Топоры и Лотосы
7
Стыдно! Прошло двадцать лет, а ты все поешь песни
Когда я смотрю на себя в зеркало, мне трудно поверить, что в этом человеке жило и умерло без особых мучений столько личностей. Несколько первых – детей и подростков – я помню совсем плохо, поэтому веду отсчет с двадцати лет.
Искандер-1 был убит ревностью и скончался в собственной постели за семнадцать лет до войны.
Искандер-2 погиб под Свинцовым Солнцем, когда шел среди дымящихся трупов заклятых врагов человечества. Враги называли себя «тойе ландж», что на их языке означало «владетели пространства». То были первые серьезные бои, мы по ошибке взорвали пассажирский поезд и ждали решения командования, добивать ли раненых тойлангов в целях сохранения секретности или бросить все как есть и убираться в горы.
Обезоруженного Искандера-3 замучила Ресту-Влайя на Утесе.
Искандер-4 обнаружен мертвым на ходовом мостике мобил-дока «Бетховен».
Спасая Землю, Искандер-5 надел кольцо-катализатор и был поглощен без остатка пространством Аль-Фараби.
Искандер-6 прожил меньше других – сто семнадцать часов. Он умер в тот миг, когда его тело вернулось в «холодный» режим и, вместо того, чтобы вспыхнуть свечкой, попросило ящик «Клико».
Искандер-7 – подозрительный мутант. Он живет уже четверть века. То ли эта, седьмая, личность утратила остатки чувствительности, то ли все дело в новой работе.
Сегодня утром ко мне заходил гость.
Он стоял на пороге. Совершенно лысый, пронзительно голубоглазый. Лицо его имело цвет сильно загущенного мукой вишневого супа – именно такая краска у мастеров Школы Рейхенау считалась телесной. В прекрасной стране Германии в десятом веке от Рождества Христова.
– Могу я видеть Искандера Эффендишаха?
Его акцент был ужасен настолько, что у меня опускаются руки: я просто не могу его передать.
– Он перед вами.
Даже слабого намека на улыбку я от него не дождался. Вообще мимика у него была как у тойланга. Отсутствующая.
– Вы не узнали меня, но и я не узнаю вас, – сказал гость. – В данном случае симметрия утешает.
– С кем имею?.. Джакомо!
– Позволите зайти?
– Конечно… Заходи! Но как?! Мы же получали официальные извинения от тойлангов! Лечили, да не вылечили! Необратимый распад центральной нервной системы!
– Но тело, как видите, они согласились выдать для погребения только сейчас.
Я расхохотался:
– Брось ты эти церемонии, давай на «ты»!
– Честно говоря, я ошеломлен вашим дружелюбием. У меня были опасения, что вы задушите меня голыми руками.
– Почему?
– И вы еще спрашиваете? Да я сам наложил на себя руки, когда Ресту-Влайя мне все объяснила. Как у меня расщеплялось сознание и я в свободное от службы время мастерил часовые мины для координационного центра «Пояса Аваллона». А потом снова заступал на дежурство и как ни в чем не бывало охранял то, что сам потом же и взорвал! Проклятая тойлангская медицина… Они мне нарастили сожженные легкие быстрее, чем я успел умереть. И нейроны наращивали, поштучно. Потому что я, по их мнению, нечто среднее между невинной жертвой войны и тойлангским национальным героем. Значит, на Земле я должен считаться преступником номер один.
– Джакомо, я в таком случае должен бы считаться преступником номер ноль. Ведь из-за общения со мной Ресту-Влайя прониклась мыслью, что технология новостных пилюль может стать троянским конем нашей обороны.
– Каким конем?
– Извини, я освоил после войны много слов, которым нас в школе не учили. Изъясняюсь порой слишком туманно.
– Ничего. Слова непонятны, мысль ясна…
«Говорит как заправский тойланг!»
– Искандер, я скажу вам… скажу тебе… кое-что неожиданное. Может, в каком-то смысле ты будешь разочарован.
– Ну?
– Никакой революции в планах тойлангов встреча Ресту-Влайи с тобой на самом деле не произвела. К моменту сражения за Утес фамилия Кнуд-ше уже полтора года возилась с нашими новостными пилюлями и собирала данные по НС-вещанию. Вот что Ресту-Влайя действительно сделала – это привлекла к тематике внимание своего рода. «Топоры и Лотосы» напали на плавающий замок конкурентов и выкрали не только документацию, но и работавших там ученых. Кроме этого, они устроили несчастный случай с экипажем, перевозившим несколько ключевых персон Кнуд-ше. После чего, разумеется, дела у «Топоров и Лотосов» пошли в гору.
– Ты уверен, что все было именно так?
– Я проторчал на Эрруаке столько, что в некоторых семействах меня держат за урожденного тойланга и дарят по праздникам воздушных крокодилов. Мне этой историей недоброжелатели Ресту-Влайи и ее всемогущего супруга все уши прожужжали.
Если бы я услышал это в первые годы послевоенной депрессии, Искандер-7 отдал бы концы и заместился Искандером-8.
А теперь что я почувствовал? Облегчение? Гора у меня с плеч свалилась?
Да ничего подобного.
– Джакомо, я действительно разочарован. Других сенсаций не привез?
– Честно говоря, я сам приехал за сенсациями. Ты знаешь, тойланги Сверхчеловечеством почти не интересуются…
– Человечеством, – поправил я.
– Что?
– После коллапса межзвездных сообщений и последовавшего за ним отделения большинства колоний было решено изменить название всемирного государства. Мы больше не Сверхчеловечество.
– Да, верно. Так вот о сенсациях. Тойлангская комиссия по культурной ликвидации и военному разоружению покинула Землю пять лет назад…
«Пять эрруакских лет, но двадцать наших, – отметил я. – Недаром Галеацци получает в подарок воздушных крокодилов! Ему в пору называться Джакомо Кнуд-ше».
– …И с тех пор владетели пространства не следили за человечеством, будучи уверены, что его ожидает медленное угасание. А ведь за эти годы, насколько я понимаю, человечество могло бы полностью восстановить боевой флот! Благо в мирном договоре не было ни одного пункта об ограничении послевоенного производства. И вот недавно Единое Управление решило все-таки выслать миссию…
– Я знаю. Их принимали в Дели.
– Не только. Они побывали еще в Риме, Константинополе и Москве. Миссия вернулась с очень противоречивым отчетом. Согласно ему, угасания цивилизации не наблюдается. Люди повсеместно производят впечатление существ энергичных и довольных жизнью. И при этом у землян всего лишь сорок боевых звездолетов. Но это же мизер! Что вы делали все эти годы?! Чем занята промышленность? Что происходит? Я не понимаю…
– Это очень скучная тема, Джакомо. Хочешь чаю?
– Напомни… Это спиртной напиток?
– Нет. Горячий настой из листьев одноименного кустарника.
– Тогда не откажусь. Экзотика как-никак.
– Сядем во дворе или прямо здесь?
– Лучше здесь. У вас жуткое солнце. Я от такого давно отвык.
Я разлил чай по пиалам.
– Искандер, что же все-таки происходит?
– Джакомо, ты прибыл на Землю через интерзону конфедерации Трех Красных Гигантов?
– Да. Частный звездолет Кнуд-ше довез меня до интерзоны, а там я пересел на лайнер до Дели.
– Но нашу расчетную карточку ты получил, конечно же, у своих друзей в Едином Управлении?
– Вот теперь узнаю бригадного генерала Эффендишаха. Что значит разведчик!
– Ну, это сообразил бы и ребенок. За место на лайнере ты мог расплатиться одной из внеземных универсальных валют. Скажем, плитками осмия. Но уже из Дели до Шираза ни за какой осмий не повезут. Тут нужны либо особые документы, которым у тебя взяться неоткуда, либо расчетная карточка нового образца. Которую могла тебе привезти только тойлангская миссия, вернувшаяся с Земли.
– Все верно.
– Ты прилетел навсегда? Или намерен вернуться к тойлангам?
Бывший берсальер замялся.
– Как тебе сказать… Если меня здесь задержат и захотят судить – я сочту это справедливым. Но если нет – предпочел бы вернуться. Мне с тойлангами уже проще, чем с людьми.
– Я этого ждал. Помнишь, Джакомо, старую инструкцию для военных? Насчет того, что земная история до двадцать второго века – секретна? Что ее нельзя обсуждать с представителями инопланетных рас?
– Как не помнить!
– Как ты понимаешь, это было сделано для того, чтобы не смущать инопланетян нашим мрачным прошлым. Мировыми войнами, геноцидом индейцев и славян, кровопролитными революциями. Возможно, ты никогда об этом не задумывался, но это стало также и одной из причин, по которым тойланги так долго не догадывались о существовании у человечества богатого культурного наследия.
– Верно. Ну и что?
– Так вот, сейчас действует принятый сразу после войны Закон о Возрождении. Он чем-то подобен старой инструкции, только временные рамки его действия перенесены на послевоенный период. Закон запрещает комментировать для инопланетян происходящее на Земле. А ты, извини, скорее тойланг, нежели человек.
– Принимаю.
– Наши власти, я думаю, не будут чинить тебе препятствий. Можешь посетить любые города на Земле, можешь смотреть наши новости, тебя даже пустят на территорию военных объектов. Но что на самом деле здесь происходит – извини, никто тебе не объяснит. Придется обождать до следующего Дня Кометы.
Гость ушел. Я сполоснул пиалы, подставил ладони струе горячего воздуха из сушки, вернулся в мастерскую.
На краях огромного стола в беспорядке громоздилось множество альбомов и книг. Большая часть из них была недавно переведенными на Язык переизданиями пяти-, шести– и семивековой давности. Было там среди прочих и «Ирландско-англосаксонское искусство книжной иллюминации» – то самое, которое навело Ресту-Влайю на первый пункт мирного договора между тойлангами и Сверхчеловечеством.
Попадались книги и на старых национальных языках. Благодаря превосходному кибертранслятору производства бывших «Объединенных Верфей» я не испытываю затруднений с переводом.
Кроме книг, на столе лежали батареи кисточек, деревянные коробочки с полуфабрикатами для приготовления различных красителей, ножички для зачистки перьев и специальных письменных палочек. Там же были и несколько переплетенных, но пустых пока пергаментных кодексов, как принято называть старинные рукописные книги.
В центре стола, накрытое стеклянным колпаком, лежало Личфилдское Евангелие.
Физически этот кодекс не имел ничего общего с оригинальным экземпляром, который был создан безымянным гением из числа нортумбрийских монахов в восьмом веке. Оригинал долгое время находился в библиотеке Личфилдского собора, в конце двадцать первого века был перевезен в подземные хранилища нового корпуса Британского музея, пролежал там еще шесть веков, а по условиям мирного договора был выдан владетелям пространства. Вместе с тысячами других бесценных манускриптов, с Келлской Книгой и Амиатинским Кодексом, с Бамбергским Апокалипсисом и Хлудовской Псалтырью тойлангский крейсер увез его на Эрруак. Там эти книги были сожжены в огромной печи из жаропрочного стекла перед толпами ликующих победителей. В других печах горели полотна старых голландских мастеров и плавились крылатые быки из Ниневии…
Мое Личфилдское Евангелие было изготовлено в Тегеранском скриптории, основанном не без моего участия восемнадцать лет назад. Мне предстоял долгий, кропотливый труд по сличению этого рукотворного шедевра с великолепной факсимильной копией, которая была сделана по архивным слайдам согласно Закону о Возрождении.
Сам я пока что не могу претендовать на высокое звание скриптора, не говоря уже об иллюминаторе. И, возможно, уже не успею освоить это сложнейшее искусство настолько, чтобы получить собственную лицензию, если угодно – Испытат. Это прерогатива молодых и талантливых.
Но одиннадцать лет назад я все-таки смог продемонстрировать компетентной комиссии Московской Академии Изящных Искусств (к слову, ровесницы Тегеранского скриптория) достаточный уровень познаний в палеографии и кодикологии, чтобы стать счастливым обладателем диплома эксперта. В прошлом месяце мы бурно отмечали с друзьями прием в основные фонды восстановленной Книги Катах, и вот теперь мне предстоит решать, будет ли этот список Личфилдского Евангелия переправлен вслед за Книгой Катах в тайные бункеры Антарктиды или пополнит огромные арсеналы выбракованных копий, которые можно использовать в учебных целях, но нельзя присовокупить к душе нашей культуры.
Но прежде чем приступить к экспертизе, мне требовалось войти в настроение. Я подозвал кибертранслятор, открыл русскую книгу «Искусство Раннего Средневековья» и, ткнув пальцем в заранее облюбованный абзац напротив цветной иллюстрации, потребовал:
– Читай.
«Но чемпионом в жанре ковровых листов следует признать, пожалуй, мастера Евангелия из Личфилда. Самобытная колористика листа, выполненного в невероятно изощренной технике, служит предметом восхищения со стороны искусствоведов. Геометрия узора продумана с немыслимой для периода становления англо-ирландской традиции тщательностью, а ее воплощение, вероятно, потребовало от художника не одной недели кропотливой работы.
Подобно визуальным иллюзиям Эшера, личфилдский ковровый лист подразумевает как бы два слоя восприятия: на первом слое зритель видит в первую очередь крест, окруженный калейдоскопическим узором, на втором – обнаруживает, что каждый из фрагментов узора является самостоятельной картинкой, состоящей вовсе не из абстрактных геометрических форм, но из переплетающихся, взаимопроникающих, мастерски выписанных фигур птиц, зверей, змей…»
Харьков – Тегеран – Харьков
1999, 2003 г.