Томми голышом поскакал из спальни за чистыми джинсами из чемодана. Пока одевался, в голове у него проплывали нескончаемые возможности жизни. Лишь неделю назад он глядел прямо в дуло перспективы до скончания века жить в промышленном городишке: работа, профсоюзные взносы, несколько «Фордов» в рассрочку, ипотека, слишком много детей и неуклонно толстеющая жена. Само собой, некое благородство в этом есть — нести на себе ответственность, содержать семью, чтоб они ни в чем не нуждались. Но когда отец на восемнадцатый день рождения сказал ему, что он уже должен заботиться о пенсии, Томми почувствовал, что будущее стиснуло ему горло, как анаконда. Отец ясно дал понять: денег на колледж нет, — поэтому когда он съездит в Город и поголодает там, пусть возвращается домой, устраивается на завод и принимается уже быть наконец взрослым. Но теперь — дудки. Он нынче парень городской, он вышел в мир; у него связь с вампиршей, и опасность вести нормальную скучную жизнь совершенно миновала. Томми знал, что надо бояться, но восторг не давал ему даже думать об этом.

Он влез в джинсы и бегом вернулся в спальню, где одевалась Джоди.

— Есть хочу, — сказал он. — Пошли найдем чего-нибудь и съедим.

— Я не могу есть, — ответила она.

— Совсем?

— Насколько мне известно, да. Во мне и стакан воды не удерживается.

— Ух ты. А кровь тебе надо каждый день пить?

— По-моему, нет.

— А надо, чтоб… то есть у животных можно или обязательно у людей?

Джоди вспомнила съеденного мотылька, и ей стало так, будто она только что залпом выпила коктейль из двух частей стыда и пяти частей отвращения, взболтать с тошнотой.

— Не знаю, Томми. Инструкцию мне как бы не выдали.

Он скакал по всей спальне, как перевозбужденная детка.

— А как это произошло? Ты продала душу Сатане? Я тоже стану вампиром? У вас есть шабаш или как?

Джоди резко развернулась к нему.

— Слушай, я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Дай оденусь, и мы пойдем куда-нибудь, чтоб ты поел. Там и объясню, ладно?

— Ну, голову мне при этом откусывать не надо.

— Может, и надо, — рявкнула она, сама удивившись, сколько в ее голосе кислоты.

Томми попятился от нее, глаза пугливо распахнулись. Джоди стало ужасно. «И зачем я это сказала? Слишком часто это как-то — теряю контроль: вон обгорелую руку бродяге в автобусе засветила, Курта вырубила, слопала бабочку, а теперь вот Томми угрожаю. Но все это — как бы не по собственной воле. Такое ощущение, что симптом вампиризма — ПМС гремучей змеи, только без спазмов».

— Извини, Томми. Мне трудно.

— Все нормально. — Он поднял с пола джинсы, которые она уничтожила, и принялся вытаскивать все из карманов. — Этим, по-моему, конец. — Он вытащил визитку, которую ему дал управляющий мотеля. — Эй, чуть не забыл. С тобой этот полицай хочет поговорить.

Джоди недозавязала кроссовку.

— Полицай?

— Ну, вчера ночью возле мотеля старушку пришили. Когда я приехал утром с работы, там была уйма полицейских. Опрашивали всех, кто живет в мотеле.

— Как ее убили, Томми? Не говорили?

— Кто-то свернул ей шею и… — Он замолчал и пристально посмотрел на нее. И спиной пошел к ванной.

— Что? — нетерпеливо спросила она. — Свернули шею и что?

— Она потеряла много крови, — прошептал он. — Но никаких ран не осталось. — Томми влетел в ванную и захлопнул дверь.

Джоди услышала лязг щеколды.

— Это не я, Томми.

— Прекрасно, — ответил он.

— Открой дверь. Пожалуйста.

— Не могу, я писаю. — Он открутил кран.

— Томми, выходи, я не сделаю тебе ничего плохого. Пойдем тебя чем-нибудь накормим, и я объясню.

— Ты иди, — сказал он. — А я тебя догоню. Ух, как же мне отлить нужно. Должно быть, кофе сегодня перепил.

— Томми, клянусь тебе, я ничего про это не знала, пока ты мне сейчас не рассказал.

— Ты погляди-ка, — сообщил он из-за двери. — На прошлой неделе посеял распятие, а теперь нашел. А это что такое? Мой пузырек святой воды на счастье.

— Томми, прекрати. Я не собираюсь на тебя нападать. Я ни на кого не хочу нападать.

— О, чесночный веночек. А я никак не мог вспомнить, куда его положил.

Джоди схватила дверь за ручку и дернула. Косяк раскололся, и дверь оказалась у нее в руках. Томми нырнул в ванну и выглядывал из-за бортика.

Джоди сказала:

— Пошли тебя чем-нибудь накормим. Нам надо поговорить.

Он медленно выпрямился, готовый нырнуть в сток, если она шевельнется. Джоди попятилась.

Томми посмотрел на загубленный косяк.

— Мы теперь залог потеряем. Ты в курсе, правда?

Джоди отшвырнула дверь в сторону и протянула Томми руку, чтоб он не споткнулся, вылезая из ванны.

— Хочешь картошки фри? Мне бы очень хотелось посмотреть, как ты ешь картошку фри.

— Это чудно, Джоди.

— По сравнению с чем?



Они пошли на Маркет-стрит, где даже в десять вечера на тротуарах кишели бродяги, сутенеры и банды ортопедов, сбежавших из конференц-центра «Москоуни» в поисках бургеров, пицц и пива в самом сердце Города. Джоди наблюдала, как за прохожими тянутся призраки жара, Томми же тем временем раздавал монеты, словно ангел парковочной счетчицы, который желает покаяться за все выписанные грошовые билетики.

Квортер он уронил в подставленную ладонь в перчатке с обрезанными пальцами, которую носила женщина, делавшая вид, что она робот, хотя больше она походила на голема, только что слепленного из жижи, начерпанной в канаве. Джоди заметила вокруг нее черный ореол — такой же был и у старика в автобусе; она чуяла болезнь, видела, как сочатся гноем ее открытые раны, и чуть не оттащила Томми прочь.

Через несколько шагов сказала:

— Не обязательно давать им всем деньги лишь потому, что они просят, знаешь.

— Знаю, но если я им дам денег, мне их лица перед сном мерещиться не будут.

— Это не помогает вообще-то. Она спустит их на бухло или наркотики.

— На ее месте я б тоже спустил.

— Тоже верно, — сказала Джоди. Взяла его под руку и завела в бургерную под названием «Не Стыдно»: столы из оранжевой формайки на промышленно-сером ковровом покрытии, гигантские подсвеченные изнутри пластиковые панно с едой, блестящей от жира, и целые семьи, с ликованием совместно забивающие себе артерии. — Здесь годится?

— Идеально, — ответил Томми.

Они сели за столик у окна, и Джоди слегка затрясло, когда Томми заказал себе целый поднос бургеров и корзину картошки фри.

Она попросила:

— Расскажи мне про убитую женщину.

— У нее была собака, серенький такой песик. Обоих нашли в мусорном контейнере возле мотеля. Она была старая. А теперь и навсегда останется старой.

— Прошу прощения?

— Люди навсегда остаются в том возрасте, в котором умирают. У меня старший брат умер от лейкемии, когда мне было шесть. А ему — восемь. Теперь, когда я о нем думаю, ему всегда восемь лет, и он по-прежнему мой старший брат. Никогда не меняется, и та часть меня, которая его помнит, не меняется никогда. Понимаешь? А ты?

— У меня нет ни братьев, ни сестер.

— Нет, я в смысле, ты тоже останешься такой навсегда? И всегда будешь так выглядеть?

— Я об этом не думала. Наверное, правда. Знаю только, что после того, как это случилось, на мне все заживает очень быстро.

Официантка принесла Томми еду. Он брызнул кетчупом на фри и пошел на приступ.

— Рассказывай, — произнес он с набитым ртом.

И Джоди медленно начала, с завистью наблюдая, как он вгрызается в бургер: сперва о своей жизни до нападения, как росла в Монтерее, как бросила местный колледж, когда ей показалось, что жизнь у нее недостаточно резво бежит. Потом — как переехала в Сан-Франциско, рассказывала о своих работах и любовниках, о тех немногих жизненных уроках, что выучила. Она рассказала ему о том вечере, когда на нее напали: перечислила слишком много подробностей, а рассказывая, осознала, до чего мало сама понимает, что же с ней такое произошло. О том, как проснулась, как изменились у нее ощущения и сила… и вот тут слова начали ей изменять — просто не было таких слов, которые бы описывали, что и как она видела и чувствовала. Она рассказала Томми о звонке в мотель, о том, как за ней следит какой-то другой вампир. Договорив, она поняла, что запуталась больше, чем в начале.

Томми сказал:

— Значит, ты не бессмертная. Он сказал, что тебя можно убить.

— Наверное; по-моему-то, я не меняюсь. Все детские шрамы у меня пропали, морщинки на лице разгладились. И тело, похоже, немножко подтянулось.

Томми ухмыльнулся:

— Ну тело-то у тебя великолепное.

— Не мешает скинуть пять фунтов, — ответила Джоди. И вдруг ахнула, глаза у нее распахнулись, словно она вспомнила, что в духовке оставила взрывчатку. — О боже мой!

— Что? — Томми заозирался, решив, что она увидела что-то страшное и опасное.

— Это же ужас.

— Что ужас? — не понимал Томми.

— Я только что сообразила — я ж навсегда останусь пышкой. У меня есть джинсы, в которые я никогда уже не влезу. И мне всегда надо будет скинуть пять фунтов.

— И что с того? Все женщины, которых я знал, считали, что им нужно скинуть пять фунтов.

— Но у них на это есть шанс, есть надежда. А я обречена.

— Можешь перейти на жидкую диету, — сказал Томми.

— Остряк. — Для подтверждения собственного наблюдения Джоди ущипнула себя за бедро. — Пять фунтов. Ну подождал бы хоть еще недельку, а потом нападал. Я сидела на йогуртах и грейпфрутах. Мне бы удалось. Тогда я была бы стройной вечно. — Тут до нее дошло, что, наверное, не стоит так зацикливаться на себе, и все внимание она обратила на Томми: — Как твоя шея, кстати?

Он потер то место, куда она его укусила.

— Прекрасно. Я даже отметины не чувствую.

— А слабости?

— Не больше обычного.

Джоди улыбнулась.

— Я не знаю, сколько я… то есть у меня нет никакого способа замерять или как-то.

— Да не, все в порядке. Меня как-то даже завело. Мне просто интересно, почему заживает так быстро.

— Похоже, так оно работает.

— Давай кое-что попробуем. — Он поднес руку ей к лицу. — Лизни мне палец.

Джоди оттолкнула его руку.

— Томми, ты доешь, а потом мы пойдем домой и там займемся.

— Нет, это эксперимент. У меня заусенцы задираются от коробок в магазине. Посмотрим, сможешь ты их вылечить или нет. — Он коснулся ее нижней губы. — Давай, лизни.

Джоди высунула гибкий и робкий язык и лизнула его в кончик пальца, потом всосала весь палец в рот и обработала языком внутри.

— Ух ты, — произнес Томми. Вынул палец у нее изо рта и посмотрел. Заусенец, оторвавшийся и кровоточивший, исчез. — Это же здорово. Погляди.

Джоди осмотрела свою работу.

— Получилось.

— Давай еще. — Он сунул ей в рот другой палец.

Джоди выплюнула.

— Прекрати.

— Да ладно. — Томми опять его подсунул. — Пажаааалюста.

Здоровенный детина в толстовке «Сорокадевятников» нагнулся к ним от соседнего столика и сказал:

— Дружище, давай не надо? У меня тут дети.

— Извините, — ответил Томми и вытер вампирьи слюни о рубашку. — Мы просто экспериментировали.

— Ну да, только здесь для такого не место, ничего?

— Точно, — сказал Томми.

— Вот видишь? — прошептала Джоди. — Я тебе говорила.

— Пойдем домой, — сказал Томми. — У меня на ноге мозоль на большом пальце.

— Вот уж хуй тебе, пис-сатель.

— Низкокалорийная, — поддразнил Томми, тыча тапкой ей в ногу. — И мне хорошо, и тебе полезно.

— Не дождешься.

Томми обреченно вздохнул.

— Что ж, наверное, нам есть о чем волноваться, кроме моего большого пальца или твоего ожирения.

— Например?

— Например, о том, что вчера ночью я видел на стоянке у магазина парня, который, мне кажется, и есть тот другой вампир.

ГЛАВА 16

Душегреюще и сертифицировано Лабораторией по технике безопасности

Когда они вернулись, через дорогу от студии на тротуаре спал бродяга. Томми, набитому едой быстрого приготовления и надутому эйфорией от того, что его дважды трахнули, захотелось дать ему доллар. Джоди остановила его и подтолкнула вверх по лестнице.

— Ты иди, — сказала она, — а я догоню.

Джоди постояла в дверях, рассчитывая, что бродяга шевельнется. Теплового ореола над ним не было, и она ожидала худшего. Вот-вот перевернется и снова захохочет над ней. От вливания крови Томми ей было сильно и нагловато — пришлось давить в себе порыв растолкать вампира и заорать ему прямо в рожу. Но она лишь прошептала:

— Мудак, — и закрыла дверь. Если слух у него так же остер, как у нее, а она была уверена, что так и есть, он ее услышит.

Томми она обнаружила уже в постели. Он спал без задних ног.

«Бедняга, — подумала Джоди, — бегал по Городу за меня, дела делал. После нашей встречи, видать, спал не больше двух часов».

Она укрыла Томми, поцеловала его в лоб и отошла к окну в большой комнате — наблюдать за бродягой через дорогу.



Томми снились фразы на бибоповой тяге — их читала голая рыжая девушка, которая спала с ним рядом, когда он проснулся. Томми обхватил ее рукой и притянул поближе, но она не отреагировала, не промычала ничего блаженно, не прижалась к нему ответно. Полная отключка.

Он нажал кнопку подсветки на своих часах и посмотрел время. Почти полдень. В комнате было до того темно, что циферблат еще пару секунд парил у него перед глазами после того, как он отпустил кнопку. Томми сходил в ванную и пошарил по стенам, пока не отыскал выключатель. Щелкнула и зафыркала единственная флуоресцентная трубка, потом наконец занялась и пролила через дверь в спальню смутное зеленоватое сияние.

«Похожа на труп, — подумал Томми. — Мирная, но мертвая. — Потом он посмотрел в зеркало на себя. — Я тоже похож на труп».

Он не сразу сообразил, что дело в лампе — это освещение отсосало жизнь из его лица, а не его подружка-вампирша. Томми серьезно насупился и подумал, как его станут описывать через сто лет, когда он станет по-настоящему знаменит и по-настоящему мертв.



Как многие великие писатели до него, Флад был известен своим озабоченным видом и болезненной бледностью, особенно при флуоресцентном освещении. Знавшие его утверждали, что даже в ранние годы они ощущали, что этот худой и серьезный молодой человек рано или поздно не только сделает себе великое имя в литературе, но и станет известен как динамо-машина секса. Потомкам он оставил свой след из великих книг и разбитых сердец, и хотя широко известно, что личная жизнь и довела его до конца, никаких сожалений он не испытывал. Это подчеркивается и в его благодарственной речи при получении Нобелевской премии: «Я пошел вслед за своим членом в преисподнюю и вернулся с отчетом».



Томми низко поклонился перед зеркалом, стараясь, чтобы нобелевская медаль не звякнула о раковину, после чего начал брать у себя интервью. В зубную щетку он говорил медленно и четко:

— По-моему, я осознал, что Город принадлежит мне, вскоре после моей первой успешной поездки на автобусе. Именно здесь мне суждено создать свои величайшие работы, здесь я встречу свою первую жену, милейшую, но глубоко нездоровую Джоди…

Томми отмахнулся от микрофона-щетки так, словно воспоминания были болезненны, хотя на самом деле он просто пытался вспомнить фамилию Джоди. Нужно выяснить, как ее звали в девичестве, подумал он, хотя бы для истории.

Он заглянул в спальню, где милейшая, но глубоко нездоровая Джоди лежала на матрасе вся голая и укрытая лишь наполовину. Томми подумал: «Она не будет против, если я ее разбужу. Ей же не надо ни на работу, никуда».

Он подошел к матрасу и дотронулся до ее щеки.

— Джоди, — прошептал он. Та не шевельнулась.

Он немного ее потряс.

— Джоди, милая.

Ничего.

— Эй, — сказал он, взяв ее за плечи. — Эй, просыпайся. — Она не ответила.

Он стянул с нее покрывало совсем — так поступал с ним его отец зимними утрами, когда он не хотел идти в школу.

— Подъем и вперед, боец, — жопу вверх, ноги на пол, — рявкнул он своим лучшим сержантским голосом.

Джоди смотрелась очень красиво — лежала голая в полусвете из ванной. Томми несколько возбудился.

«А каково было бы мне, проснись я, а она со мной любовью занимается? Ну, полагаю, я бы приятно удивился. Наверно, всяко лучше, чем просыпаться от запаха бекона на сковородке и воплей воскресных мультиков. Да, я уверен, ей понравится».

Он залез к ней в постель и осмелился на осторожный поцелуй. Джоди немного замерзла и не шевельнула ни мышцей, он, Томми, был уверен, что ей нравится. Он провел пальцем по распадку меж ее грудей и по животу.

«А если она не проснется? Вдруг мы с ней это сделаем, а она вообще не проснется? Как бы мне было, проснись я, а она мне говорит, что мы это сделали, пока я спал? Меня устроит, чего. Огорчусь, конечно, что все пропустил, но не рассержусь. Только спрошу, хорошо ли ей было. Хотя женщины — дело другое».

Он пощекотал Джоди, только чтоб добиться реакции. И вновь она даже не шевельнулась.

«Такая холодная. И всю ночь не шевелится — жуть берет. Может, подождать? Потом скажу, что подумывал об этом, но решил, что будет не слишком-то учтиво. Ей это понравится».

Томми глубоко вздохнул, слез с матраса и укрыл Джоди потеплее. «Надо ей что-нибудь купить», — подумал он.



Джоди рывком пришла в себя и укусила что-то твердое. Открыла глаза. Томми сидел на краю матраса. Она улыбнулась.

— Доброе утро, — сказал он.

Джоди потянулась к тому, что у нее во рту.

Он перехватил ее руку.

— Не кусай. Это градусник. — Он посмотрел на часы, вынул градусник у нее изо рта и проверил. — Девяносто пять и два.[21] Уже близко.

Джоди села и тоже посмотрела на градусник.

— Близко к чему?

Томми смущенно улыбнулся.

— К нормальной температуре тела. Я купил тебе одеяло с электроподогревом. Часов шесть работало.

Джоди провела по нему рукой.

— Ты меня разогревал?

— Клево, правда? — сказал Томми. — Я сходил в библиотеку и книжек тоже принес. Весь день читал. — Он придвинул к себе стопку книг и принялся их перебирать. Он читал названия и одну за другой передавал ей: — «Справочник читателя по вампиризму», «Вампирские мифы и легенды», «Крадущиеся в ночи» — зловещий заголовок, а?

Джоди брала книги, как червивые фрукты. На обложках чудовищные твари восставали из гробов, нападали на женщин в различных степенях раздетости и тусовались у замков на голых скалах. С букв в названиях капала кровь.

— Они все про вампиров?

— Это лишь публицистика, что у них была. По межбиблиотечному абонементу я заказал еще. Прикинь, что есть из художки. — Он показал на другую стопку на полу. — «Пир крови». «Красная жажда». «Клыки». «Дракула». «Сон Дракулы». «Наследие Дракулы». «Греза Февра». «Вампир Лестат» — романов там штук сто.

Слегка ошалев, Джоди рассматривала книги.

— Тут, похоже, у всех обложек один лейтмотив.

— Ну, — подтвердил Томми. — У вампиров явная склонность к дамскому белью. У тебя нет какой-то особенной тяги к сексуальным ночнушкам?

— Вообще-то нет. — Джоди всегда казалось глупо тратить деньги на то, что надеваешь ровно для того, чтобы с тебя это тут же сняли. Хотя если судить по этим вот обложкам, вампиры считали нижнее белье чем-то вроде гарнира.

— Хорошо, — сказал Томми, поднял с пола блокнот и поставил галочку. — Фетиша белья нет. Я составил список вампирских характерных черт и таблицу с квадратиками — «факт» или «выдумка». Поскольку лекцию ты пропустила, наверное, придется все их просто проверить на практике.

— Какую лекцию?

Томми отложил карандаш и посмотрел на нее так, словно она встала в очередь к экспресс-кассе с полной тележкой и чековой книжкой.

— Всем известно, что в книгах про вампиров всегда есть вводная лекция. Обычно ее читает какой-нибудь старый профессор с акцентом, но иногда — другой вампир. Эту лекцию ты, очевидно, пропустила.

— Ну, наверное, — сказала Джоди. — Должно быть, гонялась за женщинами в нижнем белье.

— Это ничего, — сказал Томми, вновь обращаясь к списку. — Тебе явно не нужно спать в родимой почве. — Он вычеркнул пункт. — И мы знаем, что все, кого ты кусаешь, не обязательно превращаются в вампиров.

— Нет, может, только в придурка…

— Без разницы, — сказал Томми, переходя к следующему пункту. — Так, ладно, солнечный свет тебе вреден. — Он поставил галочку. — Ты можешь входить в дом без приглашения. Как насчет текущей воды?

— Что насчет текущей воды?

— Считается, что вампиры не могут пересекать текущую воду. Ты пыталась когда-нибудь пересечь какую-нибудь текущую воду?

— Пару раз в душе была.

— Значит, выдумки. Дай-ка понюхаю, чем у тебя изо рта пахнет. — Он придвинулся поближе.

Джоди отвернулась и прикрыла рот рукой.

— Томми, я только что проснулась. Дай сперва зубы почищу.

— Считается, что у вампиров «гнилостное дыхание хищника» — или в отдельных случаях оно напоминает «вонь тлена из крипты». Давай, дыхни.

Джоди с неохотой дунула ему в лицо. Томми отстранился и вперился в свой список.

— Ну? — спросила Джоди.

— Я думаю. Погоди, мне словарь из чемодана достать надо.

— Зачем?

— Я не уверен, что значит слово «крипта».

— Пока будешь проверять, можно я зубы почищу?

— Нет, постой, может, еще разок дохнуть понадобится. — Он сходил к чемодану и выкопал из него словарь. Пока он искал в нем «крипту», Джоди дохнула себе в чашечку ладони и понюхала. Довольно мерзостно.

— Вот, — сказал Томми, тыча пальцем в слово. — «Сущ., ж. р. Подземная усыпальница, склеп или мавзолей. Помещение, в котором хранят или хоронят мертвецов. См. Утреннее зловоние». По-моему, тут галочку надо поставить в факт.

— Теперь можно зубы почистить?

— Конечно. А в душ пойдешь?

— Хотелось бы. А что?

— Можно я тебе помогу? То есть ты гораздо привлекательнее, когда не комнатной температуры.

Джоди улыбнулась.

— Умеешь девушку очаровать. — Она встала с матраса и пошла в ванную. Томми остался ждать.

— Ну иди, — сказала она, пустив воду.

— Извини. — Он вскочил, выпутываясь из рубашки.

Джоди остановила его на пороге твердой рукой, упертой в грудь.

— Секундочку, мистер. Теперь у меня к тебе вопрос.

— Валяй.

— Мужчины — свиньи. Факт или выдумка?

— Факт! — заорал Томми.

— Правильный ответ! Ты выиграл! — Она бросилась к нему в объятья и поцеловала его.

ГЛАВА 17

Новый облик этого месяца: лица страха

Некогда Саймон Маккуин влез на спину тонне свирепой говядины по кличке Пирожок, и его оперативно растоптало в пюре на глазах изумленной толпы зрителей родео, но он все равно умудрился ущипнуть за попу санитарку, когда его уволакивали на носилках, и при этом не вполне разборчиво исполнял «У меня в друзьях подонки».[22] Некогда Саймон Маккуин нарвался на драку с бандой бритоголовых, и ему удалось перевести троих в бессознательное состояние, пока он не получил ножом в живот, а сапогом в голову и сам не перешел в состояние беспомощности. Саймон прыгал из самолета, падал с крыши лютеранской кирхи, переезжал полицейский патруль на своем грузовике, ввозил контрабандой из Мексики тысячу фунтов марихуаны в чучеле коровы и чуть не доплыл на спор до Алкатраса, пока Береговая охрана не выудила его из залива и не оживила. Все это Саймон делал, не дрогнув от страха ни мускулом. Но сегодня, распластавшись поперек кассы номер три в своих «рэнглерах»-дудочках, сапогах от «Тони Ламы» из занесенных в «Красную книгу» пород с серебряными шпорами и черном «стетсоне», надвинутом на лицо, Саймон Маккуин боялся. Боялся он, что сейчас всплывет один из двух его великих секретов.

Остальные Животные делились отчетами о своих приключениях на выходных, всячески преувеличивая аспекты попоек и девочек, а Клинт господом богом клялся, что они не ведают, что творят.

Но вот Саймон сел, сдвинул «стетсон» на затылок и сказал:

— Да вы женскую попку не признаете, если даже она вам на голову сядет.

Животные умолкли — каждый пытался сформулировать новый захватывающий способ послать Саймона на хуй, — и тут с улицы вошел Томми.

— Неустрашимый Вождь! — воскликнул Хлёст.

Томми ухмыльнулся и сделал вид, что бьет чечетку.

— Джентльмены, — провозгласил он, — я протянул руку и потрогал бога за лицо. Подробности в одиннадцать.

Саймон пришел в дикое раздражение — его отвлекли от текущих волнений.

— Что случилось — ты съездил на Кастро, и тебя там обратили?

Томми отмахнулся от замечания.

— Нет, Сайм, — тебя же можно звать Саймон, нет? Видите ли, вчера вечером примерно в это время, — он сверился с часами, — у меня в студии с балки на потолке свисала голая рыжая девушка и читала мне вслух Керуака. Если я даже умру на месте, жить ради этого стоило. Я готов кидать коробки. Как фургон?

— Большой, — ответил Трой Ли. — Три тысячи коробок. Но засада в том, что сломался сканер. Придется сверяться по книге заказов.

Замечание Троя резануло Саймона, как приступ колита. Он было подумал сказаться больным и пойти домой, но без его помощи Животные ни за что не раскидают фургон до утра. В горле у него застрял ком страха. Книга заказов была ему без надобности. Саймон Маккуин не умел читать.

— Тогда приступаем, — скомандовал Томми.

Животные кинулись в работу с тем самозабвеньем, которое обычно оставляли на веселуху. Свистали бритвенно-острые макетники, щелками этикет-пистолеты, и в конце каждого прохода громоздились картонные наносы по плечи.

Помимо перетаскивания сверхгабаритных тяжестей приходилось отводить дополнительное время на то, чтобы записывать то, чего не хватает. Обычно информация считывалась сканером штрих-кода, но теперь аппарат вышел из игры, и каждому приходилось листать огромную папку заказов и вписывать нужное от руки. К пяти утра почти весь товар уже стоял на полках, а Саймон Маккуин всерьез раздумывал о том, чтобы рука его дрогнула, макетник скользнул и раскроил ему ногу так, чтоб он мог улизнуть в травмпункт. Но тогда наружу выйдет секрет пострашней неграмотности.

Томми зашел в проход Саймона с книгой заказов.

— Начинай, наверное, Сайм. — Он протянул папку и карандаш.

— Мне еще сто коробок разбирать, — ответил Саймон, не подымая головы. — Пусть кто-нибудь другой пока.

— Нет, у тебя самый большой отдел. Давай. — Томми легонько двинул Саймона папкой в плечо.

Тот посмотрел на него, выронил макетник и медленно принял папку из рук Томми. Открыл ее и воззрился на страницу — затем перевел взгляд на полку, затем опять на страницу.

Томми сказал:

— На соки не особо налегай, у нас еще на складе есть.

Саймон кивнул и посмотрел на книгу, затем — на полку с овощами.

Томми сказал:

— Саймон, ты не на той странице.

— Я знаю, — рявкнул в ответ тот. — Я ищу. — Он полистал страницы, дошел до мучных смесей и опять принялся озирать полку с консервами. Взгляд Томми он чувствовал кожей: лишь бы этот тощий-пидорас-книгочей поскорее свалил и оставил его в покое.

— Саймон.

Тот посмотрел на Томми, и в глазах его была мольба.

— Дай мне книгу, — сказал Томми. — Наверное, сегодня я всем дозаказы буду делать. А у вас останется больше времени все докидать, да и мне будет неплохо получше познакомиться с магазином.

— Я и сам могу, — сказал Саймон.

— Я знаю, — ответил Томми. — Но зачем переводить твои таланты на эту чепуху?

Когда Томми уже уходил, Саймон впервые за ночь перевел дух.

— Флад, — крикнул он ему вслед, — после смены я пиво проставляю.

Томми не обернулся.

— Я знаю, — ответил он.



Джоди стояла у окна студии в темноте и смотрела на спящего бродягу, лежавшего на тротуаре через дорогу. Она материлась себе под нос. Проваливай же, сволочь, думала она. Но и не додумав до конца, она поняла: безопаснее знать, где именно сейчас враг. Пока он лежит там на тротуаре, Томми в магазине ничего не грозит.

У нее никогда не было нужды никого оберегать. Защиты обычно искала она сама — крепкой руки, на которую можно опереться. А теперь такой крепкой рукой была она, по крайней мере — после захода солнца. Она спустилась с Томми на улицу и дождалась, пока за ним не придет вызванное такси. А провожая машину взглядом, думала: «Вот так, наверное, и мама сажала меня впервые в школьный автобус. Только у Томми нет с собой обеденной коробки с Барби». При этом она держала в поле зрения вампира на тротуаре.

Так она провела у окна уже много часов, снова и снова задавая себе тот же вопрос, и решение проблемы в голову ей никак не приходило. В поведении вампира не наблюдалось логики. Чего он хочет? Зачем убил старуху и оставил ее в мусорном контейнере? Он что, старается ее напугать, запугать — или во всем этом есть какой-то еще смысл?

Ты не бессмертна. Тебя еще можно убить.

Если он намерен ее убить, почему не возьмет и не убьет? Зачем изображать спящего бродягу, наблюдать за ней исподтишка, выжидать?

«Ему надо найти укрытие до рассвета. Если я его пересижу, может… Может, что? Выследить его я все равно не смогу, меня тоже светом накроет».

Она зашла в спальню и вынула из рюкзачка подаренный Томми календарь. Солнце встанет в 6:12. Джоди посмотрела на часы. У нее есть еще час.

Она дождалась шести — и отправилась на свидание с вампиром. Выходя, инстинктивно потянулась к выключателю погасить свет в квартире, но осеклась: свет-то она так и не зажгла. «Если выживу, — подумала Джоди, — на коммуналке можно будет сэкономить целое состояние».

Дверь в студию на верхней площадке она запирать не стала. Спустилась по ступеням и подперла здоровенную пожарную дверь банкой из-под содовой, валявшейся на лестнице. Возвращаться, видимо, придется в спешке, плохо, если ее притормозят ключи с замками.

Чем ближе она подходила к вампиру, тем сильнее звенели у нее все мышцы: инстинкт драться-или-драпать пробивал всю ее жидкой молнией. За несколько шагов она ощутила мерзостный дух — гниение вампира. Джоди остановилась и сглотнула.

— Тебе чего надо? — спросила она.

Вампир не шевельнулся. Лицо у него было прикрыто поднятым воротником пальто.

Джоди рискнула ПРОЙТИ еще один шаг.

— Я что должна делать?

Вонь стала сильнее. Джоди сосредоточилась на руках вампира, стараясь предугадать их малейшее движение. Но те даже не вздрогнули.

— Отвечай! — рявкнула она. Шагнула еще раз и сдвинула воротник с его лица. На нее смотрели остекленевшие глаза, а из шеи торчала сломанная кость. И тут же чья-то рука обхватила сзади ее лицо и дернула. Тротуар ушел у нее из-под ног.

Джоди попробовала выгнуться и дотянуться до лица нападавшего, но тот дернул ее вбок. Она открыла рот, собравшись закричать, — и почувствовала во рту два его пальца. Она стиснула челюсти. Раздался визг, и Джоди была свободна.

Она развернулась к нападавшему молнией, готовая к бою. Откушенные пальцы не выплюнула.

Перед ней стоял вампир, прижимая к груди окровавленную руку.