Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Кирилл Бенедиктов



Эль Корасон



Это легенда о драгоценности, затмившей собой все чудеса Нового Света. Много веков назад жрецы безымянного народа, обитавшего в горных долинах Анд, поклонялись ей как воплощению Орла, Пожирающего Души. Покорившие безымянный народ инки назвали ее Глазом Па-чакамака, Властелина Всего Сущего, и отвели ей украшенный золотом придел в главном храме своей империи. Испанцы, сокрушившие инков, потеряли в борьбе за обладание ею больше доблестных воинов, чем пало при штурме заоблачных цитаделей Вилкабамбы. Они дали ей имя El Corazon, что значит «Сердце».

Так станем называть ее и мы.

1.

Дождь начался, когда капитан Анненков добрался до перевала Понго-Понго. Точку перевала отмечала бесформенная груда камней высотой в рост человека, на местном наречии - апачета. Древний индейский обычай велел проходившим здесь путникам оставлять камень или принесенную из долин горсть земли в знак благодарности божеству - покровителю горных троп. Само божество - какое-нибудь вытесанное из базальта идолище поганое - наверняка пряталось неподалеку, в укромной расщелине или пещерке. Ревниво следило оттуда за капитаном: положит он скромное приношение в общую кучу или пренебрежет.

Капитан пренебрег.

И немедленно за это поплатился. Божество разгневалось, затопало каменными ногами, зашумело, засвистело разбойничьим посвистом. Поднялся ветер, небо, только что прозрачное и бездонное, затянуло тяжелыми фиолетовыми тучами с багровой окантовкой, беззвучно заблистали молнии. На капот «Мегги» упали первые крупные капли дождя.

- Чертова кукла, - выругался капитан по-русски. - Только ливня мне и не хватало!

Он осторожно выжал сцепление и, подтормаживая, повел «фордик» по круто спускающейся вниз дороге. Дорога и в лучшие времена была так себе: неровная гранитная кладка времен инков, совершенно неприспособленная для колесного транспорта двадцатого столетия. Теперь же, под проливным дождем, и вовсе напоминала смертельный аттракцион в цирке Барнума.

- Железка американская! - бормотал Анненков, чудом удерживая «Мегги» на скользкой дороге. - Вот только попробуй снова заглохнуть, на детали разберу!

Впереди яростно сверкнуло, открылся усеянный крупными валунами склон, а за ним черный провал - ущелье реки с непроизносимым индейским названием. Ник утверждал, что десять лет назад специально выписанные из Англии инженеры перебросили через ущелье стальной мост новейшей конструкции. Мост этот столь широк, хвалился Ник, что по нему могут проехать в ряд четыре грузовика «Даймлер Моторен Гезельшафт». Строительство обошлось недешево, зато теперь хлопок с плантаций сеньора де Легисамо без задержек попадает на склады Трухильо, откуда на баржах сплавляется в Манаус.

В небесах снова беззвучно вспыхнул ветвистый электрический разряд. В его неверном свете тускло блеснули свинцом покореженные останки громоздкой металлической конструкции, торчавшие из каменной осыпи, словно осколки вставной челюсти сказочного великана.

- Это, что ли, мост? - недоуменно спросил сам себя капитан, протирая свободной рукой глаза. - Ох, не нравится мне этот мостик…

Разглядеть в деталях, что произошло с мостом, не удавалось - дождь рушился с неба сплошной серой завесой. Но и увиденного при вспышке было достаточно, чтобы понять: по тому, что от него осталось, не проедут не только тяжелые грузовые повозки, но даже маленькая и верткая «Мегги» капитана Анненкова.

Мост был взорван.

Капитану приходилось видеть взорванные мосты. Но то, что было привычно на войне, здесь, в самом сердце погруженной в вековой сон сьерры, смотрелось дико.

«Землетрясение, - подумал Анненков. - Они в здешних краях не редкость… тряхнуло, как следует, мост и развалился…»

Странно, однако: неделю назад он получил телеграфическую депешу от Ника, и о землетрясении не было ни слова. Впрочем, о катаклизмах иного рода тоже.

- Да и какая разница? - вслух спросил себя капитан. - Землетрясение или нет, на ту сторону мне все равно не перебраться…

Между взорванными опорами в скале была вытесана ровная и широкая площадка. Достаточно широкая, чтобы «Мегги» могла развернуться. Капитан включил фонарик и сверился с картой: от моста, помеченного двойной пунктирной линией, уходило две дороги. Одна вела в горы, к перевалу Понго-Понго (по ней он только что спустился), другая же петляла вдоль реки и упиралась в городишко Трухильо, милях в десяти к северу. Прежде, до того как посланцы Туманного Альбиона возвели в этих диких горах свой чудо-мост, единственный путь к родовому гнезду семьи де Легисамо пролегал через Трухильо.

- Для бешеной собаки семь верст не крюк, - философски заметил Анненков, разворачивая машину. - Еще бы посветлее было, с ветерком домчались бы…

Тьма, окутавшая горы, казалась непроницаемой - возможно, из-за того, что сгустилась в самый разгар светлого весеннего дня. Не сильно помогали и фары, их слабого света хватало только на то, чтобы выхватывать из темноты предметы, расположенные не дальше двух-трех футов от капота машины. К тому же владелец гаража, продавший Анненкову «Мегги», содрал с капитана лишние пятьдесят долларов за специально приспособленный к горным условиям «форд». На капот обычной модели-А присобачили дополнительный бензобак, а на панель установили простой краник. Когда машине требовалось выйти на длинный крутой подъем, краник поворачивался и горючее самотеком поступало в мотор. Поначалу Анненков слегка обалдел от такой изобретательности, но вскоре понял, что по здешним дорогам никак иначе не проедешь. Не разворачивать же машину и ползти на подъем, врубив задний ход - хотя внизу, в предгорьях, капитану довелось наблюдать и такое экзотическое зрелище.

Именно из-за приваренного к капоту бензобака, мешавшего, честно говоря, обзору, Анненков и не разглядел вовремя стоявшего прямо посреди дороги однорукого индейца. А когда разглядел, тормозить было уже поздно.

Анненков резко вывернул руль. Индеец стоял посреди дороги, как каменная статуя, сжимая в своей единственной руке здоровенный тесак-мачете.

Машина пошла юзом, нога сорвалась с педали, и Анненков почувствовал, что «Мегги» кренится вправо, в сторону пропасти. От края ущелья дорогу отделяло добрых двадцать футов, но ощущение все равно было не из приятных. Под колесами «форда» отвратительно скрежетало. В боковом зеркальце отражалась фигура однорукого индейца - мерзавец даже головы не повернул, чтобы посмотреть, что сталось с едва не сбившей его машиной.

Потом «Мегги» остановилась - гораздо ближе к обрыву, чем хотелось бы Анненкову, но все-таки достаточно далеко. Капитан привычно хлопнул себя по бедрам, проверяя, на месте ли пистолеты, толкнул дверцу и выбрался из машины.

- Эй, амиго, - крикнул он индейцу, - сделай одолжение, уйди с дороги!

Индеец наконец соизволил посмотреть на капитана. Был он невысок, коренаст, кривоног. Длинные, мокрые от дождя волосы падали ему на плечи. Одет индеец был, к удивлению капитана, в мундире солдата республиканской гвардии. На груди блестели пришитые вкривь и вкось огромные южноамериканские ордена. Пустой рукав кителя болтался на ветру, как серо-зеленое знамя.

- Ну, красавец! - восхитился капитан. - Еще и герой, наверное! А с дороги все равно уйди…

Индеец раскрыл рот и что-то произнес. Ветер дул из-за спины Анненкова, так что слов он не расслышал. Зато увидел, как рука с мачете поднялась и снова опустилась, подтверждая отданный приказ.

Из-за пелены дождя выступили серые, размытые тени. Двинулись по дороге к капитану, держа перед собой какие-то длинные палки.

Толпа приблизилась, обтекая неподвижную фигуру Однорукого со всех сторон. Низкорослые, сутулые люди, по большей части индейцы или метисы, одетые в странную смесь военной формы и рваных обносков национальной одежды. Дикая карикатура на армию - разбитую, ободранную, вооруженную чем попало. К длинным палкам, как видел теперь капитан, были прикручены широкие лезвия мачете - получалось что-то вроде самодельных алебард. Двое-трое «солдат» несли топоры. Шагавший впереди разбойничьего вида метис держал в руках винтовку.

Все происходило в полном молчании, но выражение угрюмых, озлобленных лиц не позволяло сомневаться в истинных намерениях приближавшихся.

- С пониманием, - хмыкнул капитан и вытащил пистолеты. Пистолеты у капитана были замечательные. На левом бедре висел

кольт сорок пятого калибра, на правом - тяжелый маузер, трофей Великой войны. Во время бойни в Мазурских болотах офицер кайзеровской армии Людвиг фон Ратценау, размахивая этим самым маузером, лихо спрыгнул в обороняемый восемнадцатилетним юнкером Анненковым окоп. Спрыгнул - и напоролся на штык юнкерской винтовки. Анненкову к тому времени уже доводилось убивать врагов, но издали. Фон Ратценау оказался первым немцем, которого он прикончил в рукопашном бою. Потом Анненков долго блевал, скорчившись на дне окопа - мерзкий запах из распоротого живота убитого немца забивал ему ноздри, мешал дышать. Затем юнкер на дрожащих ногах приблизился к поверженному врагу и, следуя инструкции, тщательно обыскал его. Все найденные у фон Ратценау документы сдал в «особую часть», а маузер с готическими рунами на рукояти оставил себе. Оружие оказалось что надо, мощное и безотказное. По странной привычке давать имена полюбившимся ему предметам или механизмам Анненков назвал маузер «Потапычем» - в честь своего ротного, вологодского мужика немереной силы и медвежьей свирепости.

- А ну, стой, раз-два! - скомандовал капитан по-русски и для доходчивости добавил по-испански: - Стоять, голодранцы!

Разбойник-метис нехорошо ухмыльнулся и поднял винтовку. «Потапыч» плюнул огнем, тяжелая пуля срикошетила о камень у ног метиса и с визгом унеслась куда-то в дождь.

Лязгнула, упав на дорогу, винтовка.

Толпа остановилась, затем попятилась.

- Вот это правильно, - одобрил Анненков. - Целее будете, ребята!

Однорукий индеец что-то гортанно крикнул. Над головами серых людей взлетел, рассекая ливень, его мачете.

Что-то черное, вылетев из-за завесы дождя, ударило капитана в плечо. Правая рука мгновенно онемела - четырехфунтовый «Потапыч» теперь оттягивал ее, точно гиря.

- Ах, вот как! - рявкнул, зверея, капитан. - Ну, сучьи дети, вы первые начали!

Вскинул кольт и начал сажать в толпу пулю за пулей, стараясь целиться в ноги.

Все решилось в первые десять секунд. Невидимый капитану пращник еще дважды метал в него свои каменные заряды, но больше ни разу не попал. Толпа откатилась назад, оставив на земле воющих от боли и страха раненых. Паническое отступление удивительным образом не задело Однорукого - он по-прежнему торчал посреди дороги, как высеченный из гранита истукан.

- Что, дядя, - сказал ему Анненков, - помогли тебе твои ляхи? Индеец не ответил - наверное, потому, что не читал «Тараса Бульбу».

Правильнее всего было бы пристрелить его тут же, не сходя с места. В конце концов, именно он едва не сбросил автомобиль капитана в пропасть и натравил на Анненкова свой разношерстный сброд. Да и что сложного - попасть в неподвижную мишень такого размера в десяти шагах. Правда, барабан кольта опустел, но из четырнадцати зарядов «Потапыча» истрачен был только один, а правая рука понемногу начинала оживать. Вот только Анненков по непонятной причине не мог заставить себя выстрелить в Однорукого.

Теперь индеец смотрел на капитана не отрываясь. Взгляд у него был тяжел, пригибал к земле. «Гипнотизирует, - подумал Анненков, - шаман чертов…»

Он встряхнулся, как выбравшаяся из пруда собака. Напряг мышцы, сжался в тугую пружину, превратился в автомат для убийства. На автоматы гипноз не действует.

Ствол «Потапыча» медленно начал подниматься.

Широкий, лягушачий рот индейца искривился в досадливой гримасе. Видно, Однорукий не ожидал, что белый человек сумеет защититься от его чар.

Ослепительно сверкнула молния. На мгновение капитан увидел отчетливо отпечатавшийся на иссиня-черном фоне грозового неба силуэт индейца, словно бы обрамленный голубоватым электрическим сиянием, а потом перестал видеть вообще. Перед глазами заплясали белые огни, резко запахло озоном. Анненков зажмурился, отступил к машине, держа «Потапыча» наготове. Ощутил спиной ребро открытой дверцы «форда», остановился.

За спиной у него загремели выстрелы.

Капитан быстро присел, укрывшись за верной старушкой «Мегги». Зрение понемногу возвращалось к нему, он уже различал уходящую во тьму дорогу и извивающихся на ней раненых, похожих на перерубленых лопатой червяков. Вот только Однорукого на дороге больше не было.

В уши ударил стремительный топот копыт. Откуда-то сзади, от руин взорванного моста, налетели всадники на огромных черных конях, пронеслись мимо «форда» и помчались дальше, топча раненых и стреляя в воздух. Всадников было всего четверо, но их атака была так яростна, что Анненкову показалось, будто по дороге проскакал целый эскадрон. Спустя минуту один из всадников вернулся и спрыгнул с коня перед «Мегги», откинул назад капюшон черного плаща.

- Мистер Анненкофф, я полагаю?

«Англичанин, - определил капитан. - Выговор мягкий, южный, похож на девонширский… Скачет лихо, сразу видно, что из кавалеристов… Гусар?»

- Девонширский гусарский полк? - спросил он, поднимаясь. «Потапыч» смирно смотрел в землю, но его показное равнодушие могло обмануть только тех, кто не знал капитана Анненкова. Впрочем, англичанин был как раз из последних.

- Драгунский, - невозмутимо поправил гордый бритт. - Но в Девонширском гусарском служил мой кузен. Ланселот Стиллуотер, лейтенант королевских драгун, к вашим услугам.

«Непросто ж тебе, бедняге, было с таким имечком в драгунах», - мысленно пожалел Стиллуотера Анненков. Расправил плечи, представился:

- Анненков Юрий Всеволодович, капитан лейб-гвардии Уланского полка. Не трудитесь запоминать отчество, мистер Стиллуотер, можете называть меня просто Юрий.

- Отчего же? - слегка изогнул бровь Ланселот. - Очень приятно, Юрий Всево-ло-до-витч!

Экзотическое father\'s name капитана далось ему с трудом, но он справился. «Никовы штучки, - подумал Анненков. - Муштрует своих наемников, насаждает русский дух, не удивлюсь, если метисы у него тут по воскресеньям в лапту играют».

- Прошу простить наше опоздание, - Ланселот обозначил короткий извиняющийся кивок. - Вашу телеграмму из Санта-Крус мы получили, но не рассчитали, что вы так быстро переберетесь через перевал. К тому же вчера мятежники взорвали мост, мы не успели вас предупредить…

- Мятежники? - переспросил капитан. - В сьерре опять бунтуют крестьяне?

- Крестьяне бунтуют всегда, - Ланселот неопределенно махнул рукой. - На этот раз все иначе. Восстают целые провинции. Во главе мятежа стоит индеец, называющий себя Тупак Юпанки Второй, или Инкарри. Претендует на происхождение из древнего царского рода.

- Самозванец, конечно, - усмехнулся Анненков. - Что ж, теперь по крайней мере понятно, откуда взялись эти разбойники. Кстати, ваш Тупак, случайно, не однорукий?

- Нет, - если Стиллуотер и удивился вопросу, то никак этого не показал. - Инкарри молодой мужчина без каких-либо физических недостатков, пожалуй, чересчур светлокожий для индейца. Говорят, он руководит восстанием из скрытой в горах древней крепости. В наших местах, во всяком случае, он не появлялся.

- Так значит, это работа мятежников? - Капитан махнул рукой в сторону покореженных опор. - Странно: у тех, кто на меня напал, даже ружей не было.

Англичанин пожал широкими плечами.

- Тут неподалеку работала экспедиция из Североамериканских Соединенных Штатов. Геологи. Мятежники разграбили их лагерь, утащили кое-какое оружие, пять ящиков с динамитом. Вполне достаточно, чтобы взорвать мост. Думаю, у них еще осталось кое-что про запас.

Анненков прищурился.

- Как же вам удалось переправиться? Вы ведь из поместья, верно?

- Выше по реке - старый подвесной мост. Индейцы его не тронули, они никогда не поднимут руку на то, что построили инки. Нам придется воспользоваться этим мостом, чтобы попасть на плато. Приготовьтесь, Юрий, вас ждет не совсем приятная прогулка.

- Я сюда не гулять приехал, - отрезал капитан. - А машина по вашему подвесному мосту проедет?

Ланселот Стиллуотер надул щеки, будто собираясь фыркнуть от смеха, но, будучи джентльменом, сдержался. Ответил бесстрастно:

- Не беспокойтесь, Юрий, эту проблему мы как-нибудь решим. - И неожиданно добавил по-русски: - Авось!

2.

Поместье «Холодная гора» раскинулось у подножья острого, как бритва, пика, увенчанного голубоватой короной вечных снегов. Место было удивительно живописное - дорога ныряла в рощи апельсиновых деревьев и заросли рододендронов, огибала озера с неправдоподобно прозрачной водой, бежала мимо ослепительно-белых полей хлопчатника. Небо стремительно светлело, грозовые тучи уходили на восток, туда, где за отрогами Кордильера Бланка раскинулись бескрайние просторы дождевых лесов.

Несмотря на изрядную высоту над уровнем моря, здесь буйно цвели гибискус, пахистахис и мальва, окружая старый, выстроенный в колониальном стиле дом бело-розовым облаком. Облако это отражалось в искусственном пруду, живо напомнившем Анненкову парки Гатчины или Царского Села.

Никакой ограды у дома не было, только аккуратно подстриженные колючие кусты, между рядами которых виднелись широкие проходы. Ни малейшего намека не то что на фортификационные сооружения, но даже на скромный палисад. А впрочем, то же самое было и в русских усадьбах, сожженных мужичками в 1917 году. От кого отгораживаться, когда вокруг все свои?

Анненков притормозил и выключил зажигание. По широкой аллее быстрой, подпрыгивающей походкой шел к нему высокий сухопарый человек в белом костюме.

- Юрка! - крикнул он по-русски. - Юрка, кот-обормот, приехал все-таки!

Капитан вылез из «форда» и пошел ему навстречу, по-медвежьи расставив руки.

- Коля! Сколько ж не виделись, а? Ведь, почитай, лет восемь?

- С Константинополя, Юрка! С самого Золотого Рога. Ты - во Францию, я - в Румынию, так и не встретились больше.

Обнялись. Ник благоухал дорогим французским одеколоном, и Анненкову стало неудобно за свою пропахшую потом и бензиновой гарью куртку.

- Пойдем, Юрка. - Ник небрежно махнул рукой - из кустов, как чертик из табакерки, выскочил маленький смуглый человечек в темно-зеленой форме. - За машину свою не волнуйся, ее в гараж поставят. Ну, давай, нечего на дороге стоять. Сейчас ванну с дороги примешь, переоденешься, и я тебя нашему гранду представлю.

- Вещи мои в машине, - забеспокоился капитан. - Распорядись, чтобы доставили.

- Юрка! Не болтай чепухи! Я уже обо всем позаботился. Два костюма тебе приготовил, деловую тройку и вечерний смокинг, по последней лондонской моде. Примеришь, а если что не так, наш портной в два счета подгонит.

- Портной? - изумился Анненков. - Здесь?!

- Что мы, хуже других? - обиделся его спутник. - Вон, у соседей, семьи Эспиноса, даже cinema собственная имеется. Они там новейшие ленты Голливуда крутят - с Валентино, Гретой Гарбо! Ты ведь, Юрка, думаешь, верно, что мы тут в дикости да запустении живем? А у нас здесь цивилизация, мон шер.

Анненков незаметно усмехнулся. Николай Александрович Стел-лецкий, его старший товарищ по юнкерскому училищу, всегда имел склонность к преувеличениям.

Они вместе воевали на германском фронте, вместе сражались с краснопузыми в Крыму, вместе голодали в богатом и негостеприимном Константинополе. И везде Стеллецкий оставался верен себе: все, происходящее вокруг, он рассматривал как некий грандиозный спектакль, поставленный исключительно ради того, чтобы поразить его воображение. Возможно, поэтому он никогда не отчаивался, считая уныние не только смертным грехом, но и черной неблагодарностью по отношению к Великому Режиссеру. В 1923 году, когда Анненков подписал контракт на работу грузчиком на сахарном заводе в Марселе, Ник принял предложение сомнительного авантюриста Шторха и отправился в Бухарест, чтобы войти в состав боевой группы, целью которой была организация вооруженного восстания против власти большевиков. После этого капитан несколько лет ничего не слышал о своем друге; среди эмигрантов во Франции ходили слухи, что Шторх оказался агентом ГПУ и сдал доверившихся ему офицеров чекистам. Однако год назад Анненков, обретавшийся в ту пору в Новом Орлеане, неожиданно получил от Стеллецкого письмо. Ник сообщал, что жив и здоров, служит в армии одной южноамериканской страны в чине полковника, но поскольку занятие это совершенно неприбыльное, зарабатывает себе на жизнь, охраняя крупного хлопкового плантатора.

«Приехал бы, что ли, - писал новоиспеченный полковник, - здесь есть, где развернуться, особенно с твоими талантами. Пейзажи опять же просто великолепны, закаты над океаном поражают воображение! А какие здесь женщины, Юра! Поглядев на них, ты забудешь и француженок, и китаянок! Все гибкие, опасные, как пантеры, а в глазах - черный огонь! Приезжай, не пожалеешь, а я тебя пристрою на какую-нибудь синекуру…»

Судя по обилию почтовых штемпелей, письмо было написано давно и упорно гналось вслед за капитаном по всему свету. Анненков перечитал его дважды и спрятал в небольшую деревянную шкатулку, служившую ему архивом. За то время, пока письмо искало капитана, судьба Стеллецкого могла не раз круто измениться, и Анненков не был уверен, что найдет старого друга по указанному адресу. К тому же у него в кои-то веки появилась приличная работа - он обучал стрелковому делу молодых бездельников из богатых семей Нового Орлеана, - и бросать ее ради призрачной карьеры в далекой Южной Америке казалось нелепым.

Все изменилось одним ненастным осенним вечером. К Анненкову, коротавшему время в баре на набережной, подошел шикарно одетый хлыщ и, затушив сигарету в стоявшем перед капитаном блюдце с оливками, сообщил, что с ним хочет поговорить дон Витторио. Дон Витторио возглавлял один из самых серьезных гангстерских кланов города, и в другое время капитан отнесся бы к этой информации с должным вниманием. К несчастью, в тот вечер Анненков находился в скверном расположении духа, к тому же он очень любил оливки. Дело кончилось тем, что хлыщ, потеряв широкополую шляпу, вылетел из дверей заведения на ярко освещенную набережную. Той же ночью люди дона Витторио подстерегли капитана, возвращавшегося в свою маленькую квартирку на улице Лафайет.

Дон Витторио послал к строптивому русскому четверых. Все они считались хорошими стрелками и убежденными трезвенниками. Капитан Анненков был одинок и пьян. Спасла его только привычка носить пистолеты в расстегнутых кобурах.

В последовавшей перестрелке двое гангстеров были убиты, еще двое позорно бежали с поля боя, сам же Анненков отделался сквозным ранением икры. Впрочем, скрываться от полиции пришлось именно ему. Он покинул Луизиану, пересек Карибское море и нашел временное пристанище на Ямайке. Там, лежа на кровати в дешевой, кишащей клопами гостинице, он вспомнил о письме Ника и решил написать ему ответ.

- То-то и видно - цивилизация, - усмехнулся капитан. - Единственный приличный мост - и тот взорван. Пришлось перебираться по каким-то висячим лианам…

- Взорвали мост - ерунда! - возразил Стеллецкий. - Отстроим новый. Главное сейчас - не дать этой сволочи укрепиться на нашем берегу реки. Тебе Ланселот уже рассказывал про Инкарри?

- Индейский вождь? Да, говорил. А я, знаешь ли, тоже встретил тут одного индейца - без руки. Удивительный тип. Натравил на меня каких-то своих разбойников, пришлось пострелять. А потом взял и растаял в воздухе, представляешь?

Стеллецкий неожиданно помрачнел и крепко взял товарища под локоть.

- Юра, ты про этого однорукого лучше пока не упоминай… Постой, а Ланселоту ты о нем успел рассказать?

Анненков пожал плечами.

- Да. Но он, кажется, не обратил внимания…

- Это ты с ним еще в покер не играл. Морда каменная, глаза холодные, никогда не поймешь, какая у него карта на руках. Эх, жаль, конечно, что ты так сразу проболтался, но теперь ничего не воротишь. Все равно - больше никому про однорукого ни слова, d\'accord?

- Ну хорошо, - согласился Анненков. - Надеюсь, ты мне все объяснишь?

Стеллецкий отпустил его руку.

- Разумеется, Юра, разумеется. Только не прямо сейчас, ладно? Это разговор долгий, не на один час… к тому же непосредственно касающийся твоих будущих обязанностей. Понимаешь, о чем я?

- Нет, - честно ответил капитан и вдруг рассмеялся. - Колька, старый черт, а ты все такой же! Тайные общества, загадочные манускрипты… Когда же ты наконец остепенишься?

Они уже подходили к дверям дома. Высокая, в два человеческих роста, арка, выложенная красным кирпичом, была увита зелеными побегами плюща. Над аркой красовался старый, прибитый к стене огромными гвоздями щит с гербом рода де Легисамо. Вставший на дыбы леопард когтил улыбающееся солнце.

- Добро пожаловать, мон шер, - Ник толкнул деревянную и довольно ветхую с виду дверь, она легко распахнулась перед ними. - Уверяю, ты не будешь разочарован.

За дверью находился внутренний дворик - патио, непременный атрибут колониальных домов. Нежно журчал фонтан. По отполированным мраморным плитам двора плясали подгоняемые легким ветерком лепестки роз.

- Красиво, - одобрил Анненков. - Особенно вот эта деталь мне нравится.

Он указал на резную деревянную галерею, нависавшую над патио. Ее почти скрывали спадавшие с крыши пышные лозы винограда.

- Правда? - обрадовался Стеллецкий. - По-моему, очень живописно. Восемнадцатый век, между прочим. Орнамент делал знаменитый резчик из монастыря Сан-Кристобаль…

- Пулемет там хорошо встанет, - перебил его капитан. - Даже маскировать не надо.

- Пулемет? - переспросил Ник. - Ну да, ты сразу о деле… Хвалю, Юра, хвалю.

На затененной галерее мелькнуло что-то белое. Платье?

- Там девушка, - вполголоса сказал Анненков. - Смотрит на нас.

- Это, верно, Лаура, - улыбнулся Стеллецкий. - Племянница гранда, очень милая девочка. Ей всего пятнадцать. Она еще немного диковата, старается не попадаться никому на глаза.

- А где же остальные? Ты писал, что в поместье будет полно гостей…

- Сейчас время сиесты. Дамы отдыхают… ну, или прячутся на галерее. А хозяин еще с вечера уехал с гостями к водопадам: здесь неподалеку исключительно красивые водопады. Они должны были уже вернуться, но, видно, задержала гроза.

- А эти водопады - они на вашей стороне реки? - рассеянно спросил Анненков, следя краем глаза за перемещением белого платья. Теперь он видел еще тонкую смуглую руку, теребившую тяжелую виноградную гроздь.

- На нашей, на нашей, - засмеялся Ник. - Не волнуйся, с ними пять парней Ланселота.

- Это значит, что в поместье осталось трое охранников, - заметил капитан. - Твой англичанин сказал, что их всего дюжина. Четверо поехали встречать меня, пятерых ты отправил сопровождать хозяина. Так?

- Юрка, Юрка! - покачал головой Стеллецкий. - Да я один стою всех этих бездельников. Пока я здесь, «Холодной горе» ничего не угрожает.

Капитан обернулся и внимательно посмотрел на старого друга.

- С пониманием. Только зачем, в таком случае, тебе понадобился я?

Они вступили в тень галереи, и Анненков потерял из виду следившую за ними девушку.

- Терпение, мон шер, скоро ты все узнаешь… Нам сюда, в это крыло. Дом большой, заблудиться в нем несложно, поэтому поначалу я буду твоим Вергилием. Твои комнаты - на первом этаже, с окнами в сад. Вот ключ, дверь откроешь сам.

Комнаты оказались небольшими, светлыми и уютными. В гостиной стоял круглый стол и три кресла. Стеллецкий жестом радушного хозяина предложил Анненкову присесть.

- Здесь есть все, что необходимо для жизни. В спальне - платяной шкаф, твои костюмы висят там. Есть отдельная ванная комната, дверь в нее ведет тоже из спальни. Шнур над кроватью - для вызова слуг, не стесняйся дергать несколько раз, эти бездельники обычно спят или шляются где попало. Вот здесь - внимание! - бар. Выбор напитков, как видишь, достоин ресторации Палкина. Если захочется холодного оранжада, дергай шнур - принесут прямо с кухни. Там, между прочим, стоит настоящий аппарат Одифрена, так что продукты всегда свежайшие. Впрочем, вечером ты сам убедишься. Хозяин сегодня дает торжественный ужин.

- По поводу моего приезда? - удивился капитан. - Что ж ты про меня наговорил?

- Не волнуйся, Юра, ты здесь ни при чем. Вечером прибывает некто фон Корф, важная шишка из германского посольства. У них с грандом секретные коммерческие дела…

Стеллецкий достал из бара пузатую бутылку и плеснул в стаканы прозрачной, терпко пахнущей жидкости. Протянул один Анненкову.

- Ну, со свиданьицем, Юрка! Вот уж не чаял, что встретимся! Капитан опрокинул свой стакан и скривился.

- Чем это ты гостей потчуешь, Ник? Самогонкой, что ли?

- Зачем самогонкой? - обиделся Стеллецкий. - Натуральная писка. Та же водка, только виноградная, вроде итальянской граппы. Одичал ты в странствиях, Юрка, потерял нюх…

- Нюх-то я как раз не потерял… - Анненков повел носом над пустым стаканом и скривился еще раз. - А водки нормальной у вас здесь, конечно, не держат?

- Да откуда здесь водка! Пшеницу-то никто не растит…

- Ничего, - капитан скинул куртку, отстегнул ремень с пистолетами, аккуратно повесил его на кресло. - Я из Штатов привез пару бутылок «Смирновской», вечерком раздавим. Вот что, ты допивай свою писку, а я сейчас, с твоего позволения, приму ванну.

Пока ванна наполнялась горячей водой, Анненков, не спеша, разделся перед зеркалом, присел на обтянутую зеленым бархатом козетку, вытянул левую ногу и помассировал ее. Левой ноге капитана хронически не везло. В германскую войну Анненков сломал ее, упав с лошади; при обороне Перекопа на нее плеснуло горящей нефтью; в Марселе верткий, как угорь, алжирец ударом подкованного ботинка выбил капитану мениск. Излишне уточнять, что пуля нью-орлеанского гангстера, разумеется, тоже попала в левую икру. Порой ногу начинало ломить так, что капитану хотелось ампутировать ее и заменить протезом из кожи и дерева. Но сейчас, благодаря тому, что последние километры пути Анненков проделал верхом и не давил постоянно на педаль сцепления, дела обстояли вполне прилично.

Он забрался в ванну, с наслаждением вытянулся в полный рост, закурил толстую кубинскую сигару и некоторое время лежал без движения, лениво стряхивая пепел в массивную бронзовую пепельницу на высокой ножке. Когда сигара была выкурена почти до конца, в дверь коротко постучали и на пороге появился полковник Стеллецкий - без пиджака, со стаканом в загорелой руке.

- Вылезай, Юрка, - не терпящим возражений голосом заявил он. - Хозяин вернулся.

3.

Дон Луис Серра де Легисамо, владелец поместья «Холодная гора», был полноват, но подвижен. Чертами бледного лица он напоминал древнего римлянина - твердый подбородок, прямой нос, крутая линия надбровных дуг. Иссиня-черные, зачесанные назад волосы пятнала седина - оттого дон Луис напомнил капитану любимого отцовского пса, спаниеля Ратмира: окрас «перец с солью».

- Месье Анненкофф, - почему-то по-французски обратился он к гостю, - добро пожаловать в мой скромный chateaux. Очень рад вашему приезду, месье Стеллецкий много о вас рассказывал…

Рукопожатие оказалось неожиданно крепким - Анненков даже поморщился.

- Это большая честь для меня, - ответил он, сразу переходя на испанский. - Я поражен красотой вашей усадьбы…

- Бросьте, - рассмеялся дон Луис. - Вы же еще ничего не видели… Впрочем, Ланселот уже доложил мне, как лихо вы расправились с бандой разбойников у моста.

Стеллецкий кашлянул.

- Это, скорее всего, та самая шайка, что сожгла дом падре Картаги. Мерзавцы, сброд…

- К сожалению, в наших краях сейчас неспокойно, - словно извиняясь, проговорил де Легисамо. - Именно поэтому я и попросил Ника разыскать надежного и опытного офицера, которому можно доверить охрану поместья. Впрочем, о делах мы поговорим позже. Пойдемте, господа, я представлю сеньора Анненкова дамам.

Дамы обнаружились в гостиной. Стройная брюнетка с точеной фигурой и пышной волной рассыпающихся по плечам волос и тоненькая голубоглазая блондинка в розовом платье. При взгляде на нее капитан ощутил какое-то неясное беспокойство - будто бы он уже встречал раньше эту блондинку в розовом, но никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

- Моя жена Мария, - представил ее хозяин. - Мария, это сеньор Анненков, о котором ты уже, несомненно, слышала от Ника. Еще один твой соотечественник, дорогая… Да-да, Мария у меня тоже русская, ее родители переехали в Южную Америку еще до войны с немцами.

- Очень рада, сеньор Анненков, - Мария улыбнулась, показав ослепительно-белые, ровные зубы. - Я почти не говорю по-русски, совсем все забыла…

Акцент у нее и вправду был ужасный.

- Что вы, - капитан поймал ее тоненькую ладошку, поднес к губам и осторожно поцеловал. - Мне кажется, я вновь очутился в салонах Санкт-Петербурга!

- Это заслуга Ника, - Мария кокетливо стрельнула глазками в Стеллецкого. - Он заставляет меня упражняться в русском языке ежедневно!

- Теперь у тебя будет еще один собеседник, сердечко, - мягко перебил ее дон Луис, беря Анненкова под локоть и подводя его к брюнетке. - Познакомьтесь, это моя кузина, сеньорита Миранда Эстефа-ния Гарсия Кордеро.

Сеньорита Миранда протянула капитану узкую, унизанную золотыми браслетами руку.

- Вот и новая жертва «Холодной горы», - без улыбки произнесла она, вглядываясь в лицо Анненкова своими непроницаемо-черными глазами. - Вы, должно быть, не знаете, сеньор: каждый, кто попадает сюда, остается здесь навсегда. Это место проклято.

«Ого! - подумал капитан. - Эк она сразу!»

- Не сомневаюсь, - сказал он, прикладываясь к ручке Миранды. - Куда можно уехать от таких божественно прекрасных женщин?

Брюнетка усмехнулась.

- Что ж, не принимайте это близко к сердцу - я пошутила.

- А я - нет, - капитан наконец отпустил ее ладонь. - Я был серьезен, как никогда.

- Русские офицеры очень галантны, - быстро сказала Мария. - Ах, как я жалею, что не побывала в Санкт-Петербурге до этого ужасного переворота! Папа рассказывал мне, какая в те времена была интересная жизнь… Балы, светские рауты… Мой папа был дипломатом, служил в консульстве в Бразилии. Он часто вспоминал, какую шикарную жизнь они вели в Петербурге с мамой. С тех пор я иногда вижу сны о России… о той, прежней России…

- Мария у нас мечтательница, - снова извинился дон Луис. - Вечно витает в облаках. Я для нее даже башенку специально выстроил в саду - чтобы сидела поближе к небу и мечтала…

Неслышно приблизился слуга с подносом, на котором стояли наполненные золотистым шампанским бокалы.

- Не подумайте дурного, - Миранда взяла бокал и снисходительно поглядела на покрасневшую Марию. - Она мечтает вовсе не о рыцаре на белом коне, тем более, что такой рыцарь у нее уже есть. - Быстрый, как укол рапиры, взгляд в сторону де Легисамо. - Заветное желание нашей маленькой принцессы - вернуться в эту ужасную холодную Россию. Скажите, Юрий, правда ли, что у вас там на улицах лежит такой же снег, как здесь на вершинах высоких гор?

Анненков наклонил голову, давая понять, что оценил юмор Миранды.

- Не сомневаюсь, сеньорита, что вы уже спрашивали об этом моего друга Ника. И он наверняка дал вам самые исчерпывающие ответы. Отчего же вы ему не верите?

Брюнетка сделала крошечный глоток шампанского.

- Во-первых, я вообще не очень доверяю мужчинам. Спрашивая нескольких мужчин об одном и том же, можно добиться, по крайней мере, приближения к истине. А во-вторых, дорогой Юрий, неужели вы способны заподозрить меня в банальности? Ника я довожу расспросами о том, ходят ли по улицам русских городов дикие медведи.

- Это правда, - расхохотался Стеллецкий. - Всю душу уже из меня вынула медведями своими!

- Ни за что не поверю, что столь прелестная сеньорита способна вынуть из тебя душу, - Анненков со значением посмотрел на Миранду и глянул на Стеллецкого: - Тем более, что у тебя ее, как известно, нет!

Бокал с шампанским выпал из пальцев Миранды и звонко разлетелся на куски у ее ног.

- Простите меня, - пробормотала побледневшая девушка. - Я такая неловкая…

- На самом деле неловок я, - смутился капитан. - Мог бы поймать бокал на лету.

- Для этого, мон шер, нужно было на него смотреть, - ехидно заметил Стеллецкий. - Хотя бы краем глаза.

«Неужели ревнует? - подумал Анненков. - К Миранде? Вот так номер!»

На несколько мгновений в гостиной воцарилась та особая неловкая тишина, которая способна испортить даже самый приятный вечер. Положение спас хозяин дома, с учтивой улыбкой поклонившийся маленькому крепышу, затянутому в расшитый серебром мундир.

- Дамы и господа, позвольте представить вам майора Хорхе Гуть-ерреса. Этот блестящий офицер выполняет в наших краях специальное поручение правительства. Мы встретились сегодня на водопадах, и сеньор Гутьеррес оказался столь любезен, что принял мое приглашение присоединиться к нашему обществу.

- Сеньоры и сеньориты, - хрипловатым баритоном проговорил майор, кланяясь. - Польщен и очарован. Нет, не очарован - ослеплен!

- Что за специальное поручение? - сразу же поинтересовалась ожившая Миранда. - Или это секрет?

Жесткие усики Гутьерреса слегка шевельнулись.

- Никаких секретов, во всяком случае от вас, богини! Я занимаюсь картированием местности. Геодезическая съемка. Звучит скучно, я знаю, но уверяю вас, это настоящее приключение. Не далее как два дня назад я вернулся из ущелья Уанкай, если вам о чем-то говорит это название…

По-видимому, ущелье и впрямь пользовалось у обитателей поместья дурной славой, потому что Мария ахнула и прикрыла рот тонкой ладошкой, а Миранда удивленно подняла брови. Гутьеррес, явно довольный произведенным на дам впечатлением, повернулся к Анненкову и Стеллецкому.

- Сеньоры, прошу меня извинить. Я не успел представиться…

- Ничего страшного, майор, - вальяжно проговорил Ник. - За вас это уже сделал наш хозяин. Полковник Стеллецкий, капитан Анненков, к вашим услугам. Так что вы там рассказывали про Уанкай?

Де Легисамо тронул Анненкова за локоть.

- Ущелье Уанкай считается в наших краях гиблым местом. Поживете у нас подольше - услышите много жутких историй. А пока прошу меня извинить: с минуты на минуту должен прибыть фон Корф…

- …целые россыпи костей, - достиг ушей капитана напористый баритон Гутьерреса. - В основном, конечно, животного происхождения, но среди них я заметил и несколько человеческих. Все они были превосходнейшим образом обглоданы…

- Какие ужасы вы рассказываете, майор! - воскликнула Мария. - Здесь же дети!

- Тетя Мария, - еле слышно пробормотал чей-то смущенный голосок. - Я уже не ребенок…

- Лаура, - вмешалась Миранда, - тебе и впрямь незачем слушать подобные истории. Давай-ка лучше я познакомлю тебя с нашим новым гостем, капитаном Анненковым.

Капитан медленно обернулся. Миранда едва ли не силком тащила к нему худую, смуглую девочку в пышном белом платье. Платье было роскошное, расшитое крупным жемчугом, вот только с полудетской внешностью своей хозяйки оно совершенно не сочеталось. Анненкову приходилось видеть, как удачно подобранные наряды меняют облик девочек-подростков, делая их взрослее и соблазнительнее, но здесь был явно не тот случай.

- Сеньор капитан, - Миранда говорила подчеркнуто серьезно, но в глубине ее темных глаз мелькали веселые искорки. - Разрешите представить вам любимицу нашей семьи, юную Лауру Крус Сауро де Легисамо.

Любимица семьи смотрела себе под ноги и поднимать глаза на капитана явно не собиралась.

- Это вы были на галерее? - спросил Анненков. - Прятались за виноградными лозами?

У Лауры покраснели уши.

- Почему вы так решили? - тихо пробормотала она. - Вам тетя сказала?

- Я вас видел, сеньорита. Солнце как раз освещало галерею, а ваше прекрасное платье просвечивало сквозь листья.

Девочка закусила губу.

- Так я и знала! Ненавижу это платье! Ненавижу!

- Лаура! - строго произнесла Миранда. - Пожалуйста, веди себя, как подобает воспитанной девушке. Что подумает о нас сеньор Анненков?

- Если бы не вы, кузина, - казалось, Лаура с трудом сдерживает слезы, - если бы не вы, я бы никогда не надела это ужасное платье! Никогда в жизни!

Капитан подобрался, как перед атакой. Женские слезы были для него страшнее иприта.

- Милая Лаура, - сказал он как можно мягче. - Ваше платье великолепно, как, впрочем, и вы сами. Если вы не сочтете эту просьбу чересчур дерзкой, я просил бы вас подарить мне сегодня танец. Уверяю вас, я не самый плохой партнер по эту сторону Атлантики.

Пунцовая от смущения Лаура пробормотала что-то неразборчивое и спряталась за широкую спину разносившего напитки слуги.

- Да вы просто светский лев, капитан, - протянула Миранда, испытующе глядя на капитана. - Держу пари, что бедная девочка будет считать минуты до начала танцев.

- Я никогда не заключаю пари с женщинами, - улыбнулся Анненков. - Гораздо разумнее сразу же признать свое поражение.

- Какая-то у вас капитулянтская позиция, - недовольно пожала плечами брюнетка. - Смотрите, как бы я с вами не заскучала!

- Уверен, что вас всегда сумеет развлечь майор Гутьеррес. Миранда надула губки.

- Фи, капитан, вы всегда такой грубый? Анненков не успел ответить.

- Военный атташе посольства Германии, барон Отто фон Корф, - провозгласил мажордом. Голос у него был зычный и гулкий, как у северного оленя в период гона.

- Юрка, - Стеллецкий ткнул приятеля локтем в бок, - а ты помнишь, у нас в училище был такой фон Корф? У него папаша еще служил в кавалергардах…

- Да не может быть! Что ж здесь, по-твоему, парижский салон?

Это там, знаешь, в один вечер можно повстречать половину своих пе-тербуржских знакомцев…

- Вот увидишь, - зловещим шепотом проговорил Ник. - Если окажется тот самый фон Корф - ты мне ставишь бутылку «бурбона».

Насколько помнил Анненков, юнкер фон Корф был типичным остзейцем - высоким, тощим, с худым неприятным лицом и тусклыми глазами. Человек, появившийся в зале вслед за мажордомом, более всего напоминал кота - большого, сытого, с добродушной, но хитроватой мордой. Одет он был в цивильное и на военного походил мало.

- Не он, - хмыкнул Анненков. - Кстати, мы не договорились, что ставишь ты в случае проигрыша. Имей в виду, писку твою я пить больше не стану!

- Там видно будет, - разочарованно проворчал Стеллецкий. - Эх, а я-то уверен был, что это - наш…

Пока военный атташе раскланивался с доном Луисом, дамы, нисколько не смущаясь присутствием Анненкова и Стеллецкого, потихоньку обсуждали достоинства и недостатки нового гостя.

- По-моему, господину барону стоило бы заняться своей фигурой, - негромко заметила Миранда. - Я беспокоюсь за судьбу его пиджака.

- А что с его пиджаком, тетя? - в голосе Лауры прозвучало неподдельное любопытство.

- Боюсь, он сейчас треснет, - поджала губы брюнетка. Лаура прыснула.

- Недобрые! - Мария легонько шлепнула девочку веером. - Посмотрите, какой у господина барона веселый взгляд! Не сомневаюсь, он всех нас чудесно развлечет!

- Я бы на твоем месте на это не рассчитывала, моя дорогая. У колбасников грубое чувство юмора. Это тебе не французы и даже не русские! - заметила Миранда.

- Тише, тише! - угрожающе прошептала Мария. - Он идет сюда… или, лучше сказать, катится?

Барон действительно приближался. Объемистый живот плыл по воздуху, словно цеппелин. Золотая цепочка от часов, спадавшая в широкий карман брюк, позвякивала при ходьбе.

- Дамы, - поклонился он, утопив подбородок в жирных складках шеи. - Господа офицеры! Я поражен, обнаружив в столь диких краях такое изысканное общество!

- Здравствуйте, барон, - сказал Анненков. - Простите мое любопытство: вы, случайно, не выпускник юнкерского училища в Санкт-Петербурге?

Фон Корф, казалось, совсем не удивился вопросу.

- Нет, капитан. Я никогда не был в Санкт-Петербурге. Однако упомянутое вами училище заканчивал мой дальний родственник по отцовской линии, тоже фон Корф. Знаете, нас, фон Корфов, довольно много в разных частях света. Мы - как это по-испански? - весьма плодовиты!

Лаура захихикала.

- Вы напрасно смеетесь, сеньорита, - добродушно заметил барон.

- Представители высшей расы должны заботиться о своем воспроизводстве. Чем больше здоровых и крепких детей произведут на свет женщины Германии, тем лучше для Рейха.

- О Господи, - негромко сказал Стеллецкий по-русски. - Так он из этих…

- Вы знакомы с расовой теорией доктора Ганса Гюнтера, господа?

- чувствовалось, что барон оседлал своего любимого конька. - Это величайший ум нашего времени! Вам, дамы, я бы тоже порекомендовал ознакомиться с его трудами, ибо доктор уделял особое внимание проблеме упадка нравственности и распада крепкой нордической семьи!

- Что вы говорите? - проворковала Миранда. - И что же говорит ваш Гюнтер о распаде семьи?

- Я больше не выдержу, - шепнул Стеллецкий Анненкову. - Пойдем и немедленно выпьем, Юрка, иначе я этому борову наговорю гадостей. Ты же знаешь, я колбасников с самой войны ненавижу…

- Интересно, здесь только шампанским потчуют? - поинтересовался капитан. - А как насчет чего-нибудь покрепче?

- Что-нибудь покрепче, сеньор капитан, я предложу вам у себя в кабинете, - проговорил внезапно возникший дон Луис. - Постарайтесь незаметно исчезнуть после ужина, хорошо? Ник покажет вам дорогу…

4.

- Итак, капитан, - де Легисамо пододвинул к Анненкову украшенный затейливой резьбой ящичек из красного дерева, - наконец-то пришло время поговорить о делах.

Капитан молча открыл ящичек. Там, похожие на маленькие тугие снаряды, лежали сигары. Судя по темному загару листа, бразильские.

- Кананера, - подтвердил дон Луис. - Мой тесть работает управляющим табачными плантациями семьи Мендоза в Баие.

- Благодарю, - Анненков размял сигару, понюхал ее, щелкнул серебряной гильотинкой.

«Интересно, - подумал он, - насчет сигар ему тоже Ник нашептал?»

Лет десять назад, сидя в грязном, прокуренном подвале Исмаил-бея на Пере, они с Ником пили дешевую, вонючую ракию и строили планы на будущее. В этих планах присутствовали роскошные яхты, тропические острова и знойные мулатки. «Пить мы будем исключительно ром, - говорил Ник, - крепкий ямайский ром! А курить станем сигары и непременно бразильские - «гавана» сладковата да и слаба. Мы же с тобой привыкли к дрянному турецкому горлодеру, нам только бразильские сигары и подойдут…»

- Вы, вероятно, хотели бы узнать, отчего сеньор Стеллецкий настаивал на вашем срочном приезде? - проговорил дон Луис.

Анненков, раскуривавший сигару, ограничился утвердительным кивком.

- Дело тут вот в чем. В ближайшие дни я должен покинуть поместье. Николай Александрович любезно согласился меня сопровождать. Однако оставить «Холодную гору» без охраны я не могу, особенно сейчас, когда крестьяне бунтуют по всей сьерре.

- И вы готовы возложить охрану вашего поместья на меня? - спросил капитан. - Дон Луис, мы с вами познакомились несколько часов назад. Я, конечно, польщен таким доверием, но вы не находите этот шаг несколько… неосмотрительным?

- Не нахожу, - коротко ответил де Легисамо. - Сеньор Стеллец-кий поручился за вас, а ему я доверяю полностью. Николай Александрович - человек чести.

- Разумеется. И все же мне кое-что неясно. У вас есть Ланселот Стиллуотер - превосходный офицер, надежный, храбрый. Почему вам понадобился человек со стороны?

- Вы сами ответили на свой вопрос, - усмехнулся дон Луис. - Мне нужен именно человек со стороны. Ланселот всех здесь знает, и все знают его. Иногда это плюс, а иногда минус. Сейчас, скорее, минус.

- Вы ему не доверяете? - прямо спросил Анненков. Де Легисамо прикрыл глаза.

- Не то чтобы я ему не доверял… но я слишком хорошо знаю его слабости. А что хуже всего, их знаю не я один.

«Не доверяет, - сделал вывод капитан. - Подозревает, что Ланселот работает на кого-то еще?»

- Видите ли, Юрий, если бы речь шла только об охране поместья, мне вполне хватило бы Стиллуотера. Собственно, я уже поступал так несколько раз, однако сейчас я рискую гораздо большим, нежели просто старинный фамильный дом и хлопковые плантации.

Анненков молча ждал продолжения. Де Легисамо побарабанил пальцами по подлокотникам кресла.