Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Может быть, тени хочется выйти на улицу и скользить по траве, – продолжал Мейсон, – но она не может, потому что Мортон идёт на урок математики. Или, может, тени хочется посмотреть бейсбол, но вместо этого Мортон переключает канал на какой-нибудь старый фильм. В конце концов тень по-настоящему разозлилась. Она чувствует, что Мортон – её личная маленькая тюрьма.

— Молодец, — согласился я. — И даже более того…

Несколько детей наклонились по бокам от парт и посмотрели на собственные тени. Мейсон продолжил.

Я осекся.

– Вообще-то, – сказал Мейсон, – так называлась одна из глав в книге – «Мортон – тюрьма». По-моему, это была четвёртая глава. Итак, однажды тень решает избавиться от Мортона.

— У нас есть пять часов, — сказал я Корнелии, — можем провести их вместе.

– Избавиться? – удивилась Сьюзи Пенкер.

«И даже более того, — чуть не сорвалось у меня с языка. — Знала бы ты, — хотел сказать я, — что сделал сейчас «молодец». Воспользовался тем, что за общей суматохой мне оставили неограниченные полномочия, и разблокировал программу, введя только минимальную систему приоритетов. И пока мы сейчас разговариваем, идет большая перестройка «Медглоуба», а потом будут задействованы промышленные системы, и где-то через сутки одна за другой отключатся десятки сервисных программ. Когда поймут, в чем дело, обратного хода не будет. Ничего, обойдемся несколько лет самым необходимым, без деликатесов не умрем, и звезды подождут. Я видел их глаза…» Она крепко взяла меня за локоть.

Мейсон выдержал паузу, а затем понизил голос.

— Махнем на Шварцхорн, там есть такое местечко! Заодно перекусим. Час туда, час обратно. А вечером получишь все, что тебе причитается! Я имею в виду, от Совета!

– Убив его, – проговорил он. Мальчик провёл указательным пальцем по шее.

Корнелия улыбнулась. Я тоже.

– Ого, – прокомментировал Билли Льюис откуда-то сзади. – Жуть.

— Ну что же, давай на Шварцхорн.

– Но разве тогда тень не умрёт тоже? – послышалось от Сьюзи Пенкер.

– Ну, может быть, – сказал Мейсон. – Но тень так не думает. Это риск, на который тень готова пойти. Тень считает, что как только уберёт Мортона с дороги, она сможет летать, где захочет.



Мейсон умолк на несколько секунд. Он позволил истории улечься.

Праздник кончился вчера.

– Как? – нетерпеливо потребовал Билли Льюис. – Как тень собирается убить Мортона?

По полю шелестели гонимые ветром обрывки упаковок, бумажные стаканчики, разноцветные ленты. У глиняного осла копошилась детвора. Вырытые столбы лежали на земле, рядом уложены бухты канатов. Разбитые мишени белели на склонах.

Я сидел на камне у обрыва. Рядом, на моей куртке, сидела Корнелия и смотрела на сверкающую льдом вершину Шварцхорна. Мы сидели молча — все, что мог сейчас сказать, будет ложью, а что хотел сказать — пока не мог.

Мейсону нужно было ещё несколько секунд на размышления, поэтому он выжидал. Он посмотрел на собственную тень внизу. Она покачивалась из стороны в сторону, и Мейсон понял, что он тоже раскачивается. Он остановился.

– Тень решает задушить сердце Мортона, – наконец выговорил Мейсон. – Тень связана с телом Мортона через его ноги, поэтому тень решает захватить тело Мортона и пробраться вверх через ноги и грудь к его сердцу, а там тень планирует раздавить его и остановить его биение навсегда.

Вечером Совет примет решение. Но до того я все им расскажу. И возможно, в этот же вечер мы увидим, как один за другим гаснут огни промышленных комплексов, увеселительных каскадов и экспериментальных площадок. Так или иначе, дело сделано, и все, что обрушится на мою голову, заслуженно. Личная ответственность — да! Но где ей предел? Может, действительно необходима новая этика, а глобальная экономика требует иной системы воспитания? Почти все ругали нас за ввод программы, отмечая, правда, что на нашем месте, возможно, поступили бы так же. Но ведь и фундаменталисты ополчились на код-рецепт! Ну, у них свои резоны, они бьются против унификации мира, против повсеместного распространения достижений науки. Но если разум и фанатизм приходят в чем-то к согласию, то не здесь ли слабое место разума?

– Зловеще, – сказал Майк Транчон. – Мне нравится.

Мне ни о чем не хотелось думать. Сделанное — сделано! Надежда не умрет в глазах людей, пусть даже придется немного затянуть пояса.

– Проблема в том, – продолжал Мейсон, – что всякий раз, когда тень начинает проникать в тело Мортона, Мортон начинает чувствовать покалывание, как будто иголки в ступнях и ногах, там, где движется тень.

Я сидел и смотрел. Рядом со мной — прекрасная женщина, и от нее исходит уютное тепло. Что еще человеку надо?

– У меня такое сто раз было, – поделилась Сьюзи Пенкер. – Такое ощущение в ногах.

– Да, – не унимался Мейсон. – Но когда Мортон это чувствует, например, когда смотрит телевизор или сидит за столом, он вскакивает, шевелит ногами или топает, и тени приходится отступить.

Дети подложили под глиняную скульптуру доски, палки, подтолкнули и, весело крича, покатили в нашу сторону. Вихрастый мальчишка вскочил на спину осла, радостно заорал и тут же спрыгнул. У края обрыва доски уперлись в камень, от криков зазвенело в ушах…

В классе стало тихо. Мистер Уильямс склонил голову набок.

Дети ухватились за доски, раскачали — глиняный осел медленно перевалил вниз и закувыркался, разваливаясь на куски, дробясь, рассыпаясь…

1986 г.

«Это хороший знак, – решил Мейсон, – очень хороший». Мейсон выпрямился. Его тень передвинулась под светом флуоресцентных классных ламп.

Рассказчик подался вперёд и понизил голос.

– Так вот, однажды ночью, когда Мортон ложится спать, тень Мортона просто лежит рядом, как всегда, и слушает, как бьётся сердце Мортона – ту-тум, ту-тум, ту-тум. – Мейсон ладонью отстучал сердцебиение на собственной груди. – Итак, тень ползёт вверх по телу Мортона, и пальцы ног и ступни Мортона начинает покалывать.