Приметив в сточной канаве среди бутылочных осколков и пустых жестянок металлический манипулятор и сразу сообразив, что эта штуковина — с корабля инопланетян, я украдкой огляделась. Привалившись спиной к стене дома, прямо на мостовой, сидел наркоман с пустыми глазами; у шоссе «голосовала» расфуфыренная девица, и все ее мысли, конечно же, были заняты проносящимися мимо машинами; проходящей невдалеке молоденькой парочке тоже было не до меня.
Я нагнулась и поспешно подняла манипулятор. У него было три сочленения; самый длинный сустав на конце имел неровную поверхность — видимо, именно в этом месте он и отломился. Хотя погода в тот день стояла по-осеннему промозглая, манипулятор на ощупь оказался теплым. Как только моя рука коснулась его, он самую малость дернулся и тут же замер.
Я сунула манипулятор в розовый пластиковый пакет, где уже лежали найденные сегодня «сокровища», и быстро зашагала к отелю.
За стойкой в холле сидел Гарольд — средних лет толстячок, страдающий манией величия. Грязная рубашка (в прошлом — белая), бурый измятый галстук и потертый на локтях голубой пиджак. Уверена, Гарольд наивно полагал, что голубой, похожий на форменный, пиджак придает ему солидности. Толстяк именовал себя не иначе как менеджером отеля, хотя в действительности был лишь мелким клерком.
Когда я вошла, он поднял голову и, разглядывая что-то поверх меня, пробурчал:
— Тебя искала инспектор из отдела социального обеспечения. По ее словам, ты не явилась на две последние встречи.
— Совсем из головы вылетело, — подпустив в голос раскаяния, произнесла я.
С месяц назад мне назначили нового инспектора — девицу, только что окончившую колледж. Похоже, она была агентом ЦРУ, поскольку стоило мне при нашей встрече как бы невзначай упомянуть об инопланетянах, как в ее глазах появилась настороженность.
— Она оставила вот это.
Гарольд протянул мне казенного вида бумагу. Там было написано, что завтра мне надлежит явиться в муниципальный отдел социального обеспечения.
Я сунула уведомление в пластиковый пакет и направилась к себе в номер. Путь мой пролегал мимо мистера Джонсона, миссис Данмен и миссис Голдмен, которые, как всегда, сидя в расшатанных креслах, наблюдали через окно за прохожими на улице. Улыбнувшись, я кивнула старикам, но они, конечно же, продолжали смотреть мимо меня, точно зомби, мучительно вспоминающие, на что похожа жизнь. Я, наверное, тоже когда-нибудь состарюсь, но, надеюсь, все же не доживу до такого вот полурастительного существования.
На грохочущем лифте я поднялась на верхний этаж. Воздух здесь был густо пропитан запахами стряпни — супом с томатами, приготовленным на запрещенной в отеле электрической плитке, подгоревшими гамбургерами, которые продаются перед входом в отель, и зловонной снедью, принесенной в картонных стаканчиках из ближайшего китайского ресторанчика. Пройдя по уже порядком истрепанной, заляпанной жирными пятнами ярко-красной ковровой дорожке, которая прикрывает дыры в сером паласе, я наконец очутилась у себя в номере — крошечной комнатенке с кроватью, тумбочкой и креслом из голубого винила. Несмотря на размеры номера, здесь нашлось место картонным коробкам и бумажным пакетам, в которых я бережно храню свою «коллекцию».
Осторожно ступая по узкой тропе, я добралась до кресла и опустила розовую сумку на истертый серый коврик. Теперь мне предстояло самое приятное занятие — рассмотреть последние приобретения. Я разложила все по местам: пуговицы — в коробку с пуговицами, крышки от пивных бутылок — в ящичек для крышек, сломанный складной зонтик — в пирамиду из сломанных зонтиков, а повестку из муниципального отдела социального обеспечения — в мусорную корзину. Неизвестно было, куда деть металлический манипулятор. После секундного размышления я решила, что, когда найду очередные обломки инопланетных кораблей, приспособлю для них специальную коробку, а до той поры пусть манипулятор просто полежит рядом с креслом.
* * *
Чиновники не желают, чтобы люди прознали об инопланетянах. Правительство вообще стремится убрать подальше с глаз добропорядочных налогоплательщиков все, что, по его мнению, лучше не видеть — доживающих в нищете свои последние дни стариков, наркоманов с безумными глазами, разбившиеся космические корабли.
Но меня-то не проведешь, я-то знаю о существовании инопланетян! По ночам я часто вылезаю из окна на пожарную лестницу и наблюдаю за небом. Свет ночного города затмевает звезды, но если приглядеться, то кое-что можно разглядеть — мигающие огоньки самолетов, заходящих на посадку в аэропорт Сан-Франциско, блуждающий сноп света, испускаемый прожектором полицейского вертолета, и, конечно, крошечные искорки — инопланетные корабли. Правда, временами космические корабли едва видны, и, чтобы различить их, приходится, прищурив глаза, подолгу вглядываться в темноту.
Позапрошлой ночью я даже попыталась связаться с инопланетянами. А дело было так. Шел нудный моросящий дождь, но через окно я различила космический корабль. Он непрерывно мигал, словно посылая серии точек и тире. Я точно знала, что корабль передает сообщение, хотя о чем оно, могла только гадать.
Вскоре космический корабль снизился и завис над зданиями в квартале от отеля. Тогда я отошла от окна и принялась включать и выключать у себя в номере свет, копируя сигналы корабля. Не знаю, ответили ли мне инопланетяне. Когда я в третий раз повторила сообщение, с улицы донеслись вопли сирен и гул полицейского вертолета. Я опрометью бросилась к окну.
Вертолет обшаривал округу ослепительным лучом прожектора; капли дождя вспыхивали то красным, то голубым светом от мигалок на крышах полицейских машин; надрывались сирены, а издалека доносились хлопки выстрелов. Затем вдруг прогремел взрыв, и я, испугавшись, отскочила от окна к кровати и залезла под одеяло.
Я вовсе не собиралась подманивать к себе поближе инопланетян. Я вовсе не собиралась навлекать на них неприятности. Просто так уж получилось.
Той ночью я долго лежала, не смыкая глаз, прислушивалась к доносящимся снизу завываниям сирен и убеждала себя в том, что с гостями из глубин космоса не приключилось ничего плохого и они благополучно улизнули от полиции.
А на следующее утро Гарольд изрек, что на соседней улице была взорвана аптека. Он ведать не ведает об инопланетянах и верит всему, что пишется в газетах.
* * *
Сегодня я легла спать пораньше. Манипулятор, казалось, мирно дремал там, где я его оставила.
В моей комнате не бывает совсем уж тихо — в ванной капает вода, с улицы доносятся сигналы автомобилей и громыхание поездов, из-за стенки слышится телевизор: глуховатый сосед вечно врубает его на полную катушку. Однако в эту ночь я уловила еще кое-что — царапанье и скрипы, стихающие при малейшем моем шевелении. Решив, что ко мне в комнату забралась крыса (они обитают на лестнице отеля и разбегаются, заслышав шаги), я села в кровати и огляделась.
Манипулятора рядом с креслом не оказалось. Я долго шарила взглядом по комнате и наконец различила в призрачном лунном свете, льющемся из окна, смутные очертания механизма, затаившегося среди пакетов и коробок. Пока я смотрела на него, едва дыша, он вновь ожил, но стоило мне чуть-чуть пошевелиться, как предательски скрипнула кровать, и манипулятор мгновенно замер.
Он казался таким испуганным, таким беспомощным, что я мягко сказала:
— Не бойся. Я твой друг.
Я вновь легла и вскоре заснула под шелест бумажных пакетов, поскрипывание спиц от сломанных зонтиков и легкий перезвон пуговиц и бутылочных крышек.
* * *
Едва утром я приподнялась на локтях в постели, как манипулятор проворно юркнул за коробки, но мне удалось все же заметить, что за ночь он обзавелся шестью ногами, изготовленными из спиц от сломанных зонтиков.
Было приятно сознавать, что в моей комнате появилось живое существо. Однажды у меня жил бездомный котенок, которого я нашла в сквере среди мусорных куч, но его почти сразу обнаружил Гарольд и прочитал мне нотацию на тему, что держать животных в номерах «его» отеля категорически запрещено, а когда я на следующий день ушла по делам, кто-то пробрался ко мне и унес котенка. Сдается мне, это был сам Гарольд. Но манипулятор — мастер прятаться, и Гарольду его вовек не найти.
Я встала и умылась. Насыпала в голубую чашку с трещиной растворимый кофе, сахар и налила горячую воду из крана. Съела кекс, купленный накануне в магазинчике на углу. Завтракая и одеваясь, я разговаривала с манипулятором, который по-прежнему прятался среди вещей:
— Не бойся, — точно малого ребенка успокаивала его я. — У меня тебе будет хорошо, тебя здесь никто не отыщет.
Манипулятор хранил молчание, но, несомненно, внимательно слушал мои слова. Одевшись, я взяла самую удачливую сумку из розового пластика и отправилась на поиски «сокровищ» для своей коллекции.
* * *
На улице было зябко и ветрено. Обшарив за несколько часов округу, я отыскала лишь три красивых алюминиевых банки из-под лимонада, брошь со сломанной застежкой, крупную блестящую пуговицу и кусок многожильного кабеля в фут длиной, но на глаза мне ни разу не попалось ни единого обломка потерпевшего аварию корабля инопланетян.
К себе в номер я вернулась далеко за полдень. Пока меня не было, манипулятор в узком проходе между кроватью и коробками у стены соорудил из сломанных зонтиков конструкцию, похожую на опрокинутую бельевую корзину в шесть футов длиной и два фута в диаметре.
Я пробралась к креслу, но манипулятор продолжал трудиться, то ли не заметив меня, то ли уже привыкнув ко мне, а когда я выложила на пол свою сегодняшнюю добычу, даже бесстрашно приблизился и стал бережно вытягивать по одному провода из обрезка кабеля. Понаблюдав за ним с минуту, я опустила руку на пол и принялась подзывать его пальцами, как котенка. Манипулятор, оставив кабель, осторожно подполз ко мне, а затем и вовсе залез на раскрытую ладонь.
Моя рука еще не совсем отошла от уличного холода, а манипулятор излучал приятное домашнее тепло, словно протопленная печь. Я бережно подняла его и усадила к себе на колени. Чуть-чуть повозившись, он подогнул под себя ножки. Я принялась его гладить, и он потешно завибрировал — ни дать ни взять, мурлыкающий котенок.
— Бедняжка, ты, наверно, потерялся? — спросила я его. — Тебе, поди, было одиноко?
Он по-прежнему довольно мурлыкал. По моим уставшим за день ногам постепенно разлилось блаженное тепло. Хотелось сидеть так с манипулятором на коленях и не двигаться.
— Должно быть, ты испугался, — посочувствовала я. — Но ничего, все уже позади. Со мной тебе будет хорошо.
Небо за окном постепенно потемнело, и хотя после утреннего кекса я маковой росинки не перехватила, вставать и греть на плитке суп ужасно не хотелось.
Я присмотрелась к конструкции, возведенной манипулятором. Вряд ли она представляла собой опасность. Ведь манипулятор был самим воплощением дружелюбия.
— Интересно, что ты сооружаешь? — спросила я.
Манипулятор, конечно же, ничего не ответил. Через некоторое время он сполз с моих колен и занялся прерванной работой.
* * *
Ночью я проснулась от шума раздираемого алюминия. Оказалось, что манипулятор кромсает, а затем раскатывает в листы пустые банки из-под лимонада. Вокруг в каком-то неведомом мне порядке были разложены пуговицы, значки, броши, крышки от бутылок и разноцветные провода, а сам он напоминал паука, сноровисто орудующего посреди сплетенной паутины.
* * *
Утром манипулятор подошел ко мне и позволил взять себя на колени, но, посидев с полчаса и помурлыкав, вновь принялся за работу.
С грустью в сердце я покинула свой номер.
* * *
День опять выдался холодным, мне вновь не повезло, и в сумку для находок попали лишь несколько жестянок да бутылочных крышек. Хотя, возможно, и они сгодятся манипулятору.
В холле отеля я заметила инспектора из отдела социального обеспечения, которая, примостившись на диване между миссис Голдмен и мистером Джонсоном, что-то оживленно им втолковывала, но погруженные в свои мысли старики, похоже, не замечали даже ее присутствия. Я попыталась незаметно прошмыгнуть мимо, но инспектор все же углядела меня недремлющим оком и, немедленно ринувшись ко мне, жизнерадостно закудахтала:
— Рада видеть тебя живой и здоровой. Ты опять не появилась, и я даже начала волноваться, не приключилось ли с тобой чего худого. Я попросила, и менеджер отеля великодушно позволил мне заглянуть к тебе в комнату. — В поисках поддержки она метнула взгляд на Гарольда, но тот, притворившись, что погружен в изучение бумаг, не поднял глаз. — Знаешь, у тебя не комната, а настоящий свинарник!
— Да ну? — удивилась я.
— У тебя там целые залежи ржавых банок, пуговиц и еще Бог знает чего. Надо бы все это поскорее выбросить и навести у тебя порядок. Завтра сюда придет кто-нибудь из нашей службы и поможет тебе избавиться от…
— Но это же мои вещи! — запротестовала я.
— Какие там «вещи»? Сплошное барахло. — Тут в голову ей пришла мысль, от которой ее голос понизился до возбужденного хриплого шепота: — А представь, что произойдет, если вдруг случится пожар! Ведь быстро выбраться из номера ты не сможешь! Ради твоего же блага необходимо…
— Если в здешнем гадюшнике вдруг случится пожар, то все без исключения его обитатели поджарятся, не успев даже пискнуть, — возразила я. Но она, не слушая, продолжала:
— …необходимо вычистить твой номер. Кроме того, я не смогу выполнять свои обязанности, если только…
Я что было духу рванулась к себе в комнату. К счастью, инспектор за мной не последовала.
Если даже она и не агент ЦРУ, все равно нужно держаться от нее подальше. Она поучает меня, искренне веря, что мир нужно воспринимать только так, как его воспринимает она, а с этим я категорически не согласна.
* * *
Я захлопнула за собой дверь и повернула ручку замка, чего почти никогда не делала. Все пространство между кроватью и коробками у стены занимал космический корабль. Расположенный в торце люк был открыт, подобно крышке пиратского сундука. Внутри сидел манипулятор.
Мне вспомнилось, как на уроках биологии в школе мы экспериментировали с дождевыми червями. Если от червя отрезать часть, то из нее вырастает новый организм. Наверное, и инопланетный корабль, от которого откололся манипулятор, похож на червя — каждый его кусочек содержит в себе полную информацию обо всей конструкции и при необходимости способен восстановить себя до целого механизма.
— Уноси отсюда побыстрее ноги. — Я распахнула окно и отступила назад, но увидев, что манипулятор остался недвижим, поспешно добавила: — Послушай, тебе действительно пора улетать.
Он вновь не шелохнулся. Из-за стенки доносилась песня, призывающая к звездам. Меня вдруг охватила всепоглощающая тоска, и я без сил опустилась в кресло. Манипулятор влез на подлокотник, обхватил двумя лапками меня за палец и мягко, но настойчиво потянул к космическому кораблю.
— Что тебе? — спросила я, но он, как всегда не ответил, а лишь стал еще упорнее тянуть меня.
Сдавшись, я взяла манипулятор на руки и приблизилась к кораблю. Каюта как раз подходила для человека моего роста. Заботливый манипулятор там даже соорудил «гнездо» из моих свитеров и старых платьев.
Похоже, я ошиблась, сравнив манипулятор с дождевым червем. Точнее было бы сравнить его с лошадью, которая обладает собственным нравом, собственным разумом, и владелец непременно привязывается к ней. Но и лошадь привязывается к владельцу, и если тот оставляет ее, то она тоскует, ищет его. А вот, допустим, автомобиль — это всего лишь конструкция из мертвого металла. Если владелец продаст свою машину, то ему, может, и станет грустно, но машина тосковать не будет.
И мне представилось, что кто-то в дальнем уголке космоса построил космический корабль, который больше походил на лошадь, чем на автомобиль, и который к тому же мог при необходимости восстановить себя. И вдруг владелец корабля пропал. Скорее всего, погиб. Ведь кто же в здравом рассудке оставит столь чудесный корабль? А корабль поискал, поискал своего хозяина, но не нашел. И тогда он отправился на поиски кого-нибудь, кто хотя бы походил на прежнего хозяина.
Манипулятор у меня в руках безмятежно урчал. Сняв кроссовки, я осторожно забралась в металлический цилиндр-корабль, а манипулятор свернулся калачиком рядом.
Манипулятор как всегда промолчал, но все было понятно без слов. Протянув руку, я захлопнула крышку люка, и мы отправились в путешествие. Конечно же, к звездам.
В Швейцарии разработан оригинальный двухместный электромобиль, который приводится в движение также и старым добрым педальным способом, для чего его конструкторы предусмотрели пятискоростную коробку передач. 5-киловаттный двигатель, позволяющий разогнать машину до вполне приличной скорости 85 км/час, питается от никель-кадмиевых аккумуляторов (более экологичные металлогидридные пока еще не поступили в свободную продажу), а на спусках и в педальном режиме управления работает как генератор, подзаряжая аккумуляторы. В общем, получилась недурная и недорогая колесная повозка, которая наверняка пригодится не только жителям этой небольшой гористой страны.
Руководителям регионов, где часто случаются перебои с энергией, следует присмотреться к ценному опыту швейцарцев.
Чай или кофе
Итоги многолетнего исследования, проведенного в Гарвардском университете, наводят на глубокие раздумья: наблюдения за 86 тыс. представительниц столь нелегкой и хлопотной профессии, как медицинская сестра, показали, что кофе спасает этих женщин от смерти в самом буквальном смысле слова… Так, заядлые любительницы горького напитка, потребляющие не менее двух-трех чашек в день, совсем не склонны топиться, стреляться, вешаться и т. п., в то время как чай, сколько его ни пей, от суицида не предохраняет. Статистические данные весьма впечатляют: самоубийц среди «кофейниц» на 66 % меньше — должно быть, те просто не в силах расстаться с чашечкой кофе!
Непревзойденный шедевр природы
Американские биотехнологи выделили ген, отвечающий за формирование протеина паутинной нити, и теперь стараются наладить промышленное производство паутины… Зачем? А для изготовления пуленепробиваемых жилетов! Представьте, сей природный материал прочнее стали, эластичнее нейлона, чрезвычайно водостоек, отлично отражает ультрафиолетовые лучи — словом, по всем показателям превосходит синтетический кевлар (из коего ныне делают парашютные стропы и бронежилеты), будучи притом на 25 % легче.
Что немаловажно, для изготовления паутинного биополимера не потребуются ни нефть, ни агрессивные реагенты: ученым удалось пересадить изолированный ген в бактерию, которая начала вырабатывать нужный протеин в изрядном количестве, транспортируя его за пределы собственной оболочки, так что теперь остается лишь собирать «урожай», выросший в растворе культуры. К сожалению, биотехнологи пока не знают, как спрясть целую нить из отдельных молекул протеина… Что до самих пауков, те выделяют протеины из специальных желез в виде жидкости, которая сжимается за считанные миллисекунды, образуя сверхпрочные полимерные нити, — и людям, скорее всего, придется воссоздать эту удивительную систему, придуманную природой.
Ну а затем дело останется за малым: «вживить» сии гены человеку, и сюжет триллера «Человек-паук» из сферы вымысла плавно перетечет в реальность.
Боб Леман
ОКНО
Мы не знаем, что там происходит, — сказали Гилсону в Вашингтоне. — Возможно, что-то очень важное. Их психованный шеф пытался все замять, но ему не повезло — военные проводили рутинную проверку обеспечения секретности и сообщили- нам, что дело неладно. Какой-то сумасшедший проект. На него, очевидно, годами выделяли субсидии, но мало интересовались результатами. Подумать только — исследования экстрасенсорного восприятия! Не исключено, что эти психи на что-то наткнулись. По крайней мере, так считает полковник из службы безопасности. Это вам и предстоит выяснить.
«Психованный шеф» оказался профессором психологии по фамилии Кранц. Он и полковник службы безопасности встретили Гилсона в аэропорту, откуда все трое в армейском джипе сразу отправились на объект. Едва они уселись, полковник заговорил:
— Вы там увидите нечто весьма странное, Гилсон. Кранц тоже ошарашен, а ведь проект — его детище. Я только обеспечиваю секретность, хотя, если говорить откровенно, до недавних пор никаких секретов там и в помине не было. Да и необходимости в секретности тоже — если только вас не волновало, что люди обхохочутся, узнав, чем там занимаются. Дело в том…
— Доктор Кранц, — перебил полковника Гилсон, — прошу вас описать ситуацию на объекте. В Вашингтоне мне практически ничего не сообщили.
Кранц сосредоточенно раскуривал сигару. Выпустив клуб вонючего дыма, он сказал:
— Пропал один сборный домик, компьютер, кое-какое медицинское оборудование и… гм, Калвергаст.
— Это что, прибор?
— Нет, исследователь.
— Что значит «пропал»?
— Исчез. С концами. И домик, и все, что в нем находилось. Был и пропал. Правда, мы кое-что получили взамен.
— Что именно?
— Полагаю, вам лучше немного потерпеть. Сами все увидите, — ответил Кранц. — Будем на месте через несколько минут.
Они проезжали внешние пригороды большого города, минуя один за другим окружающие его поселки. Шоссе вилось по долине, следуя изгибам реки, а поселки лепились вдоль дороги. Наконец они свернули с шоссе и покатили по извилистой дороге, поднимающейся на холм.
Когда последний домик поселка остался позади, мощенная булыжником дорога превратилась в грунтовую. За вершиной холма дорога круто пошла вниз, и через четверть мили джип свернул на лесную дорогу — столь неприметную, что водитель, не знающий про этот поворот, легко проскочил бы мимо. Теперь они ехали через густо заросший кустарником лес, неухоженный, почти дикий и немного мрачный в этот пасмурный день.
— Вдохновляющее местечко, — заметил Гилсон. — Специально искали такую глушь?
— Тут нашлись свободные здания, — пояснил полковник. — Во время войны здесь разрабатывали новые типы взрывателей, а в 1948 году лавочку прикрыли. Здания так и стояли пустыми, пока их не занял профессор со своими парнями.
— Калвергаст немного эксцентричен, — добавил профессор. — В университете он работать не захотел: слишком много людей. Когда я узнал, что этот объект свободен, то подал заявку и получил его для своих нужд. В комплекте с полковником. Калвергасту это место очень понравилось, зато полковнику, кажется, он доставил определенные хлопоты.
— Он самый настоящий псих, — подтвердил полковник, — а его помощнички еще хуже.
— Так чем же, черт подери, он занимался? — не выдержал Гилсон.
Ответить Кранц не успел — водитель притормозил перед воротами из металлической сетки, ко всему еще перегораживала дорогу толстая стальная цепь. Ворота охраняли вооруженные солдаты. Один из них заглянул в джип.
— Все о’кей, сэр? — спросил он.
— О’кей с вафлями, сержант, — отозвался полковник, очевидно, произнеся пароль. Цепь с грохотом упала на дорогу, и ворота распахнулись.
— Весьма примитивно, — поморщился полковник, когда джип, подскакивая на ухабах, прополз через ворота, — но сойдет, пока не доставим сюда все, что полагается. Ограду сейчас охраняют патрули с собаками. — Он взглянул на Гилсона. — Вот мы и прибыли. Посмотрите-ка сюда.
Это был дом. Он стоял в центре поляны на островке солнечного света — белый, сияющий и совершенно здесь неуместный. Поляну окружал лес, хмурый в этот пасмурный день, но дом почему-то купался в солнечных лучах. Свет играл в чисто вымытых окнах и усиливал сочность красок многочисленных цветов на окружающих его ухоженных клумбах. Девственная белизна стен словно освещала стоящие вокруг невзрачные серые строения.
— Прибыли в самый подходящий момент, — заметил полковник. — Видите — там солнечно, а здесь пасмурно.
Гилсон, не слушая полковника, вылез из машины и принялся восхищенно разглядывать дом.
Весь деревянный особняк украшала кружевная резьба, которая пенилась на карнизах крутой крыши, искусно взбиралась на башенки и мансарды, подчеркивая выступы эркеров, и окаймляла длинную просторную веранду. Судя по размещению высоких окон, в доме было много больших комнат. Выглядел он новым, но, возможно, был свежевыкрашен и тщательно ухожен. К высокому навесу у входа вела дорожка, посыпанная мелким белым гравием.
— Что скажете? — поинтересовался полковник. — Похож на дом вашего дедушки?
Гилсону дом и в самом деле напомнил фермерский дом деда, только доведенный до совершенства и увиденный сквозь увеличительное стекло романтической ностальгии.
— И вы получили его в обмен на сборный домик? — спросил он.
— На точно такой же, — ответил полковник, указывая на один из стоящих неподалеку потрепанных временем домов. — Хотя от нашего была какая-то польза…
— Что вы хотите сказать?
— Смотрите.
Полковник поднял камешек и швырнул его в дом на поляне. Камешек взмыл по дуге вверх, начал падать и внезапно исчез.
— А ну-ка, дайте мне попробовать, — сказал Гилсон.
Он метнул камешек высоко и сильно, как игрок в бейсбол. На этот раз камешек исчез примерно в пятидесяти футах от дома. Вглядываясь в точку его исчезновения, Гилсон заметил, что на этом же расстоянии гладкая зеленая лужайка обрывается, сменяясь камнями и зарослями сорняков. Граница раздела была абсолютно прямой и пересекала лесную поляну под углом. Возле ведущей к дому дорожки она поворачивала под прямым углом и такой же безупречной линией разрезала лужайку, дорожку и кусты.
— Граница квадратная со стороной около ста футов, — пояснил полковник. — Если говорить точнее, она кубическая. Мы установили, что верхняя грань куба находится на высоте примерно девяносто футов, а нижняя, полагаю, еще на десять футов уходит в землю.
— Граница? — переспросил Гилсон. — Какая граница? Между чем и чем?
— Если бы мы знали, то не было бы и проблемы, — ответил Кранц.
— Возможно, это объемный телевизор с ребром в сотню футов. Или хрустальный шар, только в форме куба. Откуда нам знать?
— Мы бросали камешки, но они не попадали в дом. Куда они делись?
— В самом деле, куда? Ответьте на этот вопрос, и вы, возможно, ответите на остальные.
Гилсон глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Я это видел. А теперь рассказывайте. С самого начала.
Кранц секунду помолчал, собираясь с мыслями:
— Пять дней назад, тринадцатого июня, в половине двенадцатого утра плюс-минус три минуты рядовой Эллис Малвхилл, стоявший на посту у ворот, услышал звук, который он потом описал как «взрыв, только негромкий». Он запер ворота, прибежал сюда, на поляну, и с изумлением — сам он употребил слово «ошарашенно» — увидел вместо ветхого сборного домика, в котором работал Калвергаст, вот этот дом. Полагаю, некоторое время он простоял, вытаращив глаза, и пытался понять, что же тут произошло. Затем вернулся в домик охраны и вызвал полковника. А тот вызвал меня. Мы пришли сюда и увидели, что четверть акра земли и домик с человеком внутри исчезли и были заменены вот на это.
— Вы решили, что домик отправился туда, куда улетают камешки, — сказал Гилсон. Его слова прозвучали как утверждение.
— Вообще-то говоря, у нас нет абсолютной уверенности в том, что домик исчез. То, что вы видите, попросту не может находиться там, где находится. Когда у нас солнечно, тот дом иногда поливает дождь. Да вы и сами только что убедились — у нас пасмурный день, а там солнце. Это окно.
— Окно куда? Или в чем?
— Ну… Дом выглядит новым, верно? Когда строили такие дома?
— В семидесятых или восьмидесятых годах прошлого века… или около того.
— Правильно, — подтвердил Кранц. — Я думаю, мы смотрим через это окно в прошлое.
— Господи! — ахнул Гилсон.
— Разделяю ваши чувства. Я могу ошибаться, но все же верю в собственную правоту. Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас послушали Ривза. Это студент-старшекурсник, помогает нам в работе. Он здесь с самого начала. Эй, Ривз!
Высокий худой юноша, сидевший на корточках возле странной машины, встал и подошел к прибывшим.
— О, это самое настоящее прошлое, — с энтузиазмом заявил Ривз. — Примерно восьмидесятые годы. Моя девушка взяла в библиотеке книги о костюмах прошлого века, и одежда соответствует этому десятилетию. Это подтверждают и украшения на лошадиной сбруе. Я узнал это…
— Минуточку, — перебил его Гилсон. — Какая еще одежда? Вы хотите сказать, что там есть люди?
— Конечно, — подтвердил Ривз. — Прелестное семейство. Папа, мама, мальчик, девочка и старая бабуля или тетушка. И собака. Хорошие люди.
— Почему вы так решили?
— Я же пять дней за ними наблюдаю. У них там сейчас… или в прошлом… хорошая погода — вернее, была. Они такие вежливые и так любят друг друга. Словом, хорошие люди. Сами увидите.
— Когда?
— Так… сейчас они обедают. После обеда они обычно выходят погулять. Примерно через час.
— Подожду, — решил Гилсон. — А вы пока выкладывайте все остальное.
— Мне нечего добавить, — сухо сказал Кранц. — У нас имеется окно, открытое, как мы полагаем, в прошлое. Через это окно проникает свет, но только в одном направлении — это следует из того факта, что люди по ту сторону о нашем существовании даже не подозревают. Больше через границу ничто не проникает; вы сами видели, что случилось с камешками. Мы просовывали через границу шесты. Они входили без сопротивления, но тут же исчезали. Бог знает куда. Все, что туда попадает, там и остается. Концы шестов срезаются, как бритвой. Поразительно. Но где бы ни находилось место исчезновения, оно не там, где дом. Это не граница между нами и прошлым; она разделяет нас и… какое-то другое место. Мне кажется, что окно есть лишь побочный эффект, нечто вроде искажения времени, вызванного существующим на границе напряжением.
Гилсон вздохнул.
— Что же мне доложить в Вашингтоне, Кранц? — спросил он. — Вам посчастливилось наткнуться на поразительнейшее явление, но вы целых пять дней утаивали его от всех. Если бы не рапорт полковника, мы до сих пор бы ничего не знали. Пять дней коту под хвост! Кто знает, сколько еще продержится эта граница? Да здесь с первого же дня должна была находиться толпа ученых. Одиночке тут не справиться. Сегодня эта поляна должна была напоминать пчелиный улей. И что же я вижу? Вы да студент-недоучка бросаете камешки и тыкаете палками. А приятельница студента устанавливает по книжкам, в какую эпоху были сшиты костюмы. Ваше поведение граничит с преступлением!
Кранц не смутился.
— Я так и думал, что вы это скажете, — произнес он. — Но взгляните на произошедшее с другой точки зрения. Нравится вам это или нет, но то, что случилось, не является продуктом технологии или науки. Это чистейшее «пси». Если мы сумеем повторить работу Калвергаста, то сумеем установить и причину феномена, а затем и воспроизвести его. Но мне не по душе то, что произойдет, если сюда набегут ваши экспериментаторы, Гилсон. Они начнут все измерять, тестировать, разводить теории, но ни разу даже не задумаются об истинной причине случившегося. Как только они появятся здесь, меня оттолкнут в сторону. А эта штука, черт побери, — моя, Гилсон!
— Уже не ваша. В одиночку вам ее не слопать!
— Кстати, мы проводили и серьезные эксперименты, — сказал Кранц. — Ривз, расскажи о нашей метательной машине.
— Да, сэр, — отозвался Ривз. — Видите ли, мистер Гилсон, то, что вам сказал профессор, не вся правда. Иногда предметы могут проходить через окно. Мы заметили это в первый же день. В долине неподалеку от нас возникла температурная инверсия, и там на целую неделю застоялось зловоние от химической фабрики. В тот самый день температурное равновесие нарушилось, и ветер погнал эту гадость прямо на нас. Жутко смердило, скажу я вам. Мы как раз наблюдали за людьми в окне, и они вдруг стали принюхиваться и морщить носы. Тогда мы предположили, что к ним проник запах, и сразу испытали границу шестом, но его кончик, как и прежде, исчез. Профессор высказал мысль, что граница каким-то образом пульсирует и на короткое время становится проницаемой, и мы собрали машину, чтобы проверить эту идею. Посмотрите.
Гилсон увидел горизонтальное колесо с прикрепленной к ободу лопаткой. Когда колесо вращалось, лопатка проносилась над столом, выше которого была закреплена воронка. Через равные промежутки времени из воронки что-то падало на стол, а лопатка швыряла непонятный предмет в сторону окна. Гилсон заглянул в воронку и вопросительно приподнял бровь.
— Кубики льда, — пояснил Кранц. — А оранжевые они для лучшей видимости. Машина выбрасывает по кубику в секунду, возле нее всегда кто-нибудь дежурит с секундомером. Мы установили, что каждые пятнадцать часов и двадцать минут граница на пять секунд открывается. Пять кубиков пролетают в окно и падают на лужайку. В остальное время они исчезают неизвестно где.
— Но почему кубики льда?
— Потому что они тают, а вода испаряется. Мы не имеем права мусорить в прошлом предметами из будущего. Мало ли какие могут возникнуть последствия! К тому же кубики дешевы, а мы тратим их очень много.
— Наука… — процедил Гилсон. — Это и есть ваши серьезные эксперименты? Мне уже не терпится услышать, что скажут по этому поводу в Вашингтоне.
— Фыркайте сколько угодно, — пожал плечами Кранц. — Вот дом, вот граница. Судьба позволила нам открыть нечто вроде путешествия во времени. И изобрел его чокнутый Калвергаст, а не какой-нибудь там физик или инженер.
— Раз уж вы напомнили о нем, — заметил Гилсон, — то расскажите, чем же он в конце концов занимался?
— Если не очень придираться к терминам, то Калвергаст пытался создать заклинания.
— Заклинания?
— Что-то в этом роде. Магические слова. Не надо морщиться. В ка-ком-то смысле его методика была вполне оправданна. Мы получали деньги для исследования телекинеза, то есть перемещения предметов при помощи мысли. Очевидно, что телекинез, если он полностью управляем, может стать потрясающим оружием. Калвергаст полагал, что люди, владеющие телекинезом, обладают способностью совершать некое ментальное действие, подключающее их к источнику энергии, который, очевидно, существует вокруг нас, а также до определенной степени концентрировать и направлять эту энергию. И Калвергаст намеревался обнаружить общий фактор в мыслительных процессах таких людей.
Он протестировал здесь множество людей, у которых предполагались способности к телекинезу, и вроде бы обнаружил некую основу, нечто вроде мнемонического устройства, функционирующего на вербальном уровне. У одного из испытуемых эта основа проявилась в виде серии музыкальных нот, у нескольких — как набор бессвязных слов и звуков, а у кого-то даже в виде элементарных арифметических действий. Полученные данные Калвергаст ввел в компьютер и попытался очистить их от информационного шума и персональной идиосинкразии испытуемых. В итоге он получил нечто эффективное. Далее он предполагал выразить это «нечто» словами, причем такими, которые изменят ментальные потоки человека, позволят ему подключиться к телекинетической энергии и манипулировать ею по собственному желанию. Можете назвать их магическими словами. Заклинаниями. Очевидно, Калвергаст продвинулся в своих исследованиях дальше, чем я подозревал. Возможно, он получил несколько таких слов, произнес их и провел простенький опыт по телекинезу — например, попытался приподнять над столом пепельницу. И опыт удался, но энергии он получил куда больше, чем для манипулирования пепельницей. Он распахнул врата, и через них хлынула какая-то мощная энергия. Это, разумеется, было чистым совпадением, но как иначе объяснить то, что вы видели?
Гилсон выслушал его молча, потом сказал:
— Я не стану называть вас сумасшедшим, потому что видел дом и то, что происходит с кубиками льда. Как именно они исчезают — не моя проблема. Меня волнует совсем другое — что рекомендовать секретарю в Вашингтоне, как поступить в сложившейся ситуации. Но в одном я уверен, Кранц: больше вы не будете играться в одиночку.
— Но так нельзя поступать! — завопил Ривз, словно его ударили. — Тут все наше с профессором. Взгляните на этот дом. Неужели вы хотите, чтобы вокруг него копошилась толпа чертовых инженеров?
Гилсон понимал чувства Ривза. Сейчас дом заливали красноватые лучи закатного солнца: казалось, он светится изнутри сочным розовым сиянием. Но ему пришло в голову, что для создания такого эффекта закат и не требуется; сентиментальность и подсознательная тоска по более простым и чистым временам сами по себе способны окрасить все вокруг в розовый цвет. Он ясно сознавал, что испытываемые им чувства были ностальгией о том, чего он никогда в действительности не испытывал. Тот образ жизни, который олицетворял для него дом, существует фактически лишь в его воображении и скроен из лоскутков Увиденного в фильмах и прочитанного в книгах. И тем не менее его не отпускала тоска по той жизни и по тем временам. То были безопасные и уютные времена, подумал он, когда все ходили неторопливо, а воздух был чист; времена изящных манер и стиля, когда молодые люди в полосатых блейзерах и шляпах-цилиндрах изящно ухаживали за юными леди в длинных белых платьях и любезно беседовали с ними на тенистых верандах, помогая скрасить часы послеполуденной жары. Были там и веселые велосипедные прогулки по дорогам, вьющимся среди холмов и выводящим в прохладные долины, где журчат быстрые ручьи; долгие неторопливые поездки под луной в коляске, запряженной терпеливыми лошадьми, когда влюбленные страстно перешептываются под пение ночных птиц. И катание по широкой чистой реке, когда лодка, медленно влекомая течением, приближается к пристани, где играет духовой оркестр.
«Да, — подумал Гилсон, — наверняка там отыщется и какой-нибудь почтенный старикан, шамкающий о том, насколько лучше была жизнь сто лет назад. Короче, если я сейчас не возьму себя в руки, то наверняка помогу Кранцу и Ривзу сохранить произошедшее в тайне. Молодой Ривз — что странно для человека его возраста — кажется, безнадежно завяз в фальшивой ностальгии. А как он описывал живущее в доме семейство… Да, сомнений нет — настало время вызывать хладнокровных специалистов. Давно пора».
— Они могут выйти из дома в любую минуту, — услышал он голос Ривза. — Подождите, пока не увидите Марту.
— Какую Марту? — не понял Гилсон.
— Девочку. Она просто куколка.
Гилсон взглянул на Ривза. Тот покраснел.
— Ну, я тут дал им всем имена, — признался Ривз. — Детей назвал Марта и Пит. Собаку — Элфи. Они даже выглядят так, словно эти имена им подходят, понимаете? — Гилсон не ответил, и Ривз еще больше покраснел. — Словом, смотрите. Они идут.
Прелестная семейка, как и говорил Ривз. Понаблюдав за ними полчаса, Гилсон готов был признать, что они и в самом деле весьма привлекательны и столь же по-своему безупречны, как и их жилище. Именно их здесь не хватало для завершения впечатления и придания достоверности этому жанровому полотну викторианской эпохи. Папа и мама прекрасно выглядели и, несомненно, любили друг друга, дети были здоровыми, веселыми и в ладах со своим миром. По крайней мере, так ему казалось, когда он наблюдал за ними, представляя безмятежные разговоры сидящих возле крыльца родителей и почти слыша крики детей, гоняющихся на лужайке за лающей собакой. Вечерние сумерки вокруг дома сменились полутьмой; в окнах замерцал мягкий свет масляных ламп, в траве на лужайке замигали светлячки. Гилсон увидел, как светящаяся точка прочертила в воздухе дугу — это отец семейства выбросил окурок сигары и встал. Далее последовала краткая пpeлестная пантомима — отец звал детей в дом, те протестовали, тогда отец разрешил им поиграть еще минуту-другую и решительно велел идти домой. Дети неохотно подошли к крыльцу, их за руку провели через порог, а собака, задержавшись задрать ногу у куста, последовала за ними. Потом в дом вошли родители, дверь закрылась, и остался виден лишь мягкий свет из окон.
Стоявший рядом с ним Ривз вздохнул.
— Ведь это нечто особое, правда? — спросил он. — Вот как надо жить. Эх, если бы можно было послать к черту современную жизнь, вернуться в прошлое и жить, как они… И Марта, вы видели Марту? Просто ангел, верно? Я что угодно отдал бы…
— Когда кубики в следующий раз смогут преодолеть границу? — оборвал его Гилсон.
— Смогут?.. Да, понял. Сейчас прикину. Последний раз это было в три пятнадцать, как раз перед вашим приездом. Следующая возможность появится в шесть тридцать пять утра — если интервал не изменится, а до сих пор он не менялся.
— Я хочу увидеть это сам. А пока мне нужно позвонить.
* * *
Ночью Гилсон не спал. Кранц и Ривз, по всей видимости, тоже. Когда в пять утра Гилсон пришел на поляну, они все еще были там — небритые, с покрасневшими глазами — и пили кофе из термоса. День вновь ожидался пасмурный, и на поляне было совсем темно, лишь из-за невидимой границы сочился слабый свет — там начинался солнечный день.
— Есть новости? — поинтересовался Гилсон.
— Полагаю, этот вопрос следовало задать мне, — заменил Кранц. — Что нас ждет?
— Боюсь, примерно то, что вы предполагали. К вечеру здесь наверняка будет столпотворение. А завтра вечером вы назовете себя счастливчиками, если сумеете отыскать местечко и поспать. Я позвонил секретарю Бэннону около полуночи, и он, наверное, до сих пор обзванивает ученых. А ученые прихватят с собой технарей. Те приедут с оборудованием. К тому же военные всерьез возьмутся за обеспечение секретности. Кофе еще остался?
— Налейте себе сами. Вы сообщили нам скверные новости, Гилсон.
— Извините, но иначе было нельзя.
— Проклятие! — воскликнул Ривз. — Проклятие. — Казалось, он сейчас расплачется. — Для меня это равносильно концу, понимаете? Меня сюда даже близко не подпустят. Какой-то студент, да еще психолог, а не жестянщик! Нечего ему тут под ногами путаться. Мне и подойти не разрешат. О, черт бы вас всех побрал!
Он бросил на Гилсона взгляд, исполненный ярости и отчаяния.
Поднялось солнце, залив тусклым серым светом поляну и яркими лучами — дом по ту сторону границы. Тишину нарушало лишь регулярное постукивание машины, метавшей ледяные кубики. Все трое молча смотрели на дом, Гилсон потягивал кофе.
— Смотрите, там Марта, — произнес Ривз, показывая на окно второго этажа, где между раздвинутыми занавесками показалось голубоглазое детское личико. — Она так делает каждый день. Сидит у окна и наблюдает за птичками и белками, пока ее не позовут завтракать.
Мужчины не сводили глаз с девочки, которая смотрела на что-то, расположенное за пределами их окна в ее мир. Если бы оба мира составляли единое целое, то это «что-то» находилось бы у них за спиной. Гилсон поймал себя на желании обернуться и посмотреть туда же, куда смотрела девочка. Ривз тоже наверняка испытывал подобное желание.
— Как вы думаете, на что она смотрит? — спросил он Гилсона. — Совсем не обязательно, что в ее мире на этом месте тоже находится лес. По-моему, здесь он вырос уже позднее. Быть может, на луг с коровами или лошадьми? Черт, я что угодно бы отдал, лишь бы оказаться там и увидеть то же, что и она.
— Пора идти к машине, — сказал Кранц, взглянув на часы. — Остались считанные минуты.
Они подошли к машине, монотонно швыряющей кубики льда. Рядом с ней сидел солдат с секундомером, перед ним находился столик с солидным на вид хронометром и стопкой линованной бумаги.
— Две минуты, доктор Кранц, — сказал он.
Кранц повернулся к Гилсону:
— Следите за кубиками. Тогда вы не пропустите момент, когда граница откроется.
Гилсон смотрел на машину, развлекаясь причудливой комбинацией звуков, которые она издавала. Плюх — кубик падает на стол; шарк — пробегает по столешнице лопатка; дзинь — кубик улетает вперед, описывает пологую дугу, касается границы — и там оранжевый снарядик мгновенно исчезает. Через секунду — второй, затем третий…
Он ошибся на секунду — очередной кубик исчез, как и его предшественники, зато следующий упал на лужайку. «Выходит, это действительно факт, — подумал Гилсон. — Кубики льда путешествуют во времени».
Внезапно за его спиной что-то неразборчиво закричал Кранц, потом Ривз.
— Ривз, нет! — громко, ясно и с тревогой крикнул Кранц.
Гилсон услышал топот бегущих ног и уловил краем глаза какое-то быстрое движение. Обернувшись, он успел заметить, как мимо него пронеслась нескладная фигура Ривза. Студент прыгнул через границу и упал на лужайку.
— Идиот! — рявкнул Кранц.
Рядом с Ривзом упал кубик льда. Машина звякнула вновь; очередной кубик исчез. Пять секунд проницаемости кончились.
Ривз поднял голову и уставился на траву перед носом, потом перевел взгляд на дом. Он медленно встал, все еще ошеломленный. Его губы постепенно растянулись в улыбке, и наблюдавшие за ним по эту сторону границы люди с легкостью догадались, о чем он сейчас думает: «Получилось, черт возьми! Я и в самом деле здесь».
— Мы все еще здесь, Гилсон, — забормотал Кранц, — мы существуем, и ничто вокруг, кажется, не изменилось. Или он мало что изменил в прошлом, или же будущее фиксировано, и он вовсе ничего не изменил. Я все время боялся, что Ривз выкинет что-либо подобное. С тех пор, как вы здесь появились…
Гилсон не слушал его. Потрясенный, не веря своим глазам, он, не отрываясь, смотрел на девочку в окне, пытаясь понять увиденное. Девочка вела себя неправильно, абсолютно неестественно. У нее на глазах на лужайке ранним утром неизвестно как, чуть ли не из воздуха, появился человек, но она не высказала ни удивления, ни страха. Вместо этого она улыбнулась — сразу, не задумываясь, — и ее улыбка становилась все шире и шире, пока растянувшиеся губы словно разрезали нижнюю часть лица пополам и обнажили зубы… слишком много зубов. Улыбка была застывшей, нелепой и жуткой. Гилсон ощутил тяжесть в желудке и внезапно понял, что смертельно испугался.
Девочка резко отпрянула от окна; через несколько секунд входная дверь распахнулась, девочка выбежала и поразительно быстро помчалась к Ривзу, двигаясь как-то странно, вприпрыжку. Не добежав до Ривза нескольких футов, она взвилась в воздух с проворством и ошеломляющей быстротой прыгающей блохи. В глазах Ривза едва начало появляться удивление, когда мощные маленькие зубы разорвали ему горло.
Девочка спрыгнула и отскочила в сторону. Из рваной дыры на горле Ривза брызнул фонтан алой крови. Долгую секунду он ошеломленно смотрел на него, потом попытался закрыть рану руками; кровь вскипела между его пальцами и залила руки до локтей. Ривз плавно опустился на колени, изумленно глядя на девочку, покачнулся, содрогнулся всем телом и рухнул лицом вниз.
Девочка смотрела на него холодными глазами рептилии, все еще улыбаясь жуткой улыбкой. Она была обнажена, и Гилсону показалось, что ее торс, равно как и рот, какие-то неправильные, не человеческие. Девочка повернулась к дому и что-то крикнула.
Через мгновение на лужайку высыпали остальные — отец, мать, мальчик и бабуля, — все голые, все с такой же жуткой улыбкой на лицах. Не остановившись и не сбавив скорости, они подбежали к телу, присели и с лихорадочной торопливостью сорвали с него одежду. А затем, плюхнувшись на траву, милое семейство принялось жрать.
— О, святая Мария, помолись за нас… — пробормотал Кранц. Солдата с секундомером выворачивало. Кто-то выпустил из автомата по лужайке за границей полный магазин, и полковник смачно выругался. Когда Гилсон больше не смог смотреть на отвратительный пир, он отвел взгляд и увидел собаку. Она с радостным видом сидела на крыльце, помахивая хвостом.
— Господи, да такого быть не может! — выпалил Кранц. — Если бы в прошлом жила такая семейка людоедов, это попало бы в книги или газеты. Уж такое не могли попросту взять и забыть!
— Кончайте нести чушь! — оборвал его Гилсон. — Это не прошлое. Не знаю что, но только не прошлое. Не может этого быть. Это… не знаю, что-то другое. Иное… измерение? Иная вселенная? Выбирайте любую теорию. Альтернативные миры, вероятностные миры — называйте как хотите. И эта гадость на лужайке живет в настоящем, одновременно с нами. Проклятое заклинание Калвергаста пробило дыру в одной из этих параллелей. Так получается. Но, Боже мой, каким же адом была эволюция в том мире, чтобы породить такое? Они не люди, Кранц. В них нет даже частички людской, как бы они ни выглядели. «Веселые велосипедные прогулки…» Есть ли предел нашим заблуждениям?
Наконец семейка наелась, и все улеглись на траве с раздувшимися животами, перемазанные кровью и слизью и прикрыв отяжелевшие веки. Дети сразу заснули, а папаша, судя по его виду, погрузился в размышления. Через некоторое время он встал, собрал одежду Ривза и внимательно ее осмотрел. Потом разбудил дочь и долго ее о чём-то расспрашивал. Жестикулируя, она изобразила, как Ривз появился на лужайке, и показала пальцем, где это произошло. Взрослый задумчиво уставился в ту сторону, и на мгновение Гилсону показалось, что его безжалостные глаза смотрят прямо на него. Постояв, взрослый медленно направился к дому и скрылся внутри.
Наступила тишина, нарушаемая только постукиванием машины. Кранц начал всхлипывать, полковник монотонно ругался. Подошедшие солдаты ошеломленно молчали. «А ведь мы все перепуганы, — подумал Гилсон. — Насмерть перепуганы».
На лужайке тем временем началась гротескная пародия на картинку сборов после пикника. Малыши принесли корзину и под пристальным наблюдением двух женщин стали собирать кости и объедки. Один из них бросил кость собаке, и солдата с секундомером снова вырвало. Когда на лужайке стало чисто, корзину унесли, а взрослые вернулись в дом. Вскоре оттуда вышел папаша — уже в белом льняном костюме и с книгой в руках.
— Библия, — изумился Кранц. — Это же Библия.
— Нет, — возразил Гилсон. — У этих… тварей нет Библии. И быть не может. Это что-то другое.
Книга и в самом деле походила на Библию: переплет у нее был из черной кожи, а когда существо стало перелистывать страницы, явно отыскивая нужное место, они увидели, что страницы в ней из тонкой прочной бумаги, на какой печатают Библии. Отыскав то, что искало, существо стало громко читать вслух, четко выговаривая слова, — Гилсон понял это, даже не слыша ни звука.
— Что за чертовщиной он там занимается? — удивился вслух Гилсон. Не успел он договорить, как окно между мирами исчезло.
Не стало ни лужайки, ни дома, ни облаченного в белое чтеца. Гилсон успел заметить деревья на противоположном краю образовавшейся перед ним ямы, и тут мощный порыв ветра сбил его с ног. В воздух взметнулась пыль и мелкий мусор, потом ветер стих столь же быстро, как и возник, и мусор с шорохом и постукиванием посыпался на землю.
Облако пыли медленно оседало на землю. На месте лужайки с домом Гилсон увидел большую, строго квадратную яму со стороной около ста футов и примерно десяти футов глубиной. Дно ее было плоским, как стол. Прежде чем воздух заполнил образовавшийся вакуум, Гилсон разглядел, что стенки ямы были гладкими и прямыми, словно прорезаны в сыре острым ножом; теперь же по всему периметру начались небольшие оползни земли и гравия, и края ямы стали рваными и неровными.
Гилсон и Кранц медленно поднялись на ноги.
— Вот, кажется, и все, — сказал Гилсон. — Было и пропало. Но где же ваш домик? Где Калвергаст?
— Понятия не имею, — отозвался Кранц. — Наверное, сгинул навсегда. Хорошо хоть, что не угодил к тем тварям.
— Как вы думаете, кто они такие?
— Вы сами сказали — определенно не люди. В них меньше людского, чем у паука или устрицы. Но послушайте, Гилсон, почему они так выглядят и одеваются, почему у них такой дом?
— Если существует бесконечное количество возможных миров, то среди них отыщется любой мыслимый мир.
— Да, возможно, — с сомнением произнес Кранц. — Мы ведь ничего об этом не знаем, верно? — Он помолчал. — Это очень страшные существа, Гилсон. Малявка среагировала на появление Ривза мгновенно, даже не задумавшись. Она сразу поняла, что он чужой, и тут же уничтожила его. А ведь она еще ребенок. Пожалуй, теперь, когда окно исчезло, мы сможем считать себя в большей безопасности.
— Согласен. Но что, по-вашему, с ним произошло?
— Но это же очевидно. Они знают, как пользоваться энергией, на которую наткнулся Калвергаст. А книга… наверное, это сборник заклинаний. Должно быть, они у них вроде науки, набор проверенных и испытанных приемов. Они пользуются книгой, как привычным повседневным инструментом. И тому существу, когда у него прошло возбуждение после дармового пира, потребовалось всего минут двадцать, чтобы догадаться, как Ривз к ним попал и что следует сделать. Оно просто взяло книгу с заклинаниями, отыскало нужное (хотел бы я взглянуть на оглавление той книги) и произнесло требуемые слова. Паф! Окно закрывается, а Калвергаст исчезает неизвестно куда.
— Пожалуй, подобное возможно. Черт, даже очень возможно. Вы правы, мы и в самом деле ничего про это не знаем.
Лицо Кранца внезапно исказилось от страха:
— Гилсон, а что если… Послушайте, если он с такой легкостью закрыл окно, если он так умело манипулирует телекинетической энергией, то что мешает ему открыть другое окно и посмотреть на нас? А вдруг он уже смотрит на нас, как мы смотрели на него? Теперь-то они знают, что мы здесь. Мало ли что может взбрести им в голову? А вдруг им захочется мяса? И если они…
— Нет, — возразил Гилсон. — Исключено. Лишь слепая случайность открыла окно именно в тот мир. Калвергаст представлял результат своих действий не более, чем обезьяна, сидящая перед компьютером. И если верна теория о вероятностных мирах, то их мир лишь один среди бесконечного количества других. Даже если те существа умеют создавать новые окна, шансы на то, что они отыщут нас, бесконечно малы. Короче говоря, подобное невозможно.
— Да, да, разумеется, — благодарно поддакнул Кранц. — Конечно. Они могут целую вечность пытаться отыскать нас, но никогда не найдут. Даже если захотят. — Он на секунду задумался. — А мне кажется, они захотят. Они убили Ривза чисто рефлекторно, лишь взглянув на него. Теперь, зная что мы здесь, они попытаются до нас добраться; и если я верно оценил их мотивы, то поступить иначе они просто не сумеют.
Гилсон вспомнил глаза существа.
— Если вы правы, то я ни на секунду этому не удивлюсь, — сказал он. — А теперь нам лучше…
— Доктор Кранц! — в ужасе заорал кто-то. — ДОКТОР КРАНЦ!
Мужчины резко обернулись. Солдат с секундомером стоял, вытянув дрожащую руку. Они посмотрели в ту сторону и увидели, как над краем ямы в воздухе материализовалось что-то белое, пролетело вперед и упало рядом с другим таким же предметом. Следом вылетел третий предмет, четвертый, пятый. Все они упали на площадь примерно в квадратный метр.
— Это кости! — воскликнул Кранц. — Господи, это же кости! — Его голос дрогнул, едва не сорвавшись на истеричный визг.
— Прекратите! — гаркнул Гилсон. — Немедленно прекратите!