Дуглас Престон

ВЛИЯНИЕ

Посвящается Тони и Петре О\'Брайен, Кире, Лаэму и Бренне
Автор признателен Линколну Чайлду, Эрику Симоноффу, Бобу Глизону, Тому Доэрти, Мэтью Снайдеру, Бобби Ротенбергу, Клаудии Рюльке, Джону Каучу, Силин Престон и Айзеку Престону за их неоценимую помощь.
ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

Апрель



Надо не только проскользнуть внутрь с черного хода, но еще и исхитриться без единого звука пробраться с коробкой наверх. Дому было лет двести, и на любой шаг он с готовностью откликался многоголосием болезненных стонов и скрипов. Притворив заднюю дверь, Эбби Стро прокралась на цыпочках по ковровой дорожке к лестнице. Она слышала, как отец копошился на кухне; из радиоприемника тихо доносилась трансляция матча с участием «Ред сокс».[1]

Обхватив коробку, она поставила ногу на первую ступеньку. Перенесла вес на вторую. Еще на одну. Четвертую следовало пропустить: она скрипела как резаная. Ступила на пятую, шестую, седьмую… Казалось, она уже в безопасности, но очередная ступенька издала треск, похожий на выстрел с последующим предсмертным завыванием.

«Проклятие!»

— Что за коробка, Эбби?

Все еще в оранжевых резиновых сапогах и клетчатой рубахе, измазанной соляркой и наживкой для лобстеров, отец стоял в дверях кухни; глаза на обветренном лице подозрительно прищурены.

— Телескоп.

— Телескоп? И почем же?

— Я купила его на собственные деньги.

— Замечательно, — глухо отозвался он; в голосе слышалось напряжение. — Если не собираешься возвращаться в колледж и хочешь на всю жизнь остаться официанткой, можешь разбазаривать свои деньги на телескопы.

— А вдруг я мечтаю стать астрономом?

— Тебе известно, во что мне обошлась твоя учеба?

Повернувшись, она продолжила подниматься по лестнице.

— Ты же говоришь об этом по пять раз на дню.

— Ну и когда ты намерена взяться за ум?

Она хлопнула дверью и остановилась посреди своей крохотной спальни, тяжело дыша. Стряхнув с покрывала мягкие игрушки, положила на кровать коробку и плюхнулась рядом. И как ее угораздило быть удочеренной белыми из штата Мэн — самого «белого» штата, да еще и оказаться в городе, где живут одни белые? Ну неужели в округе не нашлось ни одного захудалого чернокожего клерка или менеджера, желавшего обзавестись приемными детьми? «И откуда же ты взялась такая?» — частенько спрашивали ее, словно она вдруг перенеслась сюда из какого-нибудь Гарлема, а то и из Кении.

Она оглядела коробку. Затем вытащила телефон, набрала номер и прошептала:

— Джекки? Встретимся в девять на причале. У меня сюрприз.

Через пятнадцать минут, бережно прижимая к себе телескоп, Эбби приоткрыла дверь спальни и прислушалась. Отец топтался на кухне, домывая оставленную ею с утра грязную посуду. Радиотрансляция игры продолжалась — из динамика уже чуть громче раздавался мерзкий каркающий голос Дэйва Гаучера. Судя по периодическим чертыханиям отца, «Сокс», видимо, играли против «Янкиз». Отлично — он отвлечен. Она прокралась вниз по лестнице, опасливо ступая по старым скрипучим доскам, прошмыгнула мимо открытой кухонной двери и уже через мгновение оказалась на улице.

Удерживая на плече трипод, она шустро миновала заведение под названием «Анкор инн» и направилась к городскому причалу. Залив выглядел тихим, точно пруд. Черная гладь воды уходила к расплывчатым очертаниям Лаудз-Айленда. Выровненные приливом суда казались чередой белеющих призраков. То и дело мигал напоминающий перечницу бакен — указатель ведущего в узкую гавань пролива. А над всем этим простиралось ярко мерцающее небо.

Она пересекла стоянку и, пройдя мимо промыслового кооператива, вышла на причал. Во влажном ночном воздухе витал крепкий запах селедочной приманки и водорослей, исходивший от кучи старых ловушек для лобстеров на краю пирса. Сама кафешка еще не открылась к летнему сезону, и перевернутые уличные столики были пристегнуты к ограждению. Позади на горе светился огнями город с торчавшим шпилем методистской церкви — черная пика на фоне Млечного Пути.

— Эй! — Из сумеречной тени показалась Джекки; красный огонек ее «косячка» подпрыгивал в темноте. — Что это такое?

— Телескоп. — Взяв у Джекки «косячок», Эбби глубоко затянулась, потрескивая тлеющей сигаретой. Она выдохнула дым и вернула «косячок».

— Телескоп? — переспросила Джекки. — Зачем?

— А чем тут еще заниматься, кроме как на звезды глядеть?

Джекки хмыкнула.

— И во что он тебе обошелся?

— Семьсот баксов. Достала его через «ибэй»[2] — «селестроновский»[3] шестидюймовый «Кассегрен», автонаведение, камера и все прочее.

Последовал тихий присвист.

— Должно быть, тебе перепадают солидные чаевые.

— Меня там любят. Больше получала бы, лишь работая ртом, да и то вряд ли.

Хихикнув, Джекки закашлялась дымом. Она протянула «косячок» Эбби, и та вновь глубоко затянулась.

— Рэнди выходит, — понизила голос Джекки.

— Господи… ну вот пусть и плавает себе за буйками.

Джекки хмыкнула.

— Какая ночь! — воскликнула Эбби, глядя на звездный купол. — Давай-ка пофотографируем.

— В темноте, что ли?

Покосившись на приятельницу — не шутит ли она, — Эбби не углядела и тени улыбки. И ее вдруг охватило теплое чувство к своей чуть бестолковой, но милой подруге.

— Ты не поверишь, — сказала Эбби, — но телескопы лучше работают в темноте.

— Ну да. Это я какую-то чушь сморозила. — Джекки постучала себя по голове. — Кто там?

Они дошли до конца пирса. Эбби установила штатив, убедившись, что тот надежно стоит на дощатом настиле. Найдя низко висевший на небе Орион, она повернула телескоп в том направлении и, пользуясь механизмом компьютерного наведения, задала определенное местонахождение. Под тихое жужжание шестеренок телескоп, развернувшись, нацелился на пятнышко у основания Меча Ориона.

— На что будем смотреть?

— На Туманность Андромеды.

Эбби заглянула в окуляр, и перед ней словно распахнулась Галактика — мириады сияющих звезд. От сознания собственной незначительности на фоне открывшейся необъятности у нее перехватило горло.

— Дай-ка. — Джекки откинула назад длинные непослушные волосы.

Эбби молча отошла, уступив ей место. Джекки припала к телескопу.

— А далеко это от нас?

— Два миллиона двести пятьдесят тысяч световых лет.

Посмотрев некоторое время молча, Джекки выпрямилась.

— И ты думаешь, там есть жизнь?

— Конечно.

Эбби подрегулировала телескоп, увеличивая поле зрения, чтобы охватить весь Меч Ориона. Андромеда съежилась до размеров гриба-дождевика. Нажав на спусковой тросик, она услышала легкий щелчок раскрывшегося затвора объектива. Понадобится двадцатиминутная выдержка.

Долетевшее с океана легкое дуновение брякнуло снастями рыбацкой лодки, на что, словно в унисон, тут же откликнулись стоявшие в гавани суда. Будто первое предвестие бури, несмотря на царивший мертвый штиль. Где-то у воды раздался крик невидимой гагары, и на него издалека ответила другая.

— Надо еще по одной. — Джекки скрутила новый «косячок» и, лизнув, зажала губами. Огонек зажигалки осветил ее лицо — бледную веснушчатую кожу, зеленые ирландские глаза и черные волосы.

Поначалу Эбби увидела лишь неожиданно вспыхнувший свет — он появился из-за церкви. В гавани на мгновение стало светло как днем. Абсолютно бесшумно, точно призрак, свет чиркнул по небу; затем раздался сотрясший причал глухой удар, за ним рокот, похожий на рев доменной печи, и, сверкнув над океаном, «нечто» скрылось за Лаудз-Айлендом. Заключительная вспышка сопровождалась раскатистой канонадой, с грохотом удалявшейся, чтобы окончательно смолкнуть где-то за океаном.

Город позади взорвался истеричным собачьим лаем.

— Что за хрень? — вырвалось у Джекки.

Эбби увидела, как горожане высыпали из домов на улицы.

— Выкинь «дурь», — шепнула она.

Возбужденно переговариваясь, люди повалили на ведущую с горы дорогу. Поблескивая карманными фонариками и указывая на небо, все спускались к пирсам. Со времен войны 1812 года, когда шальное пушечное ядро пробило крышу конгрегационалистской церкви, это становилось величайшим событием в Раунд-Понде,[4] штат Мэн.

Эбби вдруг вспомнила про свой телескоп. Затвор объектива был все еще открыт, и он продолжал снимать. Нащупав спусковой тросик, она дрожащей рукой нажала на кнопку. Через мгновение на маленьком жидкокристаллическом экране телескопа появилось изображение.

— Ничего себе! — «Нечто» пересекло картинку ослепительно белой молнией на фоне мириады звезд.

— Весь снимок испорчен, — заглядывая ей через плечо, констатировала Джекки.

— Шутишь?! Да ему теперь цены нет!

ГЛАВА 2

Следующим утром Эбби протиснулась в двери кафе «Каборд» с целой пачкой газет под мышкой. Приятное бревенчатое заведение с клетчатыми шторками на окнах и мраморно-белыми столиками казалось почти безлюдным, но она углядела сидевшую, как обычно, в углу со своим кофе Джекки. Туманная утренняя сырость давила на оконные стекла.

Пробравшись к столику, она плюхнула на него «Нью-Йорк таймс» с красовавшейся на первой полосе статьей.


Метеор озарил побережье штата Мэн
Портленд, штат Мэн. В 21.44 крупный метеор озарил небо над штатом Мэн. Такое невероятное по красоте зрелище, выпавшее на долю жителей Новой Англии, доводится наблюдать лишь раз в десятки лет. По словам некоторых очевидцев из Бостона и Новой Шотландии, огненный шар был виден даже оттуда. Как сообщают жители штата Мэн, они слышали звуковые удары.
По данным системы слежения за метеороидной активностью университета штата Мэн, данный метеор оказался в несколько раз ярче полной Луны, и на момент вхождения в земную атмосферу мог весить до пятидесяти тонн. Оставленный им — согласно очевидцам — одиночный след может свидетельствовать о том, что данный метеор относится к типу железо-никелевых, поскольку во время полета именно они меньше всего подвержены распаду в отличие от более распространенных каменно-железных или хондритовых типов. По подсчетам специалистов, его скорость составляла около ста тысяч миль в час — в тридцать раз быстрее винтовочной пули.
«Это не обычный болид, — заявил доктор Стивен Чикеринг, профессор планетарной геологии Бостонского университета. — Это самый яркий и самый крупный метеор, замеченный над Восточным побережьем за последние десятилетия. Судя по траектории, он упал далеко в океане».
Профессор также объяснил, что за время полета сквозь атмосферу большая часть его массы должна была испариться и остаток, в конечном итоге упавший в океан, вероятнее всего, весил не более ста фунтов.


Эбби замолчала и с улыбкой посмотрела на Джекки.

— Слышала? «Упал в океан». И это во всех газетах. — Откинувшись назад, она скрестила руки на груди, наслаждаясь откровенным недоумением на лице Джекки.

— Ладно, я чувствую, ты что-то задумала, — наконец сказала подруга.

— Мы разбогатеем, — понизив голос, ответила Эбби. Джекки театрально закатила глаза.

— Такое я уже слышала.

— На этот раз я не шучу. — Оглянувшись по сторонам, Эбби вынула из кармана клочок бумаги и развернула его на столе.

— Что это?

— Показания метеорологического буя сорок четыре ноль тридцать два Го Муус[5] в период с четырех сорока до пяти сорока по Гринвичу. Прибор находится за Уэбер-Санкен-Ледж.

Глядя на листок, Джекки нахмурилась.

— Знаю.

— Обрати внимание на высоту волн — полный штиль, и никаких изменений.

— И чё?

— Стофунтовый метеорит плюхается в океан со скоростью в сотню тысяч миль в час, и — никакого волнения?

Джекки пожала плечами.

— Куда же еще он мог упасть, если не в океан?

Подавшись вперед, Эбби сцепила руки и понизила голос до шепота; ее лицо торжествующе сияло.

— На остров.

— Ну и?..

— …и мы возьмем отцовскую лодку, осмотрим острова и найдем этот метеорит.

— Возьмем — в смысле украдем? Твой отец ни за что не даст нам лодку.

— Возьмем, позаимствуем, украдем — как угодно.

Джекки помрачнела.

— Мне бы не хотелось опять ввязываться в какую-нибудь бредовую авантюру — помнишь наши поиски сокровищ Дикси Булла? А чего мы натерпелись из-за раскопок могил индейцев?

— Это все в детстве.

— В заливе Мусконгус десятки островов — десятки тысяч акров земли, — и ты собираешься все осмотреть?!

— А нам и не надо «все». Потому что у меня есть одна вещь. — Она вытащила фотографию метеорита и положила ее на карту залива Мусконгус. — С помощью этого снимка можно провести предполагаемую линию до горизонта, а затем из этой точки — вторую линию туда, откуда велась съемка. Метеорит должен был упасть где-то вдоль этой второй линии.

— Хотелось бы тебе верить.

Эбби придвинула к ней карту.

— Вот та самая линия. — Она ткнула пальцем туда, в карандашную черту. — Смотри, она проходит всего через пять островов.

Появилась официантка с двумя аппетитными сдобами с пеканом. Проворно прикрыв карту и фотографию, Эбби с довольным видом откинулась назад.

— Благодарю.

Стоило официантке отойти, как Эбби вновь открыла карту.

— Вот. Метеорит на одном из этих островов. — И она стала перечислять их, поочередно тыча в каждый пальцем. — Лаудз, Марш, Рипп, Эгг-Рок и Шарк. Можно управиться меньше чем за неделю.

— Когда? Сейчас?

— Надо подождать до конца мая, а там отец уедет из города.

Джекки скрестила руки.

— А на черта нам сдался этот метеорит?

— Продадим.

Джекки уставилась на нее.

— А разве он чего-то стоит?

— Всего-навсего четверть миллиона, а может, и половину.

— Врешь.

Эбби покачала головой.

— Я проверила по «ибэй», побеседовала с соответствующими дилерами.

Джекки откинулась назад, и ее веснушчатая физиономия медленно расползлась в улыбке.

— Я — за.

ГЛАВА 3

Май



Долорес Муньос поднялась по каменным ступеням профессорского дома в Глендейле, Калифорния, и, прежде чем открыть ключом дверь, остановилась, чтобы отдышаться; ее пышная грудь часто вздымалась. Она знала, что звук ключа в замке послужит сигналом для отчаянной брехни Стэмпа — хозяйского джек-рассел-терьера, неизменно приходящего в безумный восторг при ее появлении. Как только распахивалась дверь, меховой комок с отчаянным лаем пулей вылетал из дома и начинал метаться по крохотному газону, словно стремясь распугать всех хищников и преступников. Затем он приступал к ритуалу задирания коротенькой лапки возле каждого несчастного кустика и усохшего цветочка. И наконец, выполнив программу, бросался к ее ногам и начинал с высунутым языком и поджатыми лапками кататься на спине в расчете получить порцию утренней ласки.

Долорес Муньос любила этого пса.

Уже предвкушая знакомую сцену, она с улыбкой вставила ключ в замок и легонько побрякала им в скважине в ожидании традиционного взрыва эмоций.

Тишина.

Немного помедлив, она прислушалась, готовая в любое мгновение услышать радостный лай. Однако было по-прежнему тихо. Несколько озадаченная, она вошла в маленькую прихожую и сразу обратила внимание на раскрытый ящик пристенного столика и разбросанные по полу конверты.

— Профессор? — позвала она; голос глухо прозвучал в тишине. — Стэмп?

Никого. В последнее время профессор вставал все позже и позже. Он был одним из тех, кто за обедом пил много вина, а после еды бренди, и, перестав ходить на работу, увлекся этим еще сильнее. К тому же у него появились женщины. Долорес вовсе не была ханжой и не возражала против одной верной спутницы. Однако спутниц было много, и порой они казались лет на десять — двадцать младше его. Тем не менее профессор оставался привлекательным мужчиной в расцвете сил, прекрасно говорившим по-испански, обращаясь к ней «Usted», то есть на «вы», что она искренне ценила.

— Стэмп?

Может, они отправились на прогулку? Она прошла в дом и, бросив взгляд в сторону гостиной, затаила дыхание. По комнате были раскиданы книги и бумаги, валялась настольная лампа, содержимое полок стоявшего у дальней стены книжного шкафа было сметено на пол.

— Профессор!

Постепенно до нее стал доходить весь ужас происходящего. Машина профессора стояла под окнами, а значит, он должен быть дома. Почему же не отвечал? И где Стэмп? Она непроизвольно сунула пухлую руку в карман зеленого халата за сотовым, чтобы позвонить 911, и взглянула на клавиатуру, не в состоянии набрать номер. Действительно ли необходимо в это ввязываться? Стоит явившимся по вызову узнать ее имя и адрес, и она благополучно отправится назад в свой Сальвадор. Даже если анонимно позвонить по сотовому, ее вычислят и привлекут в качестве свидетеля… Продолжать эту мысль не хотелось.

Ею овладели страх и неопределенность. Профессор мог быть наверху — избитый, ограбленный, возможно, при смерти. А Стэмп — что они сделали со Стэмпом?

Ее охватила паника. Тяжело дыша и дико озираясь, она чувствовала подступающие к глазам слезы; ее пышная грудь бурно вздымалась. Надо что-то делать — позвонить в полицию? Нельзя же просто так уйти! А если он тяжело ранен? Нужно по крайней мере все осмотреть — возможно, ему нужна помощь, необходимо разобраться.

Направляясь к гостиной, она увидела на полу нечто похожее на истерзанную подушку. Сердце испуганно заколотилось. Она сделала шаг вперед, затем — еще один, ступая по мягкому ковру с невероятной осторожностью, и тихо застонала, поняв, что это Стэмп. Он лежал на персидском ковре к ней спиной. Можно было подумать, что он спит, высунув из пасти маленький розовый язычок, но только широко раскрытые глаза уже затуманились, а на ковре под ним темнело пятно.

— Ммм, — горестно промычала она. За собачонкой находилось тело профессора — на коленях, словно во время молитвы, он был почти как живой, но в такой странной позе, что, казалось, вот-вот опрокинется; его свисавшая набок голова напоминала полуоторванную голову куклы — кусок проволоки, намотанный на два деревянных штыря, болтался на почти перерезанной шее. Потолок и стены были обрызганы кровью, будто из шланга.

Долорес Муньос закричала, смутно осознавая отчаяние от неотвратимости своей депортации, но уже не в силах остановиться, да особо и не стремилась совладать с собой.

ГЛАВА 4

Уаймэн Форд вошел в расположенный на Семнадцатой улице со вкусом отделанный офис Стэнтона Локвуда III, научного советника президента Соединенных Штатов. Ему уже доводилось бывать здесь по долгу службы, и кабинет запомнился с прошлого раза — стена со всевозможными свидетельствами влиятельности государственной персоны и фотографиями супруги с детишками, достойная вашингтонского политического тяжеловеса старинная обстановка.

С посеребренными сединой волосами, прищурив голубые глаза, Локвуд обогнул рабочий стол, почти бесшумно ступая по султанабадскому ковру, и с привычной уверенностью политика твердо пожал Форду руку.

— Рад встрече, Уаймэн. — Он напоминал Форду Питера Грейвза — седовласого актера, сыгравшего роль командира подразделения в старом телесериале «Миссия невыполнима».

— Я тоже рад вас видеть, Стэн, — ответил Форд.

— Прошу, — жестом пригласил он к вальяжным кожаным креслам возле кофейного столика времен Людовика XIV. Усадив Форда, сел напротив, слегка поддернув габардиновые брюки с острыми стрелками.

— Сколько мы не виделись — год?

— Около этого.

— Кофе? «Пеллегрино»?

— Кофе. Благодарю.

Дав указание секретарю, Локвуд откинулся на спинку кресла. Старенький гладкий камешек-оберег эллиптической формы появился в его руке, и Форд заметил, как он машинально потирает его большим и указательным пальцами. Локвуд профессионально, «по-вашингтонски», улыбнулся Форду.

— Как работа — есть что-то интересное?

— Да так, понемногу.

— Хочется чего-нибудь новенького?

— Если так же, как в прошлый раз, то увольте.

— Поверьте, это вам будет интересно, — кивнул он на маленькую металлическую коробку на столике. — «Мед», «медок» — слышали такое?

Подавшись вперед, Форд заглянул в коробочку сквозь верхнее толстое стекло — внутри мерцали минералы темно-оранжевого цвета.

— Не думаю.

— Их начали продавать в Бангкоке пару недель назад. И просят прилично — по тысяче долларов за карат.

Появился служащий с сервировочным столиком, на котором громоздились серебряные кофейник, сахарница, молочник и фарфоровые чашечки. Маленькая вертлявая тележка побрякивала и поскрипывала на все лады, пока не припарковалась возле Форда.

— Сэр?

— Пожалуйста, черный, без сахара.

Откинувшись на спинку кресла, Форд попробовал горячий кофе.

— Я оставлю кофейник — вдруг джентльмен захочет еще.

«А джентльмен непременно захочет», — подумал Форд, залпом осушив крохотную чашечку и наливая себе другую.

Локвуд продолжал потирать свой оберег.

— У меня в Нью-Йорке — в обсерватории Ламонт-Доэрти[6] — над их происхождением трудится команда геофизиков. Камни необычны по составу, индекс преломления выше, чем у алмазов, удельный вес тринадцать и два, твердость — девять. Их насыщенный медовый цвет, можно сказать, уникален — красота… с некоторым подвохом. В виде америция двести сорок один.

— Который радиоактивен.

— Да, период полураспада четыреста тридцать три года. Сразу не убьет, но облучение гарантировано. Стоит поносить такие бусики на шее, и через пару недель можно облысеть. А если месячишко-другой походить с ними в карманах, то и родить «неведому зверушку».

— Чудеса.

— Камни твердые, но хрупкие и легко крошатся. Возьми несколько фунтов таких камешков, раскроши хорошенько, закатай в Си четыре,[7] затем — в пояс смертника, взорви, например, в Бэттери-парк, и при южном ветре радиоактивное облачко накроет Уолл-стрит, за каких-нибудь полчаса нагреет рынок на несколько триллионов долларов и на пару сотен лет оставит Нижний Манхэттен необитаемым.

— Блестящий сценарий при условии, что их можно раздобыть.

— «Безопасность» уже психует.

— А бангкокским торгашам известно, что дело пахнет жареным?

— Солидные продавцы не станут с этим связываться. Камни попадают на рынок через всякую шушеру.

— Есть какие-нибудь предположения об их происхождении?

— Работаем. Естественным образом америций-двести сорок один в природе не образуется — только как побочный продукт атомного реактора, вырабатывающего оружейный плутоний. Эти «медовые капли» могут свидетельствовать о том, что где-то ведутся незаконные ядерные разработки.

Покончив со второй чашкой, Форд налил себе третью.

— Все указывает на то, что камни попадают на рынок Юго-Восточной Азии из одного и того же источника, находящегося скорее всего в Камбодже, — сказал Локвуд.

Форд с чашкой кофе откинулся на спинку кресла.

— Так в чем суть задания?

— Я хочу, чтобы вы тайно отправились в Бангкок, прошли по цепочке, ведущей к источнику этих камней, определили его местонахождение, зафиксировали и благополучно вернулись.

— И что дальше?

— А дальше мы устраним проблему.

— А почему я? Почему не ЦРУ?

— Дело деликатное: Камбоджа — дружественное государство. Нужны варианты, на случай если вас схватят. ЦРУ не слишком годится для подобных операций — стремительных, компактных. Туда и назад. Работы — на одного. Боюсь, они вам на сей раз не помощники.

— Благодарю за предложение. — Поставив чашку, Форд поднялся, намереваясь попрощаться.

— Операция одобрена лично президентом.

— Замечательный кофе. — Он направился к двери.

— На произвол судьбы не бросим, обещаю.

Он замедлил шаг.

— Это же проще простого — добраться до места, отыскать сокровищницу и, не прикасаясь к ценностям, выйти из игры. Мы неустанно работаем с этими камешками — они могут оказаться исключительно важными.

— У меня нет желания вновь оказаться в Камбодже, — сказал Форд, берясь за ручку двери.

— Стремление убежать от прошлого не служит памяти вашей жены.

Форд вздрогнул от неожиданно меткого и болезненного укола и со вздохом скрестил на груди руки.

— Хорошие деньги, — продолжал Локвуд. — Никакого вмешательства со стороны ЦРУ, сами распоряжаетесь доверенными лицами, поддержка Овального кабинета — что еще надо?

— Прикрытие?

— Темная личность — америкос, спекулянт-оптовик, торгующий на черном рынке.

Форд покачал головой.

— Не годится: такой не станет интересоваться источником — вполне удовлетворится посредниками. Лучше «скоробогатый» делец: раз — и в дамки! Авантюрист, рассчитывающий выгадать, добравшись до источника в обход оптовиков.

— Это означает «да»?

— Сделайте мне полицейский протокол ареста по подозрению в контрабанде кокаина; освобожден из-за ошибок, допущенных в ходе следствия.

— Хотите, чтобы вас убили?

— Плюс два обвинения в убийствах, совершенных особо жестоким способом; оправдан. Это заставит их хорошенько подумать.

— Ну, если угодно — пожалуйста.

— Придется немного пошиковать — понадобятся «американские орлы».[8]

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы двадцать четыре часа семь дней в неделю в моем распоряжении были переводчики, свободно владеющие языками, распространенными в Юго-Восточной Азии, особенно тайским. И еще мне понадобится кое-что из хай-тек.[9]

— Без проблем.

— Если что, похороните меня на Арлингтонском кладбище — салют из двадцати одного залпа, со всеми почестями.

— Уверен, до этого не дойдет. — Тонкие губы Локвуда растянулись в холодной улыбке. — Так значит ли это, что вы согласны?

— Велико ли вознаграждение?

— Сотня тысяч. Как и в прошлый раз.

— Две, чтобы я смог оплатить своей секретарше медицинскую страховку.

— Две. — Локвуд протянул руку.

Они обменялись рукопожатиями. Выходя из офиса, Форд заметил, что гладенький камешек вертелся в ухоженных пальцах Локвуда со скоростью миля в минуту.

ГЛАВА 5

Закрыв за собой дверь своей скромной квартиры, Марк Корсо на мгновение застыл, словно увидел ее в первый раз. За стеной слышался плач ребенка, а в спертом воздухе витал недвусмысленный аромат жареного бекона. Занимавший около трети окна громыхающий и трясущийся кондиционер выдавал едва ощутимую струю воздуха. С улицы доносились сигналы машин. Находившееся прямо перед ним большое смотровое окно выходило на оживленный перекресток с автомойкой, автозакусочной и автостоянкой.

Корсо впервые испытал некое мрачное удовлетворение от убогости этого жилища — картонных стен, пятен на ковре, усохшего фикуса в углу и кошмарного вида из окна. Он снял квартиру год назад по Интернету, польстившись на красочное описание и умело сделанные фотографии. Из бруклинского Гринпойнта она казалась настоящей калифорнийской мечтой — просторная светлая спальня, отдельный палисадник, бассейн, пальмы и, самое привлекательное, собственное место в парковочном гараже.

Теперь он наконец-то мог распрощаться с этой помойкой.

Последние месяцы в Национальной лаборатории реактивного движения казались ему сумасшествием — надвигавшееся увольнение старого наставника и руководителя, профессора Джейсона Фримэна, с его последующим странным убийством, совершенным в результате насильственного проникновения в дом с целью ограбления, стало для Корсо сильнейшим потрясением со смерти отца. Фримэн уже какое-то время катился по наклонной — опаздывал на работу, срывал совещания, огрызался коллегам. До Корсо доходили слухи о многочисленных женщинах и злоупотреблении алкоголем. Это сильно угнетало, поскольку именно Фримэн, бывший его куратором еще в Массачусетсском технологическом институте, пригласил его на работу в Марс-проекте лаборатории.

Тем утром Корсо узнал, что ему предлагают занять место Фримэна. Это был мощный прорыв — новая должность, деньги, престиж. Ему даже не исполнилось тридцати, и большинство коллег были старше его, а он — восходящая звезда. Однако перспектива успешного продвижения, построенного на обломках карьеры учителя, вызывала противоречивые чувства.

Отвернувшись от окна, он попытался отделаться от свербящего ощущения вины. Случившееся с Фримэном было, безусловно, трагедией, но это могло произойти с кем угодно, как удар молнии. И, со своей стороны, Корсо делал для него все возможное — всячески поддерживал в беседах с коллегами, предупреждал о том, что творится. Однако, несмотря на все его усилия, Фримэн словно попал в неуправляемый водоворот, затягивавший его в пучину.

Повышение означало возможность прервать договор аренды и, распрощавшись с залоговым депозитом, подыскать себе что-нибудь получше. Никаких проблем! Пасадена не Бруклин: здесь сдаются тысячи квартир. Прожив тут около года, он уже понял, где следует искать и чего избегать.

Его мысли прервал робкий стук в дверь. Отойдя от окна, Корсо посмотрел в глазок и увидел управляющего. Когда он открыл, толстячок волосатой рукой протянул ему маленькую картонную коробку.

— Посылка.

Он поблагодарил мужчину и закрыл за ним дверь. «Наверное, какой-нибудь „амазон“[10] прислал…» Присмотревшись повнимательнее, он почувствовал, как по спине пробежал холодок: коробка была далеко не новой, а отправителем оказался Джейсон Д. Фримэн.

У него мелькнула шальная мысль, что Фримэн вовсе и не умер — возможно, старый развратник отправился куда-нибудь типа Мексики, — но тут он заметил на обычном почтовом штемпеле дату десятидневной давности. Десять дней… Фримэн отправил эту посылку за двое суток до гибели, и она все это время была в пути.

С дико колотящимся сердцем Корсо кухонным ножом вскрыл коробку. Она оказалась набитой скомканными газетами, среди которых он увидел письмо и жесткий диск повышенной плотности с напечатанным на нем логотипом Марс-проекта. Вытащив диск из коробки, он с мгновенно подступившей тошнотой обнаружил на нем гриф секретности.


№ 785А56Н6Т 160Т6
ЗАСЕКРЕЧЕНО. НЕ КОПИРОВАТЬ
Собственность НЛРД
Калифорнийский технологический институт
Национальное управление США по аэронавтике и исследованию космического пространства


Дрожащей рукой Корсо положил диск на журнальный столик и ногтем надорвал конверт — внутри лежало рукописное письмо.


Дорогой Марк!
Прости, что вынужден так тебя озадачить, но другого выхода нет. У меня не слишком много времени, и я буду краток. Чодри с Дерквейлером — полные кретины, насквозь гнилые политиканы, не способные понять всей важности того, что я обнаружил. Это грандиозно и невероятно. Я не намерен отдавать плоды своих трудов таким негодяям, тем более после того, как они со мной обошлись. НЛРД превратилась в змеюшник, полный самодовольных засранцев, — сплошное политиканство, и никакой науки. Я не мог больше с этим мириться — работать там невозможно.
Короче говоря, мне все было предначертано, и, прежде чем уйти, я выкрал этот диск.
Когда-нибудь я все расскажу тебе о нем за бокалом мартини, но сейчас мне нужна от тебя помощь несколько иного плана. На последней неделе работы в НЛРД я сделал одну глупость, которая может меня скомпрометировать, поэтому пусть этот диск побудет пока у тебя — недолго, в качестве меры предосторожности, пока страсти не улягутся. Прошу тебя, Марк, сделай это ради меня. Ты — единственный, кому я могу доверять.
Не ищи меня и не звони — просто затаись и жди. Я сам свяжусь с тобой, и, надеюсь, скоро. А пока хотел бы, чтобы ты по возможности составил свое мнение насчет содержащихся здесь данных о гамма-лучах.
Джейсон.


И ниже, будто едва не забытый, был приписан пароль для диска.

Все еще продолжая смотреть на письмо, Корсо не мог ничего сообразить, пока вдруг не понял, что оно с ощутимым шелестом дрожит в его руке.

Произошла катастрофа. Непостижимая чудовищная вещь. Обвинение в нарушении системы безопасности запятнает любого имеющего к этому хоть какое-то отношение. Все полетит к черту. Криминал, заключавшийся не только в нахождении секретного жесткого диска вне стен учреждения, но и в самом факте, что Фримэну как-то удалось его вынести, способен поднять настоящую бурю. Необходимость безопасности засекреченной информации неустанно внушалась им изо дня в день. Никаких издержек. Он вспомнил скандал, разразившийся в девяностых в Лос-Аламосе[11] в связи с пропажей одного жесткого диска: новости попали на первую полосу «Нью-Йорк таймс»; директора отправили в отставку, а многих ученых уволили — настоящее побоище.

Он сел, обхватив руками голову и вцепившись в волосы. Как Фримэну удалось его вынести? Эти диски каждый вечер пломбируются службой безопасности, регистрируются и запираются в сейфе. Доступ к ним зашифрован и защищен сигнализацией. Любое пользование диском отмечается в постоянной регистрации пользователя. Если диск оказывается дальше определенного расстояния от надлежащего сервера, срабатывает тревога.

Однако Фримэн сумел каким-то образом все это миновать.

Корсо потер глаза ладонями, пытаясь хоть как-то успокоиться. Если он доведет это до сведения НЛРД, то разразится скандал, который бросит тень на весь Марс-проект, всех его участников и в первую очередь на него самого. Они были знакомы с Фримэном долгие годы. Фримэн привел Корсо на проект и являлся его наставником — он известен всем как протеже профессора. В последние месяцы он всячески пытался уберечь Фримэна от «свободного падения».

Конечно же, он должен сделать единственно правильную вещь — обо всем сообщить. Безвариантно. Обязан.

Или?.. Как лучше действовать — правильно или по-умному?

До него дошло, почему Фримэн отправил посылку обычной почтой: никаких следов — ни номера, ни подписи.

Самое мудрое, что можно придумать, — уничтожить диск и сделать вид, будто ничего не получал. В конце концов, если даже обнаружат пропажу и причастность к этому Фримэна, профессор мертв — вот и весь сказ. И связать пропавший диск с Корсо ни за что не удастся.

Корсо начал понемногу успокаиваться. Проблема оказалась решаемой. Именно так, по-умному, он и поступит — уничтожит диск и сделает вид, будто ничего не получал. Завтра же поедет на машине в горы, прогуляется, разобьет диск вдребезги, а осколки сожжет, раскидает и закопает.

У него сразу отлегло от сердца. Было принято единственно правильное решение.

Он встал, сходил на кухню за пивом, сделал большой глоток и вернулся в гостиную. Присаживаясь на журнальный столик, он взглянул на диск. Фримэн был заводным, немного сумасшедшим, но выдающимся человеком. Что же это за сенсационная штука с гамма-излучениями? Корсо почувствовал просыпающееся любопытство.

Прежде чем избавиться от диска, надо все же краем глаза взглянуть, о чем это там говорил Фримэн.

ГЛАВА 6

Стоя за штурвалом, Эбби направила рыбацкую лодку к плавучему доку и, выбросив кранец, плавно причалила. «Вот видишь, пап, как я отлично управляюсь с катером», — мысленно сказала она. Отец был в Калифорнии — он каждый год навещал там свою овдовевшую старшую сестру — и собирался вернуться через неделю. Она пообещала ему регулярно следить за судном, ежедневно проверять трюм и днище.

И действительно намеревалась это делать… на воде.

Эбби вспомнила, как лет в тринадцать-четырнадцать, еще при жизни мамы, они с отцом летними утрами отправлялись на лодке за лобстерами. Она была его кормчим, заправляла приманкой ловушки, отбирала и сортировала лобстеров, выкидывая мелочь в море. Ее задевало, что отец категорически не подпускал ее к штурвалу. Потом, после смерти мамы, она уехала учиться в колледж, а он нанял себе нового кормчего и, когда Эбби вернулась, уже не взял ее на лодку.

— Это нечестно по отношению к Джейку, — объяснил отец. — Он зарабатывает себе на жизнь, а ты учишься в колледже.

Она прогнала эти мысли. Предрассветный океан напоминал зеркало: поскольку по воскресным дням рыбалка запрещалась, в заливе не было ни одного рыбацкого судна. В гавани стояла тишина, город безмолвствовал.

Она кинула Джекки швартовый трос, и та привязала катер. Весь их груз лежал на причале: переносные холодильники, баллончик с пропаном, пара бутылок «Джим Бим», пара рюкзаков, коробки с едой, спецэкипировка на случай плохой погоды, спальные мешки и подушки. Пока они грузили вещи на борт, из-за горизонта над океаном появилось солнце, и его свет золотым слитком лег на водную гладь.

Выходя из рубки, Эбби услышала на пирсе визг тормозов. Через минуту на причале появилась фигура.

— Только его и не хватало, — буркнула Джекки.

По пирсу шел Рэндал Уорт. Несмотря на прохладу, он был в одной лишь майке-безрукавке, обнажавшей уродские тюремные наколки.

— Смотрите-ка — прямо Тельма и Луиза.[12]

Длинный и жилистый, с сальными волосами до плеч, болячками на физиономии и щетиной на подбородке, он носил кожаные мотоциклетные сапожищи с болтавшимися на них цепями, хотя толком никогда в жизни не сидел на мотоцикле. Улыбнувшись, Уорт обнажил два ряда бурых гнилых зубов.

Не обращая на него внимания, Эбби продолжала грузить вещи. Она знала его почти всю жизнь и не могла постичь колоссальную силу саморазрушения, воздействовавшую на этого неунывавшего бестолкового веснушчатого парня, неизменно считавшегося худшим игроком Малой бейсбольной лиги, но не оставлявшего надежд на прорыв. Возможно, во всем виновата производная от его фамилии кличка, которую постоянно скандировали на всех играх с его участием: «Бездарь, Бездарь».[13]

— Собрались отдохнуть? — поинтересовался Уорт.

Эбби перекинула через борт лодки вещмешок, и Джекки отволокла его в угол каюты.

— Ты даже ни разу не навестила меня, с тех пор как я вышел. Обидно.