Володихин Дмитрий

Новый народ

Дмитрий Володихин

Новый народ

\"В этом мире

того,

что хотелось бы нам,

нет!

Мы верим,

что можем его изменить?

Да!\"

(из репертуара ДДТ)

\"Только новый взрыв этногенеза

выведет... из тупика... Но тогда

это будет уже новый этнос.\"

(Л.Н.Гумилев)

\"В тупике... пройденное обретает недостижимость, непройденное ограничивается нулевой потенцией и памятью о пройденном. Я болею чувством тупика, кошмаром конечности, оконченности... Смысл переживаемого времени укладывается в два слова: окончилась Россия. Иссяк дух ее существования, пребывавший в сердцах\", - так писала в 1995 году Екатерина Крестинина, известный философ и социолог.

Да, ощущение тупика чрезвычайно сильно. И даже у самых энергичных и отважных людей опускаются руки. Что можно сдвинуть с места, когда вокруг аморфная масса, человеческая вода, легко принимающая любую форму и столь же легко обходящаяся полной бесформенностью! Десятки, если не сотни миллионов людей на постсоветском пространстве живут по инерции: не умея ответить на простейшие вопросы - в какого бога верят, чем, кроме записи в паспорте могут объяснить свою принадлежность к определенному этносу, есть ли в их жизни хоть что-то, возвышающееся над водкой, жратвой и сексом. И ведь столь многих из них мучает отсутствие ответов на эти вопросы, пусть даже они и не заданы прямо, в лоб! Так бывает: человек получает четкое ощущение, будто нечто важное ушло из его жизни, он обделен этим важным, но не в состоянии не только вернуть его, но даже назвать, что именно утрачено. И колосится на этом месте необъяснимая тоска, фантомная боль удаленного органа... А жизнь продолжает плутать между водкой, жратвой и сексом.

Миллионы православных, никогда не исповедовавшихся и не причащавшихся; миллионы мусульман, не отличающих сунну от бешбармака; толпы иудеев, заглядывающих в синагогу, только чтобы \"потусоваться\". Какие-нибудь этнографические экспедиции, отправляющиеся к староверам, да и просто в глубинку, чтобы там найти старинные обычаи, старинные наряды, старинные песни. Вот оно, - кричат, - русское! Не иссякло, не исшаяло! Вот оно, какими мы были и какими глубоко в душе должны быть и сейчас! Какая притягательная сила у этой сладкой лжи... В современной РФ около тысячи городов, а сельских населенных пунктов - более 150 тыс., но в городах живет 73 % населения страны. Россия - страна горожан. Более того, примерно половина граждан РФ - жители городов с населением более 100 тыс. человек. Да и сельская Россия бесконечно далека от состояния, в котором она находилась при государе императоре Николае Павловиче или его сыне. Рабочие поселки, деревни, захудавшие до двух-трех дворов, полудачные придатки мегаполисов, разоренные колхозики... Где ты, почва! Где вы, корни! Откликнитесь, ау! Нет ответа. Жалкие крохи остались от того общинного мира, который когда-то процветал на нашей земле. Все то, что еще можно назвать русским, обитает в мегаполисах и принадлежит главным образом к высокой культуре, поддерживаемой ничтожным процентом интеллектуалов. Все остальное существует в виде руин. Когда-то в России была сложная, пестрая, красивая система, охватывавшая политику, социальное устройство, повседневный быт и основывавшаяся на фундаменте православия. Все рухнуло, и только кое-где висят обнаженные, бесконтекстные символы, значения которых не припомнят четырнадцать из пятнадцати русских... Что такое русский стиль в политике? А черт его знает! Кто правящая сила в русской семье: дети, родители или старейшие? Спросите чего попроще! Национальная одежда русских - это что? Хоть здесь можно ответить точно: для мужчин - джинсы и старый свитер, для женщин - черное белье.

Да что это вообще такое - русский? Чем русские отличаются от других народов? Кровью? Если только кровью - плохо дело, поскольку само по себе кровь - ничто. Понятие \"русскости\" размыто до предела... До 1917 года, а может быть, до войны или даже чуть позже не столь уж сложно было рассказать и описать: русский этнос помимо языка ото всех прочих народов империи отличается тем-то и тем-то. Урбанизация и доминирующая идеология на пару стесывали \"русскость\". К 60-м они ее стесали почти до нулевого уровня. Затем набрала ход попытка соорудить \"новую историческую общность советский народ\". Плохо ли, хорошо ли это, важнее другое: эксперимент на полной скорости пошел под откос. У \"новой исторической общности\" в 80-х годах уже и головка вышла наружу, плечики появились, но тут младенчику пришел конец. В 90-х кое-кто всерьез почувствовал себя гражданином мира, но таких совсем немного: на всех не хватит квартир в пределах Садового кольца и усадеб на Рублевском шоссе. Что ж вышло? Русские почти утратили собственную этничность, не успели стать до конца советскими и слишком бедны для статуса граждан мира...

Да в одних ли русских дело? На просторах великой империи огромные обесформленные массы не знают ни Бога, ни черта, не помнят, как звали прадеда, голосуют, как левая пятка зачешется в день голосования, изредка ворчат на неведомых врагов, незаметно вырезавших у них мозги, волю и жизненную энергию. Поворчат-поворчат и лезут к TV - получать очередной дозняк. Все равно кто. Русские, чуваши, татары, евреи, белорусы, молдаване, армяне... Все живут в условиях одного и того же унифицированного квартирного быта, примерно одинаково одеваются, едят одинаковую пищу, говорят по-русски и по-английски, ходят на одинаковую работу, одинаково получают в окошечке кассы зарплату, одинаково не верят ни в какие силы, отличные от законов физики, химии и прочего естествознавчества. Или, может быть, верят: что-то там, наверное, есть, но кто его знает, что именно.

Если у вас есть воля, энергия и мозги, вы можете слепить из них все, что угодно. Они подчиняться при одном-единственном условии: лишь бы не дали подохнуть с голоду.

Все это можно назвать одним словом. Старость. Все те, кто когда-либо занимался историей русской цивилизации, сходятся в одном - Россия немолода. По Леонтьеву - так и вовсе дряхла. По Данилевскому - бодрая бабуля на завалинке. Один только Лев Гумилев обещает большее, но ненамного: даже если исходить из его необыкновенной щедрости, русским пора отправляться на пенсию. Еще мы не гнилы, и есть кое-какая сила в мышцах, но лучшее, чего можно ожидать - \"золотая осень\". Если только мы окажемся достойны этой осени, если не перережем друг друга в последней надломной вспышке субпассионарности, если не расстелемся перед другими суперэтносами простынкой этнографического материала. С точки зрения Гумилева, около 1800 года началась надломная фаза этногенетической истории русских, и на рубеже второго и третьего тысячелетий от Рождества Христова \"мы находимся близко к ее финалу\". В.Гончаров и Н.Мазова, шествуя по стопам классика, также пишут об осени - как о ценности и награде... правда, слова их звучат как-то не по-осеннему страстно.

Что ж, лучшее, чего достойна человеческая вода в наших краях, обеспеченная стабильность в доме престарелых, картинки культуры на стенах и долгое, счастливое, гомеостазное предгробье... И все? И все?!

Господи, но откуда тогда столько людей, которые не устали? Которые не желают стареть? Которым больно, когда больно делают не им самим, а стране и людям, которые в ней живут? Откуда столько гнева, ненависти, досады, надежды откуда берется энергия вновь и вновь бросаться на бетонную стенку, отыскивая выход из проклятого тупика?

Автор этих строк с нарочито высокомерным снобизмом долго рассуждал о своих соседях, о тех, кто живет в российских городах и селах, о тех, с кем каждый день он сам сталкивается на улицах. Так вот, я не желаю отказываются от своих слов, но одну поправочку сделать придется. Это моя земля, мои города, моя страна, а эти люди, кем бы они не были - мои братья и сестры. Просто каждый из них имеет один и тот же выбор. Сдаться, медленно идти на дно, тянуть туда своих детей и внуков, или почувствовать, что та дрянь, которая течет в сосудах - не разбавленное дерьмо, а горячая кровь. Тогда те, кто не желает смолоду быть стариком и не боится бетонных стенок, предложат ему новые знамена, новую судьбу, новую молодость. А значит, и новую войну.

Все эти странные люди (которым есть что предложить) еще недавно любили ходить по одиночке, не принимать ничего на веру, обособляться ото всего, что есть система. Лет шесть-семь назад, в 1992 или 1994 году, их можно было со спокойной совестью назвать \"обособленными людьми\". Теперь другое дело. Они стали понемногу объединяться. У них появилось нечто общее, пока еще не всеми и не до конца осознанное, но всегда приводящее в группу. Все эти разнородные маленькие отряды и неформальные сообщества, \"любительские клубы... творческие группы\" (В.Гончаров, Н.Мазова) постепенно множатся, создавая то ли узор, то ли насыщенный раствор, ожидающий молниеносной кристаллизации чего-то, то ли соты одного улья, то ли, быть может, укрепрайоны невидимой фортификационной системы, где каждое такое малое звено представляет собой род микробастиона.

Для осени ли такие узоры?

Очень важен сам факт существования микробастионов. Люди, собравшиеся там, живут иначе. Если сравнивать с общей массой, они как будто пребывают в совершенно ином ритме. На порядок быстрее. Они успевают творить, любить, зарабатывать на жизнь, отстаивать самих себя и свои взгляды, наращивать микробастионы вовне... И все равно чувствуют, что функционируют на треть проектной мощности, не более того. Они постоянно ощущают недостаток еще более стремительной жизни, боев, испытаний. Упаси Господь, никто из них не призывает на многострадальную землю страны моей черное пламя гражданской войны! В то же время, если грянет подобный кошмар, они будут держать оружие крепко и они сумеют повети за собой. Но их миссия - принципиально иная: выиграть эту войну, не доведя до нее. Для них Россия - родная, своя, как член семьи... Боже упаси гадить кровью на своей земле. Нет. В сущности, у них очень простая миссия: они видят, какой должна стать их страна, видят, какие образцы должны повести за собой всех прочих колеблющихся и недопроснувшихся, видят, что движение необходимо, видят чем и как продвинуть дело; и они уже понемногу двигают его. Эта энергия и эта миссия зовут их в микробастионы.

Таким образом, в одних городах, на одних улицах и площадях соседствуют два народа. Один - старый и уставший, но весьма многочисленный. Другой - разрозненный и малолюдный, но юный, полный сил, постоянно растущий. Пассионарный, если угодно.

По всем и всяческим схемам исторического развития, по всем научным моделям не должно быть второго народа. Если правила \"игры\" соблюдаются, России в лучшем случае, действительно, суждена \"золотая осень\" и некоторая отсрочка общего крушения. Это - в лучшем случае. Сколько людей в преклонных годах умирают от какого-нибудь внезапного инфаркта, от рук хулиганов, от недоедания и так далее... Наш карточный домик имеет шанс по науке рухнуть через год или через сорок лет. Но существование второго народа меняет дело. Так уже было в нашей истории. Новый народ появился как чудо на руинах раздробленной и обескровленной усобицами Руси в XIII в., по мнению того же Л.Н.Гумилева, - в результате пассионарного толчка, переломившего ход истории около 1200 г. Далеко не сразу этот народ преодолел тяготы \"инкубационного периода\". Три века предстояло ему драться и страдать, дожидаясь необыкновенного взлета величия при Иване III. Неприхотливая, гордая, выносливая, невероятно энергичная и трудолюбивая раса, хребет империи, хозяин Евразии. То, что к настоящему времени сточилось, как ластик по наждачной бумаге. В мелкую крошку. Надо полагать, современный новый народ родился в результате такого же пассионарного толчка. Судя по возрасту тех, кто входит в микробастионы, поток пассионарности обрушился на нашу землю между 1945 и 1975 годами. Не раньше и не позже. Возможно, я даже взял несколько широковато.

Таким образом, одна цивилизация беременна другой.

Что создает на руинах старой России новый народ? Из какого строительного материала возводит он здание своей цивилизации?

Новый народ вырос из трехступенчатой, трехъярусной традиции и не станет отказываться от собственных корней в каждом из этих ярусов. От Московской Руси идет величайшая вера в Бога и прочное здание православной цивилизации. В рамках православной цивилизации в центре всего поставлена сакральная сверхценность, а добро, любовь, милосердие, тяга к познанию и созиданию - производные от нее. Вера принизывает политику, культуру, социальную сферу, экономику, подчиняя все их устройство собственным императивам. От периода полуевропейской петербургской государственности идет то, чему наших предков так упорно и так жестоко учила западная цивилизация - величайший рационализм. Ему суждено гармонично соединиться с величайшей верой. Именно так! Величайшая вера и величайший рационализм. В общественной жизни это означает дисциплину, эффективность, собранность, тщательное продумывание каждого шага в государственном строительстве. В международных отношениях эта разумность может принимать облик эгоизма, впрочем, вполне оправданного. Новая Россия должна жестко отстаивать собственные интересы; любой союз, любые игры с транснациональными организациями допустимы только в том случае, если может быть получено прямое и очевидное удовлетворение ее потребностей; нет ни одной космополитической по характеру и происхождению идеи, которая могла бы куда-либо \"вести\" Новую Россию. Все то, что называется \"демократией\", \"мондиализмом\" и \"общечеловеческими ценностями\", должно быть разрушено. Наконец, от Страны Советов нам достался в наследство образ мощной Империи, невозможной без развитого иерархического элемента в структуре, прочного научно-технического фундамента, сильной армии и органов внутренних дел. Это доброе наследство, оно пригодится в пути. Новый народ уповает на помощь Бога и верит в его милость, но при этом умеет строить лучшие в мире истребители, а в перспективе - и лучшие космические корабли. И он умеет защищать себя.

Один из главных мотивов в начинающейся биографии нового народа хранительство. Соединение перечисленных базовых ценностей Новой России невидимое сокровище. Вот уж поистине, \"не съесть, ни выпить, не поцеловать...\" веру, разум, силу и честь! Миссия нашей цивилизации хранить это сокровище от разрушения. Подобная миссия по определению бесконечно прекрасна. Ее внешнее выражение - в особой эстетике. Апология лаконичности и функциональности должна соединиться с идеей подчинения любой функциональности тончайшему сакральному влиянию, подчинения грубой материи неуловимым смыслам Горнего мира. Эта эстетика позволяет лишь намек на глубинную суть явлений. Допустим, какой-нибудь зал для общественных дел следует избавить от любых украшений (вплоть до голых выбеленных стен), и лишь не на виду, в углу, - небольшое и неброское изображение креста или, скажем, рыбы... Только намек, не более того! Зачем кричать на перекрестках о том, что знает и чувствует каждый. Новый народ состоит из одних посвященных. В будущем ими могут стать все сто процентов суперэтноса.

Империя Новой России не будет ставить своей целью внешнюю экспансию. Это Империя порядка, а не агрессии. Ее высшая цель на государственном уровне - сберечь стержневую сверхценность новой цивилизации, а вместе с нею и весь новый общественный строй. Единственный вид экспансии вовне, допустимый для Империи порядка - миссионерство. Единственный возможный путь территориального расширения - принимать в состав империи те страны и народы, которые добровольно захотят слиться с нами, принять наши законы и наши императивы, войти в наш суперэтнос в качестве составной части, равноправной со всеми прочими его частями.

Империя тверда как камень для чужих и ласкова как руки матери для своих.

То грядущее общество, вероятно, будет \"холоднее\" современного... От многих приятных, уютных, \"теплых\" черт нашего сейчас придется отказаться. Веничка Ерофеев будет играть роль незамысловатого антисистемного алкаша, и больше ничего. Никакой особенной \"духовности\" за ним уже не признают. Любители достоевщины (в худшем смысле этого слова), а также все мастера километрами развешивать черные сопли по ветвям дубов честно отправятся в маргиналы. Никто не будет крутить им руки, затыкать рот, сажать в кутузку. Просто на них перестанут тратить время. Мало ли придурковатых на свете... Это общество, где интеллигентский заунывный треп на кухне под водочку станет восприниматься как нечто постыдное, неприличное а прямая и честная служба государству - как естественное состояние. В Новой России верхние эшелоны должны будут целенаправленно \"культивировать\" всех тех, кто в силу неординарности мышления, развитых способностей к логике или интуиции, способен служить общему делу в составе мощного слоя интеллектуалитета. Любой сколько-нибудь серьезный интеллектуал получит весьма приличные возможности для творческой самореализации. Но при двух условиях: во-первых, во всем обществе снизу доверху будут давить эмоциональную расхлябанность, неспособность держать под контролем внутренние проблемы, а во властных и интеллектуальных структурах - не давить, а просто ампутировать. Речь идет прежде всего о выплесках отрицательной, \"черной\" эмоциональности: \"все плохо\", \"ничего нельзя исправить\", \"становится все хуже и хуже\", \"ой! я умираю-умираю-умираю\", \"гады! за что вы все вытираете об меня ноги\", \"вы все придурки, а я непризнанный гений\" и т.п. Напротив, оптимальный психологический фон великой Империи - эмоциональность позитивная, ощущение победы, радости, спокойного и уверенного существования в окружении своих. Во-вторых, любое \"соло\" любого творца будут оплачивать в зависимости от того, может ли оно сработать в \"концерте\". Если да, то намного дороже, если нет - то гораздо более скупо, но все-таки оплатят в надежде на то, что когда-нибудь объявится невиданный концерт (коего сейчас нет и не видно) и пригодится великой Империи, а для него пригодится полузабытое \"соло\".

Господство православной цивилизации не означает ни ксенофобии, ни насильственного крещения кого-либо. Стать полноправным членом нового суперэтноса может представитель любого этноса. Ему достаточно будет всем сердцем и всей душой воспринять ценности нового народа, вобрать в себя культурные, политические и бытовые стереотипы новой России, погрузиться в них, жить, не противореча им. Внутри нового народа нет ни эллина, ни иудея. Нет низших и высших этносов.

Сегодня все то, чем должна стать Россия, существует в виде бутона, который через несколько десятилетий или столетий распустится прекрасным цветком. Если его, конечно, не затопчут прежде цветения. Невидимый субстрат пассионарности в крови - еще не гарантия того, что наш сегодняшний ноябрь перейдет в март. Сейчас пассионарная миссия нового народа обеспечена лишь одним: активностью разрозненных микробастионов.

Следует поторопиться. Тех двухсот лет, которые Л.Н.Гумилев отвел под \"скрытую\" стадию пассионарного подъема, у нас нет. Мы должны стать сотами одного большого улья гораздо быстрее, у нас очень много не то что не сделанной, а даже не тронутой работы. Иначе - преждевременная кончина и скромный венок от доброжелателей.

***

Новая цивилизация раздвигает современный тупик, из которого, по мнению миллионов, \"некуда больше идти\". Она дарует программу развития на тысячелетие или полтора вперед: новое детство, новую юность, новое высокое цветение и \"золотую осень\". Величественная судьба не минует нашу страну, если новый народ сумеет разжечь костер. Мы скорее всего не увидим этого пламени, оно вспыхнет усилиями наших детей или, может быть, внуков. Мы умрем, завещав им только-только начатую миссию. Сейчас, в кромешной тьме, мы можем только одно: собрать дрова для тех, кто продолжит наше дело и победит.

Дмитрий Володихин

(В статье использованы идеи Э.Геворкяна, Г.Елисеева, Н.Мазовой, Д.Трускиновской.)