– Король ждет от меня ответа, так вот передайте ему, что я не собираюсь ни вести переговоры с Англией, ни заключать с ней сделки. Мы будем жечь английские города один за другим, и мои воины не успокоятся и не остановятся до тех пор, пока ваш король не даст отмашку и не скажет: «Ладно, хватит с них, оставьте их в покое». Счастливого пути, герцог. Да, еще добавьте, что вы попрощались со мной перед замком, которому уже недолго осталось.

То есть герцог Лотарингский не сразу уехал во Францию, получив резкий и грубый отпор от Эдуарда Третьего, а наведался к руководству Шотландии, чтобы выяснить, насколько серьезны его намерения воевать с Англией. Чем больше проблем у Англии с северным соседом, тем меньше сил у нее останется на Францию, поэтому интерес вполне обоснован. Герцог доволен:

– Ваш обнадеживающий ответ я дословно передам его величеству, – говорит он и уходит.

Король Давид, оставшись с Дугласом, начинает делить шкуру, сами знаете чью.

– Теперь, Дуглас, вернемся к нашим баранам: как будем делить добычу?

– Ваше величество, мне – хозяйку, больше я ни на что не претендую, – отвечает Дуглас.

– Куда поперек батьки? – осаждает его Давид. – Я выбираю первым. И хозяйка не обсуждается, она моя.

– Ладно, тогда мне – ее цацки.

– Не годится: цацки пойдут вместе с хозяйкой.



Поспешно входит вестник.



– Ваше величество, мы пошли в горы, думали разжиться чем-нибудь на пропитание и увидели, что сюда идет огромное войско. Как бы чего не вышло! Часа через четыре, наверное, подойдут сюда.

– Очень даже рад… – смутился Мишка.

Давид принимает решение молниеносно:

– Ну тогда здравствуй, радостный гонщик! Надо поговорить наедине. Давай отойдем в сторонку, а ты потом извинишься перед своей очаровательной спутницей.

– Это английский король. Валим отсюда!

Она взяла Мишку под локоток.

Дуглас зовет слугу и требует подать коня.

– Нет-нет, говорите спокойно, а я постою в сторонке, – сказала Вика и отошла.

– Ты сражаться собрался, Дуглас? – удивляется король Давид. – С ума сошел? Нам их не одолеть.

– Какая умная девушка! – восхитилась Энджел. Ее пальцы скользнули к Мишкиному запястью. – Тебе повезло. Четвертый курс журфака – и уже доверили делать репортаж! В «Городских новостях» обожают пускать в расход молоденьких практиканток. А теперь к делу. Догадываешься, зачем я здесь?

– Да ясен пень, что не одолеть. Поэтому я сматываюсь, – отвечает Цвет Рыцарства Шотландии.

Мишка покачал головой.

Графиня Солсбэри (выходя из-за прикрытия) ехидно осведомляется:

– А если подумать?

– Что прикажете подать к столу, лорды?

– Работаешь под прикрытием?

– Денюжку тебе принесла! За участие, – радостно сообщила Энджел и протянула Мишке две пачки купюр в непромокаемой обертке. – Держи! Поздравлять не буду.

– Она над нами издевается, Дуглас! – возмущается Давид. – Я этого не потерплю!

– Мне они не нужны, – гордо ответил Мишка.

– Если ты не возьмешь деньги, меня уволят. Скажут, не с такой рожей подала. И работа под прикрытием окончательно прикроется. Не нравится моя рожа? – Мишка хмыкнул. – Тогда держи и не выпендривайся!

– Так кто из вас, господа, берет хозяйку, а кто – цацки? Куда же вы собрались уходить? Вы же еще не договорились, – продолжает ерничать графиня.

Он неуверенно взял деньги и рассовал их по карманам брюк. Энджел по-прежнему разглядывала его с нескрываемым любопытством и веселым огоньком в глазах. Не девушка, а ходящий фонтан оптимизма.

– Всё? Или я еще должен что-то сделать?

– Блин, она все слышала и теперь злорадствует, – злобно шипит Давид.

– Официально всё. Ничего не хочешь сказать? Пожелания? Просьбы?

– Просто будь счастлива. Ты этого заслуживаешь. И уходи отсюда поскорее. Это место не для тебя. Других пожеланий не имею!



Энджел всю перекосило:

– Фу, какая жуткая банальность! Приказываешь долго жить? Что, совсем дела плохи? – Она снова игриво улыбнулась и подмигнула Мишке.

Входит другой вестник.

– Похоже на то.



– Расслабься, мои гости не умирают. За твоей спиной самое безопасное место в клубе. Выдерживает прямое попадание артиллерийского снаряда. И никаких наблюдателей. Там никто вас не увидит и не услышит. Только ваши мысли, точнее – зрительные и звуковые образы.

– На нас напали! Застали нас врасплох! К оружию, государь!

– Спасибо, я понял. Это всё? – нетерпеливо спросил Мишка.

– И велите догнать француза и сказать, что вам теперь не до Йорка, самим бы уцелеть, – ехидно вставляет графиня.

– Вот черт, и об этом она знает, – бормочет Давид. – Мадам, прощайте, я спешу, мне надо…

Энджел протянула ему ручку с блокнотом и, восторженно закатив глаза, попросила:

– Конечно-конечно, бегите. Я же понимаю, что вы бежите не со страху, а по срочному делу.



– Дайте автограф, пжалуста!

Шум битвы. Шотландцы уходят.



– ЭНДЖЕЛ, НЕ ЗАДЕРЖИВАЙ УЧАСТНИКА. ВЕРНИСЬ НА МЕСТО!

– Слава Богу, помощь подоспела! – радуется графиня. – Давид, этот самоуверенный хвастун, клялся, что не отступит от стен замка, даже если против него будет сражаться целое государство, а теперь только спина его видна: мчится навстречу ветру, едва раздался призыв к оружию.



Мишка посмотрел на нее мутными глазами и покачал головой:

Входят Монтегью и другие.



– Вы меня с кем-то путаете…

– И Монтегью здесь? – радостно удивляется графиня. – Вот уж праздник так праздник!

– Не путаю. Вы – легенда парусного спорта. Ходящий по кромке. Единственный и неповторимый. Лучший парусный гонщик всех времен и народов, по словам Грегори Бойла.

– Как ваше здоровье, тетушка? А чего это у вас ворота на замке? Мы же не шотландцы, нам могли бы и открыть, – весело говорит Монтегью.

Ну, здрасьте. Тетушка. Две страницы назад он был ей братом, а теперь, значит, превратился в племянника и еще больше нас всех запутал. Отдадим должное переводчику: Лихачёв постарался максимально сгладить и замять неловкость, потому что на самом деле графиня, увидев Монтегью, восклицает: «O summer’s day! See where my cousin comes!», то есть называет его кузеном. В переводе: «И Монтегью? Вот праздник мне сегодня!» Но «тетушку» из следующих реплик ему убрать никак не удалось, а ведь она там есть, я по оригиналу проверяла. Очень сильно смахивает на небрежную переделку чужого текста. Да уж, непростое это дело – соавторство.

Мишка горько усмехнулся:

– Как вовремя ты пришел меня спасти!

– Тетя, здесь сам король. Спустись и поприветствуй его.

– Легенды больше нет. Она умерла три года назад.

– Да у меня слов не хватит, чтобы выразить королю почет и уважение! – восклицает графиня и сходит со стены.



– Она живет у меня в сердце. Ты просто не знал. Подпишешь?

Трубы. Входят король Эдуард, Уорик, Артуа и другие.

– Энджел, я сожалею.



– Мне не нужны сожаления. Мне нужна легенда!

– Эти «блудливые лисицы» не дождались, пока мы начнем охоту на них, удрали, – говорит Эдуард.

– Не понимаю…

– Это правда, – откликается Уорик, – ну ничего, наши их быстро догонят.

– Окленд, я не видела вашего чуда. – Она опустила руку с блокнотом. – Повторите его для меня!

– Энджел…



– Меня зовут Кэрол…

Снова входит графиня Солсбэри со свитой.

– Кэрол, вас обманули. Не было никакого чуда. Я напился и ничего не соображал! Это был ужасный позор! Океан не прощает пьяного бахвальства. Мне до сих пор безумно стыдно. Я сломался, я даже смотреть на воду без содрогания не могу. Меня трясет при виде паруса. Я ничего не могу. Легенда умерла. И точка.



– Я сделаю из нее запятую. Долго ли хвостик подрисовать? Не смеши волшебницу!

– Уорик, это графиня Солсбэри? – спрашивает король.

– Кэрол…

– Да, ваше величество. Правда, сейчас она плохо выглядит: осада, шотландцы, ну, сами понимаете…

– Значит, автограф не дадите? Жалко? А ведь я пять лет мечтала вас увидеть! Ну пожалуйста!

– Неужели она была еще красивее? – удивляется Эдуард.

– Вот вы меня и увидели.

– Что вы! Никакого сравнения с тем, какая она сегодня!

– Вам кое-чего не хватает.

– Невозможно представить, что можно быть еще прекраснее, чем сейчас, – восторженно произносит король.

– ЭНДЖЕЛ!!! У НАС УЖЕ ЕСТЬ ОДНА УЧАСТНИЦА. ХОЧЕШЬ ВОЙТИ В СФЕРУ – СТАНОВИСЬ В ОЧЕРЕДЬ.

Графиня изысканно и витиевато благодарит Эдуарда Третьего за помощь в избавлении от врагов. Судя по ее словам, она в данный момент стоит на коленях.

Она спрятала блокнот в карман, вынула из левого уха золотую сережку и протянула ее Мишке. Он отшатнулся. Энджел подошла к нему вплотную, встала на цыпочки, вдела сережку в его левое ухо и прошептала:

– Встань, леди, – говорит Эдуард. – Я шел к тебе с миром, а неожиданно нарвался на войну.

– Спокойно, моряк! Я просто рисую хвостик. На этот раз ты не пьян. Можно и почудить. Хочешь или не хочешь, Мишенька, можешь или нет, а выйти в море тебе придется! Это ваш единственный шанс на двоих. И мне наплевать, сколько раз ты при этом содрогнешься. Я буду ждать Ходящего по кромке за твоим столиком. Когда увидишь его, передай мою просьбу об автографе. Договорились? – Энджел отстранилась.

– Какую войну, ваше величество? Шотландцев и след простыл, вам не с кем воевать.

– Хорошо, передам, – ответил Мишка. – Но я могу и не выйти оттуда.

– Так что, мне сидеть здесь и сопли жевать? Ни за что! «В погоню за шотландцами – вперед!»

– А ты мне и не нужен. Я буду ждать Ходящего по кромке. Найди его обязательно, слышишь? И еще передай, что здесь очень душно, передай, что я задыхаюсь!

– А еще? Что еще передать?

– Ваше величество, не торопитесь, прошу вас. Войдите в дом, почтите наш кров своим присутствием. Мой муж на войне, он будет счастлив узнать, что вы посетили замок. Вы все равно уже у стен, так войдите в ворота.

– ЭНДЖЕЛ, НЕ ПРИСТАВАЙ К УЧАСТНИКУ! МНЕ ВЫЗВАТЬ ОХРАНУ?

– Не обижайтесь, графиня, но я не войду. Мне снилась измена, и я, честно говоря, боюсь.

– Ничего! Это тебе, последнее, что я могу сделать, дальше плыви сам и позаботься о студентке! – Она прижалась к нему, обняла и поцеловала в шею. Мишку опять накрыло.

– Да какая измена, государь, что вы? Если она и есть, то не здесь, а где-нибудь далеко.

Больше он не задавал вопросов, да и спрашивать было некого. Когда он немного пришел в себя и открыл глаза, Энджел уже испарилась, а перед ним стояла Вика.

Эдуард говорит в сторону, то есть про себя: «Не так уж далеко на самом деле, а прямо здесь. Твои глаза меня отравили, лучше бы я их не видел. Кажется, я влюбился, а это совсем некстати».

– Шикарные проводы. Ты ей понравился. Обычно просто дают деньги и до свиданья.

Вслух же кричит:



– Эй, Уорик, Артуа! Садимся на коней! Мы едем дальше!

Сфера перестала пульсировать, побелела, опустилась на метр и, коснувшись пола, остановилась. В нижней части прорисовались черные контуры дверей.

Но графиня продолжает уговаривать короля:

– Давай руку. Вместе не так страшно.

– Что мне сказать, чтобы вы остались, ваше величество?

– Ты же не боялся.

– У вас такие выразительные глаза, что вам и слова не нужны, – галантно отвечает он.

– Это я так, приврал маненько… для храбрости. А сейчас как-то стремно стало…

– Ну как же так? Вы только появились – и сразу исчезаете, ваше величество. Это неправильно. Вы думаете, мы недостойны вашего общества? Не судите по внешней оболочке, под ней скрывается красота и доблесть. Что мне сделать, ваше величество, чтобы уговорить вас побыть у нас?

Двери с шипением выдвинулись, разошлись в стороны и растворились. Остался только ровный прямоугольный проем.

Это я совсем коротко пересказываю. На самом деле стих довольно длинный и полон всяческих сравнений и образов, иллюстрирующих тезис о неприглядной оболочке и погребенном под ней золоте. Похоже, графине действительно очень нужно, чтобы король побыл в замке какое-то время. Тогда можно будет с гордостью рассказывать подружкам, как у них гостил сам король.

Мишка почувствовал, как Вика дрожащими пальцами коснулась его правого запястья. Он тут же крепко сжал ее ладошку.

– ПОКАЖИТЕ НАМ СВОИ САМЫЕ ПОТАЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ И ГЛУБИННЫЕ СТРАХИ. О ЧЕМ ВЫ МЕЧТАЕТЕ? ОТ ЧЕГО ПРОСЫПАЕТЕСЬ В ХОЛОДНОМ ПОТУ? В ЧЕМ БОИТЕСЬ ПРИЗНАТЬСЯ ДАЖЕ САМИМ СЕБЕ? ЧЕГО ЖЕЛАЕТЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ? СЕЙЧАС МЫ ВСЁ ЭТО УВИДИМ. ПОКАЖИТЕ НАМ СВОЮ ИСТИННУЮ СУЩНОСТЬ, СВОЕ НАСТОЯЩЕЕ ЛИЦО. МНЕ НУЖНЫ ЭМОЦИИ! ЧУВСТВА! МНЕ НУЖНО ШОУ! НАСТОЯЩЕЕ ШОУ! КАК ОЩУЩЕНИЯ, ПРОСТО МИХАИЛ? ГОТОВ СТАТЬ ЗВЕЗДОЙ? ЧЕМ ПОРАДУЕШЬ? НЕ СПЕКСЯ РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ? НАДЕЮСЬ, ТЫ МЕНЯ НЕ РАЗОЧАРУЕШЬ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЦАРСТВО ИСТИНЫ! ЗДЕСЬ КРЕПОСТЬ РУК НИЧЕГО НЕ РЕШАЕТ. ХА-ХА!



Так помоги же мне, властитель мой,
Склонить тебя, чтоб побыл ты со мной!



– Мишка, у тебя голова не кружится? – обеспокоенно спросила Вика.

«А она не только красивая, но и умная», – думает король и говорит:

– Дела подождут, графиня. Пока я здесь, не буду о них думать. Лорды, за мной! Я буду ночевать в замке!

Он отреагировал мгновенно:



Уходят.

– Ты беременна? Тогда нам надо…

Акт второй

– Нет!

– Точно?

Сцена 1

– От кого?!

Роксборо. Сады при замке

– Значит, просто испугалась. Всё в порядке, – облегченно выдохнул он. – Пойдем.

Входит Людовик.



Они подошли к открывшемуся проему и остановились.

Людовик, согласно перечню действующих лиц, – наперсник Эдуарда Третьего. Это человек, который всегда рядом, советует, предостерегает, выполняет деликатные поручения, осуществляет функции жилетки, когда нужно поплакаться. Одним словом, эдакий задушевный друг на окладе.

– А почему она назвала тебя гонщиком?

– Н-да, король влюбился не по-детски, – рассуждает сам с собой Людовик. – Глаз с графини не сводит, ловит каждое ее слово. Она краснеет от смущения – он бледнеет, и наоборот, он краснеет, когда она бледнеет. Ну, с ней-то все понятно, она просто волнуется от близости венценосной особы, стесняется, бедняжка. А он переживает, что запал на мужнюю жену, понимает, что это нехорошо, мается чувством вины. Похоже, с войной придется распрощаться, мы тут завязнем в осаде стойкого сердца графини. А вот и король! Ходит-бродит в одиночестве.

– Потому что я гонщик. Глазки закрой. И не открывай, пока я не скажу. Что бы ни произошло.

Вика послушно зажмурилась.



Входит король Эдуард.

– Кстати, чуть не забыл! Можно задать интимный вопрос?



– Можно. Только если я не отвечу, пообещай не переспрашивать в Сфере.

– Хорошо. Ты какую школу закончила, имперскую?

– Она с каждым днем становится все прекраснее, – говорит он, ни к кому не обращаясь. Людовика король, вероятнее всего, не видит; у автора никаких ремарок на этот счет не имеется. – А как забавно она передает в лицах свой разговор с Давидом и шотландцами! Когда пересказывает, что ей сказал Давид, то говорит в точности, как он, с теми же интонациями, с теми же оборотами. Правда, у нее получается получше, чем у самих шотландцев. А когда передает свою собственную речь, то я только диву даюсь, до чего она умна и как хорошо формулирует. Вот говорят, что красивые бабы умными не бывают, но графиня – исключение. Когда она в хорошем настроении, то кажется, что настало лето, а когда сурова – кругом зима. Что ж, я понимаю Давида, который устроил здесь осаду, графиня того стоит. Но он, конечно, проявил себя полным трусом, когда так бесславно свалил отсюда. Людовик, ты здесь? Неси чернила и перо!

– Да. А разве бывают другие?

– Уже несу, ваше величество, – тут же отзывается наперсник.

– Бывают. С фресками на стенах. Один раз нарисовали – и на века.

– Да, и скажи лордам: пусть спокойно играют в шахматы, меня не беспокоят. Я хочу остаться один.

– Здорово! Но это ведь только для избранных.

– Конечно, ваше величество.

– Да, наверное. Глазки закрой!





Уходит.

Леденящей пустоты уже не было.



Мишка прижал свободную руку к Сфере всей пятерней и обернулся.

– Этот парень хорошо подкован в поэзии, мозги у него шустрые, – бормочет Эдуард. – Я ему расскажу, как сильно влюблен, а он пусть изложит это как-нибудь покрасивее и поизящнее, чтобы графиня поняла мои чувства.

Ты хотел настоящее шоу? Хотел увидеть мою сущность? Я покажу. Но это будет твое последнее шоу. А потом начнется влажная уборка и проветривание помещений. Ты готов? Тогда смотри!



Он вспомнил поцелуй Кэрол, сжал еще крепче дрожащую ладонь Вики и, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете, шагнул в Сферу.

Людовик возвращается.



Двери с шипением сомкнулись за их спинами. Нетерпеливые подгоняющие крики зрителей резко оборвались.

– Все принес? Перо, чернила, бумагу? – строго вопрошает король.

Тишина.

– Все, ваше величество, все принес.

Территория истины.

* * *

– Садись рядом и слушай сюда. Мне нужны твои творческие способности. Ты должен написать такой текст, чтобы в нем отчетливо слышались охи-вздохи-стоны, понял? Там, где про жалостливое, – подбирай слова, чтобы даже у татарина или скифа слезу выбить. Вдохновись моей любовью, если ты настоящий поэт, и напиши как надо.

Энджел вернулась к своему столику и, обессиленная, упала на Мишкин стул.

– А к кому обращаемся в этом тексте, милорд?

Боец тут же решил за ней поухаживать:

– К очень красивой и очень умной женщине. Превозноси ее красоту, не бойся перебрать с лестью: что бы ты ни написал – действительность все равно будет лучше в сто тысяч раз. Давай, пиши, я пока буду созерцать природу. И не забудь упомянуть, что от ее красоты я изнываю в муках страсти.

– Стопарик?

– Так, значит, это женщина? – на всякий случай уточняет Людовик.

– Два!

Реплика написана не просто так. С одной стороны, она призвана разрядить накал и вызвать улыбку, но с другой – кто их знает, этих королей: после Эдуарда Второго можно чего угодно ожидать, так что вопрос наперсника вызван вполне понятной предусмотрительностью.

– Будет исполнено! – Он бросил в стакан пару кубиков льда, налил граммов сто виски и поставил стакан перед Энджел. – Не возражаете, если и мы под это дело присоединимся?

– А ты думал, кто? В кого еще я могу так влюбиться, если не в женщину? Или ты, может, думал, что я хочу написать стихи для своей лошади?

Энджел махнула рукой – валяйте, мол.

– Еще мне нужно знать, какого она сословия.

– Что, тяжеловат Мишаня на подъем? – спросил Антоха, глядя, как Боец разливает BLACK SPACE.

– Да она царица! Рядом с ней я – простой смертный. Ты пиши, пиши, а я пока буду думать, что еще необходимо отразить. Может, сказать, что у нее голос, как у соловья? Нет, не годится, это пошло и избито, каждый пастух своей черномазой зазнобе такое говорит. И вообще, соловей тут совершенно не к месту, он обычно поет о горестях супружеской измены. Так, соловья отбрасываем на фиг. Что еще? Может, написать, что ее волосы мягче шелка и в зеркальном отражении сияют, как желтый янтарь? Нет, тоже не пойдет, лучше использовать зеркало при описании ее глаз. Например, вот так: ее глаза вбирают в себя солнце, как зеркало, и обжигают лучами мое сердце. Черт возьми, сколько разных образов приходит на ум, когда влюбишься! Ну что, написал? Давай читай скорее, я сгораю от нетерпения!

– Чуть не надорвалась!

– Я тоже чуть не пёрднул, пока его сюда затащил! – поддержал разговор Колян, проникнувшись моментом.

– Что вы, я еще даже первый хвалебный пассаж не закончил.

– Не сомневаюсь! – Энджел сделала два больших глотка и, чуть поморщившись, громко выдохнула.

– Ой, тут никаких слов не хватит, чтобы воздать ей хвалу. Нужны тысячи слов, а ты тут со своим первым пассажем суешься… Читай, я слушаю.

Пацаны последовали ее примеру.

– «Прекрасней и скромней царицы ночи…» – начинает декламировать Людовик.

– Грамотный вискарь! – сказал Серега.

Царица ночи – это, надо полагать, луна.

– Да уж, серьезная вещь! – согласился Илья.

– Стоп! – прерывает его Эдуард. – Сразу две грубые ошибки. Сияние царицы ночи видно только в полной темноте, а при солнечном свете эта особа выглядит жалким огарком. Моя возлюбленная так прекрасна, что затмит даже солнце. Переделай.

Ядреное дерьмо, подумала Энджел. Хорошо пробирает! Особенно на халяву!

– А вторая ошибка в чем, ваше величество?

– А он совсем не волнуется, ваш Мишка! Пульс, как неспешный метроном. Абсолютное спокойствие. Это странно…

– Перечитай – и сам увидишь.

– Откуда ты знаешь? – спросил Антоха.

Людовик добросовестно начинает перечитывать снова.

– Я что, просто так его в шею целовала?

– «Прекрасней и скромней…»

Конечно, Энджел немного лукавила. Мишкин пульс и на запястье хорошо прощупывался. Но какое это волшебство без поцелуя?! Легенда опять же… До щеки не дотянулась, так хоть в шею поцеловала. Теперь с Оливером объясняться… Так, Оливера оставим на потом. Вернемся к легенде.

– Вот именно: скромней! – сердится Эдуард. – Разве я велел тебе копаться в ее душе? Мне скромница не нужна, я бы предпочел развратницу. Все вычеркивай! И никаких разговоров про ночь и луну, сравнивай ее только с солнцем, напиши, что она ярче солнца в три раза. И так же, как солнце, греет, смягчает зимнюю стужу, создает яркие краски лета, ослепляет тех, кто на него смотрит. Проси мою даму быть щедрой, как солнце, которое светит одинаково всем: и чахлой травинке, и пахучей розе. Ладно, давай посмотрим, что там у тебя дальше идет, после луны.

– Вопрос ко всем: «Как можно оставаться АБСОЛЮТНО спокойным в такой ситуации?» Это ненормальная реакция!

Людовик затягивает песню с самого начала:

– А он у нас вообще странный, – ответил Игорь. – Ни девочками, ни травкой не увлекается. Воды боится как огня и при этом считает себя крутым яхтсменом! Мы говорили об императорской регате, так он заявил, что смог бы прийти в первой пятерке! Я не удивляюсь, что его из команды исключили. Я не пойму, как он вообще туда попал! Моряк недоделанный. Он же в ванну залезть боится!

– В первой пятерке? – переспросила Энджел.

– «Прекрасней и скромней царицы ночи и в твердости отважней…»

– Угу. В регате Императорского Дома! Такой, вот, скромный парнишка! Представляешь?

– Ну? Отважней, чем кто? – нетерпеливо перебивает король.

– Представляю!!! – Еще один обжигающий глоток для лучшего представления, и еще один. А теперь можно позвенеть кубиками льда в стакане. Н да… Пожалуй, сто граммов – это она погорячилась. Хватило бы и пятидесяти. Всё, что могла, я сделала. Теперь буду сидеть и ждать Ходящего по кромке.

– «Отважней, чем Юдифь…»

– Ну что, пацаны, повторим? – предложил Боец.

Сравнение с известным ветхозаветным персонажем Эдуарду тоже не нравится. Юдифь, как мы знаем, во время войны иудеев с ассирийцами проникла в лагерь врагов, соблазнила полководца Олоферна, а когда тот напился и заснул, отрубила ему голову.

– Нет, не повторите! – сказала Энджел. – Закрой бутылку и отдай мне. Оставьте Мишке глотнуть, когда вернется. Или кто-то против?

– Кошмар! Ты еще меч ей в руки сунь, а я бы тогда ей голову подставил. Все это тоже вычеркивай! Ну, послушаем, что там у тебя дальше.

Пацаны переглянулись, и Боец молча передал бутылку Энджел.

– А больше я пока ничего не сделал, – признается Людовик.

Колян нетерпеливо почесал подбородок.

– Спасибо, что хоть плохо, да немного, – удрученно произносит король. – Вот уж правду говорят: не рассказывай о том, чего не знаешь или не испытал. Пусть о войне говорят солдаты, о тяготах тюремной жизни – заключенные, о наслаждении едой – голодные, о страданиях – больные. Лучше я сам попробую, от тебя толку никакого, ты ничего не понимаешь в любви.

– Ты же сама говорила, что он того… кирдык.

– А я наколдовала – и всё изменилось. По вашей просьбе!



– Энджел, я, конечно, всё понимаю, но если…

Входит графиня Солсбэри.

– Без вариантов! – отрезала Энджел.



– Но…

– Тссс! – шипит Эдуард. – Вот она идет, сокровище моей души. Твой текст, Людовик, никуда не годится, в любовной поэзии ты ничего не смыслишь. И почему так выходит, что все занимаются не своим делом? Даже мои разведчики и летучие отряды – все находятся не там, где следует.

– Тебе всё равно не достанется! Я выплесну остатки в Сферу!

Однако ж этот коротенький монолог можно интерпретировать и совершенно иначе, разделив его, как шлагбаумом, репликой: «Негоден никуда твой план, Людовик». Король видит графиню, говорит: «Тссс!» и дальше, повысив голос, делает вид, что обсуждает со своим наперсником обстановку в войсках, ну, типа он такой деловой, занят по уши важными государственными делами, а вовсе не любовные стишата кропает. Впрочем, попытайтесь сами представить себя режиссером и поставьте перед актерами ту задачу, которая вам увидится в этом тексте:

– Понял. Без вариантов, – Колян тяжко вздохнул и успокоился. – Будем ждать Мишку. Может, хоть он оставит глоточек…

Энджел его не услышала, – она не отрываясь, смотрела на сцену. Зачем он остановился? Зачем обернулся? Сколько можно дрожать и оглядываться?! Зачем она в это полезла?! Испортила парню последние минуты жизни. Окончательно скрутила мозги и теперь будет винить себя до конца дней. Ну чего смотришь? Иди уже! А девчонка? Чего стоит, как статуя? Ну если вы уже вышли, так вперед, не надо мне сердце рвать!



Тссс!
Сокровище души моей идет.
Негоден никуда твой план, Людовик, —
И неуч ты изрядный в этом деле.
Разведчики, летучие отряды —
Все, все не там, где следует.



Мишка, словно услышав ее мысли, зашел в Сферу. Двери сомкнулись. Шарик плавно поднялся на пару метров.

– Простите за смелость, ваше величество, я пришла вас проведать, узнать, как вы поживаете, – учтиво произносит графиня.

Энджел изо всех сил сжала горлышко керамической бутылки.

Сфера редко подавала голос – больше транслировала визуальные фантазии и крики участников. Но сейчас она заговорила собственным гулким басом, от которого зазвенели люстры и светильники на колоннах:

Эдуард тихонько шепчет Людовику:

– ТЫ ХОТЕЛ НАСТОЯЩЕЕ ШОУ? ХОТЕЛ УВИДЕТЬ МОЮ СУЩНОСТЬ? ТАК Я ПОКАЖУ! ХА-ХА-ХА! НО ЭТО БУДЕТ ТВОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ШОУ! А ПОТОМ НАЧНЕТСЯ ВЛАЖНАЯ УБОРКА И ПРОВЕТРИВАНИЕ ПОМЕЩЕНИЙ. ТЫ ГОТОВ? ТОГДА ПОЕХАЛИ!

– Иди и все переделай.

Оба экрана и Сфера стали иссиня-черными.

Насчет «тихонько шепчет» ремарки нет, я ее выдумала, исходя из первого варианта интерпретации. Но если следовать второму варианту, то король, конечно же, голос не понижает и говорит достаточно громко, отдавая распоряжение подчиненному «идти и все переделать».

Время тикало.

Людовик уходит.