Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Филип Киндред Дик

Солнечная лотерея

Солнечная лотерея

…Хорошая стратегия использует принцип Минимакса, то есть поведения, основанного на знании вероятных результатов, которое учитывает, что противник может разгадать ход игры. Чтобы он не смог этого сделать, в игру вводят элемент случайности, чем ее усложняют, делая стратегию совершенно непредсказуемой… Стратегия в покере, в делах и на войне. Джон Макдональд. Соч., 1953
Глава 1

Сначала были предзнаменования. В первых числах мая 2203 года над Швецией пролетела стая белых ворон. Через некоторое время серия пожаров опустошила бо́льшую часть Холма Лирохвост – одного из основных индустриальных центров системы. Небольшие круглые камешки выпали вблизи колонии на Марсе. В Батавии, где располагался Директорат Федерации девяти планет, родился двухголовый теленок – верный признак приближения чрезвычайных событий.

Каждый толковал эти знаки со своей точки зрения; рассуждения о вероятных последствиях действия сил природы стали любимым занятием миллионов людей. Все гадали, высказывали предположения и спорили, собираясь у Колеса Фортуны – инструмента случайного выбора. Все делали ставки, уповая на внезапную удачу.

Но то, что для одних было всего лишь предзнаменованием, для других обернулось настоящей катастрофой. Половина классифицированных служащих Холма Лирохвост лишилась работы. Присяги на верность были расторгнуты, и людей просто выбросили на улицу. Предоставленные самим себе, они превратились для системы в еще один симптом приближающегося времени испытаний. Большинство специалистов пошли на дно, растворившись среди неклассифицированных масс, неклов. Но не все.

Тед Бентли, забрав уведомление об увольнении, направился к своему кабинету. По дороге он спокойно разорвал бумагу на мелкие кусочки и выбросил в корзину для мусора. Его реакция на увольнение оказалась незамедлительной, решительной и энергичной. Она отличалась от поведения других служащих одной важной особенностью: он был рад тому, что теперь свободен. Вот уже тринадцать лет он всеми законными средствами пытался расторгнуть присягу на верность Лирохвосту.

Войдя в свой кабинет, он запер дверь, отключил внутренний видеоэкран и принялся быстренько обдумывать ситуацию. Для того чтобы разработать план дальнейших действий, ему потребовался всего час, и план оказался ободряюще простым.

В полдень отдел кадров Лирохвоста вернул ему правовую карточку, которую они и обязаны были вернуть по расторжении присяги на верность. Непривычно было вновь увидеть эту карточку по прошествии стольких лет. Он покрутил ее в руках, а потом спрятал в бумажник. Карточка теперь – его единственный шанс в великой лотерее с шестью миллиардами участников, ничтожная возможность с помощью Колеса Фортуны занять первую позицию в обществе. По сути, его отбросили на тридцать три года назад: карточка была заведена сразу после того, как он появился на свет.

В половине третьего Тед навсегда распрощался с Лирохвостом. К четырем часам он уже в срочном порядке распродал за полцены свое имущество и купил билет первого класса. А вечером покинул Европу, направляясь в столицу Индонезийской империи.

В Батавии он снял недорогую комнату и вынул из чемодана вещи. Кое–какое имущество все еще оставалось во Франции; если повезет, то можно будет забрать его и попозже, а если нет, то это уже не будет иметь значения. Он с удивлением обнаружил, что его жилье находится напротив здания Директората. Множество людей, как тучи тропических мух, роились у многочисленных дверей. Все пути и дороги вели в Батавию.

Его сбережений надолго не хватит, он продержится всего ничего, поэтому действовать нужно было побыстрей. В Публичной информационной библиотеке Бентли набрал целую охапку кассет с видеофильмами и в течение нескольких дней изучал новейшие достижения биохимии – науки, по которой и получил первоначальное образование. Он работал как одержимый, подгоняемый единственной мыслью: предложение принять присягу верховному крупье делается только один раз; если его предложение будет отвергнуто, он проиграет.

А проигрывать ему было нельзя, потому что назад, в систему Холмов, он возвращаться не собирался.

В течение последующих пяти дней он выкурил бесчисленное количество сигарет, бесконечное число раз обошел свою комнату и в конце концов взялся за список агентств, предоставляющих девочек для развлечений. Контора того агентства, которое он предпочитал, оказалась совсем близко. Тед позвонил, и не прошло и часа, как большинство его психологических проблем отодвинулось в прошлое. Целые сутки он провел в компании стройной блондинки, то в своей комнате, то в коктейль–баре по соседству. Но большего он уже не мог себе позволить. Настало время действовать. Сейчас или никогда.

Утром Теда бил нервный озноб. Прием на работу к верховному крупье Веррику был основан на принципе Минимакса: здесь все, кажется, зависело от случайного выбора. За шесть дней Бентли так и не смог распознать какую–то систему. Было невозможно вычислить фактор, если такой вообще существовал, который гарантировал бы успех. Приходилось рассчитывать только на удачу, на счастливый случай. Он побрился, оделся, расплатился с Лори и отправил ее назад в агентство.

Бентли вдруг охватило чувство одиночества и страха. Он рассчитался за комнату и собрал чемодан. А потом для пущей уверенности купил себе второй талисман. В общественном туалете он прицепил его изнутри к рубашке и, бросив монетку в автомат, получил укол успокоительного. Когда нервная дрожь утихла, он вышел из туалета и остановил такси.

– К зданию Директората, – сказал он роботу. – И можешь не гнать.

– Хорошо, сэр или мадам, – ответил робот Макмиллана и добавил: – Как пожелаете.

Макмиллановские роботы не различали, мужчина перед ними или женщина.

Когда такси заскользило над крышами домов, в салон ворвался теплый весенний ветер. Но Бентли ничего вокруг не интересовало, он не сводил глаз с вырастающего впереди здания. Позавчера он послал в Директорат свои бумаги. Нужно было время, чтобы они появились на столе первого контролера в бесконечной цепи чиновников Директората.

– Мы прибыли, сэр или мадам.

Такси приземлилось. Тед расплатился – и дверца машины открылась.

Повсюду сновали люди. Воздух гудел от множества голосов. Бентли почувствовал, что напряжен, как сжатая пружина. Уличные торговцы предлагали «методы», расхваливая низкие цены и беспроигрышные теории, гарантирующие удачу в игре с Колесом Фортуны. Они обещали, что система Минимакса окажется у тебя в руках. Спешащая масса людей не обращала на торговцев никакого внимания: если бы кто–то действительно имел надежную систему предсказаний, то воспользовался бы ею сам, а не продавал на улице.

Бентли на секунду остановился на тротуаре, чтобы закурить. Руки уже не дрожали. Он ткнул свою папку под мышку, засунул руки в карманы и медленно двинулся к зданию Директората. Прошел под высокой аркой контроля и оказался внутри. Может быть, вскоре он будет заходить сюда уже как служащий Директората… Бентли с надеждой посмотрел на арку и притронулся к талисману, спрятанному под рубашкой.

– Тед! – услышал он тоненький взволнованный голос. – Подожди!

Он остановился. Тряся грудями, Лори проталкивалась через плотную толпу.

– У меня для тебя кое–что есть, – сказала она, добравшись до него и переведя дух. – Я знала, что сумею перехватить тебя тут.

– Что еще? – натянуто спросил Бентли.

Поблизости, несомненно, находились люди из Корпуса телепатов Директората, а ему вовсе не хотелось, чтобы его интимные мысли попали в руки восьмидесяти скучающих взломщиков чужих мозгов.

– Вот.

Лори обвила его шею и что–то быстро закрепила на ней. Проходившие мимо люди одобрительно улыбались: это был еще один талисман.

Бентли осмотрел его. На вид это была довольно дорогая штучка.

– Думаешь, поможет? – спросил он девушку. Встречаться с Лори еще раз он совершенно не собирался.

– Надеюсь. – Она быстро прикоснулась к его руке. – Спасибо, что ты был со мной таким милым. Ты выпроводил меня, прежде чем я успела сказать тебе это. – Она печально вздохнула. – Скажи, у тебя большие шансы? Ух, если тебя возьмут, то, возможно, ты останешься в Батавии!

– Пока ты здесь стоишь, у тебя проверяют мозги, – раздраженно сказал Бентли. – Веррик повсюду напихал телепатов.

– Мне наплевать, – легкомысленно ответила Лори. – Девушкам по вызову скрывать нечего.

Зато Бентли телепаты были не по душе.

– А мне это не нравится. Мне никогда в жизни раньше не залезали в мозги. – Он пожал плечами. – Но думаю, если сумею зацепиться здесь, то мне придется к этому привыкнуть.

Он направился к центральной стойке, держа наготове удостоверение и правовую карточку. Очередь продвигалась довольно быстро. Уже через несколько минут робот–клерк принял у него документы, заглотил их и пророкотал:

– Все в порядке, Тед Бентли. Вы можете пройти внутрь.

– Ну что ж, – жалобно сказала Лори, – думаю, я еще тебя увижу. Если, конечно, ты зацепишься здесь…

Бентли затушил сигарету и повернулся к двери во внутренние помещения.

– Я поищу тебя, – пробурчал он, даже не взглянув в сторону девушки.

Он пробился сквозь ряд людей, стоявших в ожидании, прижал к себе папку и быстро прошел в дверь, которая тут же за ним захлопнулась.

Он попал внутрь – это было начало.

Небольшой мужчина среднего возраста в очках с металлической оправой и с маленькими прилизанными усами внимательно рассматривал его.

– Вы – Тед Бентли?

– Да, – подтвердил Бентли. – Я хочу видеть верховного крупье Веррика.

– Зачем?

– Мне нужна работа по классу восемь–восемь.

В кабинет ворвалась девушка. Не обращая никакого внимания на Бентли, она быстро заговорила:

– Ну вот, все кончено. – Она дотронулась до виска. – Видел? Теперь ты удовлетворен?

– Не надо обвинять в этом меня, – сказал низкорослый мужчина. – Таков закон.

– Закон?!

Девушка присела на стол и откинула с глаз прядь темно–рыжих волос. Нервно подрагивающими пальцами выхватила из лежащей рядом пачки сигарету и закурила.

– Давай убираться отсюда к чертовой матери, Питер. Здесь уже ничего хорошего не будет.

– Ты же знаешь, что я остаюсь, – ответил мужчина.

– Ну и дурак.

Девушка слегка повернулась и наконец заметила Бентли. В ее зеленых глазах промелькнули удивление и интерес.

– А вы кто такой?

– Может быть, вы зайдете как–нибудь в другой раз? – обратился маленький мужчина к Бентли. – Сейчас не совсем…

– Я не затем зашел так далеко, чтобы разворачиваться, – хрипло оборвал его Бентли. – Где Веррик?

Девушка с любопытством уставилась на него:

– Вы хотите видеть Риза? А что вы можете предложить?

– Я биохимик, – зло ответил Бентли. – Я ищу работу по классу восемь–восемь.

Девушка слегка скривила губы:

– Правда? Интересно… – Она пожала голыми плечиками. – Приведи его к присяге, Питер.

Мужчина был явно в нерешительности. Он неохотно протянул руку Бентли:

– Меня зовут Питер Вейкман. А это – Элеонора Стивенс. Она личная секретарша Веррика.

Это было не совсем то, что ожидал Бентли. На какое–то время повисла тишина, все трое рассматривали друг друга.

– Робот впустил его, – наконец сказал Вейкман. – Была вакансия для людей восемь–восемь. Но я не думаю, что Веррик сейчас нуждается в биохимиках. У него их достаточно.

– Что ты в этом понимаешь? – возмутилась девушка. – Это не твое дело, ты персоналом не занимаешься.

– В данном случае я руководствуюсь здравым смыслом. – Вейкман встал между Бентли и девушкой. – Извините, – сказал он Теду. – Вы здесь просто потеряете время. Идите в бюро по найму… они постоянно покупают и продают биохимиков.

– Я знаю, – отчеканил Бентли. – Я с шестнадцати лет работал на систему Холмов.

– Тогда что вы здесь делаете? – поинтересовалась Элеонора.

– Меня уволили из Лирохвоста.

– Идите в Сун.

– Я больше на Холмы не работаю, – повысил голос Бентли. – Я с Холмами покончил.

– Почему? – поинтересовался Вейкман.

– Холмы насквозь прогнили, – зло проворчал Бентли. – Вся система разваливается. Ее пора продавать с молотка… и аукцион уже начался.

Вейкман задумался.

– Не понимаю, каким это боком касается вас. У вас есть своя работа, об этом вы и должны думать.

– Да, за мое время, знания и верность я получал деньги, – согласился Бентли. – У меня была чистенькая беленькая лаборатория, я пользовался оборудованием, которое стоит столько, сколько мне не заработать за всю жизнь. У меня были страховка и полная социальная защита. Но меня интересовал результат собственной работы. Мне интересно было разобраться, где же в конце концов применяются результаты моего труда. Мне хочется знать, куда девалось все, что я сделал.

– И куда же все это ушло? – спросила Элеонора.

– Коту под хвост! Все мои труды никому ничем не помогли.

– А кому они должны помогать? Бентли пожал плечами:

– Не знаю. Кому–нибудь, где–нибудь. Разве вам не хочется, чтобы ваша работа приносила кому–нибудь пользу? Я терпел вонь Лирохвоста, пока это было возможно. Холмы хотят стать отдельными и независимыми экономическими единицами. Они уже занимаются перевозкой, взвинчиванием цен и придумывают, как бы избежать налогов. Дальше этого ничего не идет. Вы знаете лозунг Холмов: «Сервис – это хорошо, а лучший сервис – еще лучше»? Это же насмешка! Вы думаете, Холмы озабочены сервисом? Вместо того чтобы работать на пользу общества, они паразитируют на теле этого общества.

– А я никогда и не считал Холмы филантропической организацией, – сухо заметил Вейкман.

Бентли, взволнованный, отошел в сторону, а те двое смотрели на него как на клоуна.

Собственно, с чего бы ему расстраиваться из–за Холмов? Положенные выплаты работникам они делают, пока никто не жаловался. Однако он был недоволен. Может быть, он слишком ясно видит реальное положение дел? Этот пережиток не смогла из него вышибить даже клиника детского воспитания. Что бы там ни было, он терпел, пока были силы.

– С чего вы взяли, что Директорат лучше? – спросил Вейкман. – Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии.

– Пусть принимает присягу, – безразлично сказала Элеонора. – Раз уж он этого добивается, то пусть и получит.

– Я не хочу приводить его к присяге, – покачал головой Вейкман.

– Тогда это сделаю я, – заявила девушка.

– Прошу прощения, – сказал Вейкман и, достав из ящика стола бутылку шотландского виски, налил себе. – Кто–нибудь хочет присоединиться?

– Нет, спасибо, – отказалась Элеонора.

– Что, черт побери, здесь происходит?! – раздраженно воскликнул Бентли. – Директорат, вообще–то, функционирует?!

– Видите? – улыбнулся Вейкман. – Ваши иллюзии уже пошатнулись. Оставайтесь там, где были, Бентли. Вы просто не знаете, где лежит ваше процветание.

Элеонора соскочила со стола и поспешно вышла из комнаты, но почти тут же вернулась.

– Идите сюда, Бентли. Я приму у вас присягу. – Она поставила на стол небольшой бюст Риза Веррика и повернулась к Теду. – Ну?

Когда Бентли подошел к столу, она протянула руку и дотронулась до тряпичного мешочка у него на шее – талисмана, который повесила туда Лори.

– Что это за талисман? – спросила она. – Расскажите мне о нем.

Бентли показал ей кусочек намагниченной стали и белый порошок.

– Молоко девственницы, – кратко пояснил он.

– И это все, что вы носите? – Элеонора продемонстрировала ряд талисманов, висевших между ее голых грудей. – Не могу понять, как люди живут всего с одним талисманом. – В ее зеленых глазах заплясали огоньки. – А может, вы просто не можете свести концы с концами? Наверное, и все ваши неудачи отсюда.

– У меня было достаточно высокое положение! – раздраженно сказал Бентли. – И у меня есть еще два талисмана. А этот мне подарили.

– Да? – Она наклонилась поближе и внимательней рассмотрела талисман. – Похоже, от женщины. Дорогой, но несколько крикливый.

– Это правда, что Веррик не носит талисманы? – поинтересовался Тед.

– Правда, – ответил Вейкман. – Ему они не нужны. Когда Колесо Фортуны выбрало его первым номером, у него уже был класс шесть–три. Если говорить об удаче, то у этого человека она есть. Он прошел весь путь наверх примерно так же, как это рисуют в детских книжках. Удача прямо струится из его пор.

– Я видела, как люди притрагивались к нему, чтобы заполучить удачу, – сказала Элеонора со сдержанной гордостью. – Я не осуждаю их. Я сама притрагивалась к нему много раз.

– И что хорошего это тебе принесло? – равнодушно полюбопытствовал Вейкман.

– Я не родилась в тот же день и в том же месте, что и Риз, – коротко ответила она.

– Я не верю в астрологию, – так же равнодушно сказал Вейкман. – Я считаю, что удачу можно поймать или потерять. Она идет полосами. – Он повернулся к Бентли. – Веррику, возможно, сейчас везет, но это не значит, что так будет всегда. Они… – показал он на потолок, – они любят своего рода баланс. – И тут же поспешно добавил: – Я, конечно, не христианин или что–то в этом роде. Я считаю, что все это дело случая. – Он выдохнул странную смесь мяты и лука в лицо Бентли. – Но у каждого когда–нибудь появляется свой шанс. А великие и сильные всегда падают.

Элеонора бросила на Вейкмана предостерегающий взгляд:

– Поосторожней!

Но Вейкман, не отрывая глаз от Бентли, медленно продолжал:

– Запомните, что я вам сказал. Вы не связаны сейчас никакой присягой на верность, вот и воспользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. И вам это не понравится.

Бентли похолодел.

– Вы хотите сказать, что здесь присягают лично Веррику? А не просто верховному крупье?

– Именно, – подтвердила Элеонора.

– Почему?

– У нас сейчас некоторая неопределенность. Я пока не могу объяснить вам более подробно. Несколько позже вы получите место в соответствии со своей квалификацией и требованиями. Это мы вам гарантируем.

Бентли схватил свою папку и растерянно отошел в сторону. Его стратегия, его план – все разваливалось прямо на глазах. Все, что здесь происходило, совершенно не соответствовало его ожиданиям.

– Так, значит, я уже на работе? – спросил он с нотками злости в голосе. – Я уже принят?

– Конечно, – небрежно бросил Вейкман. – Веррику нужны специалисты класса восемь–восемь. Вы определенно подходите.

Бентли невольно попятился. Что–то здесь было не так.

– Погодите, – сказал он, совершенно сбитый с толку и растерянный. – Мне надо это обдумать. Дайте мне время для принятия решения.

– Пожалуйста, – безразлично отозвалась Элеонора.

– Спасибо.

Бентли задумался, оценивая сложившуюся ситуацию. Элеонора начала расхаживать по комнате, заложив руки в карманы.

– Есть что–нибудь новое о том типе? – спросила она у Вейкмана. – Я жду.

– Только одно уведомление по закрытому каналу, – ответил Вейкман. – Его зовут Леон Картрайт. Он принадлежит к какому–то культу, это какие–то свихнувшиеся раскольники. Любопытно было бы на него посмотреть.

– А мне нет.

Элеонора остановилась у окна, глядя вниз, на уличную суету.

– Скоро они завоют. Теперь уже осталось недолго. – Она резко вскинула руки и потерла виски. – Господи, может, я все же совершила ошибку. Но теперь все кончено и ничего уже не исправишь.

– Это была ошибка, – подтвердил Вейкман. – Когда ты чуть–чуть повзрослеешь, то поймешь, какая это большая ошибка.

По лицу девушки пробежала тень страха.

– Я никогда не покину Веррика. Я должна с ним остаться!

– Почему?

– С ним я чувствую себя в безопасности. Он позаботится обо мне. Он всегда заботился.

– Корпус телепатов тебя бы защитил.

– Я не хочу иметь дело с Корпусом. Моя семья, мой старательный дядюшка Питер… все выставлено на продажу, как его Холмы. – Она указала на Бентли. – А он думает, что здесь с этим не столкнется.

– Сейчас речь идет не о продаже, – возразил Вейкман. – Здесь дело принципа. Корпус телепатов выше обычных людей.

– Корпус телепатов – та же мебель, как этот письменный стол. – Элеонора постучала длинным ногтем по столешнице. – Можно купить все – мебель, письменные столы, люстры и Корпус телепатов. – В ее глазах промелькнуло отвращение. – Значит, он престонит?

– Да.

– Нет ничего удивительного, что тебе не терпится увидеть его. В каком–то нездоровом смысле мне тоже любопытно посмотреть. Как на какого–нибудь диковинного зверя, привезенного с других планет.

Бентли наконец оторвался от своих мыслей.

– Хорошо! – громко сказал он. – Я готов.

– Отлично! – отозвалась Элеонора.

Она вернулась к столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.

– Вы присягу знаете? Или потребуется помощь?

Бентли знал присягу наизусть, но медлил, не в силах избавиться от тягостных сомнений. Вейкман стоял, с недовольным видом изучая свои ногти; ему явно не по душе была предстоящая процедура. Элеонора Стивенс пристально смотрела на Теда, и на ее лице отражались эмоции, которые менялись с каждым мгновением. С возрастающим чувством, что он поступает неправильно, Тед начал декламировать присягу на верность маленькому пластиковому бюсту.

Он дошел еще только до середины, когда дверь распахнулась и в комнату шумно вошла группа мужчин. Один возвышался над всеми остальными. Это был крупный широкоплечий человек с серым обветренным лицом и густыми, с металлическим отливом волосами. Риз Веррик, окруженный группой сотрудников, приносивших присягу лично ему, остановился, увидев, что происходит у стола.

Вейкман взглянул на Веррика, неуверенно улыбнулся и ничего не сказал; его отношение к присяге было ясно и так. Элеонора Стивенс застыла, словно окаменела. Покрасневшая и напряженная, она ждала, когда Бентли закончит произносить присягу. Как только он замолчал, Элеонора ожила. Она вынесла бюст из комнаты, затем вернулась и протянула руку:

– Вашу правовую карточку, мистер Бентли. Мы должны держать ее у себя.

Бентли деревянным движением отдал ей карточку. Ну вот, он снова ее лишился.

– Что это за парень? – прогремел Веррик, махнув в его сторону рукой.

– Он только что принял присягу. Восемь–восемь. – Элеонора нервно собирала со стола свои вещи; между ее грудей позвякивали и колыхались счастливые талисманы. – Мне пора надеть пальто.

– Восемь–восемь? Биохимик? – Веррик с интересом рассматривал Бентли. – Хороший?

– Подходящий, – сказал Вейкман. – То, что мне удалось телепатически прощупать, говорит, это высший класс.

Элеонора поспешно хлопнула дверью стенного шкафа, накинула на голые плечи пальто и начала набивать карманы.

– Он совсем недавно из Лирохвоста. – Она, переводя дух, присоединилась к группе, окружавшей Веррика. – И еще ничего не знает.

Тяжелое лицо Веррика от усталости и тревог было покрыто морщинами, но небольшая искорка любопытства проскочила в его глубоко посаженных глазах – тяжелых серых шарах, спрятанных под козырьком толстой надбровной кости.

– Это последний. Остальные пойдут к Картрайту, престониту. Как тебя зовут?

Бентли пробормотал свое имя. Когда массивная рука Веррика вцепилась в его ладонь в крепком рукопожатии, Тед спросил слабым голосом:

– Куда мы направляемся? Я думал…

– На Холм Фарбен.

Веррик со своим окружением направился к выходу, а Вейкман остался ждать нового верховного крупье. На ходу Веррик коротко объяснил:

– Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит мне. И несмотря ни на что, я все еще могу принимать присягу там.

– Несмотря на что? – спросил Бентли, внезапно похолодев.

Дверь на улицу была открыта. На них обрушился яркий солнечный свет, смешанный с уличным шумом. В уши ударили выкрики механических информаторов. Группа протискивалась сквозь толпу к летному полю, где их ожидал корабль, и Бентли хрипло спросил:

– Что случилось?

– Вперед, – проворчал Веррик. – Скоро все узнаешь. У нас слишком много работы, чтобы останавливаться здесь для разговоров.

Тед медленно поплелся за группой Веррика, и у него во рту появился медный привкус ужаса. Теперь он все знал. Об этом пронзительно кричали со всех сторон механические информаторы.

– Веррик смещен! – вопили машины. – Престонит стал персоной номер один! Сегодня в девять тридцать утра поворот Колеса Фортуны решил все! Вер–ррр–рик сме–еее–ещен!

Произошла смена власти, на которую указывали предзнаменования. Веррик потерял первую позицию, больше он уже не был верховным крупье. Он упал на самое дно и не имел теперь никакого веса в Директорате.

А Бентли принес ему присягу на верность.

Поворачивать назад было поздно. Он уже направлялся на Холм Фарбен. Они все были захвачены потоком событий, который несся по системе девяти планет, как перехватывающий дыхание зимний шторм.

Глава 2

Ранним утром Леон Картрайт вел свой старенький «Шевроле–82» по узким извилистым улочкам. Его руки твердо сжимали руль, глаза не отрывались от дороги. Как всегда, на нем был вышедший из моды, но безупречный двубортный костюм. На его голове сидела бесформенная шляпа, а в жилетном кармане тикали часы. Все в нем дышало старостью и прошедшими временами; на вид ему было около шестидесяти. Он был высоким и жилистым, с кроткими голубыми глазами и запястьями, покрытыми веснушками. Его руки были тонкими, но сильными и проворными, а лицо спокойным и добрым. Машину он вел так, как будто не доверял до конца то ли себе, то ли старенькому автомобилю.

На заднем сиденье и на полу лежали груды книг и корреспонденции. В углу рядом со свернутым старым плащом приткнулись потрепанная коробка с завтраком и несколько пар поношенных галош. Из–под сиденья торчал заряженный «хоппер–поппер», засунутый туда несколько лет назад.

По обеим сторонам дороги тянулись старые здания с осыпавшейся штукатуркой, пыльными окнами и тусклыми неоновыми рекламами. Это были реликвии прошлого века, такие же как сам Картрайт и его автомобиль. Унылые люди в поношенной рабочей одежде, с руками в карманах и с потухшими недружелюбными глазами слонялись по улицам или стояли, притулившись к стенам домов. Изможденные женщины в бесформенных мрачных плащах волокли продуктовые тележки в темные магазины. Там они будут раздраженно бродить, выбирая продукты, а потом притащат добычу своим несчастным семьям в пропахшие мочой квартиры.

«Судьбы людские неизменны, – подумал Картрайт. – Ни система классификации, ни все эти лотереи не улучшили жизнь. Неквалифицированные низы остались».

В начале двадцатого столетия проблема производства была окончательно решена; после этого оставалось решить проблему потребления, которая стала настоящим бичом общества. В 50–х и 60–х годах потребительские и промышленные товары в западном мире целыми горами скапливались на складах. По возможности их сбывали, но это грозило подорвать свободный рынок. В 1980 году было принято решение регулярно сжигать часть произведенной продукции – вполне пригодные товары стоимостью в миллиарды долларов.

Каждую субботу угрюмые горожане собирались в возмущенные толпы и наблюдали, как солдаты обливают бензином автомобили и тостеры, одежду и апельсины, кофе и сигареты, которые никто не купил, и поджигают все это. В каждом городе имелось место для сжигания – огороженная груда золы, где находили свой конец прекрасные вещи, не дождавшиеся потребителя.

Положение решили спасти, проводя лотереи, но они не очень помогли. Если люди не могут купить дорогие товары, то могут их выиграть. На несколько десятилетий экономика немного взбодрилась, продуманно избавляясь от тонн сверкающих товаров. Но на каждого человека, который выиграл автомобиль, холодильник или телевизор, приходились миллионы ничего не выигравших. С годами призами в лотереях стали не материальные предметы, а нечто иное: власть и престиж. А на вершине всего этого главный пост: распределитель власти – верховный крупье, в руках которого находилось управление самими лотереями.

Процесс распада социальной и экономической системы происходил медленно, постепенно, но неотвратимо. Он зашел так далеко, что люди потеряли веру в сами природные законы. Казалось, не осталось ничего прочного и стабильного, Вселенная утратила постоянство. Никто ни на что не мог положиться. Статистическое прогнозирование получило широчайшую популярность, похоронив понятие причинно–следственных связей. Люди потеряли веру в то, что могут влиять на свою среду обитания; все надеялись только на случайное совпадение – счастливый случай в мире вероятностных событий.

Теория Минимакса, или М–игра, явилась своеобразным отказом, уходом от сопротивления бесцельному водовороту, в котором барахтались люди. Играющий в М–игру ничего на самом деле не совершает, он ничем не рискует, ничего не приобретает… и ничего не ниспровергает. Он копит свои ставки и старается продержаться дольше других игроков. Он сидит и ждет окончания партии, больше ему не на что рассчитывать.

Минимакс, метод выживания в великой игре под названием жизнь, изобрели в двадцатом веке математики фон Нейман и Моргенштерн. Он применялся во Второй мировой, в Корейской и в Окончательной войне. Военные, а затем и финансисты широко использовали этот метод. В середине столетия фон Нейман был включен в Американскую комиссию по атомной энергетике, это было расцветом признания его теории. В последующие два с половиной столетия эта теория служила основой любого управления.

Именно поэтому Леон Картрайт, специалист по ремонту электронной аппаратуры и человеческое существо, обладающее разумом, стал престонитом.

Картрайт просигналил и подогнал машину к тротуару. Перед ним в лучах майского солнца стояло грязно–белое трехэтажное здание. Вывеска над дверью гласила: «Общество Престона. Вход в офис с другой стороны».

Это был черный ход, погрузочно–разгрузочная площадка. Картрайт открыл багажник и начал вытаскивать на тротуар коробки с почтой и литературой. Проходящие мимо люди не обращали на него никакого внимания; в нескольких ярдах от Картрайта разгружал грузовик торговец рыбой. На другой стороне улицы возвышалось здание отеля, облепленное разношерстной семьей магазинчиков и контор: ссудные кассы, сигарные лавки, агентства девушек по вызову, бары.

Картрайт взял коробку и направился по узкому проходу к кладовке. В сыром полумраке тускло горела единственная лампочка, у стен стояли штабеля ящиков и перевязанных проволокой коробок. Он нашел свободное место, поставил туда свою тяжелую ношу, потом прошел через холл и оказался в тесной маленькой приемной.

Офис и отгороженная барьером приемная, как обычно, пустовали. Дверь, выходящая на улицу, была широко распахнута. Картрайт взял пачку корреспонденции, уселся на продавленный диванчик и, разложив ее на столе, принялся просматривать. Там не было ничего особенного: счета за полиграфические услуги и перевозку, аренду, электричество, воду и вывоз мусора.

Открыв конверт, он достал из него счет на пять долларов и длинное письмо, написанное дрожащей старушечьей рукой. Было и еще несколько мелких пожертвований. Не стоило труда подсчитать, что Общество обогатилось на тридцать долларов.

– Они начинают волноваться, – объявила Рита О’Нейл, появившись в двери. – Может, пора начинать?

Картрайт вздохнул. Время пришло. Поднявшись с диванчика, он вытряхнул пепельницу, подровнял стопку зачитанных экземпляров книги «Пламенный Диск» Престона и неохотно последовал за девушкой. Подойдя к засиженной мухами фотографии Джона Престона, висевшей слева от крючков для одежды, он открыл незаметную дверь в потайной ход, который тянулся вдоль коридора, и вошел туда.

Завидев его, люди, собравшиеся в зале, сразу же прекратили разговоры. Все глаза были обращены к нему; в воздухе повисла смесь горячей надежды и страха. Затем несколько человек стали пробираться к нему; снова началось перешептывание, которое превратилось в гул. Теперь они все пытались привлечь его внимание. Когда он начал пробиваться к центру зала, образовался круг взволнованно жестикулирующих мужчин и женщин.

– Ну вот и дождались, – облегченно выдохнул Билл Конклин.

– Мы так долго ждали… мы больше не можем ждать! – взволнованно сказала стоящая рядом с ним Мари Узич.

Картрайт порылся в кармане и нашел список. Удивительно разнообразные люди собрались вокруг него: молчаливые и испуганные мексиканские трудяги, прижимавшие к груди свои пожитки, городская пара с суровыми лицами, техник–ракетчик, японские рабочие–оптики, девушка по вызову с ярко–красными губами, разорившийся торговец средних лет, студент–агроном, аптекарь, повар, медсестра, столяр… Все они потели, переминались с ноги на ногу, волновались и не сводили глаз с Картрайта.

Это были люди, которые умели работать руками, а не головой. Они приобрели свои навыки за годы практики. Они могли выращивать растения, закладывать фундаменты, чинить протекающие трубы, управлять машинами, шить одежду, готовить пищу. С точки зрения системы классификации все они были неудачниками.

– Думаю, что все уже собрались, – напряженным голосом сказал Джерети.

Картрайт глубоко, как перед молитвой, вздохнул и заговорил громким голосом, чтобы все могли его услышать:

– Перед нашим расставанием я хочу кое–что сказать. Корабль к отправке готов. Его проверили наши друзья на летном поле.

– Так точно, – подтвердил капитан Гровс, негр с суровым лицом, в кожаном комбинезоне, перчатках и сапогах.

Картрайт обвел глазами собравшихся:

– Ну что ж… Может быть, кто–то колеблется? Хочет остаться? Ответом была напряженная тишина. Мари Узич улыбнулась Картрайту, а потом стоявшему рядом с ней молодому человеку; Конклин обнял ее и прижал к себе.

– Это то, ради чего мы трудились, – продолжал Картрайт. – Во что мы вложили наше время и деньги. Если бы здесь был Джон Престон, он остался бы доволен. Он знал, что когда–нибудь это случится. Он верил, что появится корабль, который пронесется мимо колонизированных планет и выйдет за пределы, контролируемые Директоратом. Его сердце верило, что люди достигнут новых рубежей… и обретут свободу. – Он посмотрел на часы. – До свидания! И удачи вам!.. Вы уже в пути. Держитесь за свои талисманы, а Гровс привезет вас куда надо.

Один за другим они начали подбирать свой нехитрый багаж и покидать зал. Картрайт пожимал им руки и тихо говорил обнадеживающие и успокаивающие слова. Когда вышел последний человек, он еще какое–то время задумчиво стоял посередине опустевшего зала.

– Я рада, что все кончилось, – успокоенно сказала Рита. – Я боялась, что кто–нибудь из них пойдет на попятную.

– Неизвестность всегда пугает. Там могут оказаться какие–нибудь чудовища. В одной из своих книг Престон описывает таинственные зовущие голоса. – Картрайт налил себе кофе. – А наш долг – делать работу здесь. И я даже не знаю, что труднее.

– Я никогда по–настоящему в это не верила, – сказала Рита, приглаживая ладонями свои черные волосы. – Ты можешь изменить Вселенную… теперь для тебя нет ничего невозможного.

– Существует множество вещей, которых я сделать не могу, – сухо возразил Картрайт. – Я перепробовал многое, действовал то там, то тут… Это непременно кончится моим поражением.

– Как ты можешь говорить такое! – ужаснулась Рита.

– Я реалист, – сказал он твердо, почти сурово. – Убийцы могут уничтожить того, на кого указало Колесо Фортуны. Как много времени, по–твоему, потребуется, чтобы собрать Конвент Отбора? Система работает против нас. По их понятиям, я нарушил правила уже тем, что начал игру. Во всем, что может случиться со мной, виноват я сам.

– Они знают о корабле?

– Сомневаюсь… Надеюсь, что нет.

– Ты можешь продержаться до тех пор, пока корабль в безопасности. Разве это не… – Рита замолчала на полуслове и в страхе обернулась.

Снаружи раздался шум реактивных двигателей. Корабль опустился на крышу со свистом, который могло бы издать какое–то стальное насекомое. Раздалось несколько глухих ударов, потом послышались голоса и шаги на верхних этажах.

Рита увидела, как на лице ее дяди на какое–то мгновение проступил страх, сменившийся пониманием. Затем Картрайт вновь стал усталым и спокойным.

– Они прибыли, – слегка улыбнувшись Рите, еле слышно сказал он.

В коридоре застучали тяжелые сапоги военных. Гвардейцы Директората в зеленых мундирах ворвались в зал и выстроились вдоль стен. Вслед за ними, с портфелем в руке, появился чиновник Директората. Лицо его было бесстрастным.

– Вы Леон Картрайт? – спросил он. – Дайте мне ваши документы. Они у вас с собой?

Картрайт вытащил из внутреннего кармана пиджака пластиковую трубку, открыл ее и вынул тонкие металлические пластинки. Одну за другой он выкладывал их на стол:

– Свидетельство о рождении. Школьный аттестат. Диплом о профессиональном образовании. Психоаналитическая характеристика. Медицинский сертификат. Справка о судимости. Свидетельство о гражданском статусе. Перечень мест работы. Освобождение от последней присяги на верность. Ну и все прочее.

Он придвинул все это к чиновнику, снял пиджак и засучил рукав рубашки.

Служащий Директората быстро пробежал глазами документы, потом сравнил идентификационный знак со знаком на предплечье Картрайта.

– Мы возьмем отпечатки пальцев и психологический слепок мозга позже, хотя это и лишнее; я знаю, что вы Леон Картрайт. – Он вернул документы. – Я майор Шеффер из Корпуса телепатов Директората. Сегодня утром, чуть позже девяти, произошла смена власти.

– Понятно. – Картрайт опустил рукав и надел пиджак.

– Вы не классифицированы? – спросил Шеффер, проведя пальцем по ровному краю свидетельства о гражданском статусе.

– Нет.

– Полагаю, ваша правовая карточка находится на вашем Холме–протекторе. Так ведь обычно бывает, правильно?

– Да, обычно так и бывает, – согласился Картрайт. – Но я сейчас не связан присягой ни с одним из Холмов. Как вы могли заметить по моим документам, я был уволен в начале этого года.

– Тогда, конечно же, вы продали ее на черном рынке, – пожал плечами Шеффер. – Чаще всего выбор Колеса Фортуны падает на неклассифицированных, так как их гораздо больше. Зато классифицированные всегда умудряются завладеть вашими правовыми карточками.

Картрайт выложил на стол карточку:

– Вот она.

– Невероятно! – Шеффер был изумлен.

Он быстро прозондировал мозг Картрайта, и на его лице появилось озадаченное выражение.

– Вы уже знали. Заранее знали.

– Да.

– Это невозможно! Мы прибыли, как только это произошло. Даже Веррик еще не в курсе. Вы первый человек, не считая Корпуса телепатов, кто об этом узнал. – Он придвинулся к Картрайту. – Здесь что–то не так. Откуда вы узнали, что это должно произойти?

– Теленок с двумя головами, – туманно ответил тот. Озадаченный чиновник продолжал читать мысли Картрайта. Внезапно он прервал свое занятие:

– Теперь это не важно. Видимо, у вас есть какие–то дополнительные каналы информации. Я мог бы найти их при тщательном обследовании вашего мозга. – Он протянул Картрайту руку. – Мои поздравления. Если вы не против, то мы возьмем это место под охрану. Через несколько минут Веррик будет проинформирован. Мы должны подготовиться к этому. – Он вернул Картрайту правовую карточку. – Берегите ее. Это единственное доказательство вашего нынешнего положения.

– Догадываюсь, – согласился Картрайт, начиная снова дышать. – Думаю, я могу на вас рассчитывать. – Он спрятал карточку поглубже в карман.

– Думаю, можете. – Шеффер задумчиво облизал губы. – Как странно… Теперь вы наш руководитель, а Веррик – никто. Нам потребуется время для психологической перестройки. Некоторые молодые сотрудники Корпуса не помнят другого верховного крупье… – Он повел плечом. – Предлагаю вам первое время побыть поближе к Корпусу. Мы не можем оставаться здесь, многие люди в Батавии присягали на верность именно Веррику, а не его должности. Нам придется всех прозондировать и отсеять подозрительных. Веррик использовал этих людей для контроля над Холмами.

– Меня это нисколько не удивляет.

– Веррик довольно прозорлив. – Шеффер окинул Картрайта оценивающим взглядом. – В то время, когда он занимал должность верховного крупье, на него несколько раз готовились покушения. Но у нас всегда кто–то был внедрен в организацию. Пришлось повозиться, но полагаю, что мы для этого и существуем.

– Я рад, что вы прибыли, – признался Картрайт. – Когда я услышал шум, то подумал, что это Веррик.

– Это вполне мог быть он, если бы мы его заблаговременно предупредили. – Глаза Шеффера зловеще блеснули. – Если бы не старшие телепаты, то, вполне возможно, мы сначала сообщили бы эту новость ему, а потом уж направились сюда. В этом большая заслуга Питера Вейкмана. Он напомнил нам об ответственности и долге.

Картрайт взял на заметку это имя. Надо будет взглянуть на этого Питера Вейкмана.

– Направляясь сюда, – медленно продолжал Шеффер, – мы перехватили мысли большой группы людей, очевидно вышедших из этого здания. Они думали о вас и об этом месте.

Картрайт мгновенно насторожился:

– И что?

– Они удалялись от нас, поэтому мы не смогли узнать побольше. Они думали что–то о космическом корабле. Что–то о долгом перелете.

– Вы говорите как правительственный предсказатель.

– Их окружало плотное облако возбуждения и страха.

– Не могу вам ничего по этому поводу сказать, – с нажимом произнес Картрайт. – Я ничего об этом не знаю. И с легкой иронией добавил: – Наверное, какие–нибудь кредиторы.

А во дворе Общества ходила кругами Рита О’Нейл. Она чувствовала какую–то опустошенность. Великий момент настал и прошел, сразу же став историей.

Рита посмотрела на небольшой простенький склеп с останками Джона Престона. Темное уродливое тельце лежало в пожелтевшем, засиженном мухами пластиковом саркофаге. Маленькие, изувеченные артритом ручки сложены на птичьей груди, на закрытых глазах – теперь уже ненужные очки. Тщедушный горбатый человечек… Склеп был покрыт пылью, вокруг валялся мусор. Затхлый ветерок перегонял его с места на место. Никто не навещал останки Престона. Склеп был забытым одиноким памятником, заброшенным глиняным сооружением…

А в полумиле отсюда, у летного поля, из старых автомобилей выходили люди. На стартовой площадке стоял потрепанный грузовой корабль. Люди неуклюже поднимались по узкому металлическому трапу и исчезали внутри.

Фанатики отправлялись в путь. Они собирались найти в глубинах космоса мифическую десятую планету Солнечной системы, легендарный Пламенный Диск, мир Джона Престона, затерявшийся в пустоте.

Глава 3

Картрайт не успел еще добраться до здания Директората в Батавии, а новость уже вырвалась на волю. Пока скоростная межконтинентальная ракета переносила его через южную часть Тихого океана, он сидел, не отрывая взгляда от телевизионного экрана. Под ним раскинулся голубой океан с бесконечным множеством черных точек: это были плавучие домики из пластика и металла, в которых жили семьи азиатов. Эта хрупкая цепочка протянулась от Гавайев до Цейлона.

Экран телевизора жил сенсационной новостью. Мелькали лица, кадры сменялись с головокружительной быстротой. Вспоминалась история десятилетнего правления Веррика: записи, показывавшие массивного, с густыми бровями бывшего верховного крупье, сопровождались текстом, повествующим о его деятельности. О Картрайте говорили мало и неопределенно.

Он мысленно рассмеялся, чем всполошил сопровождавшего его телепата. Кроме того что он каким–то боком связан с Обществом Престона, о нем никто ничего не знал. Стали рассказывать о самом Обществе, но материалов было мало. Показали фрагменты из жизни Джона Престона: вот маленький хрупкий человечек плетется из Информационной библиотеки в обсерваторию, пишет книгу, собирает бесконечные факты, тщетно спорит, теряет свою ненадежную классификацию и в конечном итоге опускается на дно и умирает в безвестности. Появляется скромный склеп. Проходит первое собрание Общества. Начинают издаваться полубредовые–полупророческие произведения Престона.

Картрайт надеялся, что это все, что они сумели пронюхать об Обществе. Он мысленно молился, чтобы его надежды сбылись, и не отрывал взгляда от экрана телевизора.

Теперь он стал высшей властью в системе девяти планет. Он был верховным крупье, его охранял Корпус телепатов, в его распоряжении находились большая армия, флот и полиция. Он оказался полноправным администратором системы случайностей – Колеса Фортуны, огромного аппарата классификации, всех игр, лотерей и образовательных учреждений.

А еще существовали пять Холмов, пять индустриальных центров, которые поддерживали социальную и политическую системы.