Майкл Корди

ИСТОЧНИК

Посвящается Фиби
ПРЕДИСЛОВИЕ

Манускрипт Войнича, о котором рассказывается в этой книге, и правда существует. Как он выглядит, его уникальный текст, удивительные иллюстрации и история — все это описано в мельчайших подробностях. Страницы, которые я привожу, взяты из оригинала, хранящегося в Библиотеке редких книг Байнеке Йельского университета. Лучшие ученые и эксперты, в том числе криптографы из хваленого Агентства национальной безопасности США, так и не смогли расшифровать манускрипт. Манускрипт Войнича и по сей день остается самой загадочной рукописью во всем мире.

ПРОЛОГ


Рим, 1561 год.




Его глаза осматривают группку собравшихся, и она находит в себе силы не отвести взгляд. Если ему хватает сил стерпеть, то ей хватит сил это увидеть.

Он ковыляет на перевязанных ногах, весь черный и скрюченный от пыток инквизиторов, и палач в последний раз предлагает ему: «Отрекись и прими легкую смерть от удавки, прежде чем тебя привяжут к столбу. Если будешь упорствовать, тебя сожгут заживо». Он смотрит ей в глаза и в ярости трясет головой. Она пытается сказать, что она с ним, она любит его, однако не может пошевелиться. Происходящее ее завораживает, и еще она потрясена его просьбой.

Потрясена тем, что поклялась исполнить.

Аутодафе проходит ночью. Двор какой-то церкви на окраине Рима освещают факелы. У столба собралось не больше двух десятков человек: Святая церковь не желает, чтобы всем было известно о казни еретика… а может, о его ереси? Краем глаза она замечает отблеск красного, но стоит, не шелохнувшись, когда вперед в алой сутане выступает Великий инквизитор, кардинал-префект Микеле Гислиери. Великий инквизитор «смягчил» наказание, передав еретика светским властям для казни, чтобы исполнить принцип католической церкви «Ecclesia abhorret a sanguine» — «Церковь отвращается от крови». Все равно это его ночь. И на костре не бывает крови.

— Пусть книгу сожгут вместе с ним, — распоряжается Великий инквизитор. — Сжечь Книгу Дьявола вместе с еретиком!

Секундное замешательство, и палач со священниками обыскивают его, но ничего не находят.

— Где она?

Приговоренный молчит.

— Отдай книгу, еретик, иначе тебя ждет наказание!

Горькая усмешка.

— Что еще ты мне сделаешь?

— Приступайте! — велит инквизитор.

Еретика волокут на помост и привязывают к столбу. Складывают последние охапки хвороста у подножия, затем подносят факел. Огонь разгорается, и она молит, чтобы он задохнулся прежде, чем языки пламени коснутся тела. Она сжимает распятие, которое он ей оставил, и не отводит глаз, пока едкий дым не скрывает его лицо. Лишь тогда она дает волю слезам. Дым поднимается в ночное небо, и тело уже горит — вернее, поджаривается. Ее тошнит от знакомого сладковатого запаха. Вопли быстро стихают, но от этого ничуть не легче.

Когда пламя разгорается, уходят Великий инквизитор и его свита. Все остальные постепенно тоже исчезают в ночи. Она ждет, пока останутся одни кости, пепел и пылающие угли — тогда подходит к костру и собирает останки. Наклонившись, ощущает скрытый под одеждой манускрипт и надеется, что Книга Дьявола стоит пыток и мучительной смерти. От всего сердца она молит о том, чтобы жуткая клятва, данная перед его смертью, не была напрасной.

— Со временем все станет ясно, — бормочет она, скрываясь во мраке. — Нужно лишь время.

ЧАСТЬ I

КНИГА ДЬЯВОЛА

ГЛАВА 1


Швейцария, четыре с половиной столетия спустя.




С начала ему было не страшно, а просто жаль, что все закончится именно так. Он был богат, владел недвижимостью по всему миру, выучил несколько иностранных языков и уже не помнил всех роскошных женщин, с которыми успел переспать, — теперь все утратило значение. В жизни он был одинок и умрет так же одиноко; тело скормят зверью или зальют бетоном на стройплощадке, будто его никогда и на свете не было.

— Становись на колени. Вот сюда, где пленка. Посередине.

Опустившись на колени, он стиснул руки будто в молитве и тут заметил на полу, у самой ноги убийцы, хирургическую пилу, полиэтиленовый пакет с застежкой и рулон скотча. Что будет дальше, он мог сказать, даже не поднимая взгляда на «Глок-19» в левой руке убийцы. Последовательность действий он знал назубок, потому что придумал ее сам. Сначала две пули в голову. Кисть левой руки отрезать и убрать в пакет с застежкой, тело завернуть в кусок черного полиэтилена и упаковать с помощью скотча. Потом вызвать похоронную команду, чтобы избавиться от трупа, а руку убийца отвезет заказчику в качестве доказательства.

— Ты знаешь, кто я? — спросил убийца.

Он кивнул:

— La mano sinistra del diavolo — Левая Рука Дьявола, самый страшный наемный убийца во всем мире.

— Я имею в виду настоящее имя. Ты знаешь, кто я на самом деле? Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.

Вот теперь ему стало страшно, да так, что не пошевелиться. В ужасе от того, что сейчас увидит, он просто не мог поднять взгляд.

— Посмотри на меня, — приказал убийца. — Взгляни в лицо тому, кто отнял у тебя жизнь, по чьей воле ты вечно будешь гореть в аду.

Он медленно поднял глаза. Казалось, сердце перестало биться. Лицо убийцы… это было его собственное лицо. Он задрожал от ужаса, но тут сквозь пелену ночного кошмара донесся свирепый лай — и Марко Базин проснулся.

Постепенно приходя в себя после снотворного, он открыл глаза, однако сторожевые псы по-прежнему лаяли за окном, словно не желали отпускать его душу из адского плена. Марко ошарашенно уставился в темноту. В первые мгновения он даже не узнал свою спальню: она была заставлена медицинским оборудованием и походила скорее на больничную палату. Он вытер пот с лица. В свои без малого пятьдесят Марко ужасно гордился густой шевелюрой, и врачи обещали, что волосы обязательно отрастут. Других поводов для оптимизма у них, увы, не было.

Он заставил себя замедлить дыхание и успокоиться. Марко презирал страх. Еще несколько месяцев назад, до того как он обратился в эту дорогущую клинику неподалеку от его шале в окрестностях Давоса, он сам, «La mano sinistra del diavolo», внушал другим ужас. Он не делал ошибок и не знал пощады. Говорили даже, что достаточно назвать Базину имя — и человек уже, считай, мертв.

Но пришло и его время.

Базин провел рукой по ткани пижамы, ощупывая себя между ног, словно хотел вернуть то, что у него отобрали. Врачи говорили, что нужно было обратиться к ним раньше, пока опухоль еще не дала метастазы. Марко прошел несколько курсов химиотерапии, и теперь оставалось лишь ждать, опасаясь проявления любого из семи названных ему симптомов.

Впрочем, кроме рака, были и другие проблемы.

Он смотрел в темноту, вслушивался в тихий гул приборов, в звуки собственного дыхания и размышлял. Марко никому не рассказывал о болезни, а клиника гарантировала полную конфиденциальность. И все же слух наверняка просочился. Еще до обращения к врачам он отказался от трех крупных дел, а во время операции и химиотерапии был вообще отрезан от внешнего мира, хотя заказчики продолжали его искать. Из этих слухов скоро сделают выводы, а затем перейдут к действиям. Клиенты забеспокоятся, отчего он не отвечает на звонки, а кое-кто заподозрит, что Базин работает на конкурентов. Враги почуют запах крови и постараются свести старые счеты. Могучий лев, владыка джунглей, ранен, и осмелевшие шакалы подбираются все ближе. Он умрет: не от рака, так от пули. В любом случае ему конец.

Снова залаяли псы, и одновременно нахлынул страх.

Впервые за долгие годы Базин по-настоящему испугался: не смерти — с ней он давно свыкся, — а того, что будет потом. Пережив диагноз и операцию, Марко успел поразмыслить о прожитом. Он понял, что, убивая ради денег, погубил свою бессмертную душу, но не получил ничего взамен: богатство и прочая чепуха не в счет. Его бил озноб. Он взял со столика деревянные четки, которые бережно хранил, но не как символ веры, а как напоминание о детстве. Помпезные шторы на окнах были задернуты, и Марко представил за ними силуэты далеких гор. Красота гор всегда действовала на него успокаивающе, однако в этот раз он только почувствовал себя еще более одиноким.

Почему псы продолжают лаять?

Он тряхнул головой, приводя мысли в порядок, и взглянул на часы у кровати. Три шестнадцать ночи. За дверью послышался шепот ночной сиделки, а в ответ — незнакомый низкий голос.

Базин сел на кровати. Голова кружилась, было трудно дышать.

Там мужчина. Возможно, не один. В его собственном доме, прямо посреди ночи.

Ничего удивительного, что враги явились, когда он слаб и беззащитен. Но как им удалось его отыскать? В клинике не знают, чем он занимается, а уж где скрывается, и подавно никому не известно… Впрочем, какая разница. Купить можно любого. Базин вспомнил, как раньше жертвы пытались прятаться от него, а он всегда находил их. И убивал.

Страх придал сил. Он хотел жить. Впотьмах Марко попытался отыскать хоть какое-то оружие, но сиделка унесла абсолютно все. В комнате остались лишь медицинские приборы и лекарства — они должны сохранить ему жизнь, а вот отнять жизнь здесь совершенно нечем.

Человек остановился перед запертой дверью: Марко слышал его шаги — какие-то неправильные и потому странно знакомые. Несмотря на боль, он вскочил с постели, с трудом преодолевая головокружение. На лбу вновь выступили капли пота. Враги явились, думая, что он слаб, что он уже не тот. Он им покажет!

Базин схватил четки и дернул, проверяя на прочность. Шнурок лопнул. Марко бросил четки на постель и выдернул гибкую трубку, которая шла от капельницы на штативе к катетеру на запястье. Окончательно успокоившись и держа трубку натянутой за концы, он пересек комнату и встал сбоку от закрытой двери.

Дверь медленно отворилась, и на ковер упал тоненький лучик света. Болезненная слабость ушла, Базин полностью сосредоточился на грозящей ему опасности. Незнакомец замер, будто размышляя, стоит ли входить. Едва голова показалась из-за двери, Базин набросил ему на шею удавку и затянул.

Обычно Базин душил жертву стальной струной, которая мгновенно разрывала яремную вену и сдавливала трахею. Пластиковая же трубка была слишком эластичной, Марко затягивал ее изо всех сил, но вдруг обратил внимание на одежду незнакомца, который к тому же был безоружен. А еще походка — недаром она показалась ему странной! — гость прихрамывал. Базин рывком развернул его и замер, уставившись в выпученные глаза визитера. Вот отчего тот пришел под покровом тьмы — ему нужно было не убить Марко, а укрыться от любопытных глаз. Гость не хотел, чтобы его здесь видели.

Базину стало стыдно. Он выпустил из рук удавку.

— Лео! — В голосе его звучала благодарность. — Ты все-таки приехал.

Растирая руками горло, его гость прохрипел:

— Я твой старший брат, Марко, а ты сказал, что умираешь. Как я мог не приехать! — Тут в его взгляде появилось сомнение. — Зачем я тебе понадобился? Зачем тебе вообще понадобился священник?

К благодарности примешивалось раздражение и еще что-то, больше всего похожее на любовь. Базин был выше и сильнее единоутробного брата, но при этом постоянно оставался в его тени — тот всегда и во всем был чуть лучше и успешнее. Марко бросил взгляд на четки, валявшиеся на постели, а затем на брата.

— Я хочу все искупить. Когда умру, я хочу быть чист перед Богом.

Темные глаза брата понимающе сузились.

— Ты это серьезно?

— Серьезней некуда.

— Так исповедуйся.

— «Аве Мария» тут не поможет. Все гораздо сложнее. Я должен как-то послужить церкви, понести наказание за грехи. Скажи, что мне сделать.

Брат впился в него взглядом, словно изучая, оценивая Марко.

— Многие грешники вновь обращаются к церкви, когда настают тяжелые времена… Но ты, Марко? — Он вздохнул. — Господь никогда не бросает заблудшую душу, только помни, раскаяние должно быть искренним!

— По велению церкви я сделаю все, что только в моих силах.

Глаза брата, казалось, проникали прямо ему в душу.

— Все?

— Да, — ответил Базин, падая на колени, — абсолютно все.

ГЛАВА 2


Нью-Йорк, пять недель спустя.




Лимузин остановился у небоскреба из черного стекла в деловой части Манхэттена, и Росс Келли немедленно выпрыгнул наружу и бросился к главному входу. В одной руке у него был чемодан, в другой — ноутбук. Росс добирался сюда по воздуху целые сутки, но все равно опаздывал. Промчавшись через холл, Росс влетел в пустую кабину лифта и нажал кнопку тридцать четвертого этажа.

Он придирчиво изучил отражение в зеркале и нахмурился: высокий, широкоплечий, загорелый, дорогой костюм сидит как влитой. И все же что-то было не так. На природе в туристских ботинках, джинсах и каске он чувствовал себя (да и выглядел тоже) куда лучше, чем в офисе. Поправив галстук, Росс пригладил непослушные соломенные волосы, и тут двери лифта с коротким мелодичным звуком разъехались.

Он вышел и направился к двустворчатой стеклянной двери, на которой было выгравировано «„Эксплор“. Геологический консалтинг, поиски и разведка нефти и газа». Ниже шло: «Подразделение „Аласкон ойл“» — рабочий в синем халате как раз заканчивал новую строку. Росс вошел в приемную. Слухи ходили уже несколько месяцев, но он торчал на юго-западе Узбекистана, занимаясь месторождением Кокдумалак, и не мог поверить, что все зашло так далеко.

Гейл мерила шагами комнату. Увидев его, она перестала хмуриться и воскликнула:

— Росс! Ну слава Богу, наконец-то. Как там в Узбекистане?

— Все нормально. Я бы и больше данных собрал, да вот пришлось мчаться обратно. — Он взглянул на часы: десять двадцать две. — Где совещание?

Гейл забрала чемодан.

— В переговорной. Уже начали.

— Ты что, не сказала, что самолет задержали?

— Им плевать.

— А как же Билл Бэмфорд?

— Уволился. Все ушли, Росс, весь совет директоров.

— Что?! И дела не передавали?

Гейл заговорила шепотом:

— Их никто и не собирался принимать. Вся эта болтовня, что «Аласкон», мол, уважает накопленный нами опыт и рассчитывает на тесное сотрудничество, — чушь это все. Обычный захват. Билл Бэмфорд, Чарли Бордер и остальные просто уволились. Как раз сегодня утром забрали вещи и ушли.

— А ты?

— Я-то работу всегда найду. Сижу только из-за тебя. — Гейл улыбнулась. — Так что если соберешься уходить, предупреди.

— Честное слово, тебе скажу первой.

— Вот и отлично. А теперь отправляйся, если тебе, конечно, дорога твоя древняя нефть. Они там пленных не берут. — Гейл пожала плечами. — Да ты, собственно, и сам прекрасно знаешь.

— Ага, — скривился Росс.

Три года назад, когда его пригласили в «Эксплор», Росс работал геологом в одном из филиалов «Аласкона» — известной геофизической компании. Зарплату предложили хорошую, однако привлекало его в маленькой консалтинговой фирме совсем другое. В «Аласконе», одной из крупнейших нефтяных компаний мира, Росс многому научился, но руководству там не хватало гибкости, оно было высокомерным и избегало всякого риска. Новое начальство в отличие от старого дальновидно предложило ему заниматься поиском и разведкой месторождений. И вот Росс снова стал сотрудником «Аласкона», и радоваться тут нечему. Он еще раз провел рукой по волосам и направился по коридору к переговорной.

За дверью он услышал собственный голос. Росс остановился и стал всматриваться сквозь стекло. В приглушенном свете он увидел за столом троих аласконовцев: те смотрели на плазменную панель, где сам Росс объяснял свою теорию древней нефти. Веснушчатого мужчину с вьющимися рыжими волосами, тронутыми сединой, он не знал, как и второго: постарше, лысого и в круглых очках. А вот при виде третьего — блондина в темно-сером костюме — Росс совершенно пал духом. Во многом именно из-за Джорджа Андервуда он в свое время ушел из «Аласкона». Разглядывая бывшего начальника, приходилось признать: на нем костюм сидит и вправду безупречно.

На экране в черной пустоте крутился сверкающий шар жидкого пламени. Огромные метеориты раскаленными ракетами обрушивались на изрытую кратерами поверхность, оставляя новые шрамы и отметины. Казалось, никто и ничто не сможет выжить на этой обугленной планете — что уж говорить о зарождении жизни. Росс вновь услышал собственный спокойный и уверенный голос, поясняющий происходящее на экране: «Четыре с половиной миллиарда лет назад Земля была молода и покрыта океаном первобытного пламени, астероиды и кометы падали на ее поверхность, опаленную ультрафиолетовыми лучами, а извержения вулканов наполняли едва возникшую атмосферу ядовитыми газами. Но все эти астероиды и кометы, обрушиваясь на планету, несли с собой аминокислоты, без которых никогда не зародилась бы жизнь. Даже сейчас на Землю ежегодно падают метеориты общим весом сорок тысяч тонн. Внутри этих камней из далекого космоса обнаружено более семидесяти разновидностей аминокислот, восемь из них являются основными составляющими протеинов, которые содержатся в живой клетке».

Эффектная вспышка осветила экран.

«Семена жизни сыпались на Землю словно сперматозоиды, рвущиеся к яйцеклетке, и вот один из ударов высек искру: где-то на планете началась удивительная химическая реакция, породившая первые виды бактерий, которые, что не менее удивительно, успешно размножались. Сейчас мы можем утверждать, что все живое на нашей планете, в том числе и мы с вами, возникло в результате именно этой единственной вспышки четыре с половиной миллиарда лет назад».

Изображение на экране снова поменялось: появились фотографии окаменелостей из района Исуа в Гренландии и из Узбекистана, с плато Устюрт, по соседству с которым Росс как раз и работал последнее время.

«Эти окаменелости — останки ранних форм жизни, и именно они превратились в ископаемое топливо, то есть в нефть. Сейчас известно, что нефть можно обнаружить и в более ранних слоях, чем считалось раньше. Именно эту древнюю нефть нам и следует искать прежде всего».

— Подумать только, — заявил Андервуд, обращаясь к старшему из собеседников, — древняя нефть! Я-то полагал, вся нефть древняя — древнее не бывает.

Росс, раздраженный насмешкой, вошел в комнату.

— «Древняя нефть», Джордж, на четверть миллиарда лет старше всех ныне известных запасов.

Андервуд нажал кнопку на пульте, и на экране загорелся фирменный знак компании. Жалюзи открылись: за окном Верхний Манхэттен переливался в лучах майского солнца. Прежде чем пожать руку Россу, Джордж не отказал себе в удовольствии посмотреть на часы.

— Давно не виделись, — улыбнулся он. — Познакомься с моими коллегами.

Как выяснилось, рыжие волосы с проседью принадлежали Брэду Саммерсу, новому финансовому директору. Мужчину постарше звали Дэвид Ковач. Теперь он руководил «Эксплором» и отвечал за процесс вхождения компании в состав «Аласкона».

— Так значит, древняя нефть, — сказал Андервуд. — И ты, Росс, правда веришь в ее существование?

— Да, верю.

— А почему, доктор Келли?

Росс опустился на стул.

— На рубеже тысячелетий считалось, что возраст самых древних нефтяных месторождений составляет полтора миллиарда лет. Однако совсем недавно нам удалось обнаружить в Узбекистане залежи как минимум на двести пятьдесят миллионов лет старше. Углеводороды, из которых состоит эта нефть, — продукт жизнедеятельности существ, живших на Земле три миллиарда двести миллионов лет назад. Следовательно, в древнейших геологических слоях содержатся еще не разведанные запасы нефти, и ими до сих пор никто не занимался. Но конкуренты обязательно заинтересуются ими — это лишь вопрос времени.

Андервуд бросил взгляд на свои записи:

— Вы работаете над проектом вместе со «Скарлет ойл», вашим клиентом. По-моему, крошечная компания.

— Мы всегда работаем с небольшими фирмами — и здесь, и за рубежом. Им трудно самим вести геологоразведку, вот и обращаются к нам.

— И каковы шансы найти эту вашу древнюю нефть?

Росс улыбнулся:

— Весьма неплохие.

По статистике, шансы обнаружения обычных залежей нефти даже с новейшим оборудованием не превышают десяти процентов. Он вытащил из кармана пиджака портативный компьютер, открыл его и положил на стол. На экране появилась геологическая карта мира: формации, в которых могли обнаружиться запасы нефти, были выделены разными цветами. Россу всегда становилось немного грустно, когда он глядел на эту карту: тут были все знания человека о земной поверхности и о том, что таится под ней, а это значит, что в мире больше не оставалось загадок.

— Моя группа разработала программу, которая использует новейшую технологию спутниковой навигации: сейсмические, гравиметрические, магнитометрические и геологические данные накладываются на космические снимки земной поверхности — таким образом можно обнаруживать нефтеносные районы во всем мире. Если сосредоточиться на древних скальных районах и самых многообещающих комбинациях коллекторов и покрывающих пластов, то шансы обнаружить нефть вырастают вдвое. — Тут Росс сделал паузу для большего эффекта. — Сейчас результативность нашей модели почти двадцать процентов. В два раза больше, чем у всех остальных.

Андервуд кивнул.

— Но ведь фактических данных пока нет? Только модель?

— Вот я и поехал в Узбекистан, чтобы проверить модель. — Из сумки с ноутбуком Росс выложил на стол папку. — Нужно больше времени. Пока результаты хорошие, «Скарлет ойл» просто в восторге.

— Ну конечно, «Скарлет ойл», нефтяной гигант!.. — Андервуд повернулся к финансисту. — И сколько потратили? — Вопрос прозвучал так, будто ответ уже известен. Собеседник развернул свой ноутбук экраном к Андервуду. — Надо же! «Эксплор» сильно вкладывается в этот проект. Никак не меньше, чем «Скарлет ойл».

Росс сжал зубы, стараясь не выйти из себя.

— Да, Джордж, проект требует инвестиций, но исходные данные-то хорошие, а сейчас идет проверка в полевых условиях. Технология разведки и добычи будет нашей, и мы предложим ее своим клиентам, маленьким компаниям, дадим им шанс урвать кусок пирога у гигантов. В том числе у «Аласкона», если вы сейчас махнете рукой на эту возможность.

Андервуд наклонился к Ковачу и обменялся с ним парой неслышных реплик, после чего тот стал складывать разложенные на столе бумаги.

— Поймите нас правильно, доктор Келли, — сказал он. — У вас превосходная репутация, и нам бы очень хотелось продолжить сотрудничество, но «Аласкон» купил эту фирму по одной причине: у вас много деловых связей на Дальнем Востоке и в республиках бывшего Союза. Ну и стоила она недорого. — Ковач пробежал взглядом таблицы на компьютере финансиста. — Впрочем, это и неудивительно, если учесть, как «Эксплор» тратил деньги. Поймите, нам нечему учиться у маленьких американских компаний, поэтому мы не ввязываемся в их авантюры. — Он указал на Андервуда. — Разведкой теперь будет заниматься Джордж. Вы и ваша группа отныне подчиняетесь ему. Насколько мне известно, раньше вы уже работали вместе. Ваша очередь, Джордж, — добавил он, обращаясь к Андервуду.

— Росс, займитесь углублением контактов в стратегически важных регионах, — сказал Андервуд, — где есть залежи обычной нефти. Поиски древней нефти придется прекратить.

— А как же «Скарлет ойл»?

— Да никак. Мелкая рыбешка.

Росс заскрипел зубами.

— Но ведь это принесет деньги. Кучу денег, причем очень скоро. — Он посвятил проекту два года работы и потому верил в него беспрекословно. Росс взял со стола папку. — Вот смотрите: здесь все данные.

Андервуд сделал протестующий жест.

— Я понимаю, Росс, это твое детище, но «Аласкону» достаточно самой обычной нефти, без всяких древностей.

— Обычная нефть рано или поздно закончится. — Он швырнул папку на стол. — Хоть на последние результаты взгляните!

Андервуд быстро переглянулся с Ковачем, словно напоминая: «Я же говорил, с ним будет трудно», а затем вновь обернулся к Россу:

— Я всегда был о тебе высокого мнения. Ты блестящий геолог, Росс, и у тебя удивительный нюх на нефть, однако есть один недостаток: ты слишком увлекаешься экспедиционной романтикой. Для тебя сама загадка временами слаще отгадки. «Аласкону» нужны не великие открытия, а минимальный риск. Все эти увлекательные приключения и загадки нас совершенно не интересуют — нам важен результат. Так что если хочешь и дальше работать в этой компании с сохранением своего весьма приличного жалованья, то лучше смирись. Твоя группа должна сосредоточиться на поиске самых обычных месторождений, которые дадут быструю прибыль.

Росс промолчал. Два года он трудился не покладая рук, и вот когда успех буквально в шаге, все бросить?

Андервуд нахмурился:

— Ты понял, Росс?

Глядя на раскрасневшееся лицо Андервуда, Росс понял, что ожидает его в «Аласконе». Он устал. С него довольно. Росс выпрямился — он был на голову выше своего несостоявшегося босса — и смерил того презрительным взглядом. Наконец Андервуд не выдержал и отвел глаза. Тогда Росс взял со стола свои бумаги и разорвал их пополам, а потом на четвертинки и восьмушки.

— Так ты понял? — снова спросил Андервуд. Голос его дрожал.

— Спокойней, Джордж, — вмешался Ковач. — «Аласкону» нужны такие люди, как доктор Келли. Уверен, он все отлично понял.

— Росс, ты понял? — настаивал Андервуд.

— Вполне.

В правой руке Росс по-прежнему сжимал обрывки бумаги, а левой извлек из кармана телефон. Он нажал кнопку, и Гейл ответила после второго гудка.

— Это я, — сказал он в трубку. — Как договаривались, тебе сообщаю первой. — Пристально глядя на Андервуда, Росс высыпал обрывки прямо ему на голову. — Я ухожу, — заявил он.

— Постойте, — воскликнул Ковач, вскакивая на ноги, — в этом нет необходимости!

Росс ослабил узел галстука, вернул телефон в карман пиджака, взял ноутбук и направился к двери. Открыв ее, обернулся и сказал:

— В этом есть необходимость. Для меня — есть.

ГЛАВА 3

В нескольких милях от офиса «Эксплор» из аудитории Макнелли в Фордемском университете, по соседству с Линкольн-центром, вышел почетный гость. Священник был доволен: он исполнил свой долг и провел на конференции вполне достаточно времени, теперь ему не терпелось поскорее уехать. Распрощавшись с устроителями и сопровождающими, гость с такой скоростью направился к лимузину, что хромота его была едва заметна.

На заднем сиденье, укрывшись за тонированным стеклом салона, он посмотрел на часы. Обратный рейс в Рим вечером, и до него еще куча времени.

— Йельский университет, Библиотека Байнеке, — сказал он шоферу.

Пока автомобиль пробирался на север к Генри-Хадсон-паркуэй, мысли пассажира вновь обратились к предмету, который никак не шел у него из головы уже пару дней, с самого прилета в Америку. Он достал из дипломата копию документа четырехсотпятидесятилетней давности, который его люди обнаружили в секретном архиве Ватикана, где хранятся главнейшие тайны католической церкви. Протокол инквизиционного трибунала был составлен на латыни — одном из пяти языков, которыми священник свободно владел. Он читал, и голова начинала кружиться от осознания того, чем грозят эти написанные от руки строки и какие возможности в них сокрыты.

Если, конечно, то, что он слышал, правда.

Через полтора часа лимузин остановился перед одним из самых больших в мире зданий, построенных для хранения редких книг, — Библиотекой Байнеке. Своей продолговатой формой и окнами из прозрачного мрамора, напоминающими выемки на мяче для гольфа, оно выделялось среди прочих университетских строений более традиционной постройки. Впрочем, священник поднялся по ступеням, не обращая внимания на архитектурные изыски.

Его приезда ждали. Старший архивист встретил гостя у информационной стойки и провел в главный зал.

— У вас тут не очень людно, — заметил священник.

— Да уж. — Лицо ученого вдруг загорелось радостным возбуждением. — Но это только до вечера. На открытые семинары народу соберется немало, тем более один доклад будет — настоящая бомба. — Он указал на ящик из прозрачной пластмассы, торжественно высящийся на постаменте в центре помещения. — Книга всю неделю выставлена здесь, но вы можете полчаса поработать с ней в читальном зале. Если этого недостаточно, то все страницы есть в Интернете, их можно посмотреть прямо здесь, на терминале.

Архивист провел его в небольшую неярко освещенную комнату и протянул пару белых перчаток:

— Наденьте. Без них книгу брать нельзя.

Священник подошел к столику.

— Благодарю вас.

Его спутник откашлялся.

— Вообще-то тема моих исследований как раз манускрипт Войнича. Рассказать вам о нем?

— Нет, спасибо. — Надевая перчатки, священник подумал, что едва ли этот человек расскажет ему что-то, чего он не знает сам. — Я просто побуду с ней наедине. Посмотрю, какая она на самом деле.

— Хорошо. — Немного замешкавшись, провожатый направился к двери. — Тогда оставлю вас. Зовите, если что-то понадобится.

Священник уже не слушал. Его взгляд был прикован к книге. В желтеющих листах на первый взгляд не было ничего особенного, однако стоило перевернуть несколько листов, и манускрипт предстал перед ним во всей своей загадочности. Страницы были покрыты непонятными символами и украшены грубыми цветными рисунками странных, доселе невиданных растений, лишь смутно напоминавших земную флору.

На других рисунках обнаженные женщины с неестественно округленными животами плавали в жидкости зеленого цвета.

Примитивные рисунки напоминали детские, но была в них какая-то особая притягательность. Возле книги лежал листок с описанием из каталога Библиотеки Байнеке. Там говорилось:

«Большая часть страниц украшена наивными, однако достаточно выразительными рисунками из области ботаники и естественных наук. Многие из них размером во всю страницу, выполнены чернилами и разными оттенками зеленого, коричневого, желтого, синего и красного. Основываясь на изображениях, манускрипт можно условно разделить на шесть частей.

В разделе „Ботаника“ приведены рисунки ста тринадцати видов неизвестных растений и сопровождающий их текст. В астрономическом или, возможно, астрологическом разделе — двадцать пять диаграмм расположения небесных тел. В секции „Биология“ — небольшие рисунки, на которых обнаженные женщины с раздутыми животами и непропорционально увеличенными бедрами плавают и выныривают из сообщающихся сосудов и труб, наполненных жидкостью. Далее идет фармацевтический раздел, в нем более сотни лекарственных растений, а в двух оставшихся — только текст и складная вклейка с иллюстрациями».

Книга не давала покоя исследователям всего мира с 1912 года, когда книготорговец Уилфрид Войнич наткнулся в здании школы иезуитов Вилла-Мондрагоне в итальянском городке Фраскати на рукописный том из ста тридцати четырех страниц. Внутри обнаружилось письмо, датированное 1666 годом: в нем ректор Пражского университета просил знаменитого ученого заняться расшифровкой текста. Если верить письму, император Священной Римской империи Рудольф II, король Богемии, купил рукопись за шесть сотен золотых дукатов.

На первой странице манускрипта едва заметная подпись «Jacobus de Tepenec». Известно, что Якоб Хорчицки[1] родился в бедной семье, был воспитан иезуитами, а впоследствии стал преуспевающим доктором при дворе Рудольфа. В 1608 году за спасение жизни императора ему пожаловали титул «де Тепенец». Вместе с тем роль Хорчицки в истории манускрипта до конца не ясна. Одни считают, что Рудольф поручил ему расшифровку рукописи, другие — что манускрипт просто перешел в его владение после отречения императора в 1611 году. Как бы то ни было, рукопись в конце концов оказалась в библиотеке школы иезуитов, где ее повторно обнаружил Войнич. Многие полагали, что в Италии она и была написана, затем украдена из какой-то библиотеки иезуитов и продана императору Рудольфу, после чего католическая церковь вернула манускрипт себе и вновь предала забвению.

Иллюстрации были причудливы, однако умы бесчисленного множества исследователей, в том числе самого Войнича, интересовал именно текст, и все они тщетно бились над его расшифровкой. Символы казались знакомыми: местами они напоминали буквы латинского алфавита, арабские цифры и привычные латинские сокращения. Строки часто начинались с искусно выписанных знаков, напоминавших формой виселицу, а в конце многих слов красовалась загадочная завитушка, похожая на цифру «9».

Войнич привез манускрипт в Соединенные Штаты и пригласил криптографов, но тем не удалось его расшифровать. В 1961 году рукопись купил букинист из Нью-Йорка Ханс Петер Краус, а в 1969-м он подарил ее Библиотеке редких книг Байнеке Йельского университета. В шестидесятые и семидесятые годы двадцатого века над манускриптом работали лучшие криптоаналитики Агентства национальной безопасности, но и у них ничего не получилось.

За последние десять лет манускрипт исследовали статистическими методами. Расчет энтропии текста и частотный анализ показали, что по своим статистическим свойствам «войничский» (так иногда называли неизвестный язык рукописи) схож с естественными языками, так что текст едва ли подделка или беспорядочная писанина какого-нибудь безумца. Также выяснилось, что текст читается слева направо и состоит из отдельных символов числом от двадцати трех до тридцати: всего рукопись содержит примерно 234 тысячи таких символов, то есть сорок тысяч слов, а ее словарь — порядка восьми тысяч двухсот слов. Длина большинства слов — шесть символов, при этом вариативность ниже, чем в английском, латыни и других индоевропейских языках. Так или иначе, о чем говорится в манускрипте, кем он написан и с какой целью, оставалось загадкой.

Похоже, лишь до сегодняшнего дня.

В дверь осторожно постучали. Полчаса истекли. Завороженный книгой, священник помедлил еще секунду, чувствуя, что она навсегда изменит его жизнь и что отныне Бог управляет его поступками. Он снял перчатки и провел по странице кончиками пальцев.

Дверь отворилась, и в комнату вошел архивист. Священник поблагодарил его, бросил на манускрипт последний взгляд и вышел обратно в зал.

Он задержался у плаката, приглашавшего на сегодняшний открытый семинар под названием «Разгадка тайны» — главное событие посвященной манускрипту Войнича научной недели. Было запланировано три доклада: английский математик из Кембриджа и ученый из Массачусетского технологического института должны были рассказать о новейших методиках расшифровки текста, однако священника интересовал третий доклад: «Манускрипт Войнича: в тщетных поисках Эльдорадо?».

Он крепко сжал ручку дипломата и подумал о копии документа, что лежала внутри. В ней был протокол суда и показания иезуита, сожженного по обвинению в ереси. А еще там упоминалась книга — Книга Дьявола, которую должны были сжечь вместе с еретиком.

Священник еще раз уточнил время последнего выступления и, довольный, что успевает к вылету, прочел имя докладчика: доктор Лорен Келли.

ГЛАВА 4

Пока поезд вез Росса Келли с Центрального вокзала в Дарьен, мысли его были заняты собственным будущим. Он рос на Юге, в семье протестантов, где не то что стать геологом, даже помыслить об этой профессии было очень непросто. Его мать искренне верила, что Земля создана всего несколько тысяч лет назад и что геологический облик планеты сложился в основном под воздействием Великого потопа. И хотя вместо «творение» теперь говорили «разумный замысел»,[2] по большому счету ничего с тех пор не изменилось, причем не только на протестантском Юге. Совсем недавно новый папа выступил с отрицанием теории Дарвина, утверждая, что за возникновением жизни стоит исключительно Божественный замысел.

Росс тем не менее всегда отстаивал свои убеждения. С самого детства, прошедшего на отцовской ферме у подножия гор Озарк, геология казалась ему наукой удивительной и волшебной, ведь она рисовала историю планеты, невзирая на бездонную пропасть, имя которой — время. Росс и сегодня помнил, как был потрясен, узнав, что гора Эверест когда-то являлась частью океанского дна. Как можно не изумляться безграничному времени и колоссальному давлению, благодаря которым Гималаи вознеслись из морских глубин на вершину мира?

Росс получил стипендию и изучал геологию в Принстоне, защитил диссертацию в Массачусетском технологическом, несколько лет отработал в геофизическом подразделении всемогущего «Аласкона», и все это время его восхищение только росло. Впрочем, он быстро понял, что в нефтяной промышленности важнее всего выгода, а вовсе не поиски сокровищ. Когда Росса переманила энергичная и стремительно растущая консалтинговая фирма «Эксплор», где ценили свежие идеи, его энтузиазм вновь разгорелся.

Теперь карьера в «Эксплоре» подошла к концу. Работодателей сменили люди вроде Андервуда и Ковача — бухгалтеры, а не исследователи. Росс не питал особых иллюзий: в других нефтяных компаниях к новизне относились столь же неблагосклонно.

Недолгий путь от станции до дома Росс проделал на такси, размышляя о своем будущем и при этом стараясь не думать, правильно ли он поступил и что скажет жена. Шофер остановил машину у тротуара, и Росс увидел рядом с экономичной «тойотой-приус», на которой ездила Лорен, свой старый «мерседес» с откидным верхом. Эту так называемую «классику» Росс приобрел сразу после перехода в «Эксплор». Тогда его «мерседес» был символом успеха, теперь же автомобиль, как и карьера владельца, утратил весь лоск, и оказалось, что на самом деле это просто старая машина, вся в птичьем дерьме. Рядом был припаркован еще один автомобиль: маленький и угловатый.

Росс застонал: только гостей сейчас не хватало. Он мотался по свету и, когда возвращался домой, хотел побыть и с женой наедине. Бутылка «Пино нуар», пицца, секс и пульт от телевизора — такое времяпровождение полностью его устраивало, причем Росс до сих пор ломал голову, как Лорен с ее незаурядным умом может смотреть идиотские телешоу вместо старых комедий, хороших фильмов или программ Дэвида Аттенборо[3] по «Дискавери». Росс расплатился с таксистом и направился к облицованному белой пластиковой вагонкой дому, кредит за который предстояло выплачивать до самой смерти. Дорожка была усыпана мелкими камушками, и те хрустели у него под ногами.

Дверь отворилась, и на пороге появилась Лорен. Ее золотистые волосы были пострижены под каре и переливались в утреннем солнце, в светло-серых глазах поблескивали искорки, а кожа как будто сияла. От одного взгляда на жену настроение Росса улучшилось. Тут дверь отворилась шире, и из дома вышла еще одна сногсшибательная женщина. Если жена Росса была красавицей в общепринятом смысле этого слова, то ее помощница Элизабет Куинн, наоборот, напоминала не то панка, не то девочку-отличницу. Зеб (так ее обычно называли) красила свои длинные курчавые волосы в коричневато-красный цвет, на ней были очки с толстыми стеклами, потертые джинсы, бесформенная куртка из грубой ткани и футболка с надписью «Не убивайте Землю. Она — живая!».

Лорен бросилась ему навстречу:

— Росс, ты вернулся! Я так по тебе скучала.

— Знала бы ты, как я скучал. — Он крепко обнял жену, вдыхая аромат ее волос, а потом поднял голову и посмотрел ей через плечо. — Привет, Зеб.

Элизабет Куинн улыбнулась и поприветствовала его взмахом руки. Их отношения были вполне дружескими, насколько это вообще возможно между геологом и активным защитником дикой природы, убежденным, что вся нефтяная индустрия — насилие над родной планетой.

— Не беспокойся, сейчас оставлю вас наедине. Я просто помогала Лорен готовиться к сегодняшнему докладу.

— Какому докладу?

Лорен обиженно закатила глаза.

— Я же тебе говорила: доклад по Войничу. Перевод манускрипта. Мой звездный час.

— А, точно.

Доклад вылетел у Росса из головы, потому что он планировал вернуться из Узбекистана только в конце недели — как раз к началу их первого за два года совместного отпуска. Им предстояли две недели лазания по пещерам в джунглях Борнео и еще неделя на пляже в Малайзии — Россу с трудом удалось выпросить такой длинный отпуск, но теперь эта проблема отступила на второй план.

— С возвращением, Росс, — сказала Зеб, забираясь в свою маленькую гибридную машинку. — Увидимся вечером. Удачи тебе, Лорен. Ты, главное, слишком много не рассказывай — мало ли чего этому Найту хочется.

— Спасибо, так и сделаю.

Супруги подождали, пока Зеб отъедет, а потом Лорен взяла Росса за руку и повела в дом.

Он достал из кармана пиджака маленький камушек с тусклой, будто бы металлической поверхностью. Прихожая была залита солнечным светом, и осколок сверкал в его лучах будто золотой слиток. Из каждой поездки Росс привозил Лорен какой-нибудь необычный камень.

— Это шрейберзит, очень редкий минерал. Встречается в метеоритах.

— Какая красота! Спасибо. — Лорен улыбнулась, ее глаза радостно сияли. — Здорово, что ты так быстро вернулся. У меня потрясающая новость.

— Отлично… — Росс помедлил. — У меня тоже есть новости по поводу смены руководства — помнишь, я тебе по телефону говорил?

— Давай рассказывай.

— Я уволился.

Росс толком не знал, какой реакции ему ждать от жены, но уж точно не такой… Лорен расхохоталась.

— Чего ты смеешься?

Он всегда поражался и завидовал тому, как легко Лорен относится к деньгам. Она была из вполне обеспеченной нью-йоркской семьи и в отличие от Росса не воспринимала деньги как гарантию спокойствия и безопасности. Впрочем, даже Лорен должна была понимать все последствия — ведь им нужно выплачивать кредит за дом. С другой стороны, она постоянно убеждала его отказаться от столь дорогой покупки, так что, наверное, будет только рада переезду в жилище поскромнее.

Лорен тряхнула головой, пытаясь успокоиться.

— Прости, Росс, я не над тобой смеюсь… просто такой подходящий момент.

— Какой еще момент? Что у тебя за радостная новость? Только не говори, что тебя снова повышают именно тогда, когда моя карьера катится ко всем чертям.

— Потрясающие новости касаются нас обоих! Я сегодня говорила с доктором. У нас будет ребенок.

Какое-то время он просто не знал, что сказать. Они пытались завести ребенка давным-давно, трижды пробовали ЭКО[4] — безрезультатно, и уже почти отчаялись. Росс поднял жену на руки.

— Не может быть! И какой срок?

— Почти три месяца.

— Три месяца… — Он погладил ее по животу, воображая, как растет там, внутри, его ребенок. — Что ж ты раньше не сказала?

— Сама только что узнала. Это, наверное, когда ты из Саудовской Аравии вернулся. Тебя долго не было — помнишь, как мы тогда наверстывали? — Он улыбнулся. — И не волнуйся из-за работы, Росс. Ты вечно переживаешь, что не можешь обеспечить нас абсолютно всем. Но у нас ведь все хорошо, лучше не бывает. Если после сегодняшнего меня не сделают профессором, то когда переведу манускрипт до конца — уж точно никуда не денутся. А профессорам Йельского университета платят, может, и поменьше, чем нефтяные гиганты за бессмертную душу, но нам-то хватит.

Росс поцеловал жену.

— Да я не волнуюсь. Вот только поездке теперь крышка. Придется все время валяться на пляже и обойтись без пещер — в твоем положении это слишком утомительно.

— По мне, так только лучше.

— Не сомневаюсь.

Росс рассмеялся. Лорен всегда обожала валяться с книжкой на песочке, а ему через пару дней надоедало и хотелось куда-нибудь отправиться. Впрочем, именно сейчас несколько недель пляжного отдыха с женой были вполне к месту. Он взглянул на часы:

— Во сколько у тебя доклад? Вообще-то я хотел немного поспать перед тем, как ты сообщишь миру о своем втором выдающемся достижении, но теперь мне что-то не до сна.

ГЛАВА 5


Йельский университет.




Вечером, когда подъезжали к Библиотеке Байнеке, Лорен сжала руку Росса и поцеловала его.

— Мне так важно знать, что ты в зале, — прошептала она, пока оба выбирались из машины, — только не садись слишком близко — я буду нервничать.

Залы тридцать восемь и тридцать девять были объединены в одну лекционную аудиторию примерно на семьдесят человек. Росс сел на один из задних рядов. Помещение быстро заполнялось. Где-то впереди алели локоны Зеб Куинн. Рядом с ней сидел мужчина в твидовом пиджаке — Боб Найт, профессор лингвистики Йельского университета и глава факультета, на котором работала Лорен. Россу он не нравился. Говорили, что Найт злоупотребляет саморекламой и беспардонно пожинает плоды чужих трудов. Лорен старалась не афишировать свою работу, пока та не будет окончательно готова к публикации, однако Найт заставил ее огласить предварительные результаты именно сейчас, в ходе посвященной манускрипту Войнича научной недели.

По соседству с Россом сел священник с острыми чертами лица и темными глазами под набрякшими веками. Семинар был открытым, любой мог прийти послушать, но, судя по вельветовым пиджакам и твидовым костюмам, собрались в основном университетские преподаватели, ученые и знатоки таинственного манускрипта. Россу стало интересно, что здесь понадобилось служителю церкви.

Свет погас. Два первых докладчика долго и обстоятельно рассказывали о частотном анализе, числовых последовательностях, полиалфавитных шифрах и прочих премудростях наиболее жутких областей криптоанализа. В их устах самый загадочный манускрипт нашей планеты казался скучным и незначительным. В атмосфере душной комнаты плавало безразличие, и Росс, утомленный долгим перелетом, едва не заснул. Священник, к его удивлению, был напряжен и полон энергии, как будто чего-то ждал.

Когда перед аудиторией появилась Лорен, настроение сразу изменилось. От нее, несмотря на серьезный вид, исходила какая-то теплота, как будто полные губы вот-вот расплывутся в улыбке. Лорен уверенно оглядела собравшихся. Светлые волосы и изумрудное платье выгодно подчеркивали цвет ее глаз. Все собрались здесь именно ради нее. Священник достал из кармана ручку и блокнот. Наблюдая, как Лорен раскладывает бумаги и приветствует слушателей, Росс ощутил прилив гордости: она его жена и скоро станет матерью его ребенка. Ее диссертация была посвящена сохранению исчезающих языков, однако последние годы Лорен занималась расшифровкой манускрипта Войнича и добилась успеха там, где многие до нее спасовали. Пока все рассчитывали частотность и анализировали последовательности на компьютерах, она занялась тем, что умела делать лучше всего.

Еще в детстве Лорен как-то написала родителям «Мне не нравится эта школа. Здесь скучно» на пятидесяти разных языках. Родители перевели ее в другую. Лорен до сих пор приводили в восторг мысли о том, что в джунглях Амазонки существует диалект тариана, в котором нужно пояснять все слова специальным суффиксом, иначе слушатель подумает, что вы лжете; что на Кавказе есть язык, в котором нет гласных; что «гобрэй» на одном азиатском диалекте означает «по неосторожности свалиться в колодец», а «онера» — «любить в последний раз». Ее расстраивало, что из шести тысяч оставшихся в мире языков больше половины исчезнет к концу двадцать первого века.

Лорен откашлялась, и в комнате воцарилась тишина. Она начала читать:

— «Приветствую тебя, ученый друг, твои усилия не пропали втуне. Не важно, как зовут тебя и меня, важен лишь мой рассказ. Знай же: открытия будоражат кровь, загадки укрепляют душу. Когда мы сильны и высокомерны, загадки напоминают, как мало мы знаем о мире — творении Господа, а когда мы слабы и утратили надежду, помогают поверить, что нет ничего невозможного». — Лорен улыбнулась. — Таковы первые строки манускрипта Войнича, впервые звучащие по-английски.

По рядам прокатился тихий шепот, словно ветер зашелестел колосьями ячменя. За спиной Лорен вспыхнул экран с текстом. Она продолжила доклад.

— С помощью моей помощницы Зеб я перевела всю рукопись за исключением астрологического раздела. Дословный перевод будет опубликован лишь после завершения работы. — Здесь она многозначительно взглянула на Найта. — Однако поскольку меня попросили сделать небольшое резюме, могу сообщить, что никакого шифра я не обнаружила. — Шепот в аудитории превратился в гул, многие что-то записывали. — В данный момент я убеждена, что манускрипт Войнича написан на искусственном языке. Присутствующие здесь лингвисты знают, что искусственный язык может быть либо апостериорным — созданным на основе других, как эсперанто, — либо априорным, полностью выдуманным. Окажись язык рукописи априорным — перевести ее было бы невозможно: для этого нужно знать грамматику и словарь, придуманные создателем, а нам они неизвестны. К счастью, наш документ написан на апостериорном языке, который сконструирован из двух древних языков и затем транслитерирован специфическими символами.

Кто-то поднял руку.

— О каких двух языках идет речь?

Священник перебирал пальцами четки.

Лорен покачала головой:

— Я не готова ответить на этот вопрос до завершения перевода. Тогда я выступлю с докладом и опубликую все материалы.

— Вы уверены, что текст не зашифрован? — спросила женщина из первого ряда.

Пальцы священника быстрее заскользили по четкам.

— Компьютерные модели, разработанные Зеб, позволили нам довольно быстро выяснить, что использование шифра маловероятно, — ответила Лорен. — Если учесть возраст документа и малопонятную природу текста, становится очевидно, что если бы там и был шифр, то полиалфавитный. Мы проанализировали энтропию — структура слишком правильная, куда больше похожа на обыкновенный язык, чем на шифр.

Священник поднял руку.

— Доктор Келли, прежде чем сообщите о методике перевода, может быть, вы расскажете, что удалось выяснить о содержании текста?

Он говорил очень правильно, с едва заметным итальянским акцентом.

Лорен кивнула:

— Во-первых, вынуждена разочаровать всех, кто, как и я, надеялся узнать из манускрипта разгадку какой-то тайны. Автором рукописи не является, как полагали некоторые, средневековый монах Роджер Бэкон. Увы, это не текст о ритуалах катаров, не трактат по алхимии, не чье-то мистическое видение, не послание Господа, записанное на языке ангелов, — словом, не подтвердилась ни одна из фантастических гипотез, которых придерживались многие исследователи.

В зале послышались вздохи разочарования.

— Манускрипт Войнича — вполне традиционный рассказ о мифическом странствии, аллегорическая история человеческой жадности, предвосхищающая экологические проблемы нашего времени. При переводе я специально не воссоздавала архаический язык, чтобы подчеркнуть смысл послания. В нем говорится о священнике, который отправляется вместе с отрядом солдат в бескрайние джунгли на поиски сказочного золотого города Эльдорадо. Он должен вести хронику путешествия и обращать покоренных в католическую веру. Солдаты гибнут от тягот путешествия, отряд сбивается с пути в лесной чаще. И вот, уже потеряв всякую надежду, они обнаруживают сад, в котором растут удивительные растения и живут еще более удивительные женщины, похожие на нимф, и другие странные существа. Этот сад оказывается и раем и адом одновременно. Он полон чудес, но в то же время таит нечто ужасное, и лишь священник остается в живых, чтобы рассказать о судьбе отряда.

Лорен демонстрирует на экране жутковатые рисунки со страниц манускрипта. Доклад слушают благосклонно. Пока результаты исследования не опубликованы и не приняты научным сообществом, все это чистая теория. Тем не менее священник словно остолбенел, на его остроконечном лице застыла удивленная и недоверчивая гримаса.

— Причем наш неизвестный автор не только пишет на искусственном языке, не только рисует причудливые иллюстрации к еще более причудливой повести, он — я полагаю, это все же мужчина — заявляет, что сказочный сад действительно существует, что все это — правда. Он пишет в конце: «Я поздравляю тебя, ученый друг. Прочтя мою повесть, ты доказал свою мудрость и упорство. Какова бы ни была твоя вера, ты избран Богом исполнить то, что более не в моих силах: хранить Его сад, чтобы чудотворная сила служила только лишь славе Божьей. Я уверен, однажды в этой силе будет нуждаться все человечество, и молюсь, чтобы оно оказалось ее достойно. Аминь». — Лорен улыбнулась. — Если учесть, сколько усилий приложил автор, чтобы донести до нас свой рассказ, нельзя исключать, что все это правда и что он создал этот хитроумный язык, стремясь сохранить тайну.

В комнате опять поднялся гул.

— То есть личность автора вам неизвестна? — спросил священник.

— Нет. Он не указал своего имени.

— А что вы рассчитываете обнаружить в еще не переведенном астрологическом разделе? — поинтересовался один из слушателей.