Сахаров Василий Иванович
Кровь за кровь
Пролог
— Гойна, берегись! — выкрикнул один из ее воинов, и ведунья метнулась к стене хлипкой избушки.
Над головой девушки, пронеслось нечто плотное, скорее всего, самый обычный воздух, сжатый магической силой одержимого из Злого Ковена, и ударил в остатки деревенского домика, который задрожал, медленно наклонился и с грохотом рухнул. Это не было заклятьем или плетением, всего только неосознанное желание сумасшедшего, который хотел уничтожить все живое, до чего он смог бы дотянуться.
Ведунья откатилась в сторону, спряталась от взгляда умалишенного за невысоким амбаром, вскочила, и бросилась в обход. Одержимый, растрепанный косматый мужик, по виду, типичный крестьянин из приморских областей Эльмайнора, прокричал что-то неразборчивое и вновь выплеснул силу, скопившуюся в нем, в сторону, где, как он предполагал, пряталась Гойна. Снова воздух перед ним уплотнился, стал мутным и непрозрачным, сжался до немыслимых пределов и метнулся в сторону амбара. Удар, и еще одно здание в безлюдной деревеньке на берегу Балтского моря, разлетается по бревнышкам.
— Отвлеките его, — раздался громкий голос десятника Переяра. — Живее!
Воины метнули в одержимого несколько коротких сулиц, но неведомая сила, окружавшая и наполнявшая его тело, отбросила дротики в сторону, а косматый мужик, вновь, выкрикнул что-то неразборчиво-гневное и резко развернулся к дромам.
Пора действовать, решила Гойна, которая, юркой змейкой, быстро проползла на животе по грязной глубокой канаве, идущей по обочине небольшой дорожки, и подобралась вплотную к одержимому. Она вскочила, в руках ее была заостренная палка, с виду, самая, что ни есть, обычная, а на деле, вырезанная в особый день и заговоренная в непростую ночь, толстая ветка осины. Это кажется, что данное дерево, ничем не отличается от любого другого, но это не так, сила осине от богов дана немалая, перебарывать зло черное и не подчиняться магии. Вот и сейчас, когда одержимого, сошедшего с ума крестьянина, окружает мощная, непробиваемая сталью, защита, только дерево в руках природной ведуньи, опасно для него.
Три длинных прыжка в сторону врага и, одним слитным движением, Гойна наносит ему удар заостренным концом палки в спину. Импровизированное копье, с легкостью, не замечая магического щита, ударяет в тело одержимого и пробивает его насквозь в районе сердца. Мужик, пытается развернуться, его тело не хочет умирать, в нем еще есть силы, он еще может выжить и восстановиться. Для этого ему надо только вынуть кусок дерева из своего тела, но девушка, казавшаяся хрупкой, с силой, для нее не свойственной, наваливается на осиновый кол и крепко держит его. К ней подбегают ее воины, еще двое помогают Гойне удержать одержимого магией человека, а другие, кидаются на самого мужика с оружием в руках. Тот кричит как зверь дикий, пытается вырваться, что-то сделать, но дромы, которые не в первый раз уже сталкивались с кем-то из Злого Ковена, не отступают и их мечи, отблескивая на солнце, раз за разом кромсают тело вчерашнего крестьянина, ставшего невольным убийцей и палачом своей деревни.
Наконец, дело сделано, одержимый падает наземь, а воины, для надежности, рубят его тело на мелкие куски, а то, всякое бывало и случалось так, что и уже мертвый, человек вставал и продолжал творить свою разрушительную деятельность. Гойна, темноволосая зеленоглазая девушка двадцати лет, с трудом переставляя ноги, прошла к одному из уцелевших деревенских домов, вошла в дом и присела подле печи, которая еще хранила в своем очаге тепло. Вслед за ней в горницу прошел десятник Переяр, командир ее воинов. Крепкий седовласый мужчина с грубыми и резкими чертами лица, он присел напротив нее и спросил:
— Как ты, ведунья?
— Тяжко, Переяр, — выдохнула девушка. — С каждым разом одержимые все сильней и бороться с ними становится тяжелей. У нас есть потери?
— Трое раненных, бревнами задело.
— В тепло их определи, к ночи в себя приду, подлечу воинов.
— Сделаем, как ты скажешь, — ответил десятник и, как-то выжидательно, можно сказать, настороженно, взглянул на нее.
— Что-то еще? — девушка посмотрела воину в глаза, и тот отвел взгляд.
Переяр на какой-то миг замялся, не зная как сказать ведунье то, что давно хотел, было, хотел отложить разговор, но все же, решился и произнес:
— Гойна, зачем мы здесь? В этих местах мы чужие, надо на родину возвращаться.
— А если я скажу, что еще не время?
— Мы сами уйдем, — голос десятника звучал уверенно.
— Оставите меня и свои семьи одних, без защиты?
— Да, — кивнул воин. — Когда мы бежали в Эльмайнор, я дал волхвам клятву, что мои воины будут охранять тебя до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать лет. Клятва наша выполнена. Пойми, Гойна, десять лет назад нас было более сотни, а сейчас четыре десятка осталось, и это, даже несмотря на то, что молодежь подросла. Мы платим кровью своей за местное гостеприимство, давим мятежников, уничтожаем разбойников, а последние полтора года на одержимых магией охотимся. Пройдет еще пять-шесть лет и нас не останется. Воины решили, что это наша последняя битва в пределах эльмайнорских. Ты с нами, ведунья?
Девушка на некоторое время задумалась и ответила:
— С вами, Переяр.
— Вот и хорошо, — повеселел десятник. — Куда направимся?
— К Архейским горам, к Вратам, именно из тех мест приходит магический откат, который порождает одержимых, именно там происходят ритуальные жертвоприношения в честь Ягве. Необходимо уничтожить рахдонских жрецов и освободить тех, кого на заклание приводят.
— Тогда, — Переяр встал, — нужно собрать сильный отряд. Предлагаю присоединить к этому походу твоих племянников, Гойна. По слухам, которые из Норгенгорда приходят, они вернулись из степи и собирают силы для новых походов.
Гойна кивнула головой и сказала:
— Согласна, отправляйся к ним, воин.
— А ты, ведунья? Может быть, вдвоем навестим парней?
— Нет, у меня еще имеются в Эльмайноре дела, надо повидать герцога и уладить все наши с ним вопросы. Все же, ваши жены и дети, пока остаются здесь, а нам совсем не нужно, чтобы Умберто Пятнадцатый на дромов зло затаил. Кроме того, надо объяснить ему, откуда одержимые в его стране появляются. Глядишь, а и даст герцог воинов для похода в степь.
— Тебе даст, — воин улыбнулся, — если поверит, конечно, а тебе не поверить просто нельзя.
Глава 1
Пламен
Зима, тихо падает снег, город накрыт белоснежным покрывалом и, смотря в окно, я мог видеть всю улицу, на которой стоял наш особняк. В комнате тепло, в камине трещат поленья, сижу за красивым дубовым столом, который ранее принадлежал бывшему хозяину. На душе спокойно, а мозг работает четко и без всяких эмоций.
Раздается осторожный стук в дверь, и появляются девчонки близняшки из Банзугона, Гая и Горана, которые так и прижились среди нас, помогают повару на кухне и дежурному наряду из наших мальчишек по хозяйству. Они расставляют на столе печенье и горячее питье, которое Триша приготовил по своим рецептам. Девчушки уходят, но дверь не успевает захлопнуться, так как в комнату входят мои братья, Звенислав и Курбат. Парни присаживаются напротив, и мы ждем нашего гостя.
После возвращения из степи на нас навалилось множество самых разнообразных дел. Перво-наперво, пришлось расширить наше жилье, все же нас теперь не три десятка, а больше сотни человек в особняке проживает. После этого дополнительно закупили вооружение, доспехи и лошадей. А потом новая забота, каждого воина одень, обуй, да еще и накорми. В общем, самые обычные бытовые мелочи, времени забирали, порой, столько же, сколько и тренировки.
С небольшим отрядом Ольга Быстрого Меча расплатились полностью, и они отбыли на родину, к Балтскому морю, правда, пятеро воинов остались с нами, в качестве инструкторов для наших рекрутов. Сам же вожак наемников, обещал по весне обязательно вернуться в Норгенгорд для того, чтобы поучаствовать в нашем новом походе на восток. Хорошо бы, тем более, что он должен был привести полные четыре сотни вояк, готовых за денежку рискнуть своими жизнями. Конечно, все это расходы, но деньги есть.
— Ну, что, браты, — подал голос Курбат, который заведовал нашими финансовыми делами, — пока Штенгель не появился, давайте подобьем, что же мы имеем.
— Да, чего там считать, все на виду, — Звенислав зевнул и посмотрел в окно. — Сейчас у нас пятнадцать воинов из мальчишек беспризорных, шестьдесят дромов, которых из степи привели, и пятеро балтов, всего получается восемьдесят бойцов. Плюс к этому еще тридцать иждивенцев. По вооружению норма, есть сто сорок комплектов снаряжения и оружие на всех наших воинов. Лошадей имеем сто девяносто голов, в загородном табуне только вчера был, все хорошо.
— А по деньгам что? — посмотрел я на горбуна.
— Двадцать тысяч фергонских империалов у нас есть. На организацию похода затратим сотню, может быть, две, конечно же, говорю только про припасы, а вот наемники, которые с Ольгом через месяц придут, вот они-то и будут основной статьей расхода. В среднем им придется платить по четыре империала за месяц, расчет у нас на полную банду, и получается, что затраты составят тысячу шестьсот монет за месяц. Ты как, Пламен, определился с целью и временем похода?
— Да, — я кинул взгляд на большую карту всех окрестных земель, которая висела на стене, — определился, но об этом позже поговорим. С воином, который от Гойны приходил, все решено и обговорено. Теперь надо Штенгеля выслушать и узнать, чего он от нас хочет. Ведь, думается мне, что не просто так он через все герцогство путешествие по зиме совершил. Наверняка, некие предложения от Конрада Четвертого везет. В общем, послушаем полковника, а потом обсудим план весеннего рейда в степь.
Вновь раздался стук в дверь, створка приоткрылась, и появился Торко-крепыш, здоровый и простоватый семнадцатилетний парень, сегодня его тройка дежурит в особняке.
— Пламен, — доложился Торко, — там Лука пришел и с ним какой-то черт, в плащ закутанный с ног до головы. Мне показалось, что он на Лысого, вора из Старой Гавани, похож. Пропускать?
«Ох, уж эти конспирации, а то наши парни, которые из Старой Гавани, Штенгеля не узнают», — подумал я и сказал:
— Зови их, Торко.
Не прошло и минуты, как появились наши гости, заместитель начальника Тайной Стражи полковник Гельмут Штенгель и старший сержант этого же ведомства Лука Мергель. Они скинули с себя плащи и расположились за столом. Лука, ладно, он в Норгенгорде живет, видим его часто, хороший боец и отличный рукопашник, здоровенный шкаф с суровым лицом, а вот Штенгель, которого давненько уже не видели, изменился сильно и изменения эти, в глаза бросаются сразу. На висках полковника появилась первая седина, на лице морщин прибавилось, а взгляд его глаз, стал еще более жестким и колючим, чем ранее. Видать, служба у Штенгеля трудна и частенько приходится ему тяжелые решения принимать, да людей на смерть отправлять.
— Привет, парни, — пробасил Лука, наливая себе в кружку горячего взвара из кувшинчика на столе, он у нас как свой, не стесняется.
— Здравия вам, волчата, — полковник, напротив, не торопится и неспешно окидывает нас взглядом.
— И вам, того же, господин полковник, — отвечаю я за всех. — С чем прибыли?
Штенгель осматривается и отвечает:
— Вот, прибыл посмотреть, как же вы живете, да и узнать о ваших планах хотелось бы. Из степи вести приходят, что каган Хаим в гневе большом на вас. В первую очередь, конечно же, за караван с золотом, который вы ограбили, а во вторую, бесит его то обстоятельство, что не все бури мертвы. К сожалению, никакой конкретики нет, только слухи. Будьте осторожны, на вас начинается охота и есть подозрение, что убийцы уже где-то неподалеку.
— Хм, — ухмыльнулся я. — Охота на нас никогда и не прекращалась, полковник. Сколько себя помним, столько мы выживали и только сейчас, более-менее, все наладилось. Давай на чистоту, Лысый, — подначил я тайного стражника, назвав его оперативный псевдоним, — что от нас требуется?
Полконик поморщился, видимо, не хочет и не любит вспоминать свое былое, и ответил:
— Герцогству Штангордскому нужны союзники. Сейчас, Благословенный Рахдон ведет одну большую войну, против нас, и две малых, против Ордена Мореходов на севере и не покорившихся дромских племен на востоке, которые закрепились в предгорьях Анхорских гор.
— А мы здесь причем?
— Не перебивай, Пламен. Нужна консолидация антирахдонских сил. К мореходам уже направлено посольство, к ним дорога хоть и далека, но добраться можно, через Эльмайнор, вокруг земель балтов, большим окольным путем, пройти в Северное море и по воде выйти в земли ордена. Теперь, что касается вас, бури. Герцог просит вас наладить контакт с теми, кто в Анхорских горах засел.
— Сам-то, понял, что сказал? — взвился излишне горячий Звенислав и махнул рукой на карту. — До Анхорских гор через всю степь пройти надо, а это две тысячи километров. Такой рейд шансов на успех имеет очень мало. Кругом вражеские патрули, предателей полно и населенных пунктов много. Даже если в день проходить по пятьдесят километров, это сорок дней пути. Пламен, — он обернулся ко мне, — скажи ты ему.
— Звенислав, не горячись, — успокоил я брата. — Полковник не все еще сказал.
— Это не приказ, — ответил Штенгель, — мы не можем вам приказывать. Герцог просит вас продумать подобный поход.
— Какие-то бумаги привез? — голос подал Курбат.
— Да, конечно, — тайный стражник выложил на стол небольшой черный тубус и пододвинул к горбуну. — Здесь верительные грамоты и послание к вождям.
Курбат молча отодвинул тубус в сторону, а я спросил Штенгеля:
— Если мы соберемся совершить подобный поход, что получим?
— А что вам нужно?
— Воины.
— Всем нужны воины, конкретно, сколько и на какое время?
— Кавалерийский полк и два десятка жрецов Белгора на два весенних месяца.
— Ого! — удивился полковник. — Какова цель?
— Врата, в отрогах Архейских гор. Хотим освободить своих сородичей, которых там, в жертву приносят, заодно и Эльмайнору поможем, от одержимых избавим.
Полковник оглянулся на карту, сощурил правый глаз и прикинул:
— Четыре сотни километров на северо-восток.
— Четыреста двадцать три от Норгенгорда, — уточнил я.
— А что же эльмайнорцы, почему у них помощи не попросите?
— Без нас уже попросили. Герцог Умберто обещал выделить две тысячи конных арбалетчиков и тридцать жрецов.
— И каков же ваш план?
— Уничтожаем адептов Ягве, которые обряды темные вершат, освобождаем людей и, если потребуется, прикрываем отход тех, кто на Эльмайнор будет уходить, отрываемся от противника и двигаемся от гор Архейских до гор Анхорских.
— Опасно это, — после некоторых раздумий, — подвел итог Штенгель.
— Сейчас, что не делай, все опасно. Здесь останемся, убийцы придут, в малый рейд по пограничью пойди, там войск рахдонских сейчас много, а если к Анхорским горам направляться, то все одно, погоня за нами будет. Мы соглашаемся на поручение герцога, а каков твой ответ, полковник?
— Мне необходимо посоветоваться со своими вышестоящими начальниками.
— Хорошо, — кивнул я, — еще два месяца мы будем находиться в Норгенгорде.
Штенгель встал, вслед за ним Лука, мы распрощались с тайными стражниками, и после того, как они нас покинули, повели свой разговор.
— Пламен, — Звенислав был явно недоволен моим решением, — зря ты на это дело согласился.
— Нормально, — Курбат, наоборот, меня поддержал. — Шанс есть и самое сложное, что нас ожидает, освобождение пленных.
— Звенислав, — я положил ладонь брату на плечо, — надо это дело сделать. Десятник Переяр, который с посланием от Гойны приходил, сказал ясно, люди погибают там, наши люди. Каждый обряд, это две, а то и три тысячи человек, и если мы хотя бы кого-то из них спасем, уже будет хорошо. Все просто и честно, мы выполняем задание герцога, а он дает нам воинов и жрецов.
— Да, я ведь и не против людей освободить, — ответил он. — Мне не нравится сама идея дальнего похода. Прикиньте и посчитайте сами, два месяца туда, еще столько же на обратную дорогу и сколько-то времени у непокоренных племен погостить придется. Это, в самом благоприятном случае, полгода. Не этим мы должны заниматься, браты. Предлагаю поступить иначе.
— Ну-ну, выкладывай, чего надумал, — сказал Курбат и внимательно посмотрел на Звенислава.
Хм, я тоже заинтересовался, не было такого раньше, чтобы горячий и, порой, безрассудный Звенислав, что-то предлагал. Посмотрим, что Ирбис предложит.
— После того, как мы освободим людей и уничтожим жрецов, наш отряд какое-то время отвлекает погоню, и после этого возвращается в Норгенгорд, а я, в одиночку, двинусь к Анхорским горам. Вы знаете, я смогу пройти даже там, где вы не пройдете.
— В чем-то, Звенислав прав, — одобрительно кивнул на его слова Курбат.
— Не будем торопиться, время на раздумья еще имеется, — сказал я.
На этом, мы разговор окончили и разбежались каждый по своим делам. Звенислав и Курбат умчались в город, купцы должны были привезти кое-что из снаряжения, потребного нам в поход, а я отправился на занятия, посмотреть на будущих воинов нашего отряда. В этом вопросе можно было полностью положиться на сержанта Калина Тварду, который стал главным инструктором над всеми учителями. Уж в ком, а в старом карателе я был уверен и если он говорил, что воины к походу готовы, значит, так оно и есть. Однако на самотек ничего бросать нельзя, и я сам постоянно все контролировал, заодно, постигал и что-то для себя новое. Память предков многое мне давала, конечно, но всегда было что-то, чего они не знали или что мне еще не открылось.
Прошел день, стемнело рано, братья мои вернулись, привезли несколько десятков попон, войлоки и запас подков, некоторое время с ними пообщались, обсудили дела на завтра, пришло время расходиться, и тут, Курбат сказал:
— Предчувствие у меня нехорошее появилось, браты. У вас как?
— Что-то есть, — Звенислав подошел к окну и внимательно оглядел пустынную улицу.
Что касается меня, то я ничего такого не ощутил, не очень у меня с предчувствиями, но братьям своим верил крепко, не раз уже так случалось, что они приближение неприятностей чуяли.
— Думаете, — посмотрел я на обеспокоенных парней, — за нашими жизнями кто-то пришел?
— Очень даже может быть, что и так, — Курбат накинул на себя теплый плащ. — Надо Эльзу на эту ночь сюда определить. Пока не разберемся, надо быть осторожными. Пойду.
— Мы с тобой, — я открыл шкаф и взял короткий балтский меч, скрам, прощальный подарок Ольга Быстрого Меча. В дополнение, поверх шерстяного свитера, накинул перевязь, с тремя специальными, утяжеленными в районе острия, метательными ножами, очень хорошее оружие, как ты его не кинь, а все одно, в противника воткнется. Ну, и разумеется, дромский «иби», без него никуда. Звенислав последовал моему примеру, вооружился и, через минуту мы выходили из особняка.
— Пламен, — окликнул меня Торко-крепыш, — вы надолго?
— Рядышком, к Курбату в гости. Распорядись, чтоб одну гостевую комнату приготовили.
— Будет сделано, — он кивнул.
— И еще, Торко.
— Да?
— Предупреди всех, чтоб вооружились и наготове были, может так случиться, что нас сегодня ночью убивать придут.
— Понял, — бывший беспризорник сразу же напрягся и умчался в левое крыло здания, где у купчины, некогда проживавшего здесь и бежавшего от кредиторов на север, раньше был склад, а у нас основная казарма.
— Не слишком ли? — усмехнулся Звенислав.
— Нет, не слишком. Даже если ваше беспокойство связано с чем-то совершенно посторонним и неопасным, лишний раз проверить воинов не помешает.
Мы шли по улице, ночь уже вступила в свои права, медленно падал снежок и на перекрестках горели уличные фонари, нововведение герцога Конрада Четвертого, да в окнах высоких каменных домов, были видны огоньки свечей. Все же, хорошо, что мы живем в самом престижном месте Норгенгорда, на улицах чисто, тихо и спокойно, да и городская стража в подобных местах бдит особо. Опять же доходный дом, в котором Курбат со своей подругой жилье снимают, близко, всего в трех кварталах. Кстати, вот и он, пришли, остановились перед входом.
— Ну, как, — спрашиваю я парней, — что говорит ваше чутье?
— Непонятно все как-то, смутно, — Звенислав настороженно оглядывался.
— Угу, — поддержал его горбун, — вроде смотрит кто в спину, и во взгляде этом, нет злобы, как если бы те или тот, кого за нами послали, на работу вышли или все чувства в них умерли и перегорели. Таких людей у рахдонов нет, у них все больше фанатики. Что плохо, не определишь, далеко опасность или же, совсем рядом. Ладно, — Курбат направился в дом, — я быстро, соберем вещи и на выход.
Горбун вошел в дом и двинулся вверх по лестнице, было слышно, как скрипят под его сапогами доски, а мы молча стояли под фонарем возле крыльца. Где-то неподалеку залаяла собака, я отвернулся я сторону, пытаясь понять, откуда идет звук, и в этот момент что-то сильно ударило меня в бок. На ходу, инстинктивно сгруппировавшись, на полусогнутых ногах, я упал в большой сугроб возле стены. Над головой что-то просвистело и, с явным металлическим отзвуком, отлетело от камня. С трудом, вынув ноги из сугроба, отскочил в темноту.
— Ты как, Пламен? — с противоположной стороны раздался голос Звенислава.
Ощупал себя руками и ответил:
— Нормально, вроде бы без повреждений, только правая бочина саднит, вскользь задело и свитер пострадал. Что это было?
— На арбалет похоже, но стрелял один человек, а выстрелов было пять, два в тебя, три в меня. Какая-то многозарядная штука.
Ну, хорошо же, придется поискать таинственного стрелка. Вот, гад, наверняка, где-то на крыше сидит. Ничего, я тебя найду. Пройдя вдоль стены, я пробежался до темного участка улицы и, одним стремительным броском, перемахнул ее. В каком из домов мог бы сидеть убийца? Подходящих только три, но удобней всего тот, который ко мне ближе. Местные дворы я знаю неплохо, успел уже по ним пробежаться, так что стрелок не уйдет. Ныряю в один из неприметных проулков и бегу до выхода на соседнюю улицу, пересекаю проезжую часть и двигаюсь по тротуару вправо. На другом конце замечаю быструю тень, это Звенислав, понимая, что я делаю, вышел сюда с другого параллельного проулка.
Мы вовремя, затаились в темноте, стоим и ждем убийцу. Открывается дверь роскошного дома, отделанного цветной керамической плиткой, кажется, это дом одного важного чина из мэрии, и на пороге появляется силуэт человека. Хочу броситься вперед, но замираю, человек оказывается очень симпатичной девушкой, лет девятнадцати. На ней короткий полушубок, а на голове белая шерстяная шаль, в руках небольшая дорожная сумка. Девушку видно очень хорошо, дверь приоткрыта и из прихожей, в которой горят сразу несколько свечей, льется достаточно света, чтобы разглядеть ее.
Вновь на улице темнота, дверь захлопывается сама собой, видимо, на ней стоят пружины, а девушка, оглядывается и, скорым шагом, устремляется в сторону Нижнего Города. Ко мне подходит Звенислав и наклоняется к плечу:
— Чего ждем, Пламен? Она ведь и есть наш убийца.
— Это я уже понял.
— Тогда давай догоним ее и прибьем. Если есть интерес, то можем расспросить, кто такова, да откуда, да кто ее нанял и где подельники.
— Жаль девчонку, как-то не по себе оттого, что ее надо убить.
— Ого, брат, — не вижу, но чувствую, как стоящий за спиной Звенислав, улыбается, — что-то случилось и несгибаемый Пламен, девку пожалел. Есть предложения?
— Пойду я за ней вслед, прогуляюсь и посмотрю, где она обитает. Ты, Звенислав, не ходи за мной. Она не одна такая может быть, будьте настороже. Зайди в дом, из которого она вышла, узнай, что там и как.
— Боишься, что я у тебя девчонку отобью? — ухмыляется он. — Влюбился, что ли?
— Пошутили, и будет, — обрываю его, — иди уже.
Звенислав направляется в дом городского чиновника, а я двигаюсь вслед за девушкой. Она не видит меня, а я ее не потеряю, нюх волчий, меня не подводит. Хоть я и не развил еще свои таланты полностью, но этого пока хватает, тем более что улицы безлюдны, а от убийцы идет очень интересный аромат, некая смесь лекарственных трав и цветущей сирени. Она направляется в Нижний Город, самую заселенную часть Норгенгорда, именно там живет весь средний люд, именно там рынок и, конечно же, именно там большинство гостиниц. Можно было бы и не заморачиваться, вызвать стражников и они сами бы нашли эту девушку, благо, контроль за приезжими гражданами и учет их деятельности, здесь поставлен неплохо, время все же военное. Однако я иду самолично.
Забавно, чем же она меня так заинтересовала? Непонятно. Тем, что девушка и, вдруг, убийца? Нет, когда мы с братьями жили в Старой Гавани, то и не таких «подруг» встречали. Внешность? Пожалуй, есть в ней некоторые черты лица, которые притягивают меня к ней. Звенислав пошутил насчет влюбленности, но он все же не прав, не то это. Есть в ней что-то знакомое и это странно, нигде ранее, девушку эту я не видел. Ладно, разберемся, что и как.
За своими мыслями, сам не заметил, как ноги донесли меня в Нижний Город, оглянулся, стою возле гостиницы с незатейливым названием «Добрый Вечер». Место знакомое, проходил здесь пару раз, когда на рынок ходил, самая обычная стандартная и респектабельная норгенгордская гостиница, в которой окна всех номеров, выходят во внутренний двор. Где-то рядом, должен быть проход внутрь, иду по улице и, точно, нашел приоткрытые ворота и внутри работяги громко спорят о том, кому лошадей сегодня чистить. Проскальзываю во двор и прижимаюсь к забору, поднимаю взгляд наверх и вижу, как загорается свет в третьем слева окошке на втором этаже, наверняка эта она, наша убийца, вошла в свой номер. Первая мысль, войти к ней в комнату и поговорить по душам. В общем-то, почему бы и нет.
Через вход для обслуги вхожу в здание и поднимаюсь на второй этаж. Не ошибешься, пятнадцать номеров на этаж, а третья слева комната, обозначена цифрой двенадцать. Провожу ладонью по двери, чувствую, что внутри один человек, именно та, за которой я и шел, это же подтверждает и запах, все та же смесь трав и сирени. Ну, вперед.
— Тук-тук-тук, — костяшками пальцев, как заправский и услужливый работник гостиницы, стучу в дверь.
— Да-да, — раздается из комнаты приятный глубокий голос. — Кто там?
— Мадам, — в моем голосе учтивость, — прошу прощения, что потревожил вас, но вышла небольшая неприятность. Один из наших служащих сегодня был пойман на воровстве и, судя по всему, он успел побывать в вашем номере. Не могли бы вы опознать некоторые вещи.
— А что стражники?
— Мадам, нам не хотелось бы впутывать в это дело городских стражников. Репутация заведения, вы же понимаете.
Девушка внутри комнаты недовольна, но не обеспокоена. Поражаюсь ей, вот это стержень внутри, вот это самообладание. Слышу, как она подходит к двери и открывает замок. Всем телом резко наваливаюсь на дверь, и девушка, с негромким вскриком, отлетает вглубь комнаты. Влетаю внутрь и сразу же устремляюсь к ней, она без сознания, лежит на полу и, судя по ее покрасневшему лобику, приложил я ее неслабо.
Вот, зашел парень к девушке на огонек и первым делом, дал ей в лоб. Хм, чего делать? А-а, не беда, очнется. Сразу не убил, так и за это пусть поблагодарит. На кровати нашел сумку, с которой девушка выходила из дома чиновника. Порылся, нашел пятизарядный арбалет, надо сказать, что очень дорогой. Насколько я знаю, подобное оружие делают очень далеко на юге, только в одной заморской стране, которая населена желтокожим народцем невысокого роста. Здесь же обнаружил продолговатые остро заточенные металлические пластинки, именно они забиваются в обойму арбалета, и моток тонкой, но прочной бечевки.
Веревка это хорошо, связываю девушку и заодно рассматриваю мою несостоявшуюся убийцу. Действительно, лет девятнадцать на вид, стройная, формы тела очень недурны, лицо округлое, миловидное, глаза серые, волосы вот только странные, по виду, как седые, но это не седина, что характерно, натуральные. Непонятно, но разберемся. И вот, девушка надежно связана, так что можно приводить ее в чувство. За то что, придя в себя, она будет кричать, не переживаю, звукоизоляция в подобных гостиницах хорошая.
Около кровати стоит тумбочка, а на ней кувшин с водой, почти полный. Медленно наклоняю горлышко и прозрачная жидкость, тоненькой струйкой начинает литься девушке на лицо. Несколько секунд ничего не происходит, но вот, когда в кувшине воды уже практически нет, ресницы ее задрожали и глаза открылись. Она посмотрела на меня и, во взгляде ее было столько детской обиды, что честное слово, чуть было не подумал, что ошибся.
— Ты кто? — спросил я девушку.
— А тебе не все равно, убийца?
— Ой, — поморщился я, — кто бы говорил? Итак, меня интересует, как тебя зовут, откуда ты и почему, такая милая девушка как, решила убить таких симпатичных парней как я и мой брат? Не ответишь на вопрос, твое право, только учти, чикаться с тобой не буду, сдам в Тайную Стражу, да и всех делов. Там костоломы профессиональные, быстренько все узнают, правда, после разговора с ними выглядеть ты будешь не на девятнадцать лет, а на сорок, и здоровье твое, будет подорвано на всю оставшуюся жизнь. Поговорим?
— Хорошо, ты узнаешь, кто я такая, — прошипела девушка. — Меня зовут Инга Хайлер, убийца.
— Мадам Эрмина Хайлер твоя мать? — удивился я.
— Да, она моя мать, единственное родное существо во всем мире, которое, ты у меня отнял. Вас видели выходящими из ее дома, в ту ночь, когда она умерла. Сволочь! Мразь! Приютский ублюдок! Насильник!
Инга выкрикивала свои гневные слова, а я сидел и думал, что же мне делать с этой дурехой, которая, больше всего на свете, хотела только одного, убить меня и моих братьев. Как объяснить ей, что не мы лишили жизни ее мать, хотя, надо быть честным с самим собой, очень хотели это сделать. Да уж, вопрос из вопросов.
Глава 2
Хаим
Еще не стаяли окончательно снега, не просохли степные дороги и тропы, а со всех, даже самых отдаленных уголков Великой Степи, в сторону Ариса, в этом году переименованного в Эль-Кунейр, двинулись войска, должные выступить на войну с несговорчивыми штангордцами и их союзниками. Десятки тысяч людей облачались в доспехи, вооружались, садились на коней и, под предводительством своих военных вождей, пускались в путь. На холмистых равнинах, окружавших столицу Благословенного Рахдона, взвились к небесам тысячи костров, вокруг которых скапливались воины множества племен.
Здесь были все, дромы, принявшие веру в Ягве и сколоченные в особые ударные отряды, быстроконные борасы, угрюмые чимкенты, ловкие карпетаги, сильномогучие калейрасы и храбрые квирсы. Все они входили в состав легкой степной кавалерии, полных четырнадцать туменов, каждый из которых, включал в себя ровно десять тысяч всадников. Это была только первая часть рахдонского войска. Вторая часть состояла из горских наемников, гарля и хайдаров, прибывших по зову мелеха не только для того, чтобы заработать денег и пограбить жителей запада, но и для того, чтобы отомстить за своих сородичей, павших в сражении за Стальгорд. Их было не так много, как в прошлом году, но и немало, сорок пять тысяч диких и неукротимых в своей ярости бойцов, объединенных в отряды самой разной численности и не признающих никакой дисциплины. Кроме них, была и третья составляющая этого огромного войска, многочисленные пустынные кочевники бордзу, решивших, что с помощью рахдонов, они все же смогут получить для своего племени благодатные и плодородные земли запада. Воины пустыни выставили всех, кого только смогли, практически каждого взрослого мужчину своего народа, а всего, собралось их семьдесят тысяч бойцов. И это все без учета тяжелой гвардейской кавалерии, многочисленных охранных частей и трех отдельных корпусов, остающихся на территории степи.
Небывалое войско, какого уже давно не выставляла степь, грозное и несокрушимое, готовое по слову мелеха Хаима, смести с лица планеты любого непокорного, собиралось в единый кулак. Повсюду, куда не кинь взгляд, подле костров и шатров своих командиров, лежали и сидели на кошмах да войлоках разноязыкие вооруженные люди, призвание которых только одно, война.
Большая платформа на колесах, с огромным шелковым шатром на ней, влекомая тремя десятками мощных белоснежных волов с позолоченными рогами, медленно продвигалась по бесконечному военному лагерю. Мелех Хаим, полноватый черноволосый мужчина, который находился в шатре, видел всю эту могучую воинскую силу и был чрезвычайно собой доволен. Теперь-то, надменные штангордцы узнают, что такое гнев истинного рахдона и что бывает за неподчинение ему, величайшему правителю во всем изведанном мире. Он смотрел на воинов, купленых за золото или же просто подчиняющихся ему, как степному царю, и в мечтах своих, представлял себя покорителем всей Вселенной. Победа будет за ним, в этом Хаим не сомневался ни капли, в первую очередь потому, что именно он, возглавит эту несокрушимую армию и поведет ее на запад. А потом, по возвращении из похода, он сможет разобраться и с родней по материнской линии, которая не давала ему чувствовать себя полновластным правителем Великой Степи.
Мелех взял с золотого подноса, который перед ним держала на вытянутых руках красивая светловолосая женщина, гроздь винограда, отломил несколько крупных синих ягод и закинул себе в рот. Виноградный сок брызнул во все стороны, растекся по подбородку, и Хаим вновь устремил свой взор на окрестные холмы. В этот момент, он заметил невдалеке черные балахоны нескольких длиннобородых людей, ходивших среди воинов его армии в сопровождении многочисленной охраны и кого-то высматривающих. Настроение мелеха испортилось сразу же, рот искривила некрасивая гримаса, и он, не зная на ком сорвать свою злость, ударив ногой по подносу с фруктами и сплюнул на женщину, державшую его и упавшую на ковер.
— Мой повелитель? — рядом с плечом Хаима возник евнух Гарасва, один из его советников. — Вы чем-то недовольны?
— Уберите эту… — мелех кивнул на женщину, — тварь неуклюжую.
— Будет сделано, повелитель, — склонился в подобострастном поклоне Гарасва и дал знак охранникам, двум дюжим бордзу в тяжелых доспехах.
Гвардейцы подхватили рабыню под руки и выволокли ее из шатра, а Хаим задумался. С самого раннего своего детства, он стремился только к одному, стать правителем всей бескрайней степи и сделать народ рахдонов самым сильным в мире Тельхор. При этом в своих мечтах он представлял, что станет абсолютным монархом, и когда, наконец-то, после уничтожения своих родственников и верных им бури, он занял трон кагана и провозгласил себя мелехом, великое разочарование постигло его. Он узнал, что ему не суждено стать самостоятельным государем мощной державы, который решает все важные вопросы единолично.
Хаим вспомнил ту кровавую ночь, когда он стоял в тронном зале над трупом Смила, своего троюродного брата, которого так и не смогли взять живьем и расстреляли из луков, а неподалеку, умирал малолетний Вернигор сын Баломира, которого он лично заколол своим мечом. Тогда между ним и его дедушкой, премудрым старейшиной Лейбой, состоялся разговор, запомнившийся ему на всю жизнь и определивший всю политику бывшего Каганата Дромов на годы вперед.
— Доволен ли ты, мой внук? — в сопровождении десятка наемников и нескольких жрецов, в тронный зал вошел старейшина Лейба, не смотря на прожитые годы, еще очень даже крепкий и моложавый старик. — Счастлив ли ты, Хаим?
— Да, дедушка, — в самом деле, в этот момент двадцатилетний полукровка был счастлив. — Я отомстил всем этим чистокровным бури, кичившимся своей силой и природными талантами. Они мертвы и никакая Одаренность их не спасла в эту ночь, глупые и доверчивые идиоты. Теперь я правитель Великой Степи!
— Благословенного Рахдона, — поправил его Лейба, подходя к нему вплотную.
— Хорошо, пусть будет так, разницы нет никакой, все равно, теперь я самый главный, — в этот момент он заметил, как два священнослужителя из свиты Лейбы, подхватили умирающего Вернигора под руки и поволокли его на выход. — Стоять! — выкрикнул он. — Куда вы его тащите? Положите этого волчонка обратно, он должен сдохнуть именно здесь, на моих глазах, возле трона, на который так и не успел сесть.
Однако жрецы не обратили на его слова никакого внимания и выволокли восьмилетнего ребенка из зала. Хаим обернулся к деду, а тот сказал:
— Они не подчинятся тебе, внук.
— Почему? — вскрикнул Хаим.
— Ты власть светская, а они служители бога, — нравоучительно сказал старейшина.
— Это мы еще посмотрим, — парень обернулся к наемникам, стоявшим возле входа на страже, и отдал приказ: — Немедленно догнать жрецов, скрутить и привести сюда.
Впрочем, наемные воины, так же как и жрецы, не торопились выполнять его приказы, а их командир, вопросительно посмотрел на Лейбу, который поднялся по нескольким небольшим ступеням, покрытых красным ковром, и уселся на трон, на его, Хаима, трон. Полукровка в недоумении оглянулся, а его дед, сурово посмотрел на него и промолвил:
— Запомни, Хаим, наемники подчиняются только тому, кто им деньги заплатил, а сейчас, платим им мы. Без нас и нашей поддержки, ты никто, пыль, которую даже самый слабый ветер снесет с дороги жизни. Отныне, для настоящих дромов ты всего лишь предатель и братоубийца, а для всех остальных степных народов, символ власти. Только мы твоя опора и пока ты делаешь то, что мы тебе говорим, ты будешь править. Отныне, внук, называй меня уважаемый старейшина Лейба, только так и никак иначе.
Успокоившись и сдержав гневные слова, готовые сорваться с языка, достойный ученик своего деда, Хаим, уважительно склонился и спросил:
— Уважаемый старейшина Лейба, как вы видите наше совместное правление?
Старый рахдон благосклонно улыбнулся и ответил:
— Править будем втроем, ты, я и глава жрецов Манассия-бен-Сабриель.
— А зачем нам Манассия?
— Только он получает указания от нашего бога, и только он может приказывать жрецам, которые владеют амулетом Блеклая Луна.
— Я принимаю вашу волю, уважаемый старейшина Лейба, — Хаим вновь поклонился деду, развернулся и покинул тронный зал.
Прошло десять лет и все эти годы, для степного народа он оставался наследником кагана Бравлина, полновластным властителем, чрезмерно жестоким и злым, но все же в чем-то своим. Мелех Хаим исполнял роль послушной марионетки, подписывая любые бумаги и подтверждая любые приказы своей родни, но, тем не менее, все время искал выход из сложившийся ситуации, которая его совсем не устраивала.
Сам Хаим считал, что его попросту надули, поманили заманчивой целью, использовали и не дали того, чего он хотел и к чему стремился. Год за годом, мелех продумывал план, при исполнении которого, он мог бы переиграть Совет Старейшин и жрецов Ягве. Наконец, все было готово и он начал действовать. Он смог развязать войну против Штангорда, смог убедить жрецов использовать в сражениях магию и теперь, когда шад Ханукка-ибн-Шапруд, бездарь, считавшийся лучшим полководцем Благословенного Рахдона, погиб, именно он возглавит армию. Вне всяких сомнений, уничтожит непокорных врагов, захватит неисчислимые богатства, сможет заплатить наемникам из своей казны и, уже имея за плечами славу и верную только ему армию, займет свой трон не как послушная кукловодам тряпичная игрушка на веревках, а как настоящий степной царь.
— Мой господин, — прервал его мечты голос Гарасвы, — к вам прибыл Манассия-бен-Сабриель.
— Пригласи его, Гарасва, — Хаим напустил на себя самый жизнерадостный вид, хотя совсем не был рад встрече с верховным раввином.
Передвижная платформа на некоторое время остановилась и вновь тронулась, а в шатер вошел сухопарый старик, в расшитом каббалистическими знаками халате. Спокойно и неспешно, как так и надо, не спрашивая разрешения и не изъявляя почтения к кагану, он подогнул под себя ноги и присел рядом с Хаимом на ковер.
— Не ожидал тебя здесь встретить, благородный и премудрый Манассия, — первым, голос подал мелех. — Что ты и твои жрецы делают в расположении армии?
— Жрецы производят поиск одаренных людей, которые, в будущем, могут быть опасны для нас, — ответил раввин.
— И многих нашли?
— Только за сегодня, пятерых, двух дромов, двух борасов и одного калейраса, все еще жива кровь бури и не всех еще уничтожили. Впрочем, это не самое главное. Уведомляю тебя, мелех Хаим, что из степных кочевий, которые населены неблагонадежными дромами, мы изымим четыре тысячи человек. Требуется еще одно жертвоприношение.
— За последние двенадцать месяцев это уже в десятый раз, премудрый Манассия, — Хаим не возмущался тем обстоятельством, что его подданых потянут на кровавые алтари, а всего лишь констатировал факт. — Не многовато ли? Может так случиться, что степь совсем вымрет.
— Нет, нам нужны постоянные вливания сил во Врата, мелех. Этого хочет наш бог, а значит этого хочет каждый рахдон. Ты поведешь войска в Штангорд и помни, все пленные, должны сразу же организовываться в караваны и отправляться в Эль-Кунейр.
— А разве не ты возглавишь жрецов, идущих с армией? Разве тебя не будет со мной рядом, чтобы помочь и дать мудрый совет? — удивился номинальный глава Благословенного Рахдона.
— Нет, жрецами будет руководить мой племянник Иегуда. Мне же придется остаться в степи, дабы лично руководить ритуалами у Врат.
— Твое слово услышано, благородный Манассия, и да случится все, согласно воле твоей. Сколько жрецов поведет за собой Иегуда на запад?
— Двести восемьдесят служителей Ягве окажут тебе поддержку, Хаим.
— Так много?
— Вы должны поставить все эти, так называемые, Вольные Герцогства на колени, мелех. Сметите их города с лица мира Тельхор, возвысьте нашего бога, приведите их женщин и детей на наши алтари. Ты всегда мечтал о власти, Хаим, и теперь, ты получишь ее, — верховный раввин посмотрел ему в глаза и спросил: — Ты думаешь, что мы не знаем о твоем желании вырваться из под нашей опеки?
— Да, я… — голос царя задрожал.
— Это нормально, Хаим, — усмехнулся Сабриэль. — Не волнуйся, мне совсем не обязательно читать твои мысли, чтобы понимать, что ты задумал. Поэтому не дури, мелех, а иначе, твое место займет другой.
— Другого правителя степь не признает.
— От той степи, что при дромских каганах была, ничего уже не осталось. Ранее, дромов было около трех миллионов, а сейчас, один остался, да и тот, скоро растворится в других народах без остатка. Остальным все равно, кто на троне сидит, лишь бы их не трогали, а этого не будет, пока они служат нам.
Глава 3
Пламен
Вот и еще один день прошел. Вроде бы и без дела не сидел, а ничего толком и не сделано. С самого утра отправился за город, на ферму, где отрядный табун содержался. Посмотрел как там наши лошади, в каком они состоянии, и увиденным остался весьма доволен. Фермер, у которого они находились, подошел к делу ответственно и, можно сказать, с душой, обихаживал наших четвероногих друзей как своих. В общем-то, понятно почему, по зиме заработка у него никакого, а тут мы нарисовались, с предложением хорошего дополнительного заработка. Был бы он непутевый хозяин, если бы отказался, так что решились все наши с ним дела довольно быстро, с нас корма и два империала ежемесячно, с него помещения и труд, все довольны и счастливы.
В полдень вернулся в город и остаток всего светового дня отдал тренировкам, посетил занятия, помахал шашкой, метал кинжалы по мишеням, да с одним из дромов, рослым и крепким воином клана Казак, в учебной рукопашной схватке сошелся. Ратибор, так звали этого воина, был в кулачном бою мастер, сказать нечего, мне до него еще очень далеко по умениям, да и тот же сержант Лука, который борьбе большую часть своей жизни отдал, у него ни одной схватки до сих пор не выиграл. Раз за разом, ловкими короткими ударами в корпус и подсечками по ногам, казак сбивал меня наземь, а я падал и поднимался вновь. Приемы, которые использовал против меня воин, мне были знакомы, память предков услужливо подсказывала, что и как работает в этой системе, но знать и понимать, все же совершенно разные понятия, а оттого, и мне, и братьям моим, приходилось постигать все на практике.
Часа три, не меньше, занимались мы с казаком и, уже под вечер, когда я смог приноровиться к манере боя моего условного противника, мне удалось поймать его на ударе, захватить его руки и сделать классический борцовский бросок через себя. Такого в нашем отряде еще не случалось, чтобы кто-то Ратибора на лопатки уложил и все, кто в это время находился во дворе, бросали на меня одобрительные взгляды.
Ратибор поднялся с земли, стряхнул с себя комья грязи налипшие на одежду и сказал:
— Силен ты, Пламен, видно, не зря люди говорят, что кровь в вас непростая. Ты третий человек, который меня в схватке одолеть смог.
— А другие двое кто? — поинтересовался я.
— Первый, конечно же, батька мой, ты его знаешь, Удал Славута, он меня всему учил, а второй, сотник Хорт из рода Рыси, под началом которого раньше ходил, как и ты, бури.
— Это где же ты с ним пересекся?
— Шесть лет назад, когда в истоках Итиля северные дромы против Хаима поднялись. Нас тогда из рода Казак триста всадников к ним ушло, все кто мог сражаться. Два года с наемниками в лесах резались, но все же загоняли они нас, от поселений отрезали, окружили и почти всех перебили. На родину нас только пятнадцать вернулось, четыре года прятались в плавнях, да по балкам, пока вы не появились.
— Так вас же пятеро было, с остальными что, неужели так и скрываются до сих пор?
— Нет, остальные погибли. Трое в Банзугоне попались, а десять человек на восток ушли, караваны торговые грабить, дабы семьи наши прокормить. Пару раз у них неплохо все вышло, а в третий поход попали в засаду, — сказав это, казак как-то понурился, может быть, чувствовал себя виноватым в том, что он жив, а его родовичи мертвы, хм, все может быть и не надо лезть человеку в душу.
Сказать Ратибору мне было нечего, я мог ему только посочувствовать. Вот, только, оно ему надо, это мое сочувствие? У кого из нас не спроси, так у каждого горе или беда. Не горевать надо, а мстить, не питьем хмельным обиду глушить, а кровью вражьей ее смывать. Кивнув ему, мол, понимаю тебя, направился в особняк. Уже смеркается, надо помыться, переодеться, поужинать и навестить нашу несостоявшуюся убийцу Ингу Хайлер, которая уже две недели сидит под замком в глухой комнате без окон на втором этаже возле моего кабинета, некогда кладовке для особо ценного товара.
Через час, чистый телом и душой, сытый и, по большому счету, довольный своей жизнью, я стоял перед нужной мне дверью. Ключ от нее висел рядом, на обычном гвозде и через несколько секунд я был внутри. Девушку я не видел со вчерашнего вечера, когда принес ей досье и личное дело на ее мать, директриссу сиротского приюта Эрмину Хайлер, полученное мной из Штангорда, по запросу норгенгордского отдела Тайной Стражи. Инга, опершись спиной на стену и направив взгляд в потолок, сидела на кровати, в той же самой позе, в какой я ее оставил вчера. Толстая папка с документами, описывающими жизнь, а главное, смерть мадам Эры, лежали у нее на коленях.
Пододвинув табурет, который стоял в углу комнаты, присел напротив нее и спросил, кивнув на папку:
— Ну, как?
— Это, правда? — она по-прежнему смотрит в потолок.
— Что именно?
Она всматривается в меня и говорит:
— Правда ли то, что моя мать была такой дрянью?
— Для меня и для всех остальных воспитанников сиротского приюта, она была олицетворением зла, не больше и не меньше.
— За всю свою жизнь я видела ее только три раза, и мне казалось, что моя мама самая ласковая и добрая женщина на свете.
— Конечно, мать есть мать, — пожал я плечами. — Кстати, не могу сказать, что знаю о мадам Эрмине абсолютно все, но она никогда не говорила, что у нее есть дети, да и в досье Тайной Стражи ясно сказано, что она никогда не была замужем и потомства не имела. Кроме того, имелся личный архив мадам и переписка, там тоже нет никаких упоминаний о тебе. Почему ты думаешь, что она твоя мать?
— Ну, как же, — удивилась она, — а фамилия, а ее приезд ко мне? Конечно, детства своего я не помню, только какие-то пожары, крики, вот и все, но я спрашивала папу, и он сказал, что она моя мать.
— А кто у нас папа?
— Бывший мэр Норгенгорда мэтр Самбини.
— Да, теперь понятно, почему норгенгордский чиновник, из дома которого ты стреляла, тебя покрывал и утверждал, что никого у него не было. Однако дело становится все более запутанным. Придется пообщаться с мэтром Самбини, устроить вам очную ставку, как говорят в Тайной Страже.
— Не надо, он не знает, что я решилась за мать отомстить, — вскрикнула она.
— Ладно, позже этот вопрос решим.
— Со мной, что теперь будет?
— Если ты не имеешь к нам претензий, то свободна, можешь идти куда хочешь.
— А нельзя мне с вами остаться?
— С чего бы это? — теперь уже удивился я.
— Должна же я за мать как-то отомстить, а вы, насколько я понимаю, собираетесь на войну с рахдонами.
— Не знаю, ты вроде бы, только недавно нас убить мечтала, а сейчас, нате вам, возьмите к себе. Давай поступим несколько иначе, поезжай к отцу, он личность известная, в прошлом году себе свободу в рейдерах выслужил, теперь свой отряд собирает, пообщайся с ним, а там и определишься, чего же ты на самом деле хочешь. Идет?
— Ладно, — пробурчала девушка и, впервые, я увидел, как она улыбнулась.
— Вот и ладно, вот и хорошо, — сказал я и, не закрывая дверь комнаты, ушел
После разговора с Ингой хотел направиться в кабинет, посидеть над картой и разметить конные переходы для похода, когда услышал, как внизу хлопнула парадная дверь и незнакомый мне, явно простуженный голос, спросил у парней, сидевших у входа, где он может найти Пламена. Интересно, кому это я понадобился? Спустился по лестнице вниз и увидел средних лет человека, с забавными тоненькими усиками на вытянутом лисьем личике, который требовал немедленно предоставить ему командира, то есть меня.
— Любезный, — окликнул я его, — что вы хотели?
— Мне нужен некто Пламен из рода Волка, — человек перебросил через руку плащ и горделиво вскинул острый подбородок.
— И кто вы такой?
— Меня зовут Пьетро Самбини.
Что же, этого следовало ожидать, человек с такими связями какие имел бывший мэр Норгенгорда, наверняка получил известия о том, что его дочь хотела совершить предумышленное убийство двух и более лиц. Опять таки, неожиданное исчезновение девушки из гостиницы «Добрый Вечер», могло всполошить многочисленных знакомых мэтра Самбини. Хм, только сегодня узнал о том, что бывший мэр отец Инги Хайлер, а он уже тут как тут, то ли это шутки богов, то ли случай, то ли закономерность.
— Итак, мэтр, — кивнул я Самбини, — чем могу быть вам полезен?
— Что ты сделал с моей дочерью, дром? — в голосе его появились угрожающие нотки, а правая рука, больше напоминающая тонкую птичью лапку, откинула полу плаща и легла на рукоять широкого кинжала. — Учти, рядом мои люди и если я не выйду через десять минут за ворота, они начнут штурм вашего дома.
После слов Самбини и его вызывающего поведения, парни у двери всполошились, забряцали оружием, а кто-то из них собрался бежать в казарму, воинов по тревоге поднимать.
— Спокойно! — скомандовал я дежурному наряду. — С мэтром мы все уладим без крови и взаимных претензий.
Хотел объяснить Самбини, что дочура его жива, но появилась сама Инга, как ураган пролетевшая мимо меня вниз по лестнице и бросившаяся на грудь своего родителя. Все смешалось, растерянный Самбини, слезы его дочери, всхлипы. Ох уж эти встречи и расставания близких людей. Пару минут смотрел на это, не хотелось прерывать столь идиллическую встречу, но я все же окликнул Самбини:
— Мэтр, дайте команду своим наемникам на улице, а то, знаете ли, всякое может случиться и не хотелось бы, чтобы кто-то пострадал.
— Да-да, конечно, — он торопливо кивнул и покинул наш особняк.
Впрочем, отсутствовал он недолго и через час Самбини появился вновь. Дежурный наряд был предупрежден о его возможном повторном появлении и мэтра незамедлительно провели в кабинет, где я сидел в обществе своих братьев, вернувшихся из города.
Самбини расположился напротив нас, спиной к выходу, и сказал:
— Я благодарен вам, дромы, за то, что вы не убили Ингу. На вашем месте я просто уничтожил бы того, кто на мою жизнь покусился, а только потом разбирался, в чем же дело.
— Так сложилось, — усмехнулся Звенислав и посмотрел на меня.
— Тем не менее, — мэтр был серьезен, — я вам обязан и у меня есть, что вам предложить.
— Для начала, — в разговор вступил я, — хотелось бы выяснить один вопрос. Мать вашей дочери, действительно, мадам Эрмина Хайлер?
— Нет, и даже более того, Инга моя родственница, но не дочь. Сейчас, когда идет война с рахдонами, это уже не тайна.
— Может быть, расскажете, как же так сложилось, что она записана на фамилию Хайлер?
— Инга дочь вождя Булана из клана Воителей, того самого, который одиннадцать лет назад привел караван с детьми в Штангорд. Он попросил меня приютить и спрятать его ребенка, но все надо было сделать быстро и так, чтобы никто не знал, что она уцелела. Кроме Эрмины Хайлер под рукой никого не оказалось, и ребенок был записан на нее. Позже, когда Булан попал в ловушку и был казнен, все официальные бумаги были мной выкуплены и уничтожены, но Эрмина шантажировала меня, грозясь передать рахдонам некие сохранившиеся у нее документы, и мне приходилось ей платить, а Инга, что же, я никогда не задумывался, что она может боготворить такую женщину. Все мы совершаем ошибки и эта моя. Вовремя не объяснил девчонке всего и избаловал ее, позволяя жить в своих фантазиях, а она чуть было не наделала глупостей.
— Отставим лирику и душевные терзания на потом, мэтр, — Курбат был настроен по деловому и более прагматично, чем мы со Звениславом. — Что вы хотели нам предложить?
Самбини улыбнулся и ответил:
— Вот, хоть у кого-то из вас деловая хватка присутствует, и это есть хорошо, значит, не пропадете. Итак, — он по очереди всмотрелся в каждого из нас и остановил взгляд на мне, — когда вы идете в степь?
— Через три недели, — ответил я.
— Хорошо, мой отряд пойдет с вами и окажет помощь.
— Не думаю, что это хорошая идея, мэтр, в этом походе добычи не предвидится, а потери будут большие. Да и велик ли ваш отряд?
— У меня под рукой три сотни самых отъявленных наемных головорезов из Аппена, а насчет добычи не переживайте, такой человек как я, никогда пустым домой не вернется.
Мы переглянулись, Звенислав пожал плечами, а Курбат только зубом цыкнул, понятно, решение снова скинули на меня.
— Когда ваш отряд будет готов выступить? — спросил я его.