3

— Привет, ковбой.

Кейтлин, старательно красящая ограду, отвлеклась от работы и незлобиво огрызнулась:

— Сам ковбой. Привет.

С их последней встречи прошла неделя.

— У тебя замотанный вид, Кейтлин.

Глаза ее под широкими полями стетсоновской шляпы были ярко-зелеными, почти нефритовыми.

— Спасибо за комплимент. На сей раз я не слышала гула самолета, Мейсон. Неужели ты вернулся к более привычной манере передвижения и прибыл на лошади?

Он засмеялся.

— Трястись в седле всю дорогу от Остина? Уволь. — Он взглянул на приемник, висящий на суке ближайшего дерева. — Не могу сказать, что я удивлен: за этим грохотом не расслышишь не только самолета.

Кейтлин убавила громкость.

— Ты надолго, Мейсон?

— Не очень.

— Думаю, ты следишь за мной, ковбой.

— Верно думаешь.

Кейтлин положила кисть на край ведра, и с нее упало несколько белых капель. Девушка направилась к Мейсону, — и его снова поразила необычайная гибкость и грация ее движений. Из-под «стетсона» спадали на лоб завитки волос, и это было так трогательно, что сердце Мейсона заныло.

— Зачем ты здесь? — спросила она.

— Проведать тебя, наверное.

— Но отнюдь не по дружбе. Каков бы ни был предлог, причина кроется в ранчо и закладной.

— Разве это может быть причиной? Мужчины должны слетаться со всего света только затем, чтобы добиться благосклонности прелестной Кейтлин Маллин.

Она вдруг нахмурилась.

— У меня нет времени на словесную эквилибристику, Мейсон. Говори, зачем ты явился, и давай решим все побыстрее, а потом я попрошу тебя улететь.

— Разве я ехидничал?

— А как это, по-твоему, называется?

— По-моему, я сделал тебе комплимент. Приглашения на твои вечеринки всегда были честью.

Легкая тень набежала на лицо Кейтлин.

— На самом деле, Мейсон? Не трудись отвечать. Мне не нужен ответ, если под комплиментом скрывается оскорбление.

Его глаза блеснули.

— Ты поняла это так? У тебя что, не бывает вечеринок?

— Нет, — обронила она.

— Правда? Ты мне ничего не говорила о мужчинах, которые тебя навещают.

— Нет никаких мужчин.

— Трудно поверить.

— Верь во что хочешь, Мейсон. — Кейтлин устало вздохнула. — Правда же в том, что у меня нет времени на мужчин. Точно так же, как и на пикировки, колкости и оскорбления.

Мейсон, протянув руку, коснулся щеки Кейтлин и потер ее пальцем. Когда девушка отшатнулась, он пояснил:

— Я просто стер краску.

— Я смыла бы ее дома.

— Когда ты стала такой колючей, Кейтлин?

— А ты когда стал таким надменным и несносным?

Мейсон долго молчал, пораженный, каким напряженным стало вдруг нежное лицо Кейтлин. А ведь она с ног валится от усталости, подумал он и мягко сказал:

— Подобные разговоры никуда нас не приведут, верно?

— Поэтому я и хочу, чтобы ты уехал.

— Не сразу, — возразил Мейсон. — Во-первых, я хочу знать, почему ты надрываешься на этой сумасшедшей жаре.

— Надрываюсь?.. Просто крашу ограду.

— На таком пекле? Еще скажи, что тебе нравится вкалывать до одури, вместо того чтобы сидеть в холодке с журналом мод.

Ее губы чуть заметно дрогнули.

— Мне нравится красить.

— Могла бы нанять маляра.

— Ты разве не знаешь, что женщина способна все делать сама?

— Знаю, разумеется, и все же, рискуя показаться мужским шовинистом, позволяю себе сомневаться, что ты взялась за кисть, просто чтобы развлечься. Может, все-таки скажешь, в чем дело?

— Мейсон…

— И, во-вторых, почему ты работаешь одна?

Кейтлин судорожно вздохнула. Мейсона вдруг невольно охватило желание защитить ее, избавить от этой каторги. Но он тут же сам себя высмеял: еще не хватало — защищать! Когда это Кейтлин Маллин, никогда и ни в чем не знавшая отказа, нуждалась в защите?

— В прошлый раз ты сказала, тебе не хватает рук. Теперь мне хотелось бы знать, не тянешь ли ты ранчо одна. Только правду, Кейтлин.

В ее взгляде смешались гнев и искреннее непонимание.

— Одна? Конечно нет! Как бы это у меня получилось?

— Никак, — развел руками Мейсон.

— Вот тебе и ответ.

— Никакой это не ответ, поскольку, что бы ты там ни говорила, ковбоев на ранчо почти нет.

— Разве мы это уже не обсуждали? Ковбои есть — немного, но достаточно. Если ты их не видел, то потому лишь, что они на пастбищах: клеймят скот. Так что сам видишь, Мейсон, твои тревоги необоснованны.

Эти слова Кейтлин сопроводила усмешкой, которая, не выгляди девушка такой усталой, вполне могла бы сойти за вызывающую. Сейчас же она сделала Кейтлин лишь еще более уязвимой.

Мейсон с трудом сглотнул непонятно откуда взявшийся и совершенно ненужный ком в горле.

— И все равно, — упрямился он, — мне не ясно, как это у тебя выходит.

— Разве не довольно того, что выходит? И потом, я не обязана отвечать тебе.

— Думаю, ты кое о чем забыла.

— Я не забыла, Мейсон. Мысли о закладной преследуют меня днем и ночью, не выходят из головы с тех самых пор, как ты мне сказал… Я знаю, что должна платить регулярно, и я буду платить.

— Рад слышать.

— Я, конечно, понимаю, что теперь, когда Билл вне игры, все изменится. Мне по-прежнему очень хочется, чтобы он набрался духу и поговорил со мной, ведь он всегда был добр ко мне.

— Тогда как я, — Мейсон криво усмехнулся, — представляюсь тебе неким чудищем.

— Мне кажется, ты превратился в человека, никому и ничего не прощающего.

Усмешка Мейсона пропала. Неужели Кейтлин не понимает, что некоторые вещи невозможно простить? Спустя минуту он сказал:

— Я бизнесмен, Кейтлин. В отличие от твоего доброго друга Билла я не позволяю ни дружбе, ни другим личным отношениям, в том числе и антипатиям, мешать мне в делах. Если это делает меня недобрым, или чудищем, что ж, возможно, таков я и есть, по крайней мере, в твоих глазах. А теперь, Кейтлин, все-таки скажи мне, только честно, почему на ранчо так мало ковбоев.

— А я говорю, что не обязана тебе отвечать. Пока ты получаешь деньги, ничего больше тебя касаться не должно.

— Но меня это касается, Кейтлин.

— Не знаю, зачем ты выжимаешь из меня очевидный ответ. — Голос Кейтлин был ровен. — Дело в деньгах, вернее, в их нехватке. Как видишь, все просто.

— Ты не можешь платить ковбоям?

— Сколько можно повторять, что они есть? Правда, не столько, сколько надо бы.

— И поэтому ты вкалываешь сама. Девчонка, взвалившая на себя мужскую работу.

Алые пятна проступили на щеках Кейтлин, глаза вспыхнули гневом.

— Уж не жалость ли я слышу в твоем голосе, Мейсон Хендерсон? Если так, оставь ее для кого-нибудь другого. Ранчо — моя жизнь. Я там, где хочу быть. Живу так, как хочу жить. Конечно, я признаю, дела могли бы идти и лучше, но они могли бы идти и куда хуже. У меня все получается. И если чего-то я не приемлю, так это жалости. Я справляюсь, Мейсон, и буду справляться.

Мейсон подумал — и не в первый раз, — что у Кейтлин куда больше сообразительности, силы характера и независимости, чем было у ее родителей, вместе взятых.

— Что сталось с девочкой, чья жизнь была сплошным вихрем веселья? — спросил он. — Она была прелестна, эта Кейтлин Маллин. Хорошенькая до ангелоподобия, с кожей, как лепестки только что распустившейся розы. Трепетная и такая веселая, что рядом с ней просто невозможно было оставаться несчастным. И влекущая. Настолько влекущая, что мужчина сходил с ума, мечтая о ее любви.

Кейтлин, кусая губы, смотрела в сторону, потом снова взглянула на Мейсона.

— Ты уверен, что она существовала на самом деле, что не была плодом твоего воображения?

— Из плоти и крови с головы до пят. Что с ней сталось?

— Понятия не имею.

— Ты не могла бы ее отыскать?

— Как, если она исчезла?

— На самом ли деле исчезла, Кейтлин?

— Навсегда. И больше не вернется. — Короткая насмешливо-злая улыбка тронула ее губы. — И, может, это к лучшему. — В голосе Кейтлин звучал вызов. — Примирись с тем, что она ушла и больше не вернется. Та девушка жила в другом мире, в другой эпохе.

Схватив кисть, она снова принялась красить ограду, шлепая на штакетины краску с излишним усердием.

Наступило короткое молчание. Потом Кейтлин сказала:

— Если уж вспоминать прошлое, я могла бы спросить, что сталось с тем парнем, которого я знала. С молодым ковбоем. Мне тоже было с ним весело, по крайней мере, пока… — Она, словно боясь сболтнуть лишнее, резко умолкла.

— Пока?..

— Неважно.

— Возможно, важно для меня. — Мейсон подчеркивал каждое слово.

Кейтлин работала сосредоточенно и быстро, кисть так и сновала туда-сюда по штакетине. И вдруг девушка повернулась к Мейсону, когда он уже отчаялся услышать от нее хоть слово.

— Не дави на меня. Тот мир, в котором мы жили, растаял. Навеки. Нет силы, способной его вернуть.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Та девушка, о которой ты говорил… поверить не могу, что когда-то я была ею. И, если хочешь знать, Мейсон, больше я ею быть не желаю. Что до тебя, то довольно одного взгляда, чтобы понять: тебе никогда не стать снова тем молодым симпатичным ковбоем. Так что давай сменим тему, идет?

Какое-то время она работала молча. Затем задала волнующий ее вопрос:

— Ты так и не сказал, зачем приехал.

— Мы еще поговорим об этом. Позже. Когда я помогу тебе покрасить ограду.

— Не стоит.

— Где мне взять кисть?

— Это не обсуждается, Мейсон!

— Двое справятся с работой вдвое быстрее. Только подумай: ты сможешь пораньше вернуться домой. Представь, ты долго-долго отмокаешь в ванне, а потом наслаждаешься восхитительно прохладными напитками… — Он улыбался.

Кейтлин колебалась, и во взгляде ее была такая откровенная жажда, что Мейсон понял, каким искушающим было его предложение.

— Не стоит, — повторила она наконец, но уверенности в ее голосе не было.

— Почему?

— Потому что я не смогу заплатить тебе.

— Разве я сказал что-нибудь о деньгах?

— Но это же очевидно. Ты твердишь мне, что занимаешься бизнесом. Уж не хочешь ли добавить стоимость покраски ограды к выплате по закладной?

— На сей раз, — буркнул он, — покраска не будет стоить тебе ни цента. Так где мне взять кисть? Не пытайся меня гнать, это не сработает. Где у тебя инструменты? В сарае, где всегда?

Должно быть, взгляд, брошенный на Мейсона, убедил Кейтлин в его непоколебимой решимости осуществить свое намерение, потому что после секундного размышления она кивнула. А еще через пару минут он вышел из сарая с кистью в одной руке, молотком и отверткой — в другой.

Они молча принялись за дело. Через какое-то время Мейсон объявил:

— Перерыв.

— Можешь устраивать себе перерыв, Мейсон. Я не собираюсь.

Слабак ты, Мейсон, слышалось в ее тоне. Он старательно не заметил этого.

— Что ты пытаешься доказать, Кейтлин? И кому? Мне или себе?

— Ничего я никому не доказываю. Просто хочу, чтобы дело было сделано. — Щеки ее под загаром побледнели, глаза смотрели устало.

— Не кажется ли тебе, что перерыв тебя подбодрит? — совсем тихо спросил Мейсон.

— Когда осталось еще так много работы? Ну разумеется, меня это бодрит, — строптиво заявила она.

Когда Кейтлин пребывала в таком настроении, спорить с ней было бессмысленно.

— Прекрасно. — Мейсон пожал плечами. — В таком случае продолжаем.

Они работали бок о бок, пользуясь одним и тем же ведром с краской. Воздух дрожал от напряжения, но Мейсон делал вид, что ничего не замечает. Он болтал — болтал небрежно, ни о чем: о ковбое, с которым приятельствовал, о подробностях забастовки, про которую недавно писали все газеты, о капризах погоды. Мало-помалу напряжение таяло.

Наконец Кейтлин спросила:

— Помнишь, ты заарканил теленка? Я еще интересовалась, не выступал ли ты в родео?

— Помню.

— Так ты действительно выступал в родео?

— Да.

Глаза Кейтлин вспыхнули торжеством.

— Так я была права! А что ты там делал, Мейсон? Работал с лассо?

— Вначале. Пока не начал объезжать быков.

— Скакать на быках?! — Она глянула недоверчиво. — Шутишь?

— Нет.

— Невозможно представить. Скачки на быках! Ты меня не разыгрываешь?

— А, по-твоему, я на это неспособен? — поддразнил ее Мейсон.

Кейтлин медленно покачала головой и задумчиво проговорила:

— Я вполне представляю тебя на родео, Мейсон. Ты всегда лучше всех держался в седле.

— Рад, что ты заметила.

— Но быки! На это решаются только самые отчаянные.

Он криво усмехнулся.

— А я, по-твоему, не отчаянный?

— Мейсон, которого я знала пять лет назад, отчаянным не был. Что толкнуло тебя на это? Стремление к известности? Жажда славы?

— Как насчет развлечения? Или — вызова?

— Развлечения? Ты объезжал быков, чтобы развлечься?

— За это лучше платили, — признался Мейсон.

— Я слышала, выступая в родео, можно сколотить состояние, если ты хорош.

— Думаю, я и был хорош. Даже брал призы. — Мейсон не пытался скромничать. — И ты права, Кейтлин: прежний, я не был похож на человека, мечтающего оседлать быка. Я хотел уюта, обыденности, знакомой работы на ранчо — и радовался той жизни, которую вел, потому что другой не знал. Но, когда я начал выступать в родео, меня захватило. Я не мог остановиться. С каждым разом все больше риска, больше радости. И больше денег.

— Объездчики быков часто погибают, — обыденным тоном произнесла Кейтлин.

— Бывает. — Мейсон пожал плечами. — Но я, как видишь, остался жив и могу все тебе рассказать. К тому же были в этом занятии и приятные стороны.

Мейсон, сделав интригующую паузу, наблюдал за работой Кейтлин, которая наконец не выдержала и задала вопрос, им ожидаемый:

— Какие? Какие стороны, Мейсон, если не считать денег и удовольствия?

— Ковбои тебя уважают. Что до женщин — те просто вешаются на шею.

— И тебе это нравилось, — отметила Кейтлин.

— А какому нормальному мужчине не понравится, когда на него кидаются женщины? Поклонницы родео. Так я и встретил Элизу.

Кисть, которую держала Кейтлин, замерла на полпути к штакетине.

— Элизу?..

— Да, мою жену. Она буквально пропадала на родео. Как-то мы разговорились, после выступления ушли вместе. Возможно, в ту ночь я выпил больше, чем нужно. Как бы там ни было, утром я обнаружил, что попался: у меня были брачный контракт и жена.

Кейтлин, силясь казаться безразличной, спросила:

— Но ведь ты, должно быть, любил ее?

Мейсон попытался вспомнить лицо своей бывшей жены — и понял, что не может. Это было удивительно, потому что представить лицо Кейтлин никогда не составляло для него никакого труда, несмотря на долгие годы разлуки.

Элиза… Хорошая фигура, приятная внешность, хотя черты лица немного грубоватые. Сперва ее благоглупости развлекали Мейсона, но очень скоро стала раздражать каждая фраза. Чувственна? Да. Всегда готова залезть с мужчиной в постель, причем не только с мужем. Мейсон обнаружил это в один прекрасный день, вернувшись домой раньше обычного. Одежку любовника Элизы Мейсон вышвырнул в окно и полюбовался, как тот улепетывает голышом, завернувшись в простыню. А потом Мейсон велел жене убираться.

— Брак расторгнут. Ничего не вышло, я уже говорил, — ответил он на вопрос Кейтлин.

— Я помню. Но вначале… Ты должен был любить Элизу. Разве ты не любил ее?

Голос Кейтлин был странным; Мейсон дорого бы дал, чтобы понять, в чем дело.

— Любил?.. Проклятье, да почем мне знать?! Если ты о постели, то да, меня к ней тянуло. Но любовь? Вряд ли я знаю, что это такое.

— Ты жесток, Мейсон, — медленно проговорила Кейтлин.

Он пожал плечами.

— Я бы назвал себя реалистом.

— Понятно… А она… Она была красивой? — спросила Кейтлин и через секунду быстро добавила: — Забудь, что я спрашивала.

— Скорее хорошенькой.

Мейсон изучающе взглянул на Кейтлин, но та отвела глаза, и он не разглядел их выражения. Чуть погодя он осведомился:

— Что еще ты хочешь знать об Элизе?

— Ничего, пожалуй. Но кое-что мне действительно хотелось бы знать, и это не связано ни с твоей бывшей женой, ни с твоими нынешними подружками. — Теперь она смотрела Мейсону прямо в глаза. — Как тебе удалось заполучить закладную?

Он рассмеялся.

— Иными словами, как удалось простому ковбою раздобыть такую кучу денег? Ты выбрала подходящее время для вопроса. Я все ждал, когда же ты спросишь.

Кейтлин вспыхнула.

— Я не хотела быть грубой.

— Хотела, не хотела — какая разница? Твоим родителям тоже захотелось бы это узнать.

— Ты сколотил капитал на родео, Мейсон?

— Нет, так хорошо там не платят. Но с родео я начал. Я оказался на волне, получал больше других. Одновременно я понимал, что долго везенье не продлится: объездчики быков действительно погибают. Ты можешь быть сколь угодно ловок, но рано или поздно не успеешь собраться, ошибешься, — и одна маленькая ошибка будет стоить тебе жизни. Рогатая тварь забодает тебя или растопчет. Я решил завязать, прежде чем случится непоправимое. К тому времени в банке у меня уже лежала приличная сумма. Но мне требовалось больше. Так что я стал прикидывать, куда бы вложить деньги. И наткнулся на одно неплохое дельце: оно подвернулось как раз вовремя.

— И что за дельце, Мейсон? — Кейтлин и не пыталась скрыть заинтересованности.

— Нефть.

— Нефть?!

Мейсон рассмеялся ее удивлению.

— Что, ковбои понятия не имеют о том черном масле, которое спрятано в земле, да? Я встретил одного человека. Он рассказал мне о нефтяной компании, которая бьется из последних сил, надеясь на финансовую помощь. Месторождение не настолько богатое, чтобы заинтересовать серьезных парней. Нужны были вложения — хоть какие-то. Я отправился взглянуть. Ничего особенного не увидел, да и не настолько я в этом смыслю, просто поверил, что люди суетятся не зря. В общем, дал я им деньги. И дела пошли в гору, добыча намного превзошла ожидания. Доходы оказались больше, чем я мог представить даже в самых смелых мечтах.

— И ты стал достаточно богат, чтобы выкупить мою закладную.

— Ты очень сообразительна.

Во взгляде Кейтлин вдруг вспыхнуло бешенство.

— И все-таки не понимаю. Ты же не мог знать, как все обернется! Что умрет мама, а потом и отец…

— Я ничего не предвидел, разумеется. Я говорил тебе об этом в прошлый раз, помнишь? Но кое-что я знал. Твой отец начал пить. Его управление ранчо оставляло желать лучшего, я понял это еще пять лет назад, хоть и был совсем зеленым. Было лишь вопросом времени, что дело докатится до точки, после которой все пойдет прахом.

Кейтлин вскинула голову.

— Ты не мог этого знать!

— Знал, — спокойно отрезал Мейсон. — Я собирался сделать твоему отцу предложение, от которого он вряд ли бы отказался.

— Он и близко не подпустил бы тебя к ранчо, Мейсон.

— Нам этого уже не узнать, верно? Но я думаю, подпустил бы.

Зеленые глазищи Кейтлин метали молнии.

— Значит, ты все рассчитал. Сделать деньги на родео. Выгодно вложить их. Улучить момент, чтобы вернуться.

— Пять лет день в день. Как и обещал.

Взмахнув рукой с зажатой в ней кистью, Кейтлин ровным голосом велела:

— Убирайся, Мейсон. Вон отсюда. — И, когда он не тронулся с места, спокойно нанося мазок за мазком на ограду, яростно добавила: — Ты что, не слышишь меня? Тебе здесь не рады.

Мейсон остался невозмутим.

— Ты сказала все первой фразой, остальные излишни. И, если ты не хочешь покрасить землю вместо ограды, поосторожнее с кистью.

— Ты невыносим, — прошипела Кейтлин. — Невозможный, наглый, самоуверенный мерзавец!

Боже, как она великолепна, когда злится! Зеленые глаза полыхают, щеки рдеют, каждый дюйм соблазнительного женственного тела трепещет от ярости. Мейсон сгорал от желания схватить Кейтлин в объятия, покрыть ее поцелуями, но это было не к месту. Открытие, что его никогда не влекло так сильно ни к Элизе, ни к одной другой из тех женщин, с которыми он встречался время от времени, вовсе не обрадовало Мейсона.

Он жестко осведомился:

— Еще как-нибудь обзовешь?

— Можно и еще. Только не так вежливо.

— Попробуй.

— Нет. — Чтобы успокоиться, Кейтлин глубоко вздохнула. — Ты знаешь, что я о тебе думаю. Как бы еще я тебя ни обозвала, ничего нового ты о себе не услышишь. Я хочу, чтобы ты ушел, Мейсон.

— Зря сотрясаешь воздух, Кейтлин.

— Я знаю, ты владеешь закладной. Пока я ничего не могу с этим поделать. Но ранчо ты не владеешь.

— Верно.

— Ты намерен требовать платежей.

— Снова верно.

— Ну так ты их получишь. Я за этим прослежу.

— Рад слышать. Это для твоей же пользы.

— Хочешь сказать, что лишишь меня права выкупа, если я не заплачу?

— Уверен, я этого не говорил.

Кейтлин выглядела потрясенной.

— Я сделаю все, чтобы ты получил деньги. Что-нибудь придумаю. Но это не меняет того факта, что вести дела мы можем и не видя друг друга.

— А вдруг я хочу видеть тебя?

Кейтлин помолчала, точно раздумывая, что хотел сказать Мейсон своим замечанием, и решительно возразила:

— Нет. Мы можем общаться по телефону или письменно. Здесь я тебя видеть не хочу.

— Мне жаль, — сказал Мейсон тоном, свидетельствующим, что вовсе ему не жаль.

— Ты не всегда был толстокожим.

— Возможно. Слушай, Кейтлин, сейчас жарко, а ты зря тратишь время. Можешь вылить на меня весь свой запас грубостей, но это ничего не изменит: пока я уезжать не собираюсь. Скажи, ковбой, ты серьезно намерена докрасить ограду сегодня?

— Конечно.

— Но ведь есть еще завтра.

— Завтра будут другие дела.

— Сегодня слишком жарко.

— Знаешь, который раз ты это говоришь? Если с тебя хватит, — прекращай.

— А ты?

— Я — нет. — Голос Кейтлин был ровен. — Я закончу работу, чего бы мне это ни стоило.

Злой румянец исчез с ее щек, обнажая усталость. Что-то дрогнуло в глубине души Мейсона при виде этого бледного, изможденного лица.

— Работа на износ вполне может тебя прикончить, — грубовато проворчал он. — И это будет цена твоего упрямства.

— Я крепче, чем ты думаешь.

— Крепче, Кейтлин? И вправду крепче?

— Да. Так почему бы тебе не отдохнуть в холодке, ковбой, пока я не управлюсь?

Мейсон только улыбнулся ее сарказму. Некоторое время оба работали молча. Полуденное солнце жгло яростнее обычного, жара не знала жалости. Все живое искало укрытия, забиваясь в любую тень.

Мейсон работал играючи. Кейтлин же, он заметил, водила кистью с трудом. Крупные капли пота собрались над ее верхней губой и на лбу, футболка на спине стала совсем мокрой. Ее рука двигалась все медленнее, а мазки сделались неверными. Мейсон больше не предлагал прерваться, поскольку отлично понимал, какой ответ вызовет подобное предложение, но следил за Кейтлин очень внимательно.

Когда кисть выпала из пальцев Кейтлин, он поднял голову. Девушка пошатнулась, и Мейсон, мгновенно оказавшись рядом, подхватил ее в тот миг, когда она готова была упасть.

Несколько секунд она неподвижно покоилась в его руках. Когда же Мейсон приподнял ее, чтобы отнести в дом, Кейтлин открыла глаза и слабо запротестовала:

— Нет…

— Тебе нужна помощь.

— Я в порядке.

— В беспорядке, — проворчал он.

— Просто закружилась голова. Пусти, Мейсон.

— Тебе надо куда-нибудь в холодок.

— Позже. Сперва… сперва я докрашу.

— Нет, Кейтлин. Ты доказываешь, что ты сильная и стойкая, но это еще не повод устраивать себе солнечный удар. Так поступают только глупцы.

Она протестовала все время, пока он нес ее к дому, правда, протестовала слабо.

— Пусти же меня наконец, — просила Кейтлин, уронив голову на грудь Мейсона.

— Нет.

— Я слишком тяжелая, чтобы тащить меня всю дорогу.

— Ты легкая, как младенец, — сообщил он. — Ты что, перестала есть?

Неделей раньше, сидя на лошади позади Кейтлин и обнимая ее за талию, Мейсон с неудовольствием отметил ее худобу. Теперь, неся Кейтлин на руках, он был поражен ее невесомостью.

На этом, однако, сходство с ребенком и заканчивалось. Девушка у него на руках была сама женственность: мягкая и нежная, несмотря на свою жуткую худобу. Кейтлин сводила мужчин с ума, даже не желая того.

Мейсон толчком распахнул незапертую дверь дома. Кейтлин попыталась встать на ноги, но он держал ее на весу, прижимая к себе.

— Ты уже можешь меня отпустить, — сказала она.

— Что за спешка?

— Ты же знаешь: я не хочу, чтобы ты меня нес.

— Уже несу.

— Все равно… Мы уже в доме. Мейсон… Мейсон, ты куда?!

— В твою спальню.

— Нет! — вырвалось у Кейтлин.

Мейсон не обратил внимания на ее вопль. Не останавливаясь, он уверенно миновал переднюю, зал, коридор. Пять лет не притупили воспоминаний, он прекрасно знал, где комната Кейтлин. Не прошло и минуты, как он уложил ее на постель.

Оглядываясь, Мейсон видел, что ничего не изменилось. Комната осталась точно такой, как он помнил: бело-розовые занавески, густо-розовый ковер, полка плюшевых зверюшек, которыми Кейтлин одаривали в детстве и с которыми она не расставалась. Кровать, покрытая чем-то пушистым и радужно-ярким. Вопиюще женственная комната, полная противоположность колючей своей хозяйке.