Александр Зорич
Клим Жуков
Пилот особого назначения
Пролог
Начало декабря, 2621 г.
Средние широты.
Планета Махаон, система Асклепий, Синапский пояс.
Настало утро, в темном океане вечера канул день, прошла ночь, и вновь настало утро.
Серое небо в одеяле туч. А под ним густая, беспросветная тайга укрыта ранним снегом, выбелившим стволы махаонских кедров, так что пейзаж от горизонта до горизонта был бело-зеленым при полном преобладании белого.
Среди колючего мороза, под снежным пологом шли два человека. Шли самым надежным, палеолитическим способом — на лыжах, будто и не XXVII век на дворе. Впрочем, древняя тайга умело срывала легкий флер цивилизации — дай только волю.
Волю дали. Вынужденно. Оба шли через тайгу уже третий день.
— Ну и зачем ты меня сюда приволок? — Спросил первый, видимо далеко не первый раз, так как его спутник счел вопрос риторическим и не стал отвечать.
Прошло время, минут пять.
— Ну и зачем, твою мать, ты меня сюда приволок?! Холодно, снег, сколько тащиться вообще не ясно!
— Точно, — пробасил второй. — И зачем, мою мать, я тебя приволок? Надо было бросить на Шварцвальде. Добить и бросить.
— Добить?! Вот скотина!
— Чисто из жалости. Не чужой, все-таки, человек.
— Неблагодарная скотина, — констатировал первый.
— Зануда, — не остался в долгу второй и добавил:
— Кстати, насчет «добить» — это мне запросто, имей в виду. Ты достал уже своим нытьем, серьезно!
Первый был худ, худ болезненно, чего не могла скрыть даже теплая парка, которая болталась на нем, словно на вешалке. Лицо аккуратно выбритое, породистое. О росте судить трудно, так как рядом с товарищем он казался сущим пацаненком.
Тот более всего напоминал медведя, натурального таежного хозяина, которому Бог по недосмотру выделил человеческое обличье, а силищу и повадки оставил зверские. Высокий, но не чрезмерно, зато ширина плеч и корпулентность такие, что «легче перепрыгнуть, чем обойти». Движения при этом легкие, стремительные, будто и в самом деле — медведь, обходящий свою делянку.
Первый двигался позади второго, неумело, неловко, постоянно спотыкаясь и проваливаясь в снег чуть не по пояс.
Темнело.
Товарищи изрядно углубились в тайгу против того места, где их впервые застало наше внимание.
— Черт знает что! Какой-то кровавый ад, а не местность! Такая облачность… днем без солнца, скоро ночь, так и луны, я чую, не будет… как здешний спутник называется? Эфиальт?
Здоровяк поглядел на небо, едва видневшееся меж переплетенных высоких крон.
— Эфиальт, — подтвердил он (будто там, на небе, была написана шпаргалка).
— Как ты вообще здесь ориентируешься? Мы не могли заплутать?
— Не могли, — отрезал здоровяк и почесал короткую бороду лопатой — черную в редкой россыпи серебра.
— У тебя же ни карты, ничего…
— Заткнись. Я здесь на учениях каждый миллиметр брюхом проутюжил!
— Так это когда было!
Второй остановился и снова почесал бороду.
— Когда… Шестнадцать лет назад… Ну и что? — Он обернулся.
Его спутник, едва не налетев на нежданную преграду, неловко выругался и тоже встал.
— А то, что если ты так хорошо все помнишь, можно было посадить яхту поближе к месту — сейчас бы не перлись через лес этот гребаный уже третьи сутки!
— Куда? Куда ты предлагаешь сажать яхту?! На деревья? — Второй сгреб рукавицей половину от тридцати двух окрестных румбов. Потом он усмехнулся, и глаза под капюшоном заискрили озорным огнем. — А Махаонский истребительный так по-прежнему мышей и не ловит! Это ж надо! Проворонили яхту! Яхту! Не удивлюсь, если у них там за главного все еще старый раздолбай Мамбулатов. И все так же кап-три, ха-ха! Отдышался? Ну пошли тогда, если отдышался.
Еще через полчаса первый потребовал привала.
— Рана болит? — Поинтересовался здоровяк с участием и даже, пожалуй, нежностью, столь неожиданной при таком-то обличье.
— Болит. — Пожаловался первый. — Спасибо тебе, конечно, но заштопал ты меня очень на троечку.
— Ну извини! — Медведь едва заметно пожал плечами, не прекращая переставлять короткие лыжи. — Это ты у нас медицина, а я — мясник. Меня анатомии учили, но для совсем иных целей, нежели тебя.
— И тем не менее…
Что именно «тем не менее» первый не знал, поэтому молча скрипел лыжами о снег секунд сто двадцать.
— И тем не менее, я сейчас сдохну. Рана болит… как из пулемета!
Он собирался указать на то, что управиться с хирургическим аппаратом и медкапсулой на борту яхты мог бы даже фельдшер-олигофрен, но вовремя вспомнил, что его товарищ вовсе не олигофрен и совсем не фельдшер. Поэтому принялся давить на жалость.
— Эк заговорил! — Восхитился здоровяк. — А было время, выражался будто на балу: ах извольте, да пожалуйста, мерси.
— Обстановочка располагает.
— Именно что «обстановочка»! Черта с два ты устал — это тайга так действует. Пейзаж не меняется и давит на психику. Тебе ли не знать, медицина!
— Привальчик бы, — заныла «медицина».
— Хрен тебе! — Здоровяк был непреклонен. — По моим расчетам через полчаса-час будем на месте — вот там и отдохнешь.
Прошло полчаса. А потом еще полчаса. И еще.
Махаон повернул упитанный, на зависть соседям, землеподобный бок, по которому шли два товарища, так, что Асклепий, местное солнце, оказался по другую сторону. Мощный слой обложной облачности украл зрелище заката, и для субъективного наблюдателя просто сработал Главный Реостат Планеты — наступила ночь.
В маленьком отряде назревал бунт. «Медицина» сипела, поглядывала на часы, изобретая формулировки поубийственнее, когда здоровяк внезапно остановился, поворочал башкой и сказал:
— Здесь!
«Здесь» для человека свежего ничем не отличалось от «там». От тысячекратного «там» среди величественного однообразия деревьев, сугробов, буреломов и прочей русской зимней сказки.
— Ых-х-х… — выдохнул доктор. — Где… здесь?
— Здесь, здесь. — Чернобородый ловко подкатил к седому от древности кедру и дружески погладил двухобхватный ствол. — Этот парень стоит здесь уже лет пятьсот, и еще три раза по столько простоит.
Он поднял лицо к черному небу и произнес длинную фразу по-испански. После чего скинул лыжи, рюкзак, карабин и вооружился саперной лопаткой.
Во все стороны полетел снег. Доктор тяжело присел на землю, порылся в недрах парки и извлек фонарик — морозная взвесь заиграла и заискрила в луче мощного люминогена, буквально разрубившего тьму.
— Толково придумал, — недовольно буркнул здоровяк, не прекращая работы. — Такая демаскировка… а, по фигу! Всё ж веселее!
Клинок лопаты вместо задорного, снежного «вжих-вжих», издал унылый «чвеньк» — началась промороженная земля.
— Может, помочь? — Спросил доктор.
— Чем? Лопатка-то одна! Сиди уж… Да-а, вот она, закладочка! Вывел чисто! Вот, гляди: это переплетение корней маскирует сенсорный элемент! Ух, упарился… черт… так, где коммуникатор?.. Только бы автоматика меня признала! А то хрен вскроешь — натуральный сейф, мы тут партизанили качественно, без дураков…
Он вытащил коммуникатор и принялся пробуждать от сна старую аппаратуру.
— Любопытно, против кого вы тут собирались партизанить шестнадцать лет назад?
— Флотская разведка, друг мой — серьезная контора. М-м-м… семь-семь-девять или девять-девять-семь? м-м-м… Так вот, серьезная контора отличается от всех прочих тем, что готовится к любым вероятностям. Даже совершенно невероятным. Если хочешь знать, мы тут отрабатывали автономные действия подразделения в условиях глобальной гражданской войны — сепаратисты, самоопределение территорий и так далее. Отсюда закладки с оружием, документами, деньгами, цивильной одеждой! А также схроны, базы и даже мобильные ремзаводы! Вот так-то. Или, думаешь, с чего я выбрал именно Махаон, а? Я здесь отлеживаться буду до Второго Пришествия, и ни одна падла не найдет!
Он на секунду прекратил вбивать код в коммуникатор, подумал и добавил:
— Кроме, конечно, родной конторы. Хотя ей-то с чего? Официально мы оба пропали без вести. А за давностью лет нас и в двухсотые могли определить, запросто!
Под землей и снегом нечто щелкнуло и коротко заурчало.
— Работает! — Радостно воскликнул чернобородый. — Ну, теперь живем!
Доктор покачал фонариком и хмыкнул.
— Да-а-а, Соломончик… Какие же среди вашего начальства встречаются постмодернисты! Подумать только! Гражданская война!
— Не называй меня «Соломончик», я этого терпеть не могу… А что значит «постмодернисты»?
— Это, друг мой, когда людей посылают на задание, имея в виду зачистить их с орбиты главным калибром линкора. Или вот так: готовятся к гражданской войне на совершенно мирной планете.
— Пф-ф-ф! Скажешь тоже! Во-первых, служба такая. Во-вторых, Док, уж чья бы корова мычала. В-третьих, будь проще, — зачем называть мудаков таким красивым словом, когда можно сказать безо всяких: мудак?
— Потому что, как ты верно подметил, я сам, брат, из этих. И я не настолько самокритичен, чтобы прямо признать себя мудаком. Пусть будет постмодернист. — Сказал доктор и замолк, зябко ежась.
Здоровяк залез в раскоп и завозился тревожной землеройкой. В свете фонаря зеленела брошенная лопатка, унты сорок последнего размера и обширный зад чернобородого. Наконец он выбрался и помахал небольшим контейнером.
— Всё, готово дело! Бланки документов, карты активации в базе данных, аппарат татуажа радужки глаз, кредитки — всё подлинное, натуральное — не какая-то туфта! Так что, мистер Фарагут, эпоха постмодерна для нас окончена. Начинаем жизнь честных граждан Объединенных Наций! Нету больше доктора Скальпеля и Салмана дель Пино — известных по всему Тремезианскому поясу… постмодернистов!
Часть 1
Глава 1
Освобождение
Декабрь, 2621 г.
Изолятор тяжелого авианосца «Римуш».
Местоположение неизвестно.
Рапира — Кресту.
Получен сигнал SOS от аппаратуры агента Куницы.
Крест — Рапире.
Приказываю приступить к эвакуации агента Куницы. Он, как и носимая аппаратура, не должны оставаться в руках Конкордии ни одной лишней секунды. Под вашу личную ответственность.
Карцер. Опять он.
Как я уже, кажется, говорил: кому суждено быть повешенным — не утонет. Эта старая истина вела меня по тропинке судьбы с детерминизмом механического хронометра. Щелк! Поворот шестерни и стрелка перемещается… как обычно — в карцер, отмечая начало нового этапа моей жизни.
Оставалось надеяться, что это именно начало нового этапа, а не конец старого. Так ведь можно допрогнозироваться и до виселицы.
Впрочем, шутки шутками, а мы с Комачо Сантушем влипли крепко! Ой, крепко! И виселица вдруг оказалась до ужаса реальной — ведь мы во власти чокнутых из Великой Конкордии, где, как мне объяснили, за шпионаж полагалось именно это архаическое устройство — перекладина, скользкая веревка с петлей на конце, люк и недолгий полет к предкам длиной в метр.
Нам шили именно шпионаж.
Что значит шили?!
Пришили, друзья мои и внимательные читатели! При-ши-ли! Вот так! В одно касание!
Конечно, клоны нас спасли от быстрой кремации. Наши с Сантушем «Хагены» были обречены, когда мы улепетывали от плазменной волны сверхновой, в которую превратили злобные пришельцы наш Моргенштерн. И никуда бы мы не улепетнули, если бы не очень вовремя подвернувшийся легкий авианосец «Гард» военно-космического флота Великой Конкордии.
Вот тоже, кстати, удивление миру…
Вдумайтесь: чужаки взорвали звезду! Это ведь не петарда, не контейнер силумита и даже не сверхзащищенная петербургиевая
[1] БЧ. Звезда взрывается согласно собственному жизненному циклу, который повинуется законам настолько величественным, что все телодвижения сапиенсов рядом с ними — суета муравьев.
И тут на тебе: прилетели и взорвали. Разрыв шаблона и отвал башки. Но это к слову — в те дни моя башка болела о другом.
Полчаса прошло после выхода из Х-матрицы, когда «Гард» умчался из гибнущей системы звезды Моргенштерн. Вот вам мизансцена: мы с Комачо Сантушем на полетной палубе авианосца. Сидим на стопорных башмаках подле моего «Хагена» и мерзко потеем. Нас только что вынули из скафандров, поэтому пот особенно заметен — летными комбезами можно селедку засаливать.
— Ну что, брат…
— Это трындец, брат!
— Ах-ах-ахренеть!
— Ну ваще, что-то у меня сердце раззвонилось…
— До инфаркта — один шаг!
Так между нами проистекал содержательный диалог. Вокруг шустрили клонские палубные техники, как обычно величаво и с чувством важности момента, а на бимсах сияли золотом фравахары — тоже как обычно.
И тут…
Пространство палубы рассекает маршевый топот, десантники в полной экипировке — целое отделение: ствол под дых, лежать, морды в пол!
В чем дело?
Извольте:
— Вы задержаны по подозрению в шпионаже и проносе особых следящих устройств на борт боевого корабля Великой Конкордии!
— Каких, в червонную задницу, особых устройств?! — Заорал я и попытался обернуться, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза клонского офицера, оттарабанившего сию ахинею.
Рядом блажил по-испански Сантуш, а меня, больно стукнув, вернули в исходное положение «мордой в пол». Это здорово прочищает мозги, товарищи. Точно говорю.
Потому что, когда в плечо впечатался приклад автомата, голову навестила ценная мысль: «Мать моя! Ниппонский бог! Да у меня же на руке целый натуральный шпионский комбайн! Замаскированный под переводчик „Сигурд“!»
Вот так всё просто. Среди пиратов это был просто киберпереводчик, а стоило попасть в руки государства — готовое дело.
Я тогда не знал, как именно, но его работу запеленговали, быстро раздедуктировали кто, где и что (ваш покорный слуга, весь такой нежный, у них в гостях) и разобрались. Быстро, четко и безжалостно. Это не талантливые любители. Это настоящая контрразведка, за которой мощь огромной империи.
Нас с Сантушем предусмотрительно заточили в разных карцерах, чтобы мы не могли скоординировать вранье. И всего через сутки перевели на тяжелый авианосец «Римуш», который теперь пёр через пространство в неизвестном мне направлении.
Я вывихнул мозг, придумывая, как объяснить клонскому дознавателю, что ГАБ подложило мне свинью в обличье «Сигурда» вовсе не для того, чтобы шпионить за Великой Конкордией, и при этом не расколоться, за чем именно я должен был шпионить. И как вообще спасти свою драгоценную жизнь?!
С последним пунктом выходило неладно. Собственно, с нами все еще цацкались только потому, что надеялись выведать, как работает, или хотя бы как активируется моя машинка.
Что я мог сказать? Какие тайны выдать? Чем купить жизнь? Решительно нечем. Меня можно было растерзать калеными щипцами — я ничего не выдал бы, потому что ничего не знал.
Голые железные стены, руки скованы за спиной, холодная стальная табуретка привинчена к полу, хрестоматийная лампа в лицо и голос дознавателя из темноты.
Лампа такая яркая, что я не вижу его лица, и кажется, что со мной разговаривают руки, перебирающие карандаш под конусом света.
— Напоминаю, что вы обвиняетесь в шпионаже. Вас ждет виселица. Если вы думаете, что это легкая смерть, вы заблуждаетесь. Я могу шепнуть пару слов и вашу петлю затянут недостаточно плотно. Или укоротят шнур — есть варианты. Умирать в петле можно до четверти часа, смотря как подойти к делу. Итак…
Эта, или схожая по смыслу изуверская тирада была лейтмотивом всех моих бесед с дознавателем.
— Видите ли, Андрей… Официально, вы мертвы. Вас никто не будет искать. Взрыв звезды Моргенштерн — очень удобная катастрофа, на которую можно списать тысячу таких как вы. Никто не знает где вы. Так что, право, вам лучше перестать упрямиться и начать сотрудничать. Надежды для вас нет. Отвертеться не выйдет — улика железная, как… как этот стол. И она была надета на ваше запястье.
Это длится долго.
Чертовски долго.
Свет режет глаза, но я не замечаю, уже не замечаю его — мне хочется спать! Спать!
Начинаю клевать носом, когда в ахиллово сухожилие бьет ботинок клона, стоящего сзади. Несильно. Но когда в тысячный раз… Боль возвращает меня в вертикальное положение, и мы продолжаем бессмысленный диалог.
В промежутках — карцер.
Я не знаю, как держится Сантуш, уж он-то вообще ни при чём, по крайней мере, в части шпионажа. Правда, на его долю за глаза хватит доказанного участия в незаконном вооруженном формировании (НВФ) «Алые Тигры».
О-о-о! И на мою долю тоже хватит! Я состоял в двух, сразу двух НВФ! Не забудем «Синдикат TRIX»! Ну и что с того, что я лично сдал координаты главной базы «Синдиката» властям Конкордии? Когда они выяснят (а это не так мудрёно), что я активный, очень активный участник разгрома клонского конвоя на рейде планеты Набу…
Так что в коротких промежутках между «собеседованиями» я вспоминаю строки поэта-ваганта далекого XV столетия, незабвенного хулигана Франсуа Вийона.
Я — Франсуа, чему не рад,
Меня ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает завтра шея.
Вот будет смешно, если меня укокошат!
Через три дня его святейшество «Римуш» прибыл в некую расчетную точку пространства и меня опять перевели. Новый карцер — как под копирку с двух предыдущих.
Не знаю точно, где я оказался, но по зрелом размышлении — в крепости. С вероятностью одна вторая: или наземной, или орбитальной. Никаких серьезных посадочных маневров мой чуткий военно-космический вестибулярный аппарат не распознал, то есть на крупную планету мы не приземлялись. Но это ни о чем не говорит: мало ли у Конкордии планетоидов?
А силовые эмуляторы последних поколений творят чудеса! Создают любую удобную для нас, людей, силу тяжести хоть на корабле, хоть на орбитальной крепости, хоть на планетоиде с пониженной гравитацией.
Никто моих измышлений не опроверг и не подтвердил.
— Где мы находимся?
— Вопросы здесь задаю я.
Какого ответа можно ожидать от особиста?
Впрочем, для понимающего человека — море информации. Сперва легкий авианосец «Гард», который, как вы помните, шел в компании с фрегатом «Шираз». Потом, почти сразу — тяжелый авианосец «Римуш». Три дня, целых три дня «Римуш»… И вот теперь — какая-то крепость.
Товарищи! Я не настолько важная персона, чтобы ради меня гонять авианосец! Но! Это что же за ротация сил происходит в Тремезианском поясе, если в короткий срок здесь очутились сразу два звездолета первого ранга?!
Легкий авианосец — почти всегда чей-то эскорт. Кого эскортировал «Гард»?
Тяжелый, ударный авианосец — вообще основа целой эскадры кораблей.
Или вот: у меня на глазах клоны раздраконили базу «Синдиката TRIX» — «Последний Ковчег». Раздраконили посредством линкора «Шапур». Линкора! Когда хватило бы фрегатов и пары легких авианосцев.
Извините, но я никогда не поверю, что такие крохоборы, как клоны, не сосчитали каждую копеечку, в которую встала прогулка целого линейного корабля в наше захолустье.
А теперь извольте видеть: главные пираты превратились в облака атомов, а «Римуш» все еще здесь. Надо думать, что и «Шапур» где-то неподалеку.
Дальний рейд линкора, плюс полновесный тяжелый авианосец, плюс полновесный наряд сил эскорта — это месячный бюджет небольшой субдиректории! А долговременное пребывание в удалении от метрополии — это вообще черт знает какие деньги. Вывод: где-то здесь имеется крупная база флота.
И что за база, каких размеров, если она в состоянии поддерживать функционирование серьезной эскадры? Зачем? Пиратов гонять? Не смешно!
Сплошные вопросы, которые мне ой как не нравились.
Не нравились они мне относительно недолго, как и мое убогое, безнадежное положение.
Недолго? Да.
Потому что потом было явление Прекрасной Дамы.
По закону рыцарского жанра Дама, то есть Рошни Тервани, должна была спасти героя из заточения еще на своем родном «Римуше» — ведь это ее авианосец. Но так бывает только в плохих романах. Мой роман, смею надеяться, не настолько плох: Рошни так и не объявилась, за что ей большое спасибо. Очередное унижение мне было совсем некстати. Переговариваться с любимой через решетку — слуга покорный!
Итак, Прекрасная Дама.
На четвертый день заточения (первые сутки в неведомой крепости) заработала трансляция. Динамик пролаял:
— Заключенный Румянцев! Встать! Подойти к двери! Кругом! Руки за спину!
Такие команды надо выполнять быстро и без намеков на гражданские права — могут серьезно побить. Встал, подошел, открылось окошко и большие пальцы оказались в плену стальной стяжки.
— Три шага вперед! Не оборачиваться!
Дверь карцера скрипуче отъехала в сторону, и я внутренне сжался, готовясь к очередному сеансу «собеседований».
На стену легла строенная тень. Раздались приглушенные голоса — переговаривались на фарси, не понял ни слова. После чего две тени удалились, дверь звонко встала на место.
— Здравствуйте, Андрей, — сказал голос. Приятный женский голос. — Вы предложите мне присесть?
Я обалдел. Обернулся и обалдел еще раз. И голос, и облик были мне очень хорошо знакомы и совершенно неожиданны.
— Александра, мы же были на «ты»?
Да-да! Это была она — Саша Браун-Железнова. Героиня многих моих кадетских фантазий, ангел моей судьбы, не пойму только: черный или белый.
Всё такая же прекрасная, идеальная, наутюженная и аккуратная.
Первым позывом было наговорить ей гадостей. Что, мол, по вашей воле я попал в очередную передрягу, какого черта и так далее. Но первый позыв — он как блин — всегда комом. Не стал я ругаться, ведь и тугодум догадается, что появилась она здесь не просто так.
— На «ты»? — Переспросила она. — Ах, да. Но это в неслужебной обстановке, а сейчас, извините, служба. Или вы думаете, что я на свидание к зэка Румянцеву прилетела?
— Нет, не думаю. Присаживайтесь.
Она очень изящно опустилась на табурет — единственный предмет мебели, кроме койки.
— Сразу к делу? — Поинтересовался я. — Или о погоде поговорим для разминки?
— Как вы язвительны, Андрей! — Восхитилась она. — К делу, к делу. Если коротко, я примчалась вас спасать.
— Меня или ваш чудесный шпионский обер-комбайн?
— Для начальства вы равноценны: уникальное оборудование и уникальный агент.
— Пф-ф-ф! Спасибо за откровенность!
Александра сцепила руки в замок на колене, откинулась к стене и посмотрела на меня долгим взглядом.
«Вот же идиот! Убила бы гада!» — Читалось во взгляде.
Вздохнула.
— Ну что, еще поиграем в пинг-понг словами? Может, позволите изложить суть вопроса?
— Валяйте.
— Суть такова: как только у вас начались неприятности, мы быстро вычислили ваше местоположение. Конкордия — наш союзник, поэтому их службы предпочли не обострять отношения и выдать вас. То есть отсюда я вас вывезу в любом случае. Далее у вас два пути. Первый — продолжить служить по специальности в ГАБ; второй — отказаться, на что вы имеете полное право. Не скрою: первый вариант для нас и для вас предпочтительный. Есть интересное предложение. Вам доверят боевой флуггер. Хоть и будет ваша служба совсекретной, ни в каких личных делах не отмечаемой, но это — полноценная военная служба.
— А если я выберу второй вариант? Если честно, ваши подходцы к моей персоне попортили мне столько кровушки, что я даже не знаю, как я смогу дальше на вас работать.
— Что ж, ваше право. Но тогда мы не сумеем, понимаете, официально не сумеем вас прикрыть от закона. Вы же у нас не просто так — пират! Боюсь, у государства возникнут к вам вопросы. И мы не сможем вас выручить. Незаконно это будет, понимаете?
— Понимаю, не маленький. — Я помолчал. — Ладно, чего уж там… чай не девочка, и так замазан с вами по самые уши. Будем действовать по первому варианту. Давайте ваш контракт. Подписывать кровью?
— Кровью, Андрей, вы уже подписались, — серьезно сказала Саша, не приняв шутливого тона.
— Хорошо. Тогда один вопрос: как, черт возьми, вы так быстро умудрились меня найти?
Со слов Саши выходило, что «быстро найти» и «попасть в лапы конкордианской контрразведки» получилось благодаря той самой хитрой шпионской штучке, которую я таскал на руке все эти месяцы.
Во-первых, умная машина была, в самом деле умная. Когда нас с Сантушем занесло на авианосец «Гард», электронные мозги оценили риск раскрытия как неприемлемый и принялись действовать. Начинка «Сигурда» дистанционно внедрилась в контуры управления боевой сетью звездолета, взяла под контроль станцию Х-связи и послала сигнал тревоги через прокси-адреса в ГАБ.
— Это что, шутка? — Не поверил я (если честно, до сих пор не верю).
— Нет. Это уникальная технология перехвата управления. Признаюсь — не наша. Чоругская. Разработка основана целиком на их образце. Полностью скопировать его не удалось, но принцип работы мы воспроизвели, хотя и на порядок проиграли в эффективности.
— А-а-а-а, я-то думаю: чего клоны со мной возятся?! Как работает ваш агрегат? Как активируется? Ну еще бы! Чужая НВТ
[2]!
Так вот, дежурная смена, естественно, засекла перехват управления и подняла тревогу. «Сигурд» проделывал такие штуки регулярно, сливая накопленную информацию. Но штатские шляпы от «Тьерра Фуэга» до Кастель Рохас засечь его не могли. Другое дело военные. Еще бы! Даже секундное внедрение в управляющие контуры звездолета — это ЧП таких размеров, что и описать невозможно!
Итак, во-первых, комбайн послал запрос о помощи. Поэтому клоны меня немедленно арестовали. Во-вторых следует из «во-первых»: ГАБ сигнал приняло, и Саша полетела меня спасать.
Вот такая история про змею, которая жрет собственных хвост: без самовольной инициативы «Сигурда» клоны меня не повязали бы, но без оной в ГАБ ничего не узнали бы о моей судьбе в данной точке времени.
Словом, я это всё переварил и говорю:
— Буду на вас работать, но при одном условии.
— Условии? — Удивилась товарищ Саша. Очень уж в ГАБ не привыкли, когда им ставят условия.
— Условии. Вместе со мной упекли хорошего человека — Комачо Сантуша. Это пилот из клана «Алые Тигры». Пилот он отличный, Тремезианский пояс знает, как свои пять пальцев. К тому же он мой друг. Или вытаскивайте нас обоих, или я вас знать не желаю — пусть меня клоны вешают.
— Сантуш? — Александра поджала губы и нахмурилась, словно что-то припоминая. — Ах, ну да. Знакомый персонаж! Только ведь ему тоже придется работать на нас.
— Именно. Вам одни плюсы: два хороших пилота вместо одного!
— А он согласится?
— Вот у него и спросите.
Конечно, Сантуш согласился.
Я думаю, что клонам легче было бочку гноя выпить, чем расстаться с «Сигурдом». Я и Комачо — так, бесплатное приложение. Нас таких красивых по десять штук в каждую дверь входит, а вот эта вкуснятина — другое дело.
Но наши державы — союзники. А Сашенька имела при себе мандат полномочного представителя Объединенных Наций. Полномочного представителя! Девочка в чине капитана с такой бронированной бумажкой!
Так что деваться им было некуда.
Нам тоже.
И полетели мы в родные пределы, за грани дружеских штыков, как говорил поэт.
Я тогда еще подумал: какая ты непростая персона, товарищ Браун-Железнова! И какое у тебя непростое начальство!
Впрочем, мне тогда только предстояло узнать, насколько непростая организация накрыла нас сенью крыл двуглавого орла!
Глава 2
«Левиафан»
Декабрь, 2621 г.
Космодром Новогеоргиевск.
Планета Грозный, система Секунда, Синапский пояс.
Срочно, секретно.
Приказываю приступить к формированию штаба Главного Ударного Флота, несмотря на неполную готовность матчасти. Командующим назначить адмирала Н.Т. Иноземцева, начальником штаба — контр-адмирала К.Л. Доллежаля. Остальные должности остаются на усмотрение указанных товарищей.
Главком Пантелеев.
— А это, товарищи, будет наш офис, — Александра Браун-Железнова обвела рукой немаленькое помещение.
Пожалуй, его размеры были единственным зримым достоинством. В смысле офисном, конечно. Здоровенный ангар очень мало походил на административное строение. Зато склад из него получился бы отменный.
Впрочем, почему «получился бы»? Получился! Фактически! На двери имелась табличка: «СКЛАД № 5» — то есть не я один такой умный.
Мы гуляли. Знакомились с рабочей обстановкой. Врастали. А Саша вызвалась нашим добровольным Вергилием.
Где гуляли?
Извольте видеть: родные пределы, куда меня с Сантушем занесла судьба изящной, но твердой рукой Александры, были планетой Грозный, что в системе Секунда, Синапский пояс. Город Новогеоргиевск, одноименный космодром и его родной брат Новогеоргиевск-Военный.
На военном космодроме проходило формирование Эскадрильи Особого Назначения. Без всякой помпы, тихо, незаметно. За колючим забором, периметром телекамер и детекторов движения, за лазерной сигнализацией и внимательными прицелами осназа ГАБ. В Секторе 13, куда не было хода никому. Даже коменданту космодрома.
Есть, есть у каждой звездной гавани свой секретный уголок. «Зона Омега», «Участок Б», «Ангар 18» — не в названии дело. Дело в том, что это вотчина ГАБ или Главного Разведуправления Военно-Космических Сил. Куда, извините, ходят только люди с допусками, и плевать, будь ты хоть адмирал — на входе тебя встретят хмурые парни с автоматами и малиновой выпушкой на погонах. И очень вдумчиво обыщут.
Малиновая выпушка — традиционный опознавательный знак парадной формы ГАБ. Если участок застолбила флотская разведка — тогда есть варианты. Скорее всего, парни будут наряжены в обычную повседневную форму флота, но с маленькой нашивкой «Санконтроль», потому что нет у ГРУ ВКС своей формы. Ни парадной, ни какой иной.
Таким же «бесформенным» соединением и планировалась наша ЭОН — Эскадрилья Особого Назначения.
Только еще хуже, еще секретнее. Ибо слова «Санконтроль», «Управление по борьбе с эпидемиями» (УБЭ), «Кинологическая служба» (КИС) и просто «Террариум» — слышали все. Пусть краем уха. Что логично — есть флот, значит должна быть и разведка.
А о нас никто не слышал. Потому что нас не было. Но об этом ниже.
Кстати, на гражданке свято верят, что «Санконтроль» — это псевдоним контрразведки ГАБ. Не вполне верное убеждение. Ибо контрразведывательные функции в большинстве экипажей и гарнизонов ВКС выполняет пятый отдел ГРУ.
Сложно для цивильного мозга понять глубинную разницу между Особым Отделом в ведении ГАБ и флотской «Пятеркой», и на хрена они вообще сдались, если функции стопроцентно дублируются!
Ну да ладно, сие замечание чисто информативное и к делу не относится.
— Холодно, — пожаловался Сантуш, когда мы покинули склад и проследовали в столовую для немедленного принятия пищи внутрь.
Он зябко ежился, занимаясь инстинктивным, но совершенно бесполезным делом — всячески напрягал мышцы организма в надежде согреться. Южанин, что поделать! Да и отвык за долгие годы в стерильном искусственном климате орбитальных станций и купольных городов от нормальной зимы.
— Это ничего! — Сказала Саша без всякого сочувствия. — Вот сейчас покушаем — станет теплее.
— Покушаем… — проворчал я. — Водочки бы грамм двести!
Комачо определенно желал схожего:
— Вот-вот. Глоток текилы не повредил бы!
«Ну сейчас Александра тебе выдаст, насчет армейской дисциплины!» — Подумал я и ошибся.
— Текилы не обещаю, а водочку найдем. — Ответила она. — Только про детоксин не забудьте, пожалуйста — нам через два часа надо быть на Складе № 5 — товарищ Иванов прилетает. Будем знакомиться.
— Ну вот… детокси-и-ин. — Протянул Сантуш разочарованно. Его, да и меня, не покидало желание крепко выпить с целью перезагрузки мозга.
— Гос-с-споди! Мужчины! Вечером напьетесь! Да и я с вами. — Неожиданно резюмировала Саша и пошла в сторону приземистого двухэтажного здания, где помещалась фабрика по переработке органики в калории — столовая, короче говоря.
Комачо пристроился чуть позади, беззастенчиво лаская взглядом ладную попку провожатой.
Широкие улицы не отличались многолюдством и на нас откровенно пялились. На лицах прохожих читалось любопытство, а на лицах патрулей — подозрительность. Еще бы!
Сногсшибательная кралечка-капитан вела двух хмырей в зимних парках без знаков различия. Причем один, в верхней полусфере бритый налысо и шикарно небритый в районе щек, отличался наружностью выраженно неславянской и выраженно невоенной: антрацитовые волосы, горбатый нос, кинжальная борода и смуглая кожа — двенадцать баллов из двенадцати по шкале смуглости.
Приземистое здание, обсаженное елочками араукарий, из дверей выходят, в двери входят, а на улицу вырываются вкусные запахи. Офицерская столовая. Да еще в закрытом секторе. Никто не питается под барабан, все тихо, я бы даже сказал интеллигентно. И очень вкусная еда. Почти домашняя, бальзамом на наши желудки, измученные концентратами и полуфабрикатами.
Саша не обманула. На отдельном подносике к столу приплыл потный от холода графин на двести грамм с парой стопок. И таблетками детоксина, служившими явственным напоминанием: вы, парни, теперь на службе, пора привыкать!
Отобедав, выбрались на улицу.
Не успели шагнуть за шеренгу араукарий, как товарищ Саша встала столбом, упершись в спину незнакомого майора.
Майор тоже остановился не по своей воле.
На нас глядели внимательные глаза двух бойцов осназ и не менее внимательные зрачки автоматов «Нарвал».
Взор направо, налево… Да вся улица оцеплена!
— Товарищи, — сказал «спец» с погоном сержанта, — подождите, пока на тротуар выходить нельзя.
— А в чем дело? — Поинтересовалась Саша.
— Спецгруз. — Коротко пояснил сержант.
Ну, тогда понятно. Спецгруз. Зачем только всю улицу огораживать? Кого стеречься за стенами закрытого сектора?
Воздух взрезала сирена. Короткий, тревожный рев. И голос из скрытых репродукторов:
— Весь персонал, внимание! Идет спецгруз! Воздержитесь покидать здания! Выход на тротуары запрещен! В случае нарушения бойцы осназ имеют приказ стрелять без предупреждения! Весь персонал, внимание! Идет спецгруз!..
Из-за поворота в конце дороги зарычало.