Беркем Аль Атоми
Чиста пацанская сказка, или За беды и победы брата Марата с восьмого Микрорайона, без порожняков и ваты, чиста как оно все было
Книга вторая
«В завязке»
Кому в лом шнифты корежить, либо масть не позволяет с книжкой кочумать, объявляю че там дальше; а кто сам зачитает, то пусть это пропустит и читает сам — так интереснее. Сразу осажу декабристов: букаф реально много. Короче. Когда Маратка реально попал под молотки беспредельных косорылых, ему пришлось выламываться с ихней Косорыловки, чтоб не отвечать за чужую движуху. Ну, вы помните. Эта книжка начинается на том месте, где он доехал до спокойных мест, поставил себя как надо и реально завязал со спортсменством. Че завязал — по дороге он рубанул лавандоса, и его резко потянуло на культуру. Потянуло — так че тормозить, он бродяга вольный, взял да и чухнул на культурную сторонку. На чужой стороне наклонил под себя небольшой такой микрорайончик, и стал ходить под тамошним папой. Подженился даже, там как бы не в падлу. Да вот судьбина ему гавна подкинула: по дороге, у нас еще, хепса он одного исполнил, люди там нормально подошли, обратились, он и сработал; а в оконцове оказалось, что хепс этот был ни разу не простой, и вроде как корешкам усопшего приспичило обязательно достать и стрелка. Казалось бы, че за детство в жопе, при каких тут делах стрелок, да? Че на исполнителя-то бычить, ему пробашляли, он и сделал; ну не он сделал бы, так другой… Не, ни фига, неймется этим баранам трелевочным! Ну и че, опять дорога дальняя…
Глава первая, типа слегка педагогическая. И в которой главного героя едва на ремни не порезали, но он, ясный перец, отмазался
— Тушка эльфа, если ее вовремя не освежевать, начинает портиться через… Ну, примерно, как мне выкурить две трубки. Понятно, да? А кто может встать и рассказать, как уберечь мясо от порчи, если свежевать некогда?
— Съесть! И не париться!
— Замолчи, Бочка. — Старый учитель Белая Башка сделал вид, что «вот сейчас бич достану!»; но, резко нагнувшись, сразу распрямиться не смог. Сдерживая завертевшееся на языке черное словцо, осторожно выпрямил шкафообразное туловище, опираясь на жалобно скрипнувшую парту. — Так, кто может ответить?
— Накосячим — ответим! — весело орали ученики. — А пока не спросил никто! Ты спросить не можешь — мы еще маленькие!
Старик приподнялся, отодвигая скамью. Страдальческая гримаса, не успевшая разгладиться на его побагровевшем лице, принялась неторопливо трансформироваться в оскал. Ученики притихли: Белая Башка, хоть и самый старый, но приложить может на зависть многим Воинам. Все помнили, как в прошлом году, на Празднике Пшенницы, к захмелевшему Башке прикопался отец Слонячьей Ноги, перепивший ячменного пива. Башка вырубил папашку Ноги с одной плюхи, даже не выходя из-за стола, хотя папашка тот ходил топорником в личной охране самого Ку-Тагбаша.
Над головами прижухших учеников пронесся порыв изрядно сжатого воздуха, сдобренного брызгами слюны и остатками мяса из зубов:
— Зато поправить могу! — рев, здорово смахивающий на гром, сменился низким зловещим рокотом — У кого тут метла в поганой дырке не держится?!
Тролльчата рефлекторно уменьшились в росте, некоторые почти полностью сползли под парты. Три десятка рудиментарных хвостов предательски задрожали. Ситуацию, как обычно, разрядила Вторая Дочь Однорукого:
— Учитель Белая Башка, прости нас, дураков. Мы ж не со зла… — начав по-детски, врастяжку, закончила вполне зрелой нотой — Мы тебя любим, ты же знаешь…
Как всегда, Белая башка купился на бесконечно повторяемый фокус Второй — больно уж она напоминала ему одну из внучек, много лет назад съеденную драконом примерно в таком же возрасте.
— Любим… — еще рыча, но уже совершенно безопасным тоном, передразнил Вторую Башка. — В могилу загоните, заср-ранцы. Ты им слово, они тебе десять… Ладно, один раз увидеть — сто раз услышать. Сейчас будем учиться беречь мясо от порчи.
Тролльчата расслабились, по пещере пронесся легкий шум — из-под парт вылезали самые трусливые.
— Тупой! Сходи принеси волка!
— Которого вчера поймали, да?
— Нет. Сходи быстро поймай и неси сюда!
Тупой остановился на выходе и беспомощно открыв рот, вылупился на учителя.
— Я один не смогу-у-у. — виновато прогудел тролльчонок, потупившись. — Они вон как бегают…
Ученики дружно заржали, стараясь особо не орать — Башка только успокоился, ну его… Впрочем, Белая Башка тоже едва сдержал улыбку, но тут же взял себя в руки:
— Нет, Тупой, я пошутил. Сходи к загону, возьми там.
— Какого? — обстоятельно уточнил тролльчонок. — Мы вчера трех поймали.
— Того, который поменьше. Он еще рыжеватый такой. Понял?
— Да, Учитель. Сейчас принесу.
Башка повернулся к ученикам:
— Эй, кто сейчас смеялся над Тупым?
— Да все смеялись! А чо он такой тупой? Гы-гы-гы… — неслось со всех сторон, при этом, однако, diminuendo: Башка вроде как опять поднапрягся.
Однако Белая Башка не видел нужды в репрессиях; на его взгляд, данная ситуация требовала исключительно Словесной Меры. Избрав в качестве примера пару учеников, Башка приступил к педагогическому этюду:
— Ушастый и Толстожопый! Идите сюда.
Два тролльчонка опасливо подошли к Башке, на всякий случай пытаясь спрятаться друг за друга.
— Вы ржали сейчас над Тупым?
— А чо? Ну, ржали. А чо он тупит? Чуть в лес вон не пошел. И все ржали, чо мы-то…
Не вслушиваясь в отмазки, Белая Башка обратился к остальным:
— Эй, вы все видели и слышали, как эти двое ржали над Тупым?
Предчувствуя какое-то новое развлечение, ученики с кровожадным энтузиазмом подтвердили: да, было! Ой, ржали! Еще как ржали! Ушастый с Толстожопым растерянно наблюдали, как легко и даже радостно их сливают закадычные друзья. Э-эх, а еще вместе играли, на речке купались… Коварно прищурившись, Белая Башка продолжил свою хитроумную подачу:
— Толстожопый! А вот когда вчера волков ловили, ты как их загонял?
Мастерски нанесенный удар поверг Толстожопого в полноценный нокдаун. Толстожопый склонил голову, и принялся ковырять одним когтем другой — руки вмиг стало некуда девать, щеки предательски наливались зеленым. С мест орали, припоминая вчерашнюю учебную охоту и вклад, внесенный в общий котел Толстожопым, который умудрился догнать других загонщиков, когда волки были уже сострунены.
— Та-а-ак. Теперь ты, Ушастый! А ты…
Но произнести обвинение Башке не дали: смекнув, к чему он клонит, тролльчата с нескрываемым садизмом припомнили Ушастому все вчерашние залепы — и как противно, по-девчоночьи он заорал, когда волк слегка куснул его за пальцы, и как бросил сеть, и как волки чуть не разбежались из-за такой его истерики на ровном месте — волк-то по колено, да и не куснул, а так, лизнул чуть-чуть, можно сказать…
— А Тупой вчера как себя показал?
Ветренный класс ровно с тем же энтузиазмом, с каким недавно покатывался над Тупым, принялся восторженно вспоминать, как ловко он вчера перехватил брошенную Ушастым сеть, и как круто вломил промеж ушей чокнутому волку, который вертелся как бешеный и не давал себя связывать.
Появившийся столь вовремя Тупой был нимало удивлен столь резкой переменой климата, но углубляться в загадку приятной метаморфозы нужным не счел. Раскрасневшись, бросил волка и радостно крутился на месте, с наслаждением вкушая плоды популярности. Однако вскоре ему пришлось убедиться в мимолетности своего рейтинга — внимание учеников привлек оживший волк.
С волком происходило что-то до крайности странное — казалось, что он сейчас вывернется из шкуры, на манер стрекоз, оставляющих на камышинках мерзкие сухие футляры.
Белая Башка от изумления присел на широченный чурбан, служивший ему рабочим местом.
Ученики окружили странно извивающегося зверя, наперебой излагая приходящие на ум гипотезы:
— Щас пернет! Это он грибов Прр-Дух обожрался!
— Дык развязать его, а то как здесь надрищет…
— Сам ты обожрался! Он сдохнет щас. Тупой, ты че дохлятину принес, дурак?! Неси нормального!
— Да он поди отбучкал его, пока нес? Э, Тупой, ты чмо это ху… Ой! Простите, Учитель!.. бил ты его, тупая твоя башка?
— Дайте, дайте мне посмотреть! Ну чо вы как эти?! Ой, бедненький…
— А он к Учителю, смотри, щемится-то! Че, ссышь, сучонок?! То-то! Мы тебе не гоблинятина обиженная, понял?!
— А глазами-то, смотри как крутит!
— Дай ему в глаз! Чтоб не крутил. Сглазит еще…
Тем временем Учитель понемногу пришел в себя и предпринял ряд шагов, направленных на установление порядка и возобновление учебного процесса. Он закрыл рот, выплюнул на ладонь слепня, обреченно бившегося об учительские щеки и клыки (Э-э! Вот, оказывается, что жужжало. А казалось, что в ухе), аккуратно положил поплывшего от чистого воздуха бедолагу на землю, и обратился к учащимся:
— А ну, ребяты, дай-ка взгляну.
Троллята неохотно расступились, кто-то из толпы поспешно отвесил страдальцу смачный пендаль, но волк не обратил на оскорбление действием никакого внимания. Он на самом деле бешено крутил глазами, то с мольбой, то в непередаваемом раздражении указывая на толстый сук, вставленный в его зубастую пасть и крепко примотанный лыком.
Белая Башка заинтригованно окоченев наблюдал за пантомимой, скребя в затылке крюковатыми пальцами. Волк тоже замер, вывернув голову и с исступленной надеждой ища чего-то в глазах Учителя.
Учитель в недоумении развел руками и обвел взором учеников:
— Невероятно… Волки никогда так не делали!
На это сообщение волк отреагировал странно. Отчаянно зажмурившись, он несколько раз, словно досадуя на что-то, ударил правой стороной головы по утоптанному до каменной твердости полу, сопровождая удары короткими ритмичными хрипами, вырывавшимися из его забитой пасти синфазно ударам. Взяв напоследок высокое «ля», он закрыл глаза и вытянулся на полу, полностью расслабив мускулы. Только бока ходили вверх-вниз, выдавая некоторую его взволнованность.
— Че, че он там? Сдох типа?! — громким шепотом поинтересовался кто-то из задних рядов.
— Нифига. Зае… Устал он.
— Ну-ка цыц уже там! — оборвал мешающих размышлениям Учитель, и присел на корточки перед волком. — Че ж ты так мучаешься, бедная скотина…
Волк со слезящимися от бессильной злобы глазами мрачно обернулся и встретил сочувственный взгляд Белой Башки.
— Может, у тебя чешется где, а тебе и не почесаться… — задумчиво пробормотал под нос Башка и сел на зад от изумления: волк отчетливо кивнул, вперившись в Учителя полным надежды взглядом.
— Ой, б… Тьфу ты! Ты че, понимаешь?! — ошарашенно выдохнул Учитель, отодвигаясь подальше. Троллята тоже дернулись назад, пещера наполнилась вязким запахом холодного пота и испуганным шепотом:
— Че там?!
— Да ниче, волк базарит!
— Ой. А чо он сказал?!
— Да ниче он не базарит! Башкой кивнул. Гы! Гы-гы! Башкой — Башке! Гыыыыыыы!
— А ну тихо! — с энтузиазмом воскликнул Белая Башка и осторожно возобновил допрос: — Ты че, и вправду понимаешь, че я сейчас говорю?
На сей раз волк кивнул без всякого восторга, явно ожидая дальнейшего развития темы.
— Ты, может, и говорить умеешь? Правда?! Позвать Большого Черного… Нет. Суеверия не должны лезть поперед науки… — Белая Башка, немного подумав, просиял:
— А считать?
Волк снова взвыл, почти так же, как десять минут назад. Троллята на всякий случай увеличили дистанцию: Кул-Тху их знает, говорящих-то волков; обычные и то не подарок.
— У тебя, может болит что-то? — обрадованно догадался Учитель.
Тут волк кивнул так энергично, что в толпе кто-то ойкнул.
— Может, тебе ноги развязать?
Глаза волка полыхнули такой радостью, что ему пришлось ухитриться дать гарантии приличного поведения, пользуясь лишь двоичным кодом. За каких-то четверть часа договореннось была достигнута.
— Ну, смотри. Я тебе развяжу, но ты это, смирно, как обещал. Кто-нибудь, станьте у входа. А то как намылится сейчас… Нож кто-нибудь дайте.
Надежно зафиксировав волка, Учитель с трудом распилил тупым детским клинком доброе рябиновое лыко, стягивающее задние ноги зверя. Осторожно сняв фиксацию, Учитель снова открыл рот — волк, не двигаясь, недвусмысленно протягивал ему передние лапы.
— А… Ладно. — решился Учитель и освободил передние.
Волк неуловимым движением вскочил и умело сорвал крепеж палки, всунутой в пасть; затем, не прерывая единого движения, технично крутанул заднее сальто, приземляясь уже гоблином, лупанул себе по низкому лбу над красными глазами и повторил номер. Перед классом стоял человек.
Троллята беззвучно ахнули; несколько троллечек упало в обморок. Тролльчишки сгрудились вокруг Тупого — видимо, подсознательно рассчитывая на него: раз принес, может и отмажет.
Человек нахмурился, даванул тяжелым взглядом кучку дрожащих троллят, и повернулся к застывшему в полупоклоне Белой Башке. Лицо его разгладилось, и он улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное.
— Ты можешь говорить на эльфише? — раскатистым баритоном спросил человек на троллинге, сравнительно легко справляясь с грохочущими согласными и харкающими дифтонгами Горного Наречия.
— Ннняу — заплетая непослушный язык о прокуренные клыки, с трудом мяукнул на подобии эльфиша Белая Башка. — Кккмаун дду уррр лыдр.
— Чего?.. А, понял. Пошли тогда быстрей. Время дорого. Однако дикция у тебя, дружище… Та-ак, минутку! Одно маленькое дельце. — человек остановился на пороге и вдруг резко вернулся к испуганной толпе троллят.
— Не бойтесь, ребятки, ничего я вам не сделаю… Так, ага… Ты! — человек безошибочно вычислил в толпе отвесившего ему поджопник тролленка. Им оказался Бочка, младший сын вождя Ку-Тагбаша. — Ну-ка, иди сюда! Да, ты! Сюда, я сказал.
Посеревший Бочка на негнущихся ногах подошел к человеку. Человек укоризненно посмотрел на него, затем высоко подпрыгнул и дотянулся-таки до Бочкиного лба, влепив ему сочный, ядреный щелбан. Бочка так и сел где стоял, зажмурившись и не смея шевельнуться.
— Никогда не трамбуй того, кто не может ответить. Понял? — на этот раз человек справился с троллингом намного лучше, не молотя гномячьим пулеметом, а выговаривая слова с почти нормальной скоростью. — И вы, ребятки, запомните это хорошенько. Вы ж не… как у вас говорится? Не гоблиняки обиженные? — весело спросил человек и подмигнул.
— Г-гоблинятина… — робко подсказал Тупой, намечая нечто типа улыбки.
— Гоблинятина? Хм. Ну ладно, давайте учитесь хорошо, ребятки. Пока. Айда, Белая Башка.
— Пока… — вразнобой попрощались с ожившей легендой троллята.
Глава вторая. Че-то вот есть у нее общее с классной старинной кинухой «Кавказская пленница». А че, типа горы, бухают, и пацаны такие же шкодные. И еще тосты говорят. Токо вот там драконов нету, а здесь — вот они!
Белая Башка непривычно резвой рысью поспешал за бойко скачущим по осыпи человеком. Поддерживать беседу стоило ему немалых усилий, прокуренные легкие едва справлялись — а ведь это даже не подъем. Человек словно знал, куда идти, и «тут направо» или «за той скалой вверх» прозвучало всего лишь три-четыре раза. Вместе с тем человек проявил завидную, если не сказать — подозрительную осведомленность о текущем положении дел Горного Народа. Хорошенько обдумав это дело, Белая Башка решил не копить валуны за пазухой, а напрямик, как подобает Крыла Не Взявшим, потребовать от человека разъяснений подозрительного своего многознания.
— Ч… Ф-фу-хх, эй! Ффу… Человек! Погоди ты, а!
Человек обернулся, изобразил сочуственно-понимающую гримасу, и издевательски легкой походкой вернулся к осевшему на скалу Белой Башке.
— Че, батя, тяжко? Дак посиди, отдохни, я уже сам дойду.
— Нет… Слышь, обожжи, человек. Я крыла не брал, и отзываюсь Белой Башкой. Встать, как положено, сам видишь — не по возможности. Уж прости.
Человек посерьезнел, поправил круглую шапочку и разборчиво произнес:
— Я крыла не брал, и отзываюсь Маратом Бугульмой из Восьмого микрорайона. Вижу, батя, поинтересоваться желаешь. Интересуйся, разъясню по возможности.
— Марат Буга… Бгу…
— Слышь, бать, не ломай язык. Говори «Марат» или «Бугульма».
— Марат. Вот ты откуда знаешь, что недавно проходили рогатые верблюды и мы прессанули их насчет мяса? И про то, что с прошлого года здесь не видели эльфа? И про войско, а еще про Большого Черного, ну, что он приборзел и что его скоро на копья поставят? Ты когда волчиной здесь бегал все это узнал? Главное — зачем? Мне жучковито стает, откровенно тебе говорю, когда кто-то бегает и смекает за мою основу. Если ты вреда хочешь, то кто-то из нас дальше не пойдет.
— Белая Башка. Я сейчас иду к вашему вождю, чтоб объявиться и поговорить с ним как раз обо всем этом. Может, ты лучше подойдешь да послушаешь? Не пойми, что я к тебе без уважения и спрыгиваю с темы — там это все будет разложено куда подробней, и твой интерес закроется полнее. Пока же я могу только выразить тебе полное уважение за твою позицию, и заложить требуху, что вреда твоей основе не хотел и не хочу.
— Крыло подымешь?
— Подыму.
— Не, ты полностью давай. Как Ход велит.
— Не, ну ты, батя, обстоятельный. Уважаю. Я, Не Поднявший Крыла Марат Бугульма из Восьмого Микрорайона, объявляю перед Не Поднявшим Крыла Белой Башкой, что нехорошего на его основу и на него лично не умышляю. Если я сейчас прогнал фуфло, то я Крылатая тварь, и мое место у вонючих эльфов, чтоб они сдохли. Ну че, все?
Тролль опять склонился, и смущенно пробасил:
— Человек… тьфу — Марат, ну ты понимаешь, отчего я насторожился — ты и про верблюдов, и что войско разбрелось, и про Черного даже… Я за основу сам понимаешь, последнюю жилу, так что…
— Батя, не грузись, нормандяк. Все по Ходу, реально. Ну ты че, идешь?
— Да я лучше обратно. Че там, и без старого Башки разберутся, поди… А этих только оставь — враз че-нибудь учудят! Не, я, пожалуй, передохну — и к ним. Иди, чело… Марат, всего тебе.
— Ну, как знаешь. Счастливо, Белая Башка. — человек так же легко повернулся и с той же сказочной быстротой заскользил по ершистому боку Основы.
Потянуло гнилыми костями… Пришел. — подумал человек и остановился. — Как бы каменюку не схлопотать… Поорал несколько минут, пока на гребне не появилась заспанная стража. На стремительно прогрессирующем троллинге обозначил цель визита. Впрочем, утруждался напрасно — едва заслышав имя вождя, стражник махнул засаленной пращой в сторону источника амбрэ и скрылся в каменном завале, явно намереваясь продолжить прерванный сон. Второй, помоложе, явно видел человека впервые — застыл, отклячив губу… Ну Ку-Тагбаш, организовал службу войск, молодец… Да че там, где лучше-то. Вот сколько им еще надо крови, чтоб начать хоть немного сечь по сторонам? — человек задал сам себе глупый вопрос, карабкаясь на гребень. Сам же и ответил себе — … Да фигня осталась. Поколений тридцать, край сорок. Не больше…
Амбрэ усилилось, обогатив букет смолистым духом еловых дров, сильным, бескомпромиссным тоном отхожих мест (не больно-то далеко отхожих, надо сказать), острой мускусной нотой от шкур, растянутых на каждой более-менее ровной скале: человек вступил на славную землю Норы. Вернее, Высокой Норы на Основе, если уж соблюдать строгость в терминологии.
Деревня представляла собой сложный конгломерат штреков, штолен и сбоек, оставленный в боку Основы каким-то исчезнувшим во мгле веков народом. Тролли использовали для жилья лишь самую ближнюю к улице часть, не шибко заморачиваясь назначением и протяженностью уходящих в глубину Основы ходов. Лишь дошколята, играя в прятки, частенько забредали туда, где со времен последнего Потопа не ступала ни нога, ни копыто, ни лапа. Порой случалось, что особо одаренных умением прятаться так больше и не находили; впрочем, некоторые возвращались, принося странные предметы — за некоторые штуки дурачки-гномы отваливали и по целой туше рогатого верблюда, или даже проставляли бочку скверного, но вполне убойного авиплакуса. К великому ущербу как сторонников технического прогресса, так и алкозависимого коммьюнити у троллей, поставить на поток такую халяву не удавалось — чаще всего Горный Народ с гномами хлестался, а не торговал.
Человек шел мимо затянутых разномастными шкурами дырок, высовывая язык, подмигивая или строя жуткие рожи — если из-за «двери» высовывалась любопытная мордаха тролльчонка; или, напрягшись, издавал нечто среднее между звуком сломавшейся бетономешалки и разрывом минометного боеприпаса, вежливо приветствуя выглянувшую домохозяйку… Мой троллинг скоро достигнет высот, позволяющий исполнять Большую Эду «Немытый Манас»… — самодовольно отметил человек очередной лингвистический успех… Так, ну вот мы и в Хопре…
Вход в апартмент Ку-Тагбаша внушал. По обе стороны незанавешенного (вождю не пристало бояться никого, в том числе и сквозняков) прохода высились изрядные кучи черепов нейтрализованных врагов Народа Основы. Возле куч медитировал, изредка почесываясь, личный состав караула — два огромных тролля, поставленных на вход из-за поистине элитного экстерьера. Сохраняя полное достоинства молчание, человек сбавил ход и сообщил сдержанным пинком о своем визите, отступив на несколько шагов назад. Спохватившись, караульные вскочили, выставив перед собой табельное оружие.
Человек стоял, насмешливо глядя на незадачливых караульных, решавших сложную тактическую задачу — и дергаться на человека неразумно, и шеф не предупреждал… Старший, с незамысловатой булавой, явно претерпел отказ системы и перезагружался — его грозно-мечтательный взгляд не оставлял и тени сомнений. Репутацию боеспособности личной охраны вождя спас младший — стрельнув глазами в проход, тролль во всю глотку загрохотал:
— Кто ты, и зачем явился к Отцу Горного Народа?!
Разбуженное эхо стремительно унеслось вглубь пещеры. Старый караульный очнулся, и, видя, что ответственность принята молодым, замер вновь — но уже изображая пассивную готовность к обороне. Человек стоял и понимающе улыбался. Прислушавшись к результатам сигнала, молодой уже собрался было продублировать, как из прохода донесся звук приближающихся шагов. Радостно сверкнув глазами, караульный принял крайне агрессивную позу, угрожающе занеся чекан над тюбетейкой безучастно ожидающего Марата. От тролля густо несло, но Марат терпел и оставался на месте, не желая подставить молодого караульного.
В зеве пещеры появился один из пристяжи Ку-Тагбаша, авторитетный тролль Давила Бобров.
— Оба-на! Человек! Э, а ну, не трожь его! С ума сошел? Низ-з-зина, когда уже обтешешься…
Человек улыбнулся, жестом благодаря за вовремя кинутую поддержку.
— Ты зачем?
Вместо ответа человек хлопнул тролля по животу и решительно направился в пещеру, на ходу мотнув головой, как-бы приглашая хозяина следовать за гостем. Давила напрягся, ощутив прикосновение человека — как и все живое, он инстинктивно боялся человеческой руки, могущей при желании хозяина выдернуть душу из нагретого, уютного тела наружу, под ледяные порывы вечности… Блин, — досадливо поморщился тролль, — не объявился, ни здрасьте — ни насрать; идет, как домой… Однако тормозить человека и наезжать представлялось троллю решением поспешными и невзвешенным. Хоть чисто формально человек и косячил… «Человек — косячит». Тьфу ты, ажно ухо режет. Ладно, есть кому поправить (думая так, тролль отчетливо чувствовал, что даже Отцу Горного Народа занятие это малость не с руки), а я че — надо мне оно? Встретил, привел, сел обратно, пусть сами меряются… Скатав гордость в трубочку, Давила поспешил обогнать человека, чтоб объявить Отцу о неожиданном визите.
Сунувшись в зал, Давила принял неторопливо-снисходительный вид и объявил Отцу, что к нему «человек там какой-то», тут же дернувшись всем телом — по спине ножевыми ударами раздались легкие, но требовательные хлопки. Несколько более резво, нежели допускала гордость (все равно никто не заметил), Давила освободил путь, с облегчением занимая остывшее место за широким столом. Точно — все недогрызанные мослы растащили соседи; кружка тоже пуста. Отойдешь тут на пять минут…
К облегчению Марата визит пришелся на разгар обеда — Ку-Тагбаш с пристяжью метали обильную бациллу по какому-то одним им понятному поводу; все поводы хороши, когда в кладовых подплывает свежей кровью куча верблюжатины. Почему к облегчению — у Отцов Горного Народа было обыкновение встречать чужаков на высоком, в рост, Троне-стульчаке, нацеленном на откуда-то приволоченное каменное изваяние Крыла. Сие было призвано символизировать отношение Горного Народа к эльфам и всему, от них исходящему, а величина кучи, перманентно украшаюшей презренный символ — отражала неизбывное благосостояние и спокойную, уверенную в себе силу, выгодно отличающую предводителей Горного Народа от всех остальных. Надо прибавить, что, снисходительно полагая свою культуру общепринятым эталоном, тролли, желая обличить политику чужого лидера как проэльфячью, язвительно интересовались — куда девалось Крыло из-под Трона имярек? В случае, когда хотелось двусмысленно намекнуть на излишнюю осторожность правящих кругов, говаривали, что у них-де с-под Трона течет, а не падает… Увы, их не всегда правильно понимали. Впрочем, оставим эти малоэстетичные детали этнографам и вернемся к начавшейся аудиенции.
— Привет честнОй Основе! — грянул Марат от порога, отдавая должное традиции.
— И тебе привет, человек! — отозвался жующий Отец. — Присаживайся! Урони на кишку мясца с Горным Народом!
— Ты кое-че забыл, Могучий Отец. — занимая освобожденное помогальником место, проорал Марат.
Над столом тут же повисло недоумение — че это он? Вроде Ход соблюдаем…
— Не с Горным Народом, а с Самым Могучим И Великим Народом Из Всех Горных! — нагло подлизался человек.
Вождь восторженно заорал, пристяжь охотно поддержала, колотя по столу кружками. Человек малость сморщился — на уши неслабо давануло. Однако оно того стоило — лед, коли таковой и был, даже не сломан, но разнесен вдребезги.
— Мой старый кубок Человеку! — расчувствовавшись, прогремел Отец Горного Народа, утирая выбитые натужным ором слезы.
В углу загремело, и прислужник — впервые встреченный Маратом албасты, редчайшая горная нечисть, о существовании которой в природе до сих пор спорили в Низинах, подал ему оправленный в здорово разбодяженное серебро череп эльфа. Из бурдюка хлынула вонючая брага, катившая в этих горах за эль, и Марат тоскливо прикинул — литра два… Не, вечером не выйду. До утра бы на очке не просидеть…
Однако закинуться этим пойлом все же пришлось. Когда основа угомонилась, надо было вставать объявляться, и Марат решил пропихнуть всю тему разом — тосты проваливаются в голову тостуемым, минуя любые критические фильтры.
— Основа! Великий Отец Горного Народа! Я Марат Бугульма из Восьмого Микрорайона. Я имел Крыло в каждое из его вонючих перьев, и с великим удовольствием устроил бы каждому вонючему эльфу правку мозгов по кандагарски.
Не проходив срочной службы в составе ограниченного контингента, тролли не вполне догнали последнюю фразу, но все равно одобрительно оскалились и принялись делиться своими рецептами, пока Отец не рыкнул:
— А ну прижали метлы! Дайте человеку сказать.
— Основа и Отец! Вы нормальные пацаны, и это известно каждому, в том числе и в дальних краях, где вершину Основы не видать даже в хорошую погоду!
— Да уж не парафины… — самодовольно проурчал Отец, сделав знак расплывшимся в оскалах пристяжным, типа молчать, не перебивайте.
— Ход, заведенный Великим Кул-Тху, во многом держится на ваших сильных плечах и на мудрой башке Великого Ку-Тагбаша. И все, кто не подымает из грязи мерзость типа эльфячьих крыльев, кто не лижет их жирные зады, все равняются на вас, когда речь заходит о народе, для которого Ход — не звук пустой!
— Да! Ход для нас свят! — подтвердил Отец, обведя строгим взглядом подчиненных, притормаживаясь на некоторых, видимо, недавно отпоровших косяки.
— Братская помощь, особенно когда базар заходит за Всеобщее, никогда не заржавеет за вашим Великим Народом! — наклонил на себя тему Марат, внимательно мониторя выражение морды Великого Отца.
— Базара нет, Марат Бугурьма, на общак вырубаем даже когда сами на подсосе! — гордо вставил Ку-Тагбаш, на морде которого помалу отрисовывалась опасливая подозрительность. — На этот год мы в общак все сполна выкатили! Хоть и подрастратились — драконов купили!
Марата ошпарило — ептыть, появился шанс свалить с этой помойки по-королевски! Вот это подарок! Ух, только б не облажаться.
— Бугульма, уважаемый. — подправил Отца Марат. — Но к тому, что я хочу сказать, общак отношения не имеет. Вы же стегаете на Всеобщее не из под пресса? Кто может прессануть Великий Горный Народ из Высокой Норы На Основе?! — Марат патетически воздел кубок в закопченный свод. — Великий Горный Народ сам может прессануть кого хочешь, хоть самого главэльфа из вонючего Попраск-ов-Елеталла! Тем более… тут все свои?… что у него теперь есть даже Малые Драконы! И отстежка в общак, и готовность подтянуться на любую стрелку — все это только потому, что только так может поступать настоящий тролль, крепко стоящий за Всеобщее и не потерпящий гнулова от стада жирных овец, невесть что о себе возомнивших! Основа, я нормально излагаю? — Марат коварно обратился к сидящим за столом пристяжным.
— Да, братан! В цвет! Жжошь! — понеслось со всех сторон. Дело, похоже, было сделано, оставался завершающий мазок на полотно разводки.
— И я поднимаю этот бокал в честь, во-первых, Всеобщего! Во-вторых, за Основу, на которой Всеобщее стоит! И в-третьих, — Марат повернулся к застремавшемуся от нехорошего предчувствия вождю, — за Отца Великого Горного Народа, самого храброго и справедливого воина, без слова которого не настанет утро, за Великого Ку-Тагбаша!
Пить пришлось до дна — проколоться на мелочи после неплохо исполненного загона было бы досадно. Выхалкав смрадную комковатую жижу, Марат изобразил залихватский финт опорожненной тарой, демонстрирующий ее пустоту. Перекисшая ячменная бурда с живым интересом принялась ознакамливаться с пищеварительным трактом, отправив наверх знатную отрыжку, превращенную Маратом по детской привычке в «Ак Барс — чемпион». Пьянка, превратившись из заурядного мероприятия в чествование гостя, получила изрядный импульс и повод, раз такое дело, выкатить еще бочонок. Дождавшись нужной кондиции Великого Отца, Марат увлек его на улицу — покурить на вечернем свежаке. После получаса нейролингвистики и пристальных взоров в мутные зенки вождя, необходимая Марату резолюция была наконец доведена до непосредственных исполнителей — оперевшись на Маратово плечо и давясь экстракциями, Ку-Тагбаш пробулькал вызванным подчиненным монаршью волю, едва не вбив в землю посмевшего пристать с уточнениями:
— Каада скажет, тада и полетишь…
Добившись своего, Марат аккуратно прислонил суверена к скале и отбыл в аэропорт. Неприязненно молчавшие до самой пещеры сопровождающие вывели на скалу молоденького Малого дракона, злорадно предложив Марату пройти на посадку, но, получив по щелбану, мгновенно прониклись и вынесли седло с упряжью. Отказавшись сгоряча от туземного пилота, Марат едва не отыграл назад — квелый со сна дракон долго упирался перед обрывом, но в конце концов сорвался в сгустившуюся тьму, а через десять минут и дюжину щелчков взял-таки нужный курс.
Расслабившись, Марат перегнулся вниз и отбомбился по проплывающим внизу горам клейкой суспензией эля и верблюжатины. Ветер приятно холодил горевшее от спертого пещерного чада лицо и проветривал одежду от ароматов троллячьего суарэ… Ну что. Вроде пучком все, даже лучше, чем с волками носиться. — подумал Марат, с содроганием вспоминая волчью часть маршрута. Тогда он, спасаясь от неминуемого попадалова, отпустил купленного на последние деньги коня и сломал последнюю Волчью Голову; благо, полнолуние всего день как миновало. Направлять стаю было трудненько: у каждого в коллективе свои амбиции, тут еще и суки со своими заморочками — ужос, грызня каждую дневку. Попыхивая трубкой и глядя на темные громады под ногами, Марат удовлетворенно отсчитывал горы — где-то через две на третью они были населены примерно такими же теплыми компаниями, как оставшаяся позади. И вздумай он пойти пешком, на каждой горушке его ждало бы зеркальное повторение сегодняшнего дня… С Вонючих гор я спустился бы без желудка и синим по жизни… — невесело ухмыльнулся Марат, — … Через неделек пять. Если бы вообще спустился…
Дальше должно было пойти попроще: севернее Вонючих Гор лежала Хубань — уже сравнительно культурная местность, но слегка беспредельная. Патриархальная дикость свирепо-простодушных троллей не могла перейти в жесткий Орочий недоорднунг без некоей буферной зоны, и как раз Хубань приуготавливала путешественника к необходимости смены культурного кода. Здесь оружие еще не прятали, но откровенно военную дубину сменял гражданский кастет или неопределившаяся блудка.
На востоке небо растеряло звезды и побледнело — пора спускаться. Шарахаться днем над густозаселенной равниной на запрещенном драконе — ну его, маги здесь не как хотят живут, некоторые и на службе. Шарахнут чем-нибудь, и все, суп-лапша.
— Э, МиГ-семь сорок, давай уже на посадку…
Марат натянул металлические вожжи, переводя дракона в пикирование — в двух-двух с полтиной тысячах нарисовался перспективный лесок. Мимо леска течет пыльный шлях, массив рассечен чистой петляющей речушкой, сено заботливо сложено в стогах, чего еще искать. При посадке перелетел через драконью голову — какая же острая чешуя, чокнуться… Дракон тут же развернулся и с короткого разбега встал на перепонку, грузно идя на высоте дерева. Марат проследил, как дракон, перелетя речку, ловко вильнул, выдернул телка из разбегающегося стада, и с плавным набором потянул домой.
Глава третья, типа тоже педагогическая. Из нее вам, лохам чилийским, надо сделать один простой вывод — ни-ка-да не садитесь в карты с незнакомыми людями, даже по копеечке
Потратив день на сон в стогу и постирушку, с вечерней зарей Марат вошел в среднее село на перекрестке сразу трех дорог… А деревенька-то если и последнее доедает, то густо посоленное… — удовлетворенно замечал Марат крытые жестью обстоятельные дома, крепкие заборы, мощеную базарную площадь — местный Сити, не иначе. Улицы были пусты, стадо только что вернулось с пастбища, одни старые развалины на завалинках щурились на Марата — причем, кроме гоблинов и орков попадались и полутролли, и гномы. Марат даже заметил старого даже гнорка-квартерона; … надо же, межнациональная идиллия какая, смотри-ка… Впрочем, на благодатной Хубани не терпели йоббитов — но где их терпели последние полста веков?
Над площадью навис собор Кул-Тху, небольшой, но каменный. Вечерня, похоже, не так давно кончилась — на крыльце уездный поп с дьячками, ласково, но вполне отчетливо щерясь друг на друга, делят выручку… Ого. Какой нежный симбиоз и взаимопонимание… — улыбнулся Марат, проходя мимо целого комплекса сросшихся и обнесенных единым забором домов, они же — присутствия, здешнего партхозактива: общакового сборщика (расписание приема на двери), главрога (охрана в будке с партаком Основы Орков), откупщика (просто сочащийся богатством особнячок), и местного Шейлока (золотые шары на флюгере)… Надо понимать, что местный Робин Гуд еще не осознал преимуществ плотной работы с адмресурсом и пока квартирует в лесу. Ну да ничего; каких-то пять-десять веков — и предпочтет романтике эффективность, построится рядом со своими… Достопримечательности кончились. Пора — напомнил желудок, и Марат не задумываясь повернул направо.
Хочешь найти в незнакомой деревне кабак — иди по самой набитой дороге. Как начнут попадаться дезориентированные тела в канавах — смотри в оба, ибо ты близок. Приуготовленный к некоторой цивилизованности здешнего досугово-отельного дела кулацкой зажиточностью поселян, Марат все равно аж присвистнул, когда из-за плавного поворота начал неторопливо открываться местный постоялый двор. Походило на то, что горел последний раз этот двор лет эдак сто назад, кабы не боле, никоим образом не напоминая своих собратьев с более глубокой Низины — вечно пахнущих кислой капустой и брагой поверх острого духа свежей сосны… Это как же так? — мимолетно подумал Марат. — Хотя, может, заговоренный шибко уж квалифицированно… На Низине постоялый двор должен отбиться за три-четыре года, дальше — сгорит, как ни заговаривай. Мало того, что пьянка и освещение открытым огнем — штуки слабосовместимые, так еще и вопросы к хозяину накапливаются у некоторых. Этот был каменный.
Приземистый двухэтажный корпус, облепленный разновозрастными пристройками и сараюшками, глубоко ушел в землю. Спускаясь по осклизлой лестнице, Марат отметил наличие даже не развитого цокольного уровня, а полноценного подвала… Ух как поди набит подвальчик-то, за сто лет… Да какой сто, не триста бы…
Не снимая капюшона, вошел в зал. Типичная придорожная обрыгаловка — тут тебе и икра по три золотых за порцию, и гнилая требуха по полгроша за лохань. У стойки в опилках сплошные зубы — видать, со сдачей здесь просто.
Скользнув между толпящимися у стойки гоблинами, привалился, жестко отпихнув локоть разгорячившегося в беседе землепашца. Гоблин повернулся — кто это там еще, но встретил немигающий человеческий взгляд из-под капюшона.
— Не понял, ты.
Здоровенный гоблин беспечно отмахнулся:
— Шо ты не понял, человек? Я ж не нарочно…
— За нарочно к Кул-Тху досрочно. — со звериной серьезностью сымпровизировал Марат, внутренне хохоча за деловущим интерфейсом. — Ты че тут граблями машешь, или Ход здесь мелко видеть начали?
— Да я… — начал было гоблин, но был жестко оборван Маратом:
— От проигрывателЯ! Че ты тут майси мне плетешь, а? Че чернуху разбросил, ты? Накосячил — ответь, как Ходом полагается, и отдыхай себе дальше!
— Как загладить могу? — наконец догадался гоблин, явно рассчитывая отделаться стаканом.
— Как… Беспредел, брат, с твоей стороны я вижу, но ладно, по синьке-несознанке. Мой счет до утра. Так.
— Э-э… Це скильки? — присел посеревший гоблин, оборачиваясь к обступившим их приятелям. — Не многовато ли за локоть-то?
— Многовато.
Гоблин потерял нить базара; облегчение на его бульдожьей морде сменилось растерянностью несколько раз.
— А… Почему тогда…
— А Ход тебе персонально толковали? Тебе косяк твой до букваря растерли? — Марат напористо погнал гоблина в непонятное. — Мне что, делать нечего — ходить тут трудилам рамсы распутывать? Ты! Ты косорезишь, тебя поправляют, че, за «просто так»? — под гоблина лег очередной фугас. — Не, хозяин-барин, хочешь за просто так — смотри, только давай уже объяви конкретно, что ты выбрал, назначенное или просто так предпочитаешь!
Качественно попутанный гоблин заметался внутри себя, с надеждой озираясь на отворачивающихся собутыльников, и снова возвращая растерянный взгляд на неумолимого человека. Сделать правильный выбор ему помог стоявший чуть дальше у стойки пьяный в дым полуорк, весело гаркнувший шепчущемуся за ближним столом выводку шлюх:
— Дамочки! А вы в курсах, что цены упадут? Кан-ку-рен-цыя намечаица!
Пытаясь сохранить остатки достоинства, гоблин собрал волю в кулак и как-бы небрежно буркнул:
— Ладно, человек. Грбыжнырчук за свой базар отвечает. Шо с меня?
Не оборачиваясь к выпотрошенной жертве, Марат подозвал буфетчика, ловко орудовавшего за баром, но исподволь внимательно наблюдавшего за развитием событий.
— Гарсон, этот пассажир пользуется кредитом в вашем почтенном учреждении?
Буфетчик-вампир кивнул, едва заметно ухмыляясь:
— Насколько я понимаю, ваш счет за ночь и стол следует отписать на Грбыжнырчука, и он это подтверждает?
— Да. — мрачно буркнул гоблин.
— Прекрасно. Все, наша непонятка разрешена, уважаемый, вопросов к вам не имею!
Свежеотмазанный гоблин попробовал было как-то оговорить лимит назначенного, но был утащен от греха приятелями. Марат пододвинул кованый табурет и подсел к дальнему концу стойки, намереваясь поболтать с буфетчиком — вампиры везде крайне редки, и Марату еще не встречались.
— Буборг маем, пан бармен? — приветливо поинтересовался Марат у вампира, легонько пародируя местный диалект.
— А як же ж. — сдержанно ухмыльнулся вампир, наливая сивухи компании троллей.
— Шо, таки и черный?
— Увы, пан человек, дадского уж лет восемь нэма: пошлины-с. — вампир воздел мерцающие алым глаза горе. — Зелененького извольте?
— Галужский. — прищурился Марат.
— А який же. Дэ ж вы другий бачилы? Если пан предпочитает Буборг, не «Дрист» же я ему предложу з померанцями.
— Ну, куды бечь, пожалуй. Давайте зелененького, шановный пан бармен.
Вампир выставил на стойку запотевший горшок, залитый зеленым сургучом и пустую кружку.
— Мокричек? Копченые.
— Чищеные? Пожалуй. Лимоном сбрызни, будь ласка. — проявил тонкий вкус Марат, делая первый, единственно вкусный глоток.
— Как прикажете. Господин, вы вполне можете оставить этот квазибосяцкий говорок — впрочем, как вам будет угодно… Если намерены ужинать, заказ оставляйте, потом кухня будет загружена. Комнатку распорядиться? — пододвигая Марату миску с розовыми тигровыми мокрицами поинтересовался вампир. — Полный набор оберегов, подновляем каждую Паску.
— Ужин — на ваше усмотрение, что порекомендуете. Пожалуй, и комнатку. Однушку, окнами не на двор, без белья. Середина коридора, чтоб нужника рядом не было. Шлюх не надо.
— Отчего ж? У нас вон даже голубая кровь работает — усмехнулся вампир, показывая глазами на двух спившихся эльфиек в стайке шлюх. — Из самого Попраск-ов-Елеталля, как они утверждают. Впрочем, воля ваша.
— Эт точно… — задумчиво согласился Марат, осматривая зал. — Я, кстати, не возражал бы, если б в счете присутствовало нечто поприличней, с теми же прекрасными эльфийками. И чаем процентов в десять.
— Я сразу понял, что у меня в гостях серьезный и понимающий господин. — довольно осклабясь, склонился в поклоне вампир. — Можете всецело мною располагать, господин…
— Бугульма. Играют у вас?
— Ну… — протянул вампир, вглядываясь в затянутые табачным дымом столы. — Основных шпилевых пока нет, но, как видите, по-маленькой уже сидят. Эти, во-он, под столбом, видите? Не рекомендую. Стирки хоть на тюху мажь, бурят по пять грошиков, а шуму, крику… Давно бы выгнал, но сами понимаете — курочка по зернышку…
— Конечно, грех деньги гнать… — согласился Марат.
— Вон еще гоп-компания, шестеро гоблинов и тролль. Эти зарики мечут, зарики же несколько кривоваты, да… Причем наложенное заклятие не обнаруживается ничем, старинная работа. Предъявить — не обоснуете, так вот как-то все… Вон гном мечет, видите? Серьезный господин. С Низины, здесь — трудно сказать, почему застрял.
— Шифруется, поди. Поднял на тонну крыльев какого-нибудь бобра на столицах.
— Не исключено… Майданных выкатывает, как вся шантрапа вместе взятая. Очень, очень почтенный господин. Знаете, господин Бугульма, са… присаживайтесь-ка во-он в ту полукабинку, и ужинайте спокойно. Там обычно м-м… перспективная публика отдыхает. Ротные из гарнизона, землевладельцы из местных, помогальники смотрящего за отстежкой, словом — не самые бедные господа. Как подойдут — направлю. Вот и загнете с ними, я почему-то, знаете ли, верю в вашу удачу.
— Из чего у вас работают?
— С половинки.
— Однако…
— Такова традиция заведения, которой, смею заверить, куда больше лет, чем этому селу. Да и многим другим.
— Приятно, что есть нечто незыблемое в нашем горящем посреди наводнения бардаке… — поднимаясь, подпустил сиропу Марат.
— Интересное сравнение… Надо бы запомнить. — все так же непроницаемо улыбнулся вампир.
Сначала карта валила как бешеная, и напротив графы «г. Бугульма» высилась изрядная колонка проссачки. Ротные командиры, два коренастых тролля из замиренных, азартно наращивали банк и раз за разом его снимали. Гном, владелец местных шахт, составивший кумплект для секи, вел себя осторожнее, но щедрый человек, казалось, нимало не грузился заигранной тысячей. Пиво лилось рекой, табак в раскаленных взволнованными игроками трубках подпрыгивал и трещал — красота, истинная отрада мужскому сердцу.
… Пора… — екнуло внутри, и Марат, раскованно улыбаясь, предложил ставиться по чирику.
— А то горстку мелочи туда-сюда гоняем, не правда ли, господа?
— Что ж. Давайте, рискнем — с деланным безразличием отозвался гном, молясь, чтоб богатый человек не вздумал переобуться.
Ротные гаркнули нечто одобрительное, и Марат раздал. Изучив за час повадку партнеров, он быстро вздул на темной банк до скрупулезно подбитого оптимума, и предложил сечься.
— Тридцать на трефах — объявил сварившийся с сослуживцем военный, выпучив желтые глаза, не верящие своему счастью.
— Потолок! — хищно взвизгнул гном, шлепая стирками по столу. — Потолок!
— Потолок, надо же! — уважительно пробормотал Марат, у всех на виду беря карты, которых не трогал с самой раздачи. Тщательно выровняв маленькую стопочку, Марат резко повернул ее лицом к себе и начал медленно раздвигать карты, изобразив ребенка на мгновенной лотерее:
— Туз! — воскликнул человек, радостно оглядев замеревших партнеров и снова углубился в процесс:
— Два лба! — удивленно оповестил Марат зачарованных вояк; гном уже подрасслабился, прикидывая, как обойдется с выигрышем. Ни к кому конкретно не обращаясь, человек пробормотал:
— Эх, еще б одного! Кул-Тху, родименький, дай третьего, ну пожалуйста… Ой! Батюшки, шамок… Господа! У меня сека! Вы видите? Господа!
Марат вскочил, контролируя сидящих партнеров, и встал над столом, очень похоже изображая Мироновского князя Мышкина из сериала «Идиот»:
— Господа, вы не поверите — второй когда вылез — я думаю, уже все, два лба и хорош, а потом… А говорят, нет счастья в жи…
— Ты, ты че тут! — перебил поток Маратовых восторгов не на шутку рассвирепевший гном. — Ты кого развести тут вздумал! У меня потолок, а у тебя вдруг сека! И он сдавал еще! Вы видели?!
Военные, пристально пялившиеся на корявые Маратовы руки во время раздачи недоуменно воззрились на визжащего гнома. Видя, что коалиция у лохов не выстраивается, Марат зашел построже:
— Так, дядя. Проиграл? Мое сочувствие. Веди себя достойно. Вон, погляди на господ военных — вот истинно мужское поведение! А ты тут плачешь, как… нехорошо, господин гном.
— Плачешь?! — глаза у гнома нехорошо загорелись красным. — Щас ты заплачешь! — и дернулся к богатому кинжалу на поясе.
— Че за базар, уважаемые? — холодно поинтересовался хозяин, чисто случайно вышедший из-за стойки и оказавшийся у стола.
Гном быстренько отпустил рукоятку и понес про свой потолок и Маратову секу, пыхтя и захлебываясь от ненависти; Марат же с грустной улыбкой разочарования развел руками — вот, мол, господин с заигранного соскочить пытается. Как некрасиво, надо же…
— Господин Дрылбрылян, вы господина… Бугульма, да? Господина Бугульму прямо и недвусмысленно уличили в нарушении правил? Нет, но? Хм, «но»… А вы что скажете, господа военные? Вроде нет? Извольте определиться — «вроде», или все же «нет». Ага. В чем же тогда вопрос, господин гном? — ледяным тоном поинтересовался вампир, за спиной которого остановились непредумышленно проходившие мимо вышибалы. — Ни в чем, значит. Прекрасно. Хорошего отдыха, господа.
Бросив случайный взгляд на грифельную доску с результатами, вампир сыто улыбнулся и вернулся за стойку. Гном, шипя, рассчитался и выбежал, бормоча в бороду проклятья. Вояки старательно шутили и вообще держались молодцами — разве только наотрез отказались отыгрываться. Денег не хватило, на остаток составили вексель, запили «такое дело» и откланялись.
Решив не искать добра от добра, Марат расчелся с хозяином, получил килограммовый медный ключ и поднялся к себе.
Глава четвертая, в которой никого на бабки не выставляют и вообще ничего такого не происходит, зато наш главный герой подписывается на мокруху. Его путают с куда более козырным пацаном. А! Еще оказалось, что помойка эта офигительно древняя
— Утро кра-а-асит! Нежным све-етом! — бреясь, орал Марат, исполненный мягкого, благодушного оптимизма.
Сервис, несмотря на общую непрезентабельность отеля, был на трехзвездной примерно высоте — едва Марат вернулся из нужника, в дверь поскреблась коридорная с горячим кувшином и прочими делами. Марат даже пожалел, что стирался песочком в холодной реке — здесь его прикид получил бы куда более умелое техобслуживание.
Спустившись к завтраку, Марат не узнал трактир — сквозь чистые окна проникало вполне достаточное количество света, и вчерашний вертеп казался вегетарианской столовой. За одним из двух занятых столов чинно хлебал кашу купец в компании молодого приказчика, за другим вяло судачили вчерашние эльфийки с ненакрашенными вывесками. Чистые столы, запах свежих опилок, кофе и горячей выпечки; даже похмеляющиеся проститутки выглядели благолепно. Поддавшись умиротворяющей атмосфере, Марат вместо мяса и пива, с которых обычно начинался его день, кивнул на предложение выпить кофе под булочку. Сдобная гоблинша, подменявшая хозяина за стойкой, ушла готовить заказ.
Забив трубку, Марат в комфорте и неге занялся решением вопроса, как быть дальше. Меж ним и погоней теперь лежали Вонючие Горы — и это наполняло душу приятным ощущением стабильности. О возвращении на обжитую Похинхину не могло быть и речи — в ближайшие пару лет всяко. Нет, все, конечно, могло поменяться на следующий же день — ротация глав тонков обычно ждать себя не заставляет; но… Есть же и долгожители — тот же Сунь Хунь Фчай, к примеру, царствует в своем Хао Банге дольше, чем чем живет средняя династия. Нет. Пусть там поплотнее загрузятся новыми заморочками, а пока дело Бу-Ху-Лима у всех на слуху, мы уж лучше подышим более холодным воздухом…
В качестве разминки Марат попытался прогнать сценарий — а что бы ему не тормознуться здесь?… Вон как по-деревенски уютно, где еще так бывало… Буду пару-тройку раз в месяц выставлять кормильцев на полторы-две сотни, не больше. Жизнь здесь дешевле грязи — весь вчера-сегодняшний счет, даже с этими опойками, вряд ли превысит три-четыре монеты… Кстати. Вот сейчас и посмотрим… Марат щелкнул, привлекая внимание гоблинши:
— Хозяюшка! Результат объяви, будь ласка!
Поглядев в счет, Марат хмыкнул — три монеты с четвертью… Н-да, не Похинхина… Это выходит, я за вчера снял на пару годов здешней жизни. Вот куда надо будет ехать на пенсию… Марат отчего-то был твердо уверен, что, сойдя здесь с дилижанса седым стариком, он обнаружит и сам порог, и нисколько не постаревшего хозяина за стойкой, разве что дом еще больше уйдет в землю.
… Ну, до пенсии еще дожить надо. А коли доживу, неужели не вымужу себе небольшое, но чистое от обязательств перед общаками разных уровней Ворство? Ну, или Авторитетство там… Маленькое, в горах, и обязательно тихое-мирное… Несколько разозлившись при мысли, что его Ворство уже существует, но нагло присвоено разными там из ничего образовавшимися декабристами, ощутивший жажду действия Марат потребовал расписание дилижансов… Ух ты, сколько здесь проходящих-то: и на Грыстов, и на Грызлоудар, и в саму Мусорскву… На расписание упала тень:
— Не помешаю?..
— Присаживайтесь, уважамый. — отставил чашку Марат… Фф-фууу. Елы-палы, как подкрался-то, кровосос хренов…
— Доброго вам утра, уважаемый Бугульма. Отдохнули?
— И вам того же, господин хозяин. Да, все превосходно, благодарю.
Некоторое время вампир и человек с умильной доброжелательностью изучали друг друга. Поняв, что человек суетиться не собирается, вампир со вздохом открыл заседание:
— Господин Бугульма. Не стану предварять имеющееся к вам предложение всяческой лирикой — вы представляетесь мне человеком дела. Должен предупредить, что предложение это весьма конфиденциального свойства. Вы готовы выслушать?
— Господин…
— Тепешоара.
У Марата вылезли глаза — он немало прочел на СИЗО за этого темпераментного авторитета древности. От вампира не скрылось его изумление:
— Что-то не так, господин Бугульма?
— Прошу извинить, господин Тепешоара, но… — Марат приглушил голос. — Неужели вы имеете отношение к самому Дракуле? Это же его звали Тепешем?
Теперь изумился вампир:
— Да, так звали смертные основателя моей линии… Но откуда, господин Бугульма? Откуда вам, Копью, если не ошибаюсь, тонка Веера Мяо… Или мои источники дали кривого цинка, и вы — Серп? Или, может быть, даже Меч?
Марат загадочно промолчал. Не разъяснять же, что на Том Свете о Дракуле снимают фильмы и каждому первокласснику известно расположение его замка…