Филип К. Дик

«Вкус вуба»

Погрузку почти закончили. Скрестив на груди руки, Оптус стоял рядом с кораблем. Выглядел он до крайности хмуро. Зато лицо капитана Франко, неторопливо спускавшегося по сходням, просто сияло.

— А в чем, собственно, дело? — ухмыльнулся он. — Вам же за все заплатили.

Оптус промолчал. Отвернувшись, он начал подбирать полы своей одежды. Нога капитана опустилась на край длинной хламиды.

— Минутку. Не спеши, я еще не кончил.

— Да? — повернулся Оптус. В движениях туземца чувствовалось достоинство, чуть ли не величавость. — Я возвращаюсь в поселок.

Он скользнул глазом по сходням, по животным и птицам, которых загоняли на борт космического корабля.

— Мне нужно организовать новую охоту. Франко закурил сигарету.

— А в чем проблема? Вы-то здесь всегда можете сходить в вельдт и снова их наловить. Это мы, болтаясь между Марсом и Землей…

— Оптус удалился, не сказав больше ни слова. Франко подошел к первому помощнику, стоявшему рядом со сходнями. Ну что? — спросил он, скосив глаза на часы. — Видал, какая дешевка?

— А как вы можете это объяснить?

Лицо помощника выражало что угодно, только не радость.

— Да вас-то что гложет? Нам все это нужно больше, чем им.

— До скорого, капитан.

Помощник начал подниматься на корабль. Франко смотрел, как он лавирует среди заполнивших сходни голенастых марсианских «страусов», как исчезает в люке. Затем капитан и сам направился вверх, но вдруг увидел это.

— Господи!

Уперев руки в бока, он уставился на тропинку. К кораблю приближался красный как рак Петерсон, а за ним на веревочке следовало это.

— Извините, капитан, — сказал Петерсон, потянув за веревку.

Франко подошел к нему.

— Что это такое?

Вуб остановился, его громоздкая обвисшая туша медленно опускалась. Он садился, глаза его почти закрылись. Какие-то мухи с настырным жужжанием выбирали себе место на обширном боку. Вуб хлестнул хвостом.

Это село. Наступила тишина.

— Это вуб, — сказал Петерсон. — Я купил его у местного за пятьдесят центов. По словам туземца, вуб — очень необычное животное. Весьма чтимое. — Вот это?

Франко ткнул в широкий, обвисший бок вуба.

— Да это же свинья. Здоровенная, грязная свинья.

— Да, сэр, это свинья. Туземцы называют такое животное вуб.

— Здоровенная свинья. Весит, наверное, сотни четыре фунтов.

Франко ухватился за пучок жесткой щетины. Вуб судорожно вздохнул, маленькие влажные глазки широко открылись. Затем огромный рот вздрогнул и болезненно искривился. Большая слеза скатилась по отвислой щеке и упала в песок.

— Может, он на еду сгодится, — предположил Петерсон. Было видно, что он чувствует себя неуютно.

— Скоро узнаем, — пообещал Франко.

Старт не доставил засунутому в трюм вубу особых беспокойств, он, собственно, даже и не проснулся. Когда корабль оказался в открытом космосе и все на нем пошло гладким, рутинным порядком, славный капитан Франко повелел людям своим притащить вуба наверх и представить пред его ясные очи — он хотел лично разобраться, что это за зверь такой.

Протискиваясь по узкому коридору, вуб хрюкал и повизгивал.

— Да двигайся же ты, — скрипнул зубами Джонс, натянув веревку. Вуб изогнулся, обдирая себе шкуру о хромированные переборки. Ввалившись в кают-компанию, он сразу осел на пол мягкой, неопрятной грудой. Все присутствующие вскочили на ноги. Боже милостивый, — выпучил глаза Француз. — Это еще что такое?

— Вуб, если верить Петерсону, — объяснил Джонс. — Эта тварь — личная его собственность.

Джонс презрительно пнул вуба. Покачиваясь и тяжело дыша, вуб поднялся на ноги.

— Что это с ним? — подошел поближе Француз. — Никак блевать собрался?

Люди молча смотрели на вуба. Глазки вуба скорбно перекатывались. Он смотрел на людей.

— А я думаю, ему пить хочется, — сказал Петерсон и пошел за водой.

— Теперь понятно, чего это мы так плохо стартовали, — осуждающе покачал головой Француз. — Мне придется пересмотреть все балластные расчеты.

Петерсон вернулся и принес воду. Вуб начал благодарно лакать, обрызгивая при этом всех окружающих.

В дверях появился капитан Франко.

— Ну-ка посмотрим на этого красавчика. Сделав пару шагов вперед, он оценивающе прищурился.

— Так что, вы купили его за пятьдесят центов?

— Да, сэр, — отрапортовал Петерсон. — Он ест буквально что угодно. Я кормил его зерном, и ему вроде бы понравилось. А потом давал ему картошку, болтушку из отрубей, объедки с общего стола и молоко. Похоже, он вообще любит поесть. А после еды ложится на пол и спит.

— Ясненько, — протянул капитан Франко. — А вот как он сам будет на вкус? Главный вопрос именно в этом. Сомневаюсь, чтобы был особый смысл дальше его откармливать. По мне так он и сейчас хоть куда. Где кок? Вызовите его сюда. Я хочу выяснить… Вуб перестал лакать и поднял на капитана глаза.

— Вы знаете, капитан, — сказал вуб, — мне кажется, что стоило бы сменить тему разговора.

В комнате воцарилось гробовое молчание.

— Что это такое было, — выдавил из себя капитан Франко. — Вот сейчас, только что?

— Это вуб, сэр, — ответил Петерсон. — Он говорил.

Глаза всех присутствующих повернулись к вубу.

— И что же он говорил? Что он сказал?

— Он предложил сменить тему разговора.

Франко направился к вубу. Он обошел его кругом, внимательно изучая со всех сторон, а затем снова присоединился к своим ошарашенным подчиненным.

— А не сидит ли там внутри туземец, — задумчиво сказал он. — Может, стоит взрезать его и посмотреть.

— Господи помилуй! — воскликнул вуб. — Вы что, и думать больше ни о чем не можете — то «убить», то «разрезать»?

Франко стиснул кулаки.

— Вылезай! Кто бы ты ни был — вылезай! Никакой реакции на столь отважный вызов не последовало. Люди стояли тесной группой и смотрели на вуба. На всех лицах читалось полное недоумение. Вуб махнул хвостом. И вдруг громко отрыгнул. Пардон, — смущенно извинился вуб.

— Не думаю, чтобы там внутри кто-то сидел, — негромко сказал Джонс. Все посмотрели друг на друга.

Вошел кок.

— Вызывали меня, капитан? — спросил он. — А это что за тварь?

— Это вуб, — сказал Франко. — Мы его съедим. Вы можете обмерить его и прикинуть…

— Пожалуй, нам следовало бы поговорить, — сказал вуб. — С вашего разрешения, капитан, я хотел бы обсудить с вами этот вопрос. Я все больше прихожу к убеждению, что мы с вами радикально расходимся в понимании некоторых базисных положений.

На этот раз капитан ответил далеко не сразу. Вуб благодушно ждал, время от времени слизывая капли воды со своих щек.

— Пройдемте в мой кабинет, — сказал наконец капитан.

Резко развернувшись, он вышел из комнаты. Вуб поднялся на ноги и поплелся следом. Люди молча смотрели, как вуб уходит. Затем они услышали, как он поднимается по трапу.

— Интересно бы знать, чем все это кончится, — сказал кок. — Ну ладно, я буду в камбузе. Как что узнаете — мне расскажете.

— Как только, так сразу, — пообещал Джонс. — Не сомневайся. Проковыляв в угол, вуб со вздохом облегчения опустился на пол; капитан сел за стол и задумчиво сцепил пальцы.

— Вы должны простить меня, — сказал вуб. — Со стороны это может показаться невежливым, но я просто болезненно привержен различным формам расслабления. При таком крупном телосложении, как у меня…

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо кивнул капитан. — Так, значит, вы — вуб. Это верно?

Вуб изобразил нечто вроде пожатия плечами.

— Видимо, да. Именно так они нас и называют — туземцы то есть. У нас есть свой собственный термин.

— И вы говорите по-английски? Вы находились прежде в контакте с земными людьми?

— Нет.

— Тогда как же вы это делаете?

— Говорю по-английски? А я что, говорю по-английски? Я, собственно, и не осознаю, что говорю на каком-то конкретном языке. Я обследовал ваш мозг…

— Мой мозг?

— Изучил его содержимое, особенно ту часть этого содержимого, которую я называю семантической кладовой…

— Ясно, — покачал головой капитан. — Телепатия, можно было догадаться.

— Мы — очень старая раса, — продолжал вуб. — Очень старая и очень, я бы сказал, корпулентная. Нам трудно двигаться с места на место. Как вам понятно, существа столь медлительные и неповоротливые полностью отданы на милость более проворных жизненных форм. Нам не было ровно никакого смысла полагаться на материальные средства защиты. Разве могли мы победить? Слишком тяжелые, чтобы убегать, слишком мягкотелые, чтобы сражаться, слишком добросердечные, чтобы охотиться на дичь…

— Чем вы питаетесь?

— Растения. Овощи. Мы можем есть почти все. У нас очень широкие взгляды на вещи. Да, мы терпимы, эклектичны, лишены каких бы то ни было предубеждений. Мы живем сами и не мешаем жить другим. Вот так мы и существуем.

Вуб испытующе посмотрел на капитана.

— Именно поэтому у меня вызвала столь резкий протест эта самая мысль, насчет сварить меня. Ведь я вижу в вашем мозгу всю картину — большая часть меня в морозильнике, некоторая часть — в котле, кое-что перепало вашему коту…

— Так, значит, вы читаете мысли? — спросил капитан. — Весьма любопытно. А что-нибудь еще? Я хотел сказать, что еще вы умеете? В подобном роде.

— Да так, то да се, по мелочам, — рассеянно ответил вуб. Он оглядывал кабинет капитана. — Хорошая у вас комната, капитан. И вы содержите ее очень опрятно. Уважаю опрятные жизненные формы. Среди марсианских птиц есть весьма опрятные. Они выбрасывают мусор из своих гнезд, подметают их… Весьма польщен, — кивнул капитан. В его полосе скользнула саркастическая нотка. — Но если вернуться к стоящей перед нами проблеме…

— Совершенно верно. Вы собираетесь меня съесть. Вкус, как мне говорили, превосходен. Мясо очень нежное, хоть и чуть жирновато. Однако каким образом, прибегая к таким варварским, в самом буквальном смысле этого слова, мерам, можете вы надеяться на установление сколь-нибудь серьезных, долговременных контактов вашего народа с моим? Съесть меня? Скорее уж вам следовало бы обсудить со мной жизненные проблемы, поговорить о философии, об искусстве…

Капитан встал.

— Философия. Возможно, вам интересно будет узнать, что мы не представляем себе, чем будем питаться уже в следующем месяце. Наши продукты испортились в самый, как всегда, неподходящий момент…

— Знаю, — кивнул вуб. — Однако, придерживаясь ваших демократических принципов, не будет ли более справедливым, если все мы будем тянуть соломинки или сделаем что-либо еще в этом роде? В конце концов, основная цель демократии как раз и состоит в защите прав меньшинств от таких вот нарушений. Так вот, если у каждого из нас будет один голос…

Капитан подошел к двери.

— Иди ты на хрен, — сказал он. И широко раскрыл дверь. И широко раскрыл рот. И так и замер с широко открытым ртом, с остекленевшими глазами, судорожно сжимая дверную ручку.

Некоторое время вуб смотрел на него. А затем пошлепал из комнаты, осторожно, по стенке, пробравшись мимо капитана. Погруженный в глубокие раздумья, он направился вниз, в кают-компанию.

В кают-компании царила тишина.

— Теперь вам понятно, — сказал вуб, — что у нас есть общие мифы. В вашем мозгу содержится много знакомых нам мифологических архетипов. Иштар, Одиссей…

Петерсон сидел, молча уставившись в пол. Теперь он слегка пошевелился.

— Продолжайте, — попросил он. — Продолжайте, пожалуйста.

— В вашем Одиссее я вижу персонажа, общего для мифологии большинства самоосознающих рас. Согласно моей интерпретации, Одиссей скитается, как индивидуум, осознающий себя таковым. Он — носитель идеи отстранения, отстранения от семьи, отстранения от страны. Процесс индивидуализации.

— Но Одиссей вернулся домой.

Петерсон повернулся к иллюминатору. На него пристально глядели звезды, бесчисленные, бесконечные звезды, горящие в пустоте Вселенной.

— В конце концов он вернулся домой. К этому приходят все живые существа. Отстранение — это временное состояние, недолгое скитание души. У него есть начало, у него есть и конец. Путник возвращается к своей земле, к своему племени…

Дверь открылась. Прервавшись на полуслове, вуб повернул свою огромную голову.

На пороге появился капитан Франко, за ним толпилась чуть не вся команда корабля. Войдя в комнату, они нерешительно остановились.

— С тобой все в порядке? — озабоченно поинтересовался Француз.

— Со мной? — удивился Петерсон. — А что такое могло со мной случиться?

Франко опустил пистолет.

— Идите сюда, — сказал он Петерсону. — Вставайте и идите сюда.

Наступила тишина.

— Идите, — сказал вуб. — Это не имеет значения. Петерсон встал.

— Зачем?

— Это приказ.

Петерсон подошел к двери. Француз схватил его за руку.

— Что тут происходит? — вырвался Петерсон. — Какая муха всех вас укусила?

Капитан Франко двинулся к лежащему в углу, у стенки, вубу. Вуб поднял на него глаза.

— Очень интересно, — сказал вуб, — что вы прямо-таки одержимы идеей съесть меня. С чего бы это?

— Вставай, — скомандовал Франко.

— Если вам так хочется.

Кряхтя от напряжения, вуб поднялся.

— Только имейте терпение, для меня это довольно трудно.

Теперь вуб стоял, тяжело дыша. Свесившийся изо рта язык придавал ему совершенно идиотский вид.

— Стреляйте в него, — сказал Француз.

— Ради бога! — воскликнул Петерсон. Джонс быстро повернул к нему серые от страха глаза.

— Ты его не видел — стоит там, рот открыт и весь закоченел, как статуя. Если бы мы не проходили мимо, так бы и стоял по сию пору.

— Кто? Капитан? — недоуменно оглянулся Петерсон. — Но сейчас он вроде в полном порядке.

Все смотрели на стоящего посреди комнаты вуба. Огромная грудь тяжело поднималась и опускалась.

— Отойдите, — сказал Франко. — Не мешайте. Люди сгрудились у двери.

— Ведь вам очень страшно, верно ведь? — спросил вуб. — А почему? Разве я что-нибудь вам сделал? Мне противна сама мысль причинять вред кому бы то ни было. Я только пытался защитить себя. Ведь нельзя же ожидать, что я прямо так, с восторгом брошусь навстречу смерти. Я разумное существо, как и вы сами. Мне было очень интересно посмотреть ваш корабль, узнать побольше о вас. Вот я и попросил туземца…

Рука, державшая пистолет, непроизвольно дрогнула.

— Ясненько, — сказал Франко. — Так я и думал. Тяжело дыша открытым ртом, вуб лег на пол. Он вытянул вперед одну из передних лап и закрутил вокруг нее хвост.

— Здесь очень тепло, — сказал вуб. — Мы находимся, как я понимаю, неподалеку от двигателей. Атомная энергия. Вы проделываете с ее помощью много великолепных вещей — в техническом смысле. По всей видимости, ваши ученые не умеют решать моральные, этические…

Франко повернулся к своей команде. Широко раскрыв глаза, молча, люди тесно сгрудились за его спиной.

— Сейчас я это сделаю. Можете посмотреть.

— Постарайтесь попасть в мозг, — согласно кивнул Француз. — Мозг мы есть не будем. И только не в грудь, а то разлетятся ребра, и выковыривай потом осколки из мяса.

— Послушайте, — Петерсон нервно облизнул губы. — Разве он что-нибудь сделал? В чем он виноват, я вас спрашиваю. Да и вообще он мой. Вы не имеете права его убивать. Он вам не принадлежит.

Франко поднял пистолет.

— Я уйду, — сказал Джонс. Его лицо побелело, казалось, еще чуть-чуть — и его вытошнит. — Не могу этого видеть.

— И я, — поддержал его Француз. Вслед за ними, что-то бормоча, на выход потянулись и остальные. Петерсон задержался у двери.

— Он рассказывал мне про мифы. Он не сделал никому ничего плохого.

Когда Петерсон удалился, Франко подошел к вубу. Вуб медленно поднял на него глаза. И сглотнул.

— Глупо до крайности, — сказал он. — Мне очень жаль, что вы хотите так поступить. Есть одна притча, поведанная вашим Спасителем…

Вуб замолчал, глядя в наведенный на него ствол.

— А можете вы посмотреть мне в глаза, когда будете это делать? — спросил вуб. — Можете?

Взгляд капитана опустился.

— Я могу посмотреть тебе в глаза, — сказал он через несколько долгих секунд. — Когда-то у нас на ферме были свиньи, грязные, тощие как скелет свиньи. Я смогу.

Глядя сверху вниз на вуба, в блестящие влажные глаза, он нажал на спуск.

Вкус был просто великолепен.

За столом царило мрачное настроение, кое-кто и вообще не притрагивался к еде. Только капитан Франко чувствовал себя, казалось, великолепно.

— Еще? — спросил он и оглядел собравшихся за столом. — Еще? А заодно, может быть, и вина?

— Мне не надо, — проворчал Француз. — Пойдука я в свою штурманскую.

— И мне не надо. — Джонс отодвинул стул и поднялся. — До скорого.

Капитан проводил их глазами. Вскоре один за другим начали подниматься и остальные члены команды.

— Как вы думаете, в чем тут дело? — спросил капитан сидевшего рядом Петерсона.

Петерсон глядел в свою тарелку на картофелины, на зеленый горошек, на солидный кусок нежного теплого мяса.

Он открыл рот. И не смог издать ни звука.

Капитан ободряюще положил руку на плечо соседа.

— Теперь это — просто неодушевленная органика, — сказал он. — Жизненная сущность ушла.

Он продолжал с аппетитом есть, подбирая соус корочкой хлеба.

— Лично я люблю поесть. Это — одно из величайших наслаждений, доступных живому существу. Есть, отдыхать, медитировать, обсуждать различные проблемы.

Петерсон тупо кивнул. Еще двое встали изза стола и ушли. Капитан выпил глоток воды и вздохнул.

— Ну что ж, — сказал он, — сегодняшний обед доставил мне огромное удовольствие. Все, что мне рассказывали прежде, оказалось абсолютно верным — относительно вкуса вуба. Вкус просто великолепен. Однако в прошлом я не имел возможность его оценить.

Промокнув губы салфеткой, он откинулся на спинку стула. Петерсон все так же потерянно глядел на стол.

Некоторое время капитан внимательно наблюдал за ним. А затем подался вперед. — Бросьте, бросьте, — сказал Франко. — Выше голову! Побеседуем лучше о чем-нибудь интересном. — И улыбнулся. — Как я говорил, когда нас так неудачно прервали, роль Одиссея в мифах…

Дернувшись, словно от удара, Петерсон уставился на капитана.

— Так вот, — продолжил капитан. — Одиссей, как я его понимаю…