– Хотя бы, – кивнула Марта. – Мне очень понравилось, что после болезненного расставания Вика не ударилась во все тяжкие, не попыталась забыться в череде одноразовых партнёров и с их же помощью отомстить Наилю. Вика держалась, но, учитывая все обстоятельства, ей нужно было твёрдое мужское плечо, и Шевчук… – Карская помолчала, явно подбирая подходящие слова, и остановилась на сдержанных: – Шевчук оказался в нужное время в нужном месте. Я не знаю, понял ли он, что Вика пребывает в расстроенных чувствах – я с ним никогда не виделась и не говорила, но отношения он завязал умело.

– Шевчук искал интрижку?

– Разве ты этого не понял? – Женщина удивлённо подняла брови.

– Я ещё не разобрался. Но склоняюсь к этой версии.

– Эта версия очевидна без всяких склонений. – Марта чуть скривила губы. – И у Вики не было на его счёт никаких сомнений. Она знала, что связалась с бабником, но с интеллигентным бабником, который дорожит обеими своими репутациями: и деловой, в компании, и репутацией интеллигентного бабника. Вика говорила, что Шевчук обращался с ней уважительно, а это, поверь, дорогого стоит.

«Тогда почему Шевчук попытался убедить меня, что любил девушку настолько, что был готов на развод?»

«Чтобы вычеркнуть себя из списка подозреваемых».

«Шевчук не дурак и понимает, что я без труда докопаюсь до истинной сути его отношений с Викторией».

«Значит, Шевчук запаниковал».

«Почему?»

– Ты меня слушаешь?

Голос Карской прозвучал издалека. Ну, не совсем издалека, а как будто Марта громко говорит с ним, стоя у барной стойки.

– Конечно, – опомнился Вербин. – Слышу каждое слово.

Но обмануть Карскую не сумел.

– Ты ведёшь себя так, будто мы уже женаты, – язвительно заметила она.

– Э-эээ…

– Это была шутка. – Марта смотрела Вербину прямо в глаза.

– Спасибо.

– На самом деле я рада, что моя информация заставляет тебя думать.

– Не только она.

– Не сомневаюсь.

Он долил в бокалы вино.

– Вика не видела в Шевчуке избранника – боже упаси! Ей было с ним комфортно, удобно и настолько весело, насколько было возможно после болезненного разрыва.

– Но видения не прекращались, – уточнил Вербин.

– Увы, «волшебной таблеткой» Шевчук не стал, однако определённую пользу принёс. – О Шевчуке Марта говорила холодным деловым тоном опытного врача, рассматривая его как применённое средство, не более. – Шевчук хорошо относился к Вике, помог ей слегка успокоиться, отвлёк. Другими словами, таблетка не «волшебная», но полезная. Я думала, что их отношения испортят новогодние каникулы, которые Шевчуку придётся провести с женой, но Вика уехала домой, и проблема разрешилась.

Тоскливых выходных не было, отношения сохранились на прежнем уровне.

– А потом вернулся Наиль.

– Сам?

– Вряд ли его попросила мама, – обронила Марта.

Вербин усмехнулся.

– Наиль спел Вике классическую арию «возвращенца»: любит только её, жить не может, в мучительном расставании осознал ошибку и сделает всё, лишь бы заслужить прощение. Я думаю, Наиль помыкался в одиночестве, не нашёл такой же красавицы… да и вообще вряд ли он кого-то нашёл, и приплёлся назад от безысходности.

Чтобы не было прыщей.

– Но Вика… – Марта тяжело вздохнула. – Вика решила, что он говорит правду.

– Получается, Виктория любила Наиля? – тихо спросил Вербин.

– Получается, так. – Карская прищурилась на бокал, но не взяла. – Вика не стала меня слушать, зато рассказала, что ради неё Наиль готов к разрыву с матерью.

– Любила и верила, – пробормотал Феликс. – Без любви в такую чушь поверить сложно.

– Невозможно поверить, – согласилась Марта. – Ты видел Наиля?

– Нет, он от меня прячется.

– Наиль трусоват, видимо, первый допрос произвёл на него такое впечатление, что больше с полицией он общаться не хочет, – объяснила Карская. – Ну и в целом Наиль не может похвастаться твёрдым характером. И особой привлекательностью. Так что Вика для него была идеальным вариантом. Ну, кроме той девочки, которую ему приготовила в жёны мама. Но, похоже, та девочка ему совсем не приглянулась.

– У Наиля же есть деньги? Я так понял, он из богатой семьи.

– И что? – Марта слегка передёрнула плечами. – Думаешь, Вика потому в него вцепилась? Нет. Поверь – нет. В Москве у многих есть деньги и можно выбрать менее постыдный вариант. Вика же, к сожалению, влюбилась.

Некоторое время они молчали, затем Феликс поинтересовался:

– Когда вернулся Наиль?

– Мелькать начал ещё в декабре, а сладилось у них после Нового года. Вика вернулась в Москву раньше Шевчука, ну и… закрутилось.

– А Шевчук?

– Вика ему ничего не сказала.

– Это обстоятельство выбивается из описания, которое я для себя составил, – признался Вербин.

– Мне тоже не понравилось её поведение, – согласилась Карская. – Но Вика боялась отпускать Шевчука.

– Опасалась, что Наиль снова уйдёт?

– Да. Я просила Вику сделать выбор, она ответила, что обязательно сделает, но не сразу. – Марта помолчала. – Мне не нравилось её поведение, но винить Вику я не собираюсь. Наилю требовалось время, чтобы вновь заслужить доверие Вики, а Шевчук…

– Бабник.

– Да.

Они выпили вина. Глядя друг другу в глаза.

– Наиль старался? – вернулся к теме Феликс.

– К сожалению, мне трудно ответить на твой вопрос, – честно сказала Марта. – После возвращения Наиля Вика стала постепенно отдаляться от меня.

– Почему? Почувствовала улучшение?

– Как раз нет – улучшения не было. Наиль вернулся, но видения продолжались.

– Как ты это объяснишь?

– А что здесь объяснять? – удивилась Карская. – Это не свет в комнате включить-выключить – по щелчку ничего не меняется. Возвращение Наиля, конечно, сыграло положительную роль, но «волшебной таблеткой» оно могло стать только в случае восстановления полного доверия и…

– Разрыва с матерью, – догадался Вербин.

– Что он обещал сделать, но никак не делал.

– А если Наиль этого не хотел?

– Об этом я Вике говорила, – с грустной улыбкой ответила Марта. – И, наверное, поэтому она стала от меня отдаляться.

– Сделала выбор в пользу Наиля.

– Да.

– Я не спрашивал.

– Я знаю.

Они помолчали, после чего Феликс осторожно вернулся к расспросам:

– Шевчук и Наиль знали друг о друге?

– Мне об этом неизвестно, но сомневаюсь – Вика была достаточно умна, чтобы не допустить подобного. – В чёрных глазах Марты зажглись ехидные огоньки: – Нарисовался мотив?

– Весьма сомнительный по нынешним временам, – честно ответил Вербин. – Лет пятнадцать назад я бы за такую ниточку ухватился, но сейчас продуманное убийство на почве ревности – огромная редкость. То ли к отношениям относятся не так серьёзно, как раньше, то ли не считают нужным рисковать из-за страсти. В таких случаях выяснения отношений заканчиваются истериками и скандалами. Не кровью.

– Всегда?

– Разве что убийство в состоянии аффекта. Но Викторию убили хладнокровно, обдуманно, после долгой и тщательной подготовки.

– Всё-таки убийство? – очень тихо спросила Карская.

– Не сомневаюсь, – твёрдо ответил Феликс.

– Тогда надеюсь, что встреча оказалась полезной для поиска убийцы.

– Ты ведь понимаешь, сколько пищи для размышлений мне подбросила.

– Ты едва не убежал на работу.

– Не настолько много, – улыбнулся Вербин. – И…

Марта едва заметно улыбнулась. Едва заметно.

– Я просто рад тебя видеть.

Феликс произнёс фразу так тихо, чтобы слова едва долетели на ту сторону столика. И никуда больше.

– Спасибо, – едва слышно ответила Марта.

– За что?

– За честность.

Она вновь захотела коснуться пальцами его руки, но Феликс перевернул ладонь и получилось не прикосновение. Получилось так, что Марта вложила свою руку в его. И не убрала.

– Вдруг я со всеми честный?

– Ты не ловелас, – покачала головой Марта. – Иначе бы меня здесь не было.

– Надоели ловеласы?

– Никогда не нравились.

– Знаешь все их заходы?

– Поэтому с ними скучно.

– А должно быть весело?

– Интересно.

– Чем привлёк я?

– Возможно, мне захотелось простого крепкого мужика от сохи, чтобы отдохнуть от той зауми, с которой приходится работать.

– У меня тоже есть тараканы.

– Этим ты меня не удивил.

– Они не такие умные?

– Умные, но по-своему.

– Сочту это условным комплиментом.

Они рассмеялись. По-прежнему держась за руки.

– А теперь настоящий, не условный комплимент, – произнесла Марта, глядя Феликсу в глаза. – Когда ты вошёл, тебе было абсолютно плевать на то, прочитаю я тебя или нет. Никакого волнения. Никакой неуверенности. – Короткая пауза. – До тех пор, пока я тебе не понравилась.

Он не ответил. Только чуть сжал её руку. Глядя в глаза. Глядя ей в глаза.

Она поняла его жест, и они молчали. Глядя друг другу в глаза.

А потом она неожиданно спросила:

– Ты знаешь, что такое косплей?

По-прежнему держа руку в его руке.

– Разумеется.

– В юности мне нравилось создавать образы. Не на бумаге, не в воображении, не в тексте или стихах – на себе. И нравится до сих пор, если честно. Нравится возникающее внутри ощущение того, что становишься другой. Абсолютно другой и даже чужой себе. Способной на то, на что не способна я настоящая. – Марта улыбнулась так, что Феликс понял, что слышит… нет, не исповедь, конечно, но очень честный рассказ. Она хотела, чтобы он его услышал. – В юности у меня не было той уверенности в себе, которую ты знаешь сейчас. Я комплексовала по поводу внешности и некоторой неуклюжести и прятала свои комплексы под масками. Сначала – под масками известных героинь игр и фильмов, а потом стала придумывать новые образы, свои собственные.

– Выходила на публику?

– Не без этого.

– Помогло стать увереннее?

– Разве не видно?

– Очень хорошо видно.

– Публика – это серьёзное испытание, Фил. – Марта едва улыбнулась, глядя куда-то в прошлое. – Но если выступление получилось и зал тебя принял, ты уходишь со сцены другим человеком.

– Жаждущим повторить?

– Знающим, что можешь говорить с людьми и удерживать их внимание.

– Насколько я помню, косплей – это дефиле?

– Я ведь не сказала, что выходила на сцену только как косплеер.

– Ты полна тайн.

– У тебя много времени, – напомнила Карская.

– Я помню.

Они вновь рассмеялись. Спокойно. Искренне. Продолжая держаться за руки.

– Иногда мне хочется вернуть это ощущение: снаружи одна, внутри совсем другая.

– Разве это не связано?

– Внутреннее и внешнее?

– Да.

– Ты поклонник Ломброзо[5]?

– То есть связи нет?

– Ты мне скажи, – вдруг предложила Марта. – Ты видел больше преступников, чем я.

– С этим не поспоришь, – не стал отрицать Вербин.

– И как? Есть связь между внешним и внутренним? Все ли убийцы выглядят как монстры? Все ли честные люди прекрасны? Или честных нет, есть те, кто ещё не совершил преступление?

– Ты знаешь ответ – внешность обманчива. Как правило, преступники ничем не отличаются от обычных людей, и даже бородавки на лицах у них появляются с той же вероятностью, что у остальных… Разве что, когда припираешь их к стенке, когда они понимают, что попались – тогда их лица искажаются. И мгновение… или несколько мгновений… я вижу чудовищ. Настоящих.

Её рука чуть дрогнула.

– Значит, нет объединяющих черт, по которым ты сразу говоришь: вот человек, которого я ищу.

– Иногда я говорю себе это после первого же разговора, – улыбнулся Феликс.

– Но не после первого взгляда?

– Нет, никогда.

– То есть теория Ломброзо не работает?

– Мир полон лжи.

– Поэтому так важно говорить друг другу правду. – Марта чуть сильнее надавила на руку Феликса. – Поэтому так важно, чтобы ты знал обо мне больше.

Он не стал спрашивать «зачем?». А она не стала делать вид, что ждёт вопроса. Он знал зачем. Она была этому рада.

– У меня до сих пор сохранилась эта тяга: не к сцене – к косплею. И иногда, когда мне особенно сильно хочется стать другой, и я приглашаю знакомого стилиста, или сама усаживаюсь перед зеркалом – зависит от настроения, и надеваю маску. Разумеется, это происходит только по выходным. Или ночью.

– Ночью? – удивился Вербин.

– Почему нет? Летние ночи не очень длинные и не очень тёмные. И некоторые образы идеально в них вписываются.

– Ты выходишь на улицу?

– Не всегда.

– Но выходишь?

– Почему тебя это волнует?

– Мне интересно.

Она помолчала, глядя Феликсу в глаза, затем сказала:

– Спасибо. – И добавила: – Иногда мы с друзьями выходим на улицу – заранее выбираем место, подходящее моему образу, и едем туда. Иногда в парки. Иногда в заброшенные особняки или церкви. Иногда на какую-нибудь крышу, с которой открывается красивый вид. Если я одна – иду на крышу своего дома, у меня есть ключ.

Вербин представил Марту в образе ведьмы. Летней ночью. На крыше многоэтажного дома. И улыбнулся. Она поняла, о чём он думает, и ответила на улыбку.

Что может быть лучше, чем улыбаться словам несказанным. Но услышанным.

Ужин закончился. Официантка убрала тарелки из-под десерта, и на столе остались только два бокала. В каждом по глотку, не более.

– Ты простишь мне следующий вопрос? – тихо спросила Марта.

– Мы едва знакомы и ещё не знаем, какие вопросы задавать нельзя.

– Ты пообещал.

– Я не забуду.

– Почему мы не пошли в «Грязные небеса»?

Он знал, что этот вопрос прозвучит. Может, не в такой форме и не сегодня, но прозвучит обязательно. Не готовился к нему, но знал, что поговорить придётся.

– Ты знаешь?

– После первого твоего звонка я решила узнать, с кем предстоит встретиться, и навела справки.

– У тебя хорошие источники информации.

– Ты не представляешь, какие люди нуждаются в моей помощи. Кроме того, я должна быть уверена в тех, кого пускаю в дом. – Марта выдержала паузу. – Извини, если вопрос оказался бестактным.

– Напротив: я рад, что ты спросила и не стала скрывать, что знаешь обо мне… довольно много.

Когда официантка убирала со стола, им пришлось разомкнуть руки. Потом Феликс вновь положил руку на стол – как раньше, а вот Марта к прежней позе возвращаться не спешила.

– Если ты наводила справки, то знаешь, почему мы не пошли в «Небеса».

– Не хочешь появляться в своём баре с другой женщиной?

– Пока, – мягко уточнил Вербин.

– Потому что там твои друзья?

– Потому что я пока не готов идти в «Грязные небеса»… не один.

– Хотя я тебе очень нравлюсь.

– Мы нравимся друг другу.

Отрицать Марта не стала:

– Да.

– Мы выяснили это ещё вчера.

– Да, – повторила женщина, и её ладонь вновь легла в его руку. – Но, если ты захочешь встретиться со мной снова, это должны быть «Грязные небеса».

– В следующий раз?

– Да.

– Следующая встреча обязательно должна состояться в каком-то заведении?

Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Она прищурилась.

– Ну, удиви меня.

Он помолчал. На её тонких губах играла едва заметная улыбка. Они оба знали, какая фраза прозвучит теперь.

Восемь лет назад



– Я вижу себя в заброшенном парке. Неухоженном, больше напоминающем лес, нежели парк, которым он некогда был. Любой человек сказал бы, что это лес, но я воспринимаю его как парк. Старый парк. Таинственный. В нём есть загадка, которую я хочу разгадать, и уверен, что разгадаю. Уверен, что смогу. Я не знаю, кто я, но чувствую, что я – не обыкновенный я, которого знаю с рождения, с того мгновения, как стал осознавать себя, а тот, кто разгадывает загадки. Мистические загадки старых домов, улиц… и парков. Меня интересуют их тайны, но я не писатель и не историк. Я – охотник за тайнами. И за теми, кто в тайнах прячется. Я знаю, как меня зовут, где живу, где учился, где работаю, но при этом знаю, что настоящая моя работа – по ночам. А сейчас как раз ночь. Я иду по заброшенной дорожке. Я не боюсь, но насторожен. И я одет совсем не так, как привык. Я не смотрю на себя специально, я знаю, как одет, потому что иногда вижу себя идущим по дорожке парка и в такие мгновения удивляюсь тому, как одет. На мне чёрные перчатки, кожаные, очень тонкие, не скрадывающие чувствительности пальцев; чёрные брюки и удобные ботинки – это нормально, в этом нет ничего необычного. Но ещё на мне чёрное пальто чуть ниже колена и чёрная шляпа – совершенно невозможное сочетание и совершенно невозможная для меня шляпа. Я никогда не носил шляп, но сейчас я в чёрной шляпе с небольшими полями и не вижу в этом ничего неестественного. Я одет так, как должен быть одет, и держу в левой руке саквояж. Это ещё одна несуразица – у меня никогда не было саквояжа. Знаете, настоящего, как в фильмах: кожаный портфель, напоминающий кошелёк-переросток. Сейчас такие, наверное, не делают, я не уточнял, ведь у меня никогда не было мысли купить такой саквояж. Но во сне я держу в руке именно его. И он смотрится органично. Он тоже чёрный, немного потёртый, потому что я часто им пользуюсь. Это мой саквояж. Я иду по дорожке. Я сосредоточен и спокоен. Я чувствую себя одновременно и собой, и тем мужчиной, который идёт по заброшенному парку. Я не знаю, как это возможно, но происходит именно так. Я внутри сна и смотрю его со стороны, как фильм. Одновременно. И тот я, который настоящий, он бы не чувствовал себя в этом парке так спокойно, как тот я, который идёт через него. Тот я – охотник. И он абсолютно уверенно чувствует себя ночью. Влажной осенней ночью. Деревья ещё в листьях, но среди них много жёлтых. И запах в лесу осенний, полный воды, которую принёс дождь. Однако ночь уже заканчивается, ночь поздняя, поэтому я вижу, что многие листья – жёлтые. Я иду по парку, похожему на лес, и различаю деревья. Я в предутренних сумерках. И они – тоже. И мы все чего-то ждём. Они – неподвижно. Я же иду. Бесшумно. Не то чтобы я прислушивался, но я знаю, что иду бесшумно. Я знаю, что умею так ходить, потому что я – охотник. Парк заканчивается. Нет, я неправильно выразился, заканчиваются деревья, похожие на лес, и я вижу очень красивый каменный мост. Такой же заброшенный, как всё в этом парке, но изумительно красивый. Он благороден, поэтому стар, а не дряхл. Он производит впечатление, его хочется нарисовать, но я охотник, а не художник. Хотя могу оценить красоту моста. Как художник. Хотя никогда не брал в руки кисти. А в центре моста, у ограды стоит прелестная девушка в чёрном платье и смотрит на воду. Я вижу её, стоя у моста, и вижу её со стороны реки. Я, который я, понимает, что тайна – здесь. Я, который охотник, знает, что тайна – здесь. Мы выходим на мост. Очень спокойно. Хотя мост прячется в лёгком утреннем тумане. Туман ничего не скрывает, он всего только штрих. Я делаю четыре шага. Я не считаю специально, просто знаю, что сделал четыре шага. И оказываюсь в тумане. Он ничего не прячет. Он вокруг меня. Я вижу девушку. Охотник – со спины и чуть сбоку. А я – с лица. И вижу, что она печальна. Она почти плачет. Потому что туман вокруг меня. И предутренние сумерки скрывают многое. Туман и тьма сплетаются в неясную фигуру. Я не знаю, кто это, но я знаю, что фигура и есть тайна, за которой я пришёл. И ещё знаю, что я не успел, потому что слишком долго смотрел на девушку в чёрном платье. А девушка плачет. Теперь плачет, потому что в меня вонзается копьё и становится больно. Очень больно. Сначала – в груди. Я не вижу крови, но понимаю, что пропустил смертельный удар. Грудь разрывает, и боль течёт по мне: в руки, ноги, голову. Боль настолько острая, что я кричу. Но очень быстрая. Почти мгновенная. И смертельная. Я вижу себя. Я ещё стою на мосту, но уже мёртв. Охотник проиграл… я почти мёртв. Я знаю, что умру через секунду, но эту секунду я улыбаюсь девушке в чёрном платье. Потому что я попытался. А она улыбается мне. Плачет, но улыбается. Она благодарна за то, что я попытался. У меня есть целая секунда, чтобы это понять. А потом я умираю. Я вижу себя лежащим на мосту. На спине. С открытыми глазами. В луже крови. Ничего не чувствующим. Рядом с чёрным кожаным саквояжем. Я понимаю, что это – я. И мне становится больно, как в тот момент, когда я умер…

Мужчина сбился.

– И вы просыпаетесь? – Вопрос прозвучал участливо.

– Да.

– А боль?

– Её нет. Но есть жгучее понимание того, что боль только что ушла. А когда была – она была смертельной. Я помню её, когда просыпаюсь. Не ощущаю, но помню, как страдал в ту секунду, когда копьё ударило в грудь.

– А что вы чувствовали на мосту, во время сражения с… с расплывчатой фигурой?

– Сначала я был спокоен, я был на охоте, можно сказать – на работе. Я ждал встречи, но, когда фигура появилась, меня окутал страх. Сначала – ощущение того, что дело проиграно, горькое разочарование, а потом – страх.

– Понятно.

– Но такие видения посещали меня сначала. – Мужчина вздохнул. – Потом стало хуже.

– Что вы имеете в виду?

– Через некоторое время я стал бояться мостов. Любых. Трясся, даже когда проезжал на машине, а уж пешком не ходил ни разу. Я знал, чем всё закончится, и всегда старался их обходить. Мне казалось, что стоит выйти на мост – и случится то, что я не смогу предотвратить. Что меня ударит копьё. Хоть днём, хоть ночью. На любом мосту. А это очень больно – когда копьё бьёт в грудь.

– Вы пробовали не выходить на мост и не искать его – в своих снах?

– Я… – Мужчина помолчал, затем грустно улыбнулся и признался: – Пробовал. Тот я, который охотник, этого не одобрял, ведь он обязан идти на мост, но, когда я, который я, окончательно понял, что на мосту я обязательно умру – возникла мысль убежать. Я разворачивался и со всех ног бежал прочь. Иногда бросал саквояж, иногда – нет. Иногда терял шляпу, иногда – нет. Я мчался, не разбирая дороги. Бывало, падал, разбивая колени и руки. Бывало, слетал с дорожки, бежал среди кустов и ветки били меня по лицу. Но как бы сильно я ни бежал, через некоторое время я вновь оказывался на дорожке парка. Если бросал саквояж – держа его в руке, если терял шляпу – чувствуя её на голове. И мне вновь предстоял путь через парк, только не уверенный, спокойный, а полный ощущения приближающейся смерти. Я знал, что иду на смерть, и постепенно мой сон стал целиком состоять из кошмара. Из двух кошмаров: ужаса ожидания и ужаса смерти. Я стоял перед парком. Я стоял перед мостом. Стоял долго и понимал, что не проснусь, пока не сделаю шаг. И это тоже становилось диким испытанием – ощущать, что не можешь проснуться, пока не сделаешь нечто такое, чего не хочешь делать. Я боялся не проснуться, поэтому всегда шёл. Понимая, что умру. Я стал бояться засыпать, но не спать невозможно. Да и сон приходит не часто, не каждый день. И, наверное, только поэтому я до сих пор не сошёл с ума.

– Я вас понимаю. – Очень-очень проникновенно.

– При всём уважении – не уверен. – Мужчина вздохнул и повторил: – Не уверен.

Быстрый взгляд. Короткая пауза. И следующий вопрос:

– Скажите, а заброшенный парк, он каждый раз тот же или меняется? И повторяется только мост?

– Действие моих снов происходит в одном и том же месте…

– В знакомом месте?

– Я как раз хотел об этом рассказать, но вы меня перебили.

– Извините. Этого больше не повторится.

Мужчина помолчал, видимо вновь настраиваясь на искренний разговор, из которого был выдернут поспешным вопросом, после чего продолжил:

– Я узнал парк и мост сразу, хотя был там всего один раз. Очень давно, когда мне было лет десять, может, одиннадцать. В то лето родители возили меня на экскурсию в усадьбу Середниково, которая когда-то принадлежала родственникам Лермонтова. И там, в стороне от усадьбы, по старой дороге в церковь, есть мост, который называют Чёртовым. В ужасном состоянии, конечно, но очень красивый. Он мне тогда безумно понравился. А когда я услышал легенду о том, что под мостом живёт нечистая сила, то прям увидел Кощея Бессмертного. И потом мост мне несколько раз снился. – Мужчина замолчал, но убедившись, что его внимательно слушают, продолжил: – В моём сне парк немного другой и мост не такой разрушенный, но это абсолютно точно он – Чёртов мост усадьбы Середниково.

– Вы ездили к нему потом?

– Нет.

– А после того, как начались видения?

– Зачем?

В ответ – внимательный взгляд. И молчание. Внимательный взгляд стал ответом.

– Вы думаете, нужно? – Неуверенно.

– Вы обратились ко мне…

– Потому что три предыдущих специалиста не сумели помочь. – Мужчина горько усмехнулся. – Случай запущенный.

– Просто сложный.

– И очень редкий. Никто не знает, как за меня взяться.

– Многие специалисты не хотят выходить за рамки общепризнанных методик. Даже если они не дают результата.

Намёк получился более чем прозрачным, поэтому сразу же последовал вопрос:

– Что вы имеете в виду?

– Человек – это не капля, а океан. Внутренний мир каждого из нас безбрежен. Это даже не океан – Вселенная, в которой незримыми нитями сплетены звёзды и чёрные дыры, кометы и планеты, Тьма и Свет. Внутренний мир открывает колоссальное количество возможностей для работы, но большинство специалистов предпочитают следовать привычным способам лечения.

– Что значит «привычным»? Известным науке?

– Все методики известны науке. Точнее, все те, о которых я говорю. Но некоторые рекомендуется использовать чаще остальных.

– Потому что они дают лучший результат?

– Что вы только что говорили о результате?

Что его нет.

– Да, я помню. – Мужчина вновь помолчал. – А что говорили вы?

Он намекал на то, что нужно переходить к делу.

– Методика, о которой я хочу поговорить, известна давно и применяется именно в таких случаях. Она не получила широкого распространения, поскольку коллеги считают её опасной.

– Насколько опасной?

– Видения могут остаться с вами навсегда.

– Вы третий врач, к которому я обращаюсь, и результата пока нет. А прошло больше года. Я начинаю привыкать к мысли, что видения останутся со мной навсегда.

– И все говорят, что ваш случай требуют длительной терапии.

– Именно так.

– И будут говорить, в надежде на то, что в какой-то момент привычные способы лечения дадут результат.

– Но я даже улучшений не вижу, – буркнул мужчина. – Всё остаётся на прежнем уровне, а иногда мне кажется, что становится хуже.

– Видения приходят чаще?

– Они начали меняться. Усиливаться. Я не только вижу смерть – я её переживаю. И я боюсь того, что может случиться дальше.

– Видения станут ещё ярче, сильнее. Подробнее.

– А вдруг я не смогу понять, что это видение? Я читал о стигматах, они ведь появляются из ниоткуда, просто появляются, потому что люди верят, что они должны появиться. Или просто – верят. И я боюсь, что однажды поверю в свои видения так сильно, что проснусь с дырой в груди. В смысле, не проснусь. – Мужчина нервно потёр подбородок. – Такое может быть?

В ответ – молчание.

– Не хотите пугать?

Молчание.

Прозвучало всё, что должно было прозвучать. Теперь разговор должен перейти в нужное русло. Или не теперь. Завтра. Через неделю. Но обязательно перейдёт, потому что тема слишком важна для мужчины, видящего себя умирающим на мосту.

– Расскажите мне об этой методике.

Сегодня…

– Что вы хотите знать?

– Сначала – вероятность выздоровления. – Он замолчал. Подумал и поменял вопрос: – В первую очередь я хочу знать, верите ли вы в эту методику?

– Иначе мы не стали бы её обсуждать.

– Вы видели людей, которым она помогла? Вы лично видели? – Мужчина очень сильно выделил слово «лично».

И услышал лаконичное:

– Да.

– Да?

– Да. – Ответ прозвучал очень уверенно и произвёл нужное впечатление.

– По вашим оценкам, какова вероятность положительного исхода?

– Восемьдесят процентов.

– Это официальная статистика?

– Вы спросили мою оценку.

– То есть вы верите в методику?

– Иначе мы не стали бы её обсуждать.

– В чём она заключается?

– В прохождении через видения. В воспроизведении мучающих вас кошмаров в реальности, разумеется, под тщательным наблюдением.

– Как это может помочь?

– Вы пройдёте через то, что вас мучает. Пройдёте в реальности. Останетесь живы. И ваше подсознание начнёт различать реальность и сон. А сны, как вы знаете, не часто повторяются. Подсознание поймёт, что заигралось в выдумку, и кошмары исчезнут.

– Вы видели человека, который излечился подобным образом?

– Да. Видения смерти мучили его два года, сводили с ума, заставляли подумывать о самоубийстве. Непрекращающаяся пытка привела к тому, что человек решил пережить свой кошмар в реальности и воспроизвёл его в точном соответствии с тем, что видел.