- Да. Однако долго они на месте не простоят и вскоре дальше пойдут. Куда, не знаю, но думаю, что под крыло какого-нибудь сильного хана попросятся.

  - Сколько воинов в кочевье?

  - Не больше полутора сотен.

  - И ты предлагаешь, чтобы мои ватажники перешли границу и на территории закубанцев налетели на это кочевье?

  - Все правильно. Ты родственник Петра Булавина, владетеля Эльбузда, и тебе за налет на это отколовшееся кочевье ничего не будет. Было бы время, я бы в Черкасск поехал и свою вольную ватагу собрал. Но еще день-два и уйдут копченые, а мне именно этот род достать нужно.

  - А он чем-то от всех других отличается?

  - Для меня да. Это род Тукай, тот самый, который меня жены, сына и двух дочерей лишил.

  - Тукай, переводится как Радуга, - задумавшись, сам себе сказал я и, оглянувшись на праздничный стол, принял решение: - В общем, так, Евграф, дай нам час на подготовку и приведение себя в порядок, и мы выступаем.

  Аверин крепко схватил меня за плечо и, наклонившись к моей голове, жарко прошептал:

  - Благодарю, Никифор. Ты меня правильно понял, и я этого не забуду.

  - Подожди благодарить. Вот сделаем дело, тогда и скажешь добрые слова.

  Спустя полтора часа, отослав к дядьке Петру Афанасьевичу Булавину в Эльбузд двух казаков с известием о своих намерениях, под благословение пьяного столичного попа, восемь десятков хорошо вооружившихся ватажников на свежих верховых лошадях вместе с несколькими вьючными, покинули крепость и направились строго на юг. Рысь, шаг, чтобы не утомлять животных, мы двигались неспешно, и заснеженная степь верста за верстой ложилась под копыта наших коней. Прошел какой-то отрезок времени, и мои казаки, многие из которых под воздействием алкоголя покачивались в седле, стали приходить в себя. И как это бывает, некоторых ватажников пробило на нервные шуточки, мол, только что, выпивали и мяско кушали, а тут, нате вам, вперед, в налет на закубанцев. Впрочем, вскоре смех прекратился, так как мороз поджимал, а к Куго-Ее, за половину недолгого зимнего дня никак не доедешь и, перейдя Мечетку, а за ней Малый Эльбузд, к вечеру, отряд остановился в неприметной глубокой балке.

  Из веток обломанного бурей старого карагача казаки быстро развели небольшие костерки, на которых грелись котелки с водой для чая и взвара. Накрытые попонами лошади хрумкали насыпанным в торбы овсом. Где-то далеко пел свою тоскливую песню волк-одиночка. А над головой сияли крупные звезды, и казалось, что до них можно дотянуться рукой. Благодать. Что еще нужно воину в походе перед битвой, чтобы настроиться на спокойный лад, отсечь от себя всю суету мира, проблемы и заботы? Пожалуй, что ничего. Вот только если песня или беседа с хорошим человеком. Но на песни, по понятным причинам, сейчас запрет, а вот поговорить, хоть с тем же самым Авериным, вполне можно.

  - Евграф.

  Окликнул я смотревшего на огонь десятника.

  - Что?

  Он оторвал взгляд от пламени.

  - Расскажи, как так случилось, что ты семью потерял.

  Аверин посмотрел на собирающихся вокруг казаков, которые подсаживались поближе, в невеселой усмешке скривил губы и, подкинув в огонь перекрученный кусок темно-красного дерева, сказал:

  - Дело давнее, можно и рассказать, чтобы вы, хлопцы, в бою с ногайцами злее были. Случилось это в одна тысяча семьсот первом году, как раз под конец декабря. Только-только война с османами закончилась и началась Северная война. Я тогда до сотника поднялся, и вскоре должен был полковником стать, так как в армии Шереметева в бою при Эрестфере, что под Дерптом, отличился. И пока я на чужбине геройствовал, моя семья здесь, в хуторке под Кагальницким городком жила. Пограничье тогда прикрыто было плохо и несколько кланов из орды Чар-Аслана, во главе с родом Тукай, пошли в набег на казачьи земли. Городки по Кагальнику и дальше они взять не смогли, а вот несколько хуторов выжгли, и всех людей полонили. После этого копченые обратно в Кубанскую степь кинулись, а Лукьян Максимов, атаман войсковой, собрал, кого смог, и за ними вдогонку помчался. Было, почти догнал находников, но те, чтобы себе бегство облегчить, всех полонянников посекли и все-таки ушли. Это недалеко отсюда случилось, верст шесть-семь и, как мне односумы говорили, там целый овраг неузнаваемыми трупами был забит. Так я лишился всех своих родных, а как узнал, что случилось, бросил полк, дезертировал и с той поры по пограничью гуляю, ногайцев высматриваю и режу их без всякой жалости.

  - Неужели никто не уцелел?

  Спросил Аверина Семен Кольцо.

  - Слух был, что несколько детей ногайцы поперек седла кинули и с собой увезли. Но если бы за них хотели получить выкуп, то давно бы с кем-то из родни связались, а такого не было. Значит, нечего себя пустыми надеждами тешить, если и уцелел кто, то таких детей в турецкую или персидскую неволю продали.

  Кто-то из ватажников хотел задать еще вопрос, но я увидел, что в глазах старого воина сплошная тоска, взмахнул ладонью и приказал:

  - Заканчиваем разговоры! Всем отдыхать! Завтра в бой!

  Казаки расходились по расчищенным от снега делянкам, на которые был накидан бурьян, поверх него стелили толстый войлок, накрывались дополнительными попонами и ложились спать. Следующий день должен был принести ватаге схватку с исконными врагами и всем нам требовался хороший спокойный сон.

  Однако так сложилось, что ближе к утру задул сильный северный ветер, который принес с собой снежную метель. В связи с этим, пришлось полдня просидеть в балке, и только когда ветер немного стих, ватага продолжила движение, которое затруднялось большими сугробами. Так что к следующему вечеру мы только перешли Средний Эльбузд и сам Эльбузд. До Куго-Еи не дошли несколько километров и снова остановились на ночлег.

  Еще одна ночь прошла в экстремальных полевых условия, правда, весело, так как вечером к нам присоединился Петр Булавин и четыре десятка его казаков. Нам было о чем поговорить и что обсудить, и в целом, против уничтожения ногайского рода Тукай дядя не возражал. И даже более того, сам хотел в этом мероприятии поучаствовать, а как долю в добыче (без этого никак), желал забрать всех уцелевших после налета степняков, которых он должен был отправить своему начальнику паше Хасану. А чего ему? Степь большая, одним кочевьем больше, одним меньше, если специально не искать, то и не найдешь, тем более осколок орды изменника Чар-Аслана, который на всей турецкой территории объявлен вне закона.

  И вот, наступил третий день нашего боевого выхода в степь. Сегодняшний день. Погода нам благоприятствовала, на небе ни облачка, ветра практически нет, а температура воздуха, как на заказ, примерно минус десять градусов по Цельсию. Казаки, что донские, что кубанские, весело пересмеиваясь и перешучиваясь, быстро позавтракали, заседлали лошадей и широкой облавной цепью, несколькими группами, рванулись к недалекой Куго-Еи.

  Через час хода, пройдя по холмистой степи, наш сборный отряд перебрался на левый берег реки. Где-то рядом должно было находиться ногайское кочевье, поэтому, то и дело кто-то из казаков поднимался на окрестные курганы, осматривал окрестности, и спустя еще час, кочевники были обнаружены.

  - Есть! Нашел! - К дядьке Петру подскакал один из его казаков и, взмахнув нагайкой, указал на курган невдалеке от нас. - Батька-атаман, там они! Только что с места снялись и вдоль реки к истоку идут!

  Мы засвистели, стягивая казаков в единый ударный кулак, и как только все группы сошлись вместе, шагом двинулись на кочевников, которые показались из-за кургана. Кибитки, возы, отары овец, несколько косяков лошадей, под присмотром пастухов, и чуть больше сотни воинов, идущих в голове всей колонны.

  - Гайда, казаки! Руби копченых!

  Дядька выхватил саблю, отдал общую команду, и темным смертоносным клубком, взбодрив лошадей нагайками, мы покатились по белому чистому снегу на врага. Ногайцы, на мгновение растерялись, видимо, не ожидали нас здесь увидеть, и остановились. Затем, большинство из них кинулось нам на встречу, часть повернула к кибиткам, а несколько человек, наверное, самые малодушные, помчались в степь.

  - Круши!

  Рядом со мной закричал Аверин. И почти сразу мы врубились в ногайцев, которые не выдержали нашего мощного удара, и словно капли воды, при падении с высоты на камень, они разлетелись в разные стороны. После такого поворота в схватке нам оставалось только гнаться за противником, и сечь клинками прижавшиеся к лошадям полусогнутые спины в халатах. Догоняешь испуганного беглеца и рубишь на выбор, хочешь по затылку, а можешь по хребтине или плечу. И таким образом, прежде чем влетел в зазор между кибитками, я троих на снег уложил.

  Ну, а когда между тягловых волов оказался, вот здесь-то, чуть было, и не пострадал. Будин испугался рогов крупного вола, встал на дыбы и резко шарахнулся в сторону, да так, что я выронил шашку и за малым из седла не вылетел. А как только успокоил жеребца, то увидел, что с повозки на меня смотрит щуплый и чумазый парнишка лет пятнадцати. В руках у него лук с наложенной стрелой, и трехгранный наконечник смотрит не куда-нибудь, а прямо мне в лицо.

   \"Пендык, - подумал я, - сейчас меня будут убивать\".

  Но пока разум паниковал, отлично тренированное тело сделало то, что само посчитало нужным сделать. Словно кошка, я выметнулся из седла и прыгнул прямо на паренька, который все же выстрелил, но его стрела прошла буквально в миллиметре от моей головы и унеслась в степь.

  - Ах, ты, курвеныш!

  Со злостью выкрикнул я, и ударом кулака нокаутировал мальчишку. Тот упал на дно широкой повозки, а мне нашлась новая работенка. Рядом со мной, здоровый и несколько грузный ногаец с непомерно широкой грудью, принял на рогатину коня Смаги Воейкова. Жеребец упал, и своим телом придавил моего односума. Смага дергался, но сам выбраться не мог и теперь спешенный вражина нацеливал рогатину на его голову. Моя шашка где-то валяется, пистолеты с конем остались, но есть кинжал на ремне и нож в сапоге.

  - Ха!

  Выдыхаю, прыгаю вперед, и метров с двух обрушиваюсь на широкую спину ногайца. От удара, степняк теряет равновесие и падает лицом вниз. А я, не давая ему опомниться, подсовываю правую руку с кинжалом под подбородок врага, и с натугой тяну клинок на себя. В снег льется алая кровь, которая моментально пропитывает собой все вокруг. Ногаец в корчах, еще пытается подняться, силен человечище, много в нем жизненных сил. Однако, дернувшись несколько раз, он все же затихает.

  Вроде бы все. Я встаю и вижу, что кочевье под нашим полным контролем. Ногайские воины, кто не сбежал, все порублены, овцы и косяки лошадей подгоняются поближе, женщины и дети плачут, а волы с повозками и кибитками стоят на месте.

  Нормально. Можно начинать сбор добычи. Но как только мы стали собирать хабар, нарисовалась неожиданная проблема. На дальнем кургане появились всадники, сотни три воинов. Кто такие непонятно, и мы снова приготовились к бою. Однако все обошлось. Дядька Петр вместе со своими казаками выехал вперед, о чем-то переговорил с предводителем неизвестного войска и вскоре вернулся назад.

  - Кто такие?

  Вопросительно кивнув в сторону уходящих всадников, спросил я Петра Афанасьевича.

  - Измаил-мурза, уорк хашимийцев, одного из черкесских племен. Тоже хотел это кочевье взять, но мы его опередили, он осознал, что ему здесь делать нечего и теперь возвращается к себе в аул.

  - Понятно.

  В общем-то, на этом, как таковой, боевой выход был окончен. Мы собрали не очень большую добычу, и взяли почти всех лошадей, которых набралось более четырех сотен голов. Кубанцы забрали себе овечьи отары, около сотни выживших членов рода Тукай, кибитки, повозки, имущество и волов. Все было проделано быстро, и смысла оставаться на берегу Куго-Еи больше не было. Моя ватага двинулась на север, а воины Петра повернули на северо-запад.

  - До встречи!

  Попрощался со мной дядька, когда наши отряды стали расходиться.

  - Бывай, Петр Афанасьевич! Жду в гости!

  Подняв вверх раскрытую правую ладонь, крикнул я и, ударив стременами по бокам провинившегося сегодня Будина, помчался догонять своих казаков.

Войско Донское. Черкасск. 23.02.1712.

  Алена подошла со спины. Двигалась она очень тихо и, наверное, думала, что для меня совершенно незаметно. Наивная женщина, я ее еще полминуты назад почувствовал, как только она на первую скрипучую ступеньку лестницы наступила, что на второй этаж ведет. В дополнение к этому ее выдавал легкий и приятный цветочно-травяной запах, которым была пропитана вся ее одежда.

  Не оборачиваясь, я спросил жену:

  - Любимая, что-то случилось?

  Весело рассмеявшись, и уже не пытаясь скрываться, Алена подошла к столу, за которым я работал, села на мои колени, и сказала:

  - Посыльный от твоего отца приезжал, напомнил, что через час Кондрат собирает сход. Ты должен на нем присутствовать.

  - Понятно.

  Про сход я знал, и уже неделю вместе с отцом к нему готовился. Левой рукой я отодвинул от себя листы бумаги, лежащие на столе, а правой обнял Алену за талию. В голове появились мыслишки, что за час вполне можно успеть посетить спальню, и я потянулся к губам моей любимой женщины. Но жена не была настроена на любовную игру. Она немного отодвинулась, взяла со стола один из моих корявых рисунков и, рассмотрев его, спросила:

  - А что это?

  Тяжко вздохнув, я ответил:

  - Схема парового двигателя, машины, которая должна облегчить труд человека.

  - Ты сам это придумал?

  - Нет. От купцов прослышал, что нечто подобное в Европе пытаются построить, и решил представить себе, как же это должно работать. Но, я вынужден признать, что у меня ничего не получилось. Возможность создания такой машины понимаю, а разобраться в ее устройстве не могу. К сожалению, я не технарь.

  Жена погладила меня по волосам, и произнесла:

  - Наверное, причина в другом, ты не хочешь этим заниматься, вот и все. Ты воин, и тебе нет нужды досконально знать состав металла, из которого выкован клинок, разящий твоих противников.

  - Пожалуй, ты права. Пока все спокойно, я пораскинул мозгами, и появилось четкое понимание того, что везде не успеть, и легче нанять профессионального изобретателя, который получит задачу и сам все сделает. Как говорится, каждый член общества должен заниматься своим делом, один работает, а другой руководит.

  - Наконец-то, ты это понял, а то в каждое дело лично лезешь, хотя можешь поручить исполнение друзьям, и они все сами решат. Всегда так было, что самый лучший и умный военачальник со своими близкими соратниками стоял над рядовыми воинами, купцами, ремесленниками, крестьянами и прочими людьми. Он давал защиту гражданам своего родного племени, а те, в свою очередь, признавали его власть, платили ему оброк и выполняли его приказы. Так было тысячи лет до нас и будет после, таков закон природы.

  - Не согласен, ибо так будет не всегда, милая. Грядет новая эпоха, в которой настоящим воинам и их потомкам будет отведена роль пушечного мяса. Деньги станут править миром, и уже сейчас необходимо думать о будущем, которое может принести нам очень много горя.

  - Ну, деньги у нас есть, - Алена улыбнулась. - И нам будет, что оставить своим детям. Особенно, если ты наши богатства приумножишь.

  - Девять тысяч рублей, которые у нас остались после всех растрат на крепость и обустройство поляков, это не так уж и много. Миллионы и миллиарды, такие суммы станут определять будущее. Хотя, может быть, и нет, ибо будущее не является чем-то неизменным и его вполне можно попробовать подправить.

  - Лют, ты снова говоришь как старый и умудренный жизнью дед, - жена взяла со стола еще один лист и, удивленно приподняв бровь, прочитала: - Там, вдали за рекой, засверкали огни, в небе ясном заря догорала. Сотня юных бойцов, из булавинских войск, на разведку в степь поскакала.

  - Неплохие стихи, правда? - спросил я.

  - Необычные. Не твои, случайно?

  - Нет, конечно, одного неизвестного поэта, которого сейчас нет на этой земле. Вот, думаю, что надо бы двинуть эту песню в народ. Сначала ватажникам своим напою, а дальше она сама свой путь найдет.

  Алена взяла еще один лист, и снова прочла вслух:

  - Приблизительная технология переработки сахарной свеклы. Промывка корнеплодов и измельчение в стружку. Получение диффузионного сока и его очищение. Затем уваривание, фильтрация и кристаллизация сахара. В конце, сушка и очищение продукта. - Моя вторая половина вернула бумагу на стол, и задумчиво сказала: - Ох, и странный ты человек Лют, но это я знала еще до нашей свадьбы, и все равно тебя люблю.

  Гладко выбритой щекой я потерся об ее щеку и, как бы, между прочим, произнес:

  - Милая, я тебя тоже люблю, однако никогда больше без разрешения не трогай мои записи. Договорились?

  - Да.

  Сделав вид, что обиделась, Алена встала, оправила ладно облегающее ее тело темно-зеленое платье и с очень независимым видом хотела направиться на выход. Но я привлек любимую к себе и, преодолевая ее сопротивление, крепко поцеловал в губы. Она резко отскочила, фыркнула, и вся серьезность с нее моментально слетела. Затем, раскрасневшаяся женушка ласково улыбнулась, шутливо погрозила мне пальцем, и вышла.

  Проводив Алену взглядом, я вернулся к своим бумагам, и сделал последнюю на сегодня запись-напоминание, поинтересоваться у наших и заезжих купцов, где бы можно было достать семена подсолнечника. Вроде бы, на Русь из Голландии эту масличную культуру еще Петр Первый завез, да и в Турции семена должны быть. Но пока знающих людей не спросишь, ничего точно об этом не узнаешь. На этом все, я собрал все бумаги вместе и спрятал их в запирающийся на ключ сундук. Пока, от этих бестолковых записок толку не очень много, но глядишь, придет время, и они пригодятся.

  Итак, пора выдвигаться. Я оделся, покинул свой дом и, вместе с двумя казаками, направился на майдан. Прошелся по улицам казачьей столицы и через пятнадцать минут находился в войсковой избе. Атаманский сход, который всегда проводится перед Большим Общевойсковым Сходом, уже начинался и, подобно другим приглашенным на него верным булавинцам, я без задержек прошел в кабинет Кондрата. Людей было немного, четыре начальника приказов, которые сели по левую сторону длинного стола, сам войсковой атаман во главе него, и четыре человека по правой стороне: полковник Лоскут, Григорий Банников, Максим Маноцкий, и я. Все основные фигуры \"булавинской\" партии, кто был рядом с Черкасском, в сборе.

  Отец, вставать не стал. Он дождался, пока мы расположимся вокруг него, и поприветствовал нас:

  - Здравия вам, атаманы-молодцы. - Мы ответили Кондрату тем же, то есть, пожелали здоровья, и он сказал: - Браты, через три дня Большой Сход, так что давайте, пока время есть, определимся, чего мы за минувший год достигли, и чего хотим достичь в этом, дабы не было такого, что один атаман со своими казаками кричит \"за\", а другой \"против\". Для начала, предлагаю послушать Максима Маноцкого, который с недавнего времени отвечает за связь между мной и нашими армиями, находящимися в Польше и на Кавказе.

  Маноцкий, большой и сильный мужчина, подобно Кондрату, не вставая с места, положил перед собой сильные руки и начал:

  - Про армии говорить особо нечего. Станислав Лещинский попросил у гетмана Мазепы временного перемирия, и тот его дал, ибо на него надавили посланники Швеции и Австрии. Поэтому боевые действия прекращены, татары еще по первому морозу вернулись к себе на полуостров, украинцы и запорожцы держат в осаде Дубно, а наши казаки и калмыцкие тысячи прикрывают их левый фланг. Речь Посполитая ослабла, верных союзников у нее нет, а казна пуста, так что по всему выходит, что война эта заканчивается и к лету армия Ефремова вернется домой. - Маноцкий прервался, прокашлялся и продолжил: - Что касательно Кавказа, то там после ухода орды царевича Даяра тоже затишье. Армия Кумшацкого по-прежнему стоят по Араксу и прикрывают наши завоевания. А дагестанские союзники после захвата Гюлистана повернули на Панах-Абад и Нахичевань, где против них стоит корпус Лютф Али-хана и местное ополчение. Все остальные персидские войска находятся возле столицы, которую спешно укрепляют. Гильзаи уже в Хоросане, Кермане и Белуджистане. Недавно они вышли к океану и теперь у португальских и английских торговцев покупают оружие, да к броску на Исфахан готовятся. Кроме них курды в Лорестане и Ираке бушуют, и арабские пираты в Фарсе. Так что, если сейчас на персов надавить, то конец их империи. Но нам ведь этого не надо?

  Максим посмотрел на батю и тот согласно кивнул.

  - Нет, конечно, не надо. Цели войны достигнуты. Астраханские купцы отомщены, за счет военной добычи Войско Донское поправило свое благосостояние, и мы получили Дербент и Баку, которые при мирных переговорах, в любом случае оставим за собой. Понятно, что будь у нас народонаселения больше, то мы бы все Каспийское побережье взяли, но людей нет, а добивать Персию, извечного врага нашего другого \"доброго\" соседа Турции, просто так, из злобы и бессмысленного стяжательства, резонов нет. Такого же мнения придерживается и командующий Каспийской армии Кумшацкий.

  - Тогда у меня все, сказать больше нечего.

  Маноцкий развел руками, а Кондрат посмотрел на начальника Посольского приказа Якова Кабана, чрезвычайно подвижного седоватого казака невысокого роста на вид лет пятидесяти.

  - Раз уж мы коснулись дипломатии, то послушаем, что Яков скажет.

  Начальник донских дипломатов, давний сотоварищ отца по боевым походам и прямой потомок войскового атамана Василия Кабана, профессиональный кондотьер, несколько лет воевавший в армии принца Евгения Савойского, и только год назад вернувшийся домой, хотел встать. Но при этом он неловко дернул левым плечом, которое у него было изуродовано картечью, остался в кресле и, поморщившись, доложился:

  - На данный момент в Черкасске три иностранных посольства, два из них на постоянной основе и одно только вчера приехало. С постоянными все ясно и никаких проблем не возникает, это русские и турки, которые ведут себя, как и положено приличным дипломатам, занимаются текущими делами и, понемногу, без наглости шпионят. А вот от вчерашних гостей сплошная головная боль. Приехал посланник молдавского господаря Дмитрия Кантемира, который минувшим летом бежал от гнева султана на Украину, его родственник по жене Смарагд Кантакузен с двумя десятками дворян, и сразу же попробовал вызвать на бой турецких посланников. Еле уняли этих дураков.

  - Нечего с ними чикаться, - бросил Кондрат. - Кантемир бежал из своей страны, значит власти лишен, и у нас, его люди находятся как частные лица, а не как полномочные послы. Полковник Лоскут, если посланцы бывшего (это слово было выделено особо) молдавского господаря снова попробуют драку учинить или какое иное непотребство, то без промедления забей их в колодки и вышли за пределы Войска.

  - Так и сделаю, - буркнул начальник Донской Тайной Канцелярии.

  - А вообще, чего они хотят? - отец снова обратился к Кабану.

  - Да, понятно чего, чтобы мы за Молдавию с Ахмедом сцепились. Дружба-братство, ай люли, ай люли, мы все православные, надо бить басурман, казаки точите сабли.

  - Этого не будет.

  - Я молдаванам так и сказал, но Кантакузен требуют предоставить ему возможность выступить перед казаками на Большом Общевойсковом Сходе. Отказать ему в этом нельзя.

  - Ну, пусть выступят, - согласился войсковой атаман и спросил Якова: - Как дипломат, что можешь сказать относительно мира с ляхами и персами?

  - Персы на переговоры не идут, слишком они заносчивы и былая слава им глаза застилает, поэтому насчет мира с ними говорить пока рано. А вот с Польшей мир хоть завтра заключить можем, но мимо Мазепы не проскочишь, так что ждем его первого шага.

  - Мы сможем с этого мирного договора что-то получить?

  - Вряд ли. Обещаний будет много, а на деле, скорее всего, все окажется пустышкой. И получается, что легче удовлетвориться тем, что мы взяли хорошую добычу и пленных, и ни на что не претендовать.

  - Так и поступим, - Кондрат согласился с дипломатом и обратился к своему брату Акиму: - Что у нас с финансами?

  Дядька Аким, приосанился, расправил плечи, и дал отчет:

  - Казна полна денег, хотя растраты были серьезными. И на вчерашний день, у нас в подвале имелось пять миллионов рублей самой разной серебряной и золотой монетой: абасси, талеры, ефимки, гинеи, дирхемы и динары.

  Все собравшиеся на сход атаманы удивленно посмотрели на Акима, никто таких цифр не ожидал, хотя Кондрат, конечно же, был в курсе, как у Войска обстоят дела в финансовом плане.

  - Дай краткий расклад, что и откуда взялось и куда ушло, - сказал отец.

  Аким достал небольшую книжицу, вроде блокнота или ежедневника, и неспешно начал зачитывать свои записи:

  - Сначала по доходам. Налоги, торговые сборы, рыболовство по Дону и рекам, войсковые солеварни и заводы в Богатом Ключе дали Войску Донскому семьсот тысяч рублей чистой прибыли. Поход на Речь Посполитую принес еще миллион, и это цифра не окончательная. А из Каспийской армии в прошлом году, прибыло пять миллионов. Итого получено шесть миллионов семьсот тысяч рублей. Дальше расходы. На строительство городков, заводов, перестройку столицы и возведение нескольких каменных церквей потрачено восемьсот тысяч рублей. Перевооружение и содержание армий и пограничных частей это еще полмиллиона. Траты на переселенцев сто тысяч. И триста тысяч ушли на общие войсковые расходы, помощь сиротам, небольшие пожертвования церковным священнослужителям, организацию праздников и так далее.

  Вновь атаманы удивленно поохали, и настал черед доложиться начальнику Промышленного приказа.

  - Илья Григорьевич, что у тебя?

  Отец посмотрел на своего друга, который в \"реальности Богданова\" сдал его с потрохами, а потом сгинул в пыточной камере Преображенского приказа. Тот, окинул своим цыганским взглядом атаманов и, как обычно, начал с жалоб на тяжелое положение своей отрасли:

  - У меня не все так радужно, как бы мне того хотелось. Имеется чугунолитейный завод, но не хватает сырья, которое приходится везти из России. Есть оружейный завод, но из-за нехватки мастеров, станков и опять же качественного сырья, он работает не в полную силу. Другая проблема - пороховые заводы, которым не хватает селитры. А еще...

  - Остановись Илья Григорьевич, - осадил Зерщикова войсковой атаман. - Про беды твои мы знаем, и как тебе нелегко приходится, осознаем. Но и ты понимать должен, что мы получили независимость всего три года назад, заводы поставлены относительно недавно, а проблема поставки сырья была ожидаема и она решается. Давай по факту, что у тебя сейчас имеется, и сколько чего произвел, а про все остальное поговорим немного позже.

  Зерщиков нахмурился, видимо, рассчитывал толкнуть длинную речь, но возражать отцу не стал и, подобно Акиму Булавину, достав книжку-ежедневник, начал зачитывать:

  - Сейчас Войско имеет следующие заводы: чугунолитейный, оружейный, суконный, полотняный, три пороховых и десять селитреных. Общее количество рабочих на них: семь с половиной тысяч человек. За истекший год произведено следующее количество оружия: пять мортир, двадцать пушек, пять тысяч ружей, две тысячи кавалерийский карабинов, полторы тысячи пистолей, две тысячи сабель и пять тысяч ручных бомб. Суконный и полотняный заводы только начали работу и не дали ничего, а пороховщики выдали первые четыреста пудов пороха.

  - Неплохо. - Кондрат взглянул на меня, на Банникова, Лоскута и Игната Некрасова. Нам докладывать об успехах нужды не было, Зерщиков был последним докладчиком, и батя перешел ко второй части нашего схода. - Теперь давайте, атаманы, подумаем, что от этого Общевойскового Схода мы должны добиться. Кто выскажется и внесет дельное замечание?

  Первым, неожиданно для всех, решил сказать свое слово дядька Аким:

  - У меня несколько предложений, но главных два. Первое, необходимо учредить Торговый приказ, который бы взял на себя всю торговлю в Войске и за его пределами. Пока мы обходились сбытом соли, рыбы, хабара, поступавшего из действующих армий, и излишков старого оружия, через частных торговцев, но это убыточно и лишает нас около трети навара. Кроме того, мы понесли колоссальные убытки оттого, что не смогли вовремя договориться с дагестанцами, которые всю свою огромную добычу сбывают в Астрахани за четверть цены, и этим приносят прибыль поволжским купцам, а не нам. Совершенно ясно, что в этом году с нового приказа пользы будет не очень много. Однако это задел на годы вперед, и без такого учреждения нам никак не обойтись.

  - Кто \"за\"? - спросил Кондрат.

  С Акимом согласились все, и он продолжил:

  - И второе мое предложение к Большому Сходу - это создание фискальной службы, которая бы подчинялась Финансовому приказу и могла контролировать поступление в войсковую казну денежных средств. Среди многих станичных и городских атаманов процветает кумовство, и из-за этого Войско не дополучает налоговый сбор. Кроме того, - Аким помедлил и, пристукнул кулаком по столу, - мне достоверно известно, что часть добытых нашими войсками трофеев продана налево, и казна потеряла на этом столько же, сколько и получила.

  - Да ну!? - Возмутился Маноцкий. - Не может того быть!

  - Это правда.

  Акима поддержал Игнат Некрасов, слово которого под сомнение никто не мог поставить.

  - И кто виноват в утаивании трофеев?

  Поинтересовался Кондрат у Некрасова, и глаза его недобро прищурились.

  - Почти все полковники и оба командарма. Наказывать казаков без разбора нельзя, в сложившейся ситуации мы сами виноваты. Допустили, что боевые армии действуют сами по себе и по этой причине утеряли контроль за войсками.

  - Господин полковник, - отец посмотрел на Лоскута, - а ты куда смотрел?

  - Куда надо, туда и смотрел, - огрызнулся старик. - У меня людей не хватает. В Каспийской армии всего двадцать человек, которые занимаются тем, что шпионов и подсылов ловят, да у Ефремова пятнадцать. Разведчиков при этом считать нельзя, не их это обязанность своих братьев казаков за руку хватать. А так-то, что тут сделаешь? Ну, объявил ты, что отныне девять десятых добычи идет в войсковую казну, а толку с этого? Казаки посмотрели, контроля нет, и давай, как в старые времена, хабар половинить. Значит, надо саму войсковую систему менять, и создавать постоянный контролирующий армию приказ, который за всеми делами в полках проследит, или же придется оставить все как есть. Давно об этом говорим, так давай на ближайшем Большом Сходе это и решим.

  - В общем, так, - выслушав Лоскута, войсковой атаман обвел взглядом своих подручных, - считаю, что начальник Тайной Канцелярии прав, и Дону нужен Военный приказ, который станет все регулярные и вспомогательные войска контролировать. Кто \"за\"?

  Снова атаманы и полковники единогласно согласились с Кондратом. Затем проголосовали за то, что новым приказом должен руководить Маноцкий, который должен навести в казацких армиях порядок. А только лишь после этого было проведено голосование за создание фискальной службы, которая была обязана контролировать поступления в казну, но не имела права соваться в боевые полки и соединения.

  После трех голосований подряд, на секунду, в кабинете Кондрата повисла тишина, и в нее вклинился вкрадчивый голос Зерщикова:

  - Раз пошел разговор о предложениях и замечаниях, то позвольте и мне высказаться. - Он посмотрел на Кондрата, дождался его согласного кивка, и продолжил свою речь: - Как и у начальника Финансового приказа у меня накопилось немало дельных проектов, но самый важный и неотложный на данный момент только один. Как я уже говорил, главные наши проблемы это нехватка ресурсов и недостаточная техническая оснащенность донских заводов. Для того чтобы эти проблемы снять, мне требуется полная самостоятельность в деле геологической разведки в районе Дербента и Баку. Кроме того, на территории Азербайджана находилось три оружейных завода, а так же многочисленные шелкопрядные мануфактуры, текстильные цеха и мастерские по производству красок. Все это необходимо перетащить на Дон или в Дербент, и потому я хочу попросить у Схода полномочий о назначении меня временным ревизором всех завоеванных на Кавказе территорий сроком на один год.

   \"Хитер, Илья Григорьевич, - машинально отметил я для себя. - Наверняка, хочет с этого назначения себе заводик-другой на Дону поставить. Однако, как же он будет совмещать должность начальника Промышленного приказа и перевозку оборудования из Азербайджана на территорию Войска? Непонятно\".

  Вторя моим мыслям, Кондрат, для которого слова Зерщикова не были неожиданностью, задал резонный вопрос:

  - Илья, но ты ведь не сможешь разорваться на две половинки и быть в двух местах одновременно. Зачем тебе становиться ревизором-трофейщиком, если ты будешь большую часть своего времени на Дону находиться?

  - Главное, полномочия, - Зерщиков хитро улыбнулся - ваша поддержка и разрешение казаков. А кого послать в Азербайджан я найду.

  - Говори кого, и тогда будем думать.

  - Племянника моего Афанасия Щербину и... - Илья Григорьевич помедлил, - сына твоего Никифора. Парни молодые, так что быстро разберутся, что к чему.

  - В том-то и дело, что молодые, - засомневался Кондрат.

  - А мы им опытных наставников дадим и мастеров тульских, которые понимают, для чего та или иная железка предназначена.

  - Ну, только если так. Голосуем.

  Единогласное \"за\". Предложение-просьбу Зерщикова поддержали. И вроде бы, можно было заканчивать сход булавинских соратников-подельников, все же третий час без перерыва сидим. Но все только начиналось. Кабан хотел послать зимовые станицы (посольства) в Москву и Стамбул. Банников просил увеличить жалованье казакам регулярных полков и пограничных сотен. Судье Чести Игнату Некрасову не хватало одной сотни бойцов для контроля всей территории Войска, а Лоскут просил выделить дополнительные ассигнования на нужды Тайной Канцелярии. Споры, разговоры. И на обсуждение этих вопросов было потрачено еще два часа. А когда большинство предложений к Общевойсковому Сходу, который должен был их окончательно одобрить, решили положительно, снова слово взял Кондрат.

  - Други, понимаю, что вы уже устали, и на дворе темная ночь. Но остался последний вопрос, который нам предстоит обсудить. Это административная реформа всех земель Войска Донского. В прошлом году это обсуждалось три раза, и каждый раз мы не могли придти к общему мнению, нужно это или нет. Я говорю, что данная реформа просто необходима, и прошу в этом деле вашей поддержки.

  - Лично я, против, - высказался Некрасов, - так как это увеличит коррупцию на местах. Казаки едины и разделение нам не нужно. Каждый, даже самый захудалый казачок, может приехать в Черкасск и обратиться к тебе напрямую, а с созданием округов войсковой атаман ставит между собой и обществом препону.

  - Не согласен я с тобой, Игнат, - в разговор вступил Маноцкий. - Вот разумный ты человек, но в этом случае ошибаешься. Нужны округа, ибо за нами теперь не сто пятьдесят-двести тысяч казачьего народа, а более семисот тысяч человек, если Дербент и Баку считать. И ради того, чтобы решить мелкий спор с соседом за лошадь, казаки не помчатся с Кавказа на Дон к войсковому атаману.

  - Правильно, - парировал Некрасов, - для этого имеется станичный атаман.

  - Ладно, пример неудачен, но по округам гораздо легче проводить сбор войск, налогов и работников.

  - Просто работать надо лучше, вот и все. А дробить Войско на территориальные единицы, которые уж больно российские губернии и уезды напоминают, не дело. - Судья Чести посмотрел на Кондрата: - Впрочем, ты все равно поступишь так, как решил, и свою реформу на Сходе продавишь, так хотя бы расскажи, на сколько округов будет поделено Войско.

  Отец встал, подошел к карте на стене и, размяв затекшие ноги, объяснил и показал, как он видит будущее административное деление Войска Донского:

  - Всего, будет тринадцать округов: Черкасский, Богатоключевской, Миусский, Бахмутский, Донецкий, Усть-Медведицкий, Нижнечирской, Верхнечирской, Раздорский, Сальский, Калмыцкий, Дербентский и Бакинский. В каждом округе все останется как прежде, станицы, городки и выборная власть. Но один городок будет назначен окружной столицей и в нем станет сидеть атаман, отвечающий за весь район. Он же и будет отстаивать интересы своего округа на Большом Общевойсковом Сходе.

  - Возможно, что я ошибаюсь, и время покажет, что прав именно ты Кондрат. А сейчас мое слово - нет!

  Подытожил Некрасов.

  Что же насчет остальных участников, то они отца поддержали, и на этом атаманский сход был окончен. Булавинцы разошлись, а батя, закурив трубочку, с наслаждением, выдохнул табачный дымок и, довольно посмотрев на меня, произнес:

  - Вот как мы, все красиво сделали.

  - Мое дело сторона, я только наблюдал, а сход ты провел.

  - Не прибедняйся. Мы с тобой по каждому вопросу, особенно по округам, много спорили, и благодаря этому все в голове уложилось именно так, как нужно.

  - Теперь бы не облажаться, и совсем хорошо будет.

  - Затея достойная, так что, хоть и не без сложностей, но дело пойдет. Поначалу, казаки округам будут удивляться, а некоторые, как Игнат, даже возмутятся, но пройдет лет пять, и они привыкнут.

  - Бать, вопрос можно?

  - Конечно.

  - А насчет того, чтобы меня на Кавказ представителем ревизора отправить, вы с Зерщиковым заранее все решили?

  - Да. Переселенцы из Польши заканчиваются, еще один обоз послезавтра прибудет, рассортируешь людей и освободишься. Вот я и решил после этого тебя к Илье Зерщикову пристроить, а он предложил вариант с Кавказом.

  - Ясно, - я встал. - Пойду, наверное.

  - Давай, до завтра.

  Выйдя из войсковой избы на майдан, я огляделся. Все как обычно, рядом с крыльцом пара моих ватажников стоит, и с ними вместе, вот сюрприз, князь Александр Бекович-Черкасский.

  - О-о-о, поручик, - искренне обрадовался я русско-черкесскому князю. - Откуда ты?

  - Из Москвы, - ответил он. - Только я теперь не поручик, а капитан.

  - Поздравляю. Письмо привез?

  - Да.

  - Ну, пойдем ко мне домой, там и разберемся, что к чему.

  В сопровождении верных ватажников мы двинулись по темным заснеженным улочкам Черкасска к моему логову. Бекович про письмо не вспоминал и, никуда не торопясь, делился московскими новостями. Значит, в послании Алексея Второго, который, наверняка, давал князю Александру некоторые устные инструкции, ничего серьезного и срочного нет, и выходит, что час возмездия церковникам еще не наступил.

Эпилог.

     Войско Донское. Черкасск. 07.03.1712.



  Большой Сход Войска Донского прошел именно так, как он и должен был пройти, то есть, по плану Кондрата и его товарищей. Все реформы и предложения булавинских атаманов и полковников, казаками, которые представляли свои станицы и городки, были приняты без всяких условий и поправок. Затем, выступили посланцы бывшего молдавского господаря Дмитрия Кантемира, просившие донцов вмешаться во внутренние дела Османской империи, и помочь их повелителю вернуть свой трон. Казаки ответили отказом, ибо Турция на данный момент для нас вполне добрый сосед и торговый партнер, который нам не по зубам, а прижимистый господарь Молдавии не одну казацкую ватагу, которая у него служила, на деньги прокидал, так что веры ему не было.

  На такой вот минорной ноте, Большой Сход был окончен, и меня с ватажниками завертели дела прежние и новые. Старые, то есть сортировку пленных ляхов, уладили быстро, а новые только предстояло разгрести, и уже завтра мне снова придется покинуть родные места и отправиться в путь-дорогу. Вместе с племянником Ильи Григорьевича Зерщикова, моим ровесником Афанасием Щербиной, и тремя десятками казаков, я направлюсь в Дербент. Но это все будет только завтра, а сегодня, отправив жену в Булавинск и, собрав походные сумки, я сижу у окна своего кабинета, куда перетащил рабочий стол, и смотрю на двор, где Иван Черкес и князь Бекович-Черкасский затеяли между собой потешный бой. На душе какая-то тихая грусть и я размышляю о прошлом, настоящем и будущем. Как там, у Герцена книжка называлась, кажется, \"Былое и Думы\"? Вот и у меня примерно тоже самое, накатила легкая хандра, и чтобы от нее избавиться, необходимо чем-то отвлечься, перебрать некоторые свои мыслишки и подвести общий итог своей жизни.

  С того момента, как из сплава двух разумов на белый свет появилась моя личность, минуло почти шесть лет. За это время я многому научился, чего-то достиг, занял свою нишу в жизни казачьего общества Войска Донского, имею более или менее четкие планы на ближайшие годы и, не прилагая сверхусилий, изменил историю всего мира. При этом изменения таковы, что попади в нынешний 1712-й год еще один человек из \"реальности Богданова\", он бы заметил их сразу.

  Самые явные изменения, произошли, конечно же, в России и вблизи ее границ. Во-первых, окончена Северная Война, и продолжают жить десятки тысяч людей, которые должны были умереть. Не состоялся позорный для русского оружия Прутский поход, и ведомая новым государем Российская империя, открыв незапертую дверь, расширяется на восток, а не пытается рубить окна в Европу. Во-вторых, обрели независимость Украина, Дон и Астрахань, которые оказались на удивление, жизнестойкими государственными образованиями, и смогли выдержать три войны с сильными соседями. И не просто отбиться, а еще и прирасти добром и территориями, что является серьезным показателем, кто есть кто, и что он может.

  Ну, эти отличия от \"реальности Богданова\" заметны даже тому, кто никогда не интересовался историей, а просто исправно посещал школьные уроки и иногда смотрел кинофильмы на соответствующую тему. А помимо них имеется много таких, значение которых поймет только профессионал или же дотошный любитель.

  Как пример, можно посмотреть на Персидское государство, которое в свое время пережило кровавую войну с племенами афганцев, и смогло вновь подняться с колен. Но за счет чего произошло это возрождение? На мой взгляд, за счет того, что династия Сефевидов смогла опереться на богатый Азербайджан, прикаспийские города и Ирак. В нынешней реальности, этой опоры уже нет, а афганцы, курды и дагестанцы действуют одновременно, и даже если древняя империя устоит, то никогда уже она не будет гегемоном региона, на это народам Персии просто не хватит сил.

  Или другой пример, более наглядный и доступный для русских интеллигентов, которые историю Европы, порой, знают гораздо лучше, чем прошлое своей собственной семьи и родного государства. В связи с досрочным окончанием Северной Войны, раздираемая войнами за Испанское Наследство, Европа получила на свою многострадальную землю еще одну армию и еще одного полководца. Разумеется, я говорю про шведов и их короля Карла Двенадцатого, который на данный момент контролирует треть германских земель, на достигнутом останавливаться не собирается, и совсем недавно разгромил Бранденбург. При этом в ходе сражения погиб, так и не ставший великим королем Пруссии и собирателем германских земель, курфюрст Фридрих Вильгельм. И получается, что мир не увидит подвигов его, так и не зачатого, сына Фридриха, прозванного Великим? Да, все так и есть. Наверное, расцвет Прусского королевства, по крайней мере, такой, какой был в \"реальности Богданова\", отменяется, а данное событие, по цепочке причинно-следственных связей, влечет за собой многие другие.

  И это всего лишь пара примеров, а сколько всего изменений в мире повлекло за собой удачное восстание донских казаков, так просто и не сосчитаешь. Точно так же нельзя просчитать конечный итог всех событий. Да и надо ли это делать? Может быть, кому-то и надо, но только не мне, ибо я живу новой жизнью, и лично меня реальность дня сегодняшнего устраивает полностью, а проблемы и вопросы решаются по мере их поступления. Ну, а что, отчего и почему, время само покажет, а профессиональные историки на службе государства распишут и обоснуют все именно так, как это будет нужно их кураторам из правительственных структур. Для меня, такого, каков я сейчас есть, это все не важно. Главное, что я люблю, любим, и верно служу своему обществу, что по само по себе перевешивает любые мировые события. Правда, имеется ряд проблем, которые рано или поздно придется решать, и вокруг постоянно убийцы рыщут. Но мне на них плевать, так как умереть я собираюсь не от ножа или пули наемного киллера, а от старости, в окружении многочисленных внуков, оставшись в их памяти, великим и легендарным войсковым атаманом.



Конец Второй Книги.