маула Идрисс рассказывал группе учеников однажды ночью о том, что он некогда пережил.

Среди прочего дервиш сказал: “В такой-то и такой-то день месяца Рамадан Эль-Мубарак, много-много лет назад я был схвачен как бродяга из-за своей явной бедности и жалкого внешнего вида. Я был оставлен в каменной камере, устроенной внутри внешней стены дома судьи, и ожидал там суда. Это было в северной части Самарканда. Я вполне смирился со своей судьбой и молчаливо сидел в углу, погрузившись в размышления, но вдруг почувствовал совершенно безошибочно, что снаружи, неподалеку от меня находится святой. Я стал кричать и вопить и метаться, потому что чувствовал на себе силу и потому что я не мог вырваться, как бы сильно я не хотел приблизиться к нему. Затем я почувствовал, что он отдалился, как если бы был обеспокоен моими криками. Я старался дать ему подойти ближе опять, заставив себя стать таким тихим и спокойным, как ночь”.