Филип К. Дик
А я уже лысею, подумал Андертон. Лысею и толстею. Старею. Но ничего такого он, естественно, не сказал, а кое-как изобразил на лице приветливую улыбку, отодвинул кресло, встал из-за стола и вышел навстречу гостю, заранее протягивая руку для пожатия.
— Уитвер? — Андертону потребовались немалые усилия, чтобы вопрос прозвучал любезно.
— Совершенно верно, — кивнул моложавый блондин, — но можно и просто «Эд». Если, конечно, вы разделяете мою нелюбовь к излишним формальностям.
Судя по выражению на сиявшем самоуверенностью лице, он считал этот вопрос полностью улаженным — между Эдом и Джоном с самого начала устанавливаются теплые деловые отношения.
— Вы не испытали трудностей, разыскивая наше здание? — суховато поинтересовался Андертон, отнюдь не желавший переходить на предложенный чрезмерно панибратский тон. Господи, да ведь этот тип и вправду чувствует твердую почву под ногами. Какую? Страх покрыл его тело липким, холодным потом. Уитвер прошелся по кабинету, словно стал уже его хозяином — как бы примеривая его под себя. Он что, не может подождать неделю-другую, ну хотя бы для приличия?
— Ни малейших, — беззаботно отмахнулся Уитвер и сунул руки в карманы; теперь он с живейшим интересом изучал высокий, во всю стену, стеллаж, забитый папками текущих дел. — Ну как вы думаете, неужели я пришел бы сюда, к вам, без серьезной предварительной подготовки? В частности, у меня есть вполне определенные представления о том, как вы управляетесь с Прекраймом.
— Да? — Уняв внезапную дрожь в руках, Андертон раскурил трубку. — Ну и как же, если не секрет, я с ним управляюсь?
— Неплохо. Я бы даже сказал, очень прилично.
— Это — ваше личное мнение? — Андертон упер в собеседника тяжелый взгляд.
— И личное, и общепринятое, — широко улыбнулся Уитвер. — Сенат доволен вашей работой. Более того, сенаторы воспринимают ее с величайшим энтузиазмом. Насколько, — добавил он, — можно говорить об энтузиазме дряхлых стариков.
Андертон вздрогнул, как от удара, однако не дал эмоциям выплеснуться наружу. Он задавался вопросом: а что в действительности думает Уитвер? Что происходит в его короткостриженой голове? Судя по живому блеску голубых, широко посаженных глаз, этот парень далеко не дурак. Да и честолюбием бог его не обидел.
— Как можно понять, — осторожно начал Андертон, — вы будете моим заместителем. Вплоть до того момента, когда я подам в отставку.
— Да, — кивнул Уитвер. — Мое понимание ситуации полностью совпадает с вашим. — Если судить по скорости реакции, этот вопрос тоже считался у него заранее решенным.
— Что может случиться в этом году — а может и через десять лет. — Рука Андертона, державшая трубку, снова начала подрагивать. — Я не обязан уходить в отставку в каком-то там заранее определенном возрасте. Я основал Прекрайм и могу оставаться здесь сколько мне заблагорассудится. Решение об отставке будет моим и только моим.
— Естественно, — согласился Уитвер. — Здесь не может быть никаких сомнений.
— Я просто хотел с самого начала расставить все точки над «i», — сказал Андертон чуть более мирным тоном.
— Да, — кивнул Уитвер, — я тоже предпочитаю полную ясность. Вы — начальник, я — подчиненный. Все ваши приказы должны исполняться. И еще, — добавил он после секундной паузы, — не могли бы вы устроить для меня нечто вроде ознакомительной экскурсии по вашему департаменту? Я хотел бы поскорее ознакомиться с технической стороной дела.
— Вряд ли есть смысл пересказывать теорию пред-преступности, «прекрайма», вы ее и сами знаете, — заметил Андертон, шагая по залитому желтым светом коридору, мимо бесконечных рядов дверей, за которыми кипела буйная канцелярская жизнь.
— Как сказать, — пожал плечами Уитвер. — Моя осведомленность не выходит за рамки того, что доступно широкой публике.
Смело и эффективно используя мутантов-предсказателей, вы отправили в небытие прежнюю систему наказаний за уже совершенные преступления, все эти тюрьмы и штрафы. Наказание не имеет особого смысла — оно малоэффективно как средство обуздания преступности и вряд ли доставит особую радость человеку, уже погибшему от рук убийцы.
Они подошли к лифту.
— Думаю, вы обратили внимание на основную юридическую трудность новой методики, — сказал Андертон, когда кабина полетела вниз. — Теперь мы сажаем за решетку людей, которые не совершили никаких преступлений.
— Но обязательно их совершат, — убежденно добавил Уитвер.
— Именно что нет — потому, что окажутся в наших руках еще до предполагаемого акта насилия. А потому понятие преступления становится чисто метафизическим. Мы объявляем их виновными, они же твердят, что ни в чем не виноваты. И это действительно так, в некотором смысле.
Лифт выпустил их в очередной желтый коридор.
— У нас теперь нет тяжких преступлений, — продолжил Андертон, — и есть изоляционные лагеря, под завязку набитые несостоявшимися преступниками.
Аналитический сектор находился в самом конце коридора, за такой же, как прочие, дверью. Здесь безраздельно царствовала аппаратура — дешифраторы устной речи, компьютеры, изучавшие и реструктурировавшие поступающий материал, выводные устройства. Мутанты-предсказатели, обеспечивавшие всю эту технику работой, почти терялись из виду за путаницей соединительных проводов.
— Вот, полюбуйтесь, — указал на них Андертон. — Нравятся?
В дальнем полутемном конце комнаты сидели три идиота. Сидели и непрерывно бормотали. Каждое слово этой невнятицы, каждое случайное сочетание звуков фиксировалось, анализировалось и подвергалось сложнейшей компьютерной обработке. Конечные результаты этого процесса переводились в текстовую форму и фиксировались на стандартных перфокартах, которые выбрасывались затем в приемный карман. Идиоты сидели в специальных креслах с высокими спинками, привязные ремни и сложная система захватов не давали им не то что встать с места, но даже и просто изменить позу. Их физические потребности удовлетворялись автоматически, духовных же потребностей у них не было. Собственно говоря, в их растительной жизни не было вообще ничего, кроме бормотания, изредка прерываемого краткими периодами сна, а вернее — полудремы. Эти три тусклые беспомощные создания безнадежно заблудились в царстве теней, теней будущего.
Жутковатые, бессмысленно лепечущие, с раздутыми головами и иссохшими телами, эти существа созерцали будущее. Дикая мешанина из слов и звуков, которую выплескивали из себя три идиота, была рассказом о будущем, хотя понять этот рассказ и перевести его на нормальный язык было под силу лишь мощнейшей компьютерной технике.
Немногих минут, проведенных в аналитическом секторе, с лихвой хватило, чтобы с Уитвера слетела его беззаботная самоуверенность, в его глазах стоял ужас, смешанный с чем-то вроде стыда.
— Не слишком приятное зрелище, — пробормотал он тусклым, увядшим голосом. — Я и думать не мог, что они настолько… настолько… — На мучительные поиски верного, необидного для несчастных идиотов слова ушло секунды две. — Настолько телесно деформированные.
— Телесно деформированные и умственно отсталые, — жестко уточнил Андертон. — Особенно вот эта девушка. Донне сорок пять лет, а выглядит она не больше чем на десять. И всё из-за этой странной способности — непомерно разросшиеся лобные доли вытесняют из передних отделов головного мозга все остальное, чему там положено быть. Но нам-то какая разница? Мы получаем их пророчества. Сами они их не понимают, зато мы— понимаем, и это главное.
Окончательно сникший Уитвер переключил свое внимание на технику. Подойдя к одному из выводных устройств, он извлек из его кармана колоду перфокарт и начал ее просматривать.
— Это что, имена будущих преступников?
— Скорее всего. — Андертон забрал у Уитвера перфокарты. — У меня еще не было возможности с ними ознакомиться, — объяснил он, не слишком успешно стараясь скрыть раздражение.
Уитвер завороженно смотрел, как механизм выкидывает в опустевший карман новую карту. За ней последовала вторая, секундой позднее — третья. Жужжащие диски выбрасывали карты сплошным потоком.
— Здорово! — воскликнул он восхищенно. — Эти ваши предсказатели, они, похоже, умеют далеко заглядывать в будущее.
— Как раз наоборот, — покачал головой Андертон. — Глубина их видения крайне ограничена. Неделя, ну, максимум две. Да и большая часть выдаваемой ими информации не представляет для нас ни малейшей ценности. Не потому, что ошибочна, а просто не по нашей части. Мы передаем весь этот мусор соответствующим ведомствам, а те, в свою очередь, передают нам то, что нужно нам. Сейчас в каждой серьезной конторе есть свой подвал с драгоценными мартышками.
— Мартышки? — неуверенно переспросил Уитвер. — Ну да, ясно. Не вижу зла, не говорю зла, и т. д., и т. д. Очень остроумно.
— Очень по делу. — Андертон машинально извлек из выводного устройства свежую стопку карт и покачал ею в воздухе. — Некоторые из этих имен будут попросту отброшены. А большая часть остатка составит всякая мелочевка — воровство, уклонение от уплаты налогов, оскорбление действием, вымогательство. Как вам, конечно же, известно, Прекрайм снизил общий уровень преступности на 99,8 процента. Настоящее убийство, или там измена Родине, стали такой редкостью, что хоть в Красную книгу заноси. Да и как бы иначе, если злоумышленник знает, что мы засунем его в изоляционный лагерь за неделю до задуманного им преступления?
— А когда было последнее реальное убийство? — поинтересовался Уитвер.
— Пять лет назад. — В голосе Андертона звучала гордость.
— Как оно произошло?
— Преступник от нас ускользнул. У нас было его имя — более того, мы знали все детали будущего преступления, в том числе место, время и имя жертвы. И все же, несмотря на все наши усилия, он сумел довести свое дело до конца. Ну что поделаешь, — пожал плечами Андертон. — Не можем же мы брать их абсолютно всех. — Он с треском щелкнул стопкой карт, перебирая их пальцем. — Хорошо, что хотя бы большую часть.
— Одно убийство за пять лет. — Уитвер почти уже оправился от шока. — Весьма впечатляющий результат… нечто такое, чем можно гордиться.
— А что? — пожал плечами Андертон. — Я и горжусь. Я разработал свою теорию тридцать лет назад. В те времена люди, желавшие продвинуться в жизни, мечтали, как правило, лишь о том, чтобы ловко сжульничать на бирже и сорвать крупный куш. Я же видел в перспективе нечто абсолютно законное и важное для всего общества. Уолли, — он повернулся к Уолли Пейджу, младшему офицеру, который заведовал «обезьянником», — посмотри эту колоду, что там по делу, а что — мусор. Действуй по своему разумению.
— Огромная ответственность, — задумчиво сказал Уитвер, когда Уолли Пейдж исчез в соседнем помещении.
— Огромная, — согласился Андертон. — Если мы упустим преступника, как то случилось пять лет назад, на нашей совести будет загубленная человеческая жизнь. Мы прошляпим, а кто-то умрет. И кто же будет в этом виноват, если не мы? — Он выхватил из выводного устройства три последние карты. — Ведь общество на нас надеется.
— А вас никогда не пытались… — Уитвер неуверенно смолк. — Я в смысле, что ведь наверняка некоторые из тех, кого вы берете, могли бы предложить вам очень и очень много.
— Даже при желании я не мог бы ничего для них сделать. Все эти карты автоматически дублируются в Генштабе армии. Там всегда могут нас проверить — и проверяют. — Андертон взял только что выброшенную машиной карту и взглянул на нее. — Так что ни о каких взятках здесь не может быть…
Его голос дрогнул и смолк.
— Что с вами? — удивился Уитвер.
— Ничего. — Андертон сложил карту пополам и спрятал ее в карман. — Абсолютно ничего.
— Похоже, я вам не очень нравлюсь, — обиженно пробормотал Уитвер.
— Верно, — согласился Андертон, — не нравитесь. Однако…
Он и сам удивлялся, что так невзлюбил этого человека. Без какого-либо конкретного повода. Что-то здесь было не так, выходило за рамки возможного.
На спрятанной в карман карте стояла его собственная фамилия. Строчка первая — заранее осужденный будущий убийца. Согласно отверстиям перфорации, руководитель Прекрайма, комиссар полиции Джон А. Андертон убьет человека, и не позже, чем через неделю.
Он был полностью, безо всяких оговорок, убежден, что такого не может быть.
2
Молоденькая симпатичная жена Андертона Лиза так увлеклась разговором с Уолли Пейджем о политике, что едва вскинула глаза на мужа и Уитвера, когда те вошли в наружный офис Прекрайма.
— Привет, киса, — сказал Андертон.
Вид этой стройной брюнетки в ладно сидящей полицейской форме явно не оставил Уитвера равнодушным. Он знал о существовании Лизы заранее, знал, что она принадлежит к руководящему ядру Прекрайма, хотя не так давно была всего лишь секретаршей.
Интерес, вспыхнувший в светлых глазах Уитвера, заставил Андертона задуматься. Чтобы машина пробила липовую перфокарту, необходим соучастник, кто-то, занимающий в Прекрайме достаточно серьезное положение и имеющий доступ к аналитической технике. Лиза? Да нет, ерунда, она здесь ни при чем. Хотя исключать нельзя ничего.
Конечно же, заговор должен быть очень обширным и сложным. Можно не сомневаться, что липовая перфокарта — лишь малая его часть. Скорее всего, подтасованы и исходные данные. Можно только гадать, насколько глубоко уходит эта фальсификация. По спине Андертона пополз зябкий холодок. Его первоначальный порыв — вскрыть машины и стереть из их памяти все итоговые данные, — был безнадежной глупостью. Вполне возможно, что исходные пленки полностью согласованы с липовой перфокартой, так что он просто дал бы против себя новую, весьма весомую улику.
Надо что-то предпринять, причем как можно скорее, в течение ближайших суток. Затем вояки займутся проверкой сегодняшнего материала и обнаружат расхождение, ведь у них есть точный дубликат этой перфокарты. Утаив карту, которой полагалось бы сейчас лежать на столе Уолли Пейджа, он лишь слегка отсрочил неизбежную развязку.
Снаружи доносился рокот полицейских машин, выезжавших на обычный, рутинный отлов злоумышленников. Сколько часов осталось до того момента, когда такая машина остановится перед его домом?
— Что с тобой, милый? — В голосе Лизы звучала искренняя тревога. — Tы выглядишь так, словно вдруг увидел привидение. Плохо себя чувствуешь?
— Да нет, — отмахнулся Андертон, — со мной все в порядке.
— А этот джентльмен будет нашим новым сотрудником? — поинтересовалась Лиза, успевшая, видимо, заметить, как восхищенно пялится на нее Уитвер.
Знакомя жену со своим новым заместителем, Андертон внимательно за ними наблюдал. Есть какие-нибудь признаки, что они были знакомы прежде? Трудно сказать. Господи, да он же совсем свихнулся, подозревает всех подряд — не только Уитвера и ближайших своих сотрудников, но даже собственную жену.
— Вы здешний, из Нью-Йорка? — спросила Лиза.
— Нет, — покачал головой Уитвер. — Большую часть жизни я прожил в Чикаго, а здесь остановился в гостинице — большая гостиница в центральной части города, вот только как она называется… Подождите, у меня тут где-то записано.
Глядя, как он шарит по карманам, Лиза предложила:
— Может быть, вы не откажетесь поужинать с нами? Мы теперь будем тесно связаны по работе, так что и нам, и вам есть смысл узнать друг друга получше.
Андертон вздрогнул. Что кроется за столь необычным радушием? К тому же теперь придется провести остаток дня в обществе Уитвера. И это будет повторяться в будущем, таким типам только покажи дорогу. Вне себя от бешенства, он резко повернулся и шагнул к двери.
— Ты куда? — удивилась Лиза.
— В обезьянник. Некоторые результаты кажутся мне, мягко говоря, странными. Хочу поскорее проверить пленки, чтобы было что сказать армейским, если у них тоже возникнут сомнения.
Лиза явно хотела его задержать. Не давая ей времени придумать для этого какой-нибудь предлог, Андертон выскочил в коридор и чуть не бегом направился к выходу. Он уже спустился по наружной лестнице и ступил на тротуар, когда сзади появилась запыхавшаяся Лиза.
— Какая муха тебя укусила? — Схватив Андертона за руку, она преградила ему путь. — Я знала, что ты уходишь. Да что это в конце концов такое? Все решили, что у тебя совсем… что ты ведешь себя сумасбродно.
Не обращая внимания на снующих мимо людей, Андертон силой разжал пальцы жены и высвободил свою руку.
— Я сматываю, — прошипел он сквозь зубы. — Сматываю, пока не поздно.
— Почему? С какой такой стати?
— На меня стряпают дело, стряпают злобно и расчетливо. Эта тварь вознамерилась получить мое место. Скорее всего, он просто марионетка, и это Сенат хочет подмять под себя Прекрайм — его руками.
— Да как же так? — ужаснулась Лиза. — Такой приятный молодой человек…
— Приятный, как гадюка болотная.
— Этого не может быть, — отрезала Лиза. Испуг сменился на ее лице твердой убежденностью. — Ты просто переутомился, все это напряжение, горы работы… — Она неуверенно улыбнулась. — Рассуди здраво, ну каким таким образом мог бы Эд Уитвер состряпать на тебя какое-то там дело, даже при желании. И я уж никак не думаю, чтобы Эд…
— Эд?
— А что такое? — прищурилась Лиза. — Разве Эда не так зовут? Господи, да у тебя настоящая мания преследования. Ты же, наверное, искренне считаешь, что и я тоже каким-то боком со всем этим связана, считаешь, да?
— Ты? — Андертон на секунду задумался. — Не знаю, я еще не совсем уверен.
— Это не так! — Глаза Лизы сверкали гневом. — Но ты сумел себя в этом убедить. Тебе необходимо отдохнуть, съездить куда-нибудь на пару недель, а то ведь так и сломаться недолго. Работа с утра до вечера, все время на нервах, а тут еще появляется этот молодой человек, новая травма, вот ты и сорвался. Неужели ты не понимаешь, что все твое сегодняшнее поведение — чистой воды паранойя? Злодеи оплели тебя сетью заговора. Вот скажи, а есть у тебя хоть какие-нибудь реальные доказательства?
— Доказательства? — Андертон вынул из кармана бумажник, достал из него сложенную пополам перфокарту. — А ты взгляни, пожалуйста, вот на это.
Лиза коротко, судорожно вздохнула, от ее лица отхлынула кровь.
— Расклад абсолютно ясный, — процедил Андертон. — Эта история даст Уитверу законные основания устранить меня прямо сейчас, не дожидаясь добровольной отставки. Они же знают, — по его лицу скользнула мрачная ухмылка, — что год-другой я еще продержусь.
— Но…
— Это поставит крест на всей системе сдержек и противовесов. Прекрайм утратит свою прежнюю независимость. Сенат подомнет под себя полицию, а затем… — его губы плотно сжались. — Затем они проглотят и армию. Во всяком случае, такое развитие событий представляется мне вполне логичным. Ну конечно же, я ненавижу Уитвера, то есть у меня есть мотив. Да и вообще, кому же понравится, когда приходит молодой, совершенно ему незнакомый парень и прямо заявляет о своих претензиях на его место, а ты, папаша, отдохни, погуляй на травке. Все это весьма убедительно, вот только не собирался я убивать его, и в мыслях такого не имел. Могу я это доказать? Не могу. И что же мне тогда остается?
— Н-не знаю, — пробормотала бледная как смерть Лиза. — Милый, вот если бы…
— В данный момент, — перебил ее Андертон, — я иду домой паковать вещички. Дальше этого мои планы не простираются.
— Ты действительно думаешь спрятаться?
— Да. Если потребуется — хоть на планете Центаврианской колонии. Бывали случаи, что людям это удавалось, а у меня еще и фора в двадцать четыре часа. Ладно, возвращайся в контору. Нет смысла, чтобы и ты в это ввязывалась.
— Ты что, воображаешь, что я побежала бы за тобой неведомо куда?
— А разве нет? — поразился Андертон. — Нет, — пробормотал он через секунду, всмотревшись в ее лицо, — конечно, нет. Я вижу, что ты мне так и не поверила, так и считаешь все это плодом моего воображения. И даже такое неопровержимое доказательство, — он яростно ткнул пальцем в перфокарту, — даже оно тебя не убедило.
— Нет, — согласилась Лиза, — не убедило. Милый, ты как-то плохо ее прочитал. Там нет ничего про Эда Уитвера.
Пораженный Андертон выхватил у нее перфокарту.
— Там не говорится, что ты убьешь Эда Уитвера, — торопливо продолжила Лиза. — Можно ручаться, что эта карта настоящая. И никак не связана с Эдом. Он не строит против тебя никаких козней, да и никто их не строит.
Андертон потерянно молчал. Лиза не ошиблась. Жертвой убийства будет не Эд Уитвер. В нужном месте, на пятой строчке машина аккуратно пробила совсем другое имя:
ЛЕОПОЛЬД КАПЛАН
Он в жизни не слышал о таком человеке.
3
Дома было тихо и прохладно, посидеть бы и отдохнуть, но Андертон взялся за сборы. В его голове метались тревожные мысли.
Может статься, он и ошибся насчет Уитвера — но откуда знать точно? В любом случае теперь интрига заговора представлялась куда более сложной. Уитвер мог оказаться второстепенным лицом, марионеткой, которую дергает за ниточки некий безвестный, еле проступающий в глубине сцены кукловод.
И не надо было показывать эту карту Лизе. Она неизбежно расскажет все Уитверу, и прощай тогда надежда перехитрить родную полицию, покинуть Землю, лично испытать, на что похожа жизнь в молодых, только еще создающихся колониях.
Сзади скрипнула половица. Андертон обернулся, прижимая к груди вылинявшую зимнюю спортивную куртку, — и чуть не носом уперся в отливающий синевой ствол массивного А-пистолета.
— Быстро же вы, — горько ухмыльнулся он, глядя на высокого плечистого мужика с плотно сжатыми губами, одетого в коричневое пальто, на руку в кожаной перчатке, уверенно сжимающую пистолет. — Вот уж не думал, что она так сразу все и выложит.
На каменном лице громилы — ноль реакции.
— Я не знаю, о чем это вы говорите, — сказал он. — Пошли.
— Так вы что, не из нашего ведомства? — поразился Андертон. — Не из полиции?
— Оставьте эту куртку и идите со мной.
Ничего не понимающий Андертон протестовал, пытался сопротивляться, но все было тщетно. Громила выволок его из дома и запихнул на заднее сиденье большого черного лимузина. В тот же момент туда втиснулись еще трое вооруженных субъектов, дверца захлопнулась, машина резко рванула с места и вылетела на шоссе, ведущее из города. Безразличные, скучающие лица похитителей чуть покачивались в такт движению машины, за окном летели, уносились назад темные, пустынные поля.
Андертон все еще пытался уловить в происходящем хотя бы тень смысла, когда машина свернула на ухабистый проселок, притормозила и съехала по пандусу в полутемный подземный гараж. Кто-то проорал команду, заскрежетали и с лязгом захлопнулись массивные створки стальных ворот, под потолком вспыхнула лампа. Водитель заглушил мотор.
— Вы еще об этом пожалеете, — хрипло предупредил Андертон, когда бесцеремонные руки вытащили его из машины. — Вы хоть имеете представление, кто я такой?
— Имеем, — кивнул первый, в коричневом пальто, похититель.
Все так же под дулом пистолета, он отконвоировал Андертона наверх, из липкой тишины гаража в застланный толстой ковровой дорожкой коридор. Похоже, это была роскошная частная резиденция, построенная кем-то в обезлюдевшей после войны сельской местности. Дверь в конце кабинета была распахнута настежь, сквозь нее проглядывала часть комнаты — то ли кабинета, то ли библиотеки, если судить по количеству книг. Лампа с зеленым абажуром бросала на стол круг света, лицо сидящего за столом человека почти терялось в темноте, однако Андертон мог побожиться, что никогда его прежде не видел.
При приближении Андертона человек вынул из футляра большие очки без оправы, надел их, защелкнул футляр и нервно провел кончиком языка по пересохшим губам. Весьма немолодой, лет семидесяти, если не больше, он был одет не без претензий на щегольство: прекрасного покроя костюм, золотая цепочка в жилетном кармане, на краю стола — изящная серебристая тросточка. Удивляла четкая, без малейшей сутулости осанка его тощего, жилистого тела. Немногие уцелевшие волосы на верхушке бледной, костистой головы были зачесаны настолько гладко, что казались огромной, тускло-коричневой родинкой. А вот глаза у этой замогильной фигуры были на удивление живые и внимательные.
— Это что, Андертон? — брюзгливо спросил он громилу в коричневом пальто. — Где вы его взяли?
— В его собственном доме, — ответил громила. — Паковал вещички — как мы и думали.
— Паковал! — Человек за столом зябко поежился, снял очки и заметно подрагивающими пальцами вернул их в футляр. — Послушайте, — сказал он, глядя на Андертона в упор, — что это с вами? Вы что, окончательно сбрендили? С какой стати вы собрались убить человека, которого и в глаза-то никогда не видели?
Андертон с удивлением понял, что старик за столом — не кто иной, как Леопольд Каплан.
— Сперва я хочу задать вам свой вопрос. — Он говорил торопливо, не давая себя перебить. — Вы хоть соображаете, что вы сделали? Я — комиссар полиции. Я могу упечь вас в лагерь на двадцать лет.
Андертон собирался продолжать и дальше в том же духе, но вдруг осекся — ему пришла в голову неожиданная мысль.
— Откуда вы узнали? — спросил он срывающимся от волнения голосом. Его рука непроизвольно коснулась кармана, в котором лежала сложенная пополам перфокарта. — Ведь остается еще целых…
— Не бойтесь, не из вашей конторы, — раздраженно прервал его Каплан. — А тот факт, что вы никогда обо мне не слышали, не слишком меня удивляет. Позвольте представиться: Леопольд Каплан, генерал Армии Западного Федеративного Альянса. Отставной, — неохотно добавил он, — с момента окончания англо-китайской войны и упразднения АЗФА.
Это вполне укладывалось в рамки здравого смысла. Андертон и раньше подозревал, что для пущей верности армия обрабатывает свои дублирующие карты сразу по получении.
— Ну и?.. — спросил он, позволив себе слегка расслабиться. — Вы притащили меня сюда. Что дальше?
— Совершенно очевидно, — начал Каплан, — что я не намереваюсь вас уничтожить, иначе это выскочило бы на какой-нибудь из этих пресловутых карточек. Однако вы меня заинтересовали. У меня просто в голове не укладывалось, как это высокопоставленный офицер полиции мог планировать хладнокровное убийство человека, совершенно ему незнакомого. Здесь должна быть какая-то подоплека. Честно говоря, я пребываю в полном недоумении. Если бы это делалось по заданию полиции, было элементом некоего стратегического плана, — он пожал костлявыми плечами, — вы бы никогда не позволили дублирующей карте попасть в наши руки.
— Если только, — уточнил тип в пальто, — это не является преднамеренной утечкой.
— Ну и что вы можете сказать? — Птичьи, внимательные глаза отставного генерала буквально сверлили Андертона.
— Вы оценили ситуацию практически точно, — сказал Андертон, радуясь возможности откровенно изложить то, что казалось ему очевидной истиной. — Эта карта была сознательно сфабрикована внутри полицейского агентства некоей кликой. Как только карта выплывет на свет, я автоматически лишусь своей должности. На мое место заступит заместитель, он тут же объявит, что предотвратил задуманное убийство — к вящей славе Прекрайма. Стоит ли говорить, что и так, и так не было бы никакого убийства, потому что никто никого не собирался убивать.
— Да, — мрачно кивнул Каплан, — убийства действительно не будет. Хотя бы уже потому, что я сегодня же сдам вас на попечение полиции, так будет вернее.
— Вы что, хотите меня сдать? — ужаснулся Андертон. — Находясь в заключении, я никак не смогу доказать…
— Мне абсолютно безразлично, что вы там докажете и чего не докажете, — прервал его Каплан. — Я забочусь исключительно о том, чтобы вас нейтрализовать. Из соображений, — добавил он ледяным голосом, — моей личной безопасности.
— Он совсем уже был готов смыться, — напомнил один из громил.
— Да, — подтвердил Андертон, — а как же иначе? У меня только два выхода — либо спрятаться от них, либо загреметь в лагерь. И в любом случае контроль над Прекраймом перейдет к Уитверу. К нему, — лицо Андертона потемнело, — и к моей жене. Видимо, они действуют на пару.
В комнате повисла долгая тишина.
— Возможно, вы и правы, — сказал наконец генерал, но тут же покачал головой. — Нет, я не могу рисковать. А если вас действительно подставили — что ж, примите мои искреннейшие соболезнования, но это ваша проблема, не имеющая ко мне никакого отношения. Как бы то ни было, — по бескровным губам скользнула тень улыбки, — я желаю вам удачи.
Четверо похитителей скучали чуть в стороне.
— Доставьте его в полицейское управление, — повернулся к ним Каплан, — и сдайте с рук на руки временному исполняющему обязанности комиссара, человеку по фамилии… — Внимательно следя за реакцией Андертона, он назвал фамилию этого исполняющего обязанности.
— Уитвер, — бессильно повторил Андертон.
Со все той же тенью улыбки на губах Каплан щелкнул ручкой большого, на тонких ножках радиоприемника.
— Уитвер, — пояснил он, — уже взял управление Прекраймом на себя. Судя по всему, он намерен раздуть эту историю до вселенских масштабов.
После короткого треска помех в комнату ворвался настырный, профессиональный голос диктора, зачитывавшего официальное заявление:
«…предупреждает всех граждан, что они не должны предоставлять этому опасному маргинальному индивиду убежища, равно как и оказывать ему помощь любого иного рода. Ситуация, когда преступник сумел избежать ареста и все еще имеет возможность осуществить задуманный им акт насилия, уникальна для нашего времени. Мы извещаем всех граждан, что в силу действующих законов любой человек, сознательно уклоняющийся от полной и всесторонней поддержки полиции в реализации ее усилий по задержанию Джона Аллисона Андертона, ставит себя в положение соучастника его преступной деятельности. Повторяю. Агентство „Прекрайм“ Федерального Правительства Западного Альянса занято в настоящий момент обнаружением и нейтрализацией своего бывшего руководителя комиссара полиции Джона Аллисона Андертона, который, в соответствии с методикой пред-преступности, данным объявляется потенциальным убийцей и, как таковой, лишается всех конституционных прав и свобод».
— Быстро же он, — пробормотал Андертон. Каплан выключил радио, и в комнате стало тихо. — Лиза тоже хороша, сразу к нему побежала.
— А чего им было ждать? — пожал плечами Каплан. — Вы обозначили свои намерения с максимальной ясностью. Везите его в город, — скомандовал он своим подручным. — Рядом с этим человеком мне как-то не по себе. Есть один пункт, в котором я полностью солидарен с комиссаром Уитвером. Я хочу, чтобы этого человека нейтрализовали, и как можно скорее.
4
На темные нью-йоркские улицы, по которым мчалась машина, сеялся мелкий, холодный дождь.
— Вы должны понять генерала, — сказал Андертону один из конвоиров. — Попади вы в его положение, вам пришлось бы действовать с не меньшей решительностью.
Андертон мрачно молчал и смотрел прямо вперед.
— Да и вообще, — продолжал конвоир, — в вашей судьбе нет ничего исключительного. В этом изоляционном лагере тысячи людей. Вам не будет одиноко. Может статься, вы и сами не захотите оттуда уходить.
Дождь все шел и шел, по мокрым тротуарам куда-то спешили пешеходы. Все чувства Андертона как-то притупились, он ощущал только усталость. Вяло, словно по обязанности, всматривался он в номера мелькающих мимо домов. До полицейского управления осталось всего ничего.
— Похоже, этот Уитвер парень не промах, своего не упустит, — заметил другой конвоир. — Вы с ним знакомы?
— Да, — кивнул Андертон. — Немного.
— Он позарился на вашу должность и поэтому вас подставил, да? Вы в этом уверены?
— А какая вам разница, — поморщился Андертон.
— Да так, просто любопытно. — В глазах конвоира было не любопытство, а скорее уж скука. — Так значит, вы — экс-комиссар полиции? Обитатели лагеря обрадуются вашему приходу. Они вас помнят.
— Да уж конечно, — согласился Андертон.
— Уитвер точно не теряет времени зря. Каплану повезло, что начальником стал такой человек. А вы правда уверены в этом заговоре? — Глаза конвоира смотрели на Андертона почти умоляюще. — Безо всяких сомнений?
— Безо всяких.
— И вы бы точно и волоска на голове Каплана не тронули? Так что же тогда получается, Прекрайм ошибся — впервые в истории? Одна из этих карт облыжно обвинила невинного человека. А может, не впервые? Может, были и другие невинные люди?
— Может, и были, — апатично согласился Андертон.
— А вдруг эта система и гроша ломаного не стоит? Если вы не думали совершать убийство, возможно, и никто из них не думал? Не поэтому ли вы и хотите подольше оставаться на свободе? Вы надеетесь доказать, что вся эта система ни к черту не годится? Не хотите — не говорите, но я бы с интересом послушал.
— А вот если по секрету, — обернулся конвоир, сидевший рядом с водителем, — вас действительно кто-то там подставил? Вы уверены? Это что, правда насчет этого самого заговора?
Андертон вздохнул, сейчас он вообще ни в чем не был уверен. Возможно, его затянуло в замкнутый, бессмысленный круг времени, в мир без причин и следствий, без начал и концов. Он был уже почти готов согласиться, что пал жертвой невротической фантазии, порожденной нарастающим чувством неуверенности, был готов без борьбы добровольно сдаться полиции. Андертон внезапно почувствовал, что страшно устал; он понимал, что борется против неодолимых сил, ведет абсолютно безнадежную игру — безнадежную потому, что все в ней предрешено заранее, колода подтасована еще до начала партии…
Его привел в себя пронзительный визг покрышек. Водитель жал на тормоза и крутил баранку, отчаянно пытаясь избежать столкновения с хлебным фургоном, вынырнувшим из тумана на поперечную улицу. Все бы, может, и обошлось, догадайся он поступить наоборот — не тормозить, а прибавить газа, но времени на исправление ошибки уже не было. Машину занесло, она накренилась, пошла юзом и врезалась в борт фургона.
Сиденье под Андертоном вздыбилось, и его швырнуло лицом о дверцу машины. Ослепленный и оглушенный вспышкой невыносимой боли, он бессильно барахтался, пытаясь встать на четвереньки. Г^е-то рядом зловеще потрескивал огонь, в углу искореженного салона быстро расцветало шипящее, ярко-оранжевое пятнышко.
В рваную дыру, бывшую прежде дверцей машины, просунулись чьи-то руки, они ухватили его за плечи и потащили наружу. Тяжелое сиденье, прижимавшее Андертона к полу, полетело в сторону, а через пару секунд он уже перебирал ногами, опираясь о плечо человека, который увлекал его ко входу в ближний проулок.
Откуда-то издалека донеслось улюлюканье полицейских сирен.
— С вами ничего страшного, жить будете, — прохрипел над ухом Андертона голос, холодный и резкий, как хлеставший ему в лицо дождь. И — совершенно незнакомый. — Вы меня слышите?
— Да, — подтвердил Андертон и зачем-то подергал полуоторванный рукав своей рубашки. Все его тело мучительно ныло, ссадина на скуле начинала пульсировать жгучей болью, однако не это было главным. Главным было то, что складывалась новая, абсолютно непонятная ситуация. — Так значит, — начал он, — вы не…
— Молчите и слушайте, — скомандовал высокий и плотный, почти что толстый спаситель, его мощные руки прижимали Андертона к кирпичной стене какого-то здания, подальше от струй дождя и дрожащих отблесков пожара. — Мы не планировали ничего подобного, но вот пришлось, иного выхода просто не было, слишком уж быстро все произошло. Ну кто мог подумать, что Каплан отошлет вас буквально сразу, даже толком не поговорив?
— Кто вы? — спросил Андертон, еле ворочая непослушным языком.
— Если «вы» это я, то моя фамилия Флеминг. — Исполосованное дождем лицо искривилось весьма отдаленным подобием улыбки. — Мы с вами еще будем встречаться. А сейчас нужно спешить. С минуты на минуту сюда заявится полиция, и все, нами сделанное, пойдет насмарку. Вот, — он втиснул Андертону в руку небольшой плоский сверток. — На какое-то время вам этого хватит, а еще там полный комплект документов. Время от времени мы будем с вами связываться. До тех пор, — его улыбка стала шире, — пока вы не докажете свою правоту.
— Так это что же? — удивленно спросил Андертон. — Меня действительно подставили?
— Конечно, ведь… — Флеминг оборвал фразу и грубо выругался. — Вы что, хотите сказать, что они и вас убедили?
— Ну, я думал… — Один из передних зубов шатался и мешал говорить. — Враждебное отношение к Уитверу из-за этого его назначения… моя жена и более молодой мужчина, естественная озлобленность…
— Да перестаньте вы морочить себе голову, — отмахнулся Флеминг. — Вы и сами все прекрасно понимаете. Эта операция была продумана самым тщательным образом, до последних мелочей. Появление фальшивой карты было специально приурочено к приходу в ваше агентство Уитвера. Первая часть их замысла уже осуществлена. Уитвер стал комиссаром, а вы превратились в беглого преступника.
— Кто все это устроил?
— Ваша жена.
— Вы абсолютно уверены? — вскинул голову Андертон.
— Спорю на что угодно, — хохотнул Флеминг. Он отпустил Андертона и торопливо оглянулся. — А вот и полиция. Уходите по этому проулку. Садитесь в автобус, поезжайте куда-нибудь в трущобы, снимите комнату и купите пачку журналов, чтобы не скучать. Смените одежду — да в общем вы достаточно сообразительны, чтобы о себе позаботиться. И только не пытайтесь покинуть Землю, они проверяют все взлетающие корабли. Главное — продержаться ближайшую неделю, потом будет легче.
— Возвращаясь к прежнему вопросу, — сказал Андертон, — кто вы такие? — Не дожидаясь ответа, он шагнул к выходу из проулка и осторожно выглянул наружу. Патрульная машина притормозила на мокром асфальте, а затем начала медленно, опасливо подъезжать к дымящимся останкам генеральского лимузина. Было видно, как несколько человек делают слабые попытки выбраться из мешанины металла и пластика.
— Считайте нас своего рода охранной организацией. — Сейчас на пухлом, влажно поблескивающем лице Флеминга не было и тени улыбки. — Подразделение полиции, присматривающее за полицией, чтобы ту никуда не заносило. А теперь — двигайтесь. — Мясистая ладонь грубо толкнула Андертона в темный зев проулка. — И только не потеряйте этот пакет.
Несколько секунд спустя, когда Андертон уже пробирался на ощупь среди монбланов мокрого мусора, до него донеслось последнее напутствие:
— Изучите его повнимательнее, это поможет вам выжить.
5
Новые документы превратили его в Эрнеста Темпла, безработного электрика, получающего еженедельное пособие от штата Нью-Йорк, имеющего жену и четырех детей в Буффало и неполную сотню долларов на личном счету. Замусоленная зеленая карточка разрешала ему свободно перемещаться по стране и не иметь постоянного адреса. Человеку, ищущему работу, нужно много ездить. Много и далеко; если придется, так и на другой конец страны.
Сидя в пустом автобусе, Андертон внимательно изучил описание Эрнеста Темпла. Было понятно, что документы изготавливались специально под него, поэтому все физические данные совпадали. А вот как же, интересно, с отпечатками пальцев и структурой энцефалограммы? Ведь они-то точно не могут быть верными. Эта пачка документов проведет его разве что через самый поверхностный контроль.
Ну да ладно, лучше хоть что-нибудь, чем ничего. Кроме того, в пакете были десять тысяч долларов купюрами. Андертон рассовал деньги и документы по карманам и только затем увидел на листке бумаги, в который было завернуто все это хозяйство, аккуратно напечатанные строчки:
Из того, что существует преобладающее мнение, логически следует, что существует и другое, особое мнение.
Ну и что бы это значило?
Наконец за окном автобуса побежали трущобы — огромная территория, сплошь застроенная дешевыми ночлежками и на скорую руку слепленными доходными домами, которые поганками после дождя выросли здесь на месте прежних, войною уничтоженных кварталов. Когда автобус начал тормозить перед очередной остановкой, Андертон встал. Немногие пассажиры лениво косились на его разбитую скулу и разорванную одежду. Не обращая на них внимания, Андертон сошел на мокрый после дождя тротуар.
Гостиничного клерка не интересовали ни документы нового жильца, ни его внешний вид, а только плата за проживание. Получив положенную сумму, он снова впал в прострацию.
Поднявшись на второй этаж, Андертон нашел свою комнату. Первым делом он со вздохом облегчения запер за собой дверь и опустил жалюзи. Комната была маленькая, чуть попахивала плесенью, однако выглядела вполне опрятно. В ней имелись кровать, комод с зеркалом, календарь с картинками и приемник с прорезью для монет.
Андертон бросил в прорезь завалявшуюся в кармане 25-центовую монету и почти что рухнул на кровать. Все главные радиостанции передавали очередное полицейское коммюнике. Это было нечто новое, сенсационное, небывалое на памяти последнего поколения. Беглый преступник! Неудивительно, что публика проявляла живейший интерес.
«…и только грубое злоупотребление служебными привилегиями и высоким доверием общества позволило ему осуществить побег. — Голос диктора звенел хорошо поставленным профессиональным возмущением. — Имея по роду своих обязанностей непосредственный доступ ко всей предварительной информации, он сумел остаться в стороне от стандартной процедуры выявления и заключения в лагерь. За время своего пребывания в должности он использовал предоставленные ему полномочия, чтобы изолировать от общества бессчетное количество потенциально виновных личностей, и спас тем самым бессчетное количество ни в чем не повинных жертв. Этот человек, Джон Аллисон Андертон, сыграл ключевую роль в первоначальном построении системы „Прекрайм“, обеспечивающей профилактическое выявление потенциальных преступников посредством оригинального использования мутантов-предсказателей, способных предвидеть будущие события и устно вводить соответствующую информацию в аналитические машины. Основной функцией трех предсказателей…»
Утомившись этой словесной жвачкой, Андертон зашел в крошечную ванную, снял пиджак и рубашку, набрал в раковину горячей воды и начал осторожно промывать ссадину на скуле. Он успел купить в аптеке йод, лейкопластырь, бритву, расческу, зубную щетку и прочую бытовую мелочь. Завтра утром предстояло найти какой-нибудь магазин подержанной одежды и переодеться в соответствии с обстоятельствами. Как-никак он был теперь безрабогным электриком, а не комиссаром полиции, малость помятым в дорожно-транспортном происшествии. Затем Андертон начал изучать в треснувшем зеркале свой сломанный зуб. Увлеченный этим занятием, он не обращал внимания на приглушенный бубнеж радиоприемника, долетавший из комнаты.
«.. использование трех мутантов-предсказателей берет свое начало от компьютеров середины этого века. Как проверить результаты вычислений, выполненных компьютером? Повторяя те же самые вычисления на втором аналогичном компьютере. Но двух компьютеров мало. Если два компьютера получат разные результаты, невозможно решить, который из них прав. Решение, основанное на методах математической статистики, состоит в том, чтобы привлечь к делу третий компьютер и использовать так называемое преобладающее мнение. При достаточно высокой надежности всех привлекаемых компьютеров можно с почти полной уверенностью считать результат, полученный двумя из них, истинным. Вероятность того, что два компьютера одновременно дадут одинаковый сбой, крайне мала…»
Видимо, какие-то слова все-таки просачивались в сознание Андертона. Он выронил полотенце, бросился в комнату и нагнулся над приемником, напряженно вслушиваясь в голос диктора.
«…Как объяснил нам исполняющий обязанности комиссара Уитвер, идеальный вариант, когда все три мутанта единодушны в своих предсказаниях, встречается довольно редко. Гораздо чаще приходится иметь дело с преобладающим мнением большинства, то есть, в данном случае — двух предсказателей, и особым мнением меньшинства, третьего предсказателя, которое, как правило, отличается от мнения преобладающего лишь второстепенными подробностями, касающимися, например, места и времени предполагаемого преступления. Это находит себе объяснение в так называемой теории неоднозначного будущего. Если бы будущее было жестко предопределено, предсказательная информация не имела бы никакой практической ценности, поскольку обладание ею ничуть не помогало бы изменить ход событий. В деятельности агентства „Прекрайм“ изначально предполагается…»
Преобладающее мнение большинства… Андертон возбужденно мерил шагами крошечную комнату. Значит, лишь двое из мутантов дали исходный материал для злополучной перфокарты. Именно в этом смысл загадочной записки. Предсказание третьего мутанта, особое мнение, играло какую-то существенную роль.
Какую?
Часы показывали полночь. Пейдж уже ушел домой и вернется в «обезьянник» только завтра, после полудня. Шансы невелики, но других вариантов просто не видно. Может, Пейдж согласится, а может, и не согласится, может, не выдаст его, а может, и выдаст. Придется рискнуть.
Иначе не узнаешь особое мнение.
6
Между полуднем и часом дня грязные улицы кипели жизнью. Андертон намеренно выбрал для звонка именно это время дня, когда легче всего затеряться в толпе. Подходящая телефонная будка нашлась в супермаркете, под завязку набитом публикой. Набрав знакомый номер, Андертон прижал холодную трубку к уху и замер в ожидании. Выбор звуковой, а не видеолинии тоже был вполне сознательным: несмотря на суточную щетину и задрипанную одежонку с чужого плеча, его могли узнать.
Незнакомый голос секретарши насторожил Андертона, он даже чуть замялся, прежде чем назвать внутренний номер. Если Уитвер меняет старый персонал на своих ставленников, на месте Пейджа вполне мог оказаться какой-нибудь чрезмерно бдительный тип.
— Хелло, — сказала трубка.
Услышав недовольный голос Пейджа, Андертон облегченно вздохнул, а затем, прежде чем начать разговор, бегло проверил обстановку. Нет, никто на него не пялится; покупатели мирно бродят по торговому залу, что-то там себе присматривают.
— Ты можешь свободно говорить? Или связан обстоятельствами?
Долгая пауза. Андертон буквально видел, как на мирном, добропорядочном лице Пейджа борются противоречивые чувства. А затем — запинающийся вопрос:
— П-почему в-вы сюда звоните?
Ну и что тут ответишь?
— Что это за девочка у вас на телефоне? — спросил Андертон. — Новенькая?
— С иголочки, — подтвердил Пейдж тихим, полузадушенным голосом. — Время больших перемен.
— Да уж понятно, — хмыкнул Андертон. — А сам-то ты как? Не боишься за свое место?
— Подождите секунду. — Негромкий стук трубки, положенной на стол, затем удаляющиеся шаги и хлопок двери.
— Вот так-то будет лучше, — сказал вернувшийся Пейдж.
— Насколько лучше?
— Не слишком. Где вы сейчас?
— Гуляю по Центральному парку, — ухмыльнулся Андертон. — Наслаждаюсь погодой. — Откуда знать, куда это там ходил Пейдж? Возможно, он проверял, хорошо ли прослушивается этот разговор, и в этот момент сюда уже несется воздушный патруль полиции. Однако надо было рисковать до конца. — А если серьезно, мне пришлось переквалифицироваться. Теперь я электрик.
— Да? — поразился ничего не понимающий Пейдж.
— И вот я подумал, может, у вас там найдется для меня работенка. К примеру, я мог бы проверить вашу компьютерную технику. Особенно банки данных в обезьяннике.
— Проверить технику? — Пейдж на несколько секунд задумался. — Такую возможность можно устроить. Если это для вас действительно важно.
— Очень важно, — заверил его Андертон. — И когда тебе будет удобнее?
— Ну… — протянул Пейдж, что-то, похоже, соображая. — Сегодня к нам придут ремонтники, взглянуть на наш интерком. Новый комиссар хочет его усовершенствовать, чтобы, значит, работать оперативнее. Вы можете прийти под этим предлогом.
— Так и сделаем. Когда?
— Ну, скажем, в четыре. Вход Б, шестой уровень. Я вас встречу.
— Хорошо. И будем надеяться, что тебя за это время еще не уволят.
Андертон положил трубку на рычаг и пулей вылетел из будки. Секундой позже он уже протискивался в толпу, заполнившую ближайшее кафе. Уж здесь-то его не найдут.
Теперь нужно было ждать. Немного вроде бы, какие-то три с половиной часа, однако эти часы оказались самыми длинными в жизни Андертона.
— Что это за бред? — взорвался Пейдж, как только они остались одни. — Какого черта вы сюда пришли?
— Ненадолго, — утешил его Андертон, запирая одну за другой все двери «обезьянника». — Ненадолго. Никого сюда не пускай, а начнут ломиться — придумай что-нибудь. Я не могу рисковать.
— Почему вы не смылись? — Голос Пейджа подрагивал от плохо скрытого страха. — Нужно было сразу, пока не началась охота, а теперь-то Уитвер всю страну поставил на уши.
Не обращая на него внимания, Андертон вскрыл главный банк информации, вводимой в аналитические блоки, и вопросительно вскинул глаза.
— Какая из мартышек осталась в меньшинстве?
— Не мешайте меня в эту историю! Я ухожу! — Пейдж бросился к двери, на полпути обернулся, ткнул пальцем в среднюю из трех жалких фигурок и только потом исчез окончательно. Дверь захлопнулась, Андертон остался один.
Значит, этот. Старый знакомый. Это тщедушное скорченное существо, почти терявшееся в путанице проводов и шлангов, сидело в своей люльке уже пятнадцатый… нет, шестнадцатый год. На приближение Андертона оно не среагировало. Пустые, остекленевшие глаза мутанта были устремлены в мир еще не существующий и не видели ничего вокруг, не воспринимали физической реальности.
«Джерри» было двадцать четыре года. Прожив шесть лет с диагнозом «водянка головного мозга, врожденное слабоумие», он затем попал в руки психиатров-исследователей, которые обнаружили под наслоениями безнадежно изуродованного серого вещества яркие пророческие способности. В условиях правительственного тренировочного центра эти способности стали быстро развиваться и через три года вышли на уровень практической применимости. При всем при том «Джерри» так и не вырвался из того хаоса, в котором пребывал изначально, — пышно расцветший талант полностью поглотил его личность.
Андертон присел на корточки и начал торопливо снимать защитные экраны с блока магнитофонных пленок. Обращаясь время от времени к схемам, он проследил за вводами в компьютер от выхода до исходной точки, где подключалась индивидуальная техника «Джерри». Через несколько минут в его дрожащих от волнения руках уже были две получасовые пленки со скопившимся за последнее время «мусором» — предсказаниями, которые противоречили «преобладающему мнению» и были отвергнуты компьютером. Теперь оставалось только выбрать при помощи кодовой таблицы сегмент пленки, связанный со злополучной картой.
Вставив пленку в сканирующее устройство, Андертон затаил дыхание и начал слушать. На это потребовалась буквально секунда, все стало ясно с самых первых фраз. Он нашел то, что хотел, и мог прекратить дальнейшие поиски.
У разных мутантов-предсказателей глубина прозрения разная, вот и «Джерри» воспринимал несколько иной момент будущего, чем его соседи справа и слева. Для него пробитый на карте вердикт, что Андертон убьет человека, был одним из уже свершившихся, включенных в картину мира событий. Равно как и реакция Андертона на этот вердикт.
Предсказание «Джерри» противоречило преобладающему мнению по той простой причине, что относилось к более позднему моменту. Андертон узнал, что станет вскоре убийцей, и решил никого не убивать. Предсказанное убийство не состоится именно потому, что было предсказано, Андертон узнал о своих будущих намерениях и заранее от них отказался. Злополучная перфокарта проложила новый причинно-следственный путь в будущее. Но «Джерри» остался в меньшинстве.
Андертон перемотал пленку назад, включил записывающую деку, изготовил копию предсказания «Джерри», сунул ее в карман и вернул оригинал на прежнее место. Теперь у него было надежное доказательство, что та карта была ошибочной. Устарелой. Теперь надо сказать Уитверу, пусть посмотрит сам и убедится…
Ну это же надо быть таким идиотом? Нет никаких сомнений, что Уитвер давно уже все посмотрел и все равно принял должность комиссара, все равно поднял по тревоге чуть не всю полицию страны. Нет, Уитвер отнюдь не намерен повернуть назад, ему абсолютно безразлично, виноват там Андертон или не виноват.
Ну и что же тогда делать? Кому это не безразлично?
— Придурок проклятый!
Андертон вздрогнул и обернулся. На пороге стояла Лиза, в ее глазах застыл почти животный ужас.
— Не бойся, — бросил Андертон и вынул из кармана бобину с пленкой. — Видишь, я добыл все, что мне было нужно, и теперь могу уйти.
— Уйти?! Приходить не надо было! — Лиза неслась к нему через комнату, путаясь в проводах и натыкаясь на стулья. — Пейдж сказал, что ты здесь, но я не могла поверить. Ему не нужно было тебя пускать. Он просто еще не понял, что ты такое.
— Ну и что же я такое? — саркастически поинтересовался Андертон. — Прежде чем отвечать, прослушай, пожалуйста, эту пленку.
— Я ничего не желаю слушать! Я просто хочу, чтобы ты отсюда убрался! Эд Уитвер уже заподозрил, что здесь кто-то есть. Пейдж пытается его отвлечь, но… — Она оборвала фразу, наклонила голову набок и прислушалась. — Ну вот, дождались! Сейчас они начнут выламывать дверь.
— Разве ты не имеешь на него никакого влияния? Будь милостива и очаровательна, глядишь, он про меня и забудет.
— Вот, значит, как. — Глаза Лизы потемнели от обиды. — Здесь на крыше припаркована машина. Если ты хочешь отсюда бежать… — Она на мгновение смолкла, а затем продолжила уже другим, спокойным голосом: — Через пару минут я улетаю. Если хочешь…
— Хочу, — сказал Андертон. А что еще скажешь, если не позаботился заранее о путях отхода? Со вновь вспыхнувшей надеждой он поспешил за Лизой, которая метнулась к боковой двери и застучала каблуками по полутемному техническому коридору.
— Это хорошая машина, быстрая, — сказала она через плечо. — И полностью заправленная, подготовленная к полету. Я собиралась инспектировать патрульные группы.