Лессинг Готхольд-Эфраим
Минна фон Барнхельм, или солдатское счастье
Готхольд-Эфраим Лессинг
Минна фон Барнхельм, или солдатское счастье
Комедия в пяти действиях
Действующие лица
Фон Телльхейм, майор в отставке.
Минна фон Барнхельм.
Граф фон Брухзаль, ее дядя.
Франциска, ее горничная.
Юст, слуга майора.
Пауль Вернер, бывший вахмистр майора.
Хозяин.
Дама в трауре.
Фельдъегерь.
Рикко де ля Марлиньер.
Действие попеременно разыгрывается в зале гостиницы и в одной из
прилегающих к ней комнат.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Явление первое
Юст (забился в угол, дремлет и бормочет во сне). Ну и негодяй хозяин! Ты - нас?.. А ну-ка, брат!.. Бей его, брат! (Замахивается во сне и просыпается от этого движения.) Скажи-ка, опять! Стоит мне вздремнуть, как я уже молочу его кулаками. Хоть бы половина всех этих ударов досталась ему наяву! А ведь уже день! Надо поскорее разыскать моего бедного барина. Будь на то моя воля, он не переступил бы больше порог этого проклятого дома. Где-то он провел ночь?
Явление второе
Хозяин гостиницы, Юст.
Хозяин. Доброе утро, господин Юст! Доброе утро! Ох, так рано уже на ногах? Или, лучше сказать, - так поздно еще на ногах?
Юст. Говорите, как хотите.
Хозяин. Я сказал только \"доброе утро\". За это господин Юст мог бы поблагодарить меня.
Юст. Покорнейше благодарю.
Хозяин. Кто не почивал как следует, тот зол на весь мир. Бьюсь об заклад, господин майор не вернулся домой, а вы здесь поджидали его.
Юст. Попали пальцем в небо.
Хозяин. Это только догадка, догадка...
Юст (поворачивается, хочет уйти). Ваш слуга!
Хозяин (удерживает его). Да нет же, господин Юст.
Юст. Хорошо, пусть не ваш слуга.
Хозяин. Эх, господин Юст, ведь не может того быть, чтобы вы все еще сердились со вчерашнего дня? Кто же и назавтра продолжает гневаться?
Юст. Я. И не один еще день буду гневаться.
Хозяин. Разве это по-христиански?
Юст. А это по-христиански - вытолкать из дома, выбросить на улицу честного человека, если он не может сразу же заплатить по счету?
Хозяин. Тьфу! Кто же это ведет себя так безбожно?
Юст. Один христианин - хозяин гостиницы. Моего барина! Такого человека! Такого офицера!
Хозяин. И это я, говорите вы, вытолкал его из дома? Выбросил на улицу? Но я слишком почитаю офицеров и слишком сочувствую офицерам в отставке, чтобы позволить себе это. Я переселил его в другую комнату по необходимости. Не думайте больше об этом, господин Юст. (Кричит за кулисы.) Эй! - Сейчас я все это улажу!
Входит Слуга.
Принеси рюмку... Господину Юсту хочется выпить. Да чего-нибудь получше.
Юст. Не трудитесь, хозяин. Пусть та капля превратится в яд... Да нет, не буду лучше клясться натощак, ведь я еще трезвый.
Хозяин (слуге, принесшему бутылку ликеру и рюмку). Подай сюда, иди. Ну, господин Юст, превосходнейшая вещь! Крепкая, приятная, полезная для здоровья! (Наполняет рюмку и подает Юсту.) Сразу взбодрит ваш отощавший желудок.
Юст. Эх, не следовало бы мне пить. Но с какой стати я буду платиться своим здоровьем за его грубость? (Берет рюмку и пьет.)
Хозяин. Ваше здоровье, господин Юст.
Юст (возвращая рюмку). Недурно! И все-таки вы, хозяин, грубиян!
Хозяин. Да нет же, нет же! Вот скорей - еще рюмочку. На одной ноге не стоят.
Юст (пьет). Поневоле скажешь: хорошее винцо, очень хорошее! Собственного изделия, господин хозяин?
Хозяин. Да что вы! Настоящий данцигский ликер! Настоящий доппельлакс!
Юст. Видите, хозяин: умей я кривить душой, уж я покривил бы из-за этого винца. Но не могу. У меня что на уме, то на языке: вы все-таки грубиян, хозяин!
Хозяин. За всю мою жизнь ни одна живая душа не обзывала меня так. Еще рюмочку, господин Юст. Бог троицу любит.
Юст. Что же, выпьем! (Пьет.) Эх, благодать! Но и в правде - тоже благодать. Вы все-таки грубиян, хозяин.
Хозяин. Разве я так вот слушал бы вас, будь я и в самом деле грубиян?
Юст. Ну, разумеется! Ведь у грубиянов толстая кожа.
Хозяин. Не хотите ли пропустить еще одну? Дом строится о четырех углах.
Юст. Нет, что лишнее, то лишнее. Да и вам какая от этого польза, хозяин? Опорожни я до последней капли эту бутылку, я бы все-таки стоял на своем. Тьфу, хозяин! У вас такое доброе винцо - и такие дурные обычаи. Это моего-то барина, который так долго прожил у вас... у которого вы уже вытянули не один добрый талер, а он за всю жизнь никому не задолжал и геллера... и такого-то человека вы в его отсутствие выселяете из комнаты! Оттого, видите ли, что он неаккуратно платил каких-нибудь два месяца да не мог расходовать так много, как прежде!
Хозяин. Но если комната была мне крайне нужна? Если я знал, что господин майор и сам, по собственной воле освободил бы комнату? Только что долго было его дожидаться... Разве я мог допустить, чтобы приезжая особа повернула от моих дверей? Разве я мог добровольно бросить такой барыш прямо в пасть хозяину другой гостиницы? Да и трудно даже поверить, чтобы дама нашла где-нибудь пристанище. Все гостиницы теперь битком набиты. Разве можно было оставить такую красивую, приятную молодую даму на улице? Для этого ваш барин слишком учтив. И какой ему от этого убыток? Разве я не приготовил ему другую комнату?
Юст. Да, на задворках, у голубятни, с видом на стену соседнего дома.
Хозяин. Вид был великолепный, пока этот головорез сосед не застроил его. А комната ведь премилая... Оклеена обоями...
Юст. Была оклеена!
Хозяин. Что вы! Одна стена и теперь еще в обоях. И ваша каморка тут же, рядышком, господин Юст. Чего нехватает этой каморке? Даже камин в ней есть. Правда, зимой он дымит...
Юст. Но зато летом в полной исправности... Хозяин, сдается мне, что вы же еще и глумитесь над нами?
Хозяин. Что вы, что вы, господин Юст! Господин Юст!..
Юст. Не дразните господина Юста. Как бы он...
Хозяин. Я дразню вас? Да это все - данцигский ликер!
Юст. Такого офицера, как мой барин! Или вы полагаете, что офицер в отставке уже не офицер? Что он не может переломать вам ребра? Отчего это вы так лебезили перед нами во время войны, господа трактирщики? Отчего тогда каждый офицер был для вас достойный человек, каждый солдат - честный, бравый парень? А чуть отведали мирной жизни - уже нос кверху!
Хозяин. Что вы так горячитесь, господин Юст?
Юст. Я буду горячиться.
Явление третье
Фон Телльхейм, Хозяин, Юст.
Фон Телльхейм (входя). Юст!
Юст (думая, что его окликает хозяин). Юст? Что мы с вами - детей крестили?
Фон Телльхейм. Юст!
Юст. Сдается мне, что я для вас - господин Юст.
Хозяин (увидев майора). Т-сс, т-сс, господин, господин, господин Юст!\" Оглянитесь! Ваш барин.
Фон Телльхейм. Юст, ты, кажется, ссоришься? А что я тебе приказал?
Хозяин. О ваша милость! Ссориться! Боже сохрани! Чтобы ваш покорнейший слуга стал ссориться - и с кем? С человеком, который имеет счастье служить вам?
Юст. Руки чешутся съездить по спине эту льстивую собаку.
Хозяин. Господин Юст заступается, правда, за своего барина и слегка горячится. Но он прав. И я ценю его еще больше. Я люблю его за это.
Юст. Дать бы ему по зубам!
Хозяин. Жаль только, что он горячится понапрасну. Я ведь совершенно уверен что не впаду в немилость у вашей милости оттого, что... нужда... заставила...
Фон Телльхейм. Довольно, сударь! Я вам задолжал, вы в мое отсутствие выставили мои вещи из комнаты. Вам надо уплатить; а я должен найти себе приют в другом месте. Очень просто!
Хозяин. В другом месте? Вы хотите переехать, сударь? О, несчастный я человек! Погибший человек! Нет, никогда! Пусть уж лучше дама освободит помещение. Господин майор не может, не хочет уступить ей комнату; это его комната. Пусть она уезжает; я не могу ей помочь... Иду, сударь...
Фон Телльхейм. Дружище, хватит и одной глупости. Дама должна остаться в этой комнате...
Хозяин. И ваша милость могли подумать, что я из недоверия... из боязни за свои деньги... Будто я не знал, что ваша милость может заплатить мне, как только вздумает!.. Запечатанный кошелек с надписью: \"Пятьсот талеров в луидорах\", который ваша милость оставили в ящике конторки, хранится в верных руках...
Фон Телльхейм. Надеюсь, как и все остальные мои вещи. Вы выдадите их Юсту, когда он заплатит по счету.
Хозяин. Право, я страшно испугался, когда нашел кошелек. Я всегда считал вашу милость человеком аккуратным, осмотрительным, который никогда не расходует своих денег до последнего. Но все же... если бы я предполагал, что в конторке лежат наличные деньги...
Фон Телльхейм. Вы обошлись бы со мною учтивее. Понимаю... Идите, хозяин... оставьте меня. Мне нужно поговорить с моим слугой,
Хозяин, Но, сударь!
Фон Телльхейм. Идем, Юст, господин хозяин не желает, чтобы я давал тебе распоряжения в его доме.
Хозяин. Ухожу, сударь. Весь мой дом к вашим услугам.
Явление четвертое
Фон Телльхейм, Юст.
Юст (топает ногами и плюет вслед хозяину). Тьфу!
Фон Телльхейм. Что с тобой?
Юст. Я задыхаюсь от злобы.
Фон Телльхейм. Как бы тебя удар не хватил!
Юст. А вы, сударь, я просто вас не узнаю больше! Умереть мне на этом месте, если вы не стали чуть что не покровителем этого коварного бездушного плута! Пусть меня повесят, колесуют, я... я... задушил бы его вот этими руками... растерзал бы его вот этими зубами...
Фон Телльхейм. Животное!
Юст. Лучше животное, чем такой вот человек, с позволения сказать!
Фон Телльхейм. Чего же ты, однако, хочешь?
Юст. Я хочу, чтобы вы почувствовали, как сильно вас оскорбили.
Фон Телльхейм. А потом?
Юст. Чтобы вы отомстили за себя... Да нет! Для вас это слишком ничтожная личность...
Фон Телльхейм. Чтоб я, значит, поручил отомстить за меня тебе? Я так и порешил с самого начала... Чтобы он меня не видел больше, а деньги по счету получил из твоих рук. Я знаю, ты с достаточно презрительным видом умеешь швырнуть полную пригоршню денег...
Юст. Вот как? Хороша месть!
Фон Телльхейм. Но все это - потом. Пока у меня нет ни геллера наличными. И я не знаю, как мне раздобыть денег.
Юст. Ни геллера наличными? А что за кошелек - пятьсот талеров - хозяин нашел в вашей конторке?
Фон Телльхейм. Эти деньги отданы мне на сохранение.
Юст. Не те ли это сто пистолей, что принес недель пять тому назад ваш бывший вахмистр?
Фон Телльхейм. Те самые. Это деньги Пауля Вернера. А что?
Юст. И вы еще не истратили их? Барин, этими деньгами вы можете распорядиться, как хотите. Сам готов держать ответ.
Фон Телльхейм. В самом деле?
Юст. Вернер слышал от меня, что главное военное казначейство тянет с уплатой денег, причитающихся вам. Он слышал от меня...
Фон Телльхейм. Что я впал бы в нищету, если бы уже и без того не был нищим. Я очень тебе обязан, Юст. И это известие заставило Вернера поделиться со мною своими скудными средствами? Ну, я рад, что отгадал это. Послушай, Юст. Приготовь и ты мне свой счет; нам надо расстаться.
Юст. Что? Как?
Фон Телльхейм. Молчи, кто-то идет.
Явление пятое
Дама в трауре, фон Телльхейм, Юст.
Дама. Прошу прощения, сударь.
Фон Телльхейм. Кого вы ищете, сударыня?
Дама. Как раз того достойного человека, с которым я имею честь разговаривать. Вы не узнаете меня? Я вдова вашего бывшего штаб-ротмистра.
Фон Телльхейм. Боже мой, сударыня! Как вы изменились!
Дама. Я только что оправилась от болезни, постигшей меня после моей горестной утраты. Я вынуждена, несмотря на ранний час, побеспокоить вас, господин майор. Я еду в деревню, где одна сострадательная и тоже несчастная приятельница предложила мне приют на первое время.
Фон Телльхейм (Юсту). Иди, оставь нас одних.
Явление шестое
Дама, фон Телльхейм.
Фон Телльхейм. Будьте откровенны, сударыня. Передо мною вам не приходится стесняться вашего несчастья, Чем я могу вам помочь?
Дама. Господин майор...
Фон Телльхейм. Как я сочувствую вам, сударыня. Чем могу служить вам? Вы знаете, что ваш супруг был моим другом; моим другом, говорю я. Редко кого я называл этим словом.
Дама. Кто лучше меня знает, как достойны вы были его дружбы, как он был достоин вашей! Вы были бы его последней мыслью, ваше имя - последним звуком, произнесенным его устами перед смертью... если бы природа не предоставила эту печальную привилегию его несчастному сыну, его несчастной жене...
Фон Телльхейм. Перестаньте, сударыня. Хотелось бы и мне плакать вместе с вами, но сегодня у меня нет слез. Пощадите меня! Вы пришли ко мне в такую минуту, когда я легко мог бы поддаться соблазну и возроптать на провидение. О мой честный Марлоф! Приказывайте скорее, сударыня! Если я могу быть вам полезным, если я тот, который...
Дама. Я не могу уехать, не исполнив его последней воли. Незадолго до своей кончины он вспомнил, что умирает вашим должником, и взял с меня клятву, что я заплачу этот долг, как только у меня будут деньги. Я продала его вещи и приехала, чтобы вернуть этот долг.
Фон Телльхейм. Как, сударыня? И для этого вы приехали?
Дама. Да, для этого. Разрешите отсчитать вам деньги!
Фон Телльхейм. Нет, нет, сударыня! Марлоф был должен мне? Едва ли это возможно! Посмотрим. (Вынимает записную книжку и начинает искать.) Ничего не нахожу.
Дама. Вы, наверное, куда-нибудь засунули его расписку, но расписка не имеет никакого значения. Разрешите...
Фон Телльхейм. Нет, сударыня, такие вещи я не имею обыкновения терять. Если расписки нет, это значит, что ее никогда не было или же что долг погашен и расписка возвращена.
Дама. Господин майор!
Фон Телльхейм. Да, сударыня. Марлоф ничего мне не должен. Да я что-то и не припомню, чтобы он когда-либо занимал у меня, Да, да, именно так, сударыня. Скорее я остался его должником. Мне никогда не удавалось отплатить человеку, который шесть лет делил со мной счастье и невзгоды, честь и опасность. Я не забуду, что у него остался сын. Он будет мне сыном, как только я смогу быть ему отцом. Затруднительное положение, в котором я сам нахожусь теперь...
Дама. Вы великодушны, сударь! Но и меня не ставьте слишком низко. Возьмите эти деньги, господин майор. И я по крайней мере успокоюсь...
Фон Телльхейм. Что вам еще нужно для вашего спокойствия, кроме заверения, что мне эти деньги не принадлежат? Или вы хотите, чтобы я обобрал малолетнего сироту моего друга? Чтоб обобрал его, сударыня? Ведь это была бы кража в полном смысле слова. Ему принадлежат эти деньги. Для него вы и сберегите их.
Дама. Я понимаю вас; простите меня, если я еще не умею как должно принимать благодеяния. Но вы-то, откуда вы знаете, что ради сына мать делает то, чего она никогда не сделала бы для спасения собственной жизни? Я ухожу...
Фон Телльхейм. Идите, сударыня, идите, счастливого пути. Я не прошу вас дать о себе весточку, она может прийти в такую минуту, когда пользы от этого будет мало. Но еще одно слово, сударыня! Я чуть-чуть не позабыл самого главного. Марлофу еще кое-что причиталось в казначействе нашего бывшего полка. Его притязания так же справедливы, как и мои. Если заплатят мне, то должны заплатить и ему. Я ручаюсь за это...
Дама. О сударь!.. Нет, я молчу... Так подготовить почву для будущих благодеяний - это в глазах господа то же самое, что уже совершить их. Примите его награду и мои слезы. (Уходит.)
Явление седьмое
Фон Телльхейм.
Фон Телльхейм. Бедная великодушная женщина! Не забыть уничтожить эту бумажонку (он вынимает из бумажника разные записки и рвет их). Кто мне порукой в том, что собственная нужда не заставит меня когда-нибудь воспользоваться этими документами?
Явление восьмое
Юст, фон Телльхейм.
Фон Телльхейм. Это ты?
Юст (вытирая глаза). Да.
Фон Телльхейм. Ты плакал?
Юст. Я писал счет на кухне, а она полна дыму. Вот счет, сударь.
Фон Телльхейм. Дай сюда.
Юст. Сжальтесь надо мной, барин. Я знаю, правда, что к вам-то люди безжалостны, но...
Фон Телльхейм. Чего ты хочешь?
Юст. Я скорее ждал собственной смерти, чем расчета.
Фон Телльхейм. Я не могу больше пользоваться твоими услугами. Придется мне привыкнуть к тому, чтобы обходиться без слуги. (Разворачивает счет и читает.) \"Что должен мне господин майор: жалованье за три с половиной месяца, по шести талеров в месяц, всего двадцать один талер. С первого сего месяца издержал на мелочи: один талер семь грошей девять пфеннигов; всего: двадцать два талера семь грошей девять пфеннигов\". Хорошо! И справедливость требует, чтобы за этот месяц я заплатил тебе сполна.
Юст. Прочитайте на другой стороне, господин майор.
Фон Телльхейм. Это еще не все? (Читает.) \"Что я должен Господину майору: фельдшеру заплачено за меня двадцать пять талеров. На мое содержание и уход за мной во время лечения - тридцать девять талеров. Моему отцу-погорельцу, потерявшему все свое добро, выдано по моей просьбе пятьдесят талеров, не считая двух лошадей, подаренных моему отцу господином майором... Всего я должен сто четырнадцать талеров. За вычетом вышеприведенных двадцати двух талеров семи грошей девяти пфеннигов остаюсь должен господину майору девяносто один талер десять грошей три пфеннига\". Да ты, брат, не в своем уме!
Юст. Охотно верю, что я обхожусь вам гораздо дороже. Но вписать все это в счет - зря чернила тратить. Мне с вами и не расплатиться. А если вы отберете у меня ливрею, которую я еще не отработал полностью, - то... то уж лучше бы дали вы мне подохнуть в лазарете!
Фон Телльхейм. За кого ты меня принимаешь? Ты ничего не должен мне, и я хочу рекомендовать тебя моему знакомому, у которого тебе будет житься лучше, чем у меня.
Юст. Я ничего не должен вам, и все же вы гоните меня?
Фон Телльхейм. Потому - что я не хочу задолжать, тебе.
Юст. Поэтому? Только поэтому? Как верно то, что я у вас в долгу, а вы моим должником стать не можете... так же верно и то, что грешно вам гнать меня. Делайте, что хотите, господин майор, но я остаюсь у вас; я должен остаться у вас.
Фон Телльхейм. А твое упрямство, твоя строптивость, дикая вражда ко всем, кто, по-твоему, не смеет указывать тебе? Твое ехидное злорадство, мстительность...
Юст. Браните меня, как хотите, а я не стану думать о себе хуже, чем о моей собаке. Прошлой зимой иду это я под вечер вдоль канала и слышу визг. Я спустился вниз и пошел на голос; думал, что спасаю ребенка, а вытащил пуделя. И то дело, подумал я. Пудель пошел за мной. Но я не любитель пуделей. Я гнал его, но напрасно; бил его, напрасно - он не уходил. Ночью я не впустил его к себе в каморку, он остался на пороге, у дверей. Я отшвыривал его, когда он попадался мне под ноги: он лаял, смотрел на меня и вилял хвостом. Из моих рук он еще не получил ни крошки хлеба, и все-таки он слушается только, меня, только мне разрешает до себя дотронуться. Он прыгает предо мною и показывает мне свои фокусы, даже не дожидаясь моего приказания. Это безобразный пудель, но хорошая, очень хорошая собака. Если он и впредь будет вести себя так, я, пожалуй, перестану сердиться на пуделей.
Фон Телльхейм (в сторону). Как я на него! Нет, и в плохих людях есть хорошее. Юст, ты останешься у меня.
Юст. А как же иначе! Вы хотели обойтись без слуги? Вы забываете о ваших ранах и о том, что владеете только одной рукой? Вы не в состоянии сами одеться. Вы не можете обойтись без меня. Я... господин майор, скажу не хвалясь, я слуга, который... если уж все клином сойдется, станет просить милостыню и воровать для своего барина.
Фон Телльхейм. Юст, ты не останешься у меня!
Юст. Да уж хорошо!
Явление девятое
Слуга, фон Телльхейм, Юст.
Слуга. Пст! Приятель!
Юст. Что вам нужно?
Слуга. Не можете ли вы мне сказать, где найти офицера, который вчера жил в этой комнате? (Указывает на комнату, из которой сам только что вышел.)
Юст. Это нетрудно. Что вы принесли ему?
Слуга. То, что мы всегда приносим, когда не приносим ничего: извинения. Моя госпожа узнала, что его выселили из-за нее. Моя госпожа знает приличия и поэтому послала меня с извинениями.
Юст. Ну, и просите у него извинения, вот это он и есть.
Слуга. Кто он? Как его зовут?
Фон Телльхейм. Дружище, я уже знаю, с чем вы пришли. Со стороны вашей госпожи это излишняя вежливость, и я оценил ее по достоинству. Передайте ей поклон... Как зовут вашу госпожу?
Слуга. Как ее зовут? Ее величают сударыней.
Фон Телльхейм. А как ее фамилия?
Слуга. Не знаю, не слышал, а спрашивать - не мое дело. Я так норовлю, чтобы менять господ каждые полтора месяца. Только чорту под стать запомнить все их имена.
Юст. Вот это правильно, приятель.
Слуга. К этой барыне я поступил лишь несколько дней тому назад в Дрездене. Кажется, она разыскивает здесь своего жениха.
Фон Телльхейм. Довольно, дружище. Я хотел узнать фамилию вашей госпожи, но не ее тайны. Ступайте.
Слуга. Этот барин - не по моему, брат, нутру!
Явление десятое
Фон Телльхейм, Юст.
Фон Телльхейм. Прими все меры, Юст, все меры, чтобы мы могли поскорее оставить этот дом. Вежливость этой дамы показалась мне обиднее, чем грубость хозяина. Возьми этот перстень, единственную драгоценность, оставшуюся у меня, - никогда я не помышлял сделать из нее такое употребление! Заложи его. Возьми за него восемьдесят фридрихсдоров; счет хозяина едва ли составит тридцать. Заплати ему и забери мои вещи... Да, но куда же?.. Куда тебе вздумается. Самая дешевая гостиница будет лучше всего. Ты найдешь меня рядом, в кофейне. Я ухожу. Надеюсь, ты хорошо справишься со своей задачей.
Юст. Не беспокойтесь, господин майор.
Фон Телльхейм (возвращается). Не забудь прежде всего мои пистолеты, что висят над постелью.
Юст. Я ничего не забуду.
Фон Телльхейм (возвращается снова). Да еще вот что: забери с собою и пуделя. Слышишь, Юст?
Явление одиннадцатое
Юст. Пудель от нас не отстанет. Это уж его забота! Ба! Значит, и драгоценный перстень еще был у барина? И он носил его в кармане, а не на пальце? Ну, друг хозяин! Мы еще не такая голь, как может показаться! У него, у него у самого я заложу тебя, прекрасный перстенек. Я знаю, хозяин из себя выйдет от того, что мы не проедим тебя целиком в его доме! А...
Явление двенадцатое
Пауль Вернер, Юст.
Юст. Да это ты, Вернер! Здорово, Вернер! Добро пожаловать в городе!
Вернер. Проклятая деревня! Никак не могу опять приноровиться к ней. Радуйтесь, ребята, радуйтесь! Я принес вам звонкой монеты. Где майор?
Юст. Как же вы разминулись? Он только что спустился по лестнице.
Вернер. Я пришел по черному ходу. Ну, как он? Я побывал бы у вас еще на прошлой неделе, только...
Юст. Ну? Так что же задержало тебя?
Вернер. Юст, слыхал ли ты о князе Ираклии?
Юст. Ираклии? Что-то не слыхивал.
Вернер. И тебе ничего не известно о великом герое Востока?
Юст. Я знаю волхвов с Востока, которые под Новый год слоняются со звездой.
Вернер. Да ты, малый, я вижу, и газеты читаешь так же редко, как библию! Князя Ираклия не знаешь? Того удальца, что завоевал Персию и в ближайшие дни изорвет Оттоманскую Порту? Слава богу, что где-то на земле еще идет война, Я так долго надеялся, что здесь у нас опять запахнет порохом. Но тут сидят и зализывают раны. Нет, я был солдатом и снова буду им. Коротко говоря (боязливо озирается, не подслушивает ли кто), я тебе скажу по секрету, Юст: я отправлюсь в Персию, чтобы под начальством его королевского высочества князя Ираклия совершить несколько походов против турок.
Юст. Ты?
Вернер. Я, как ты меня видишь. Наши предки, не жалея сил, сражались с турками, и нам бы следовало действовать так же, будь мы честными людьми и добрыми христианами. Конечно, я понимаю, что итти на турок и вполовину не так весело, как воевать с французами; но тем больше выгод от такого похода и в этой и в будущей жизни. У турок все сабли разукрашены бриллиантами, Юст.
Юст. Я и шагу не сделаю для того, чтоб такой саблей мне размозжили голову. Ведь ты же не спятил и не покинешь свою чудную усадьбу?
Вернер. О, ее я забираю с собою. Понял? Я продал это именьице!
Юст. Продал?
Вернер. Тсс! Вот сто дукатов, которые я вчера получил в задаток: я принес их майору.
Юст. Для чего?
Вернер. Для чего? Чтобы он их истратил, проиграл, пропил, прокутил, про... как ему вздумается. Майору нужны средства. Плохо, конечно, что ему приходится с таким трудом вырывать у казны собственные деньги. Но я-то на его месте знал бы, что мне делать! Я сказал бы себе: к чорту вас всех! и махнул бы с Паулем Вернером в Персию! О! Князь Ираклий наверно слыхал о майоре фон Телльхейме, а пожалуй что и о бывшем его вахмистре Пауле Вернере. Дело при Каценхойзере...
Юст. О нем и я мог бы тебе порассказать...
Вернер. Ты - мне? Я вижу, что хорошая диспозиция не по твоему разуму. Я не стану метать бисер перед свиньями. Вот возьми эти сто дукатов, передай их майору. Скажи, что я опять принес ему деньги на хранение. А я спешу на базар. Я послал туда две меры ржи; выручку за них майор тоже может получить немедля.
Юст. Вернер, ты предлагаешь деньги от всего сердца. Но нам они не нужны. Возьми свои дукаты, да и сто пистолей можешь получить обратно в целости, когда только тебе вздумается.
Вернер. Вот как! Майор, значит, еще при деньгах?
Юст. Нет.
Вернер. Занял где-нибудь?
Юст. Нет.
Вернер. А на что же вы живете?
Юст. В долг живем, а когда уж больше не хотят записывать на счет и выкидывают нас из дому, мы закладываем то, что еще осталось у нас, и переезжаем в другое место. Послушай, Пауль, с хозяином гостиницы нам надо бы сыграть какую-нибудь шутку.
Вернер. Он досаждает майору? Я готов.
Юст. А что, если подстеречь его ночью, когда он возвращается из трактира, и хорошенько вздуть?
Вернер. Ночью? Подстеречь? Двое - на одного? Нет, это не дело.
Юст. А если поджечь его дом?
Вернер. Палить и жечь? Парень, видать, что ты не строевой солдат, а из обозных.
Юст. Или обесчестить его дочь? Правда, она чертовски некрасива.
Вернер. Ну, тогда она уже давно прошла через это. И тут уж тебе никак не нужен помощник! Но из чего так стараться? Что случилось?
Юст. Пойдем, я расскажу тебе, какие здесь дела творятся...
Вернер. Значит, все идет вверх дном?
Юст. Да, да, идем же!
Вернер. Тем лучше! В Персию, брат, в Персию!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Комната Минны фон Барнхельм.
Явление первое
Минна фон Барнхельм, Франциска.
Минна (в утреннем платье, смотрит на часы). Франциска, мы слишком рано поднялись. День покажется нам слишком долгим.
Франциска. Разве можно спать в этих проклятых больших городах? Кареты, ночные сторожа, барабаны, кошки, капралы - все это не перестает грохотать, кричать, носиться, мяукать, браниться, будто ночь меньше всего создана для покоя... не хотите ли, барышня, чашку чая?
Минна. Не по вкусу мне этот чай...
Франциска. Я велю приготовить шоколад, что мы привезли.
Минна. Пусть приготовят для тебя.
Франциска. Для меня? Пить одной шоколад - так же много радости, как болтать сама с собой... Время и вправду будет тянуться без конца. Придется нам от нечего делать заняться нарядами. Примерим платье, в котором мы собираемся дать первый бой.
Минна. Какой бой? Ведь я приехала сюда только для того, чтобы потребовать выполнения условий капитуляции!
Франциска. А этот офицер, которого мы выселили и перед которым извинились, видно не очень тонкого воспитания. Иначе он просил бы, чтобы мы оказали ему честь и разрешили посетить нас.
Минна. Не все офицеры - Телльхеймы. Откровенно говоря, я извинилась перед ним только для того, чтобы воспользоваться случаем и расспросить его о Телльхейме. Франциска, сердце говорит мне, что моя поездка кончится счастливо, что я найду его.
Франциска. Сердце, барышня? Не очень-то доверяйте сердцу. Сердце охотно повторяет то, что говорит язык. И если бы язык так же охотно вторил сердцу, давно уже пришлось бы завести такой порядок, чтобы рот был под замком.
Минна. Ха-ха! Рот под замком! Вот этот порядок был бы мне по душе.
Франциска. Уж лучше прятать самые красивые зубы, чем ежеминутно раскрывать свое сердце.
Минна. Будто уж ты такая скрытная?
Франциска. Нет, но хотелось бы быть более скрытной. Ведь мы редко говорим о добродетели, которая у нас есть, - чаще толкуем о той, которой нам нехватает.
Минна. А ведь, Франциска... Ты сделала меткое замечание.
Франциска. Сделала! Разве делают то, что само собою приходит в голову?
Минна. И знаешь ли, чем мне так понравилось это замечание? Оно имеет большое отношение к Телльхейму.
Франциска. А что у нас не имеет отношения к Телльхейму?
Минна. Друзья и враги говорят, что нет человека храбрее его. Но разве он когда-либо заикался о храбрости? У него честнейшее сердце, но такие слова, как честность, благородство, никогда не срываются с его языка.
Франциска. О каких же добродетелях он говорит?
Минна. Ни о каких. Ведь он обладает всеми.
Франциска. Вот это я и хотела услышать.
Минна. Погоди, Франциска, я вспомнила: он постоянно твердит о бережливости, но по секрету скажу тебе: мне кажется, что он расточителен.
Франциска. И еще одно: я часто слышала, как он говорил о постоянстве и верности вам. А что, если он стал ветреником?
Минна. Несчастная! И ты серьезно думаешь так, Франциска?
Франциска. Как давно он уже не писал вам?
Минна. Ах, после заключения мира он написал мне только один-единственный раз.