Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Виктор КОСЕНКОВ

НОВЫЙ ПОРЯДОК

Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок. Конфуций
В тексте книги использованы фрагменты дневников Интернет-ресурса livejournal.com, а также фрагменты выступлений современных политиков и общественных деятелей.
Некоторые эпиграфы могут показаться излишне шокирующими или оскорбительными, увы, автор придумал лишь малую толику этих «шедевров».




Часть 1

Глава 1

Из правозащитного форума:

«Зачем нам президент, который ничего не делает?»



Семен Липинский не ощущал страха, и никаких предчувствий у него тоже не было. То обстоятельство, что над ним уже два месяца сгущались тучи, его волновало мало. На самом деле все осложнилось гораздо раньше. Просто сейчас это поняли даже мелкие шавки из медиа-бизнеса, и разразился скандал — точнее то, что у них принято называть скандалом.

Газетчики подняли безобразный вой, решив, что любимый прежде олигарх не так чист, как казалось раньше. Хотя в действительности все эти бесконечные «журналистские расследования» умело грызли только лишь упавшую со стола кость: сброшенную то ли специально, то ли по случайности. Что на самом деле лежало там, на самом верху, собаки не знали. Жизнь для них впрямую зависела от еды, а еда — обломок кости с жалкими остатками мяса. Конечно, иногда какой-нибудь не в меру ретивый пес заскакивал на стол и, обалдев от увиденного, заливался диким и громким лаем. Но в таких случаях хозяева, отличавшиеся строгим нравом, считали псину бешеной и умертвляли.

Семену нравилось думать о журналистах именно так. Как о собаках, которых кто-то, в том числе и он сам, прикармливает по доброте душевной или с умыслом. Однако они, как все твари неблагодарные, так и норовят ухватить клыками за руку кормящую. Шавки, что с них взять!

Вот и сейчас псы тявкали изо всех углов. Зло, хором и поодиночке. Обсасывая возможности, смакуя подробности, предвкушая последствия. Пусть. Собака лает, караван идет.

Конечно, был один тревожный признак. Молчал Аркадий Бычинский. Медиа-магнат и вообще большая шишка, надзиратель в собачьей стае. Не вожак. Хозяин вожака.

Аркаша никогда не водил с Семеном приятельских отношений, но в такой ситуации у них было принято помогать друг другу. И вот Бычинский, вместо того чтобы придержать стаю, молчит. А его телерадиокомпания уже испуганно подгавкивает своим коллегам из соседней «государственной» студии.

Плохой признак. Тяжелая гирька на черную чашу весов. И если бы на белой чаше не лежало несколько гирек потяжелее, Семен бы уже кинул эту забытую его Богом страну и отправился в места более интересные. Но нет. Уйти можно было в любой момент, а вот поймать потом упущенные возможности…

С самого детства Липинский терпеть не мог чувство проигрыша, жалости поражения, потому никогда не увлекался карточными играми, рулеткой и даже к шахматам относился с подозрением. Кидать кости, полагаясь на случай, было для него невыносимо. В картах всегда существовала возможность нарваться на шулера, а ведь если играть, то по-крупному. А шахматы… Может быть, эта игра развивает способности мыслить стратегически, на несколько шагов вперед противника, но только идеалисты полагают, что это умение как-то способно помочь бизнесмену. Красивая сказка для идиотов — биржевой игрок с хитрым прищуром высчитывает изменяющиеся процентные ставки, продает, покупает, снова продает и в победном жесте вскидывает руку вверх.

Бред!

Лотерея для богатых, которые скоро станут бедными. Семен смотрел на людей, веривших в повторение таких историй, как на заигравшихся школьников. Так молодежь, переодевшись в средневековые костюмы, устраивает красочное представление для публики. Время ушло, но атрибуты остались. Теперь с ними можно играть, таскать их из рекламы в киноленту. Красиво, но не более. Так не бывает!

Липинский признавал одну-единственную игру на деньги. Игру с Законом. Нет, он не грабил старушек в подворотнях, не крал бублики с прилавка на базаре, не таскал кошельки у ротозеев. Самым большим его преступлением была украденная у одноклассника шариковая ручка с синими полосками. Такие ручки были в то время дефицитом и представляли собой предмет зависти. Именно тогда законопослушный Семен понял всю бесперспективность прямой кражи. Став обладателем вожделенного предмета, Липинский столкнулся с серьезной проблемой. Заявиться в класс с дефицитной шариковой ручкой означало расписаться в краже. Терялся сам смысл воровства как способа обогащения. Ведь полосатая ручка была признаком, социальным статусом небогатого детства, и просто так наслаждаться властью над предметом тоже не имело смысла. Статус должен быть виден, подтвержден ежедневным, едва ли не показательным использованием.

После долгих моральных терзаний Лнпииский подкинул ручку ее прежнему владельцу и понял, что преступность не его путь.

Да и зачем нарушать Закон, когда в нем достаточно лазеек, двусмысленностей и хитрых нюансов? Только глупец убивает старушку, чтобы завладеть ее драгоценностями. Умный человек организует фонд, агитацию, рекламу, и старушки всей страны понесут свои медяки в его копилку. Затем банкротство и самолет на Канары. Все!

Семен Липинский же поступал еще круче. Он сам влиял на законы, делая их удобными, как обувь на заказ. Тесное знакомство и почти родственные связи с правящей верхушкой, хорошая база за рубежом. Все было, как говорят «гоблины», «в шоколаде». И тут… И тут начинаются странности. Для начала марионеточный президент обрывает одну за другой свои ниточки. За несколько тревожных месяцев сменяются несколько премьеров, валится прикормленный прокурор. Семья только разводит руками. «Главный» вышел из-под контроля. Объявить его маразматиком не решается никто, это слишком сильное оружие, зацепит так или иначе все окружение. Но никакого другого объяснения нет. Ряд законопроектов тормозится. Парламент, купленный на корню, вяло возмущается, в стране президентское правление.

Когда президент свалился с инсультом, все вздохнули спокойней, но вдруг стало ясно, что преемник — личность еще более неподконтрольная, к тому же из «силовиков», и «Папу» вытянули из больницы в кратчайшие сроки.

В итоге положение стало излишне шатким, обрушились внешнеторговые сделки концерна, стали приходить тревожные известия с рынка акций. Семену пришлось лично утрясать ряд вопросов. Событие, можно сказать, небывалое: уходя с головой в политику, он оставил после себя четко работающую финансовую машину, теперь же казалось, что в шестеренки этого механизма кто-то насыпал песку.

И еще журналисты…

Семен не боялся. Эта страна вряд ли сможет просто так отбросить его в сторону. Она прогнила, одряхлела и уже почти упала, придавленная к земле собственной тяжестью.

Когда-то давно Липинский едва не поступил на медицинский факультет. Его родители, испугавшись участи врача, обратились к мудрому родственнику из Киева. Дядя, Борис Моисеевич, приехал в Москву и подсунул племянничку любопытную книгу, где подробно описывались симптомы разных тяжелых заболеваний. Из этого толстенного фолианта юный Семен узнал про болезнь с гадким названием «туберкулез костной ткани». Симптомы и последствия этой болезни показались будущему доктору настолько мерзкими, что он в тот же день забрал документы из одного вуза и поступил, кстати без экзаменов, в другой.

Теперь, через много-много лет после того случая, Липинский смотрел на разрушающуюся страну и видел все те же страшные признаки. Кости страны сделались хрупкими и уже не могли удерживать свой вес. Так что бояться этого умирающего животного было нечего.

Семен не боялся.

Даже когда начальник охраны, человек надежный, но слишком впечатлительный, влетел в кабинет, прерывая раскаты «О Fortuna» Карла Орфа, и выдохнул, едва не сгибаясь пополам: «Фээсбэшники…….

Липинский лишь брезгливо сморщился. Такой исход был предусмотрен, хотя и не так скоро.

«Сколько мне лет? Я старею?»

— Скажите, Дмитрий, — спросил Семен у охранника, уже стоящего возле запасного выхода. — Что, по-вашему, старость?

— Старость? — Дмитрий не был бесконечно развитым в умственном плане человеком, но реакцию имел отменную, иначе он не смог бы подняться так высоко. — Старость — это возраст.

— А для вас лично?

— Для меня? — Он нервничал, но всегда правильно реагировал по обстановке. Шеф спрашивает, подчиненный отвечает. Даже если камни с неба. — Когда я на турник запрыгнуть не смогу, тогда будет старость. Идти надо, Семен Маркович.

— Надо, значит, надо, — согласился Липинский. — Все готово?

— Как всегда!

— Тогда поехали. — И он, легко оттолкнувшись от подлокотников, вскочил с кресла. Черная лестница видела его только один раз, когда он знакомился с переделанным зданием, которое покупал. Теперь пришло время, и она сыграла свою роль, не раньше и не позже, а как раз вовремя. — Старость, Дима, это когда ты не поспеваешь за временем.

Они сбежали вниз, мимо обеспокоенных лиц охраны, мимо «Главный прошел», мимо дрожащих на кобурах пальцев, мимо вспотевших ладоней и ощущения чего-то непоправимого. Вниз. Туда, где стоял надежный и очень быстрый «скорпион», особой сборки «порше». Вместительный и очень хорошо защищенный.

— Позвоните Михаилу, — сказал Липинский начальнику охраны, тот кивнул, не переставая что-то говорить в микрофончик, прилепившийся к его щеке.

— По какому направлению поедем?

— На запад…

Семен Маркович поднял стекло, отделяющее салон от водителя. Нажал еще несколько кнопок, окна автомобиля потемнели. Внутри зажегся неяркий свет. Динамики настороженно выдохнули Пятый концерт для клавесина Баха. Липинский не хотел смотреть на страну, которую решил покинуть. Точнее… которая решила избавиться от него.

Он не боялся и был спокоен. К чему волноваться, когда все идет само по себе. Симфонию погони не стоит превращать в какофонию. Все должно быть гармонично. Ничего лишнего. Все, как и задумано.



Из телефонных переговоров (архив ФСБ):

— Михаил Владиленович? Здравствуйте, вам привет от Семена Марковича. Очень хорошо, спасибо. Тут возникло одно дельце. Нужна ваша… Нет, что вы, все хорошо. Это даже не помощь, это просто небольшая услуга с вашей стороны. Спасибо. Мы сейчас движемся в западном направлении, очень бы хотелось спокойно… Да мы понимаем, что дело приняло такой оборот. Да. Конечно. Но что ж поделать, мы не нагружали вас чрезмерно нашими заботами. Более того, всегда теми или иными способами решали ваши проблемы. Пришло время оказать нам небольшую услугу. Совсем маленькую. Да, мы понимаем, что сложно. Да, конечно, ФСБ. Но ведь не гэбэшники улицы патрулируют. Верно? Большое спасибо вам, Михаил Владиленович. Большое спасибо. Обязательно передам. И вам удачи.



Из Москвы они выбрались без лишнего шума. Мигалки были включены только на выходе с Садового, когда потребовалось проехать на красный. Постовой отдал честь и зло свистанул какому-то прыткому лихачу, устремившемуся вслед за кортежем. Зеленый свет, остановившиеся машины. За миг до того, как машина Семена Липинского должна была пронестись через светофоры и перекрестки, на них вспыхивал красный свет по всем направлениям, постовые останавливали движение потоков и делали «под козырек» вслед удаляющимся автомобилям. Колонна словно замораживала перед собой вечную суету столицы, рассекала ее.

Первый раз их попытались перехватить в Подмосковье. Сначала культурно. В хвост пристроились две машины и начали старательно оттирать охрану от основного автомобиля, что-то кричали в мегафоны. Липинский не отвечал. Потом кто-то из особо наглых службистов рискнул и поставил свою машину поперек дороги. Ему это почти удалось. Мощный «вольво» из лобового охранения ускорился и по касательной снес хлипкий «жигуленок» в кювет. Смятое крыло. Лопнувшая фара. На этом потери Липинского исчерпывались. Фээсбэшники метались в хвосте, но сделать ничего не могли.

Начальник охраны Дмитрий внимательно, как болельщик слушает футбол по радио, следил за оперативными переговорами преследователей. Коды и частоты были любезно предоставлены за час до операции кем-то «добрым» сверху.

— Леша, дорогу на Липинку перекрыли, сворачиваем, — передал он водителю.

— Понял, — ответил Леша и произнес в маленький микрофон: — Поворачиваем на Орехово.

Вскоре машины, сопровождавшие кортеж все это время, стали отставать.

— Первый, — прозвучало в наушнике у Дмитрия. — Гэбэшники собираются стрелять. Что делать?

— Вы что, не знаете? Сколько они будут у нас на хвосте сидеть?

— Вас понял.

Сзади вяло гавкнули выстрелы. Сначала в одной тональности, потом неожиданно в другой, более гулкой, тяжелой. Преследователи разом отстали, скрылись за поворотом, в зеркало было видно, как в последний момент опасно занесло одну из машин.

— Теперь меняем трассу, — скомандовал Дмитрий.

* * *

— То есть как потеряли? — Генерал сжал телефонную трубку с такой силой, что хрупкая пластмасса гадко заскрипела. Когда-то давно этими руками он на спор рвал подковы.

— Никаких следов. Когда они крутились по Подмосковью, мы еще имели какой-то контроль, но сейчас, к сожалению, никакой информации по ним нет. — Голос в микрофоне звучал сконфуженно.

— Не понял! А план-перехват?!

— Был объявлен всем постам ГАИ.

— И что?!

— Ничего. Никаких сообщений из МВД не поступало.

— А при чем тут Министерство внутренних дел?! Я вас спрашиваю!

— Ну…

— Баранки гну! Перекрыть все дороги! Все до единой! Меня не интересует, какими силами! Меня не интересует! Слышите, суки?! На какое расстояние они могли оторваться от вас? На такое и перекрывайте, все перекройте, граница, таможня… Кто угодно! Вертолеты, самолеты, спутники, бля! Подводные лодки! Но чтобы ни единая мышь!!!

— Прессе…

— В жопу прессу!!!

Он грохнул трубку на рычажки так, что от телефона отлетел и упрыгал в угол кабинета острый кусочек пластика. Громко бухала генеральская кровь, в висках поселилась тяжесть.

— Идиоты… Подонки… Идиоты… — Впору было хвататься за голову.

Когда тишину разорвала долгая и звонкая трель ТОГО телефона, генералу показалось, что у него на плечах зашевелились погоны.



Из сообщений прессы:

«Известный олигарх Семен Маркович Липинский до сих пор не найден Федеральной службой безопасности. Хотя по еедущим направлениям был объявлен план-перехват, эти меры не дали положительного результата. По нашим сведениям, Семен Липинский уже покинул границы Российской Федерации».



«По уверениям пресс-службы ФСБ, обыски и проверки на дорогах Москвы и Московской области никак не связаны с исчезновением олигарха».



«Президент снова болен».



«Были ли жертвы в происшествии на „зеленой\" трассе Е95? Кто стрелял?»



«Убит капитан».



«Бессилие спецслужб, случайность или злой умысел? В чем виноват опальный олигарх?»



Когда на хвост кортежу Липинского снова сели машины, Семен Маркович видел сон. Что-то про лес, огромные деревья, шум ветра. Вымотанный к вечеру постоянными телефонными переговорами, ответами на электронные письма, бесконечными докладами службы охраны и чтением прессы, олигарх спал. Погоня, даже если ты играешь в этом процессе всего лишь пассивную роль, все-таки сильно давит на нервы.

— Оторваться любой ценой. — Начальник охраны внимательно разглядывал мониторы внешнего наблюдения.

Приказание было исполнено, и две машины, с агентами ФСБ внутри, заполыхали, перегородив дорогу. И тогда из-за леса взмыла в воздух, вспарывая его мясорубкой винтов, хищная тень вертолета.

— План «Омега»! — рявкнул в микрофон Дмитрий Впереди по дороге вспыхивали проблесковые маячки Что-то большое и массивное натужно выползало на трассу.

Водитель плавно утопил педаль тормоза.

Ведущая машина кавалькады вильнула на обочину. Из нее высыпали пятеро, четыре человека открыли беглый автоматный огонь по баррикаде впереди, перемещаясь, вызывая на себя внимание противника. Пятый отбежал назад, что-то дернул из багажника, вскинул длинный тубус на плечо, выхватывая прицелом прожектор винтокрылой машины. Еще три джипа остановились на другой стороне шоссе, выбрасывая на ходу одетых в черное бойцов.

Зло бабахнуло!

Огненная нить прочертила темнеющее небо, вертолет вильнул, завалился на бок, из-под его брюха прыснуло ярким пламенем. Бессильно загребающая винтами воздух машина ушла за лес, тяжело вздрогнула земля Тот же человек выдернул из багажника еще один тубус и прицелился в замерший было экскаватор, что выползал на дорогу, стараясь перегородить путь. Послышались крики, от обреченной уже железной туши побежали люди, попадая под перекрестный огонь. Мелькнула в воздухе ракета. Семен Маркович видел, как ударной волной опрокинуло нелепую черную фигурку у баррикады. Его люди побежали вперед, поливая свинцовым дождем пространство перед собой. Снова мелькнула ракета.

Липинский поднял стекло окна, из динамиков звучал Вивальди, полностью заглушая звуки боя, ведущегося снаружи. До границы оставалось совсем немного.



Из сообщений прессы:

«Известный олигарх Липинский доказал несостоятельность наших силовых структур. Не чувствуя в себе сил справиться с ним мирным, демократическим путем, силовики устроили отвратительную бойню, в которой пострадали люди. Во что превратится наша страна через несколько лет такой разнузданной диктатуры „силового пролетариата\", можно только догадываться».



«„Мы стреляли на поражение\", — показания участника „дорожной войны\", пожелавшего остаться неизвестным».



«Вертолет, экскаватор и большое количество легковых автомобилей. Таков перечень уничтоженной в бою техники. Понятно, что и среди людей имеются жертвы\' Хочется задать вопрос нашему правительству, откуда у частного лица, а Семен Маркович Липинский является таковым, взялись новейшие образцы военной техники? Что на это может ответить Минобороны?»



«„Меня пытались убить\'\" С таким сенсационным заявлением выступил олигарх Липинский в интервью газете „Гардиан\" Он утверждает, что это было целиком и полностью политическое дело. В связи с чем Семен Маркович попросил политического убежища у английских властей. Министерство иностранных дел требует экстрадиции гражданина Липинского»



«Вести войну можно только тогда, когда есть возможность победить, — такими словами начал свое обращение Семен Маркович Липинский к представителям независимой Республики Ичкерия в Лондоне — Я сам являюсь примером тому Многие годы я боролся против враждебного режима Тот факт, что меня попытались убрать, да еще таким грубым способом, свидетельствует в мою поддержку».



«Как может один человек сформировать подразделение элитных бойцов, вооружить его по последнему слову военной мысли и открыто вести успешный бой с представителями законной власти? Неужели Россия ничем не отличается от Колумбии, где каждый наркобарон имеет свою персональную армию?»



Из выступления директора телевизионного канала Василия Мусолена:

«С сожалением мы должны отметить гнусные инсинуации со стороны наших коллег, сравнивших Семена Марковича с наркобароном Да, увы, многие журналисты так и не смогли перестроиться, в них живо еще рабское прошлое. Колосятся всходы тяжелого времени, когда журналистика писала только об „ударной битве за урожай\" и об очередном съезде партии, не смея даже вздохнуть без указки сверху»

Глава 2

Из статьи «Опасность сильной России»:

«Было бы подлинным безумием способствовать экономическому успеху России при отсутствии в ней ясных демократических тенденций и эфемерности существующих демократических институтов. Если Запад не склонен к самоубийству, то выбранная им стратегия финансовых отношений с Россией самая верная».



— Вот так-то, капитан, — пьяно качал головой майор Серегин. Он тяжело щурился, выпитая водка делала его лицо раздувшимся и красным, словно распирая изнутри. Резко проявились мешки под глазами. — Вот так-то оно бывает. Ты у меня на хорошем счету! А первым под удар попал. Так-то оно. Наливай, что ли…

Сергей Иванов, бывший капитан, а ныне лейтенант с птичьими правами, налил прозрачной жидкости в граненые стаканы.

— Полней давай, полней, — пробурчал майор. — Не жмись, капитан. Все одно за добавкой бежать.

— Я уже год как не капитан, — напомнил Сергей. — И все это… — Он прервался, чтобы опрокинуть в себя водку. — Все это натуральное панибратство с нижними чинами.

— Ну, это ты брось, так-то! Ты это… — Майор закашлялся. — Брось… Не в этом дело. Лейтенант, он все-таки офицер. Так что брось.

— Ага, офицер. Знаешь анекдот про прапорщика?

— Массу…

— Тогда я тебе в копилку еще один скину. Идет прапорщик и встречается ему ослик. Прапорщик берег его за ухо и шепчет: «Я — офицер!» А ослик ему так понимающе отвечает: «А я — лошадь…»

— Старо.

— Зато про офицера. За добавкой пойдем?

— Зачем пойдем? — удивился майор. — Послать некого?

— Да ну, не люблю я этого, — сморщился Иванов.

— Ага! — Серегин расплылся в довольной улыбке. — Узнаю! Узнаю тебя, капитан! Так-то. Не любишь ты дедовщину разводить, все любишь по уставу, чтобы по правилам.

— Нет. — Сергей помахал пальцем и надел фуражку. — Я не по правилам. Я по правде люблю. Это, знаешь, разница.

— Ага. Потому вот ты сейчас лейтеха. А мог бы быть, как я, майором.. А я…

— А ты подполковником. Красивая картина.

— Точно… — Майор поискал фуражку, не нашел, застегнул китель. — Да где этот чертов чепчик?! Ага, вот он. Неужели послать некого?

— А кто тогда работу работать будет? Мы с тобой? Пошли

— Везет тебе, капитан, все-таки…

— Я не капитан.

В ближайшем к отделению магазинчике ментов знали. Из-за своего расположения магазин, торгующий только алкоголем и мелкой закусью, держался без «крыши». Каждого заезжего лиходея посылали в соседний подъезд, где хмурые и злые на жизнь дядьки могли объяснить уголовный кодекс в популярной форме. От этого ментам была организована хозяином скидка. Небольшая, но приятная.

— Слышал, что в управлении происходит? — хмуро спросил Серегин, когда они вышли из отделения.

— Откуда бы я слышал? Ты ко мне только водки попить приезжаешь. А наш Языков пенсию ждет. Ему до этих событий никакого дела нет.

— Знаю я вашего Языкова. — Майор скривился.

— Знаешь, так помог бы, мужик-то нормальный.

— Знаю. Нормальный мужик. Но… Ты сам понимаешь, так-то.

Майор толкнул скрипящую дверь и ввалился в магазин. Следом вошел и Иванов.

— Нам беленькой бутылочку…

Продавец залез под прилавок и выволок «Нахимовскую».

— Не паленая? — для порядка спросил Иванов.

— Ну что вы, что вы… — Продавец замахал руками. — Как же, для своих…

— А ты тут уже свой? — поинтересовался майор.

— Я везде свой, — отмахнулся Сергей и кивнул продавцу. — Колбаски тоже грамм так двести

— Лучше бы соку взял. Апельсинового.

— Соком с водкой хорошо девочек спаивать. Да и то только в старших классах.

— Почему это? Официальный коктейль, «Отвертка».

— Потому что организм молодой и здоровый, алкоголь пережигается напрочь. Никаких последствий, похмелья никакого. Нам с тобой, майор, такие коктейли противопоказаны. И старшеклассницы тоже.

— Да ладно! Ты никак за здоровый образ жизни?

— Хотелось бы. А что, не похоже?

— Не смеши

За их спиной взвизгнула противно входная дверь.

— Какая, однако, картина, — раздался задорный голос. — Знаковая, можно сказать. Спивающаяся милиция. Надежа и опора государства, защитники простого населения, пьют прямо на рабочем месте, не снимая мундира. Красиво!

Серегин обернулся, ткнул локтем стоящего спиной Иванова:

— Кто это?

— Да-да! — воскликнул молодой человек, одетый не по погоде легко. На улице было мерзко, сильный ветер, несущий крупные хлопья мокрого снега, переходящего иногда в дождь, а на вошедшем только щеголеватая короткая курточка с открытым горлом, из-под которой виднелась легкая рубашка. На ногах — прикрытые синими джинсами рифленой кожи «казаки». Позади него, в дверях, маячили высокие и широкоплечие в коже. — Познакомьте нас, наверное. А то нехорошо получается.

Иванов сложил водку и закуску в пакет, расплатился и толкнул майора:

— Пойдем…

— Куда же вы! — не успокаивался молодой человек. — Я в отделение зашел, спрашиваю, где героический капитан, то есть, простите, лейтенант Сергей Иванов? На своем ли посту? А меня сюда послали! Не спиваетесь ли?

— Что это за шмакодявка? — удивился Серегин.

— Это не шмакодявка, — пояснил Иванов, останавливаясь перед дверями. — Это совсем не шмакодявка. Это сын Захара Давидовича.

— Левина, что ли? — Майор всплеснул руками. — Того, который отмазал Щеглова в прошлом году и который не дал Протопопова посадить? Адвокатишка, что ли?

— Ага! — обрадовался молодой человек. — Мелкий такой… Маленький.

— Дайте пройти, граждане, — сказал, глядя перед собой, Иванов и пошел напролом. Кожаные куртки отскочили в последний момент.

— Я, собственно, зачем приходил, лейтенант, я сказать хотел. Ты не думай, что я тебя забыл. Ты у меня еще палочкой будешь махать на перекрестке! На самом говенном! Попомни мое слово! — крикнул молодой человек в закрывающуюся дверь.

Когда майор наконец догнал друга, тот уже входил в отделение.

— Погоди, Серега, а что это было?

— Ты что, совсем ничего не помнишь?

— В смысле?

— В смысле, когда меня едва из органов не турнули. Когда именно ты настоял на том, чтобы меня из убойного в ДПС перевели и в звании понизили. Ты офицерский суд помнишь? Или пропил память уже? Из-за кого я тогда загремел, напомнить?

— Твою мать. — Серегин плюхнулся на табуретку — Так это его ты на наркотиках и изнасиловании взял тогда?

— Его. И его папашка…

— Слушай, — перебил его Серегин. — По поводу того офицерского суда и то, что тебя…

— Ты не понял, я не в претензии к тебе. Я тебе благодарен за тот случай. Если бы не тот скандал, который ты раздул, не перевод сюда, меня бы уволили. И был бы я, как тысячи других таких же неудачников. Стройку бы сторожил и с паленой водкой в русскую рулетку играл. Так что ты все правильно сделал. Все рассчитал. Молодец! Я не потому вспомнил… Просто дурно мне, майор!

— Ага, — буркнул Серегин и отвинтил бутылке голову. Холодная водка плюхнулась в запотевшие мигом стаканы. — Давай, так-то…

— Давай.

Они выпили, Серегин поморщился. Вздрогнул.

— Не знаю я, как ты без сока эту гадость пьешь. Я так не могу.

— Закусывать надо, — мрачно сказал Иванов, вытаскивая из пакета кусочек колбаски. — Я его тогда с поличным взял, щенка.

— Да знаю, помню… — начал было майор, но Сергей не слушал.

— Тепленьким! Нос в «муке», морда в прыщах, хер наружу, баба в крови и соплях. Я ему: «Вы арестованы», а он мне в харю плюнул: «Мусор, — говорит, — на хер пойди». Я ему в рыло и сунул. Хорошо так сунул, ты знаешь, как я могу.

— Да помню я, Сережа, помню… Чего ты мне…

— Ты погоди. — Иванов снова налил водки, сразу же выпил. — Меня знаешь кто сдал тогда? Кто меня тогда с потрохами вломил? Моя команда и вломила! И девка та, сука, подтвердила. Всем хорошо стало. И улики вдруг пропали. И наркотиков не было. И эксперт, что характерно, подтвердил. И девка от обвинения отказалась. Не было, говорит, насилия. Любовь была, и тут, понимаешь, менты, разгром, мордобой, антисемитизм сплошной. Суки, националисты, скинхеды в погонах! Папа пробашлял хорошо. Молодец у нас папа! Он, если потребуется, кого угодно купит. Ему половина уголовников города и области свободой обязаны.

— Да уж, этот Захарка сука та еще, так-то. — Майор кинул в рот колбасу и вздохнул.

— Так что ты, Тарас Васильевич, мне тогда крепко помог.

— Старался, так-то, — подтвердил Серегин.

— Да только, боюсь, один черт выпрут. Добьют, суки. Да и хер с ним! Надоело! Пойду вот в эти… в коммерческие структуры. «Бабки» зашибать. Магазины охранять. Или, там, детективом частным.

— Какие там, блин, структуры. Откуда у тебя, мента, способности к коммерции?

— Да ты что?! У мента должны быть врожденные способности к коммерции!

— Только ты тут при чем? Ты не про других, ты про себя говори. Так-то.

— Наплевать, — отмахнулся лейтенант. — В электрики пойду. Руки есть, голова тоже на месте.

Они снова выпили.

Глава 3

Из газетных заголовков:

«Мочить в сортире. Новая стратегия российской политики? Внутренней или внешней?\" „Новогодняя неожиданность“. „Чего ждать с Новым?“



— И что же мы будем делать, дорогие мои? — Президент стоял спиной к присутствующим и смотрел из широкого окна куда-то вниз. Собственно сам Президент еще таковым не был, а только временно занимал этот пост. Хотя всем, от Премьера до последней машинистки, было понятно, в какую сторону кивнут выборы. Это понимали все, вся страна и даже «те, которые остальные», то есть кандидаты в президенты. Хотя были и варианты. Возможно, сам того не подозревая, Липинский, близкий друг Бывшего, подложил новому Президенту огромную свинью. Специальная группа аналитиков разрабатывала сейчас Семена Марковича на предмет возможных действий с его стороны. Но бывший олигарх сидел в Лондоне, ожидая решения английских властей по поводу политического убежища, и никаких действий не предпринимал, что настораживало еще больше. Однако то, как он уходил за границу, наплевав на законы, на силовые структуры, на ФСБ, на власть, сделало свое дело. Этого не смогли сделать ни чеченские боевики, ни западные бойцы информативного фронта с их многочисленной армией внутренних агентов влияния, вроде Великой Московской Девственницы. Теперь же Власть сидела в луже, от которой мерзко пахло тухлятинкой.

— Хотелось бы, — начал Премьер, — предостеречь вас от излишне решительных, брутальных действий.

— Слово-то какое. — Президент повел плечами. Всем остальным очень хотелось знать, что же увидел он там за окном. Снег, деревья с белыми обвисшими ветвями, все замерло, словно ожидая чего-то. Чего? Весны? Безусловно, романтичная картина, но какое она имела отношение к текущему вопросу? Окружение Президента впервые за много лет не чувствовало под собой прочной опоры. Новая метла не была ставленником ни одной из сложившихся политических сторон, его двинули на пост безопасники, грубо, с шумом, но настолько быстро, что среагировать никто не успел. Теперь надо было или приспосабливаться к действующему порядку, или… С уходом Липингкого денег на второе «или» уже не было. — Брутальных. Интересно, а какие еще действия вы можете предложить? Попробовать замолчать происшествие? Или, может быть, представить его как убедительную победу нашей доблестной милиции?

— Операцию вела ФСБ, — осторожно напомнил министр внутренних дел.

— Я помню, — ответил Президент, все еще глядя в окно. Где-то там, на качелях ветвей прыгала толстая ворона. — Я помню, кто вел операцию, и также я знаю, что помешало ее осуществлению.

— Но ведь никто не ожидал, что у господина Липинского…

— У гражданина…

— Что?

— У гражданина Липинского, — поправил Президент.

— Да. Извините. У гражданина Липинского будет такое вооружение.

— Очень интересно слышать такое заявление от человека, которого иногда называют главным милиционером страны. Получается, что каждый гражданин, пусть даже богатый гражданин, имеет возможность содержать небольшую армию, вооруженную по последнему слову техники, и безопасный вариант выезда за границу. Вы не читали работы Кропоткина?

— Когда-то давно, в институте…

— Перечитайте. Заодно вспомните историю Нестора Махно. Может быть, вам не чужды их идеи. Анархия, мать… Каждому олигарху по собственной армии, прекрасная адаптация старых идей к новым экономическим условиям. Анархия как свобода для избранных.

— Я не совсем понимаю…

— Вот и я не совсем понимаю, господин министр. Каким образом такой человек может выехать из Москвы, несмотря на план-перехват. Не понимаю. Каким образом он проходит через все милицейские посты? Почему он не остановлен на первом же посту ГАИ? Не понимаю. И главное, я не понимаю, почему в стране, где закон об огнестрельном оружии скорее напоминает пародию, гражданин Липинский имеет и успешно применяет целый арсенал?

— Может быть, нам нужно задуматься над тем вопросом, откуда все это взялось?

— Всему свое время, господин министр. Всему свое время. Что нам может сказать Минобороны?

Министр обороны прокашлялся. В кабинете повисла тишина.

— Ведется следствие, господин Президент. Виновные будут найдены и наказаны.

Президент покачал головой:

— Чем пользовался Липинский?

— Автоматы Калашникова, специальная укороченная модель. Газовые гранаты. И…

— Что случилось с вертолетом?

— Это… Это было «Копье-3». Переносной ракетный комплекс.

— Почему я о нем не слышал?

— Это новейшая разработка. Абсолютно новое слово в военной технике.

В кабинете снова стало тихо.

— Хорошая штука. Передайте это тому КБ, которое занималось его разработкой. И я хочу знать все каналы, по которым ЭТО может попасть в руки… бандитов.

— Хорошо.

— Но, тем не менее, остается все тот же вопрос. Что будем делать, господа?

— Расследование…

— Пусть идет своим чередом. — Президент упрямо не поворачивался, нарушая все писаные и неписаные законы этикета. Сидевшие за столом люди нервничали все сильнее. — Меня интересует другое. Что теперь, по вашему мнению, должна сделать Власть, чтобы восстановить свой авторитет, свое право на существование? Потому что Власть, которая позволяет такие выходки, не может успешно служить такому государству.

— Я не совсем уверен, что понимаю вас, — сказал Премьер. Он был ставленником прежней Власти и чувствовал буквально физически, что станет козлом отпущения. Это означало, что о своей судьбе он должен побеспокоиться сам. В его положении попытка сделаться тихим и незаметным была бы равнозначна навешенной на спину мишени. Каждый желающий подняться по карьерной лестнице метал бы в него дротики. — Исторически сложилось так, что попытка доказать свое право находиться у Власти заканчивалась или революцией, или путчем, или террором. Можно сказать, что такие действия, особенно предпринятые в момент шока, в первую очередь бьют по демократическим принципам, к которым, после стольких лет, начало склоняться наше государство. Я думаю, что это не совсем правильно. Или, может быть, я не совсем понимаю, о каких действиях идет речь?

— Не беспокойтесь, ваши демократические принципы могут спать спокойно. Я не собираюсь устраивать массовые расстрелы и расконсервировать лагеря в Сибири. Но, я надеюсь, вы понимаете, что институту Власти был нанесен сильный удар?

— Можно и так сказать.

— Надо же… А как еще можно сказать?

Собравшиеся молчали.

— Завтра изложите мне свои соображения по этому поводу. И я прошу остаться Александра Степановича Толокошина.

Когда все вышли, Президент наконец отвернулся от окна. На бледном лице ярко выделялись черные круги под глазами. Он выглядел усталым.

— Садитесь… Команда недовольна?

— Смеетесь? Команда в панике. Будете менять?

— Буду, — кивнул Президент. — Не сразу, но буду.

— Если не сразу, то следовало бы с ними быть помягче. Они сейчас вместо того, чтобы дело делать, начнут себе дорожки мостить. Куда-нибудь к Липинскому под крыло.

— Пусть мостят. Когда-нибудь мы и до Липинского доберемся, и до всех этих… орлят. Чем раньше убегут, тем меньше от них вреда будет.

— А пользы?

— Так ведь и так ее нет… Если честно, то мне сейчас страшно хочется устроить чистку рядов и массовые расстрелы.

По вытянувшемуся лицу Толокошина Президент понял, что шутка не удалась.

— Шучу я, шучу. Все тут так боятся, что пострадают эти «демократические ценности», что даже шуток не понимают. Знаете, что мне это все напоминает? Еврейский вопрос.

— В смысле?

— В смысле, ситуацию, когда шутить, сколь угодно остро, можно над любой национальной идеей, кроме еврейской. Любые острые шутки на эту тему получают штампы: «фашизм», «национализм», «антисемитизм». Доходит до смешного. Фильм еврейского режиссера, «Кадиш», тоже назван антисемитским. Хотя сам режиссер утверждает, что не сказал в нем ничего, кроме правды.

— Не знаю, не смотрел…

— Напрасно, очень серьезное кино. Хотя к нашей проблеме не имеет никакого отношения.

— Да, но как это связано с демократией?

— Впрямую. Попробуйте пошутить над этими ценностями, поймете, что к чему. Точнее, вам сразу объяснят. Вот вас называют Серым Кардиналом, так что вы думаете по поводу случившегося? Как Серый Кардинал и, конечно, без протокола.

Толокошин погладил лысину, кинул косой взгляд на нового хозяина Кремля.

— Без протокола и галстука?

— Совершенно верно.

— Эти истории с кардиналом не моя заслуга, вообще-то каждого руководителя администрации так называют. Ну да ладно… Получается, что мы с вами, — Президент сразу отметил это «мы», — крепко попали. Фактически, сейчас стоит вопрос о выборах. Я имею в виду будущие президентские выборы. Потому что эту проблему повесят именно на вас. И хотя вы только ИО, но сделать ответный ход должны. Все остальные к этому не причастны, они получат страну такой, какая она есть, и за прошлые ошибки никто отвечать не будет. Скорее всего карусель будет раскручена старая и общеизвестная. Есть такой основательно забытый анекдот перестроечного времени. Когда один начальник оставляет своему последователю три конверта. Когда становится плохо, последователь открывает первый конверт. Написано: « Обещай, что будет лучше». На некоторое время это работает. Затем: «Вали все на меня». Тоже срабатывает. И под занавес: «Готовь три конверта».

— Забавно.

— А главное, правдиво. И именно так будут работать ваши конкуренты. Сначала радужные обещания, потом все свалят на вас, а затем переведут деньги в офшор. По этому пути шло большинство государств Южной Америки. Эта модель разработана где-то в недрах ЦРУ или Пентагона. Что характерно, работает.

— Смелое заявление

— Ну, мы же с вами без галстуков и протокол не ведем.. К тому же, кто-кто, а вы должны это знать.

— Я и знаю.

— Таким образом, за несколько десятилетий Россия превращается в аналог Колумбии или Боливии Ресурсный придаток США, ничего более. Постоянные гражданские войны и марионеточное правительство, меняющееся с удручающей периодичностью. Гражданские войны уже не за горами, кстати. Пока мы называем их «операцией по восстановлению конституционного порядка» или «борьбой с бандформированиями». Но фактически на той стороне граждане России. Преступники, да, но граждане. И пока они там говорили об Идеях, мы имели гражданскую войну. Хорошо, что удалось убрать со сцены идеологов движения… А если бы нет? И кто даст гарантию, что они не появятся в скором времени? Поэтому сейчас для нас важно доказать жизнеспособность текущей модели Власти вообще.

— А она есть?