— Я могу помочь на рынке, — предлагаю я.
Он смеется и вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Я говорю о работе другого сорта. — Его глаза сужаются. — Обычно я не доверяю тем, с кем только что познакомился, но у тебя ведь небольшие неприятности, верно, Джо?
Меня прошибает холодный пот.
— Ты о чем?
Он складывает руки на груди, довольный собой.
— Видишь ли, Джо, я был копом, пока дела не завертелись не в ту сторону. Но у меня по-прежнему осталось чувство, которое подсказывает, что кому-то есть что скрывать. Конечно, я мог бы просто позвонить одному из своих старых приятелей в полиции, чтобы пробить тебя по базам, но…
Я начинаю дрожать.
— Я так и думал, что ты все поймешь правильно. — Он наклоняется и понижает голос: — Мне нужно, чтобы ты забрала для меня пакет. И сразу же принесла его сюда. Ясно?
У меня замирает сердце. Ни за что! Я не такая дура. Похоже, речь идет о наркотиках. Но возможно, если я соглашусь, то смогу убраться отсюда и найти безопасное место, где можно спрятаться. Затем я вспоминаю, что сегодня Рождество. Все закрыто.
— Когда нужно идти?
— Сейчас.
Он лезет в карман и вытаскивает клочок бумаги.
— Вот адрес. Я нарисовал для тебя небольшой план. Гляди сюда. Это недалеко. Двадцать минут туда и обратно, максимум. Я бы и сам сходил, но, скажем так, парень из того заведения не хочет больше видеть мою морду.
По коже бегут мурашки.
— Он опасен?
— Нет. Нет, если ты сделаешь все, как сказано. А теперь пошевеливайся. И если ты не вернешься тут же, я позвоню, куда говорил. А ты ведь этого не хочешь, правда?
Часы на церковной башне показывают шесть двадцать три утра. Улицы пока пусты. Я прохожу мимо старика с торчащими седыми волосами, который спит на углу, завернувшись в потрепанное одеяло. Бедолага. Я засовываю пятерку в карман его пиджака — из своих спрятанных в лифчике заветных денег от американцев и с продажи часов. Надеюсь, никто не стащит ее прежде, чем он проснется.
Я следую указаниям на бумажке. Моя цель — магазинчик свежей прессы. «Закрыто» — гласит табличка на двери, но сбоку есть звонок. Я нажимаю кнопку, однако никто не выходит. Мои пальцы чертовски замерзли. Я нажимаю еще раз.
— Иду, иду, — доносится вальяжный голос. — Я слышал и в первый раз.
Крупный мужчина с большим животом и седой бородой открывает дверь. Он подозрительно морщится, увидев меня.
— Ты новенькая. Кто тебя послал?
— Она родила двух мальчиков, молодой человек. — Он поколебался, потом что-то дрогнуло в его лице, и он поспешно добавил: — И семь девочек. Девять детей! И все они... все они живы. Это невероятно. За всю мою жизн ь...
Он осекся и, придерживая шляпу, поспешил вниз. В голове Грегори творилось нечто невообразимое. Девять детей! Девять! Как будто миссис Грендон ничем не отличалась от животных в стойле. Даже рисунок на обоях казался ему тошнотворным, словно сам дом воплощал собой болезнь. Из спальни доносились мяукающие звуки, в которых не было ничего человеческого.
Грегори ошеломленно стоял на лестнице: ему казалось, что крики младенцев проникают прямо в его мозг. Снаружи послышался стук копыт доктор возвращался в Коттерсолл. Из комнаты Нэнси не доносилось ни звука. Грегори догадывался, что она прячется от него, чтобы избежать позора, и в конце концов заставил себя спуститься по темной лестнице вниз. Из-под лестницы выскочила кошка, а за ней дюжина котят. Козлята все еще резвились в комнате. В камине лежали остывшие угли — огонь не поддерживали с вечера.
— Могу поспорить, ты такого не ожидал!
Грегори резко обернулся. Из кухни вышел Грабби, держа в руке ломоть хлеба с куском мяса. Он увлеченно жевал, улыбаясь Грегори.
— Вот это мужик, фермер Грендон! — воскликнул он. — Еще ни одному мужчине в этой стране не удавалось сделать девять детишек за один заход!
— Где фермер?
— Я говорю, еще ни одному мужчине в этой стране...
— Да, я уже слышал. Где фермер?
— Работает, наверно. Так вот, еще ни одному мужчине...
Не дослушав, Грегори выскочил во двор и за углом дома наткнулся на Грендона. Фермер нес на плече вилы с огромной охапкой сена. Грегори встал у него на пути, но тот обошел его стороной.
— Джозеф, я бы хотел поговорить с вами.
— У меня много работы. Очень жаль, если вы сами не видите.
— Я бы хотел поговорить о вашей жене.
Грендон не ответил. Он работал как одержимый, сбрасывая сено на землю и тут же возвращаясь за очередной охапкой. Говорить с ним сейчас было непросто. Коровы и недавно родившиеся телята то и дело издавали тревожные, не похожие на обычное коровье мычание, звуки. Грегори пошел следом за Грендоном обратно к стогу сена; фермер шагал с мрачной решимостью, не замечая ничего вокруг. Глаза его глубоко запали, губы были плотно сжаты. Грегори положил руку ему на плечо, но фермер сбросил ее. Насадив на вилы громадную охапку сена, он развернулся столь резко, что Грегори пришлось отскочить, чтобы не оказаться у него на пути.
Наконец, Грегори потерял терпение. Войдя следом за Грендоном в коровник, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Грендон даже не пошевелился.
— Джозеф, что с вами? Почему вы вдруг стали таким бессердечным? Ваша жена наверняка нуждается в том, чтобы вы были рядом!
Фермер повернулся к Грегори, глядя на него невидящими глазами и выставив перед собой вилы, словно оружие.
— Я был с ней всю ночь, пока она рожала.
— Но сейчас...
— Сейчас с ней сиделка из Дерхэма. Я всю ночь провел там. А теперь мне нужно заниматься делами на ферме — вы же знаете, будет хороший урожай.
— Чересчур хороший, Джозеф. Остановитесь и подумайте...
— У меня нет времени на пустую болтовню.
Бросив вилы, он отодвинул Грегори в сторону, отпер дверь и распахнул ее. Крепко взяв молодого человека за руку, он повел его вдоль овощных грядок.
Листья раннего салата были просто гигантскими. Грендон гордо шагал вдоль рядов свежей зелени, выдергивая пучки молодой редиски, моркови, лука и тут же отбрасывая их через плечо.
— Смотрите, Грегори, все всходы крупнее, чем когда-либо, и появились на несколько недель раньше! Урожай будет небывалый. Взгляните на поле! Взгляните на сад! — Он широким жестом обвел ряды деревьев, усыпанных бело-розовыми цветами. — Что бы это ни означало, мы просто обязаны этим воспользоваться. На следующий год такого может уже не быть. Да это же просто сказка!
Фермер замолчал и, казалось, тут же забыл о существовании Грегори. Уставившись в землю, столь внезапно ставшую плодородной, он снова направился в коровник, откуда доносились звуки льющейся воды — Некланд ополаскивал молочные бидоны.
Весеннее солнце грело спину Грегори. «Внешне все нормально, — сказал он сам себе. — Ферма процветает». Из-за свинарника слышались голоса рабочих, готовивших место для нового коровника. «Наверное, — уныло подумал Грегори, — беспокоиться не о чем». Он медленно направился назад, к дому. Делать нечего; пора возвращаться в Коттерсолл... но сначала нужно увидеться с Нэнси.
Нэнси была на кухне. Некланд принес ей парного молока, и она с усталым видом пила его из ковшика.
— О, прости, Грег, что я убежала от тебя. Просто я очень расстроилась.
Она подошла и положила руки ему на плечи, чего никогда раньше не делала.
— Бедная мама, боюсь, ее рассудок не вынес рождения стольких детей. Она говорит очень странные вещи, я никогда от нее такого не слышала; почему-то ей кажется, что она снова стала ребенком.
— Ничего удивительного, — ответил Грегори, гладя ее по волосам. — Ей станет лучше, когда пройдет шок.
Они поцеловались; Нэнси протянула ему ковшик молока. Грегори отхлебнул и тут же с отвращением выплюнул.
— Тьфу! Что за гадость? Никак Некланд хочет тебя отравить? Ты его пробовала? Оно горькое, как полынь!
На лице Нэнси появилось озадаченное выражение.
— Мне вкус показался несколько странным, но не неприятным. Дай я еще раз попробую.
— Нет, это слишком мерзко. Что-то туда подмешали.
Несмотря на его протесты, она поднесла ковшик к губам, потом покачала головой:
— Ты что-то выдумываешь, Грег. Вкус чуть-чуть необычный, верно, но, по-моему, все в порядке.
— Милая моя, это ужасно. Пусть твой отец попробует. Посмотрим, что он скажет.
— На твоем месте, Грег, я бы его сейчас не беспокоила. Ты же знаешь, как он занят и как он устал, просидев всю ночь возле мамы... а теперь он опять работает. Я скажу ему за обедом. Кстати, мне нужно заняться стряпней. Эти козлята тут такого натворили! Не говоря уже о Грабби. Надеюсь, ты останешься пообедать с нами?
— Нет, Нэнси, мне надо ехать. Меня ждет письмо, на которое я должен ответить; оно пришло, пока я был в Норидже.
Нэнси прикусила губу и хрустнула пальцами.
— Наверное, я кажусь тебе просто занудой! Я никогда тебя не спрашивала, как ты развлекался в городе! Тебе, конечно, хорошо, ты свободный человек, тебе не надо ни работать, ни готовить!
— Ты обижаешься на меня? Послушай, Нэнси, любимая, это письмо от доктора Хадсон-Уорда, старого знакомого моего отца — директора школы в Глостере; он хочет, чтобы я пошел к нему работать учителем, на очень выгодных условиях. Так что я больше не буду бездельничать, вот увидишь.
Смеясь, она прильнула к нему.
— Чудесно, милый! Из тебя получится хороший учитель. Но Глостер — это же на другом конце Англии. Наверное, когда ты уедешь туда, мы больше тебя не увидим.
— Еще ничего не решено, Нэнси.
— Через неделю ты уедешь, и мы никогда не увидимся. Ты будешь работать в этой школе и не вспомнишь о своей Нэнси.
Грегори ласково потрепал ее по щеке.
— Нэнси, ты любишь меня?
Она опустила ресницы.
— Грег, здесь такая неразбериха... я имею в виду... да, я люблю тебя, но страшно подумать, что я могу тебя больше не увидеть.
Четверть часа спустя он уехал в прекрасном расположении духа, вспоминая ее слова и не подозревая об опасности, которая грозила ей.
Тем же вечером Грегори Роллс отправился в «Путник». Моросил мелкий дождик. Брюс Фокс уже ждал его, устроившись в уютном кресле возле камина.
На этот раз Фокса больше интересовала предстоящая свадьба его сестры, чем рассказ Грегори; когда появились приятели его будущего зятя, началось подобающее случаю возлияние, и воцарилась веселая, не располагающая к серьезным беседам атмосфера. Довольно быстро, как только пиво возымело свое действие, Грегори тоже забыл, о чем собирался рассказать, и стал искренне наслаждаться безмятежным обществом.
На следующее утро он проснулся с тяжелой головой и в расстроенных чувствах. Миссис Фенн его настроения не улучшила; судя по ее поведению, он явился вчера поздно и шумел на лестнице. «Впрочем, — раздраженно подумал он, — миссис Фенн и ей подобные рождены для того, чтобы страдать, и чем чаще, тем лучше». Мысль эта, правда, не слишком согласовывалась с его социалистическими принципами, но сейчас эти принципы были в столь же плачевном состоянии, как и его печень.
Грегори хотел было выйти и немного развеяться, но погода показалась ему чересчур сырой. Он уныло сидел в кресле у окна, в очередной раз откладывая ответ доктору Хадсон-Уорду, директору школы.
Грегори вяло протянул руку и взял маленький томик в кожаном переплете — книгу о змеях, которую купил в Норидже несколько дней назад. Один абзац привлек его внимание:
«Большинство ядовитых змей, за исключением опистоглифов, выпускают свою жертву из зубов после укуса. В некоторых случаях жертва погибает в течение нескольких секунд, тогда как в других случаях смерть может наступить через несколько часов или даже дней. Слюна некоторых змей не только содержит яд, но и обладает пищеварительным действием. Бразильская коралловая змея, хотя и имеет не более фута в длину, в избытке обладает этой способностью. Когда она кусает животное или человека, жертва не только погибает в страшной агонии в течение нескольких секунд, но ее внутренности начинают растворяться, и даже кости превращаются в некое подобие студня. Затем маленькая змея может высосать, как бульон, все содержимое тела жертвы из природной оболочки — кожи, которая остается нетронутой».
— Ник.
Грегори долго сидел у окна с раскрытой книгой на коленях, думая о ферме Грендонов и о Нэнси и упрекая себя за легкомыслие в отношении к своим друзьям. Постепенно у него сложился план действий, которые он намеревался предпринять, как только приедет на ферму; но визит пришлось отложить на несколько дней — стояла крайне дождливая погода, что было необычно для конца апреля.
Он сплевывает на тротуар.
Однако уже на следующий вечер, ужиная внизу вместе с Феннами, он услышал новости с фермы. Был базарный день, и жена пекаря сообщила:
— Не упоминай имени этого человека! — Он сует мне пакет. — Короче, вот оно.
— Этот придурок, работник Джо Грендона, скоро угодит в тюрьму, если не научится вести себя как следует. Слышали, что он сегодня натворил, Грегори?
Я заглядываю внутрь. Там газета «Дэйли мэйл», скатанная в трубку.
— Что же он натворил, миссис Фенн?
— Все здесь, — рычит мужчина. — И не спрашивай, что это такое!
— Легче сказать, чего он не натворил! Привез, как обычно, молоко, но никто не хотел его покупать, потому что оно, похоже, простояло Бог знает сколько времени. Тогда Грабби начал страшно ругаться и кричать, что у него лучшее молоко в округе, и в подтверждение сделал большой глоток из бидона. А потом двое мальчишек Беттсов стали кидать в него камнями, и это, конечно, просто взбесило Грабби! Он схватил одного из них и окунул головой в молоко, а потом швырнул ведро прямо в окно дома, где живут мальчишки. Вы только представьте себе! Вышли старик Беттс с женой и колотили его палками, пока он не убежал, крича и ругаясь, что хорошего молока никогда никому больше не продаст!
— Не вчера родилась, — фыркаю я.
Пекарь рассмеялся.
Он смотрит в обе стороны по улице, как будто кто-то может следить. Потом снова обращается ко мне, окинув суровым взглядом:
— Не пойму, я тебя откуда-то знаю, что ли?
— Представляю себе это зрелище! Похоже, все они там, у Джо, свихнулись. Вчера утром приехал Сили, строитель, и заявил, что урожай у Джо в этом году намного лучше, чем обычно, хотя у всех остальных в округе нет ничего подобного. Как утверждает Сили, Марджори Грендон родила четверых близнецов, но вы же знаете, старик Сили любит приврать. Думаю, если бы у нее действительно было четверо близнецов, мы бы об этом узнали от доктора Кроучхорна.
— Говорят, у каждого существует двойник, — непринужденно пожимаю я плечами, хотя сердце у меня колотится.
— Поговаривают, доктор Кроучхорн вчера напился.
Он бросает еще один свирепый взгляд.
— Я тоже слышал. Не похоже на него, верно?
— Тогда убирайся, пока тебя кто-нибудь не увидел!
— За все время это вообще первый случай... хотя, говорят, в молодости он любил заложить за воротник.
Я быстро иду назад, оглядываясь через плечо каждые несколько минут. Как только передам это, я уйду. Как же глупо с моей стороны подумать, что торговец хочет помочь. Всем чего-то нужно в этом мире. Воспоминание о Стиве вспыхивает в голове, и я гоню его прочь.
Слушая беседу мужа и жены, Грегори обнаружил, что у него пропал аппетит. Он угрюмо вернулся к себе в комнату и попытался сосредоточиться на письме в Глостершир, достопочтенному доктору Хадсон-Уорду. Он понимал, что должен принять его предложение, и был готов к этому, однако знал, что сначала нужно сделать все возможное, чтобы Нэнси оказалась в безопасности. Так и не решившись, он отложил ответ доктору до следующего дня, а назавтра написал, что с радостью соглашается на предложенную работу, но попросил дать неделю на сборы. Когда он относил письмо почтальону в «Три браконьера», все еще шел дождь.
Так, здесь сворачивать направо или налево? Я не помню. Затем вижу разрушенные арки посреди кольцевой развязки. Теперь я знаю, где стою, и наконец нахожу дорогу, по которой Ник вел меня вчера вечером. Вот и дом. Сердце колотится от облегчения. Дверь заперта. Я стучу в нее. Кто-то выглядывает в окно.
— Это она! — слышу я голос.
Однажды утром дождь неожиданно кончился. Над Восточной Англией распростерлось бескрайнее голубое небо, и Грегори, оседлав Дэйзи, отправился по раскисшей дороге на ферму.
Дверь распахивается настежь. Ник выхватывает у меня пакет. Мэдж тоже здесь, стоит, скрестив руки на груди.
Грабби и Некланд расчищали канаву лопатами. Грегори поздоровался с ними и въехал в ворота. Собираясь поставить лошадь в конюшню, он увидел Грендона и Нэнси, стоящих на участке необработанной земли возле восточной, глухой стены дома. Он медленно подошел к ним, заметив, что земля здесь сухая, как будто все это время дождя не было. Но он тут же забыл об этом, увидев девять маленьких крестов, которые Грендон устанавливал на девяти свежих холмиках земли.
— Ты не имеешь права, черт побери!
Нэнси плакала. Оба посмотрели на Грегори, после чего Грендон вернулся к своей работе.
Сперва я думаю, что она обращается ко мне, но она кричит на Ника.
— О, Нэнси, Джозеф, примите мои соболезнования! — воскликнул Грегори. — Подумать только, что все они... но где же пастор? Где пастор, Джозеф? Почему вы хороните их без соответствующего обряда?
— Мне пришлось. Кого еще я мог послать? Ты была в отключке, как дрова.
— Я говорила отцу, но он и слушать меня не стал! — всхлипнула Нэнси.
— Но мы же ее ни хрена не знаем!..
Грендон дошел до последней могилы, взял последний грубо отесанный деревянный крест, поднял его над головой и с размаху воткнул в землю, как будто хотел пронзить сердце того, кто там лежал. Лишь после этого он выпрямился и сказал:
— Все в порядке, — перебиваю я. — Я не стану болтать. Можете мне доверять.
— Нам не нужен пастор. У меня нет времени на пасторов. Работа не ждет.
Мэдж глядит так, словно пытается напрячь мозги. Затем внезапно вскидывает взгляд и смотрит поверх моего плеча на дорогу.
— Но это же ваши дети, Джозеф! Что с вами?
— Что за херня… — начинает она.
— Теперь они — часть фермы, чем, впрочем, всегда и были. — Он повернулся, закатал повыше рукава рубахи на загорелых руках и направился в сторону работавших в канаве.
Сперва мне кажется, что она наезжает на меня. И тут кровь застывает в моих жилах. Полицейские сирены! Топот бегущих ног!
Грегори обнял Нэнси и взглянул в ее заплаканное лицо.
— Ах ты, драная сука! — кричит Мэдж.
— Сколько же ты пережила за эти дни!
Я не могу пошевелиться от шока.
— Я... я думала, ты уехал в Глостер... Грег! Почему ты не приезжал? Я каждый день ждала тебя!
Мэдж выскакивает за порог и мчится по улице. Я вижу, как полицейский хватает ее. Я застыла на месте, пока другой заворачивает мне руки за спину.
— Было очень сыро и дождливо.
— Вот она, сержант! — кричит он. — Эта, не та!
— С тех пор как ты был здесь последний раз, стояла прекрасная погода. Смотри, как все выросло!
В машине я вижу крупного бородатого мужчину, который только что передал мне газету.
— В Коттерсолле все эти дни шел дождь.
В памяти мелькают светлые волосы. Шнур в моих руках…
— Вот оно что! Тогда понятно, почему так разлилась река и почему столько воды в канавах. Но здесь у нас немного покапало, и все...
— Нэнси, скажи, отчего умерли бедные крошки?
— Элинор Холлс, — слышу я слова. — Вы арестованы за убийство вашего мужа, Роджера Холлса.
— Если ты не возражаешь, я лучше промолчу.
— Почему твой отец не пригласил пастора Лэндсона? Как он мог оказаться столь бесчувственным!
Часть третья
— Потому что он не хотел, чтобы кто-то посторонний знал об этом. Вот почему он отказался от услуг строителей. Понимаешь... да, придется тебе сказать... это мама. Она совершенно выжила из ума, совершенно! Это случилось позавчера, когда она первый раз вышла на улицу.
Суд
— Ты хочешь сказать, она...
Таволга вязолистная (Filipendula ulmaria)
— Ой, Грег, отпусти руку, больно! Она... она поднялась наверх, когда никто не видел, и... задушила всех младенцев, Грег, одного за другим... подушкой.
Также известна как Невестин лист, потому что ею устилали землю на пути невесты. Ассоциировалась со смертью, так как запах ее цветов, по сказаниям, вызывал сон, глубокий и смертельный.
Грегори почувствовал, что бледнеет. Нэнси заботливо повела его за дом. Они присели на брусья изгороди. Он молча переваривал ее слова, потом спросил:
— Как сейчас чувствует себя твоя мать, Нэнси?
— Молчит. Отцу пришлось запереть ее в комнате. Прошлой ночью она все время кричала. Но сегодня, с самого утра молчит.
Глава 57
Грегори изумленно огляделся. Все окружающее казалось чересчур ярким, даже пестрым, будто покрытым сыпью — вероятно, от прилива крови к голове. Цветы на яблонях уже почти облетели, и начали набухать яблоки. Рядом под тяжестью огромных стручков гнулись бобовые стебли. Проследив за его взглядом, Нэнси опустила руку в карман передника и достала пучок ярко-красной редиски — каждая размером с мандарин.
Я стою перед судьей в Плимутском Королевском суде. Как пояснил мне адвокат — это слушание о моем освобождении под залог. В зале почти никого нет. Открывается дверь. Входит женщина. Она стройная и хорошенькая, с печальными глазами. Что-то шевелится у меня в душе — как будто я должна знать ее. Но я не знаю.
— Возьми. Она свежая, вкусная, прямо с грядки.
— Как ты могла такое сделать, мама? — восклицает она.
Грегори с безразличным видом надкусил привлекательно выглядевший шарик, но тут же сплюнул. Снова этот отвратительный вкус!
Мама? Что она имеет в виду?
— Она же очень вкусная! — запротестовала Нэнси.
Я слышу голос секретаря суда:
— Теперь уже не «немного странная» — просто «очень вкусная»? Нэнси, разве ты не замечаешь, что здесь творится нечто сверхъестественное, нечто страшное? Прости, но это действительно так. Вам с отцом нужно немедленно уехать отсюда.
— По обвинению в убийстве: вы признаете себя виновной или нет?
— Уехать, Грег? Только из-за того, что тебе не понравилась эта чудесная редиска? Как мы можем уехать? Куда? Вот этот дом — здесь жил мой дедушка, а до него — его отец. Это наш дом. Мы не можем просто так все бросить, даже после того, что произошло. Попробуй другую редиску.
— Ради Бога, Нэнси, у нее такой вкус, как будто она предназначена не для людей, а... — Он уставился на нее. — Наверное, так оно и есть. Нэнси, послушай меня...
Мне «отказали в освобождении под залог» и отправили в следственный изолятор до суда. Сказали, что на это могут уйти месяцы — здесь полно таких же, как я, ждущих судебного решения и надеющихся на свободу.
Грегори осекся и спрыгнул с изгороди. К ним приближался Некланд, в расстегнутой рубашке, заляпанный грязью после работы в канаве. В руке он держал старинный пистолет.
В камере узкая койка у стены с полкой для моих вещей. Напротив койка моей сокамерницы — худой девушки с настороженным взглядом — и унитаз в углу, который нам приходится делить.
— Если ты подойдешь ближе, я буду стрелять, — сказал он. — Можешь не беспокоиться, он заряжен и выстрелит. Теперь тебе придется меня выслушать!
Меня поставили на работу при кухне — мыть картошку. К ножам мне приближаться нельзя.
— Берт, убери эту штуку! — крикнула Нэнси и шагнула к нему, но Грегори заслонил ее своим телом.
Большинство народа здесь только и делает, что ноет. «Эта дыра — дерьмо», — всегда говорят они. Но у нас ведь есть крыша над головой, не так ли? Тут течет горячая вода. Регулярная еда. Постель. Телевизор в общей комнате. Здесь не отель, но это нормально.
— Не будь идиотом, Некланд. Убери пистолет!
Отель. Я смутно припоминаю номер. Мальчика. Потом это проходит.
— Клянусь, я пристрелю тебя, парень, если ты будешь здесь ошиваться. — Глаза Некланда горели; его мрачный вид не оставлял сомнений, что намерения его вполне серьезны. — Ты должен поклясться, что немедленно уберешься с этой фермы на своей кляче и никогда больше не вернешься.
— Я сейчас отцу скажу, — предупредила Нэнси.
Мои мысли путаются. Я устала. Как будто плотный туман постоянно окутывает голову, давит на плечи. Женщина-психолог, с которой я встречалась, сказала, что вернется. Но больше не пришла.
Берт Некланд вздрогнул.
Мне говорят, что ко мне посетитель. Интересно, кто захотел меня увидеть? Сообщают имя, оно кажется смутно знакомым, но я не знаю, откуда.
— Если вы пошевелитесь, Нэнси, предупреждаю, что выстрелю вашему ухажеру в ногу. Кроме того, мистер Грегори вашему отцу больше не интересен — у него есть дела поважнее.
Сердце колотится, пока я ожидаю вместе с остальными. Нас выстраивают в очередь, а потом ведут в зал для посетителей. Я окидываю взглядом все столы, за которыми сидят пришедшие друзья и родственники. А затем вижу его.
— Наверное, он хочет разобраться, что здесь происходит? — спросил Грегори. — Послушай, Некланд, мы все попали в беду. На ферме орудуют маленькие отвратительные бандиты. Ты их не замечаешь, потому что они невидимы...
Майкл. Это имя всплывает у меня в голове. Но он уже совсем взрослый. Я подбегаю к нему и пытаюсь обнять за плечи, но он слишком высокий.
Раздался выстрел. Пока он говорил, Нэнси попыталась убежать. Не колеблясь, Некланд выстрелил в колено Грегори. Грегори почувствовал, как пуля задела штанину, и понял, что Некланд промахнулся. Он в ярости бросился на Берта и изо всех сил ударил его в грудь. Пошатнувшись, Некланд выронил пистолет и замахнулся кулаком. Грегори ударил еще раз. Противник вцепился в него, и они начали отчаянно молотить друг друга. Грегори удалось освободиться, но Некланд снова схватился с ним, и они снова принялись бить друг друга по ребрам.
— Никаких прикосновений! — твердо говорит офицер.
— Пусти, ты, свинья! — закричал Грегори и подставил Некланду подножку. Оба свалились в траву. В этом месте, между домом и расположенным ниже садом, когда-то было сооружено нечто вроде дамбы от наводнений. Они катились вдоль нее прямо к каменной стене кухни. Некланду пришлось хуже всего — он ударился головой об угол и остался лежать без сознания. Грегори поднял глаза и обнаружил, что смотрит на пару ног в нелепых чулках. Он начал вставать с земли и увидел миссис Грендон, которая, улыбаясь, стояла в ярде от него.
— Майкл… — говорю я вслух. Я не понимаю, откуда, но точно знаю, что люблю его.
Грегори медленно выпрямился, с испугом глядя на нее.
Теперь улыбка выросшего мальчика становится грустной.
— Вот ты где, Джекки, мой Джекалумс, — сказала она. Губы ее раздвинулись шире, отчего улыбка стала еще более неестественной. — Я хотела с тобой поговорить. Ты ведь знаешь об этих созданиях, правда?
— Я не Майкл, мам. Я Люк. Твой сын. Неужели ты не помнишь?
— Не понимаю, миссис Грендон...
— Не называй меня этим глупым именем, сынок. Ты ведь все знаешь о маленьких серых созданиях, которых здесь как будто нет, верно?
Я сомневаюсь. Не помню это имя. Но помню что-то другое.
— Ах, об этих... А я говорил, что знаю?
— Австралия! — выпаливаю я.
— Другие непослушные дети, конечно, скажут, что не знают, но ты ведь знаешь, правда? Ты знаешь об этих маленьких серых созданиях.
— Верно. Я жил в Австралии, но теперь вернулся, чтобы тебе помочь. — Тут его голос срывается. — Ты такая худая и хрупкая…
На лбу у Грегори выступил пот. Миссис Грендон подошла ближе, глядя прямо ему в глаза, но не прикасаясь к нему. Краем глаза он видел, как Некланд зашевелился и уполз прочь, но сейчас его мысли были заняты другим.
Он пытается взять меня за руки, но офицер пресекает это.
— Маленькие серые создания, — сказал он. — Вы спасли от них девятерых младенцев?
— Эми до сих пор расстроена, — говорит этот… Люк? — Но рано или поздно она придет в себя.
— Эти серые создания хотели их поцеловать, но я не могла им позволить. Я умная. Я спрятала детей под подушкой... а теперь сама не могу их найти! — Она начала смеяться, издавая жуткие горловые звуки.
Эми… Эми… Это имя тоже звучит знакомо.
— Маленькие, серые и мокрые, так? — резко спросил Грегори. — У них большие ноги, с перепонками, как у лягушки, но толстые и короткие, и зубы острые, как у змеи, верно?
Его голос становится тише:
— Ты… помнишь Джоша?
На лице миссис Грендон возникло выражение сомнения, потом ее взгляд, казалось, уловил какое-то движение. Она пристально посмотрела куда-то в сторону.
Я напрягаю память, но сомневаюсь.
— Вон идет одна — женщина, — сказала она.
— Он обычно называл тебя «буля»
Грегори повернулся в ту же сторону, но ничего не увидел. Во рту у него пересохло.
Внезапно я отчетливо вспоминаю, как другой светловолосый ребенок влетает в парадную дверь и бежит ко мне, раскинув руки. Я плачу, но не знаю почему.
— Сколько их там, миссис Грендон?
Высокий блондин — Люк — что-то вкладывает мне в руки. Я удивленно смотрю вниз. Это резная деревянная шкатулка. На крышке вырезан эдельвейс. Почему-то я понимаю, что внизу есть ключ. Я поворачиваю его и открываю. Музыка наполняет воздух. Это песня о маме, танцующей со мной по комнате, когда я была маленькой. О белокуром мальчике по имени Майкл, одно только имя которого ножом режет мое сердце. И о другом светловолосом ребенке. О том, который погиб из-за меня.
Невысокая трава закачалась, пригнулась к земле и почти сразу же выпрямилась. Грегори предостерегающе крикнул, сбросил ботинок и, размахнувшись, швырнул его в пустоту над самой травой. Ботинок налетел на что-то невидимое. Грегори ощутил страшный удар в бедро и упал на спину. Несмотря на боль, страх заставил его сразу же вскочить на ноги.
— Все в порядке, мам. Не расстраивайся. Ты не виновата.
Миссис Грендон менялась на глазах. Ее рот сжался и как будто сполз на сторону. Голова свесилась набок. Плечи опустились. Лицо ее залил яркий румянец, но тут же исчез; она начала оседать, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Грегори упал на колени и, всхлипывая, закрыл лицо руками. Наступила темнота.
— Но как же так, — рыдаю я. Прошлое возвращается ко мне, как случайные кусочки головоломки. Некоторые из них подходят друг к другу, но остальные — не совпадают. — Джоша больше нет!
Видимо, он был без чувств лишь несколько мгновений, поскольку, когда он пришел в себя, почти пустой мешок из женской одежды еще медленно опускался на траву.
— Есть, — говорит человек, который назвался моим сыном. Он обнимает меня и раскачивает из стороны в сторону, как дитя. — Он есть!
— Джозеф! Джозеф! — закричал Грегори. Нэнси убежала. В панике и в ярости он натянул ботинок и побежал вокруг дома к коровнику.
Я впиваюсь в него взглядом:
Между сараем и мельницей стоял Некланд, потирая макушку. Еще плохо соображая, он, видимо, решил, что Грегори преследует его, и бросился наутек.
— Что ты имеешь в виду?
— Некланд! — крикнул Грегори и кинулся следом. Некланд подбежал к мельнице, вскочил внутрь, попытался закрыть за собой дверь и, окончательно растерявшись, метнулся по деревянной лестнице наверх. Грегори кричал ему, но тот не слышал.
Он говорит мягким голосом:
Погоня привела его на самый верх мельницы. Некланд, ничего не соображая, ногой захлопнул крышку люка. Грегори распахнул ее и, тяжело дыша, выбрался наружу. Некланд в страхе пятился назад, пока не оказался на небольшой площадке над крыльями.
— Что именно ты помнишь?
— Свалишься, дурак! — предупредил Грегори. — Послушай, Некланд, незачем меня бояться. Нам не из-за чего ссориться. У нас общий враг, с которым мы должны бороться. Смотри!
— Красную футболку… — всхлипываю я. — Плавающую в воде.
Он подошел к низкой дверце и глянул вниз, на темную поверхность пруда. Некланд ухватился за балку над головой и ничего не сказал.
Теперь он гладит мои руки. Офицер не смотрит. Гладит и гладит, стремясь успокоить меня.
— Посмотри на пруд, — посоветовал Грегори. — Вот где живут ауриганцы. Боже мой, Берт, вон один из них!
— Да, но Джоша в ней не было. Он был в безопасности в стороне от пруда.
Настойчивость в его голосе заставила Берта взглянуть вниз, куда указывал Грегори. На темной воде появилась впадина; от нее потянулась легкая рябь. Примерно в середине пруда началось волнение, закружился и исчез небольшой водоворот, рябь начала успокаиваться.
Слезы текут ручьем по моему лицу. Как? Почему? У меня столько вопросов, что они мешают друг другу слететь с моего языка.
— Вот оно, твое привидение, — прошептал Грегори. — Это, видимо, то самое, что расправилось с несчастной миссис Грендон. Теперь веришь?
— Слава богу! — выдыхаю я. — Мой мальчик! Мой драгоценный малыш!
— Никогда не слышал о привидениях, которые живут под водой, — тяжело дыша, возразил Некланд.
И тут поглаживание прекращается. Люк отпускает мои руки и смотрит на меня со страхом в глазах.
— Привидения никогда никому не вредят — а на что способны эти жуткие твари, мы только что видели. Ну же, Берт, пожмем друг другу руки — пойми, я ничего не имею против тебя. Ну, давай! Я знаю, как ты относишься к Нэнси, но она сама должна сделать выбор.
— Но… ты помнишь, что случилось с папой?
Они обменялись рукопожатием и довольно глупо улыбнулись друг другу.
— Пойдем лучше расскажем фермеру, что мы видели, — сказал Некланд. Вчера с Ларди, наверное, случилось то же самое.
Офицер объявляет, что у меня очередной посетитель. Видимо, я подписывала бумагу, что не против этого. Но я не помню. Сейчас все кажется нереальным, у меня кружится голова. Я до сих пор пытаюсь принять то, что сказал мне Люк. Часть меня испытывает такое облегчение, что я почти «плыву». Но остальная я потрясена до глубины души. В это невозможно поверить. Меня ведут в помещение для свиданий, которое напоминает школьный спортзал с решетками на окнах во всю стену. Офицеры зорко следят за происходящим, прохаживаясь между столов и стульев. Одна сторона — для нас. Другая — для посетителей. Там сидит и ждет меня женщина, которая была на слушании об освобождении под залог. Неужели это действительно дочь, о которой мне рассказывали?
— Ларди? Что с ней? Я ее сегодня, кажется, не видел.
— То же, что и с поросятами. Я нашел ее в сарае. Осталась только шкура, и больше ничего. Никаких внутренностей! Как будто ее высосали досуха.
— Идем, Берт.
Прекрасные темные кудри Эми мягко вьются по плечам. На ней кремовый жакет. Его вид пробуждает воспоминания о походе по магазинам. Кажется, мы покупали его вместе? До того, как Кэрол ворвалась в нашу жизнь и все разрушила?
— Как ты могла, мама? — начинает она.
Через двадцать минут в гостиной по инициативе Грегори собрался военный совет. К этому времени Нэнси уже немного оправилась от потрясения, вызванного смертью матери, и сидела в кресле, накинув на плечи шаль. Ее отец стоял рядом, скрестив руки на груди и бросая на собравшихся нетерпеливые взгляды. Берт Некланд прислонился к двери. Не было только Грабби — ему велели продолжать чистку канавы.
— Прости, — выдавливаю я. — Прости меня.
— Я хочу еще раз попытаться и убедить вас в том, что все вы подвергаетесь огромной опасности, — сказал Грегори. — Может быть, сами вы этого не видите, но...
Дочь заливается слезами. Ее горе разрывает мне сердце. Я подаюсь вперед, чтобы обнять ее, но она отталкивает меня. Каждая мать хочет утешить своего ребенка, независимо от того, сколько ему лет. Но я потеряла на это право.
Он замолчал. Наверху послышался шум, как будто что-то волочили, скрипнула половица.
Я оглядываюсь по сторонам. Это не личное свидание. Мы не единственные в зале, у кого столь же эмоциональная встреча.
— Кто там, черт побери? — рявкнул Грендон и направился к лестнице.
— Я так скучаю по папе, — рыдает дочь.
— Не ходи, отец! — крикнула Нэнси, но тот уже распахнул дверь и пошел наверх. Грегори прикусил губу. До сих пор ауриганцы ни разу не проникали в дом.
— Я тоже…