Фантастика 2002. Выпуск 2

Сборник



 Поклонники отечественной научной фантастики!

 НЕ ПРОПУСТИТЕ!

 Издательство АСТ предлагает вам ОЧЕРЕДНОЙ сборник повестей и рассказов \"Фантастика - 2002/2\".

 Дмитрий Володихин, Леонид Каганов, Леонид Кудрявцев, Алексей Калугин, Евгений Лукин, Юлий Буркин, Дмитрий Скирюк, Александр Громов и многие другие!

 Помимо художественных произведений, в сборник \"Фантастика - 2002/2\" вошли также статьи о проблемах жанра и традиционный обзор \"положения дел\" в российской фантастике в 2001 г.



РЕЦЕНЗИЯ



Юрий Астров. \"В ЭТОМ СТРАННОМ ЗАВЕДЕНЬЕ ВСЕ КАК БУДТО СОН И БРЕД…\"



\"Фантастика-2002, выпуск 2\". М., \"АСТ\", 2002.



Как много можно написать о несуществующих книгах…

При этом высмеять несуществующих авторов за их наивность, обвинить в неумении строить сюжет, в незнании элементарных исторических (или литературных) событий и личностей. Бедный Ст. Лем, - знал ли он, какого джина выпустил из бутылки…

Впрочем, виртуальный автор может ответить (не)существующему рецензенту той же монетой. Павел Лачев, к примеру, уверен, что Лиза в \"Пиковой даме\" утопилась (рецензия на \"Драбанты повелителя снов\" В. Юрчевского). Оно, конечно, один хрен, что Александр Пушкин, что Модест Чайковский, давно это было, Лачев уж и помнить забыл, небось. Но неудобно, знаете, получается…

Розыгрыш с несуществующими книгами, вышедшими в несуществующем издательстве, занимает в сборнике непомерно много места. Кроме этого, там опубликованы три повести, две из которых рецензировать нет смысла, а третья (\"Мятежное семя\" Д. Володихина) - явно отрывок из романа, поскольку антураж совершенно не объясняется в пределах публикации, а начала и конца не имеется. Ясно только, что речь идет о временах шумеров. Однако абсолютно бредовая интерпретация их мифологии и этого вывода до конца сделать не позволяет. Но в результате должно выйти нечто крайне любопытное. Выйдет - тогда и поговорим.

Большой раздел рассказов предлагает опусы оного жанра в большом количестве и на любой вкус. Запомнились… ну, естественно, Е. Лукин с пародией на киберпанк, новейшая звезда фантастического гуманизма Л. Каганов (\"Эпос хищника\"), остроумный, как всегда, но не слишком глубокий (в данной публикации - \"Если сегодня\") С. Лукьяненко и совершенно неожиданный для своей прежней ипостаси, очень свежий Д. Скирюк (\"Тоник\"). Остальные рассказы довольно ординарны и не новы по замыслу. Впрочем, уровень относительно массовой волны изданий выдержан. Тем не менее следует задать издателям вопрос: неужто на четыре выпуска в год не хватает нового и интересного, если не литературно, то хотя бы по концепции?

Раздел критики и публицистики представлен обзором русских утопий Е. Харитонова (никаких новых открытий автор не совершил, и смысл публикации не совсем понятен), статьей В. Рыбакова \"Клеветникам Ордуси\" (тревожный симптом, когда автор защищает свою же книгу публицистической статьей, да и не первой… Стало быть, книга не так уж внятна, если требуется еще и разъяснение). А также очень неплохим обзором русских фантастических романов прошлого года И. Черного - наконец-то многие вещи названы своими именами (но не все, не все…), статьей Д. Байкалова и А. Синицына \"Волны\" (вполне в их традиции - всем сестрам по серьгам) и, наконец, раздраженным монологом А. Шмалько \"Фэндом, фэны, фэнье\". Пересказывать ее не стоит, но статья также симптоматична и давно уже назрела. Настоящим писателям тесен фэндом, им надоело вариться в собственном соку, и статья Шмалько - первая ласточка из будущей стаи.

Предвижу крутые разборки. Фэндом - действительно странное \"заведенье\", а если кто помнит, о чем писал Ю. Даниэль в процитированном стихотворении, поймет, чем пронизан этот нереальный мир и куда надо стремиться.

Но этому будут очень мешать…



ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ



Святослав Логинов. Спонсор



Свято место пусто не бывает. Народная мудрость


Почти минуту Тимолев, словно не узнавая, вглядывался в лицо посетителя. Потом произнёс:

– Здравствуйте, господин министр.

– Здравствуй, Сергей, - откликнулся министр и уселся на стул, на котором недавно маялся сдающий коллоквиум студент.

– Чем могу быть полезен? - дипломатично поинтересовался Тимолев.

– Инна заболела. Полезла куда не надо, и вот… лейкемия.

На этот раз действительно пришлось сделать усилие, чтобы понять, кто такая Инна. Лишь потом дошло - да это же его дочь! Первый ребёнок на курсе, они ещё отмечали её рождение всем общежитием. Щекастая девчонка, безвольно висящая в кенгурушке на груди у счастливого отца - такой она и запомнилась. А ведь сейчас ей сколько?.. двадцать пять… нет, двадцать семь! Чужие дети быстро растут. И порой лезут куда не следует…

– Я поспрашиваю кой-кого, - начал Тимолев, - думаю удастся организовать консультацию… - Тимолев осёкся, сообразив, вдруг, что у бывшего однокурсника связи должны быть куда покруче, чем у него самого. И следом волной ожгла догадка: неужели знает?

– Была она на консультациях, - устало сказал министр. - Все светила её освечивали, и наши, и зарубежные. Пересадку костного мозга делать надо.

– Так делайте. Операция давным-давно отработана, риск минимальнейший.

– Как делать? Вот, смотри… - министр протянул совершенно ординарнейшую с виду историю болезни.

Тимолев пролистал, вглядываясь в малоразборчивую врачебную письменность. Присвистнул.

– Н-нда… С такой группой крови и набором алергических реакций о пересадке лучше и не думать. Предусмотрительные западные миллионеры в таких случаях заранее создавали банки собственной крови… ну, и прочего, что можно запасти.

– А я вот, оказался непредусмотрительным, - министр потёр переносицу, - да и миллионов у меня не нажито.

«Говори, как же… - по инерции подумал Тимолев, затем вновь все мысли заполнила одна: - Знает?.. или просто пришёл в безумной надежде, потому что больше некуда?»

Смертельно хотелось напомнить давний разговор, сказать: «Ну, я же тебя предупреждал!» - но этого было нельзя, просто потому, что сейчас перед ним не министр, а отчаявшийся отец, и умирает та самая крутощёкая Инка - дитя биолого-почвенного факультета. И ещё о том, пятилетней давности разговоре нельзя напоминать, потому что это может поставить под удар не только самого Тимолева, но и всех сотрудников подпольной, в обход законам созданной лаборатории, а в первую очередь - спонсора, который вопреки законодательному запрету продолжает финансировать его исследования.

– Тут неясно даже с какого конца подступаться, - сказал Тимолев просто, чтобы что-нибудь сказать и ненужными словами рассеять наползающую из углов могильную тишину.

– Сергей, - произнёс министр, - глядя себе в колени, - помнишь наш разговор, тот, пять лет назад, когда ты ко мне на приём прорвался? Так вот, ты был прав.

– И что с того теперь? Закон вы приняли, финансирование прекратили, лаборатория растащена, сотрудники разбрелись.

– Остался ты.

– А что я?

– Ты говорил, что не бросишь работу. Я знаю, ты можешь. Ты ведь из всех нас был самым талантливым…

«Ни хрена ты не знаешь, - мстительно подумал Тимолев. - Иначе бы ты не так разговаривал сейчас».

– Что я могу? - произнёс он вслух. - Ведь по всему миру запреты прошли. Ещё бы! - на божье величие посягнуть, будь оно неладно! Так что даже за литературой не последишь, нет её. Если кто и работает, то тайно.

«Ох, не надо этого говорить», - кольнула мысль, но остановиться Тимолев уже не мог.

– Вы пошли на поводу у попов, так чего удивляться, что вернулись в средневековье? Вспомни, впервые в истории все - ВСЕ! - ралигии мира от папы римского до далай-ламы объединились в едином вопле: «Запретить!» И вы послушно запретили. Ну так теперь получайте, что хотели!

– Не было этого, - упрямо сказал министр. - Мы проводили опросы. Свыше восьмидесяти процентов высказались за запрет клонирования человека.

– Ай… - Тимолев махнул рукой, словно отгоняя досадливую муху. - Ты не хуже меня знаешь, что такое общественное мнение. Неделя грамотной рекламной кампании, и те же восемьдесят процентов будут за клонирование. Манипуляции общественным сознанием - штучка посильнее, чем «Фауст» Гёте. А вы этим только и кормитесь. Просто вы сочли, что вам выгоднее не обострять отношений с церковью. А то, что люди умирают, так сколько их? - десятка два в год по всей стране… За эти пять лет едва полроты наберётся. В любом локальном конфликте за месяц гибнет больше. Просто ты тогда не думал, что это коснётся тебя лично.

Министр молчал. Невыносимо хотелось встать и уйти, останавливала мысль, что уходить некуда. И ещё одна мысль, холодная и профессиональная: слишком уж легко Тимолев сдался тогда. Сначала шумел, писал в газеты и вышестоящие инстанции и вдруг замолк. Не похоже это на упрямого однокурсника, которого он по долгу службы знал как облупленного. А это значит, что есть надежда.

– В начале шестидесятых, - говорил Тимолев, - когда на Кубе Кастро победил, у нас мода пошла на кукол-негритят. Интернационализм у кого-то взыграл. А потом, лет через двадцать, удивлялись, что это русские девчонки на негров липнут. Вот также точно большевики семьдесят лет кряду неумно воспитывали в народе веру в бога. В результате вы теперь прогибаетесь перед церковью. Науку, как и полагается, принесли в жертву, думали, что бескровную - ан, нет.

– Хватит тебе сильные слова говорить, - поморщился министр. - Какая, к чёрту, жертва? Финансирование фундаментальных исследований уже который год растёт. А что твоё направление прикрыли, так ты не в дворники подался… завкафедрой.

– Ага. Цитологию преподаю студентам. Студент, спасибо школьной реформе, пошёл грамотный - аж жуть, - Тимолев указующе провёл ладонью над столом. Поперёк стола корячилась надпись: «Я здал зачет по французкому! Yes!» - а чуть ниже: «Ненавижу, козлы!» - Вот под этими последними словами я бы с удовольствием подписался. Приходит к нам недавно один аспирант, кандидатский экзамен сдавать по специальности. И первым делом заявляет: я, мол, православный христианин. Да плевать мне, какой он там христанин, ты покажи, какой ты специалист. А этот, православный, выдаёт: «Гипотеза Опарина о естественном происхождении жизни не выдерживает критики, поскольку коацерваты, даже если они и возникнут, будут немедленно разрушены кислородом воздуха. И он потом ещё обижался, когда я неуд ему влепил. Это же, вроде, в школе проходят… или теперь нет?

– Не знаю, - отозвался министр. - Только ты зря злишься, в наше время дураков тоже хватало, в том числе и со степенью. Ты лучше скажи, вот если сейчас деньги появятся, оборудование, что там ещё надо… то сколько времени уйдёт, чтобы результат был? Не надо полного клонирования, только препарат костного мозга, для пересадки.

– А вот сейчас ты глупость сморозил, - Тимолев стал академически холоден. - Полное клонирование на порядок проще осуществить, чем вырастить отдельный орган или даже культуру ткани.

Так оно и было. Начинали они ещё в официальный период со специфических полипептидов, гормональных жидкостей, затем собирались переходить к клонированию. На животных опыты уже ставились, но даже этого власти не позволили продолжать. Но когда чёрный от ненависти Тимолев отбирал сотрудников для тайной лаборатории, среди избранных оказалась и Светлана Семёнова. Эксперимент, запрещённый всеми богами и законами, оставался для этой женщины последней надеждой иметь собственного ребёнка. И сейчас дочь у неё есть, непоседа Юлька, ничего не знающая о тайне своего рождения. В этом году девочка пойдёт в детский сад. «Я всегда была тихоней, - смеётся Светлана, - а это такая макитра звонкая, в кого только уродилась?» Психологи, небось, душу бы отдали, чтобы поизучать этот феномен. А Юлина бабушка, тоже ничего не знающая о подробностях рождения внучки и в каждом встречном мужчине выискивающая признаки потенциального папаши, однажды, никого не спросясь, отнесла младенца в церковь и быстренько окрестила. Удивительным образом гром небесный не поразил святотатцев, вздумавших крестить существо, не имеющее бессмертной души, и уж тем более не отсохла поповская рука, берущая деньги за нечестивую требу.

Смех смехом, но ведь девочку действительно могли признать не человеком. Из-за этой девчонки и её мамы приходится молчать, обрекая на смерть полузнакомую Инну. Нужно молчать из-за Бориса Анатольевича - близорукого, иногда, в минуты волнения, чуть запинающегося человека, который чёрт знает сколько законов нарушил, ради того, чтобы помочь им всем…

Борис Анатольевич пришёл к нему в самую безнадёжную и отчаянную минуту. Отрекомендовался бизнесменом - буржуем, по его словам - владельцем сети магазинов в Москве и некоторых других городах.

– Я всегда преклонялся перед учёными, - говорил он, - но сам умею только зарабатывать деньги. А куда их… деньги? На Гаваи ездить? Я съездил один раз. Торговую империю создавать? - деньги к деньгам - надоело уже, мне моего маленького королевства хватает. А вам - нужно. Я же знаю, вы правы, прогресс не остановтить; они потом хватятся, да поздно будет. Поэтому я и хотел бы, если можно, спонсировать ваши работы. Конечно, это не… государственное финансирование, но кое-что я могу.

Это и впрямь оказалось не государственное финансирование. Это было значительно больше. В двухэтажном здании со скромной вывеской «Биостанция» за несколько недель была создана первоклассная лаборатория. Именно туда стащили «растащенное» оборудование прежнего центра, туда перешли тщательно отобранные Тимолевым сотрудники. В трёх комнатках у самого входа действительно располагалась биостанция; девицы-лаборантки, презрительно кривя напомаженные рты, делали там под присмотром толстого завлаба какие-то анализы. Сей научный коллектив, да бритоголовый охранник у входа были единственными посторонними людьми в центре. Одышливый завлаб явился было налаживать контакты, но поскольку научные его интересы не распространялись дельше манипуляций со спиртом-ректификатом, то и контакты оборвались, не начавшись.

Борис Анатольевич появлялся редко (дела, знаете, деньги-то надо зарабатывать!), а появившись, говорил восторженные глупости, шарахался от ультрацентрифуги и, судя по всему, был чрезвычайно счастлив. Впрочем, распечатки отчётов он уносил с собой и, видимо, даже прочитывал, потому что однажды спросил Тимолева:

– Я правильно понял, что вы подошли к стадии клинических испытаний? Ну, это… к пересадке искусственно выращенных органов? У меня есть знакомые хирурги в одной из лучших клиник…

У Тимолева тоже были знакомые хирурги в лучших клиниках страны, но он не знал, как подступиться к ним с подобным предложением, а исполненный энтузиазма Борис Анатольевич снял эту проблему.

Одна из лучших клиник оказалась опрятным особнячком на окраине города со скромной вывеской «Котлонадзор» и скучающим охранником у входа. Командовал в «Котлонадзоре» Гарлов - блестящий хирург, прогремевший некогда операциями на печени и бесследно сгинувший лет восемь назад. Говорили, что он уехал в ЮАР, где ему будто бы предложили клинику.

– Рад видеть! - твердил Гарлов, сжимая руку Тимолеву стальными, хирурга изобличающими пальцами. - Значит вас тоже загнали в гетто? Этого следовало ожидать. А я ваших работ заждался, можно сказать, с томленьем упованья. Надоела рентгенотерапия хуже горькой редьки, с этой пушкой не знаешь, то ли лечишь, то ли калечишь. Опять же, проблема донорства… одно дело, когда пересаживаешь парный орган, а если печень или сердце? Это же практически из двух людей делаешь одного. По документам всё выходит гладко - несчастный случай, обычно автомобильная катастрофа. А кто может гарантировать, что реципиент, наскучив ожиданием, не помог потенциальному донору перейти в мир иной? Вот то-то и оно. А с клонированными органами всё чисто и никакой несовместимости. Хотя и здесь какой-нибудь правозащитник объявит, что не было получено согласия клонированного препарата на пересадку…

Подобно тому, как Тимолев начинал шипеть при слове «религия», Гарлов терял самообладание при всяком воспоминании о правозащитниках. В своё время группа не в меру ретивых идиотов добилась запрета на пересадку жизненно-важных органов, поскольку покойник, у которого эти органы берутся, разрешения на пересадку не давал. Именно тогда Гарлов и уехал в свою гипотетическую Южно-Африканскую республику. Эти же «правозащитники» вели атаку и на Тимолева, но тот почему-то относился к этому спокойно, понимая, что дураков хватает во всяком движении, а к настоящим правозащитникам подобные деятели не имеют никакого отношения. Так, с жиру бесятся.

После этой встречи на «биостанцию» начали наведываться сотрудники «котлонадзора», командированные для обмена опытом. Пришла пора практического использования научных работ. Первым пациентом был пожилой и полностью отчаявшийся ликвидатор, получивший дозу в Чернобыле и с тех пор кочующий из одной клиники в другую. Операция прошла гладко, никаких следов несовместимости обнаружить не удалось. Гарлов сказал, что лет пять нормальной жизни они мужику подарили. А хоть бы и не пять, а год или полгода… кто возьмётся измерять цену человеческой жизни?…

Всего за каких-то полгода (а кто-то твердит, что это мало!) были разработаны методы выращивания тканей, а затем и отдельных органов, пригодных для трансплантации. Одна за другой проведены несколько операций, о каких в официальной медицине могли только мечтать. В центре появились сотрудники, найденные не то Гарловым, не то самим Борисом Анатольевичем, эти старательные молодые люди по уже готовым методикам выращивали трансплантанты для будущих операций. В особнячке становилось тесновато, настоящая биостанция со своим зевающим завлабом теснилась теперь в одной комнате, две других уступив Тимолеву.

Борис Анатольевич появлялся нечасто, но всегда с деньгами и задушевными разговорами.

– А ведь я заправским теневиком стал, - как-то между прочим сказал он, прихлёбывая чай из тонкого химического стакана. Чай по древней традиции всех лабораторий заваривался в фарфоровой эрлиховской кружке и пился из стаканов богемского стекла, никогда не употреблявшихся в работе. Общительный спонсор мгновенно усвоил этот нехитрый обычай и без чая из лаборатории не уходил.

Фраза о теневике озадачила Тимолева.

– Это в какой смысле? - спросил он, вежливо приподняв бровь.

– А в самом прямом, - благодушно ответствовал меценат. - Я, конечно, слыхал, что фундаментальная наука рано или поздно начинает приносить прибыль, но чтобы вот так… Вы знаете, сколько, оказывается, люди готовы платить за пересадку поджелудочной железы?

– Представления не имею, - честно ответил Тимолев. - И вообще, кому это нужно? Тут же нет жизненных показаний.

– Зато это верный способ избавиться от сахарного диабета. Представляете, хирургическое лечение диабета? И мы вынуждены хранить это в тайне. Операции делаем подпольно, деньги получаем незаконно. Типичный пример теневой экономики. - Борис Анатольевич криво усмехнулся и добавил: - Причём господа пациенты, а их уже трое, искренне уверены, что трансплантат был взят у живого человека.

– А как же несовместимость? - не выдержал Тимолев. - Курс лучевой терапии - это покруче любого диабета.

– Им сказали, что курс лучевой терапии прошёл донор перед операцией, так что им ничего проходить не нужно.

– Бред! Срабатывает имунная система реципиента! Причём здесь донор?

– Правда? А они поверили. И я тоже думал, что тут всё в порядке. Всё наша темнота… - Борис Анатольевич опустил в чай три кусочка сахара, с интересом наблюдая, как белые кубики истаивают, на глазах разрушаясь.

– Кроме того, - сказал Тимолев, - кто согласится быть донором на таких условиях? Даже если этот человек выживет, он инвалид на весь остаток своих недолгих дней.

– Тут всё не так просто, - Борис Анатольевич решительно размешал чай, окончательно разрушив оплывшую сахарную постройку. - Обычно мнение донора никто не спрашивает. Видите ли, занявшись этим бизнесом, я прежде всего изучил рынок. Не удивляйтесь, раз есть спрос на органы для пересадки, то будет и предложение. Как правило донорами оказываются люди, запутавшиеся в долгах и оказавшиеся на счётчике у бандитов. Их просто-напросто продают на запчасти. Неужели не читали? Об этом много писалось.

– Я не читаю перед обедом советских газет, - процитировал Тимолев.

– Тем не менее, рынок существует, суммы вращаются немалые, а мы с вами, своими «этически неоправданными методами» уже слегка подпортили торговлю живым товаром. Не потому что мы дешевле - мы значительно дороже - а просто после наших операций отторжения тканей не наступает. Чистый прагматизм: у нас выше качество. А так, рабов резать выгоднее, чем большинство подпольных клиник и занимается.

Тимолев судорожно глотнул горячего чая, заперхал обжегшись, неловко принялся вытирать выступившие слёзы.

– Так-то, - нравоучительно произнёс Борис Анатольевич. - Этика-с… Между прочим, наши пациенты деликатно не интересуются происхождением трансплантатов. А меня считают крутым русским мафиози, который по ночам отстреливает запоздалых прохожих и ворует детей. А я своих клиентов, тоже между прочим, не разубеждаю. Пусть боятся и уважают. Опять же, помалкивать будут.

Вид у Тимолева был совершенно потерянный, оставалось только помалкивать и слушать монолог спонсора.

– У вас, Сергей Владимирович, чистая наука, башня из слоновой кости, этическая стерильность, можно сказать, так и то вас достали. А вообще, медицина дело кровавое. Ваш приятель Гарлов много может порасказать на эту тему. Да и я могу. Давно, ещё в бытность мою студентом, попали мне в руки архивы Русского венерологического и сифилидологического общества имени Тарновского. Их в макулатуру сдали, а я вытащил. Два толстенных тома, а в них подшиты подлинные документы. Прелюбопытнейшее чтение, осмелюсь доложить! Сначала всё благопристойно: сбор средств на памятник этому самому Тарновскому, не знаю, кто такой, наблюдения за больными, статистика всякая: сколько в России сифилитиков приходилось на душу населения… А вот второй том, где советские времена пошли - это нечто! Вот где наука-то разбушевалась! Брали сифилитика, заражали кандидомикозом. Или брали кандидомикозного больного и прививали ему сифилис. А потом изучали развитие смешанной инфекции. Какие-то очень поучительные выводы делали. И это не где-нибудь в гитлеровских концлагерях, а в Ленинграде, в больнице у Калинкина моста, что Саша Чёрный воспел. Потом всё засекретили, но не думали, что рукописные отчёты сохранятся. Меня это чтение сильно избавило от юношеских иллюзий. В тридцатом году все научные общества к общему знаменателю привели, согнали в один колхоз - Научно-Техническое общество. Тридцатым годом архивы и заканчивались. А знаете, какой самый последний доклад был прочитан в обществе Тарновского? Ни в жизть не догадаетесь! «Борьба с правым и левым уклонами и правильная марксистско-ленинская позиция в лечении венерических заболеваний»!

– Как это? - промолвил Тимолев, возвращаясь к жизни.

– Очень просто. Вот если к врачу приходит больной, и врач принимается его лечить, то это правый, мелкобуржуазный уклон. А требование лечить классы: пролетариат - стационарно, трудовое крестьянство - амбулаторно, а прочих - не лечить вовсе, это уже левацкий загиб.

– А правильная марксистско-ленинская позиция?

– О! Она заключается в лечении трудовых коллективов. Скажем, труженникам морского порта всем без исключения - курс неосальварсана. Работницам ткацких и табачных фабрик - обязательное спринцевание перманганатом и так далее…

– Неужто всё это правда? - тихо спросил Тимолев.

– Правда. Я сам читал этот доклад.

– Да нет, я не о том. Вернее, не только о том. Торговля людьми… человеческими органами для пересадки?

– И это правда, - жёстко сказал Борис Анатольевич. - Особенно активно этим делом львовская криминальная группировка занимается. А поскольку мы с вами по их бизнесу нанесли чувствительный удар, то следует ожидать вульгарных бандитских разборок. Так что не удивляйтесь, что охрана будет усилена, и постарайтесь, чтобы информация о вашей работе никуда не просачивалась. У наших конкурентов длинные руки и очень большие уши.

Разговор этот произошёл два дня назад. А вот сейчас в университетской аудитории на месте нерадивого студента сидит господин силовой министр и требует… ничего он не требует, у него просто умирает дочь. И если бы это был всего лишь бывший однокашник, можно было бы попытаться помочь. Но ввязывать в игру министра никак нельзя.

Когда, лет десять тому, фамилия сокурсника замелькала среди руководителей компетентного ведомства, кто-то из общих знакомых обмолвился в невесёлую минуту:

– А ведь получается, что он уже и тогда работал в органах. Опекал нас, обормотов. А мы при нём разговоры разговаривали.

– Так ведь никого не посадили, - возразил Тимолев, - хотя на нашей болтовне прекрасный процесс можно было сварганить. Значит, совесть у него живой оставалась.

– Или его начальству всё уже было по-фигу, - возразил оппонент.

Вот так вот… сиди и гадай.

– Открою тебе служебную тайну, - медленно произнёс министр. - По каналам Интерпола мы получили информацию, что здесь у нас, в России, делаются незаконные операции по пересадке внутренних органов с каким-то предварительным облучением организма донора. Якобы это впоследствии снижает имунный ответ реципиента.

– Реникса… - непослушными губами произнёс Тимолев. - Лысенковщина чистейшей воды.

– Это я понимаю, но ведь дыма без огня не бывает. Значит ведутся какие-то работы.

– Вот моя работа! - Тимолев отбросив всякие сомнения, хлопнул ладонью по врезанному в стол лозунгу: «Ненавижу, козлы!»

В дверь постучали.

– Я занят! - крикнул Тимолев, забывший, что он не у себя в кабинете, а в аудитории, куда всякий и без стука войти может.

Дверь открылась и на пороге появился смущённый Борис Анатольевич.

– Я не помешал? - спросил он. - Дело в том, что вы так громко разговаривали, что я невольно слышал часть вашей беседы…

Разговор вёлся вполголоса, но сейчас это несоответствие прошло мимо Тимолева. Чёрт, так бездарно вляпаться!

– …я думаю, - говорил Борис Анатольевич, что мы могли бы помочь вашему другу. В виде исключения… ведь это же ваш друг, да?

– Одногруппник…

Тимолев не мог оторвать взгляда от лица своего одногруппника. Лишь однажды видел он такое выражение, какое проявилось сейчас на этом лице. Тогда их, всех парней курса, во время занятий на военной кафедре, привели в тир. Именно с таким выражением лица будущий господин силовой министр лупил из «Макарова» по грудной мишени. И единственный из всего курса выбил зачётные очки.

– Вот видите, одногруппник, - ничего не замечая, тараторил Борис Анатольевич. - Пять лет вместе. Конечно, надо помочь. Давайте сделаем так: вы сейчас поезжайте в центр, подготовьтесь к приёму образцов ткани, а я пока обсужу с вашим другом кое-какие детали. Думаю, выращивание клонированной культуры можно будет начать уже завтра. А недели через четыре, если всё сложится удачно, проведём подсадку…

Тимолев поднялся и молча вышел. Он не знал, что думать и на что надеяться.

Министр и Борис Анатольевич остались одни. Оба молчали, лишь с лица министра сползал прицельный прищур. Потом министр произнёс:

– Вот, значит, как… Всё уже существует и находится в ваших руках. И зачем вам это нужно? Это же не ввоз контрабанды, не поставка русских девчонок в китайские бордели, не наркотики даже. С чего бы вам этим заниматься?

– Помилуйте, - прежним, ничуть не изменившимся тоном ответил тот, что называл себя Борисом Анатольевичем. - Какие наркотики? У меня вполне официальный бизнес… я просто отказываюсь понимать.

– Понимаете, - отмахнулся министр. - Просто взять я вас покуда не могу. И это вы тоже понимаете.

– А если вы настолько обо мне осведомлены, то должны бы знать, что есть у меня слабость - подбирать то, что плохо лежит, порстите великодушно за дурной каламбур. Вы вышвырнули на свалку лучших учёных, я их подобрал. Дал им лаборатории, средства, возможность в свою очередь подбирать сотрудников. Что в этом плохого?.. даже не по понятиям, а просто по совести? Кстати, за нарушение вашего запрета на клонирование не полагается ничего… удивительно глупо - принять закон и не назначить наказание за его нарушение. Такой закон только ленивый не станет нарушать. А я, между прочим, трудолюбив, этого вы отрицать не сможете. Так что никакого обвинения вы мне не предъявите. Даже за уклонение от налогов - в эту программу я покуда вложил денег много больше, чем получил. Зато в руках у меня действительно уникальные вещи. Отнять их можно, но трудно. К тому же, в случае конфликта, многое может попросту погибнуть. Люди смертны, а все данные и отчёты - у меня. В единственном экземпляре, как те архивы.

– Какие архивы?

– Ай, не берите в голову, это личное.

– и что же вы хотите за ваши уникальные вещи? легализации исследований и этого вашего бизнеса?

– Зачем? - Борис Анатольевич мудро усмехнулся. - Дело уже налажено, а тут лишние хлопоты. Обработка общественного мнения, другие страны начнут недовольство высказывать, опять же, трения с церковью. А так - всем хорошо, все довольны. Кстати, церковь в курсе наших работ, во всяком случае - некоторые иерархи. Одному из них мы делали недавно пересадку желёз.

– Половых? - не удержавшись спросил министр.

– Не охальничайте, - строго прервал теневик. - Что за люди? - как перед телекамерами лоб крестить, так они в очередь стоят, а чуть речь о попах заходит, так сразу воображать начинают, как те в исповедальне прихожанок тискают. Ничего там такого не было. Возраст, обычные человеческие хвори. А вообще, я не медик, так что ничего определённого сказать не могу. Кстати, учитывая нелюбовь нашего общего друга к долгогривой породе, содрали мы со святого отца по полной программе. Вообще, учитывая некоторые обстоятельства, наши услуги стоят чрезвычайно дорого, но для вас, учитывая, что вы друг Сергея владимировича, мы всё сделаем бесплатно на самом высшем уровне.

Министр слушал молча, а криминальный король вдруг всопмнил, сколько неприятностей доставлял ему этот человек. Дошло до того, что Борис анатольевич начал лелеять мысль обвинить недруга в зверском изнасиловании грудного младенца. Даже при нынешней разнузданной свободе самое трудное - придать такому делу широкую огласку. А уж потом… любая, самая объективная и независимая экспертиза подтвердит, что преступление совершил господин министр. Анализ генетического материала для следствия такая же улика, как и отпечатки пальцев. К сожалению или к счастью, но в ту пору идеалист Тимолев ещё не умел клонировать человеческую сперму. А теперь надобность в столь сложной интриге отпала, всё складывается самым замечательным образом. По возможности дело всегда следует заканчивать миром. Всё-таки, хорошо, когда у высокопоставленных чиновников есть не слишком здоровые дети, которые любят соваться в такие места, где очень легко организовать подходящий несчастный случай. Мир в этом случае приходит сам собой.

– Насколько мне известно, - проникновенно произнёс Борис Анатольевич, - через два года операцию нужно будет повторять. Можете быть уверены, мы и тогда безвозмездно сделаем всё возможное. В свою очередь мы надеемся на понимание с вашей стороны. Я не стану предлагать ничего, что противоречило бы вашим убеждениям или шло вразрез со служебными обязанностями. Скорее - наоборот. Вот, скажем, львовская группировка… им давно пора почувствовтаь силу закона.

– Да, я понимаю, - согласился министр, глядя в лицо новому хозяину.



Дмитрий Громов. Скользкий поворот



Два черных \"Форда\" я заметил только при выезде из города. Без сомнения, это были люди Файкина. Не скажу, чтобы я очень испугался, но все же мне стало как-то не по себе. В памяти сразу всплыл вчерашний разговор с Файкиным.

– Тебе нравится твоя работа?

– Конечно, шеф!

– А ты хотел бы получать за нее вдвое, нет, втрое больше?

– Конечно, хотел бы!

– У тебя есть такая возможность. Но это связано с некоторым риском.

Я еще не понимал, куда он клонит.

– Дело пустячное и для тебя привычное. Перевезешь груз, куда надо тебе заплатят. Вот и все. Правда, груз не совсем обычный. С ним лучше не попадаться.

Тут я наконец понял. Наркотики! У нас давно ходили слухи, что Файкин промышляет перевозкой \"травки\", но я им не особенно верил; а теперь…

– Нет, шеф, это не для меня. Я буду возить для вас обычные грузы за обычную плату, а про сегодняшний разговор я постараюсь забыть как можно скорее.

Файкин поднял на меня глаза. Нехороший у него был взгляд, тяжелый. Он как будто сочувствовал мне, но так, как сочувствует палач приговоренному к смерти.

– Ты свободен, иди, - только и сказал он.

Я вышел из его кабинета. Через час у меня была назначена встреча с Линдой, и я тут же забыл об этом разговоре. А Файкин не забыл.

Я украдкой взглянул на Линду. Нет, она ни о чем не подозревает.

\"Может, пронесет?\" - мелькнула слабая надежда. Но я уже знал, что не пронесет. Я не переоценивал свои силы. Их там не меньше четырех человек, и все с оружием. Да и моторы у них получше, чем у моего \"Пежо\". Шансов не было практически никаких. Но главное было не это. Линда окажется свидетелем, и они убьют и ее. Поэтому, хоть я и знал, что это бесполезно, я прибавил скорость.

Серпантин горной дороги несся нам навстречу. На повороте машину занесло, но мне удалось вырулить.

– Не гони так! - испуганно вскрикнула Линда, когда край обрыва пронесся всего в нескольких дюймах от нас.

Я молча ткнул пальцем в зеркало заднего обзора. Два черных \"Форда\" неотступно следовали за нами, постепенно сокращая дистанцию.

– Кто это? - голос Линды задрожал.

– Бандиты. Если мы не скроемся от них - нам крышка.

Мотор уже надсадно выл. Мимо со страшной скоростью проносились столбики ограждения. Позади затрещали выстрелы. Заднее стекло мгновенно покрылось тонкой сеткой трещин. Пуля обожгла мне ухо, и в лобовом стекле рядом с моей головой появилась аккуратная круглая дырка.

Поворот. Я резко бросил машину влево. Задние колеса занесло. В какую-то долю секунды я увидел, что дальше дороги нет, она уходила в никуда, и там все было скрыто плотным мерцающим голубоватым туманом. Я не успел ничего подумать, не успел даже удивиться. В следующее мгновение мы влетели в этот туман, и все исчезло…

…Я не знал, сколько прошло времени, пока я очнулся. Мы были в нашей машине. Мотор не работал, и вокруг стояла мертвая тишина. Я никак не мог понять, где мы находимся. Кругом было темно, но темнота была какая-то фосфоресцирующая, словно в ней роилось множество слабых светлячков. Линда лежала на сиденьи, откинув голову назад. Ее длинные волосы свисали вниз и слегка колыхались, как от дуновения ветра, хотя я готов был поклясться, что никакого ветра здесь не было. Грудь Линды мерно поднималась и опускалась - она была в забытьи.

Я зажег спичку и взглянул на часы. Они стояли. Сколько же прошло времени? И, главное, где мы? Что с нами произошло?

Я помнил, как увидел, что дальше дороги нет, как мы влетели в этот голубой туман, а дальше - провал.

Я потянулся к ручке двери. Она щелкнула, и этот звук разбудил Линду. Я скорее угадал, чем увидел, что она открыла глаза и села на сидении.

– Где мы? - шепотом спросила она.

– Не знаю, - почему-то также шепотом ответил я.

– Я помню, как мы въехали в этот туман - и все.

– У меня то же самое. Надо выйти и осмотреться.

Мы вместе выбрались из машины и сделали несколько неуверенных шагов вперед. Пол, казалось, был металлическим, но этот металл почему-то мягко прогибался под ногами, но не весь, а лишь в том месте, на которое наступишь. Вокруг по-прежнему стояла тишина. Свечение, казалось, раздвинулось, приобрело форму купола, как если бы роившиеся в воздухе светлячки уселись на его поверхность. Но каких-либо предметов или подробностей различить не удавалось.

Человек возник перед нами неожиданно. Он не вышел из какой-нибудь двери, не подкрался незаметно, даже не поднялся с пола - он возник прямо из воздуха, как призрак. Света сразу как будто прибавилось. Я разглядел, что человек одет в очень дорогой черный костюм, который к тому же прекрасно на нем сидит. На нем была белая крахмальная рубашка, черный галстук и начищенные до зеркального блеска черные ботинки. На вид человеку было лет тридцать пять. У него было приятное лицо с немного крупными чертами, прямые черные волосы аккуратно зачесаны назад.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

– Разрешите представиться: Томас Стрэнджерс, - голос у него был низкий, бархатистый - ему бы в опере петь. - А вы можете не представляться, - добавил он, заметив, что я открыл рот. - Я и так знаю, что вас зовут Джеральд Бикс, а вас - Линда Мэйфорд.

– Но…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Вы хотите знать, что с вами произошло, и где вы сейчас находитесь. Отвечаю по порядку: мы спасли вас от бандитов, которые вас преследовали, и переправили в безопасное место. Здесь вам ничто не угрожает.

– Благодарю вас. Мы очень признательны. Честно говоря, я уже думал, что нам конец. Потом этот голубой туман - и вот мы здесь. Если бы не вы…

– Да, теперь мы оба в неоплатном долгу перед вами.

– Ну что ж, если вы оба так считаете, то я могу предоставить вам возможность вернуть этот \"долг\". Тогда мы будем квиты.

Что-то не понравилось мне в этих словах. Здесь таился какой-то подвох. Но, в конце концов, эти люди, кто бы они ни были, спасли нам жизнь, так что теперь мы просто обязаны помочь им, если это будет в наших силах.

– Разумеется, мы с удовольствием окажем вам любую услугу.

Линда согласно кивнула, но при этом инстинктивно придвинулась ближе ко мне. Она тоже почувствовала что-то неладное.

– Вот и отлично. Присаживайтесь - и поговорим.

Мы с Линдой оглянулись. Позади нас стояли два мягких кресла округлой формы. Стрэнджерс опустился в точно такое же кресло, в какое-то неуловимое мгновение возникшее за его спиной. Мы последовали его примеру.

– Итак, вы согласны оказать нам одну услугу?

– Да… но чем мы можем вам помочь?

– Дело в том, что нам нужно то, что вы называете любовью. Точнее, не сама любовь, а ее энергия. Но это почти одно и то же.

– Не понял… Да кто вы такие, наконец?!

– Ах, да, с этого, конечно, следовало начать. Мы - это другая цивилизация. Наша звезда находится в Центральном Шаровом Скоплении, как вы его называете, с Земли она не видна. Но для вас это не существенно. Нам нужна энергия любви, и мы ее покупаем. На любых условиях.

– Но зачем она вам?

– Для межзвездных перелетов. Это единственный вид энергии, который может открыть выход в нуль-пространство и обеспечить мгновенную переброску звездолета в любую точку Вселенной. Вот зачем нам нужна эта энергия.

– И вы хотите использовать для этих целей нашу…

– Да. У вас и мисс Мэйфорд очень сильное поле, мы уже проверили это. Такая его напряженность - большая редкость. Вы могли бы очень помочь нам.

– Но… это не отразится на нас самих?

– Нисколько. Мы берем лишь избыточную энергию. А ваше чувство не исчезнет.

От меня не укрылось, что слово \"чувство\" он произнес с некоторой долей сарказма.

– И мы должны будем покинуть Землю?

– Разумеется. Передавать энергию любви, или, как мы ее называем, эмфи-энергию, на расстояние мы еще не научились.

– Навсегда?

– Да, навсегда. Корабль будет настроен только на вас двоих, и перестроить его будет очень сложно. Но вы увидите то, чего ни разу не видел ни один человек Земли. Вам откроются новые миры, звезды, планеты, галактики!

Прямо в воздухе перед нами возник полупрозрачный экран. На нем вспыхнули ослепительно яркие звезды. Они заполнили все вокруг, надвинулись на нас. К нам приближалась багрово-красная планета. Огненные смерчи гуляли по ее поверхности, повсюду сверкали вспышки молний - это был дикий, еще только нарождавшийся мир.

Ее сменила другая. До самого горизонта простирался нежно-голубой песок, в зеленоватом небе сияли два солнца. По песку проносились какие-то гибкие существа - не то змеи, не то ящерицы, а может быть, что-то совсем другое.

Экран погас.

– Это лишь немногие из тех миров, которые вы сможете увидеть. И вы будете всегда вместе. Никто и никогда не разлучит вас. Подумайте. Я не буду вам мешать.

И он исчез, растаял в воздухе, как будто его и не было.

Мы с Линдой молчали. Нам нужно было время, чтоб опомниться. \"Может быть, это мистификация?\" - мелькнула мысль. Но это была не мистификация, я это знал.

Но что же тогда нам делать? Я инстинктивно не доверял этому Стрэнджерсу (у себя-то он наверняка носил другое имя) - была в его словах какая-то недоговоренность, что-то двусмысленное, недосказанное. А ведь, если разобраться, чего он хочет? Чтобы мы с Линдой превратились в двигатель звездолета! Чтобы мы своей любовью переносили его в любую нужную им точку пространства. Космические рикши! Нет, господин Стрэнджерс, или как вас там, не пойдет! И от смерти вы спасли нас только потому, что мы вам нужны. А были бы не нужны - лежать бы нам сейчас с простреленными головами на дне пропасти.

– Мир без любви.

Это сказала Линда. А ведь она права. Если бы у них была любовь, они не полетели бы за ней к нам, на Землю. Нет, наверное, была у них любовь, но только растратили они ее на межзвездные перелеты, сожгли в двигателях кораблей - а теперь вот и до нас добираются.

– Нет.

– Нет.

Перед нами вновь появился Стрэнджерс.

– Итак, вы отказываетесь.

– Да.

– Да.

– Напрасно. Подумайте как следует. Второй такой возможности у вас не будет. Мы только отберем из вашего эмфи-поля лишнюю энергию - ну, как кровь для переливания. От этого ведь не умирают. И вы будете жить долго, намного дольше, чем на Земле - мы и это умеем.

– Нет.

– Нет.

– Мне не хотелось говорить вам этого, но придется.

В воздухе снова возник экран. На нем была дорога, по которой мы недавно (недавно ли?) мчались, спасаясь от людей Файкина. Шел дождь. Мокрое шоссе блестело в свете фар. Мы с Линдой снова были там, в моем стареньком \"Пежо\". В зеркале заднего обзора виднелись все те же два черных \"Форда\". Мы шли на предельной скорости, но они постепенно нагоняли нас. Поворот. Машину занесло. Я резко вывернул руль вправо, но было поздно подвела мокрая дорога. На какое-то мгновение автомобиль завис над обрывом, потом мелькнул скалистый склон, усеянное звездами небо - и все исчезло.

– Вот что будет с вами, если вы останетесь здесь. Вероятность девяносто девять с половиной процентов. Наша машина не ошибается. Итак, выбирайте.

Мы с Линдой взглянули друг на друга.

– Нет.

– Нет.

В следующий момент все исчезло.

Мы снова сидели в машине. В небе сияло ослепительное солнце. На дороге никого не было, кроме нас. Не сговариваясь, мы выбрались наружу, жадно глотая свежий, напоенный солнцем и запахом сосен воздух. Кошмар кончился. Не было бандитов Файкина, не было зловещего пришельца. Нет, они были, но были где-то далеко, настолько далеко, как если бы их и вовсе не существовало. Сегодня же мы уедем из города, а там пусть люди Файкина нас поищут.

За поворотом послышался шум мотора. Сердце сжалось от тревожного предчувствия. Мы взглянули друг на друга и, не сговариваясь, бросились к машине.

Да, это были они. Но их я не боялся. Сейчас быль день, и в небе сверкало солнце. Мы уйдем от них, обманем на развилке. Я был почти спокоен. Мы сделали правильный выбор. И все же… Ведь им там, наверное, очень плохо без любви. И не потому, что они не могут проникнуть в нуль-пространство. Без любви вообще плохо. И, может быть, мы смогли бы научить их любить?.. Нет, нас бы заперли в звездолете и не выпустили оттуда до конца жизни. А может быть, нет? И почему в конце на экране мелькнуло звездное небо? Ведь шел же дождь, на небе были тучи… Выходит… они обманули нас?! Не будет дождя, обрыва и последнего полета в пропасть, навстречу смерти? Жизнь продолжается?!

Да! Теперь я был уверен в этом.

И я выжал газ до упора.



Сергей Лукьяненко. Если вы свяжетесь прямо сейчас…



Корабль будто и не летел - плыл в океане космоса. Почти километровый в диаметре шар медленно вращался, и по поверхности его бегали цветные узоры. Два полотнища радужного света стлались за ним, и по всей Земле люди поднимали головы, глядя в небо - с тревогой, подозрением, а то и с откровенным страхом. И все-таки большинство просто любовалось невиданным зрелищем. Слишком красива была эта чужая радуга, плавно скользящая по земной орбите, всем своим великолепием она отметала дурные мысли, обещала что-то радостное и небывалое. Наверное, со времен первого спутника люди не смотрели в небо так часто…

А на закрытом заседании Совета Безопасности ООН представители великих (и не очень) держав смотрели на экран. Зрелище было, быть может, не столь впечатляющее, но зато куда более познавательное. Впервые инопланетная раса вошла в контакт с человечеством.

– Нет, мы не будем высаживаться, - говорил с экрана пушистый комок оранжевого меха с крохотными бусинками глаз. - Нет, нет, нет. Спасибо за гостеприимство. Мы очень спешим. Мы благодарим за приглашение. Мы рады общению с вами. Но нам еще предстоит долгий-долгий путь.

Перевод обеспечивали Чужие. И на русский, и на английский, и на китайский, и на французский, и на испанский языки. Перед представителями других рас они вежливо извинились и посетовали на недостаток времени и способностей.

– Но мы хотели бы еще очень многое узнать, - сказал особый представитель ООН, гражданин Мадагаскара, выбранный после двухдневной подковерной борьбы представителем со стороны человечества. Мадагаскару повезло именно по причине его обычности - представитель Китая настаивал на кандидате от самой многочисленной нации, представитель США - на кандидате от самой развитой и демократической страны мира, представитель России - на кандидате от самой большой по площади страны. На самом деле личность господина Особого Представителя не играла никакой роли - он лишь озвучивал текст, появляющийся перед ним на маленьком неприметном экране. Где-то в недрах здания ООН этот текст торопливо вырабатывали никому не ведомые референты, психологи, политологи и сотрудники спецслужб.

– Мы ответим, - любезно сказал Чужой. - Спрашивайте, мы ответим.

– Много ли цивилизаций разумных существ известно вам? - косясь в экран, спросил мадагаскарец.

– Восемьдесят три с половиной, - любезно ответил Чужой. - Включая дельфинов. А если засчитают человечество - то восемьдесят четыре с половиной.

С одним из психологов случилась легкая истерика, его увели. Возникла небольшая заминка, но вот появился текст нового вопроса, и Особый Представитель человечества проникновенно произнес:

– На чем основываются отношения между различными цивилизациями космоса?

– На дружбе, сотрудничестве и взаимовыгодной торговле, - немедленно сообщил Чужой. - Иногда возникают вооруженные конфликты, но это позорно и недостойно разумных существ. Мы - убежденные пацифисты.

Представитель США удовлетворенно кивнул. Впрочем, от сердца отлегло у всех.

– Каким образом мы можем вступить в контакт с другими цивилизациями? поинтересовался гражданин Мадагаскара.

– Развивайте науку и технологии, добросовестно трудитесь, живите в мире, летайте к другим звездам, - дал ценный совет Чужой.

Снова возникла маленькая пауза, потом был озвучен новый вопрос:

– Земная цивилизация имеет ряд нерешенных проблем, можем ли мы рассчитывать на какую-либо форму помощи со стороны вашей, более развитой, цивилизации?

В последнюю секунду слова \"более развитой\" изменились на \"дружественной\", но Особый Представитель человечества уже прочел первоначальный текст.

– Сложный вопрос, - опечалился чужой. - Давно уже было замечено, что полученная безвозмездно помощь не идет впрок. Цивилизация начинает отставать в развитии, надеяться на инвестиции, кредиты, гуманитарную помощь… Сложный, сложный вопрос. Мы думаем, что могли бы вступить с вами в товарные отношения и продать некоторые любопытные приспособления. В качестве платы мы согласны принять некоторые тяжелые металлы и произведения кустарного искусства. Но торопитесь - наше время очень ограничено.

На экране с поразительной быстротой сменились несколько фраз: \"Есть ли Бог?\", \"Какие металлы?\", \"В чем смысл жизни?\", \"Дельфины действительно разумны?\" и \"Что вы можете нам предложить?\" Мадагаскарец закашлялся, таращась в экран. Последняя фраза помигала и осталась.

– Что вы можете нам предложить? - спросил Особый Представитель человечества.

– О, некоторые замечательные вещи… - сказал Чужой, и изображение сменилось. Вместо маленькой, аскетически обставленной рубки возник просторный светлый зал, в центре которого стоял космический корабль. Ну или что-то очень похожее на корабль с точки зрения человека. - Это уютный малотоннажный космический корабль цивилизации Агр, - сообщил Чужой. Позволяет перемещаться в пределах местной солнечной системы, развивает скорость до пятисот километров в секунду, снабжен устройствами противометеоритной защиты и радиационным щитом. Количество ограничено, мы можем предложить вам двенадцать кораблей со всей документацией на основных земных языках. Если вы купите все корабли и свяжетесь с нами прямо сейчас, то в придачу к каждому кораблю вы получите замечательный складной ангар…

На экране появилось белое строение чуть побольше корабля.

– …станцию связи с кораблями и трехчасовой обучающий мыслефильм по пилотированию корабля в особо сложных условиях. Цена каждого корабля - сорок тонн золота, четыре тонны платины, две с половиной тонны плутония.

В зале наступила пауза. Потом представитель США вскочил со своего места:

– Наша страна готова купить все корабли!

Особый Представитель человечества заерзал за своим столом. Но на него уже не обращали внимания.

– Прекрасно, - сообщил Чужой. - Мы уверены, что вы останетесь довольны сделкой. Куда доставить корабли и откуда забрать металлы?

Под ледяное молчание зала представитель США продиктовал координаты какой-то военной базы и сообщил, что металлы можно брать прямо из Форт-Нокса. Ошарашенные дипломаты, сообразившие, что американский представитель при Совете Безопасности не случайно помнит наизусть ширину и долготу базы, гневно зашумели. Но ропот прервали слова Чужого:

– Еще более интересное транспортное средство. Колониальный корабль цивилизации Раг-Харр. Предназначен для межзвездных перелетов. Эксклюзивный товар, имеется в одном экземпляре. Абсолютно новый. Работает с нарушением теории Эйнштейна. Дальность полета - до сорока световых лет. Способен перевозить до тысячи живых особей за один рейс. Цена - четыреста тонн золота, триста тонн платины, не менее тонны неограненных алмазов…

– Наша страна берет это! - выкрикнул американец, глядя на блестящую тушу колониального корабля, заслонившую весь экран. На его фоне корабли цивилиза-ции Агр просто терялись.

– …и восьмидесяти тонн кустарных произведений искусства данной страны возрастом не менее тысячи земных лет, - закончил Чужой. - Нам очень жаль, но страна США не имеет столь древних произведений кустарного искусства. Если вы свяжетесь с нами прямо сейчас, то в придачу к колониальному кораблю вы получите великолепную систему кондиционирования воздуха, уникальный телескоп для наблюдения за звездным небом, справочник с координатами незаселенных планет в радиусе сорока световых лет от Земли и документацию на основных земных языках…

– Китай покупает этот корабль, - сказал представитель Китая, победно оглядел зал и затараторил, обсуждая детали сделки. Возражений не было. Представители великих и не слишком стран вцепились в телефонные трубки, выслушивая новые инструкции. Мадагас-карец скучал. На американца жалко было смотреть.

– К сожалению, транспортные средства кончились, - сказал Чужой. От фрагмента Великой Китайской стены он отказался, а вот терракотовая гвардия и вазы династии Мин его устроили. - Но у нас есть и другие любопытные вещи. Восхитительный Аурианский пищевой синтезатор! Пища пригодна для любой белковой формы жизни. Полностью автономен, снабжен зарядом энергии на сто двадцать пять лет. Четыре экземпляра. Стоимость каждого - шестьдесят тонн произведений кустарного искусства возрастом не менее двухсот земных лет…

В разразившемся споре пищевые синтезаторы были поделены между США, Китаем и Великобританией. Франция брезгливо отказалась от участия в торге, мотивируя это традицией национальной гастрономии, а российскому делегату пообещали уступить следующий лот. Впрочем, когда выяснилось, что уникальный прибор очередной неизвестной расы позволяет омолодить человеческий организм на сто земных лет, обещание едва не было забыто. Порядок восстановил Чужой, укоризненно напомнив людям их собственные слова, пристыдив и прочтя небольшую вежливую нотацию. В награду за немедленную покупку Россия получила еще и автоматический конвейер, позволяющий прогонять через омолаживатель до тысячи человек в час.

Еще один раз встрял Особый Представитель человечества, задав важный вопрос о сроках выполнения сделки. Чужой успокоил его обещанием выполнить все поставки в течение трех часов после завершения торга, причем как\" доставку товаров, так и получение платы согласился взять на себя.

Вскоре, впрочем, упущенный омолаживатель был почти забыт. Лоты сыпались одни за другим. Звездные технологии обещали исцеление болезней, непачкающиеся ткани, контроль климата, обучение во сне, лишенные трения подшипники, сверхпроводники и сверхпрочное мономолекулярное волокно. Франция купила космическую станцию на десять тысяч человек и кофемолки на энергии броуновского движения, в придачу получив сверхглубокую буровую станцию и словарь языка запахов. Китай все-таки толкнул свою Великую стену, получив взамен великолепное средство по контролю за рождаемостью. Великобритании пришлось удовлетвориться технологией передачи электричества без проводов, зато в довесок был получен совершенно новый экспериментальный завод, способный построить свою точную копию. Когда более богатые страны несколько выдохлись, России досталась уникальная биокультура бактерий, способных жить в атомном реакторе и перерабатывать излучение в спирт, легковые машины на магнитной подушке и побеги морозостойких инопланетных бананов.

Когда запасы тяжелых металлов несколько истощились, а предметы кустарного искусства стали кончаться, Чужие любезно распродали мелкие, но интересные лоты за образцы земной техники, кефирную закваску, листья эвкалипта и прочие пустяковины. Молчавший почти до конца представитель Израиля получил очередное указание и торопливо скупил оптом половину мелких лотов. Бонусом ему послужило средство от облысения, вызывающее интенсивный и устойчивый рост волос.

– Наши запасы кончились, - с грустью признался Чужой. - Мы вынуждены попрощаться с вами. Сейчас ваши покупки будут доставлены в указанные места. Благодарим за сотрудничество.