Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

***

Из слухов рождаются сплетни, а уж песни — тем более. Свидетелями чему — мы, летописцы и поэты-песенники нашей зоны: не успели еще стороны, избранные свыше для заключения идеального брака, сообразить, что несет им последний Приказ Надзирающих, как по всей нашей Зоне Три, вплоть до самых ее окраин, уже появились и распространились посвященные этому событию песни. Уверен, что и в Зоне Четыре происходило то же самое.



Не нужна Четверка Тройке,
Не нужны дворцам помойки!
Я мудрец, а ты глупец,
Выходи — игре конец!



Это слова новой детской считалки. Уже через день после того, как нам стал известен новый Приказ, я видел из окна своей комнаты, как дети скачут по двору, громко распевая эту считалку. Потом на улице ко мне подбежал какой-то малыш и загадал «загадку», явно слышанную от родителей: «Если поженить лебедушку и гуся, кто на ком поедет верхом?»

А уж что говорилось в бараках и военных лагерях Зоны Четыре, лучше не цитировать. Не думайте, что мы боимся откровенности. Просто у каждой летописи — свой стиль.

Разве я хоть что-нибудь сказал о взаимном презрении? Разумеется, никто не имеет права активно критиковать Приказы Надзирающих, но позвольте мне напомнить о том, чего мы, в Зоне Три, никогда не забывали — о чем нам настойчиво напоминали распеваемые в те дни нескладные вирши:



Раньше Три, потом — Четыре,
Жить хотим всегда мы в мире!
А они пускай себе воюют!



Я хочу рассказать о днях, предшествовавших знаменательным событиям.

Тогда эта знаменитая свадьба занимала воображение жителей обоих государств, а те двое, кого она касалась в первую очередь, бездействовали, не зная, что от них конкретно требуется.

Этот слух поначалу никто не принимал всерьез. Даже дельцы на бирже. Зоны Три и Четыре жили каждая своей жизнью, нашу зону возглавляла Эл-Ит, а их зону — Бен Ата. По крайней мере, так было известно нам.

Когда речь зашла о процедуре заключения этого брака, возникло много сопутствующих проблем. Например: не придется ли нашей Эл-Ит ехать на территорию Бен Ата, или где будет отмечаться свадьба — на его земле? Вот какие вопросы нас тогда занимали.

И как вообще сыграть свадьбу в этих условиях?

И даже — во что выльется этот брак?

Когда Эл-Ит впервые услышала о Приказе Надзирающих, она решила, что это такая шутка. Они с сестрой тогда только посмеялись, их смех вся Зона Три слышала. Второе послание для Эл-Ит прозвучало упреком, и тогда по всей нашей зоне люди стали собираться группками, обсуждать новость и обмениваться мнениями. Обратились к нам — летописцам и поэтам, творцам песен и мемуаров. Несколько недель только и говорили что о свадьбах и браках, разыскали все какие смогли предания и баллады, рассчитывая обрести в них источник сведений.

Даже отправляли гонцов в Зону Пять, — там, как мы слышали, иногда еще устраиваются свадьбы самого примитивного толка. Но попасть туда не удалось: на самой их границе шла война с Зоной Четыре.

Как же праздновать свадьбу, рассуждали мы, может, по древним образцам? А вдруг Зоны Три и Четыре должны объединиться для этого мероприятия? Но это представлялось невозможным: мы органически не выносим друг друга. Мы, например, даже не знали, где точно пролегает наша граница с Зоной Четыре. С нашей стороны ее не охраняли. Бывало, что кто-нибудь из наших соотечественников заблудится в тех местах, случалось, дети, молодежь из любопытства доходили до этой границы, но они сразу чувствовали отвращение или просто несовместимость с чужой атмосферой: это выражалось в ощущении холода, заторможенности и скуки. Запретный плод всегда сладок, это правда, но Зона Четыре не привлекала нас даже очарованием тайны: какой уж там запрет, честно говоря, мы о ней просто-напросто забыли.

Наверное, можно было бы устроить одновременно два гулянья, пусть каждая зона отпразднует по-своему общий праздник? Но чего ради? В конце концов, у нас в зоне и без того хватает гуляний и праздников.

Очевидно, имело смысл устроить небольшие свадебные вечеринки и всенародно отметить это событие?

Для таких случаев в старинных сказаниях и песнях был перечислен целый набор мероприятий: тут тебе и новые одежды, и украшение улиц и общественных зданий, и подношения, и подарки.

Время шло. Мы знали, что Эл-Ит подавлена, что она даже не выходит из дому. Никогда еще такого не бывало: она всегда была доступна народу и готова к общению с подданными. По всей стране женщины из солидарности к своей королеве тоже захандрили.

Это плохо отражалось на детях.

И вот первое зримое и очевидное доказательство того, что наступили новые времена: пришла депеша от Бен Ата. Он лаконично сообщал, что пришлет за Эл-Ит эскорт. А чего еще ожидать от человека его зоны? Когда государство вечно ведет войны, его руководителю не до любезностей. И это еще раз доказало, что мы правы, не желая оказаться под властью Зоны Четыре.

Эл-Ит возмущенно протестовала. И даже объявила, что никуда не поедет.

Но против Приказа не пойдешь, а в нем ясно было сказано: надо ехать.

Эл-Ит облачилась в синее траурное платье, только таким образом она могла выразить свое душевное состояние: внешнее проявление чувств ей еще было позволено. Никаких распоряжений не отдавалось, но народ разделял ее Скорбь — я умышленно пишу это слово с большой буквы, это чувство охватило нас всех.

Все были в замешательстве, но считали, что произошло, очевидно, недоразумение. Вообще-то такие чувства, как скорбь, нам незнакомы. Мы и припомнить не могли, как давно не испытывали ничего подобного. В частной жизни мы не считали нужным лить слезы, стенать и страдать. Мало ли что случается в жизни человека? При тяжелой утрате, при личной потере печаль естественна, для таких случаев существовали формальные ритуалы ее выражения, а общественные мероприятия были для нас каналом, средством выражения наших мелких личных чувств. Я не говорю, будто мы ничего не чувствовали! — но проявляли свои чувства всегда напоказ, и это укрепляло общее представление о нас и нашей стране. Но в данном случае, при последнем вмешательстве Провидения в судьбу Эл-Ит, казалось, произошло нечто совсем обратное.

Никогда еще в нашей зоне не было пролито столько слез, я не припомню такого потока жалоб, проявлений бессмысленной неприязни.

Эл-Ит велела привести всех своих детей, и когда они заплакали, она их не останавливала: хоть это-то бедняжка могла себе позволить, ведь слезы нельзя считать откровенным бунтом.

Были, кстати, возмущенные — и много; кое-кто начал ее критиковать.

Такого в нашей стране мы не могли припомнить; и вскоре пошли разговоры, что, пожалуй, давненько от Надзирающих не приходило никаких Приказов, а раньше-то согласно их Приказам тоже наступали перемены, они были вызваны Необходимостью, причем всегда нам давали одно простое объяснение, без всякой конкретизации, только одним словом — НАДО. Почему же сейчас что-то должно быть по-другому? Люди спрашивали себя: а может, мы слишком занеслись, стали о себе высокого мнения? Но в чем именно мы не правы? Ведь мы же одобряем присущие нашей стране гармонию, богатство и радость жизни? Мы не сомневались, что наша зона по уровню благосостояния и отсутствию раздоров как минимум не хуже любой другой. Разве мы не правы, что гордимся этим?

И тут мы поняли, что совсем никогда не интересовались странами, находящимися по ту сторону, за пределами наших границ. Мы знали, что Зоной Три — единственной из всех — непосредственно руководят Высшие Силы, Высший Разум. Мы искренне считали — если вообще когда-либо задумывались об этом, — что у нас есть контакты с другими государствами, но все выглядело как-то уж очень неконкретно. Может, нас устраивала такая жизнь — когда мы сами по себе, в изоляции от соседей? Потому что считали себя страной самодостаточной?

Эл-Ит ждала, как развернутся события, и по-прежнему не выходила из своей комнаты.

И вот появился отряд — двадцать всадников в легких доспехах. У них были щиты, защищавшие от нашего более разреженного воздуха, без этого им, понятно, здесь не обойтись. Но при чем тут шлемы? К чему на них знаменитые кольчуги Зоны Четыре, от которых отскакивает любое оружие? Те, кто случайно оказался на пути следования наших незваных гостей, смотрели на них с угрюмой насмешкой. Мы решили — никаких приветственных криков по случаю их приезда. Да и сами всадники тоже выглядели неприветливо. В молчании отряд проследовал к дворцу и замер под окнами Эл-Ит. Они привели с собой одного оседланного коня — с уздечкой, но без всадника. Эл-Ит увидела их из окна. Дожидаться гостям пришлось довольно долго, но наконец она все же появилась на самом верху длинного пролета белокаменной лестницы, мрачная и унылая в своей темной одежде. Молча постояла, разглядывая солдат, которые выглядели так, как будто приехали захватить ее в плен. Эл-Ит дала им возможность насмотреться на нее в свое удовольствие: увидеть ее красоту, ее силу, ее уверенную осанку. Потом она, не спеша, одна спустилась по ступеням лестницы. И направилась прямо к коню, которого привели для нее, заглянула ему в глаза, приложила руку ему к щеке. Коня звали Йори, и с этой минуты он стал знаменитым. Конь был прекрасный, вороной с головы до ног, но, вероятно, ничем не отличался от других, на которых восседали солдаты. Поздоровавшись с конем, Эл-Ит сняла с него тяжелое седло. Постояла с седлом в руках, переводя взгляд с одного солдата на другого, пока один из них не сообразил, чего она хочет. Эл-Ит бросила ему седло, которое солдат перехватил на лету, и конь под ним начал переступать с ноги на ногу, почувствовав дополнительную тяжесть. Женщина, сложив руки на груди, наблюдала за солдатом, а тот, обернувшись к своим товарищам, скорчил комическую гримасу. Так реагируют взрослые, когда умный ребенок пытается сделать что-то ему недоступное — и вдруг у него получается. От Эл-Ит не укрылось это выражение его лица, и теперь, желая дать чужакам понять, что они не угадали смысл ее жеста, она неторопливо сняла уздечку и тоже бросила солдату.

Потом Эл-Ит встряхнула головой, и ее черные волосы, едва закрепленные вокруг головы, каскадом рассыпались вдоль спины. Наши соотечественницы делают разные прически, но есть такой способ демонстрировать свою скорбь: волосы поднимают кверху, заплетают в косы или закрепляют все равно как, и когда женщина встряхнет головой определенным образом, то волосы распускаются, начинают струиться по плечам. Но солдаты ничего не поняли и лишь глупо восхищались; вероятно, этот жест был предназначен для зрителей, которые теперь толпились на небольшой площади. Эл-Ит презрительно скривила губы и не скрывала своего откровенного нетерпения. Вот тут я должен отметить, что мы не ждали от нее в такой момент проявления высокомерия — да, я вынужден произнести это слово. Когда впоследствии мы обсуждали описанный инцидент, все согласились, что ожесточение Эл-Ит против предстоящего брака, вероятно, нанесло ей большой вред.

Стоя напротив солдат с распущенными волосами и горящими глазами, она медленно окутала голову и плечи тонкой черной вуалью. Это было еще одно проявление траура. Через прозрачную черную ткань были видны ее горящие глаза. Один солдат засуетился, стал спешиваться, чтобы помочь женщине, но не успел он спуститься на землю, как она вихрем взлетела на спину коня. А потом развернулась и галопом через сады поскакала в восточном направлении, к границе с Зоной Четыре. Солдаты ринулись за ней. Для нас, зрителей, это выглядело так, будто они ее преследуют.

Выехав за город, Эл-Ит осадила коня и заставила его идти шагом. Солдаты следовали за ней. Толпы людей, стоявших вдоль дороги, приветствовали свою королеву, бросая гневные взгляды на чужаков, и теперь уже никому в голову не пришла бы мысль о преследовании, потому что смущенные солдаты глупо улыбались, а она была той Эл-Ит, которую знал весь народ.

Центральная часть нашей страны располагается на высоком плато, спуститься с которого можно по перевалам и ущельям, и там быстро не поскачешь, тем более что Эл-Ит останавливалась поговорить с каждым, кто обращался к ней: заметив такого человека, она тут же придерживала коня и ждала, когда к ней подойдут.

Теперь выражение лиц солдат изменилось: они разворчались, ведь в их планы входило до наступления ночи пересечь границу. Когда же еще одна толпа подданных замахала руками и позвала Эл-Ит, у нее за спиной раздался громкий ропот: солдаты не скрывали своего недовольства. Тогда она развернула коня и мигом подъехала к ним, остановившись в нескольких шагах от передней линии всадников, так что тем пришлось быстро осадить своих коней.

— В чем дело? — спросила Эл-Ит. — Не лучше ли сказать обо всем прямо, чем шушукаться у меня за спиной?

Ее слова солдатам не понравились, и они ответили взрывом злобных выкриков, но командир их тут же усмирил.

— Нам дан соответствующий приказ, — объяснил он.

— Пока я в своей стране, — возразила Эл-Ит, — я буду поступать так, как принято у нас.

Но солдаты ее явно не поняли, и она стала объяснять:

— Я занимаю свой пост по воле народа. Мне не пристало заносчиво проезжать мимо, если подданные дали понять, что хотят со мной говорить.

Солдаты снова переглянулись. Командир не скрывал нетерпения.

— Не рассчитывайте, что я ради вас нарушу наши обычаи, — заявила Эл-Ит.

— Мы взяли с собой только один паек на экстренный случай, чтобы слегка перекусить, — сказал он.

Женщина в недоумении покачала головой, как бы не веря своим ушам.

Она и не предполагала, что этот жест будет воспринят как знак презрения, но солдаты именно так ее и поняли. Покраснев, командир отряда выпалил:

— Вообще-то мы все, если требуется, во время кампаний можем не есть неделями.

— Ну, зачем так долго-то, я ведь не настаиваю. — Хотя сказано это было вполне серьезно, но слова Эл-Ит были восприняты как юмор. И солдаты благодарно рассмеялись, даже на ее губах мелькнула улыбка. Потом женщина вздохнула: — Я знаю, что вы тут не по своей воле, а по воле Надзирающих.

Но, совершенно необъяснимо для нее, эти слова чужеземцы восприняли как оскорбление и вызов, и даже их кони начали переступать с ноги на ногу и поводить боками, будто им передалось настроение всадников.

Пожав плечами, Эл-Ит отвернулась от них и подошла к группе молодых людей, которые поджидали ее на обочине дороги. Внизу под ними расстилалась широкая степь, за степью высились горы. В лучах вечернего солнца степь еще была желтой, а высокие горные пики еще блестели, но здесь, где они находились сейчас, уже похолодало и наступили сумерки. Столпившаяся вокруг коня Эл-Ит молодежь спокойно вела беседу, не проявляя при этом ни страха, ни благоговения. А наблюдавшие за ними всадники не скрывали своих сомнений. Когда один юноша поднял руку, чтобы потрепать коня Эл-Ит по морде, солдаты, все как один, укоризненно вздохнули. Однако их терзали противоречивые чувства, и они были в сомнении. С одной стороны, разумеется, не их дело — презирать это великое королевство или его правителей: они знали свое место. С другой стороны, все личные наблюдения, сделанные солдатами за этот день, противоречили их впитанным с молоком матери представлениям о том, как должно быть, как надо.

Эл-Ит на прощанье помахала рукой молодым людям, и тут же ее кортеж тронулся в путь, хоть этот жест был предназначен вовсе не солдатам. Она скакала впереди, и только когда они все оказались в степи, обернулась и сказала:

— Предлагаю вам разбить лагерь тут, чтобы горы были у вас за спиной.

— Прежде всего, — командир говорил очень резко, он был раздражен: его солдаты пустились в путь, инстинктивно отреагировав на ее жест, не дождавшись его приказа, — прежде всего, я вообще не собираюсь делать привал, пока не доедем до границы. А во-вторых… — Но тут от гнева у него перехватило дыхание.

— Я только советую, — ответила Эл-Ит. — До границы еще девять-десять часов езды.

— Если ехать в таком темпе, то конечно.

— Скорость тут ни при чем. Обычно по ночам сильный ветер дует с востока и гуляет по всей степи.

— Мадам! За кого вы принимаете этих людей? За кого вы вообще нас принимаете?

— Да, конечно, вы солдаты, — кивнула она. — Но я подумала о лошадях. Животные устали.

— Они будут делать то, что им прикажут. Как и мы.

Наши летописцы и художники сумели неплохо обыграть эту перепалку между Эл-Ит и солдатами. Некоторые истории о ней начинаются именно с этого момента. Она возвышается над солдатами, сидя верхом, ее усталый конь свесил голову после долгого трудного перехода. Всадница утешает его, поглаживая своей белой рукой, на которой сверкают бриллианты. Все это хорошо, но… Эл-Ит всегда отличалась простотой в одежде, сроду не носила бриллиантов, не любила шика! Художники изображают, как у нее струятся по спине длинные черные волосы, вместе с вуалью, закрепленной на лбу бриллиантовой пряжкой. Они изображают искаженное злобой лицо командира, усмешки солдат. О том, что дует резкий ветер, говорят летящие по небу окрашенные облака и стелющиеся по земле степные травы.

В этом сюжете непременно присутствуют всякие мелкие животные. Над головой Эл-Ит парят птицы. На пыльной дороге стоит олененок, любимое животное наших детей, он прикасается мордочкой к опущенной морде коня Эл-Ит, как бы утешая его или передавая новости от других животных. Часто картины на этот сюжет носят название «Животные Эл-Ит». В некоторых сказаниях речь идет о том, что солдаты пытаются поймать птиц и олененка, а Эл-Ит их за это упрекает.

Я возьму на себя смелость усомниться, действительно ли эта перепалка произвела такое сильное впечатление на солдат, да и на саму Эл-Ит. Солдаты хотели продолжать свой путь, стремились поскорее уехать из этой страны, которая была им непонятна, в которой их смущало все, буквально на каждом шагу. Командиру не хотелось часами скакать под холодным ветром, но принять ее совет он счел бы унизительным для себя.

А холодный ветер уже давал о себе знать.

Теперь Эл-Ит снова стала самой собой, не то что на протяжении многих последних недель. Она поняла, что, предаваясь скорби у себя в комнате, пренебрегала многими важными обязанностями! Вспомнила, что со всей страны к ней прибывали сообщения, на которые она не отвечала — слишком была поглощена своими горькими думами.

Эл-Ит поняла, что с ее стороны это было непослушанием, и вот теперь она видит результаты. И поэтому теперь Эл-Ит стала более терпима к варварам и их командиру, который вел себя как мальчишка.

— Вы не назвали мне своего имени, — заметила она.

Поколебавшись, он ответил:

— Меня зовут Джарнти.

— Вы командуете конницей короля?

— Я командую всей его армией. Подчиняюсь непосредственно королю.

— Прошу прощения. — Эл-Ит вздохнула, и ее вздох услышали все. Конечно, приняли его за проявление слабости. И тут же в душе возликовали, как свойственно всякому варвару — торжествовать, заметив в ком-то слабость; зато их сердца сжимаются от страха, и они норовят сбиться в стадо, столкнувшись с проявлением силы. — Я хочу уехать от вас на несколько часов, — сказала Эл-Ит.

При этих словах солдаты в едином порыве, не ожидая приказа командира, столпились вокруг нее. Она оказалась в кольце захватчиков.

— Не могу вам этого разрешить, — заявил Джарнти.

— Каков был приказ вашего короля? — спросила женщина — тихо и терпеливо, но солдаты приняли ее тон за подобострастие.

И громко расхохотались — наступила разрядка после долгого напряжения. Они хохотали, кричали, и их крики эхом отдавались в скалах. Птицы, уже устроившиеся на ночлег, взвились в воздух. Из высокой придорожной травы с шумом разбежались звери, залегшие было на ночевку.

А дело было в том, что Бен Ата, напутствуя своего командира, крикнул ему следующее: «Ступай, раздобудь эту… и притащи ее сюда. А я ее потом хорошенько…» Потому что, пока Эл-Ит плакала и бунтовала, запершись в своем доме, Бен Ата просто выходил из себя от гнева и ругался так, что его голос разносился по всему гарнизону. Не было солдата, который бы не услышал, что думает король о навязанном ему браке, и гарнизон сочувствовал Бен Ата; все пили, смеялись, провозглашали непристойные тосты, разносившиеся затем по всей Зоне Четыре.

Этот сюжет тоже относится к излюбленным у наших сказителей и художников: Эл-Ит на своем усталом коне, в окружении грубых хохочущих мужиков. Под холодным ветром равнины платье облепило ее. Командир наклонился над ней, на лице его застыло животное выражение. Эл-Ит в опасности.

Так на самом деле и было. Пожалуй, единственный раз за все время, и именно тогда.

И вот наступила ночь. Только какие-то отблески света оставались еще в небе позади них. Высоко в небе в лучах заходящего солнца вспыхивали снежные вершины гор. Перед отрядом лежала степь, теперь уже черная, и кое-где на ней мелькали огни редких деревень и поселков. Вот на плато, оставшемся позади, было много деревень и городков: наша страна очень многонаселенная и народ у нас трудолюбивый. Но теперь путники как будто оказались на грани небытия, всепоглощающего мрака. Страна, откуда родом были эти солдаты, преимущественно низменная, она состоит из плоских равнин, в Зоне Четыре никогда не строили города на холмах или гребнях гор. Там не любили высоты. И более того, как мы узнали впоследствии, жители той страны были приучены бояться высоты. Их единственной мечтой было поскорее слезть с этого ужасного плато, поднятого так высоко среди окружающих его горных пиков. Вот и теперь, спустившись с плато, солдаты по привычке предполагали найти в степи населенные пункты, но перед ними была только пустота. В их истерическом смехе звучал страх. Им было никак не остановиться. А среди них — Эл-Ит, изящная, молчаливая, спокойно сидит в седле, пока все остальные покатываются в седлах от хохота, похожего, по ее мнению, на вопли испуганных животных.

В какой-то момент наконец смех иссяк. Но и тогда ничего не изменилось: женщина никуда не делась. Их неожиданное веселье не произвело на нее никакого впечатления. А впереди лежала бескрайняя тьма.

— Так каков был приказ Бен Ата? — повторила она свой вопрос.

Еще раздавались кое-где подавленные смешки, но командир с упреком взглянул на нарушителей дисциплины, хотя сам только что хохотал ничуть не меньше.

— Каков его приказ? — настаивала она.

Ответом было молчание.

— Я так понимаю, вам приказано доставить меня к нему.

В ответ — все то же молчание.

— Не позже завтрашнего дня вы доставите меня к своему королю.

Эл-Ит не сдвинулась ни на шаг. Теперь ветер завывал над степью так, что кони с трудом держались на ногах.

Командир отдал короткое приказание — чуть ли не извиняющимся тоном. Отряд разбрелся, отыскивая на краю степи место для разбивки лагеря. Женщина ждала вместе с командиром, оба не слезали с уставших коней. Хотя Джарнти и полагалось сопровождать своих людей, но они, как правило, привыкли и так безоговорочно выполнять приказы, а вот сейчас растерялись. Наконец он определил место стоянки, и все тут же спешились.

Животные, привыкшие к разреженному воздуху своей зоны, мучились на такой большой высоте и дрожали, едва стоя на ногах.

— За этим уступом горы есть источник, — сказала Эл-Ит.

Командир не спорил, он приказал солдатам отвести лошадей за уступ и напоить. Он слез с коня, она тоже.

Подошел солдат, чтобы отвести их коней на водопой, куда уже ушли остальные. На поляне между высокими скалами разожгли костер. Вокруг по траве в беспорядке разбросали седла; они послужат подушками для солдат.

Джарнти все еще не отходил от Эл-Ит. Он не знал, как с ней обращаться.

Солдаты тем временем вытащили из рюкзаков свои пайки и приступили к ужину. В воздухе стоял кислый запах порошкообразного сушеного мяса, воняло спиртным.

Со злорадной усмешкой Джарнти спросил:

— Мадам, кажется, наши солдаты вас очень заинтересовали? Они так отличаются от ваших?

— У нас нет солдат, — услышал он в ответ.

Этот сюжет у нас тоже очень любят. На картине изображают солдат. Некоторые в свете пылающего костра сидят в траве на своих седлах, едят сушеное мясо из пайка, запивая еду из фляжек. Другие ведут коней с водопоя, ручья не видно: он позади скалы. Эл-Ит стоит рядом с Джарнти у входа в эту небольшую естественную крепость. Оба наблюдают, как коней заводят в загон, за высокие скалы. Кони голодны, но для них сегодня нет еды. Эл-Ит с жалостью смотрит на животных. Джарнти возвышается над упрямой миниатюрной фигуркой нашей королевы, он весь раздулся от важности и самомнения.

— У вас нет солдат? — недоверчиво переспросил он. Хотя, конечно, такие слухи давно ходили в его стране.

— У нас нет врагов, — ответила Эл-Ит с улыбкой и добавила, глядя ему прямо в лицо: — А у вас есть?

Джарнти ошарашил этот вопрос. Ибо вызвал у него в голове такие мысли, которых он сам испугался.

Она все еще улыбалась, но тут из-за скал — входа в лагерь — вышел солдат и встал рядом с ними.

— Зачем он тут?

— Вы никогда не слышали слова «охрана»? — саркастически спросил Джарнти.

— Слышала. Но сейчас на вас никто не собирается нападать.

— Мы всегда выставляем охрану.

Эл-Ит пожала плечами.

Кое-кто из солдат уже спал. Кони позади каменного барьера опустились на землю и отдыхали.

— Джарнти, мне надо оставить вас и уехать на несколько часов, — повторила она.

— Этого я не могу вам позволить.

— У вас нет полномочий что-либо мне запрещать.

Он молчал.

И вот еще один наш любимый сюжет: изображен пылающий костер, в его свете спят солдаты и измученные кони, а Джарнти обеими руками вцепился себе в бороду и, расстроенный, изумленно глядит на Эл-Ит, а та ему улыбается.

— И потом, — добавил он, — вы еще не поели.

Она добродушно спросила:

— В вашу задачу входит и это — заставить меня поесть?

И тут из инстинкта противоречия, страдая от растерянности и упрямства, потому что душа у него была не на месте после недолгого общения с Эл-Ит, Джарнти буквально рявкнул:

— Да, насколько я понял полученный от короля приказ, он включает и это — я должен заставить вас поесть. И, вероятно, даже выспаться, если уж на то пошло.

— Посмотрите-ка сюда, Джарнти. — Она отошла к низкому кусту, росшему шагах в десяти, и сорвала с него один плод.

Комковатые плоды этого куста состояли из долек, покрытых оболочкой тонких, как бумага, листьев. Эл-Ит содрала листья. В каждом плоде было по четыре дольки белого цвета. Она съела несколько штук. И скривилась, из чего Джарнти сделал вывод, что плоды не очень-то вкусные.

— Не ешьте, а то не сможете уснуть! — Но ему, конечно, было не удержаться. Он потянулся к кусту, сорвал для себя несколько штук и тоже скривил губы, когда ощутил терпкий вкус этих крошащихся плодов.

— Джарнти, — спросила она, — ведь вы как командир не должны оставлять лагерь, я правильно понимаю?

— Ну. — Он не умел реагировать на дружелюбие, он был способен только на грубоватую фамильярность.

— Видите ли, мне надо отъехать всего-то на несколько миль отсюда. Этому бедолаге-охраннику в любом случае придется попусту не спать всю ночь, ну так пусть он поедет со мной. Вам ведь нужны гарантии, что я вернусь.

Съеденный фрукт уже подействовал на Джарнти. Он насторожился, понимая, что сегодня точно не уснет.

— Солдат останется на посту, с вами поеду я сам, — распорядился он.

И направился отдать должные приказы.

А тем временем Эл-Ит, обойдя спящих солдат, подошла к лошадям и каждой протянула на ладони по нескольку кислых плодов с куста. Не успела она еще выйти из их маленького загона, как кони оживились и подняли головы.

Вдвоем с Джарнти они двинулись через темную степь к огням ближайшего жилища.

Этот сюжет всегда изображают на картинах так: звездное небо, тонкий серп яркого месяца, впереди солдат, его можно узнать по блеску нагрудного доспеха, шлема и щита. Рядом с ним Эл-Ит смотрится темной тенью, но ее глаза сияют мягким светом из-под вуали.

Только в таком виде и можно было передать этот сюжет. Сильный холодный ветер дул им прямо в лицо. Эл-Ит полностью обмотала голову вуалью; Джарнти закутался в плащ и даже нижнюю часть лица прикрыл, а щит держал так, чтобы защитить их обоих от ветра. Он сам принял это решение — сопровождать королеву в не самой приятной вылазке и, должно быть, уже пожалел о нем.

Через три часа они добрались до поселка, представлявшего собой скопление палаток и шалашей: это был штаб пастухов. Им пришлось пробираться через многосотенные стада; почуяв их, животные только поднимали головы, но не меняли своих поз. У них едва хватало сил сопротивляться дующему ветру, больше ни на что не оставалось энергии. Но ближе к первым палаткам, из которых уже доносились голоса, там, где низенькие деревья служили хоть каким-то прикрытием от ветра, некоторые животные в темноте потянулись к Эл-Ит. Она заговорила с ними и в знак приветствия вытянула вперед руки, давая им себя обнюхать.

У палатки вокруг небольшого костра сидели мужчины и женщины.

Они тоже подняли головы, почуяв чужих, и Эл-Ит крикнула им:

— Это я — Эл-Ит! — После чего ее позвали к себе.

Для Джарнти все это было в новинку. Он вошел в круг света вслед за Эл-Ит, отстав на два-три шага.

Люди, сидевшие возле костра, смотрели на него с изумлением.

— Это Джарнти из Зоны Четыре, — спокойно объяснила им Эл-Ит, как будто в этом не было ничего особенного. — Он приехал за мной, отвезет меня к своему королю.

Тогда в стране не оставалось никого, кто бы не знал, как наша королева относится к предстоящему браку, и многие с любопытством заглядывали ей в лицо. Но Эл-Ит дала им понять, что вопрос этот уже решен. Она подождала, пока из палатки принесут коврики, и, когда их расстелили, уселась и знаком велела Джарнти последовать ее примеру. Она сказала пастухам, что Джарнти не ужинал, и ему принесли хлеб и кашу. Сама же она есть не собиралась. Но не отказалась от чаши вина. Зато Джарнти пил вино кувшинами. Оно оказалось хоть и мягким на вкус, но крепким. Он почувствовал недомогание: уж не знаю, подействовала ли на него высота нашей степи над уровнем моря, или же он на голодный желудок съел слишком много ягод-стимуляторов. Парня знобило от сильного ветра. Все сидевшие вокруг костра низко наклонили головы.

Этот сюжет тоже изображали очень часто.

На картине Эл-Ит всегда оживленно улыбается, сидя среди пастухов, в руке у нее чаша вина, рядом Джарнти, совершенно вялый — чувствуется, что он под воздействием наркотиков. Сильный ветер разогнал облака, и в небе над их головами сверкают звезды. Ветер буквально пригибает деревца к земле. Вокруг в темноте толпятся стада, животные с любопытством тянут головы к костру, ждут взгляда своей королевы.

Устроившись у костра, Эл-Ит сразу же заговорила:

— Сегодня на пути из столицы вниз по перевалам многие меня останавливали и обращались с одним и тем же вопросом. Всех беспокоит состояние животных. В чем, собственно, дело? Можете вы мне объяснить?

Ответить вызвался один старик:

— Что же они тебе говорили, Эл-Ит?

— Как будто все ощущают, что происходит нечто непонятное.

— Эл-Ит, мы уже давно посылали курьеров в столицу, чтобы сообщить тебе об этом.

Помолчав, она призналась:

— Я сама виновата. Да, сообщения приходили, но я слишком глубоко ушла в свои горести, не до того было.

Джарнти, опустив голову, почти дремал, но при этих словах встрепенулся и в полусне хрипло торжествующе захохотал, забормотал:

— Накажите ее, побейте ее, слышите? Она сама призналась! — И снова уронил голову на грудь. Челюсть у солдата отвисла, но он не выпускал из руки опустевшую чашу. Одна девушка начала было осторожно разжимать его пальцы, чтобы забрать чашу. Джарнти вцепился в чашу, выпятил нижнюю губу и вызывающе вздернул подбородок, но, увидев перед собой хорошенькую женщину, сделал попытку обхватить ее руками. Девушка быстро отскочила, и его снова охватил пьяный дурман.

Слезы навернулись на глаза Эл-Ит. Сначала женщины, потом и мужчины заметили неотесанные манеры ее спутника и сразу поняли, что ждет их королеву в будущем. Они уже чуть было не начали стенать и причитать, но Эл-Ит их остановила, подняв руку.

— Чем тут поможешь, — тихо проговорила она дрожащими губами. — Такой нам пришел Приказ. И мне уже понятно, что Зону Четыре этот приказ обрадовал не больше, чем нас.

Все вопросительно смотрели на нее, и Эл-Ит кивнула:

— Да. Бен Ата очень сердит. Я сегодня это поняла из их разговоров.

— Бен Ата… Бен Ата… — Солдат мотал головой во все стороны и невнятно бормотал: — Ты и достать его не успеешь этими своими штучками — ягодами там или еще чем, как он сдерет с тебя одежду.

Услышав эти слова, один мужчина встал, чтобы оттащить Джарнти в сторону, и уже ухватил его под мышки, но Эл-Ит, подняв руку, остановила пастуха.

— Меня больше беспокоит скот. Что вы сообщали в своих депешах?

— Представь себе, Эл-Ит, ничего конкретного. Просто наши животные стали очень беспокойными. Загрустили.

— И что, это происходит во всех стадах в степи?

— Да по всей нашей зоне, как говорят. Неужели на плато тебе об этом не рассказывали?

— Я ведь уже сказала, что виновата сама. Я не исполняла своих обязанностей.

Наступило молчание. Ветер пронзительно завывал над их головами, но уже не так громко.

Джарнти вдруг упал, но не выпустил чашу из протянутой руки, только захлопал глазами, глядя на пламя костра. Вообще-то он хорошо слушал весь разговор, потому что под действием этих ягод человек сохраняет внимание и бодрый ум, вот только мышцы расслабляются и не повинуются. Подслушанный разговор ему следовало бы пересказать во всех лагерях Зоны Четыре, и непременно дословно. Но больше всего его поразило то, что королева сидит у костра, «как рабыня». Надо будет рассказать это своим. И еще, конечно, то, что для «тутошних властей» животные ничем не отличаются от людей.

Эл-Ит спросила старика:

— А самих животных вы опрашивали?

— С тех пор, как это заметили, я все время нахожусь среди стад. Я тут с ними изо дня в день. Все животные говорят только об этом. Увы, причины они не знают, но всегда такие грустные, что им жить не хочется. У них потеряна жажда жизни, Эл-Ит.

— А как с зачатием? С воспроизводством?

— Да, пока они еще рожают. Но вопрос твой правильный, насчет зачатия…

При этих словах Джарнти забормотал:

— Они говорят своей королеве, что она права! Смотри, на что осмелились! Хватай их! Бей их!..

Но его никто не слушал. Пастухи даже отнеслись к чужаку сочувственно. Джарнти сидел враскорячку, раскачивался, лицо его раскраснелось, он для них был хуже скота. Не одна женщина при виде него молча оплакивала судьбу королевы — своей сестры.

— У нас такое впечатление, что животные больше не зачинают.

Наступило молчание. Ветер теперь завывал на низких частотах. Толпившиеся вокруг животные подняли морды и принюхивались; скоро ветер уляжется, и придет конец их еженощным мучениям.

— А вы, люди?

Все медленно закивали:

— Мы вроде бы тоже.

— Вам кажется, что вы чувствуете то же, что и животные?

— Да, Эл-Ит.

После этого все долго сидели молча. Заглядывали в лицо друг другу, встречаясь взглядами и отводя глаза, без слов спрашивая, подтверждая, мысленно делясь общими чувствами, пока не наступило всеобщее абсолютное взаимопонимание.

И все это время солдат просидел в оцепенении. Позже, в лагере, он расскажет, что «там, наверху», у того народа, есть опасные наркотики, которыми они беззастенчиво пользуются.

Ветер стих. Настала тишина. На очищенном от туч небе холодно сверкали звезды. Но на востоке, над границей Зоны Четыре, начали уже собираться клочья облаков.

Наконец заговорила одна девушка:

— Эл-Ит, у нас тут некоторые связывают эту тоску животных с последним приказом Надзирающих.

Эл-Ит согласно кивнула.

— Старожилы не упомнят ничего подобного, — заметил старик.

— В летописях, — сказала Эл-Ит, — говорится, что однажды уже было такое время. Но так давно, что никто из историков ничего не знает.

— А что тогда случилось? — Джарнти вдруг обрел голос.

— На нас было совершено нападение, — объяснила Эл-Ит. — Из Зоны Четыре. А в вашей истории об этом что-нибудь говорится? В ваших преданиях?

В ответ Джарнти затряс своей остроконечной бородой, победоносно усмехаясь.

— Неужели вам нечего рассказать? — усомнилась Эл-Ит.

Он самодовольно ухмыльнулся всем женщинам поочередно, потом уронил голову на грудь.

— Эл-Ит, — у заговорившей девушки слезы ручьем бежали по лицу, — что ты будешь делать среди таких типов?

— Может, Бен Ата не такой, — предположила другая девушка.

— Кстати, этот тип — командующий всех его армий. — И Эл-Ит передернуло, не смогла удержаться.

— Именно этот? Ну и дела!

Даже Джарнти почувствовал их отвращение и ужас, и он бы им показал, если бы мог. Ему с трудом удалось поднять голову, и он в гневе уставился на них, но шевельнуться даже не мог — ослабел и дрожал всем телом.

— А ведь ему еще возвращаться назад, в лагерь, а потом наверх, на горный перевал, — заметила Эл-Ит.

Двое молодых людей переглянулись. Встали, подхватили Джарнти под мышки, подняли на ноги и начали водить взад-вперед — прогуливать. Он шатался, протестовал, но вынужден был примириться, потому что отчетливо мыслящий мозг подсказывал: другого выхода нет.

Этот сюжет известен под названием «Прогулка Джарнти», нашим художникам и сказителям он дал много возможностей поупражняться в остроумии.

— Не уверена, что мы что-то можем сделать, — обратилась Эл-Ит к окружающим. — Даже если эта болезнь известна с древности, в нашей медицине ничего о ней не говорится. Если она новая, наши врачи скоро найдут способ ее излечить. Но если это сердечный недуг, тогда пусть Надзирающие соображают, что надо делать.

Наступило молчание.

— Может, уже известно, что надо делать, — безрадостно улыбнулась Эл-Ит. — Расскажите всем в степи, что я была у вас сегодня ночью, поведайте людям, о чем мы говорили, что мы думаем на этот счет.

— Обязательно расскажем, — пообещали они.

Потом все поднялись и вместе с Эл-Ит пошли сквозь стада. Молодая девушка подозвала трех коней, те подошли и охотно подождали, пока молодой человек взгромоздил Джарнти на спину одного, Эл-Ит забралась на второго, а сама девушка вскочила на третьего. Животные толпились вокруг Эл-Ит, восседающей на своем коне, и взывали к своей королеве, пока ее маленькая кавалькада ехала мимо них.

Там, в степи, по которой они направлялись к лагерю, распрямившиеся после бури травы серели в тусклом утреннем сумраке, но с востока небо уже пылало утренней зарей.

Джарнти очнулся, выпрямился в седле и обрел вполне воинственный вид.

— Мадам, — спросил он, — как это вы тут разговариваете со своими животными?

— А вы со своими?

— Мы никак не разговариваем.

— Надо просто быть с ними рядом. Наблюдать за ними. Положишь на животных руки — и ощутишь, что они чувствуют. Надо смотреть им в глаза. Послушать, в какой тональности они издают звуки, как подзывают друг друга. А когда животные сообразят, что вы их понимаете, старайтесь не пропустить первых звуков, обращенных к вам. А пропустите — они больше не станут стараться. Очень быстро начинаешь ощущать их чувства и понимать их мысли.

Некоторое время Джарнти молчал. Стада уже остались позади, когда он наконец проговорил:

— Конечно, мы за ними наблюдаем и замечаем, какой у них вид, если они, допустим, больны.

— И что, у вас нет никого, кто умел бы обмениваться чувствами с животными?

— Ну, некоторые неплохо ладят с животными.

Однако Эл-Ит уже утратила интерес к разговору.

— Может быть, мы слишком нетерпеливы, — добавил Джарнти.

Эл-Ит и девушка промолчали. Они рысью продвигались к подножию гор. Теперь высокие горные пики сияли розовым светом на предгрозовом утреннем небе.

— Мадам, — в душе у Джарнти все кипело, он не умел быть на короткой ноге ни с ней, ни с кем другим, — пока вы с нами, не сможете ли обучить наших солдат, тех, кто занимается лошадьми, этим вашим штучкам?

Помолчав, она ответила:

— Вы, очевидно, не знаете, что ко мне полагается обращаться по имени — Эл-Ит? Вы разве не понимаете, что до сих пор я не привыкла к подобному обращению — «Мадам»?

Джарнти смущенно умолк.

— Ну, так обучите их? — угрюмо спросил он наконец.

— Обучу, если смогу, — после долгой паузы ответила Эл-Ит.

Он напрягался, хотел поблагодарить ее, сказать, как ему приятно общаться с ней, но солдат не умел выражать своих чувств.

Они уже проехали больше половины обратного пути до лагеря.

Джарнти вдруг вонзил шпоры в бока коня. Тот немедленно заржал и взбрыкнул. Потом встал как вкопанный. Обе женщины тоже остановились.

— Вы хотите поехать впереди? — удивилась девушка.

Джарнти угрюмо надулся.

— Больше он вас не повезет. — Девушка соскочила со своего коня. Джарнти слез со своего. — Давайте поменяемся. — Он так и сделал. А девушка успокоила озадаченного коня, которого Джарнти пнул, и взобралась на него.

— Кто бы мог подумать, вам захотелось поехать впереди нас, — заметила девушка.

У солдата был пристыженный, смущенный вид. Он покраснел.

— Боюсь, вам придется потерпеть, — наконец сказала Эл-Ит.

Когда вдали показался лагерь, Эл-Ит спрыгнула с коня. Конь тотчас развернулся и легким галопом отправился назад, к пастухам. Джарнти слез со своего. И этот тем же галопом последовал за первым конем. Джарнти так и стоял, не отрывая восхищенного взгляда от симпатичной всадницы, которая разворачивалась, собираясь в обратный путь.

— Когда надумаете приехать в Зону Четыре, — крикнул он ей, — дайте мне знать!

Девушка долгим сочувственным взглядом посмотрела на Эл-Ит и, бросив: «Я, к счастью, не королева», — поспешила назад через степь, ведя за собой двух коней, которые постоянно ржали и взбрыкивали.

Эл-Ит и Джарнти шли к лагерю, спиной ощущая тепло утреннего солнца.

Они были еще далеко от лагеря, но до них уже донесся запах жарящегося мяса.

Эл-Ит молчала, но выражение ее лица было достаточно красноречиво.

— Вы не убиваете животных? — неохотно спросил он, обуреваемый любопытством.

— Только в случае крайней необходимости. Нам хватает другой еды.

— Вроде этих ваших жутких ягод, — попытался иронизировать командир.

В лагере выяснилось, что солдаты убили оленя. Джарнти не съел ни кусочка.

Сразу после трапезы все, кроме Эл-Ит, занялись оседлыванием коней. Она смотрела, как животные неловко пытались удержать в пасти зубами мундштук упряжи.

Затем прыжком взлетела на своего коня и что-то зашептала ему на ухо. Джарнти обеспокоенно следил за женщиной.

— Что вы ему сказали? — спросил он.

— Что я ему друг.

И опять Эл-Ит ехала во главе кавалькады, на восток, через степь.

Вдали, в стороне от них, на горизонте темнело какое-то пятно — это паслись те самые стада, среди которых они провели ночь.

Джарнти скакал прямо за Эл-Ит.

И всю дорогу вспоминал разговоры, которые велись у костра прошлой ночью, их тон, их непринужденность. Он томился, вспоминая этот разговор, — не мог понять, чем же он его так зацепил, потому что никогда до сих пор не видел, чтобы люди непринужденно общались. Так бывало только иногда, вспоминал он, с какой-нибудь девушкой, после душевно проведенной ночи.

Джарнти спросил Эл-Ит, не скрывая легкой зависти:

— Вы чувствуете, какие грустные вон те животные, которые там пасутся? — Он обратил внимание, что она постоянно озабоченно смотрела в сторону стад.

— Неужели вы и впрямь ничего не ощущаете? — удивилась она.

Он заметил, что у нее беспрерывно текут слезы, прямо на ходу.

И пришел в бешенство. Джарнти казалось, будто перед ним захлопнули какую-то дверь, словно бы его куда-то не пускают, лишают чего-то, на что он имеет законное право.

За спиной у них раздавался цокот копыт остальных солдат.

Впереди лежал долгий путь к границе. Вдруг Эл-Ит наклонилась к уху коня, шепнула что-то, и конь рванулся вперед. Джарнти и его подчиненные набрали скорость, полетели вслед, крича, желая остановить ее. Они-то знали, что у Эл-Ит нет щита, а атмосфера Зоны Четыре для нее может быть смертельна. Она мчалась, как буйный ветер, гуляющий по степи всю ночь до утренней зари, длинные волосы развевались за спиной, и слезы непрерывно текли по ее лицу.

Через много миль командир догнал женщину: один из солдат бросил ему щит, Джарнти его поймал на лету, и теперь их кони скакали рядом, голова в голову.

— Эл-Ит! — кричал он. — Постойте, вам нельзя без этого! — И протягивал ей щит.