Филип К. Дик

«Снятся ли андроидам электроовцы?»

Филипп Дик — Электропастух

Один из величайших писателей-фантастов современности Филипп Киндред Дик родился вместе с сестрой-близнецом Джейн 16 декабря 1928 года в Чикаго в семье Джозефа Эдгара и Дороти Киндред Дик. Однако в возрасте чуть больше года сестра умерла, да и сам Филипп был на волосок от гибели. Большую часть своей жизни он прожил в Калифорнии, в Сан-Франциско и Беркли, где учился в Калифорнийском университете. Необыкновенно одаренный человек, он, тем не менее, не закончил учебы и вынужден был оставить университет из-за антивоенных убеждений. Особое место в его жизни занимала классическая музыка. Еще подростком он начал работать на одной из местных радиовещательных станций. С 1948 по 1952 годы работал в музыкальном магазине.

Разнообразные интересы писателя и его активная гражданская позиция приводили его к участию в работе разнообразных организаций, начиная от «Института защиты животных» до «Писатели-фантасты Америки». Признание не сразу пришло к нему. Первым отметил творчество Дика Станислав Лем в «Фантастике и футурологии», американские критики спохватились слишком поздно и, по-существу, проспали крупнейшего писателя-фантаста Америки. И это отсутствие внимания и, как следствие, отсутствие рекламы очень повредило Ф. Дику на начальном этапе его писательской карьеры.

Он долгое время бедствовал, испытывая острые финансовые затруднения. Ведь прожить на гонорары писателя в 50-е годы было немыслимо. Только очень знаменитые авторы могли позволить себе жить «на вольных хлебах». Тем не менее, Дик «роскошествовал». Это стоило ему здоровья, жить приходилось впроголодь, а когда он тяжело заболел, то оказался в совершенно катастрофическом положении. И чтобы он делал, если бы не дружеская бескорыстная помощь Р. Хайнлайна. Все свое свободное время Дик тратил на литературу. И не было для него судьи более строгого, чем он сам.

Свыше 30 романов и 110 рассказов были написаны всего лишь за двадцать лет. Но какие! Ни одно из произведений писателя не может быть оценено ниже среднего мирового уровня, а некоторые из них настолько выше, что являются сами по себе наилучшим возражением тем литераторам, которые пытаются определять фантастику, как литературу второго сорта.

Даже если бы Ф. Дик не написал ничего большего чем Затворних из горной твердыни, Убик, Снятся ли андроидам электроовцы?, уже одного этого хватило бы для того, чтобы считать его великим писателем-фантастом, одним из столпов жанра. В своих произведениях Ф. Дик ввел в оборот такую массу новых идей, ситуаций, совершенно необычных трактовок уже известных сюжетов, что заставил писателей, работающих в жанре НФ, по-новому использовать старые сюжеты и темы. Поэтому, его называют прежде всего открывателем новых путей в фантастике.

В одном из своих интервью Дик высказался о своих пристрастиях: «Главное, что меня интересует, это вопрос „Что такое реальность?“ Многие из моих рассказов и повестей имеют дело с состоянием психики или состоянием, вызванным наркотиками, через которое я мог представить концепцию множественности миров, а не его уникальность. Музыка и социология являются темами моих романов, также как и радикальные политические тенденции; я писал о фашизме, о моем страхе перед ним…»

Классической стала книга Затворник из горной твердыни. Ее часто называют романом об альтернативном настоящем. Действие происходит в наше время в Соединенных Штатах, разумеется, в мире, альтернативном нашему. Дик делает традиционное для фантастики предположение «а что, если…?» А что, если США с союзниками проиграли Вторую Мировую войну? Развивая эту единственную посылку, он создает шедевр научно-фантастической литературы. За исключением основного предположения все остальное до скрупулезности реально. На Западном побережье США хозяйничают японцы, Восточное побережье оккупировала Германия, а полуавтономная область, Штаты Скалистых Гор, являются нейтральным промежуточным звеном между двумя хищниками, готовящимися вцепиться друг другу в глотку. Автор рассказывает о событиях с помощью нескольких главных героев, показывая их жизнь на Западном побережье под управлением японцев вроде мистера Тагоми, который занимает высокое положение в Торговой Миссии и коллекционирует остатки американской культуры. В романе переплетается несколько интриг, начиная от нацистского плана уничтожения японцев неожиданным ядерным ударом и заканчивая заговором умеренных немецких офицеров и попытки агентов нацистов уничтожить человека в горной твердыне, автора НФ-романа, который «просто» предположил, что во Второй Мировой войне победили союзники по антигитлеровской коалиции.

Несмотря на вихрь разворачивающихся событий у Дика осталось достаточно таланта и умения, чтобы изобразить живых людей, чувствующих, мечущихся, на фоне развалин «великой» американской цивилизации. Роман представляет собой многоплановое произведение с несколькими уровнями и, как многие произведения писателя, похож на матрешку. Невозможно ответить на вопрос, сколько альтернативных миров одновременно сосуществуют. Здесь и мир самого произведения, и прорывы в него из нашего настоящего, и еще какие-то альтернативные вселенные, в которых обитают герои. Не ошибусь, если по роману Затворник из горной твердыни будет написана не одна диссертация, поскольку здесь есть в чем разбираться исследователям.

В своем эссе «Кто такой писатель-фантаст?» (1974) Ф. Дик говорит о писателе-фантасте следующее: «Гибкость — ключевое слово в его работе. Создание множественности миров, а не единичных восхищает и движет им. „Что, если…“ — это его постоянная предпосылка. Он хочет видеть возможности, а не действительность.» Ф. Дик делает акцент на необходимости для автора избегать крайностей: как бегства от реальности, так и абсолютного реализма. Он анализирует процесс обращения с вероятностью, которая базируется на реальности, но не контролируется ею всецело. В своей статье «Человек, андроид и машина» (1976) он поясняет истинную сложность пригрезившихся вселенных и людей из этих вселенных, которые являются местом действия и персонажами многих его рассказов и романов.

В космологии Ф. Дика сущности видят бедствия человека, но предпочитают помогать ему не открыто, а лишь посредством действий иных существ. Эта помощь разнообразна: борьба самого человека против всевозможной тирании, против загрязнения окружающей среды, против собственного нежелания искать пути и формы самоутверждения. В своих произведениях писатель рассматривает проблемы реальности окружающей действительности, исследуя феномен человека как сущности (Око в небе, Гибельный тупик, Игроки с Титана и др.) Разрабатывая любую тему, будь то загадки управления человеком извне, путешествия во времени, новые измерения, личное и алогичное в законе шанса, создание подобий (симулякр), теорию игр, последствия различных наркотиков, природу окружающего мира, он прежде всего исследовал человека. Все, что писатель дает читателю, он предварительно пропускает через внутренний мир своих героев.

В первом романе Ф. Дика Солнечная лотерея показан будущий мир, социальные и политические черты которого определяются Минимаксом — разновидностью лотереи Власти и Богатства. Капитуляция человечества перед случайностью — ужасающее отрицание лотереи. Это первый роман писателя, и, несмотря на определенные просчеты, он несет печать его гения. Тут и сложная многоуровневая ткань произведения, и острый, динамично развивающийся сюжет, и полные жизни герои. Через все произведение проходит лейтмотив обреченности, но в конце пробивается оптимистичная нотка: люди сумеют освободиться, чтобы реализовать свои мечты посредством личной инициативы, а не надеясь на судьбу.

Наиболее авторскими, характерными для Ф. К. Дика как писателя, на мой взгляд, являются романы Смещение марсианского времени и Игроки с Титана. Безусловно, Затворник из горной твердыни и Снятся ли андроидам электроовцы? представляют собой вершины творчества писателя, однако вышеупомянутые романы являются наиболее характерными для писателя, наиболее «диковскими». В них сконцентрированы излюбленные мотивы и схемы Ф. Дика.

Наверное, максимальное количество положительных оценок и высказываний получил роман Снятся ли андроидам электроовцы? По нему снят не менее знаменитый фильм Blade Runner (Бегущий по лезвию бритвы). Более того, благодаря этому произведению в дружеском кругу писателя стали звать «электропастух». И действительно, для многих молодых американских писателей-фантастов Ф. Дик стал духовным пастырем.

Главный герой, Рик Декрад — охотник на андроидов, бежавших на Землю из колоний, где им приходится в тяжелейших условиях трудиться, облегчая жизнь своим хозяевам-людям.

Основной конфликт этого произведения заключается в противоречивости человеческого подхода к нечеловеческим формам жизни. Загаженная Земля становится все более бесплодной. Она обезлюдела от войн, эпидемий, загрязнения природы. Живые существа ценятся необыкновенно дорого и являются объектами религиозного почитания, свидетельствуют о высоком положении их хозяев в обществе. Чтобы окружить себя каким-то подобием живого, люди изобрели электроовец, иные электроподобия животного мира, даже крошечных электропауков. И при этом невероятном дефиците живых существ люди смотрят на андроидов, которых сами создали и которые настолько утончены и разумны, что превосходят многих людей, как на заклятых врагов. Но если андроиды видят сны — вне зависимости от того, наделили ли их этой способностью их создатели, или же они сами в себе ее развили, то до какой же степени это человеческое свойство уравнивает их с настоящими людьми? По-существу, Снятся ли андроидам электроовцы? — это изощренный вариант Франкенштейна Мэри Шелли. Двойственное, противоречивое отношение человека к им же созданному двойнику, симулкре, пародирует божественное сотворение и подразумевает как послание благости от создателя за примерное поведение, так и наказание за «грехи». Как правило, образы главных героев произведений Ф. Дика тщательно проработаны, показаны им в динамике и развитии. В частности, Декрад изменяется по мере развития событий от хладнокровного убийцы до мыслящего человека, сомневающегося в необходимости его собственной профессии.

Во многих книгах писателя присутствует стремление шокировать хранителей мещанской застойной культуры, найти новые пути в творчестве, новые подходы к старым как мир проблемам. Крупнейшие писатели-фантасты, такие как С. Лем, Р. Сильверберг, высоко оценили вклад Ф. К. Дика в развитие НФ, как самостоятельного потока художественной литературы. Джон Браннер, неоднократно обращавшийся к теме альтернативных миров, отмечая достижения Ф. Дика на этом поприще, назвал его «наиболее последовательным, блистательным писателем-фантастом в мире.» И это действительно так. Последовательно развивая, экстраполируя тенденции развития современного индустриального общества, писатель «предотвращает» в будущем, пр меткому выражению Р. Бредбери, эти уродливые формы, зародыши которых он видит вокруг себя.

В 1985 году в США вышла книга Д. Прингла Сто лучших научно-фантастических романов англоязычной литературы за 1949–1984 гг. В этой подборке Ф. К. Дик — абсолютный чемпион. Шесть раз его отмечены его произведения, а занимающий второе место Д. Боллард лишь четырьмя своими романами смог пробиться в лучшую сотню англоязычной фантастики. Таким образом «золотыми» стали следующие книги Ф. Дика: Свихнувшееся время (1959), Затворник из горной твердыни (1962), Смещение марсианского времени (1964), Три стигмата палмера элдритча (1964), Доктор кровавые деньги (1965), Снятся ли андроидам электроовцы? (1968). Хотя я добавил бы в этот список еще 4–5 романов!

Несмотря на то, что 2 марта 1982 г. Филипп Киндред Дик скончался, интерес к его творчеству не угасает со временем, а наоборот, возрастает. Его книги переиздаются сейчас чаще, чем при жизни. В США возникло «Общество памяти Ф. Дика», имеющее свои отделения во многих странах мира и занимается пропагандой творчества писателя, публикацией неизвестных биографических и библиографических материалов. Ежегодно присуждается мемориальная премия Ф. К. Дика за лучшее фантастическое произведение. С 1992 года Одесское отделение Фонда Культуры и ТПП «Хайтех» учредили премию имени Ф. Дика за лучшее фантастическое произведение года.

Впервые на русском языке выходит такой солидный том Филиппа Киндреда Дика, выпускаемый РИФ «Российский Запад». Это настоящий подарок любителям фантастики, да и просто читателям, встретиться со всемирно известными произведениями — Снятся ли андроидам электроовцы? Гибельный тупик, Игроки с Титана. Остается надеяться, что почин молодого калининградского издательства будет подхвачен и другими издательскими фирмами, а читатели получат другие произведения этого действительно большого автора.

Похоронен писатель в Форт-Моргане, штат Колорадо, рядом со своей сестрой, отсутствие которой он остро ощущал всю жизнь…

Л. Ткачук

Снятся ли андроидам электроовцы?

Посвящается Марен Августе Бергруд (1008.1923 — 14.06.1967)
Я вижу все во сне:            по лугу он бредет. Шагает призраком в росс. Пронзенный насквозь моей            радостной песней. Йетс

«Вчера в королевском дворце тонгийском столицы Нуку умерла черепаха, которую подарил королю Тонги в 1677 году капитан Кук. Животному было почта 200 лет. Звали его Туйималила. Народ Тонги с большим уважением относился к черепахе, за ней присматривали специально назначенные слуги. Несколько лет назад в результате пожара черепаха ослепла.
Как передало радио Тонги, труп Туйималилы будет передан Оклендскому музею. Новая Зеландия».
Из сообщения агентства Рейтер, 1966 г.


1

Веселый электрический импульс автоматического будильника-стимулятора настроения разбудил Рика Декарда. Удивленно (его всегда удивляло, что он просыпается вот так, рывком) Рик улыбнулся и поднялся с кровати. На нем была очень яркая, всех цветов радуги пижама. Пока он потягивался, его Иран, спавшая в соседней кровати, открыла серые невеселые глаза, моргнула и опять крепко сомкнула веки.

— Ты неправильно настраиваешь «пенфиад», — сказал Рик. — Интенсивность слишком низкая. Давай, я изменю настройку, ты проснешься и как следует…

— Не тронь! — почти выкрикнула она. — Я не хочу просыпаться.

Он присел к ней на кровать и, наклонившись тихо объяснять:

— Увеличь интенсивность — и сразу захочешь проснуться. В этом-то и заключается суть стимулятора. На отметке «С» импульс преодолевает заграждающий порог подсознания. Как у меня, например.

Он дружелюбно погладил бледное плечо жены. Сейчас его регулятор стоял на отметке «Д» — доброе расположение ко всему окружающему.

— Убери руки, мусор, — процедила сквозь зубы Иран.

— Я не мусор.

Он внезапно почувствовал раздражение, хотя и не набирал на консоли нужной комбинации.

— Ты еще хуже, — сказала жена, не открывая глаз. — Ты — убийца, нанятый мусорами.

— Я в жизни никого пальцем не тронул. Ни одного человека.

Раздражение стало сильнее, перешло в откровенную враждебность.

— Ну да, только бедных анди, — пробормотала она.

— Однако, невзирая на презрение к деньгам, добытым таким нехорошим путем, ты, как я заметив, преспокойно тратишь их направо и налево.

— Рик встал и подошел к пульту своего стимулятора. — Транжиришь, вместо того, чтобы откладывать, копить на настоящую овцу вместо этой электрической. Какая-то электроовца — и это при моих многолетних заработках!

Он стоял перед пультом в нерешительности. Что набрать? Таламический подавитель (это погасило бы гнев) или таламический стимулятор? Это его достаточно сильно взвинтило бы, и он победил бы в споре.

— Если ты усилишь интенсивность, — угрожающе произнесла Иран, которая уже открыла глаза и следила за мужем, — то я сделаю то же самое. Наберу максимум. И будет такая драка, что тебе тошно станет. Ну, набирай, набирай, попробуй!

Она быстро вскочила, подбежала к своему стимулятору и выжидающе остановилась, испепеляя мужа взглядом.

Рик вздохнул.

— Я наберу то, что у меня в расписании. На сегодня, третье января 1992 года, мне назначено деловое настроение, — сообщил он, сверившись с расписанием, и осторожно поинтересовался: — Если я наберу по расписанию, ты сделаешь то же самое?

По опыту зная, что не стоит себя выдавать, пока жена сама не последует предложению, Рик не торопил ее с ответом. Иран опустила глаза.

— Мое расписание на сегодня включает шесть часов депрессии с уклоном в самобичевание.

— Что? Зачем ты это сделала? — Подобное сводило на нет саму суть стимулятора настроения. — Я даже не подозревал, что ты можешь так его настроить, — уныло произнес он.

— Как-то днем я сидела перед телевизором. Показывали, само собой, Бастера Дружби с его Дружелюбными Друзьями. Он как раз пообещал очередную грандиозную новость, как вдруг передачу прервала реклама, из тех, которые я больше всего ненавижу. Ну, ты знаешь, об этих свинцовых гульфиках фирмы «Скалистый берег». Вот я и выключила на минуту звук. И услышала… Понимаешь… весь этот дом… Я услышала…

Она замолчала.

— Пустые квартиры, — подсказала Рик.

Иногда, вместо того, чтобы спать, он слушал ночью тишину. В районах, где до войны были пригороды, теперь часто попадались и совершено пустые здания. Во всяком случае, до него доходили такие слухи. Как и большинство, он эти слухи предпочитал не проверять. Пусть будет, как есть. Однако, их собственный многоквартирный дом был наполовину занят и ценился весьма высоко в терминах плотности населения.

— Я находилась тогда в настроении по коду 382, — продолжила свой рассказ Иран. — Только-только накрутила код. Сала облегчение — хорошо, что мы можем позволить себе стимулятор Пенфилда. А потом поняла, как это неестественно, как противоречит нормальной здоровой реакции: чувствовать, что вокруг безжизненная пустота и никак не реагировать на это. Ты понимаешь? Нет, не понимаешь, наверное. Раньше это считали психическим отклонением. «Отсутствие адекватного аффекта» — так это называлось. Я не стала включать звук. Я села к пульту своего «пенфилда» и начала экспериментировать. И нашла, в конце концов, комбинацию отчаяния.

На смуглом, с упрямыми чертами, лице Иран отразилось удовлетворение, словно она совершила достойный поступок.

— А потом я поставила этот код в свое расписание на два раза в месяц. Думаю, вполне хватит. Хватит, чтобы в разумных пределах испытывать безнадежность и отчаяние. Хотя бы потому, что мы до сих пор на Земле, в то время как все люди с головами на плечах давно эмигрировали. Тебе не кажется?

— Но в таком настроении, — сказал Рик, — можно застрять надолго, даже не пытаясь набрать другую комбинацию. Отчаяние имеет способность воспроизводить самое себя, и достаточно долго.

— Я программирую автоматическую перенастройку с периодом в три часа, — елейным голоском сообщила жена. — Код 481. Осознание множества возможностей, открывающихся в будущем, обновленная надежда на…

— Я знаю, — отмахнулся Рик.

Ему не раз приходилось накручивать код 4881. Он очень на него полагался.

— Послушай, — сказал Рик, присаживаясь на свою постель, — даже с автоматическим переключателем это очень опасно — подвергать себя длительной депрессии любого рода. Забудь о своей настройке, я забуду о своей. Давай наберем 104, испытаем его, потом я накручу обычный деловой тон, а ты останешься на том же шифре, если захочешь. Я подскочу на крышу, проверю овечку — и на работу. И буду спокоен, буду знать, что ты не сидишь, унылая, без телевизора.

Он перешел из просторной спальни в гостиную, где еще ощущался запах вчерашних вечерних сигарет, и нагнулся к телевизору, чтобы его включить.

— До завтрака я телевизоров не выношу, — напомнила из спальни Иран.

— Накрути 888, — посоветовал Рик. — Желание смотреть телевизор, независимо от передачи.

— Мне вообще не хочется дотрагиваться до пульта.

— Тогда набери тройку.

— Не могу же я настраивать стимулятор на возбуждение коры мозга, которое вызовет желание набирать новые комбинации! — возмущенно крикнула Иран. — Я вообще ничего не хочу накручивать! Это для меня сейчас хуже всего! Хочу просто сидеть и смотреть в пол!

Голос ее становился все глуше, словно она окутывалась всепроникающей пленкой огромной тяжести и абсолютной инертности.

Рик включил звук телевизора, и пустоту комнаты заполнил веселый голос Бастера Дружби:

— Ха-ха, ребята! Пришла пора для коротенькой сводки погоды! как сообщает спутник «Мангуста», осадки достигнут максимума к полудню, затем уровень начнет понижаться. Поэтому, если кто-то из вас, парни, собирается отправиться на…

Шурша длинным халатом, в комнату быстро вошла Иран и выключила телевизор.

— Ладно, сдаюсь. Я согласна. Наберу все, что ты хочешь. Хоть экстатический сексуальный порыв… Мне так плохо, что я готова выдержать даже это. Какая, в конце концов, разница?

— Я все сделаю сам, — сказал Рик и, подтолкнув жену в спальню, набрал на консоли ее «пенфилда» код 594 — радостное приятие первенства мудрого мужа в решении всех проблем.

На собственной консоли он накрутил код нестандартного, творческого подхода к работе, хотя едва ли в этом была необходимость — он всегда относился к работе творчески, не прибегая к дарам аппарата Пенфилда искусственной мозговой стимуляции.

После завтрака на скорую руку (слишком много времени было потеряно на спор с женой) Рик поднялся на крышу, где на крытом лужке «паслась» его электрическая овца. К этому времени он уже был в полном городском облачении, включающем свинцовый гульфик «Аякс» фирмы «Скалистый берег».

Их овца — сложный конгломерат механических и электронных устройств — мирно пощипывала травку, втирая очки остальным жильцам дома.

Конечно, некоторые из их животных тоже состояли из электронных контуров. Но Рик никогда не совал нос в чужие дела, как и соседи, которые не очень интересовались истинной природой организма его овцы. Это было бы верхом бестактности. Спросить: «А у вас овца настоящая?» было бы хуже, чем усомниться в натуральности зубов, волос или внутренних органов ее владельца.

Утренний воздух, наполненный радиоактивными пылевыми частицами, затмевающими солнце, атаковал обонятельные нервы Рика, и он невольно чихнул, избавляясь от слабого запаха смерти.

Нет, смерти — это слишком сильно сказано. Последствия Последней Мировой Войны не были уже столь ужасными. Те, кто не смог пережить первых пылевых осадков, умерли и были преданы забвению много лет назад. Теперь пыль, уже не такая густая, сражалась с выжившими — теми, кто умел ей противостоять. И могла влиять только на здоровье сознания и генов. Несмотря на свинцовый гульфик, она наверняка просочилась в организм Рика, добавляя с каждым днем (поскольку он все никак не эмигрировал) новую толику порочной грязи. Обязательные ежемесячные медицинские проверки пока относили Рика к разряду «регуляров» — людей, которые имели право в рамках снисходительных законов воспроизводить себя. Но в любой момент проверка, производимая врачами Департамента полиции Сан-Франциско, могла дать другой результат. «Регуляры» безостановочно пополняли ряды «специалов» — и все из-за всепроникающей радиоактивной пыли. Лозунгом текущего момента, который настойчиво внедрялся с плакатов, реклам, экранов и каналов государственной почтовой информации, было: «ЭМИГРИРУЙ ИЛИ ДЕГЕНЕРИРУЙ! РЕШАТЬ ТЕБЕ!!!»

Очень верно, подумал Рик, отпирая замочек калитки, которая вела на личный лужок, к электроовце. Но я не могу эмигрировать.

Из-за работы.

С ним поздоровался владелец соседнего пастбища. Билл Барбур. Сосед, как и Рик, был облачен в деловой костюм. Он также задержался на минутку по дороге на работу, чтобы проверить, как дела у его животного.

— Моя лошадка, — объявил Билл, сияя, — забеременела. — Он ткнул пальцем в крупного першерона, задумчиво созерцающего пространство. — Что скажете, а?

— Скажу, что скоро у вас будет две лошадки.

Рик подошел к овце. Та лежа пережевывала жвачку, не спуская внимательных глаз с хозяина — а вдруг он принес овсяную лепешку? У нее был овсотропный контур, и при виде данного злака или его продукта она очень натурально вскочила бы и поспешила к Рику.

— А отчего ваша лошадка забеременела? От ветра?

Вопрос был неэтичным и прозвучал достаточно резко.

— Я приобрел порцию специальной оплодотворяющей плазмы.

— спокойно ответил сосед. — Самого высокого качества, какое только можно достать в Калифорнии. — В голосе его прозвучало неприкрытое хвастовство. — Через личных друзей в Департаменте животноводства. Разве вы забыли — на прошлой неделе их инспектор приходил осматривать Джуди. Они очень хотят получить ее жеребенка, ведь моя Джуди — просто высший класс!

Барбур любовно похлопал лошадь по шее, и та склонила к нему голову.

— Насчет продажи еще не думали? — поинтересовался Рик небрежно.

О Боже, как бы ему хотелось заиметь лошадь или какое-нибудь другое настоящее животное! Владеть подделкой и ухаживать за ней — это постепенно деморализует человека. Но приходилось довольствоваться электроовцой. Правда, если бы даже ему и было все равно, оставалась еще Иран, которой далеко не было все равно.

— Продать лошадь — это аморально, — заявил Барбур.

— Тогда продайте жеребенка. Иметь двух животных — это аморальнее, чем не иметь ни одного.

Сосед озадаченно посмотрел на него.

— Но почему? У многих по двое животных, и по трое, и даже по четверо. У Фреда Уошборна, владельца завода хлореллы, на котором работает мой брат, вообще пятеро. Вы разве не читали в «Хронике»? Вчера была статья о его утке. Считается, что он владеет самой крупной и упитанной московской на всем западном побережье. — Глаза Барбура стеклянно блеснули, едва он вообразил такое богатство.

Порывшись в кармане плаща, Рик выудил зачитанный экземпляр «Каталога животных» Сидни и Фаула, приложение за январь, и нашел по индексу жеребят («Лошади, потомство».)

— Жеребенка першерона можно купить у Сидни за пять тысяч долларов, — произнес он громко.

— Нет, не купите, — возразил Барбур. — Смотрите, напечатано курсивом. Это значит, что сейчас у них нет в продаже ни одного экземпляра. А цена — на случай, если товар появится.

— Предположим, — сказал Рик, — я буду вам выплачивать по пятьсот долларов в месяц. Десять месяцев — и мы в расчете.

Барбур смотрел на него с жалостью.

— Декард, вы ничего не смыслите в лошадях. Как вам кажется, почему у Сидни сейчас нет першеронов? На то имеется причина: владельцы не отдают жеребят даже по каталожной цене. Они очень редко попадаются, пусть даже и плохих кровей. — Выразительно помахав рукой, он облокотился на общую изгородь — Джуди у меня три года, и за все это время я не встречал першерона равных с ней достоинств. Чтобы ее купить, я сам слетал в Канаду, сам вез лошадь домой. Чтобы не украли. Появитесь с такой лошадкой где-нибудь в Колорадо или Вайоминге — живо дадут сзади по макушке. А знаете, почему? До Последней Мировой были сотни…

— Но, — перебил его Рик, — если у вас будет две лошади, а у меня — ни одной, не будет ли это противоречить самой теологической и моральной сути Сострадализма?

— У вас есть овца. Черт побери, в личной жизни вы можете следовать Подъемом. Сжимая две эмпатические рукоятки, вы достойно исполняете долг. Вот если бы у вас овцы не было, я бы мог вас понять, видел бы некоторую логику в ваших доводах и чувствовал бы себя неловко, лишая соседа истинного слияния с сострадательным. Но у каждой семьи в этом доме (а это где-то пятьдесят, по одной на три квартиры) есть какое-нибудь животное. У Грейсона — цыпленок, вон он, — указал Барбур в северное направлении. — Оукс и его жена владеют большой рыжей ообакой, которая лает по ночам. — Он задумался. — Кажется, у Эда Смита есть кот. Он держит его в квартире, никому не показывает. Может, просто хвастается.

Рик склонился над овцой, пошарил в густой белой шерсти (она, по крайней мере, была настоящая) и решительным рывком вскрыл тщательно замаскированную контрольную панель, обнажая механизм.

— Видите? Теперь вам понятно, почему мне так необходим ваш жеребенок?

Барбур некоторое время молчал, не зная, что сказать.

— Эх, бедняга вы… И так было все время?

— Нет. — Рик захлопнул панель и, выпрямившись, повернулся к соседу лицом. — Сначала у меня была настоящая овца. Ее нам подарил перед эмиграцией отец жены. Потом, примерно год назад, я вышел на крышу и увидел, что она лежит на боку, не в силах подняться. Помните, я тогда возил ее к ветеринару? Вы были наверху и видели это.

— Вы ее подняли, — сказал, припоминая, Барбур. — Да, вам удалось поднять ее, но через пару минут она снова упала.

— У овец болезни не такие, как у людей, — сказал Рик. — Их много, но симптомы — одни и те же. Овца не может подняться, но что с ней — растяжение связки на ноге, или же столбняк, — определить невозможно. Моя умерла от столбняка.

— Здесь? — удивился Барбур. — На крыше?

— Сено, — объяснил Рик. — Вернее, проволока, которой оно было обвязано. Я снял ее не всю, и Гручо поцарапался. Я отвез его к ветеринару, но было уже поздно. Мысли о нем не давали мне покоя, и вот однажды я позвонил в одну мастерскую, где монтируют животных. Они взяли фотографию Гручо и сделали мне вот это.

Он кивнул на эрзац-овцу, которая продолжала мирно жевать, не теряя надежды на обнаружение овса.

— Отличная работа. И времени на уход требуется почти столько же, сколько я тратил на Гручо. Но…

Рик пожал плечами.

— …это совсем не то, — закончил за него фразу Барбур.

— Почти то. Ощущение почти такое же. За ней нужно ухаживать, как за настоящей. Потому что иногда они ломаются, и тогда соседи могут узнать… Свою я уже шесть раз возил в мастерскую. Так, мелкие неполадки. Но если бы кто-нибудь увидел… Однажды заело магнитную ленту, и она начала блеять без остановки. Любой догадался бы, что это механическая неисправность. Ну, а фургон мастерской, — добавил Рик.

— имеет, разумеется, соответствующую надпись — какая-то там ветеринарная лечебница. И водитель, как врач, одет в белое… Впрочем, прекратим этот разговор. Мне нужно на работу. Увидимся вечером.

И он направился к своему кару.

— Эй, я никому ничего не скажу, — поспешил заверить его Барбур. Из наших соседей, то есть.

Рик повернулся было, чтобы поблагодарить соседа, но внезапно вспомнил слова Иран.

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, это все равно.

— Но они станут смотреть на вас сверху вниз. Не все, но некоторые точно станут. Вы же понимаете, как люди относятся к заботе о животных. Не иметь животного аморально и антиэмпатично. То есть, это не преступление, как в пору сразу после ПМВ, но отношение общественности почти не изменилось.

— О, Боже! — в отчаянии взмахнул руками Рик. — Но ведь я хочу иметь животное! Стараюсь купить что-нибудь, но на мое жалование простого служащего…

«Если бы, — подумал он, — мне опять повезло… Если бы за этот месяц удалось пришпилить четырех анди… Если бы я знал, что Гручо умрет… Два года назад мне удалось взять четверых… Но это было два года назад, до куска проволоки в два дюйма длиной, похожего на обломок медицинской иглы. До столбнячного вируса.»

— Вы могли бы купить кота, — предложил Барбур. — Они недорогие, проверьте по каталогу.

— Комнатное животное мне не нужно, — тихо сказал Рик. Я хочу то, что у меня было с самого начала — настоящую большую овцу, барашка по крайней мере. Лучше — корову, если удастся скопить денег. Но самое лучшее — лошадь, как у вас.

Он вдруг осознал, что премия за «отправку на покой» пяти андроидов позволила бы ему сделать это.

«По тысяче долларов за анди. Потом, здесь или там, завтра или послезавтра я раздобыл бы… Пусть даже в каталоге они и значатся курсивом. Пять тысяч долларов…

Но для этого пятерым андроидам нужно сначала бежать на Землю с одной из планет-колоний. Это выше моих сил, я не могу заставить их бежать сюда, а если бы и мог, то есть другие охотники за андроидами, из других полицейских агентств, во всем мире. Анди должны были бы устроить резиденцию именно в Северной Калифорнии, а главному охотнику в этом регионе — Дэйву Холдену — нужно было бы умереть или уйти на покой. Слишком…

— Купите сверчка, — остроумно посоветовал Барбур. — Или мышку. Слушайте, в самом деле, за двадцать пять зеленых вы спокойно можете купить взрослую мышь!

— Ваша лошадь тоже может умереть, как мой Гручо, — сказал Рик. — Без предупреждения. Придете вы сегодня вечером домой, а она лежит на спине, кверху ножками, как жук… Как этот… сверчок!

И он зашагал прочь, сжимая ключ от кара.

— Простите, если я вас нечаянно обидел, — нервно произнес ему вслед Барбур.

Рик молча отпер дверцу аэрокара. Ему нечего было сказать соседу. Его мысли были уже заняты предстоящим рабочим днем.

2

В пустой комнате пустого гиганта-многоэтажника, где когда-то жили тысячи людей, одинокий телевизор развлекал пустоту во всю мочь динамика.

До Последней Мировой Войны эти ничейные руины были процветающим, ухоженным, любимым многими домом. Отсюда, из пригорода Сан-Франциско, было рукой подать до центра на быстром монорельсовом экспрессе. Полуостров был полон жизни, как крона дерева — птицами. Теперь его владельцы были или мертвы, или эмигрировали на одну из планет-колоний. В основном, умерли — война обошлась людям дорого, несмотря на заверения Пентагона и его самодовольного научного вассала — корпорации Рэнд, которая, к тому же, находилась где-то неподалеку от этих мест. Как и выжившие владельцы квартир, оставшиеся в живых сотрудники корпорации переехали в другое место, и правильно сделали. Никто по ним не скучал.

Никто уже не помнил, почему началась война и кто в ней победил, если вообще были победители. Пыль, отравившая атмосферу Земли, возникла словно из ниоткуда. Ни одна из воюющих сторон не ожидала ее появления.

Первыми, как это ни странно, вымерли совы. Тогда это казалось почти забавным: толстые, в белом пуху перьев, они валялись прямо на улицах. Ведущие ночной образ жизни, совы редко попадались людям на глаза прежде. В средние века подобным образом заявляли о себе эпидемии чумы — умирали тысячи крыс. Это была новая чума, спустившаяся с небес.

За совами, естественно, наступила очередь остальных птиц. Но к тому времени загадка была решена. Колонизационная программа, развивавшаяся потихоньку и до войны, вступила в новую фазу. Солнце больше не сияло над Землей. И в связи с этим оружие войны. Синтетический Боец за Свободу, было модифицировано.

Способный функционировать в условиях другой планеты, гуманоидный робот (точнее говоря, органический андроид) превратился в мобильный вспомогательный движитель программы колонизации. По принятому ООН закону, каждый эмигрант-колонист автоматически становился владельцем одного андроида. Подтип андроида владелец выбирал сам. К 1990 году количество подтипов превзошло всякое объяснение, подобно разнообразию моделей автомашин в Америке 60-х.

Итак, возникли два стимула для эмиграции: слуга-андроид в роли пряника и радиоактивные осадки в роли кнута. ООН позаботилась, чтобы эмигрировать было легко, а оставаться — трудно, если вообще возможно. Промедление с переселением оборачивалось угрозой для биологической безупречности расы.

Если на гражданине появлялся ярлык «специал», то даже после добровольной стерилизации он выпадал из истории. Фактически этот человек переставал являться частью человечества. И, тем не менее, то тут, то там некоторые люди отказывались эмигрировать. Это выглядело неразумно, необъяснимо. Даже для тех, кто изучал данную проблему.

Логически рассуждая, все регуляры должны были давно эмигрировать. Но искалеченная Земля не отпускала. Они не в силах были от нее оторваться. Может, надеялись, что пылевой чехол постепенно рассосется? Как бы то ни было, тысячи людей продолжали жить на Земле. Большая часть скопилась в городских районах, где можно было ощущать физически присутствие друг друга и черпать в этом поддержку. Это были люди, в общем-то, нормальные. В покинутых же пригородах поселялись всякие странные типы сомнительных достоинств.

Одним из таких типов был Джон Исидор, который брился, в то время как телевизор в соседней пустой комнате развлекал пустоту.

Джон забрел в эту округу еще в первые послевоенные дни. В те мрачные времена все сорвалось с мест, пришло в беспорядочное движение. Люди группами и в одиночку скитались по стране. Радиоактивная пыль тогда выпадала неравномерно. Население передвигалось в соответствии с перемещением пыли. Этот полуостров к югу от Сан-франциско первое время от пыли был почти свободен, многие поселились здесь, но появилась пыль — и некоторые умерли, остальные уехали. Джон Р. Исидор остался.

— …воссоздавая безмятежную атмосферу штатов довоенных дней! — разорялся телевизор. — Южных штатов! А в качестве слуги или незаменимого помощника в работе — сделанный по индивидуальному заказу гуманоидный робот, отвечающий ИМЕННО ВАШИМ УНИКАЛЬНЫМ ПОТРЕБНОСТЯМ! ДЛЯ ВАС И ТОЛЬКО ДЛЯ ВАС! Андроид вручается вам по прибытии, совершенно бесплатно, укомплектованный в точном соответствии с вашими инструкциями, данными перед отлетом с Земли. Андроид станет вашим верным, безотказным спутником, разделит невзгоды и трудности величайшего, отважнейшего приключения людей за всю историю существования…

И в том же духе. Без конца.

«Не опоздать бы на работу», — подумал Исидор, царапая подбородок бритвой. У него не было исправных часов, и обычно он сверялся с сигналами времени по телевизору, но сегодня, судя по всему, был День Межпланетного Обозрения. Во всяком случае, как утверждал телевизор, наступила пятая (или шестая?) годовщина Новой Америки — американской колонии на Марсе. А телевизор Джона, не совсем исправный, принимал только государственный канал, национализированный в дни войны и оставшийся до сих пор таковым. Так что теперь Джон был вынужден довольствоваться официальной программой из Вашингтона об успехах колонизации ближайшей к Земле планеты Солнечной системы.

— Послушаем миссис Мэгги Клагмен, эмигрировавшую недавно на Марс и любезно давшую нам интервью, записанное на пленку, — предложил ему диктор с экрана. Джон поморщился — он всего лишь хотел узнать, который час. — Миссис Клагмен, как вы считаете, сильно отличается жизнь на радиоактивной Земле от жизни на новой планете, полной всех вообразимых перспектив?

Пауза, затем усталый, высушенный голос женщины средних лет:

— Думаю, меня и всю нашу семью из трех человек больше всего поразило… достоинство.

— Достоинство, миссис Клагмен? — переспросил диктор.

— Да, — ответила жительница Нью-Йорка на Марсе. — Это трудно объяснить. Но мы имеем слугу, на которого можно положиться в эти нелегкие времена… Я нахожу, что это очень подбодряет.

— А на Земле, миссис Клагмен, в прошлом, вы не боялись оказаться в числе так называемых… гм-гм… специалов?

— О, мы с мужем страшно волновались, Просто ужасно. Слава Богу, теперь, когда мы эмигрировали, эти волнения исчезли. И, к счастью, навсегда.

«И для меня они исчезли навсегда, — кисло подумал Джон Исидор. — Мне не понадобилось даже эмигрировать».

Он числился в разряде специалов уже более года, и не только из-за генов. Хуже того — провалил тест на минимальные умственные способности, что делало его, выражаясь попросту, недоумком. Именно тогда на Дж. Р. Исидора низверглось презрение трех обитаемых планет. Но, несмотря на все это, он выжил. У него была работа — он водил фургон доставки животных при фирме по ремонту электрических животных «Ван-Нессовская ветеринарная лечебница». Мрачный босс Джона, Ганнибал Слоут, относился к нему, как к нормальному человеку, что он ценил, уважал и за что был сильно благодарен.

«Морс серта, вита инсерта — жизнь неопределенна, определенна только смерть», — возвещая иногда мистер Слоут, обнаруживая знакомство с латынью. Исидор, неоднократно слышавший сентенцию, смысл ее понимал очень смутно. Но, в конце концов, начав разбираться в латыни, недоумок перестанет быть недоумком. Сам мистер Слоут признал истину, когда ему было указано на данное обстоятельство. Существовали, к тому же, и бесконечно более глупые недоумки, чем мистер Джон Р. Исидор, которые вообще не могли работать и постоянно обитали в специальных заведениях вроде причудливо названного «Института Специальных Трудовых Навыков». Слово «специальных», естественно, напоминало о природе обитателей заведения.

— …но ваш муж не чувствовал уверенности, — продолжал диктор, — даже пользуясь дорогим свинцовым гульфиком, не так ли, миссис Клагмен?

— Мой муж… — начала миссис Клагмен, но в этот момент, завершив бритье, Исидор вошел в комнату и выключил телевизор.

Тишина.

Она рухнула на него со стен, с потолка, выползла из-за поломанной мебели. Питаемая гигантской мощью электростанции Безмолвия, она сплющила Исидора. Всплыла с пола, с серого вытертого ковра. Ее выпустили на волю старые поломанные кухонные причиндалы, мертвые аппараты, переставшие работать еще до того, как в квартире появился Джон Исидор. Мертвая темная лампа-торшер в гостиной тоже источала из-под абажура тишину, и эта тишина смешивалась с тишиной, опускавшейся с потолка. Тишина умудрялась изливаться из всякого предмета, словно собиралась подменить собой все вещи материального мира. Она атаковала не только уши, но и глаза Джона. Он стоял рядом с безмолвным телевизором и видел тишину, как если бы она была живым существом.

Живым! Он и раньше подобным образом ощущал ее приближение. Потом она врывалась без церемоний, явно не в силах ждать. Безмолвие мира не справлялось с собственной жадностью. Это было невозможно теперь, когда оно почти победило.

«А как другие? — подумал он. — Те, что остались на Земле, как они воспринимают тишину? Может, все дело в моих собственных биологических особенностях, в недостатках сенсорного аппарата?»

Но Джону не с кем было обменяться наблюдениями. В слепом и глухом тысячеквартирном доме он жил совершенно один, чувствуя, как дом, вслед за другими подобными домами, день за днем все больше превращается в страшную, безнадежную жертву энтропии. В конце концов, все содержимое квартир рано или поздно станет одноликой массой, неким пудингом бесполезного хлама, который заполнит пространство от пола до потолка. Потом и сами побежденные дома превратятся в бесформенность, погребенные под слоями непобедимой пыли. Сам Джон к тому времени умрет — явление довольно интересное, в перспективе. Занятно было предчувствовать смерть, стоя в пустой гостиной, один на один с всепроникающей, покорившей весь мир тишиной.

Наверное, нужно включить телевизор. Но реклама, предназначенная неэмигрировавшим регулярам, пугала Джона. Она напоминала о множестве путей и возможностей, для него, специала, недоступных. Он не мог бы эмигрировать, даже если бы захотел. Он не нужен им. Тогда зачем все это слушать? Разрази их всех, вместе с программой колонизации! Вот бы там, в колониях, началась война (теоретически, такое возможно) — и все кончилось бы, как на Земле. И все эмигранты стали бы специалами.

«Ладно, — решил Джон. — Иду на работу».

Он потянул дверную ручку, и перед ним открылся темный холл. Бросив один только взгляд в море безмолвия, захлестнувшее дом, несчастный отпрянул. Да, она ждала его, притаившись в засаде — страшная сила, которая, как он явственно ощущал, пронизывала и его собственную квартиру. Нет, он не был еще готов к длинному путешествию по гулким лестницам на крышу, где у него не было животного.

Эхо шагов, эхо пустоты…

«Пара держаться за рукоятки», — сказал он себе и пошел в гостиную, к черному эмпатическому ящику.

Щелкнул выключатель, и в воздухе почувствовался слабый запах ионизации, распространившийся от блока питания. Джон с удовольствием втянул воздух носом, приободрившись. Потом замерцала катодная трубка, подобная бледной имитации телеэкрана. Образовался на первым взгляд случайный узор цветных линий, полос, фигур. Пока ладони не сжимали рукояток, узор действительно ничего не значил. Поэтому, глубоко вздохнув, чтобы окончательно успокоиться, Джон крепко сжал рукояти эмпатического генератора.

Зрительный образ синтезировался мгновенно. Он увидел знаменитый пейзаж — коричневый склон древней горы, уходящий вверх. В сумрачное, бессолнечное небо втыкались скелеты высохшего бурьяна. По склону поднималась одна-единственная фигура, очертаниями напоминающая человека.

Старик в мешковатом балахоне цвета сумрачного неба — Вилбур Сострадальный.

Человек медленно поднимался по склону, и Джон, крепко ухватившийся за рукоятки, постепенно терял ощущение окружающей его действительности. Дряхлая мебель и серые стены отодвинулись в никуда. Он их больше не замечал, оставшись, как и всегда, в ином мире, с унылым серым небом и грязно-коричневой землей. Одновременно Джон перестал быть посторонним наблюдателем — это его собственные ноги царапали теперь камни и гравий. Он чувствовал их острые грани, вдыхал едкую дымку местного неба — совсем не земного неба. Неба какого-то далекого, чужого мира. Посредством эмпатического ящика этот мир оказался в пределах его восприятия.

Он перенесся туда, как обычно — быстро и ошеломляюще просто: произошло физическое и психическое слияние с Вилбуром Сострадальным. То же самое происходило сейчас со всеми людьми на Земле, кто сжимал сейчас рукоятки своих эмпатических генераторов. И не только на Земле, но и в колониях. Джон почувствовал присутствие этих других, в его сознание влился говор их мыслей. Объединяло всех одно: всеобщее внимание было направлено на склон горы, на подъем, на необходимость продолжать путь наверх. Шаг за шагом, медленно и незаметно, но путь к вершине преодолевался.

Под ногами Джона шуршал гравий. «Сегодня мы поднялись выше, чем вчера, а завтра…» И он, частичка коллективной личности Вилбура Сострадального, поднял голову, измеряя взглядом оставшийся путь. Нет, конца не видно. Слишком далеко.

Но конец будет.

Внезапно Джон почувствовал резкую боль — в руку ударил камень. Он наполовину обернулся, и мимо пронесся еще один. Теперь от не попали. Камень ударился о землю, и этот стук заставил Джона вздрогнуть. Кто же это? Он всматривался в даль пройденного пути, стараясь отыскать обидчика Старый противник он постоянно держался на самом краю поля зрения. Он или они. Они будут преследовать до самого конца, до вершины. Не оставят в покое…

Идти стало легче — подъем кончился, но начиналась другая часть пути. Сколько раз это уж бывало с ним? Он не мог вспомнить. Прошлое и будущее слились. Все, что Джон испытал и что еще предстоит испытать — слилось. Оставался лишь момент настоящего времени, когда он стоял, переводя дыхание и потирая ссадину от удара камня.

«Боже! — устало подумал он. — Где справедливость? Почему я здесь и меня кто-то мучит, и я не могу понять, кто это или что это?»

Но в следующий момент хор голосов внутри него развеял иллюзию одиночества.

«Вы тоже почувствовали?» — подумал Джон.

«Да, — ответили голоса. — Камень ранил руку. Было больно. Чертовски больно.»

«Делать нечего. Надо двигаться дальше.»

И он пошел наверх, и все они немедленно присоединились к нему.

Джон помнил, что когда-то все было не так. Еще до проклятия. В первой, более счастливой жизни. Его приемные родители. Франк и Кора Сострадальные, обнаружили на плавающем у берегов Новей Англии надувном спасательном плотике ребенка… Или это произошло у берегов Мексики, неподалеку от порта Тампико? Сейчас он уже не помнил деталей Детство было безмятежным. Он любил природу, особенно животных. Собственно, некоторое время у него была способность возвращать умерших животных к жизни. Так и жил он среди кроликов и жуков, на Земле или планете-колонии… Забыл, где именно. Но помнил убийц. Они арестовали его, словно монстра, урода более отвратительного, чем любой специал.

И сразу все изменилось.

Местное законодательство запрещало использовать способность возвращения мертвому жизни. Он узнал об этом, когда ему исполнилось шестнадцать. Но еще год продолжал тайно заниматься этим, уходя в еще оставшиеся леса. И какая-то старая женщина, которую он никогда не видел, выдала его. И убийцы, без согласия родителей, подвергли уникальное образование в мозгу кобальтовой бомбардировке. Облучим его голову. Он погрузился в совершенно иной мир, о существования которого до сих пор не подозревал. Это была глубокая яма, полная трупов и костей, и потребовались годы, чтобы выбраться оттуда. Умерли ослики и лягушки, особо важные для него существа, остались гниющие расчлененные трупы. Здесь голова без глаз, там кусок ноги… А потом птица, попавшая туда умирать, объяснила ему, что он находится в могильном мире. И не сможет выбраться из него, пока разбросанные вокруг останки не превратятся в живых существ. Он стал частью обмена веществ этого мира, и пока они не восстанут, ему тоже не восстать.

Сколько продолжался этот цикл, он не знал. Собственно, ничего не происходило, и время измерять было нечем. Но на костях постепенно проросла плоть, пустые глазницы заблестели хрустальными шариками глаз. Защелкали выросшие клювы, заревели, залаяли и заблеяли новые пасти. Может быть, причиной этого был он. Может, экстрасенсорный центр его мозга восстановился сам собой. Во всяком случае, они начали путь наверх. И он уже давно потерял их из виду, продолжая подъем в одиночку. Но спутники его были с ним. Непостижимым образом он чувствовал их присутствие внутри себя.

Исидор сжимал рукоятки генератора эмпатии, переживая незабываемое ощущение — как будто он вобрал в себя все живые существа в мире. Потом неохотно разжал пальцы. Как и всегда, наступил конец. Только слегка кровоточила ранка на руке.

Джон осмотрел руку и нетвердым шагом направился в ванную — промыть ссадину. Уже не первый раз он получал раны, сливаясь с Вилбуром Сострадальным. И, видимо, не последний. Некоторые люди, особенно пожилые, иногда умирали, достигнув вершины, где мучения начинались всерьез.

«Смогу ли я пережить еще одну вершину? — спросил он себя, поглаживая ссадину. — Может случиться сердечный приступ. Лучше бы я жил в центре, там доктора и эти… искровые машины. А здесь, в пустынном месте, это очень рискованно».

Но он знал, что пойдет на риск. Так было всегда. Это делали почти все люди, даже пожилые и физически слабые.

Горько усмехнувшись, Джон промокнул ранку бумажной салфеткой.

И услышал слабый, далекий звук работающего телевизора.

Наверное, в доме появился кто-то еще. Он прогнал нелепую мысль. Но едва слышный звук настойчиво лез в уши.

«Это чужой телевизор, мой выключен. Я чувствую, как пол слегка резонирует. Этот телевизор на другом этаже, на нижнем.

Я БОЛЬШЕ НЕ ОДИН В ЭТОМ ДОМЕ!»

Эта мысль едва не лишила его рассудка.

«Появился новый жилец, занял одну из пустых квартир. Эта квартира недалеко от моей, раз я слышу звук телевизора. Второй или третий этаж, не глубже. Так, посмотрим, — начал он лихорадочно соображать, — что нужно делать, если приехал новый жилец? Зайти, как бы случайно, и что-нибудь спросить, так?»

Такого с ним никогда не случалось. Люди уезжали, эмигрировали, но никто никогда не приезжал.

«Нужно им что-нибудь понести, — подумал Джон. — Стакан воды или, лучше, молока… да, молока… или муки… или яйцо… то есть, эрзац-заменитель…»

Заглянув в холодильник с давно сломавшимся компрессором, он отыскал сомнительной годности кубик маргарина. С этим кубиком в руке, испытывая радостный подъем, чувствуя, как бьется сердце, направился на нижний этаж.

«Надо успокоиться, чтобы он не догадался, что я — недоумок. Тогда он не станет со мной говорить. Так, почему-то, всегда случается. Интересно, почему?»

И он быстро зашагал по коридору.

3

По дороге на работу Рик Декард, как и Бог знает сколько еще других людей, остановился на минутку, чтобы поглазеть на витрину самого большого зоомагазина в Сан-Франциско. А именно, на отдел животных. В центре стеклянной витрины длиной в целый квартал в пластиковой прозрачной клетке с подогревом содержался страус.

Рик смотрел на страуса, страус смотрел на него. Птица, согласно табличке, только что была доставлена из зоопарка в Кливленде. Единственный страус на Западном побережье. Потом Рик опустил глаза и несколько минут мрачно рассматривал ярлык с ценой.

Прибыв к Дому Правосудия на Ломбард-стрит, он обнаружил, что опоздал на четверть часа.

Начальник, инспектор полиции Гарри Брайант, окликнул его, когда он возился с замком своего кабинета. Брайант был рыжеволосым мужчиной с торчащими ушами и внимательными глазами, подмечающими все, что имело хоть какую-нибудь ценность для дела. Костюм на нем сидел мешком.

— Встретимся в девять тридцать в кабинете Дэйва Холдена, — быстро проговорил начальник, перелистывая листки папиросной бумаги с печатным текстом на своем пружинном планшете. — Сейчас Холден находится в больнице «Гора Сион», — добавил он, возобновляя движение. — Ему лазером прошило позвоночник. Раньше, чем через три месяца, он оттуда не выйдет. Пока не приживется органопластиковая секция, вживленная вместо поврежденных позвонков.

— Как это случилось? — спросил пораженный Рик.

Еще вчера главный охотник на андроидов их департамента был совершенно здоров и в конце рабочего дня умчался в своем аэрокаре домой — в престижную густонаселенную часть города возле Нобхилла.

Брайант, пробормотал что-то нечленораздельное и умчался, оставив Рика в тревожном одиночестве.

Войдя в кабинет, Рик услышал голос секретаря. Энн Марстен.

— Мистер Декард? Вы знаете, что произошло с мистером Холденом? Его ранили!

Энн вошла вслед за Риком в душный кабинет и включила кондиционер.

— Да, — рассеянно ответил он.

— Должно быть, это один из новых сверх умных андроидов, которые запускает в серию «Розен Ассоусиэйшн», — рассуждала мисс Марстен. — Вы читали уже брошюру компании? Мозг типа «Узел-6», осуществляющий выбор из двух триллионов комбинаций, то есть десять миллионов независимых нейронных трактов. — Она понизила голос. — Вы пропустили звонок по видфону утром. Мне сказала мисс Вилд. Ровно в девять звонок передавали через общий коммуникатор.

— Нам кто-то звонил?

— Нет, от нас. Мистер Брайант звонил в Россию, в их управление милиции. Спрашивал, не согласятся ли они на составление совместной жалобы руководству «Розен Ассоусиэйшн». Мы направим жалобу представителям в нашем полушарии, а они — в своем.

— Гарри продолжает настаивать на удалении с рынка мозга типа «Узел-6»?

Удивительного в этом было мало. С момента появления информации об испытаниях и характеристиках этой модели большая часть полицейских, имевших дело с убежавшими андроидами, протестовала без устали.

— Русские могут столько же, сколько и мы, — сказал Рик. — С юридической точки зрения производители мозга типа «Узел-6» подчиняются колониальному законодательству, так как их предприятия находятся на Марсе. Лучше примириться с этими новыми андроидами, как с фактом реальности. Так всегда было. Всегда, когда появлялся мозг нового типа. Я помню, какой шум, когда люди Садерманна выставили старый «Т-14», еще в 89-м. Не было полицейского отделения в западном полушарии, которое бы заявило, что теперь ни один тест не выявит андроида с таким мозгом, если этот андроид нелегально проникнет на Землю. И, честно говоря, какое-то время они были правы.

Насколько он мог вспомнить, более пятидесяти андроидов типа «Т-14» тем или иным путем пробрались на Землю и некоторым из них удалось скрываться более года. Потом Павловский институт в СССР разработал эмпатический тест. И ни один из Т-14 пока не смог пройти этого теста.

— А знаете, что ответили русские? — спросила мисс Марстен. Ее веснушчатое лицо сияло. — Мне удалось выяснить!

— Это мне поведает Гарри Брайант, — сухо ответил Рик.

Его раздражали внутридепартаментские слухи, потому что правда всегда оказывалась менее привлекательной. Он сел за стол и принялся демонстративно рыться в ящике, пока мисс Марстен не поняла намек и не покинула кабинет.

Рик извлек из ящика древний потертый конверт из плотной коричневой бумаги, откинул спинку своего импозантного кресла последней модели и отыскал в конверте то, что было нужно: набор данных по мозговому устройству типа «Узел-6».

Ему потребовалось лишь несколько минут, чтобы убедиться — утверждение мисс Марстен имеет основания. «Узел-6» и в самом деле обладая двумя триллионами составляющих плюс способность выбора из десяти миллионов возможных комбинаций мозговой деятельности. За 0.45 секунды андроид с таким мозгом умел выбрать и осуществить любую из четырнадцати базовых реакций. Да, тест на умственные способности такого анди не расколет. Хотя, уже многие годы андроиды успешно проходили эти тесты, начиная с 70-х, когда было покончено с первыми неуклюжими моделями.

Андроид типа «Узел-6» по умственным способностям превосходил некоторые разряды людей. Иными словами, в терминах «утилитарных». «Узел-6» уже превзошел по своим возможностям большую (хотя и не самую выдающуюся; часть человечества. К лучшему ли? Слуга в некоторых отношениях переплюнул своего господина. Правда, имелись уже новые критерии оценок, вроде эмпатической шкалы Войт-Кампфа. Самый интеллектуальный андроид не в состоянии пойти на слияние, которое происходит во время сеансов эмпатии у всех последователей Сострадализма, и которое легко дается любому человеку, даже анормальному недоумку.

Рика, как и большинство людей, всегда интересовало, почему андроиды беспомощно проваливают любой тест на эмпатию. Очевидно, эмпатия, сопереживание, сочувствие присущи только человеческой природе, в то время как проблески интеллекта всегда можно обнаружить (в той или иной степени) в любом роде и виде, включая пауков. Очевидно, с одной стороны эмпатическое качество требует группового инстинкта. Одиночный организм, вроде паука, в нем не нуждается, даже наоборот — такой инстинкт уменьшил бы его шансы на выживание, заставив его осознать, что он старается выжить за счет жертвы. И все хищники, включая высокоразвитых, вроде кошек, умерли бы с голоду.

Эмпатия, думалось ему, должна ограничиваться травоядными или всеядными существами, способным отказаться от употребления мяса. Иначе этот дар начнет размывать грань между охотником и жертвой, между побежденным и победившим. Подобно тому, как в слиянии с Сострадальным от все вместе поднимались к вершине и, завершив цикл, смиренно погружались в могильный мир. Этот дар был обоюдоострым биологическим предохранителем. Если одно существо испытывало радость, то и все остальные получали свою долю радости. Однако, если страдал один, то и остальным не избежать было страданий. Стадное животное, вроде человека, получало, таким образом, дополнительный шанс на выживание. Сова или кобра погибли бы.

Наверное, робот-андроид является одиноким хищником.

Рику нравилось думать об андроидах именно так. Это примиряло его с работой. Отправляя на покой (или, как еще говорили, в отставку — то есть, убивая) андроида, он не нарушал Закона Жизни, провозглашенного Вилбуром Сострадальным — «Должно убивать только убийц». Так сказал Вилбур в тот первый год, когда появились генераторы эмпапии. По мере роста Сострадализма в полное теологическое учение усложнилась и концепции Убийц. В теории абсолютное зло было направлено на старого человека в жалком плаще, взбиравшегося по склону горы, но не было понятно, что или кто это было. Сострадалист чувствовал присутствие зла, не понимая его. Другими словами, он видел туманное присутствие Убийц везде, где ему это казалось подходящим. Для Рика Декарда беглый гуманоидный робот, убивший своего хозяина, снабженный искусственным интеллектом, превосходящим интеллект большинства людей, равнодушный к животным, не имевший способности разделять радость и страдание с другим существом — для него такой андроид символизировал Убийцу.

Равнодушие анди к животным заставило его вспомнить о страусе, которого он видел сегодня в витрине. Рик отодвинул в сторону документы, набрал в щепоть немного нюхательной смеси «Сиддонс № 3–4» и втянул носом воздух. Потом, подумав, сверился с часами. Время еще было. Он поднял трубку настольного видфона и вызвал мисс Марстен.

— Соедините меня с магазином «Счастливый пес» на Саттер-стрит.

— Минуточку, сэр.

Секретарша раскрыла телефонную книгу, а Рик снова углубился в размышления.

Они не могут на самом деле просить такую сумму за страуса. Они наверняка должны сбавить, как это всегда делалось в старые добрые времена, например, когда торговая машинами.

— Зоомагазин «Счастливый пес», — объявив радостный мужской голос в сопровождении лая, рева и прочего, ласкающего ухо, шума. Лицо с экрана приветливо улыбалось.

— Я по поводу этого страуса у вас в витрине, — сказал Рик, небрежно поигрывая керамической пепельницей. — Сколько нужно внести за него сразу?

— Минутку, — ответил продавец, доставая карандаш и бумагу.

— Сразу выплачивается одна треть. — Он быстро произвел подсчет. — Позвольте спросить, сэр, вы намерены покупать?

— Я еще не решил, — сдержанно произнес Рик.

— Допустим, мы заключим на страуса тридцатимесячный контракт, — сказал продавец. — С очень низким комиссионным сбором — всего шесть процентов в месяц. Тогда месячный взнос составит, после первой выплаты…

— Вы должны понизить цену, — потребовал Рик. — Сбавьте две тысячи — и я выложу наличные, все сразу.

«Дэйв Холден сошел со сцены, — лихорадочно крутилось у него в мозгу. — Заданий в этом месяце будет много…»

— Сэр, — сдержанно сказал продавец, — но наша цена и без того на тысячу ниже каталожной. Сверьтесь по вашему каталогу Сидни, я подожду. И вы поймете, что мы запрашиваем разумную цену.

«Боже, — подумал Рик. — Они и не подумают уступить».

И все же, уже из спортивного интереса, он вытащил из кармана свой потрепанный экземпляр каталога, нашел раздел «страус» (самка, самец, молодой-старый, больной-здоровый, бывший в употреблении, новый) и сверил цены.

— Не бывший в употреблении, самец, молодой, здоровый, — отбарабанил продавец. Тридцать тысяч долларов. Наша цена ровно на тысячу долларов ниже. Итак, ваш первый взнос составит…

— Я подумаю, — перебил его Рик, — и позвоню.

Он уже хотел повесить трубку, но лицо продавца снова озарилось профессиональной улыбкой.

— Ваше имя, сэр?

— Фрэнк Мерриуел.

— Позвольте узнать ваш адрес на случай, если вы позвоните, а меня не будет.

Рик назвал первый пришедший в голову адрес и опустил трубку в гнездо.

«Такие деньги, — подумал он. — Такие деньги! Однако, люди покупают. У некоторых такие суммы есть.»

Рука его снова потянулась к трубке, а голос прозвучал излишне сурово:

— Дайте городскую линию, мисс Мартен. И не подслушивайте — это секретный разговор.

Слова были подкреплены свирепым взглядом.

— Да-да, сэр. Пожалуйста, набирайте.