Святослав Логинов
Филолог
Глава 1
Здесь будет дом. Настоящий, бревенчатый, с красной крышей и высокой трубой, сквозь которую следует смотреть на звёзды. Три окна по фасаду и четвёртое круглое окошко на фронтоне; все повёрнуты в сторону моря. А из трубы, кроме того, можно пускать дым или пар — информация по этому поводу противоречива. Есть дымоход, но есть и пароход. На всякий случай можно сделать и то, и другое.
Чтобы дом был настоящим, его надо получить в наследство от деда или построить своими руками. Верис не знал, есть ли у него дед, и, честно говоря, побаивался узнавать. Значит, дом придётся строить самому.
Береговая дюна с одной стороны круто спадала к воде, а пологий склон порос лесом. Чешуйчатые деревья, каких не бывало на родине Вериса, вздымали сквозные вершины в самое небо. Верис подошёл, попытался обхватить чудовищный ствол. Вдвоём такое, может быть, и удалось бы, а одному — нет.
Верис вздохнул: «Привыкай быть один».
Дерево было удивительно красивым, очень не хотелось губить его, но без дома — тоже нельзя.
Дом из дерева назывался «изба». Из чего?… — из ба. Легко сделать вывод, что дерево, идущее на постройку избы, называлось «ба». И неважно, что слово это ныне забыто; лингвистика — наука точная.
— Не сердись, ба, — сказал Верис, погладив ствол, — но мне очень нужен настоящий дом.
Сломать древесного гиганта, привыкшего противостоять морским ветрам, оказалось не так просто. Дерево упруго гнулось, вершина моталась из стороны в сторону, осыпая Вериса колючими ветками. Наконец, оно рухнуло, круша соседей. Верис огорчённо взирал на дело своих рук: ствол расщепился почти до половины и вряд ли годился в дело. Тем не менее, Верис перетащил бревно на вершину дюны, где планировал поставить дом, и, как мог, уложил его в основание постройки. Самую верхушку ствола он обломил легко, а вот с корнями пришлось помучиться. Дерево он не сломил, а выдрал из земли, и теперь корни топорщились во все стороны, не позволяя бревну улечься, как следует. Корни Верис пообрывал, но расщеп на бревне увеличился ещё больше.
Сокрушённо вздохнув, Верис отправился за следующим бревном.
«Сила есть — ума не надо», — теперь эта максима не казалась самоочевидной. И как древние управлялись с такой работой?
Второе дерево он не выдирал, а перешиб у самого комля. Получилось лучше, хотя и здесь щепы торчали во все стороны, ничуть не напоминая ровный краешек брёвен, из которых был сложен дом, изображённый на старинной гравюре. К тому же, если следующую пару брёвен укладывать поперёк первых двух, внизу образуется изрядная щель. Может быть, засыпать её песком? Но это получится не по правилам; дом следует строить не из песка, а на песке. Из песка дозволяется сооружать только зАмки.
Верис представил зАмок, изображённый на старинной гравюре, и понял, что такое строительство в одиночку не осилит. Замки бывают не только песчаные, но и воздушные. Жить в них нельзя, ибо они всегда неприступны, а порой — зачарованы. Как приступить к зАмку, если он неприступен?
«ЗАмок зАмок на замОк, чтобы зАмок не замОк», — таинственная чистоговорка минувших эпох Спрашивается, где глагол? А их — два. Крайние слова и есть глаголы. Что сделал? — зАмок. Следовало бы говорить «замкнул», но древние были мудры, они понимали, что красота важней грамматики.
Жить в зАмках нельзя, в крайнем случае, там может обитать спящая красавица. Древние были не просто мудры, но и предусмотрительны. Они понимали, что красавица безопасна, только покуда спит зубами к стенке. Когда красавица не спит, её полагается держать под замкОм, в тереме. Терем — слово однокоренное с тюрьмой. При этом в тюрьме темно, отчего возникло другое название — темница, а в тереме светло. Синоним терему — светлица. «В светлице там царевна тужит» — ещё одно различие: в темнице сидят разбойники, а в светлице — красавицы. И тех, и других следует держать под замкОм. ЗАмок зАмок на замОк А вот загадка: «Сидит девИца в темнице, а коса на улице» Какой может быть ответ? — девушка-разбойник или до красавицы не дотянула? С какой стороны ни посмотри — негуманно получается. Мудрость с гуманностью коммутируют слабо. Представляешь опасность для окружающих — пожалуй в узилище. Решение не гуманное, но мудрое. А то в наш добродушный век красавицы шастают, где ни попадя, отчего простым людям остаётся бежать, куда глаза глядят, и строить себе дом на песке, весьма напоминающий воздушный замок.
Верис встряхнулся, отгоняя несвоевременные, хотя и любопытные семантические мысли. Так или иначе, но первым делом надо строить дом. Делу время, а девушки — потом.
Как и предвидел Верис, под поперечным бревном образовалась здоровенная, голову просунуть можно, щель. И вообще, строение обещало быть решетчатым: наполовину — бревенчатая изба, наполовину — воздушный замок.
Разумеется, так быть не должно. Обычно дома строят плотники, а плотник, как явствует из названия, тот, кто делает плотно, без дыр. Кроме того, известно, что «кабы не клин, да не мох, то и плотник бы сдох». Масло масляное, объяснение одного неизвестного через другое, столь же неизвестное. О клиньях наука знает немногим больше, чем о плотниках. Клин выбивают клином, клинья подбивают, когда хотят познакомиться с красивой девушкой (читай: красавицей). Кроме того, существует вовсе невразумительная фраза: «Как ни кинь — всё клин». Казалось бы, какую информацию можно извлечь из обветшалых слов? А между тем, понимающий человек способен сделать из услышанного немало выводов. Прежде всего, клин оказывается орудием обратимого действия, он может не только заклинивать, но и расклинивать. Непонятно лишь, почему для расклинивания употребляются два разных термина: выбивать клинья в общем случае и подбивать, чтобы проникнуть в светлицу. Впрочем, подобными безумствами Верис заниматься не собирался. Клин будет использоваться им исключительно по прямому назначению. Тут, правда, оставалась неясность: клин это плотницкий инструмент или инструментарий? Предмет или метод? Выбить или подбить можно предмет, но когда свет сходится клином на ком-нибудь например, на красавице, которая вопреки древним рекомендациям не была заперта в светлице — Эх, как ни кинь, всё клин! Встречаешь девушку и, вроде бы и клиньев не подбивал, а свет клином сошёлся, так что остаётся бессмысленно бежать от себя самого, искать спасения в доме, построенном своими руками. Именно руками, а не клиньями. Так что, клин это всё-таки инструментарий. Впрочем, разница невелика; оба слова: предмет, и метод имеют общий корень «мет» — метать, кидать. Итак, мы вновь вышли на таинственную поговорку: «Как ни кинь, всё клин». Семиотика потому и наука, что выводы её проверяются практикой.
Верис вздел обломок бревна на вытянутых руках и обрушил на два ранее уложенных дерева. Он ожидал, что излишне длинные концы обломятся, и бревно намертво заклинит, красиво и плотно, так что комару будет негде поточить нос. Вместо этого бревно упруго сыграло от удара и, не отскочи Верис в сторону, могло бы и ушибить.
Подобная неудача озадачит кого угодно. Верис присел на не заклиненный ствол, потёр лоб рукой.
Лингвистические игры долой, плевать, что «неудача» и «озадачивать» — однокоренные слова. Сейчас надо думать, почему ничего не получается с постройкой дома.
— Ага, вот он где!
Верис оглянулся и увидел Линду. Позади толпилась вся её банда: Юлик, Ромик, Ружеточка с Миксом, ещё кто-то, кого Верис не запомнил и не научился отличать. Разумеется, там же был и Томик, куда он денется
— Вы только посмотрите, — радостно воскликнула Линда. — Он от меня убежать хотел! Думал — не найду! Да я кого угодно в да счёта отыскать могу! И нечего кукситься, давай, показывай, что нового придумал.
— Вау! — возопил Юлик. — Вы гляньте, что он тут поналомал!
Юлик подскочил к поперечной деревине и ударом ладони перешиб её пополам.
— Не надо! — крикнул Верис. — Не ломайте! Это будет дом! Я его своими руками строю.
— Па-адумаешь — ответил Юлик. — Щас поправим своими руками
В три прыжка он достиг рощи и протаранил ближайший ствол.
— Вау!.. — остальная команда ринулась следом.
Треск, грохот смех, хохот
Роща, обжившая дюну, не боялась солёных волн и шквалистого ветра, но противостоять людям она не могла. Один за другим падали древесные великаны, выдранные с корнем, перебитые ударом кулака, расщепленные ребром ладони.
Верис уже не пытался вмешиваться, просто сидел и смотрел на вакханалию разрушения. Он тоже ломал, но не просто так, а ради дела. И у каждого дерева просил прощения: «Не сердись, ба, мне нужен дом». А эти развлекаются, чисто малые дети.
«Чисто малые дети» — похвала или осуждение? Каждое слово по отдельности — хорошее. Маленький ребёнок, да ещё чисто вымытый, это прекрасно! Но почему-то от всей фразы целиком веет неодобрением.
Сломленные деревья тащили к берегу, укладывали клеткой: два вдоль, два поперёк. Работой заправляла Линда; от неё у Вериса нет секретов, и, конечно, она успела подсмотреть первый, несбыточный план дома.
— Строим дом! — командовала Линда.
— Всё вверх дном! — подхватывали остальные.
Пожалуйста, вот уже и эти, совершенно посторонние люди, не понимая, повторяют идиому, над происхождением которой бился Верис последнее время. Если выражение восходит к традиции чистого четверга, когда хозяйка устраивала генеральную уборку, и вся посуда сохла вверх дном, то почему ныне фраза относится не к наведению порядка, а к разгрому? Загадки, всюду загадки
Пять, десять, двадцать венцов дурацкая пародия на дом вздымалась всё выше, словно вавилонский столп, башня, ощетинившаяся неровно обломанными хлыстами. В шахматах башню называют турой — словом однокоренным с тюрьмою и теремом. Мой дом — моя крепость, но не башня, не терем и не тюрьма.
Шум, гам, тарарам сумятица и неразбериха.
Нелепое строение постепенно кренилось на сторону и, наконец, после очередного дурно уложенного ствола, всё сооружение повалилось на бок.
— Йес!.. — восторгу работников не было предела.
«Что за бессмысленные выкрики? — отрешённо размышлял Верис. — Неужели они не могут говорить по-человечески?»
Изломанная груда бывших деревьев громоздилась на берегу почти у самого уреза воды. Здесь была свалена вся роща, по ту сторону дюны уцелело лишь несколько корявин, которыми побрезговали горе-строители. Самый большой ствол выдернули из-под завала и тут же вбили обратно, так что комель оказался намертво зажат (заклинен!) в развалинах, а основная часть косо нависла над океаном, словно удочка рыболова-великана.
Томик первым пробежал по стволу и ласточкой прыгнул в воду. Началось купание. Одна за другой смуглые лёгкие фигуры проносились по стволу, мелькали в воздухе и исчезали под водой. Казалось удивительным, что только что эти люди ударом кулака перешибали неохватные столбы. Хотя, на самом деле человек может всё и одному Верису подобные вещи кажутся удивительными.
Удивительное — то, что человек увидел впервые или на что впервые обратил внимание. А Верис в прошлой жизни, почитай, ничего и не видел.
Линда, мокрая и запыхавшаяся, подошла к Верису, присела на обломок дерева.
— Класс! Верька, ты гений. Давно я так не оттягивалась.
Верис молча кивнул.
— Между прочим, там совсем мелко, а я не знала и по первому разу головой в песок вмазалась, аж искры из глаз! Ни фига себе — шуточка! Надо будет кому-нибудь подстроить, кто ещё не знает.
«Могут ли под водой быть искры из глаз?» — подумал Верис.
— Могут, могут! — ответила Линда. — Слушай, а ты почему не купаешься?
— Одному можно плавать или нырять. А купаться можно только купно, то есть вместе с кем-нибудь.
— Вот и давай купно с нами.
— Мне почему-то не хочется. Я, лучше, пойду.
— Ну и уходи, — обиделась Линда. — Бегать за тобой не стану. Только учти, никуда ты от меня не денешься, как только соскучусь, я тебя в ту же минуту найду. Думаешь, от жетона избавился и сразу невидимкой стал? Хренушки!
— А, в самом деле, как ты меня нашла?
— Так я тебе и сказала — отпарировала Линда, потом вдруг осеклась и переспросила: — А чего ты спрашиваешь? Мы же с тобой на одной волне, ты и сам можешь всё узнать.
— Я не могу так просто читать твои мысли.
— Ах, какие сложности! Читай, читай, у меня от друзей секретов нет.
Верис и теперь бы не стал лезть в голову Линды, но та силком раскрылась перед ним и кинула мысль, которую только что не желала сказать вслух.
— Ты с ума сошла! — ужаснулся Верис. — Поиск через службу спасения! А если в эту минуту кто-то гибнет?
— Не делай мне смешно. Ты перечитался древних книг. Ну, кто в наше время может погибнуть? За сто лет такое было? За тысячу — было? Кому нужна твоя служба спасения, если у каждого своя собственная система безопасности? С ней в вулкан можно прыгнуть, в айсберг вмёрзнуть — и ничего!
— Как это — вмёрзнуть? — не понял Верис.
— А есть такие чудики, они соревнования устраивают, кто вокруг себя больший кусок льда нарастит. Иные месяцами сидят не шелохнувшись, ждут, пока приличный торос намёрзнет.
— Зачем?
— Для прикола. Хотя, я их тоже не понимаю. Лёд растает, что останется? Тупой у них прикол.
— Разве прикол бывает тупым? Он от слова «колоть», «прикалывать», что подразумевает остроту колющего предмета.
— Тупым может быть всё, особенно некоторые молодые люди. Ну, как, купаться пойдёшь или так и будешь нырять и плавать?
— Я к себе пойду, — сказал Верис.
* * *
Понятие «к себе» — очень непростое. Бывает, что человек не в себе, то есть, ведёт себя неадекватно. Потом он успокаивается и приходит в себя. В себя, но не к себе — разница в одну очень существенную букву. «К себе» подразумевает наличие дома. По отдельности — предлог и местоимение, а совокупно — новая сущность.
Ещё недавно Верис полагал, что дом у него есть, и что у него есть семья. Семья семь я — я, повторённый семикратно. Но ошибка состояла не в том; иногда достаточно одного близкого человека, чтобы семья состоялась. Когда я с тобою — семерых стою; одним махом семерых побивахом; один с сошкой, семеро с ложкой — примеров несть числа. Близкий человек, тот, кто рядом, то есть, находится в одном ряду с тобой, рядовой, обыденный. Единственного человека, бывавшего поблизости, звали мамой. Она объявлялась всегда неожиданно — шумная, весёлая, красивая, и жизнь расцветала праздником. Привычные занятия: учёба, игры, распорядок дня — всё летело кувырком. Ничего обыденного в появлениях мамы не было. Вероятно оттого, что она была близким человеком реже, чем хотелось Верису. Чаще всего Верис жил один по собственной программе. Собственная программа его кормила, учила, нянчила и тетешкала. Но почему-то он больше любил маму. Возможно, оттого, что с мамой можно было разговаривать словами. Воз-можно — можно, да ещё как! Приставка «воз» усиливает действие: воздыхать, возопить. Возбудиться — не просто проснуться, а, пробудившись немедленно начать прыгать. Возникать — не просто никнуть, а делать это чрезмерно. Когда Верис огорчался, что мама опять уходит, и начинал упрашивать, чтобы она побыла с ним подольше, мама всегда отвечала: «Не возникай!» — и Верис понимал, что перегнул палку.
Мыслями было бы невозможно сказать так ясно и необидно.
С мамой Верис предпочитал разговаривать словами, ибо в мыслях всегда оставалась какая-то недоговорённость. Какая — Верис понять не мог. Словно мама ждёт от Вериса чего-то, но не говорит. Зато когда в ход шли слова, всё получалось ясно и определённо.
Неудивительно, что Верис всем прочим занятиям предпочитал лингвистику, семиотику и тому подобные филологические науки. Предпочитал — читал прежде иных текстов.
Мама над Верисовой страстью посмеивалась, но необидно. Она вообще много смеялась, и Верис порой не мог понять, что её смешит. Чужая душа — потёмки, но и родная не всегда просвечена насквозь.
Приходилось заниматься и по общей программе. Сам Верис для этого никуда не приходил, всё приходилось само по себе. Просто Верис вдруг обнаруживал, что знает и умеет множество вещей. Словно знания всегда сидели внутри Вериса, а потом взяли и вышли наружу. Таков изначальный смысл слова «обнаружить».
Биология не слишком интересовала Вериса, но однажды знания биологии обнаружились и вместо ответов принесли вопросы.
Сначала, как водится, был ответ на вопрос вовсе не заданный. В данном случае не заданный вопрос звучал так: «Как получаются дети?» Дети бывают клонированными и естественными. С клонированными всё понятно, вопрос очевиден. Берём материнскую клетку и своими очами видим, как развивается будущий ребёнок. А вот естественный путь… В этом слове, несомненно, просматривается дважды повторённый неправильный глагол «быть». В прошлом — быть, было — а в настоящем — есть. Ест-ест-венный — дважды «есть». У естественного ребёнка есть мама, но есть и папа. И кто у них получится в итоге, посчитать практически невозможно. И, если получился Верис, то где его папа?
Ещё один родной человек, мысль эта засела в душе как заноза. Что такое «ноза» Верис не знал, и тем мучительнее была мысль. Ведь если бы он был клонирован, то родился бы, как и мама, девочкой.
С таким вопросом к маме не подойдёшь, она очень не любила вопросы о других людях. Когда Верис касался запретной темы, мама обнимала его и тихонько произносила: «У тебя есть я. Нам с тобой никто не нужен. Правда?»
Прав, да! — только так и никак иначе.
Наконец, Верис остановился на подходящей форме вопроса. Подошёл, остановился и вопросил:
— Почему я мальчик?
— Потому что я хотела, чтобы у меня был мальчик.
— Но ведь мальчик не получится без папы.
— Вот ещё! — мама презрительно фыркнула. — Это девочку нельзя получить без мамы, а парня сварганить дело нехитрое, так что обойдёмся без рыжих.
Из общей программы Верис знал, что рыжеволосые люди — носители рецессивных генов. А благодаря своему увлечению, слыхал, что древние считали рыжих агрессивными по отношению к старшим. Так что основания обходиться без рыжих у мамы были. А хромосомный набор у мальчиков попроще, чем у девчонок, так что и впрямь можно обойтись без папы. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.
Желая поделать хоть что-нибудь, Верис принялся изучать себя самого. Хотелось узнать, чего он лишился, потеряв часть хромосомы, а что приобрёл.
* * *
«Привет, Верька!
Честное слово, ты меня поставил в тупик. Вот видишь, сама признаю. Но ты нос прежде времени не задирай, я пока сдаваться не собираюсь. Или дотумкаю, как ты обманул службу спасения или ещё чего-нибудь придумаю. Мыслишки есть.
Жетон твой я отыскала, как нефиг делать и, раз ты его не зафигачил куда подальше, а так аккуратненько прибрал, значит, он зачем-то тебе нужен. А я, покуда, стану на него информашку для тебя сбрасывать. Если ты туда заглядываешь, то прочтёшь. Или потом, когда я тебя найду, вместе послушаем, поразвлекаемся. Как ты говорил? Развлечение — влечение на один раз. А у меня, как видишь, не на один.
Ну, всё. Целую в щёчку.
Навеки твоя. Линда.»
* * *
Люди. Много людей. Очень много. Тьма-тьмущая. Хотя, нет, тьма это древнее числительное — десять тысяч. То есть, тьма-тьмущая — ровно сто миллионов. Людей было много, но, всё-таки поменьше, чем тьма-тьмущая. Множество людей — тоже не подходит. Множество — понятие математическое, а математика со здравым смыслом не в ладах. Например, что такое пустое множество? Множество — значит, там чего-то много. А пустое — значит, там ничего нет. Вот тебе и математика, вот тебе и здравый смысл.
Точнее всего ощущения Вериса описывало словосочетание: «прорва народа». Только что не было никого, как в пустом множестве, и вдруг прорвало — люди, люди, люди. Появляются и исчезают, мелькают, спешат. Рядом, но не близкие, телом здесь, а мыслями далеко.
«Куча народа», — как сказала Линда, когда Верис поделился с ней своими впечатлениями.
Пришлось объяснять, что понятие «куча» подразумевает не только большое количество элементов, но и их взаимное расположение в виде конической фигуры. Вряд ли «куча» и «конус» родственные слова, но некая связь просматривается. Что касается идиоматического сочетания «куча народа», то оно произошло от древней, ныне забытой игры «Куча-мала», когда люди валили друг друга друг на друга, так что упавшие уже не могли встать самостоятельно.
Глаза у Линды азартно заблестели, и пока Верис размышлял о глубинном значении однокоренной пары «встать самостоятельно» (язык любит рефрены, но не терпит тавтологий), Линда начала действовать. Уже потом Верис узнал, как это делается. Она оповестила о новой идее своих приятелей, те — своих друзей и знакомых, и прямо в помещении Транспортного центра, где и без того было достаточно людно, начали возникать всё новые человеческие фигуры. Несколько секунд они стояли неподвижно, вникая в правила незнакомой игры, потом кто-то толчком свалил с ног соседа, упавший дёрнул за ноги зачинщика, следом устремились остальные, и вскоре на полу копошилось чудовищное месиво ног, рук и голов упавших людей.
— Куча — мала! — завопила Линда и ринулась в гущу творящегося непотребства.
Верис попятился. Он понимал, что никто, даже оказавшись в самом низу шевелящейся кучи, не рискует переломать кости, но с непривычки его замутило. Прежде он не видал в реальности никого, кроме мамы, а тут людей было больше, чем можно представить, и все они слились в одну небывалую кучу. Почему-то вспомнилась древняя картина «Апофеоз войны» — гора человеческий черепов, сложенная неведомо зачем, и по аналогии родилось определение: «Апофеоз игры».
Второй раз в жизни Верису стало страшно.
Впрочем, на настоящий страх не хватило времени, его достало только на испуг. Вериса толкнули в спину, он упал, сверху навалился ещё кто-то, и вскоре Верис оказался под толщей барахтающихся тел. Здесь уже не было места страху, а царил чистый животный ужас. «Ужас» — когда тебя ужали со всех сторон, и ты уже ничего не можешь. Ужас испытывает зверь, попавший в западню. Такой же ужас ощутил Верис внутри кучи-малы. Наверное, оттуда можно было телепортироваться куда-нибудь, но Верис не додумался до такого выхода. Он никогда прежде не телепортировался, помня, что телепортация предназначена для особых, аварийных случаев. Хотя, спрашивается, каким образом в зале Транспортного центра возникла вся эта куча народа?
Постепенно Верис пришёл в себя, то есть, ощутил собственное тело, осознал, что лежит на полу, и никто не наваливается на него сверху, стесняя движение и самую жизнь. Куча-мала постепенно расползалась. Потные встрёпанные люди обменивались впечатлениями, а хорошо знакомые — и ощущениями. Кто-то ещё пытался толкнуть соседа, но в целом азарт игры прошёл.
К Верису подбежала Линда. Протянула руку, помогая встать.
— Супер! — произнесла она одно из своих любимых бессмысленных словечек. — Я в тебе не обманулась!
Трудно поверить, что всё это случилось в первый день их знакомства.
Верис стоял в Транспортном центре, поражался количеству людей и не знал, куда ему направиться. Обнаружилось, что все знания, приобретённые самостоятельно и полученные от программы, не помогут тому, кто не знает, к чему себя применить.
«Применить» — слово почти идентичное глаголу «переменить». Пока не было перемен, то и вопрос: «Что делать?» — не возникал. Но грянули перемены, и человек, только что занятый важными вещами, не находит себе применения.
Неведомо, сколько бы времени Верис простоял бы с разинутым ртом, но его хлопнули по плечу, и Верис увидал Линду, ещё совершенно ему незнакомую.
— Привет, — сказала она. — Меня зовут Линда. А ты что здесь делаешь?
— Да, вот — Верис пожал плечами. — Смотрю.
— Давай смотреть вместе, — немедленно предложила Линда. — Показывай, куда глядеть.
— На людей. Я никогда не видел столько людей.
— Обычный трафик. Бывает и больше, — возразила Линда, но не ушла, продолжала смотреть и расспрашивать, пока дело не кончилось кучей-малой.
— Вот что значит свежая мысль! — восхищалась Линда. — Знаешь, сколько людей на нашу кучу-малу сбежалось? Больше десяти тысяч! То есть, сбежалось меньше, но я ещё несколько случайных прохожих туда втащила, чтобы добрать до красивого числа. Так что всего получилось десять тысяч два человека, я специально считала.
— Десять тысяч два, — повторил Верис. — Тьма и ещё пара.
— Точно! Тьма — это они, а пара — мы с тобой.
После таких слов Верис простил Линде все неудобства, что она ему причинила. Раз причинила, значит, тому была причина.
Как-то само собой получилось, что из Транспортного центра они ушли вместе, чуть не за руки взявшись. Забавное слово «как-то» Оно означает, что поступку была причина, но не явная, а подумать и проанализировать её у Вериса не было ни времени, ни желания. Потом неявная причина проявится, окажет себя, и тогда окажется Что может оказаться в подобном случае, Верис как-то не подумал.
— Ты где обычно тусуешься? — спросила Линда.
Верис судорожно глотнул. Из контекста вопрос понятен, хотя глагол, употреблённый Линдой, был Верису незнаком. И, поскольку впрямую Верис ответить не мог, то, как за соломину, ухватился за незнакомое слово.
— Тусуешься — повторил он. — Приставка «ту» указывает место или направление: «туда, в ту сторону». А основа, вероятно, связана с глаголом «соваться» или «суетиться». При любом толковании исходник описывает бессмысленные или неосознанные движения с привязкой к определённому месту. Я прав?
— Аск! — восхищённо произнесла Линда. — Я такого и под наркозом загнуть не сумею. Ты жутко умный. И всё-таки, где ты обычно совершаешь свои неосознанные движения?
— В том-то и беда, — признался Верис, — что нигде. Суета есть, а места — нету.
— Что-то я не врубаюсь, — произнесла Линда на своём маловразумительном языке.
Верис затряс головой. Каждое слово слишком быстрой беседы ставило его в тупик. Надо отвечать на вопрос, но впервые в жизни у Вериса не находилось слов, чтобы рассказать, почему он стоит здесь, на скрещении путей и никуда не идёт. Как объяснить, что в мире нет для него места? Куда проще и приятнее строить гипотезы по поводу употребления в настоящем контексте глагола «врубаться». Постигать смысл, уничтожая его, разрубая на части.
Не дождавшись скорого ответа, Линда развернулась (вернулась разом!), обхватила ладонями голову Вериса и прижалась к нему лбом. Так можно войти в сознание другого человека, прочесть его мысли. Хотя, что это даст: чувства, лишённые слов, неосознанные вопросы и сомнения, важное вперемешку с незначимым. Куча-мала в сравнении с ералашем, творящемся в голове, — образчик простоты и ясности. В подобном месиве и сам не вдруг разберёшься, а сторонний человек вовсе ничего не поймёт. Более того, он обманет сам себя, решив, будто что-то понял. Только слова умеют говорить правду, мысль неизреченная — есть ложь.
Но Линде хватило и того немногого, что она сумела прочитать в сознании Вериса.
— Что ж ты сразу не сказал, что тебе некуда идти? Пошли ко мне, а там разберёмся с твоими проблемами.
* * *
Транспортный центр — место, где сходятся пути. Разумеется, не все, но подавляющее большинство. Новые пути тоже всего легче прокладываются отсюда. По сравнению с человеком и даже человечеством, вселенная необъятна. Галактик в мире больше, чем людей, и в каждой галактике сотни миллионов звёзд. Человечество не рассеялось в пространстве только потому, что людям свойственно тянуться друг к другу. Хотя, правильнее было бы сказать, что человечество рассеялось, ибо семена разума разлетелись по миллионам миллионов прежде необитаемых миров. На некоторых планетах стояли города и жили тысячи людей, другие — и таких было больше, — лишь изредка посещались гостями. Но больше всего оставалось миров, где человеческая нога прежде не ступала и не потому, что миры эти плохи, а в силу причин арифметических: людей всего несколько сот миллиардов, а пригодных для жизни миров — неисчислимое множество. В результате, множество это остаётся пустым.
Когда-то пробить внепространственный канал в систему соседней звезды, казалось задачей непростой даже для всего человечества, а теперь с этим справляется один человек за пару часов. Самое сложное — выбрать, где именно тебе хотелось бы очутиться. Противоположности сходятся, слишком большой выбор сродни отсутствию выбора.
Внепространственный канал, однажды пробитый, далее существует сам по себе, не нуждаясь ни в какой поддержке. Люди умеют видеть их и с лёгкостью находят порталы, так что никаких особых отметок ставить не требуется. Лишь самые древние и самые популярные порталы оформлены в виде небольшого строения, дверь которого ведёт к иным мирам.
Было бы красиво сказать, что из дому Верис уходил, не оглянувшись. Жаль, что это не так. Уходя, Верис уже знал, что дома у него никогда не было. Было помещение, куда его поместили, и где он пребывал. И хотя уходил, не испытывая ни малейших сомнений (сомнение рождается там, где сходятся два мнения), но, шагнув через условную дверь, он оглянулся и узнал, что покинутый им мир принадлежит Гэлле Гольц, и что она просит не нарушать её уединения.
Так Верис узнал, как зовут женщину, которую он привык звать мамой.
Мама очень не любила, если Верис тревожил её, когда она бывала занята своими делами, но сейчас в голосе Вериса звучала такая тревога, что мама примчалась немедленно.
— Что там у тебя приключилось?
Верис даже не подумал, можно ли его открытие назвать приключением. Он просто, ничего не поясняя, показал маме результаты своих генетических исследований.
— Ну, и что такого? — спросила мама.
Удивительная фраза — четыре слова и ни одного значимого. И у самого Вериса впервые не находилось слов, чтобы рассказать маме всё. Он отчаянно искал эти слова, но они попрятались и не находились. Отчаявшись, Верис просто ткнул пальцем, указывая причину своего беспокойства.
— Ты это видела?
— Видела, — совершенно спокойно ответила мама.
— Но ведь это так легко было исправить раньше пока я ещё не родился.
— Зачем? — удивилась мама. — Так интереснее.
Главное, основное значение слова «интерес» — выгода, корысть, прибыль. Что может прибыть у мамы, оттого, что убудет Верис?
— Так ты это специально сделала? — ещё не веря, спросил Верис.
— Ну, конечно! — мама улыбнулась родной, до мелочей знакомой улыбкой. — Да ты не переживай, до этого ещё, знаешь, сколько времени ждать придётся? Соскучиться успеешь, всё на свете надоест. И, главное, ведь я с тобой буду.
Главное — стоящее во главе. Глава по-латыни: «caput», а другое значение этого слова — капут, конец, гибель. Подтекст, глубинное значение слов часто можно выявить, обратившись к латыни — мёртвому языку, на котором никто не говорит.
А мёртвый язык, как и полагается мертвецу, говорит о смерти.
«Я с тобой буду,» — сказала мама, но в тот же день исчезла, отправившись по своим делам. Разумеется, она ни словом не солгала, человек, который куда-то отправился, всегда прав. А в нужную минуту она, конечно же, будет рядом с Верисом, иначе не стоило и огород городить.
Обычно Верис упрашивал маму не уходить так быстро, ведь они ещё не успели навидеться, но сегодняшняя встреча была из ряда вон. Верис нарушил обычай и ни о чём не просил. Наверное, чувствовал, ещё не поняв, что не только встреча из ряда вон, но и мама вон из тех, кто рядом.
Понять он пытался совсем другое. Странные возвратные глаголы происходят от слова «видеть». Повидаться — словечко простенькое, не имеющее отношения к любви. Разок повидались — и дело с концом. Предлог «по» скользит по поверхности. Предлог «на» тоже не проникает в глубину, но он устойчивей, ближе к основам и несёт больше подтекста. Не вдруг и скажешь, в чём тонкая разница между словами навидаться и навидеться. Прежде Верис ни о чём таком не думал, опрометчиво полагая, что успеет и то, и другое. Теперь знал, что это не так. А если с тем, кого любил, нельзя навидеться, то неизбежно начинаешь ненавидеть. Так повелось с тех начальных, мифических времён, когда ещё не было слова.
Миф — слово древнегреческое, означает реальное происшествие, былину, то, что было на самом деле. Мифы повествуют о поре, когда люди не умели говорить, обмениваясь не словами, но мыслями, отчего происходила в умах неразбериха и непонимание. К тому же, мыслями можно обмениваться только с близкими. Впоследствии отсюда родились два значения слова «близкий»: тот, кто находится на малом расстоянии от тебя, и тот, чью мысль слышишь, как бы далеко он ни отошёл. Но таких людей может быть два-три, от силы — пяток, иначе собственное «я» начнёт растворяться в душах близких. А хочется общаться со всеми, оставаясь собой.
И тогда явился культурный герой, научивший людей сообщать свои мысли тем, кто вдали. Как и полагается мифическому герою, у него было значащее имя — Даль. Даль придумал слова и составил словарь. Овладев словом, люди стали владеть миром. Другое имя Даля — Владимир.
К несчастью, великий словарь сохранился не полностью, бОльшая часть оказалась утеряна, отчего началась путаница и родились слова бессмысленные, дурные и попросту неприличные: гуд-бай, йес, о\'кей, опрст, вау. Но там, где сохранился хотя бы фрагмент словаря, мир оказывается ясным и понятным. Взять хотя бы слово мама, о значении которого Верис прежде не задумывался, довольствуясь тем, что мама есть.
«Мама — маменька, мамонька, мамочка, матушка, родительница», — вот и все объяснения. И пример народной мудрости: «Уродила мама, что не примет яма». Следом несколько строк переносных значений: кормилица, нянька. И ни полсловечка о любви.
Есть дополнительный термин — «мать», вынесенный в отдельное языковое гнездо, хотя обычно подобные слова Даль объединял. «Мать — матерь, родительница, мама, рОдная, роднАя». К тому ещё один блестящий пример: «Эта кобыла — мать вашей лошади». И вновь переносные значения: Мать сыра земля — вот оно, почему яма не принимает(!); мать-настоятельница — кто знает, что она настаивает в своей сырости? Пустые холодные слова.
Владимир Даль знал, о чём говорит.
В тот же день Верис покинул планету, принадлежащую Гэлле Гольц.
* * *
Может ли слово иметь двоякий смысл? Разумеется, может, ведь существуют омонимы, и казуист умеет построить фразу, значение которой не определяется даже из контекста. «Пасётся стадо у моста, быки стоят в реке» — вот и гадай, о каких быках идёт речь.
Бывают и более тонкие различия, определяемые имплицитно и эксплицитно. Тут на помощь приходит контекст не фразы, а личного общения: интонация, взгляд. Когда девушка говорит: «Пойдём ко мне», — что она имеет в виду? Опытный человек поймёт с полувзгляда. А тот, кто за свои семнадцать лет не видел никого, кроме мамы? — ему взгляд не поможет, и не поймёт он ничего, пока вдруг не откроется истинный смысл приглашения.
— Верис, ты чудо, — говорила Линда. — У тебя, что, взаправду никогда не было женщины?
— Не было.
— Круть! И откуда ты такой взялся?
Задать вопрос проще, чем ответить на него. Когда Верис, бывало, спрашивал маму, где она была, откуда вернулась, мама всегда отвечала: «От верблюда», — так что Верис даже ревновал немножко к верблюду, с которым мама проводила больше времени, чем с ним.
Пока Верис пытался сформулировать правильный и при этом краткий ответ, Линда уже задала новый вопрос:
— Лет-то тебе сколько?
— Семнадцать.
— Ух, ты, совсем новенький! Мне даже стыдно, что я, мерзавка этакая, тебя совратила.
Совратить — заставить свернуть с выбранного пути. Но Верис в ту минуту, когда к нему подошла Линда, как раз стоял на перепутье, не зная, какой из бесчисленных путей выбрать. А это значит, что Линда наставила его на истинный путь.
— Ты не совратительница, — сказал Верис. — Ты путеводная звезда.
— Верька, ты прелесть! — Линда тихонько засмеялась, ткнувшись Верису под мышку. — Мне никогда никто так не говорил. Я в жизни не видала, чтобы кто-нибудь так разговаривал и, вообще, был похож на тебя. Ты ведь натурал?
Слово было неслыханное, но Верис понял.
— Я — модифицированный клон.
— Да ну, что я модификатов не встречала? Такими вещами одни дураки занимаются: копируют себя любимого в улучшенном виде — нос делают попрямее, бицепс побугристей. Мозгов, почему-то, никто себе добавить не решается, а то дитятко вырастет и будет предка в лужу сажать.
— Мне тоже мозгов не добавлено, — сказал Верис. — Меня сделали с другой целью. Мне ничего не добавляли, только урезали.
— Ого! — Линда села на постели, зло сузив глаза, уставилась в стену. — Хотела бы я посмотреть на твоего папашу. Уж я бы ему всё высказала.
— У меня нет отца. Я мамин клон.
— Такая глубокая модификация?! А на хрена?
Хрен — растение семейства бобовых, горькая огородная пряность, та, что редьки не слаще. И судьба Вериса тоже будет совсем не сладкой, а значит, пусть неявная, но связь с хреном имеется, хотя вопрос, всё же не очень понятен.
— Не знаю, — ответил Верис. — Она сказала, что сделала это для интереса. Быть может, ей захотелось горечи
— Думаешь — горечи? А, по-моему, совсем другого. Ты же с ней в ментальной связи состоишь?
— И что это даёт? При ментальном контакте передаются только чувства и ни единого слова.
— Ощущения передаются, ощущения!
Линда вскочила и забегала по комнате. Видно было, что она вне себя от бешенства и резкими движениями пытается или отыскать себя сбежавшую, или окончательно покинуть себя саму. Верис тоже вдруг осознал, не умом, а всем естеством, что разозлило Линду. Значит, целую ночь мама была здесь третьей, вместе с ним и Линдой. Пусть она ничего не слышала и не видела, но — сочувствовала?… Наверное, так, другого слова не придумано; не говорить же: соощущала.
Потом пришло сомнение.
— Погоди, — сказал Верис, и Линда послушно остановилась. — Ведь с тобой она ни в каком контакте не состоит.
— И что? Ей не это надо, извращенке! Сексуальные соощущения между мужчиной и женщиной затруднены из-за разницы в физиологии. Но это в общем случае. А если мужчина — клон женщины, тогда как?
— Не знаю, — убито ответил Верис.
— И я не знаю. А ей захотелось узнать. Вот и весь интерес.
«Не весь», — хотел сказать Верис, но промолчал. Зачем зря расстраивать Линду? Вместо этого он сказал:
— Она не знает, что я ушёл из дома. Так, может быть, её сегодня тут и не было.
— А мы, знаешь, что сделаем? Тоже наладим ментальную связь. И если она попробует сунуться, когда мы вместе, я это на раз обнаружу.
Верис представил, как мама прячется внутри него, Вериса, а Линда обнаруживает её, то есть, находит и выводит наружу. Интересно, будет ли маме стыдно? Впрочем, глаза стыд не выест, а в остальном — пусть постыдится.
Верис подумал ещё немножко и согласился. И не для того, чтобы выводить наружу любопытствующую маму, а просто потому, что Линда захотела быть с ним на одной волне. Обмен эмоциями и элементарными мыслями — это так мало, хотя а что — хотя? Простейшее деепричастие: что делая? — хотя. И раз любимая женщина хочет, мужчина должен соглашаться, то есть, говорить с ней в унисон.
А мама объявилась в тот же день ближе к вечеру.
— Верик, что за дела? — услышал Верис мамин голос. — Почему тебя нет на месте?
Верис молчал. Да, у него дела, и почему-то совсем не хочется делиться ими с мамой. Его дела сами по себе, а её дела и прежде были отдельно от Вериса. Отделиться — сделать так, чтобы твои дела от чужих дел были отдельно.
Однако, отделиться ещё не означает отделаться. Верис почувствовал, что мама привычно, по-хозяйски, входит в его душу. Прежде Верис с готовностью раскрывался навстречу, не оставляя ни единого тайного закоулка, словно собирался раствориться в маме, навеки став с ней единым целым. Именно так, «словно», то есть — воистину, хотя слов в эти мгновения как раз и не было.
Но теперь Верис не хотел делиться ни словами, ни даже чувствами. Он попытался закрыться от маминого хозяйничанья, но преуспел лишь в одном — понял, что мама и прежде никогда не бывала открыта перед ним полностью.
Всякую вещь можно понять и познать. Познать — постигнуть разумом, через знак, о чём сообщает корень «зн». Понять — постигнуть чувством, через обладание. Древний, ещё дословесный корень «я». Понять (я) — составить мнение (мне). Понимать (им) — составить совместное мнение, то есть — сомнение.
Верис сумел понять маму, сомнений в том не было, но противостоять ей не мог. Мама с лёгкостью преодолела неумелую защиту, немедленно узнав всё, что ей хотелось.
— Ну, ты чудак! — воскликнула она. — Вздумал обижаться. На меня! Ну, ты даёшь!
Верис ничего не хотел давать Гэлле Гольц, но согласно кивнул. Слово не может солгать, и сейчас мама, сама того не желая, указала ему истину. Она недаром употребила слово «чудак». Чередующиеся согласные «д-ж» чудак — чужак. Верис и мама всегда были чужими друг другу, отныне Верис знал и понимал это, разумом и сердцем.
— Глупый ты, — сказала мама. — Думаешь, нашёл себе девочку и стал самостоятельным? Всё равно никого ближе меня нажить не сумеешь, потому что ты это я и есть. Так что, можешь обижаться, а всё равно никуда не денешься. Ну, бывай пока.
Вот так, просто и понятно. «Бывай пока» — оба слова указывают на временность Верисова бытия. Впрочем, на это же указывают и прекрасные слова, которые Верис и Линда говорили друг другу: «Навсегда навеки»
Прежде у людей были иные отношения со временем, и язык сохранил память о тех временах. Люди редко жили больше ста лет, но зато умели использовать это время на полную катушку. Время катилось, текло, проходило, а люди катались по отпущенному веку взад-вперёд, и время терпело подобное обращение. Доказательства? Два значения слова «век» — сто лет и срок жизни. Да и вообще, если бы древние люди, современники Владимира Даля, жили неограниченно долго, они хотя бы изредка встречались в наши дни, а великий словарь не был бы утерян.
Что касается свойств времени и умения им управлять, они зафиксированы во множестве слов и устойчивых словосочетаний. Время можно ускорить: «Время, вперёд!». Его можно замедлить хоть на целый год: «Погоди немного». Нетрудно и вовсе прекратить его течение: «Остановись, мгновенье!»
Некоторые сомнения вызывает способность времени расщепляться и идти вспять, но и тут языкознание приходит на помощь. «Навеки», — говорят люди, неосознанно поминая расщеплённое, текущее параллельными потоками время, и «на векА» — когда имеют в виду последовательное чередование столетий. «О времена, о нравы!» — воскликнул мудрец. И хотя сам мудрец забыт, изроненное им слово живёт, так что всякий, умеющий понимать, способен заключить, что время не едино, но поток его разбивается на множество рукавов, и в каждом времени свои нравы, чтобы живущему было из чего выбирать.
И, наконец, возможность обратного течения времени, темпорального реверса, как сказали бы специалисты, — скрыта в совсем уже древних пластах языка. «Когда, всегда, иногда», — всюду видим корень «гд», отвечающий на вопрос «где?» и относящийся не ко времени, а к пространству, где можно двигаться в любую сторону, хоть поперёк.
Интересно было бы пожить немного поперёк времени.
Наверное, это не те мысли, которым следовало бы предаваться семнадцатилетнему парню наутро после первого любовного свидания, но что делать, если внешний, привычный слой понятия «навсегда» недоступен модифицированному уроду, а хочется быть с любимой если не навсегда, то хотя бы навеки. Вот и остаётся утешаться филологией. В конце концов, мёртвый корень «фил» тоже имеет отношение к любви.
* * *
Куда деваться человеку, когда он хочет скрыться, а его хотят найти?
Была когда-то такая игра — прятки. «Кто не спрятался — я не виноват!» Глагол «прятать» — исконное значение — закапывать в землю, хоронить. И у игры есть иное название: «хоронушки». Забытое за ненадобностью слово «опрятывать» — обряжать покойника перед похоронами. Опрятный — наряженный в смертное, готовый к похоронам. А если человек живёт вечно и никогда не будет спрятан в землю? Тогда можно забыть ненужное слово и жить неопрятно. Что нам приличия, если лицо можно сменить во всякую минуту? Что мораль, если мора — смерть, не маячит впереди?
Через два дня Линда познакомила Вериса со своими приятелями. Приятель это тот, с кем приятно иметь дело, и таких людей у Линды оказалось видимо-невидимо. Впрочем, невидимость имелась только у Лёли. Лёлю (Верис так и не понял, он это или она) можно было разглядеть лишь в инфракрасных лучах, да и то в виде размытого пятна. Все остальные: Ружеточка, Бася, Томик, Юлик, Микс и Макс, Лёка и — Верис запутался и перестал различать этих приятных Линде людей. Наверное, надо было включить дополнительную память, но Верис не догадался сделать это сразу, а потом было поздно.
Линде не терпелось похвастать удивительным человечком, которого она сумела раскопать (почему — раскопать, ведь Верис покуда жив и не закопан?).
— Это Верька, — представила Линда. — Он жутко умный и может растолковать любое слово. У меня башку перекосило, когда я его послушала.
— Что значит, умный? — прозвучал из ниоткуда Лёлин голос.
— Умный, — кротко пояснил Верис, — тот, кто умеет. Умный умеет поступить так, чтобы получить нужный результат.
— А кто не умеет, тот — неумный, — в невидимом голосе звучала нескрываемая издёвка.
— Нет, тут возможны два варианта. Если человек не умеет, не хочет уметь и ничего не делает, то он — идиот. Слово греческое, означает гражданина, который не исполняет должности и не ходит на выборы. А если человек не умеет, но хватается делать, то он дурак. Происходит от слова дурь: неистовство, неукротимость. Возможно, родственно глаголам «дуть» и «трубить».
— Я тащусь, — объявила Ружеточка. — А слово «нога», что значит?
— Конечность с копытом на конце, — не задержавшись ни на мгновение, отстрелил Верис. — Однокоренное слову «ноготь». Баба-Яга, костяная нога — одна конечность человеческая, а другая — костяная, с копытом.
— У меня — никаких копыт, — Ружеточка продемонстрировала длинную загорелую ногу.
— Потому что у тебя не нога, а пех. Слово почти забытое, но кое-что осталось. Пешеход, пешка. Опять же, ходишь ты не ножком, а пешком.
— Я хожу ножками, — возразила Ружеточка, с удовольствием оглядывая свою, лишённую копыта конечность. — А рука, получается, конечность с когтями.
— Вряд ли. Хотя, настоящее название руки должно происходить от глагола «брать», а тут совершенно другой глагол.
— Рыть, — подсказал невидимый голос. — На самом деле, рука это рыло.
— Нет, — возразил Верис, пытаясь подавить ощущение, что над ним смеются. — Рука — от глагола «рушить».
— Класс! — сказала Линда. — Завтра отращу когти и пойду рушить.
Завтрашнего дня для Вериса не было. Новенькая, не успевшая сложиться, жизнь рухнула как от удара когтистой руки. С вечера Верис напрасно ждал Линду, она не появилась. А когда Верис осторожно попытался нащупать её мысли, то сразу понял, где она, с кем и чем занята.
Линда не скрывала, что прежде Вериса у неё были мужчины. Напротив, она удивлялась, что Верис оказался невинным мальчиком. Тогда, всего сутки назад, Вериса ничуть не смущало прошлое Линды. Не пугало и то, что она много старше его. Когда живёшь неограниченно долго, сотня-другая лет не играет никакой роли. Линда была прекрасна и не растеряла живого интереса к жизни. Что ещё нужно человеку?
Всё, что было до их встречи, можно считать не бывшим. Для двоих время начало течение в ту секунду, когда Верис услышал: «Привет! Меня зовут Линда. А ты что здесь делаешь?»
Теперь время развернулось и ударило наотмашь, доказав, что оно было прежде и будет впредь. Давно сказано, что время лечит. Но лечит оно жестокими хирургическими методами, безо всякой анестезии ампутируя детскую наивность, иллюзии, юношеский максимализм. И лишь потом, годы спустя, милосердно накладывает на раны обезболивающую повязку амнезии.
Внепространственный канал захлопнулся у Вериса за спиной, и на этот раз он не оглянулся посмотреть, где был. Зачем? Во многом знании — многие скорби.
Все дороги ведут через Транспортный центр. Внепространственный канал можно пробить и собственными силами, но это трудно и требует много времени. А бессмертные не любят напрасно ждать.
Верис тоже не стал тратить время. Едва сканирующий луч коснулся тверди, способной удержать выход канала, Верис послал подтверждающий сигнал и ушёл по пробитой дороге, даже не полюбопытствовав, каково будет на новом месте.
Местечко оказалось неуютным. Карликовый планетоид с реденькой атмосферой, кружащий около чахлой звёздочки. Здесь не было ничего, кроме пыльных туманов. При малейшем дуновении массы истёртого в пудру песка поднимались в воздух и неделями висели грязной пеленой, прежде чем слабая гравитация заставляла пыль осесть. Углекислотная изморозь поскрипывала под ногами, отчего-то лишёнными копыт. «Хрусть-хрусть — ну и пусть. Что заслужил, то и получил. Раз так стало, то так мне и надо»
Если бы не собственная система безопасности, Верис не прожил бы здесь и секунды. Лёг бы на песок и смёрзся бы в комок. «Знай смётку, помирай скорчась», — сказал народ устами Владимира Даля.
Хрусть-хрусть — ну и пусть. Пусть — это когда на душе пусто.
Всякая тектоника умерла здесь миллиард лет назад, и, не найдя ни единого выпирающего из земли камушка, Верис уселся прямо на песок и приготовился вмерзать в углекислоту. Через несколько часов здесь и нашла его Линда.
— Уф, вот он где! А я не могу понять, что приключилось. На таком расстоянии телепатия почти не берёт, чувствую только, что тебе хреновенько, вот я и примчалась. Что у тебя приключилось? Мамаша какую-нибудь новенькую пенку выдала?
Верис молчал, не желая бессмысленно тратить слова.
Линда присела рядом, замерла, вслушиваясь в сумбур, царящий в голове Вериса, и громко расхохоталась.
— Так это ты из-за меня?… Из-за того, что я с Томиком была? Ну, ты юморист! Ты бы сказал, что тебе эту ночь непременно со мной надо быть, думаешь, я бы не поняла?
— Ты же говорила, что меня любишь, — мёртвыми губами прошептал Верис.
— Ну, говорила, и что из того? По-твоему, я теперь должна только с тобой жить?
Верис молчал, лишь мысли медленно цедились, в безуспешных попытках понять смысл отзвучавших слов.
«Должна Корень „долг“ с чередующейся согласной „г-ж“. Долг — это то, что надолго. Должна пусть не навеки, не навсегда, но не на два же дня! Но не на…»
— Ты ведь тоже говорил, что любишь меня, — напомнила Линда, — а если любишь другого, то радуешься, когда ему хорошо. А ты сбежал чёрт-те знает куда, заставил меня волноваться. Я решила, что тебя твоя мамаша похитила, и ринулась спасать.
«Похитить — взять хитростью. Если бы мама так умела, я бы и сейчас ничего не подозревал, думал — нелепая случайность, роковая ошибка. А слово „ошибка“ наверняка родственно слову „ушиб“. Один раз ошибся и остаток жизни — лечи синяки».
— Да не молчи ты! — рассердилась Линда. — Что ты сидишь, как прыщ на совести? Ну, что я такого сделала, скажи на милость?
— Неужели любовь — это когда можно спать с любым? — медленно спросил Верис.
— Я же не с любым, — удивляясь самой себе, принялась оправдываться Линда. — Томик, знаешь, какой законный парень!
Закон — то, что находится за коном, то есть, за пределом. Законность — синоним слову беспредел.
— Догадываюсь, — кивнул Верис.
— И что ты тогда дуешься, словно мышь на крупу?
— Я не дуюсь, — сказал Верис. — Я просто так не могу.
— Ахти, какие мы нежные! Погоди, лет за триста так друг другу успеем надоесть, упрашивать будешь, чтобы я кого-нибудь нашла.
Надоесть — императив «надо» и глагол «быть» в настоящем времени. Надо-есть А если в настоящем времени — «нет», то и надоесть не получится.
— Не буду упрашивать, — сказал Верис.
— Вот и ладушки. Пошли, нечего тут сидеть.
— Тебе сколько лет? — неожиданно спросил Верис.