— Нет, нет, не подумайте ничего такого... — принялась оправдываться мадемуазель Дени. — Я просто не успела постучаться.

— Куда?

— Ах, так! — Даша не собиралась скрывать, что не слишком-то поверила объяснению.

Полетаев же, сохраняя любезную улыбку, сканировал француженку слой за слоем.

— Поискать Тома Маккефри.

— Бывает...

— Ты послала Перл искать Тома Маккефри? Значит, ты его сюда все-таки приглашала?

— Как вы себя чувствуете, мадемуазель Быстрова? — полицейская художница дела вид, что не замечает его пристального интереса. — Говорят, вы опять упали со скалы?

— Нет, совсем не так… я имею в виду… я хотела… Я не верила, что это он все устроил нам… нам назло…

— Ну, со скалы это громко сказано... — Даша накинула свитер. — Просто решила прогуляться по окрестностям, загляделась по сторонам и... В общем, обычная история.

— Он все это устроил вам назло?

— А перед этим?

— Нет, я сказала, что он этого не делал…

— Что перед этим?

— Говорят, вы упали с площадки?

— Значит, Перл впустила Джорджа, а потом пошла искать Тома?

— Да... Что-то вроде этого. — Молодая женщина старалась сохранить независимое выражение лица. — Я житель равнинный, все никак не привыкну... к перепадам давления.

— Нет-нет… Я не знаю, как Джордж попал в дом, дверь была заперта…

— Да, да, я понимаю, — покивала художница и без всякого перехода вдруг добавила: — А у вас гости.

— Этого не может быть. Когда Джордж был здесь — вы были наедине?

Ничего не оставалось, как представить их друг другу.

— Да, но только…

— Позвольте, я вас познакомлю: месье Полетаев, мой давний знакомый, мадемуазель Дени, художник местного отделения полиции. Вы, наверное, опять по поводу портрета?

— Что-нибудь… что-нибудь… произошло?

— Откровенно говоря, нет.

Хэтти побагровела.

— Нет?

— Нет! Ничего не произошло! Он вошел, и я сразу же открыла ставни, чтобы все увидели…

— Нет.

— Все? Твои приятели в саду? Том Маккефри?

— Тогда что же вам понадобилось от меня в столь ранний час? — фальшиво удивилась Даша.

— Ну, все… я думала…

— С вами хотел говорить инспектор.

— Ты открыла ставни, чтобы похвастаться, что ты с Джорджем?

— Инспектор? Опять? Но я ему уже все рассказала...

— Нет… не похвастаться… я подумала, что он тогда уйдет… и он ушел… а Том заглядывал внутрь, и… и потом они все запели…

— Случилось еще кое-что, — художница то ли тянула время, то ли морочила голову.

— Хэтти! — сказал Джон Роберт. — Ты была пьяна?

Даша осторожно скосила глаза на Полетаева. Тот даже дышать стал в два раза реже.

— Нет!

— Мадемуазель, не пугайте меня, скажите, в чем дело.

Хэтти топнула ногой. Она отвернулась, беспомощно повернулась вокруг своей оси и встала за креслом, глядя на философа. Лицо ее горело, словно она готова была вот-вот расплакаться.

— Лучше будет, если вы спуститесь вниз и сами обо всем спросите.

Джон Роберт глядел на Хэтти пристально, хмурясь. Он спросил:

— Откуда эти газеты узнали… что я хотел, чтобы ты познакомилась с Томом Маккефри?

— Не знаю!

— Ты кому-то рассказала.

— Нет.

2

— Я не говорил тебе, что это секрет, но я всегда доверял твоей способности различать частное и публичное и не ожидал, что ты будешь сплетничать…

— Я не сплетничала!

Вниз Даша спускалась даже не на полусогнутых, она буквально висела на Полетаеве.

— Ты сказала Перл?

На первый взгляд, в холле было все спокойно, люди пили и пересмеивались, однако стоило взглянуть на напряженное лицо Жан-Жака, как стало ясно — случилось что-то серьезное.

Бармен молча кивнул в сторону комнаты мадам Юппер. Желая, чтобы с ней никогда не происходило того, что происходит сейчас, Даша перешагнула порог.

— Ну да, но…

— ...Я все-таки прикрою этот дом терпимости! — шипел инспектор.

— А я подам на вас в суд! — так же сдавленно шипела в ответ мадам Юппер. — Вы не имеете право произносить такие безответственные вещи.

— Значит, ты кому-то рассказала.

— Да бросьте! Все знают, зачем сюда съезжаются престарелые сластолюбцы со всей Европы!

— Да, но это другое, и она все равно уже знала…

— А это вас совершенно не касается. Все они совершеннолетние, и ни меня, ни вас не касается, чем они занимаются в свое свободное время.

— Почему она уже знала? Разве что подслушивала под дверью.

— Вы поставляете им...

Джон Роберт встал и рывком распахнул дверь гостиной. Его взору предстала Перл, стоявшая в дюйме от двери.

— Попробуйте сказать это вслух в присутствии свидетелей, и я, точно, подам на вас в суд.

— Ну-ка, войдите, — приказал он.

— Ха-ха-ха! Стану я это делать — ведь вам процесс пришелся бы весьма кстати.

Перл вошла, отворачиваясь от Хэтти. Она прошла к закрытому ставнями окну и встала рядом, высоко держа голову, приглаживая волосы и невидяще глядя в другой конец комнаты.

Заметив появившихся в дверях посторонних, оба, и с явным неудовольствием, замолчали.

Джон Роберт, который теперь стоял в середине комнаты, произнес, обращаясь к Перл:

— Месье инспектор, я привела мадемуазель Быстрову. — Художница сделала вид, что никакой перепалки она не слышала.

— Вы понимаете, какой вред принесли? Вы вступили в заговор с целью выставить меня в смешном свете в этом городе, в этом месте, которое я люблю и куда привез вас, доверившись вам. И кроме того, вы повредили репутации Хэтти, возможно непоправимо. Вы были пьяны?

— А этот месье? Он кто?..

— Нет, — ответила Перл, ее взгляд метнулся в сторону Джона Роберта, а потом вернулся к прежней мрачной неподвижности.

— Это мой друг, — пояснила Даша, присаживаясь. — Месье Полетаев.

— Конечно, она не была пьяна! Она ни в чем не виновата! — воскликнула Хэтти.

Инспектор выразительно посмотрел на раскрасневшуюся от криков хозяйку.

— Значит, виновата ты?

— Удивительно, насколько быстро заводят друзей в вашем... отеле.

— Нет! Вы все время выдумываете и даже не слушаете.

— Нет, нет! — Даша поняла, на что именно тот намекает. — Месье Полетаев — мой давний приятель. Он случайно оказался в здешних краях. Вы хотели меня видеть?

— И еще я прочитал в газете, — сказал Джон Роберт, обращаясь к Перл, — что вас видели в саду — вы страстно обнимали и целовали другую девушку.

— Да. — Инспектор тоже с трудом отходил от разговора. — Что произошло с вами вчера вечером?

Перл не ответила.

Даша возмущенно потрясла головой.

— Это ты была другой девушкой? — спросил Джон Роберт у Хэтти.

— И ради этого вы вытащили меня из кровати? Вы знаете, я начинаю склоняться к мнению тех, кто утверждает, что вы слишком уж рьяно выполняете свои обязанности.

— Нет, — ответила Хэтти. — Я не была в саду. Конечно, Перл не обнимала и не целовала никакую девушку! Она ходила искать Тома, как я сказала…

— А! Что я говорила! — воскликнула мадам Юппер и прищелкнула пальцами. — Браво, мадемуазель.

— Так значит, этого не было? — спросил Джон Роберт у Перл.

— Помолчите и дайте нам самим разобраться, — рыкнул инспектор. — Что заставило вас прогуливаться ночью вдоль обрыва?

Перл секунду поразмыслила, не соврать ли, потом сказала:

— Простите, но какое вам до этого дело?

Полетаев смотрел на месье Буже глазами полными сочувствия. Видно было, что он рад бы ему помочь, но считает это не совсем уместным.

— Было, только это была не девушка, а мужчина, переодетый девушкой.

— Вы сказали, что на вас кто-то покушался.

— Я сказала? — Даша удивилась. — Кому сказала?

— Ясно, — ответил Джон Роберт, — Вы бесстыдно признаете… хотя теперь это уже не имеет никакого значения…

Он обратился к Хэтти:

— Тем, кто прибежал вас спасать.

— Твоя… твоя горничная… в саду в объятиях развратных девок или развратных мужчин, переодетых девками, — а ты утверждаешь, что она не впускала Джорджа Маккефри.

— Ты же не могла… я не понимаю… — произнесла Хэтти, обращаясь к Перл.

— Быть может, Хэрриет, ты знаешь мисс Скотни хуже, чем думаешь. Я только теперь узнал, что она сестра той проститутки, развратной и падшей женщины, которая… которая также связана с Джорджем. Я полагаю, что это правда?

— Странно. Насколько я помню, очнулась я только в номере.

— Она мне не сестра, она моя кузина, — сказала Перл жестким невыразительным голосом.

— Ну, ваша наперсница.

— Совершенно верно. Вы бормотали что-то в забытьи.

— Нет, она не…

— Значит, вам надо было допрашивать меня именно в тот момент, — хмыкнула Даша. — Ибо сейчас я ничего такого не помню.

— А вам не кажется странным, что вы падаете почти каждый день?

— Если бы я знал об этой связи, — продолжал Джон Роберт, — я бы никогда вас не нанял. Я вас спрашивал, нет ли в вашей биографии чего-либо, о чем мне следует знать, и вы сказали «нет» — вы солгали.

Даша размышляла. Ей это странным не казалось, ей это казалось ужасным. Но обсуждать данную тему с полицией не хотелось.

— У меня нет с ней никаких связей. И это не имело никакого отношения к делу.

— Вы хотите сказать, что это преступление?

— Перестаньте грубить Перл, — сказала Хэтти, — Я ее люблю, и она моя сестра, и я знаю, что она ничего плохого не делала, и я вам расскажу, что случилось. Мы услышали весь этот шум и закрыли ставни, а я попросила Перл найти Тома, потому что хотела ему сказать, то есть хотела, чтобы он мне сказал, я знала, что это не был заговор против нас, и я не хотела думать, что это он… поэтому хотела, чтобы он сказал… о, я не могу объяснить…

— Я хочу сказать, что это странно. Я бы даже сказал, что это подозрительно.

— Вижу, что не можешь! Но вот что я тебе скажу. Ты больше не увидишь этого молодого человека. Я ему велел не показываться в Эннистоне.

— Ну так арестуйте меня за это. — Даша попыталась потереть ушибленную лопатку, но сморщилась и с трудом удержалась от того, чтобы не застонать.

— Вы ему велели?.. Но я хочу его видеть!

— Бы разговаривали перед своим уходом с отцом Хахенникеном?

Хэтти вдруг задохнулась от наплыва чувств. Она бессознательно расплела вторую косу и расстегнула ворот платья, переводя взгляд с большого лица Джона Роберта, сморщенного гневом и горечью, на застывшее лицо Перл. Перл упорно не смотрела на нее.

В разговор вмешался Полетаев.

— Ты дитя, — сказал Джон Роберт, — и, кажется, не понимаешь, какое зло причинили тебе этот мальчишка и его брат. Ты не хочешь его видеть. В любом случае — я это запрещаю.

— Это была ваша идея! — ответила Хэтти, — Вы хотели, чтобы я с ним познакомилась! А теперь я хочу его опять увидеть! И увижу! Я хочу, чтобы он объяснил… это была ваша идея.

— Господин инспектор, не хочу показаться невежливым, но я не совсем уверен, можете ли вы задавать мадемуазель подобные вопросы. К тому же женщина вряд ли станет на них отвечать, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Я передумал.

— Нет, я не понимаю, о чем вы говорите!

Он повернулся к Перл.

На губах полковника заиграла извиняющаяся улыбка, он словно испытал неловкость за нечуткое поведение инспектора.

— Идите приготовьте чемодан для Хэрриет.

— С кем беседует дама после девяти часов вечера — сугубо личное дело, — пояснил он. — Если, конечно же, речь не идет о преступлении.

— Что это значит? Стой! Перл, не уходи!

Последняя фраза прозвучала вопросительно.

Но Перл уже прошла мимо, не удостоив ее взглядом, вышла и закрыла дверь.

Инспектор Буже покраснел еще сильнее.

— Пожалуйста, — сказала Хэтти и на миг удивилась и испугалась тому, что не было имени, каким она могла бы его назвать, — скажите, что происходит, куда мы едем?

— Мы отправляемся в Заячий переулок, — ответил Джон Роберт. — Я не могу оставить тебя беззащитной в этом доме разврата. Я сейчас вызову такси.

— А по какому праву вы вообще вмешиваетесь в нашу беседу?

Но Полетаев выглядел настолько же дружелюбным, насколько и невозмутимым.

Он поднял телефонную трубку.

— Но Перл тоже поедет с нами…

— Если это только беседа, то на правах близкого друга мадемуазель, я имею право не только вмешиваться в любую беседу, но и ограждать ее от нежелательных тем. Если же речь идет о нечто большем... — он сделал многозначительную паузу: — тогда вы должны сообщить нам об этом.

— Разумеется, нет.

— Пропал пастор Хахенникен.

Джон Роберт заказал такси, Перл открыла дверь и сообщила, что чемодан собран. Хэтти села в бамбуковое кресло. Она не плакала. Она почти задыхалась, обеими руками дергая воротник платья.

— Что вы определяете словом «пропал»? — Внешне полковник оставался спокойным, разве что речь стала чуть плавней. — Разве кто-то обратился к вам с соответствующим заявлением?

Джон Роберт положил трубку и мрачно воззрился на нее, кусая костяшки пальцев. Потом хриплым шепотом спросил:

— Нет. — Инспектор посмотрел на мадам Юппер испепеляющим взглядом. — Но, по моим сведениям, он не ночевал в своем номере и утром его тоже никто не видел.

— Надеюсь, ты все еще девственница?

— Простите, мадам Юппер, — Полетаев обратился к хозяйке, — до какого числа оплачен номер месье Хахенникена?

Хэтти уставилась на него, потом поднялась на ноги и закричала. Крик услышала Алекс в Белмонте. Хэтти выбежала в прихожую и встала у подножия лестницы. Слезы текли по ее лицу, покрывая его словно тончайшей вуалью.

— До третьего января.



— Значит, как минимум неделю господин пастор вправе решать, где ему ночевать и хранить свои вещи. И только четвертого утром мадам Юппер обязана обратиться к вам с просьбой помочь решить судьбу его вещей. А до этого дня...

Через пять минут плачущая Хэтти сидела в такси. Перл, не сказав ни слова, вслед за ней запихнула в машину чемодан и пошла обратно в дом. Джон Роберт стоял на траве в пятне света, падающего из открытой двери. Перл прошествовала мимо него. Потом повернулась в дверном проеме и спросила:

— Так, а мне что делать?

— Кто, черт побери, вы такой? — взвился инспектор.

Джон Роберт подошел к двери, все еще кусая костяшки пальцев, Перл отодвинулась в сторону, и они встали рядом друг с другом в прихожей, не закрывая дверь.

И тогда Даша решила прийти на помощь полковнику.

Смуглое лицо Перл было жестко, тонкий нос заострился, как нож.

Джон Роберт сказал:

— Месье Полетаев — мой жених, — громко объявила она. — К тому же он очень ревнив и совершенно теряет голову, когда мое имя упоминается с именем другого мужчины.

— Можете пока оставаться здесь и, разумеется, соберите остальные вещи Хэрриет. Сделайте все, чтобы можно было освободить дом.

— Даже если это священник? — усомнился полицейский.

— Даже если это сам Господь Бог. Говорю вам, он безумно ревнив. В нем испанская кровь.

— Куда мы едем? — спросила Перл. Голос ее был тверд, но она дрожала и не могла справиться с этой дрожью.

Инспектор Буже с сомнением взглянул на полковника.

— Разве? Ваш друг не слишком-то похож на испанца.

— Мы никуда не едем, — ответил Джон Роберт, — Мы с Хэрриет возвращаемся в Америку. Вы можете отправляться куда хотите.

— Не во внешности дело — у него испанский темперамент. А быки, так те его вообще стороной обходят.

Мадемуазель говорит правду?

— Вы хотите сказать, — отозвалась Перл, — что срок моей службы закончился.

— До самой последней запятой. — Недобрая искра, промелькнувшая в темно-синих глазах, свидетельствовала, что он ей еще это припомнит.

— Я вам с самого начала сообщил, что он закончится, когда Хэрриет вырастет.

Тем не менее испанское происхождение полковника не произвело должного впечатления на французского полицейского, и потому он продолжал допрашивать парочку.

— В самом деле?

— Но ваш номер находится рядом с номером пастора. Неужели вы вдвоем ничего не слышали?

— Я заплачу вам жалованье за полгода вперед и щедрое выходное пособие.

Теперь Джон Роберт говорил тихо, и лицо его было спокойным, удивленным и усталым, словно он завершил какой-то тяжкий труд, а теперь отдыхал и довольно абстрактно рассуждал о посторонних материях.

Они переглянулись.

— Она не выросла, — ответила Перл. — Кроме того, я ей нужна, она меня любит, у нее никого больше нет…

— Что именно мы должны были слышать?

— Крики или шум драки.

Джон Роберт произнес тихо, жестоко и отрешенно:

— Драка у священника? Вы шутите, инспектор.

— Я никогда не шучу на работе, месье. В номере пастора все перевернуто вверх дном. Вы не могли не слышать борьбы, падения мебели...

— Ее слишком избаловали, слишком укрывали от мира, вы поощряли в ней зависимость…

— Мы занимались любовью, — торжественно заявил полковник. — Вы же знаете — люди обычно глухи в такой момент.

— Я делала то, что вы хотели.

— Это так мадемуазель?

— Она стала слишком зависимой, слабой, легковнушаемой, и теперь пора…

Даша готова была провалиться, но, к сожалению, это было единственное подходящее объяснение.

— Она не слабая и не легковнушаемая! И в любом случае это не моя вина, вы сами всегда настаивали…

— Да, господин инспектор, — еле слышно пробормотала она. — Что-то вроде того...

— Теперь не важно, чья это вина. Пора решительно переменить ситуацию. У меня сложилось мнение, на основании, как я полагаю, веских свидетельств, что вы неподходящий человек…

— И как долго вы занимались любовью?

— Потому что вы подумали, что я целовалась с девушкой?

— У вас неподходящие связи. Я вам больше не доверяю. Извините.

— Что за вопрос!

— Но я ничего не сделала, вы не понимаете, вы не дали нам объяснить, это просто неудачное…

Но полицейский не видел в своем вопросе ничего, выходящего за рамки дозволенного.

— Я же не спрашиваю, как именно вы это делали, просто хочу знать, приблизительно какое время вы были глухи.

— Мне надоело, что мне лгут, и я не желаю держать у себя в услужении неудачников.

— Кажется, около двух часов, — небрежно бросил полковник. — Плюс минус двадцать минут.

Все присутствующие заинтересованно повернули головы в его сторону.

Даша нервно рассмеялась.

— Вы не можете меня внезапно уволить, после стольких лет…

— Нет, это просто поразительно!

— Внезапно — так лучше, лучше для Хэрриет.

Головы повернулись в ее сторону.

— Нет, это нечестно…

— Не больше двадцати минут, инспектор. И то, знаете ли...

— Я понимаю, что вам не хочется терять хорошо оплачиваемую службу. Но вы вряд ли можете пожаловаться, что вытянули из нас недостаточно денег! А когда я думаю, что на мои деньги было куплено…

Полетаев вздохнул.

— Дело не в деньгах, — сказала Перл. — Вы меня сделали, сотворили, вы и Хэтти — моя семья, вы не можете просто так взять и сказать, что все кончилось…

— Как я сейчас точно припоминаю, два часа с половиной.

— Не вижу, почему нет. По логике вещей подобная служба должна рано или поздно закончиться. Ваши семейные чувства нас не касаются, это ваше личное дело.

— Вы уверены, месье?

— Конечно. Все же я испанец, а мы, испанцы, такие страстные.

— Хэтти меня любит. Неужели для вас это ничего не значит?

Все опять смотрели на него.

— Не верю. Детские привычки скоро забываются. Она найдет более достойные объекты интереса.

— Минут десять, — прошипела Даша. — Десять жалких минут...

— Почему у вас такие разные показания, черт побери! — взорвался инспектор.

— У меня ничего нет, ничего, а она…

— Для мадемуазель три часа пролетели, как три минуты, — с улыбкой пояснил полковник. — Вы меня понимаете?

Даша хмыкнула:

— Без сомнения, именно к этому сводятся ваши семейные чувства. Вы всегда завидовали Хэрриет и стремились стащить ее в грязь.

— Скорее, все то, о чем говорит господин Полетаев, можно уложить в три минуты. Вы понимаете, о чем я?

— Мне плевать, чем вы там занимались! — инспектор уже с трудом владел собой. — Я хочу знать, со скольких до скольких вы были в номере, в котором ничего не слышали!

— Нет-нет, я хотела сказать, что она была моим миром.

— Найдете другие миры. Вы, кажется, уже обжились в некоторых, довольно неблаговидных. Давайте закончим этот разговор. Деньги вы получите по почте.

— Ужин мы закончили часов в семь, а около десяти пришел месье Дебузье с просьбой его проконсультировать относительно предстоящего праздника. Я спустился вниз, мадемуазель же отправилась прогуляться.

— То есть с десяти до одиннадцати в вашем номере никого не было.

— Когда я опять увижусь с Хэрриет?

— Не знаю. — Даша пожала плечами.

— Что значит — не знаю? Только что ваш приятель сказал, что вы ушли.

— Никогда. Не приближайтесь к ней. Вы ее больше не увидите. Это окончательное решение.

— Но куда вы ее забираете, вы же не можете быть с ней наедине в том маленьком доме?

— Вот поэтому и не знаю. Откуда мне знать, кто мог быть в номере в мое отсутствие?

— Но вас там не было?

— Почему же нет?

— Нет, нас там не было.

— Слава богу, хоть что-то. А вообще, к пастору приходил кто-нибудь?

— Вы знаете почему.

Даша возмущенно повела плечами.

Усталое спокойствие слетело с Джона Роберта. Он впился в девушку пронзительным взглядом и сказал все так же тихо:

— Понятия не имею. У меня нет привычки подслушивать.

— Вы растленны. Я только надеюсь, что вы не растлили Хэрриет.

«Надо попросить Полетаева вешалку приколотить».

— Про это я ей не сказала!

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник запыхавшийся человек.

— Вы привели к ней этого человека.

— Инспектор... вам просили передать: только что нашли пастора.

— Нет.

— Где он? — раздалось сразу несколько голосов.

— Он в ущелье... Мертвый.

— Мне больше нечего вам сказать.

— А вы ее спросили, девственница ли она!

— Хватит. Вы омерзительны и не приближайтесь к нам. Мы едем в Америку. Вы не увидите больше ни меня, ни Хэрриет.

ГЛАВА 18

— Стойте, Джон Роберт, погодите, умоляю, — произнесла Перл.

Произнесенное ею имя страшно поразило их обоих, и мгновение они стояли абсолютно неподвижно, уставившись друг на друга. Затем Перл взяла его за рукав плаща.

1

Тихо бурчал телевизор. Даша догрызла все ногти на правой руке и перешла на левую.

— Вкусно? — поинтересовался Полетаев. На лице появилось брезгливое выражение. — И что за отвратительная привычка...

— Прошу вас, подумайте, поймите. Хэтти нуждается во мне. Но я хотела сказать другое. Вы — чудо моей жизни. Вы увидели меня, узнали, выбрали и оказались правы. Вы мне доверились, и поступили правильно. Я не растленна, простите мне то, что я только что сказала, просто я очень люблю и вас, и Хэрриет, и я так старалась, ухаживала за вами обоими, как за святынями… а теперь я ужасно испугана и расстроена… я делала все, что вы хотели, служила вам и Хэтти абсолютной верой и правдой. И даже более того. Ну неужели вы не видите? Я люблю Хэтти и вас, я люблю вас как родственница и как влюбленная, я и есть влюбленная. Вы с Хэтти — моя жизнь. Вы — моя жизнь, мое занятие, моя цель, моя любовь так долго трудилась, так долго ждала, неужели теперь ей нельзя выразить себя, выйти на свет? Неужели я не могу наконец сказать вам правду, вы ведь так печетесь о правде? Неужели вы не знаете, что такое любовь, не знаете, как она жаждет высказаться, не может не высказаться? Я так долго молчала, была терпелива и невидима, счастлива быть невидимой, терпеливой, служить вам, в точности выполнять ваши приказания, хорошо выполнять. Прошу, подождите, не торопитесь, не отсылайте меня. Я вам пригожусь. Позвольте мне по-прежнему быть с вами и Хэтти, так же работать для вас, я так много могу делать, я научусь быть чем угодно — только не отвергайте мою службу, мою любовь; я опустошена, я уничтожена, все, что у меня есть, — это вы, все, что я есть, — это вы, не покидайте меня, Джон Роберт, не оставляйте меня, позвольте мне остаться при вас, поверьте мне, поверьте в мою любовь, взгляните на меня ласково, дайте мне каплю ласки, умоляю, я не делала ничего плохого, клянусь…

Посмотрев на изуродованный маникюр, Даша засунула обе руки в карманы.

— О чем ты думаешь?