Файл 113

Перевёртыш



Ночной клуб «Привет, Шизофрения!»

Германтаун, штат Мэриленд

Первый день

22:00



СВЕТ мерк, ВСПЫХИВАЛ, гас, ПОЛЫ­ХАЛ, умирал, РАЗГОРАЛСЯ и таял, РЕ­ЗАЛ глаза, сОтнЯмИ крОхОтнЫх ЗаЙчИ-кОв РасСыПаЛся, МетАлСя пО стЕнаМ...

Но никто не обращал на это внимания. Че­го еще ждать от дискотеки в ночном клубе среднего пошиба? Да еще с таким названием? Китайских фонариков, что ли? Все как поло­жено, и даже сверх того: потный полумрак, размешанный десятками тел до полужидкого состояния; ошалевшие от собственного мига­ния разноцветные лампочки и перегревшиеся прожектора; захватанные тысячами рук скри­пучие «однорукие бандиты»; облака сладкова­того вязкого дыма пополам с бессмысленны­ми воплями; плотные полосы звука, которые заставляли вибрировать не то что барабан­ные перепонки, но даже кости черепа; и, наконец, гордость и фирменный знак заведе­ния — в клетке, подвешенной под потолком по соседству с давно ополоумевшим зеркаль­ным шаром, извивалась, раскачивалась, завязывалась в узлы, билась о металлические прутья фигуристая полуголая девица. Корчи­ло ее так, словно она и вправду вознеслась над толпой не по своей воле и теперь рвалась на свободу. Но и эту райскую птицу, увешан­ную побрякушками и блестящими лентами, уже давно перестали замечать.

Все, кроме одного-единственного существа. Напротив входа в клуб неизвестный не то талантливый, не то обкурившийся художник нарисовал портрет своеобразно красивой женщины. Ее рыжеватые волосы волнистым ореолом вздымались на голове, как у Горгоны Медузы. Узкий треугольный провал с неровными краями рассекал лоб надвое — почти точно посередине. Завсегдатаи, как правило, здоровались с нарисованной женщиной традиционным «Привет!» — а вот прощаться с ней считалось дурным тоном.

У стены с фреской, чуть в стороне от об­щей сутолоки, стояла молодая брюнетка в легком неброском темном платье. Она каза­лась здесь чужой, чужеродной, не захвачен­ной общим ритмичным безумием, и потому завсегдатаи скользили взглядами по ее плотноватой фигурке без интереса, не задерживаясь. Внимательный наблюдатель — какие, уж конечно, не ходят по дискотекам среднего пошиба — сразу заметил бы, что женщина поглощена яркими и необычайно сильными переживаниями. Вот только какими, господи боже мой?! Ноздри ее трепетали, огромные широко расставленные глаза неотрывно следили за шевелящейся в полутьме человечес­кой массой. Судороги райской птицы под по­толком отзывались мелкими, почти незамет­ными сокращениями мускулов темноволосой незнакомки, которая, казалось, всей кожей впитывала душную атмосферу дискотеки.

В нескольких шагах от этой странной жен­щины самый обыкновенный парень пытался устроить личную жизнь. Не то чтобы гло­бально — всего лишь на одну ночь. Но ему не везло. Уже третья — по всем статьям под­ходящая — девчонка отказывала ему, не затрудняясь даже формальной вежливостью. День, что ли, невезучий? Парень расстроенно передернул плечами и поплелся к игро­вым автоматам. Выбрал электронный горо­скоп, бросил жетон... Может, и вправду луч­ше сегодня не ерепениться. Выспаться как следует, утешая себя сознанием вынужден­ной супружеской верности.

Рослый, стройный. Скорее симпатичный, чем наоборот. А главное — от него исходил легко различимый запах возбуждения, слегка горчащий от примеси обиды и разочаро­вания. Пьянящий, неповторимый запах...

Темноволосая незнакомка оставила свой на­блюдательный пост. Проскользнув сквозь толпу, она легко коснулась плеча избранника. Тот недовольно оторвался от экрана, бросил косой взгляд... Ай, оставьте! ничего особен­ного: удлиненное, не слишком красивое лицо, пышные вьющиеся волосы. Блондинка, кото­рую он только что пытался снять, была куда эффектней. И парень снова уткнулся в текст.

Настойчивая незнакомка завладела его ру­кой. Молодой человек хотел было одернуть нахалку, но вдруг понял, что наглости в ее движениях вовсе нет, а есть чувственность и страсть, и эта самая нежная настойчивость, с которой женщина ласкала его руку — тыль­ную сторону ладони, ложбинку между указательным и большим пальцами, — стремитель­но туманила голову сильнее любого спиртно­го. Незнакомка, не переставая гладить уже дрожащую мужскую руку, чуть заметно кач­нула головой. Парень неуверенно улыбнулся и наклонился к ней.

— Пойдем к тебе? — просто спросила она. Не отпуская его руки, женщина медленно отстранилась и так же медленно начала пя­титься к выходу. И у ее избранника не по­явилось даже тени мысли, что можно не сле­довать этому неодолимому призыву.



Гостиница « Бавария »

Германтаун, штат Мэриленд

Ночь



...Он даже не успел ее толком раздеть. Бе­шеное возбуждение, охватившее его, уничто­жило все привычки и ухищрения, оставив одну только животную страсть. То, что сам он оказался в постели без одежды, было за­слугой женщины, а не его собственной. Два тела метались и корчились на широкой кро­вати дорогого гостиничного номера, пока об­щая судорога не вплавила их друг в друга... Парень обессиленно упал на подушки. Женщина поцеловала его, неторопливо под­нялась и пошла к стеклянной двери в ван­ную. Ее черная шелковая комбинация плотно охватывала грудь и тугие бедра, оставляя открытыми полноватые ноги.

Парень забросил руки за голову и загово­рил — так же сбивчиво, как и дышал:

— Боже, это было что-то!.. Ты мне не веришь?.. Ты слышишь меня, нет?

Ответа не последовало. Женщина, невиди­мая теперь для своего партнера, неподвижно стояла в коридоре, прислонившись к стене. Словно чего-то ждала.

— Эй, я даже не знаю, как тебя зовут! Дыхание все никак не желало успокаивать­ся. Наоборот, оно становилось все более рваным и беспорядочным. И сердце билось бы­стрей и быстрей, оно колотилось уже, каза­лось, не в грудной клетке, а в горле. Парень закашлялся. Глаза в ужасе округлились. Нет, это был не только ужас, но и боль — непо­нятная, но сильная, почти нестерпимая. За­дыхаясь и давясь, он упал на подушки. Грудь судорожно вздымалась. На губах показалась кровавая пена. Еще один выдох — и красный пузырящийся сгусток, показавшийся изо рта, стал больше, перевалил за край губ и медленно пополз по щеке. Еще один выдох. И еще. Последний. Голова парня чуть опус­тилась, когда пробежавшая предсмертная су­дорога отпустила шейные мышцы.

Молодая женщина бесстрастно стояла у стены. Смерть любовника не заставила ее даже вздохнуть — хотя бы от облегчения. Только теперь она неторопливо принялась стягивать с себя комбинацию, чтобы позво­лить разгоряченной коже целиком соприкос­нуться с воздухом, напоенным терпким аро­матом недавней страсти. Сдвинула с плеч лямки, потянула вниз. Тонкая шелковая ткань ласкающе заскользила по бокам, по бедрам и икрам. Тело дрогнуло. Волна пробежала по взбугрившимся мышцам, удлиняя, меняя, наращивая, огрубляя их, и шелковая тряпочка упала на пол уже не к округлым женским, а несколько сухощавым мужским ногам с узкими лодыжками. Бедра сузились, уплотнились. Длинные стройные ноги уве­ренно перешагнули через уже бесполезную для их владелицы... владелицы? — владель­ца вещь и, легко переступая, понесли обо­ротня в комнату. На тело несчастного лю­бовника он даже не посмотрел. В неподвиж­ном, скрученном предсмертной болью комке плоти очарования оставалось не больше, чем в тряпичной кукле, залитой французскими духами.

Оборотень нагнулся, поднял с пола бро­шенный мужской пиджак и стал одеваться. Теперь одежда незадачливого Дон Жуана была этому странному созданию как раз впо­ру. Дорогой мягкий пиджак лег на плечи ласковым объятием, и расставаться с этим ощущением не хотелось. Совсем не хотелось. Оборотень помедлил несколько секунд, за­тем напомнил себе, что холодок легкой ру­башки может оказаться не менее приятным, и с сожалением стал переодеваться как пола­гается. Задерживаться здесь не стоило.

Потом он обыскал комнату и, уже готовый к выходу, немного задержался перед зерка­лом. В мужском облике он нравился себе больше, чем в женском. Тонкие черты ли­ца, изящная посадка головы — возможно, он ошибался, но таким можно было бы нарисовать ангела... — он оглянулся на остывающее тело — ...Ангела Смерти. Да, пожалуй, так будет точнее всего.



Место преступления

Гостиница «Бавария»

Германтаун, штат Мэриленд

Второй день

10:15



По дороге в Мэриленд они, главным обра­зом, молчали. Скалли отнеслась к вызову «приезжайте, тут, в общем, такое странное дело» несколько скептически, а Фокс, кото­рый явно что-то знал, так и не сознался, какой информацией располагает. Дэйна со­бралась было сказать ему, что она думает по поводу его методов добиваться незамутнен-ности восприятия у напарников... Но, поду­мав, решила не начинать день с перепалки.

Зато на месте преступления они, не обме­нявшись ни единым словом, уже привычно разделились: Скалли отошла к окну вместе с офицером полиции, который должен был ввести агентов ФБР в курс дела, а Молдер без колебаний свернул к чемоданчику крими­налиста, извлек оттуда резиновые перчатки и приступил к осмотру трупа: «Около тридца­ти, черноволосый... Неплохая мускулатура... Особых примет нет... если отмыть ему физиономию— не урод, но не больше, впрочем. смерть никого не красит, а этому парню перед смертью было очень больно...» Все эти замечания автоматически проскочили по самому краю сознания Молдера, поскольку никакого значения не имели. Специальный агент ФБР Фокс Уильям Молдер в данном случае совер­шенно точно знал, куда смотреть, что искать и как поступить с находкой.

Полицейский — подтянутый сухощавый субъект средних лет, похожий на неестествен­но дисциплинированного итальянца, — обсто­ятельно докладывал немногочисленные по­дробности, сверяясь с материалами дела:

— Парень сначала звонит жене, болтает с ней как ни в чем не бывало, говорит ей: «Спокойной ночи». Вообще-то он бизнесмен из Нью-Йорка. Затем спускается вниз, в клуб, и снимает себе телку. Дальнейшие события лишены какого бы то ни было смысла.

— Что вы имеете в виду?

— Монитор охраны записал, что в десять тринадцать в эту комнату вошла женщина. Тот же монитор записал, что сразу после полуночи отсюда вышел мужчина.

— Может быть, женщина просто переоде­лась? — уточнила Скалли.

— Я уже проверил. Мужчина — совер­шенно точно другой человек. Короткие пря­мые волосы, абсолютно другое лицо, ни малейшего сходства, и он, по меньшей мере, на тридцать фунтов тяжелее и на пятнадцать сантиметров выше. На видео не записано, как он входил. И неизвестно, куда подевалась эта девчонка.

Фокс аккуратно взял пробу подсохшей кровавой пены на щеке жертвы.

— О боже мой! — вздохнула Дэйна. — Тридцать этажей — и больше никого. А что, патологоанатом установил причину смерти?

— Разрыв артерии. Бедняга. Наверное, для него это было полной неожиданностью.

— Лучше бы он вчера, чем искать при­ключений, вспомнил, что в наши дни секс с прекрасной незнакомкой может иметь весьма неприятные последствия. Признаки ограбле­ния есть?

Молдер сдвинул простыню ниже, обнажив торс мертвеца — как и следовало ожидать, исцарапанный. Глубокие параллельные сса­дины от ногтей тянулись через грудь, по ле­вой стороне живота и до середины бедра. Такие же должны были быть и на спине, но переворачивать труп, только чтобы убедить­ся в незначительной подробности, не хоте­лось. Фокс присмотрелся и аккуратно сделал еще один соскоб.

— Мужчина вышел одетым в костюм жерт­вы. Кроме того, украден бумажник. И дипло­мат тоже исчез, — ответил полицейский.

— Я даже не знаю... — Дэйна пожала пле­чами. — А чего нас вообще вызвали-то?

— В самом деле? Некто в Бюро решил передать все подобные дела проекту «Секрет­ные материалы», и я подумал, что вам полез­но будет побывать на месте последнего...

Вежливого полицейского бестактно пере­бил Молдер — он как раз закончил работать и прикрыл труп простыней:

— Спасибо, что позвонили. Скалли выразительно посмотрела на на­парника. «И какие такие подобные дела, а?»



Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

Второй день

14:20



Миловидная — даже после смерти — блон­динка, закутанная в простыню. Вспененная запекшаяся кровь на губах и подбородке. Ка­рие глаза, не успевшие остекленеть.

Щелчок диапроектора.

Обнаженный брюнет. Лежит на кровати ничком, повернув голову влево. По белой простыне расползлось кровавое пятно у рта. На загорелой спине глубокие царапины от женских ногтей. Щелчок.

Молодая женщина, примерно в такой же позе, что и предыдущая жертва, только го­лова и руки свешиваются с кровати...

Молдер снова щелкнул пультом диапроек­тора, не переставая говорить:

— Это уже пятая смерть. Четыре трупа обнаружили за последние шесть недель меж­ду Вашингтоном и Бостоном. В каждом слу­чае жертва умирает после бурно проведен­ной ночи — точнее, думаю, двух-трех часов. Две женщины и трое мужчин, включая последнего.

— И во всех случаях — одна и та же клиническая картина?

— Точь-в-точь то же, что показало вскры­тие нашего клиента. Острая сердечная недо­статочность и ураганный отек легких.

— Новые наркотики на улице не появля­лись? — Скалли скорчила скептическую гри­маску.

— Наркотик старейший. И абсолютно ле­гальный. В каждом трупе найдено до черта феромона.

— Минутку, это ведь... гормон? Впервые найден у животных, его секреция резко по­вышает привлекательность особи для пред­ставителя противоположного пола, — с удив­лением сообразила она.

— Он самый. Приворотное зелье — как немедленно окрестили его журналисты.

— А, да. И эпидемия в рекламе: духи без запаха, от которых партнер сходит с ума. Правда, как-то все очень быстро закончилось.

— Видимо, «без запаха» получилось, а с остальными эффектами не очень.

— Подожди, но ведь феромоны насекомых получают синтетическим путем? — Больше ни­чего припомнить Дэйне пока не удавалось.

— Человеческие тоже, но универсально­го эффекта достичь не удается. Слава богу. Кроме того, в организме человека феромоны в таких концентрациях никогда не обнару­живали. Хотя бы потому, что его ведь надо совсем чуть-чуть, чтобы подействовал. И хо­тя бы потому, что в больших дозах подобные вещества могут вызвать анафилактический шок и коронарную недостаточность — что мы и имеем. Легкие всех четырех исследо­ванных трупов были буквально нашпигованы феромонным коктейлем. Обширные участки кожного покрова — тоже. Собственно, в про­тивном случае его бы и не заметили. У на­шего будет то же самое. И наконец вот что. Скалли, слушай внимательней, тебе понра­вится. — Молдер уселся напротив нее в крес­ло, легкий и изящный. Скалли уже зна­ла, что означает вот такая азартная улыбка:

Фокс взял след. — Любой естественный — то есть не синтезированный в пробирке — феромон является многокомпонентной системой. Так вот: те, которые обнаружены в на­ших трупах, содержат человеческую ДНК.

— Ты хочешь сказать, что убийца выра­батывает собственные феромоны?

— Причем в очень широком спектре. Я ду­маю, он способен воздействовать на любого, независимо от физиологических различий.

— А такое вообще возможно?

— Не знаю. Но если это правда, наш па­рень — просто ходячее приворотное зелье, — Фокс сиял так, словно сам это зелье выду­мал и теперь участвовал в рекламной кампа­нии. — Секс-магнит, равного которому про­сто не существует.

— Он или она? — Скалли включилась в обсуждение, улыбаясь, но вполне серьезно просчитывая варианты. — Ведь жертвы от­носятся к обоим полам. На мониторе охраны зафиксированы и мужчина, и женщина. Оба они были в гостинице.

— Вот этого я не знаю. Загадка, — Мол­дер улыбался все шире.

— Хорошенькое получается описание у нашего убийцы: неопределенного роста, не­определенного пола, невооруженный, но ис­ключительно привлекательный.

— Дальше все страньше и страньше. — Фокс вскочил на ноги, перешел к карте Со­единенных Штатов и быстро очертил фло­мастером несколько кружков, не переставая говорить: — За последние шесть недель зафиксировано четыре подобные смерти: в Бо­стоне, Хартфорде, Филадельфии и здесь, в Вашингтоне.

— Убийца перемещается на юг вдоль по­бережья, — подытожила Дэйна.

— Была и еще одна смерть, примерно год назад. Я нашел это дело в архиве. — Молдер протянул ей архивную папку. — Обстоятель­ства, при которых погиб этот человек, сход­ные. Томас Шайрентон, организатор труда, тридцати двух лет, был найден мертвым в лесу близ маленького городка под названи­ем Стивстон, в лесах Массачусетса. Там не­подалеку обосновалась религиозная секта — секта отшельников. Эти люди называют се­бя «родственниками», — он щелкнул обой­мой диапроектора.

На экране появились два человека в ста­ромодной черной одежде. Не так давно Скал-ли видела именно эту фотографию в мусор­ных залежах, которые Молдер упорно име­новал своим рабочим столом.

— Они живут без электричества и теле­фонов, никакого современного оборудования у них нет, быт — строго патриархальный, — начала припоминать она. — Больше всего они похожи на квакеров.

— Известны тем, что производят на про­дажу глиняные горшки ручной работы из белой глины, которую добывают в горах, — добавил Призрак так невинно и в то же вре­мя торжественно, что Дэйна мигом заподо­зрила неладное.

— А что в этом такого особенного?

— А то, — посерьезнел Молдер, — что массачусетская белая глина — это уникаль­ный минерал. Больше нигде такой нет. И именно эту глину я соскреб с тела последней жертвы.

— Минуточку-минуточку! Если не ошиба­юсь, эти люди известны абсолютным воздер­жанием и ревностным поклонением Христу!

— Да, — Призрак согласно закивал голо­вой и перегнулся к Дэйне через стол, — но один из них, кажется, забыл почистить ног­ти, перед тем как отправился на дело.



Стивстон, штат Массачусетс

Третий день

После полудня



А Стивстон, наверное, в глубине души счи­тал себя не таким уж маленьким городком. В его активе, кроме обычных домиков и коттеджиков, насчитывалось до черта (при­мерно два с половиной десятка) двухэтажных зданий, четыре трехэтажных, собствен­ная школа, церковь, супермаркет и целых две автозаправки. Все это размещалось на трех улицах: одной длинной авеню и двух стрит — правда, совсем коротеньких.

Спецагенты припарковались у почты и ра­зошлись пооглядеться. Длинноногому Молдеру для осмотра своей половины городка не понадобилось и четверти часа. Ничего инте­ресного он так и не нашел, а на обратном пути еще издали заметил, что Скалли машет ему от дверей маленького магазинчика.

Внутри продавалась всякая всячина, а на стене прямо напротив входа... «Пять баллов, Скалли!» — мысленно произнес Фокс. На стене против входа было развешано с десяток фотографий в простеньких деревянных ра­мочках. И красовались в этих рамочках уг­рюмые люди в черной одежде.

Навстречу вошедшим поднялась из-за кас­сы приветливая сухонькая пожилая женщина:

— Здравствуйте.

— Простите за беспокойство, мэм. Это федеральный агент Скалли, я — агент Молдер. Мы расследуем возможное убийство.

— Но здесь никого не убивали в послед­нее время, — улыбчиво удивилась старушка.

Молдер мотнул головой в сторону фото­графий:

— А что вы мне можете рассказать о «родственниках»? Они ведь себе на уме, не правда ли?

В глубине загроможденного полками за­ла послышался шум. Федералы оглянулись. Лысый худой старик в очках — видимо, хо­зяин магазина — направился к жене, отвечая на заданный ей вопрос:

— Некоторые и впрямь так говорят, но это из-за того, что они устраивают церемонии, которые считаются колдовскими или что-то в этом роде. Лично я ничего против них не имею. Они привлекают сюда туристов.

— Разве они позволяют себя фотографи­ровать? — спросила Скалли.

Удивленный явным невежеством гостьи, хозяин пожал плечами, затем оглянулся и сообразил, что глупый вопрос имеет под со­бой весьма веские основания.

— А-а... Нет, эти фотографии старые, еще с тридцатых годов остались.

— Здесь нескольких не хватает, — встрял дотошный Молдер. — Где они?

— Я как раз решил заказать новые рамки. А пока снял, вон они под прилавком.

— Можно посмотреть?

— Да, конечно.

Старик нагнулся, продемонстрировав со­вершенный овал облысевшей головы, оторо­ченный по самому краю густыми черными кудрями. Извлеченные фотографии ничего нового к знаниям федералов, к сожалению, не прибавили. Фокс добросовестно рассмотрел все три: общая на фоне природы, почти неразличимой за десятком сбившихся в плот­ную кучу людей; два здоровенных уродли­вых амбала, сидящих у дощатой стены; порт­рет женщины вполоборота, черный капор затеняет лицо... И что теперь?

Следом фотографии взяла Скалли — и тоже ничего интересного не увидела.

— Как мне к ним добраться? — Молдер надеялся, что местонахождение секты, привле­кающей в город туристов, не окажется воен­ной тайной. — Я бы хотел на них посмотреть.

— Они очень не любят, когда к ним при­ходят незнакомые люди. Мы и сами туда не ходим. — Старик извлек из-под прилавка не­большую карту окрестностей города, явно собственного изготовления. — Вот смотрите:

Стивстон... Если честно, дорога там не самая лучшая.

За окном прогрохотала древняя колымага, запряженная парой белых лошадей. Все чет­веро, включая старушку, которая после по­явления мужа так и не произнесла ни едино­го слова, обернулись на шум. Фокс успел разглядеть черные силуэты пассажиров.

— Кстати, вот они! — без удивления прокомментировал старик неожиданное совпаде­ние. — Они обычно приезжают покупать про­дукты во-он в том магазине.

Колымага проехала еще немного и оста­новилась. Молодой человек, у которого на лице застыло выражение мальчишки-второ­годника, привычно угрюмо слез с козел пер­вым. Старик кучер не отпускал поводьев, дожидаясь, пока помощник займет свое мес­то — чтобы мог сдержать лошадей в слу­чае необходимости. Зачем нужно было при­сматривать за тихими понурыми животны­ми, чьи глаза были надежно спрятаны за черными нашлепками наглазников? Наверное, традиция.

Один за другим вылезали из повозки ос­тальные — черные как воронье, мрачные, как родственники на похоронах. «Интересно, ко­го они похоронили, чтобы основать свою сек­ту?» — хмыкнул про себя Молдер, торопли­во шагая вдогонку.

Помощник кучера, неловко переступая тя­желыми сапогами, дошел до лошадиной голо­вы и принялся поправлять упряжь. Неожи­данно на его плечо легла рука. Он послушно обернулся. Единственная среди пассажиров женщина материнским жестом поправила ему воротник, застегнула верхнюю пуговицу. Па­рень вытерпел заботу с каменно-покорным лицом. Когда его оставили в покое и он от­вернулся к лошади, тенью скользнули по его губам обида и облегчение одновременно. В глазах не отразилось даже этого.

Молдер и Скалли подоспели, когда ма­ленькая мрачная процессия уже начала втя­гиваться в дверь супермаркета.

— Прошу прощения, дамы и господа, — попытался привлечь внимание Молдер.

На него даже не оглянулись. Фокс, как будто и ожидавший чего-то подобного, бы­стро проговорил:

— Я, кажется, загляну внутрь. Тебе ничего не нужно купить, Скалли? Может, пере­кусить хочешь?

Дэйна покачала головой, и ее напарник нырнул в магазин. Теперь на площадке перед супермаркетом в ожидании переминались с ноги на ногу спецагент ФБР, две лошади и мальчишка-кучер. Ну, ученик кучера. Впол­не подходящая обстановка, чтобы познако­миться.

— Привет,— негромко окликнула Скалли.

Короткий поворот темноволосой головы позволил Дэйне заметить искренний испуг в глазах парня. Он принялся гладить лошадь с удвоенной энергией, словно пытался забрать­ся под шкуру. Скалли неторопливо обошла его и запустила руку в лошадиную гриву.

— Лошади, наверное, не нравится асфальт, да? Ей трудновато на твердом. Скажите, не­ужели их никогда не подковывали?

Парень, уже не пытаясь скрыть ужас, переполошенно обернулся к дверям магазина.

Скалли сделала вид, что не заметила.

— А как ее зовут? Неожиданно парень ответил:

— Элис, — голос у него был глуховатым и хриплым — похоже, от волнения.

— Хорошее имя. Это вы сами ей такое выбрали?

На этот раз он обернулся и впервые по­смотрел Скалли в глаза.

— Мы назвали ее Элис все вместе. Про­стите, мне не разрешается разговаривать с посторонними.

— Это ничего. Ничего, — успокаивающе повторила она. — Все нормально. Меня зо­вут Дэйна Скалли.

Самый обыкновенный жест — рука, про­тянутая для обмена рукопожатиями, — сно­ва всколыхнул в глазах парня неподдельный ужас.

— Я не желаю вам ничего плохого, — дру­жески улыбнулась Дэйна.

После долгого колебания молодой человек коснулся протянутой руки и сначала нелов­ко, а затем прочно стиснул ее пальцы. Дэйна хмыкнула.

Рукопожатие все длилось. Совершенно оша­левший от собственной смелости, парень ре­шился на робкую ласку: медленно и осто­рожно он провел пальцем по тыльной сто­роне женской ладони, по ложбинке между большим и указательным пальцами. И еще раз. И еще.

Дэйна нахмурилось. Это уже переставало быть шуткой, но... Легкая тревога скользну­ла и растаяла в поднявшемся изнутри непо­нятном волнении. Затуманившееся сознание самым краешком фиксировало, как запылали губы, как закружилась голова, все стреми­тельней и стремительней, и медленно стала запрокидываться, как прилила кровь к лицу, как бьющийся в такт заполошному сердцу жар заставил сжаться живот и ослабил ко­лени... Сама Дэйна этого, к счастью, не осо­знавала. Ибо сгорела бы от стыда, если бы поняла, что все это происходит на улице.

Виновник — или невольная причина — невероятной метаморфозы, случившейся со спецагентом ФБР, стоял недвижимо, с тре­вогой и легким изумлением глядя на про­исходящее, словно не верил. Не верил, что это — в буквальном смысле — дело его рук. Дыхание женщины стало частым и преры­вистым...

— Брат Эндрю! — послышался сзади окрик. Парень испуганно отдернул руку. Дэйна осеклась на полу вздохе, сглотнула рвущийся наружу звук и попыталась справиться с дро­жью разочарования. Колени подгибались. Ей очень хотелось опереться на что-нибудь на­дежное, но под рукой, кроме старой белой лошади, ничего не было. Дэйна потянулась к несчастной скотине и каким-то судорож­ным движением зашарила по ее шее. Она по-прежнему не замечала окружающего, не заметила она и Молдера, выбежавшего из магазина вслед за «родственниками».

— Скалли, что ты делаешь? — встревоженно спросил он, обескураженный стран­ным состоянием напарника.

— Просто разговариваю, — поспешно от­ветила Дэйна, махнув в сторону лошади, но глядя совсем в другую сторону.

Фокс проследил за направлением ее рас­терянного взгляда и обнаружил на облучке колымаги лопоухого юношу, испуганно вы­глядывающего из-под широких круглых по­лей черной шляпы.

— Ты в порядке? — уточнил он на всякий случай. Было очевидно, что Скалли не по се­бе, но признаваться она в этом не собирается.

— Да, — неуверенно ответила Дэйна. — По-моему.

— Не хочешь присесть?

Она не хотела присесть. С неясной, необъ­яснимой тоской она смотрела, как дребез­жащая старая колымага, набитая грязными мешками и мрачными, как гробовщики, пас­сажирами, уносит странного молодого чело­века с угрюмым взглядом... А может быть, она смотрела сквозь улицу и прохожих в только что миновавшие мгновения, ловя по­следние вспышки угасающего огня в крови. Дыхание женщины сбилось, глаза блестели, губы ярко пылали сквозь тонкий слой неяр­кой помады.

— Интересный у них образ жизни, прав­да? Ну как? Ты ничего такого не почувст­вовала? — как можно нейтральнее спросил Фокс.

— Что-то там нечисто, Молдер, — медлен­но произнесла Скалли, по одному нашаривая слова, которые бы не выдали Призраку, что с ней творится.

— Да, — мрачно подтвердил Фокс. — Я говорил это долгие годы.

Настороженное беспокойство сменилось го­речью. Дождавшись такого редкого одобрения напарника, Молдер поддался вполне прости­тельной слабости, которая зовется «А вы мне не верили. Теперь видите, что я был прав?».

И Призрак, вопреки своей феноменальной интуиции, попросту списал замешательство Скалли на обычную растерянность. Неясное, не имеющее под собой никакого фактическо­го обоснования подозрение наверняка долж­но было озадачить рационального до мозга костей ученого, каким и была Дэйна.

Призрак выбросил мимолётный эпизод из головы.

А зря.

Жесткие ободья, никогда не носившие ре­зиновых шин — так же как копыта этих белых лошадей никогда не знали подков, — уносили своих хозяев все дальше по улице.



Окрестности Стивстона, штат  Массачусетс

Третий день

Около пяти



После мучительной кенгуриной скачки по бу­еракам, высокомерно называвшимся в Стивстоне грунтовой дорогой, машина наконец вынуждена была остановиться. Путь пре­граждал внушительный валун — булыжник-переросток.

Молдер вышел из машины, хлопнул двер­цей и уставился в развернутое полотнище самодельной топографической карты.

— Н-да, здесь нужна машина четыре на четыре, — мрачно сообщил он присоединив­шейся к нему Скалли. Тряска, похоже, из­рядно повлияла на умственные способности спецагента, поскольку развернуть карту заголовком кверху ему удалось только с пятой попытки. — Кажется, идти придется около мили.

— Только после вас, — скептически ото­звалась Дэйна.

И они зашагали по опавшей листве. Под ногами кочек было не слишком много, по­этому у напарников теплилась надежда, что они все еще движутся по дороге — по тому, что в этих краях аборигены искренне счита­ют дорогой, дьявол их забери! Фокс, отби­ваясь от хлестких веток, старательно ориен­тировался по сторонам света. Скалли наблю­дала за ним с нескрываемым недоверием.

— Так... Так... Это — запад.

— Что там на карте написано? — с наме­ком поинтересовалась она.

— Что мы уже должны быть на месте.

Призрак смял карту, скатал в хрустящий шар, зафутболил в небо. А Скалли невозму­тимо поймала — когда бумажный мячик при­летел обратно.

«На месте!» Они стояли посреди леса, и ни малейшего признака, что где-то по сосед­ству может находиться человеческое жилье, Дэйна не видела. Она вздохнула.

Где-то слева захрустели сухие листья. Скал­ли обернулась и заметила в проеме между стволами человека в черной униформе «род­ственников» — пальто и котелке. Чернопо-лый направлялся к ним.

— Молдер, смотри, — потянулась Скал­ли к напарнику.

Но тот смотрел в другую сторону, где то­же показались двое в черном. Снова хрусткий шум шагов. И слева. И позади. Лес вне­запно оказался наводнен хрустом, черными пальто, черными шляпами, мрачными взгля­дами и угрюмыми рожами.

— Мы агенты ФБР, — выкрикнула Скал­ли, ощущая пугающую бесполезность стандарт­ной формулы. — Федеральное расследование.

Фокс подхватил:

— Я агент Молдер, а это — агент Скалли. Мы расследуем убийство.

Напарники старались держаться спина к спине, но не слишком вызывающе, а со всех сторон безостановочно накатывали черные фигуры с блестящими глазами, остекленев­шими от фанатизма.

— Мне придется попросить вас держаться на расстоянии. Пожалуйста, сэр... — умоля­ющим тоном приказала Дэйна человеку, на­правлявшемуся прямо на спецагентов и, по­хоже, не собиравшемуся останавливаться.

Черное кольцо загонщиков выдвинуло од­ного своего представителя для переговоров. Вернее — для ультиматума:

— Вы пришли туда, где ваше оружие не­уместно. Мы все равно перестоим вас на этом месте. Вы не ступите дальше и шагу, если не сдадите оружие нашему совету. Вы получите все обратно, когда будете уходить.

— Мы не можем этого сделать, — затрав­ленно завертелся Фокс.

— Вам придется, — как автомат, повто­рил «родственник» — невысокий моложавый брюнет, похожий на баптиста-проповедника.

— Прошу вас! — вмешалась женщина, до сих пор державшаяся несколько позади. — Я сестра Абигайль, а это брат Оукли. Мы скор­бим о ваших бедах, нам всем очень печально слышать о том, что происходит в вашем ми­ре, но нас это не касается. Здесь, у нас, ни­кто никого не убивает.

— Мы только хотим задать вам несколько вопросов. — Скалли все еще надеялась, что недоразумение как-то разрешится.

— Ваше оружие здесь нежеланно. Будьте нашими гостями, помолитесь вместе с нами. Будьте одними из нас. Вы увидите, что мы никому не хотим ничего плохого. Пожалуйс­та, отдайте ваше оружие.

Скалли оглянулась на напарника. Тот, за­шипев, поджал губы.

Женщина вздохнула и как можно убеди­тельнее повторила:

— Прошу вас.

Дэйна повернула голову — и в поле зре­ния с готовностью вдвинулся широкоплечий мордоворот. Лес вокруг захрустел от подсту­пающих тяжелых ботинок.

Молдер уже не вертелся — он спиной чув­ствовал, как смыкается круг загонщиков. Скосил глаза на коллегу — нет, она своего «вальтера» не отдаст. Но не возвращаться же с пустыми руками! Фокс шмыгнул носом и демонстративно выщелкнул обойму из пистолета. Обойма, как влитая, легла в чужую руку, затянутую черной перчаткой. Пистолет Молдер запихал обратно в карман, сочувст­венно глядя на разоружающуюся Дэйну.

Зато женщина в черном капоре просто расцвела:

— Теперь вам совершенно нечего бояться.



Община «родственников»

Третий день

Спустя полтора часа



— Этот колодец мы выкопали двадцать во­семь лет назад...

— Я пересказал им слово Твое, но мир не понимает их, потому что они не от мира, как Я не от мира. Не о том молю, чтобы ты немедля взял их из мира, но о том, чтобы сохранил их от скверны; Они не от мира сего, как Я не от мира сего. Освяти же их истиной Твоею: слово Твое есть истина...

— А здесь мы лепим глиняные горшки, про которые вы спрашивали...

— Ты дал Сыну Твоему власть над вся­кою плотью, пусть же всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную: Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истин­ного Бога, И посланного Тобою Сына...

— Это наше поле. Вы, вероятно, никогда не видели, как работают в поле...

— Как Ты послал Меня в мир сей, так и Я послал их в мир, и да будут они едино, как Мы едино, Я в них, и Ты, Отче, во Мне... Слова, которые Ты дал мне, Я передал им, и они приняли и уразумели истинно; о них Я молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду, Отче...

— А здесь мы обжигаем глиняные горш­ки, про которые вы спрашивали.

— В начале же творения Бог создал муж­чину и женщину, плоть от плоти, чтобы двое стали едино. Чада века сего и мира сего же­нятся и выходят замуж; а сподобившиеся до­стигнуть того века и Воскресения из мертвых и предназначенные миру иному ни женятся, ни замуж не выходят, и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божий...

— А здесь мы храним глиняные... Сколько там было той деревеньки — всего ничего, — но экскурсия, устроенная неожи­данно гостеприимными хозяевами, казалась бесконечной. Молдер все порывался задать хоть какой-нибудь вопрос по существу дела, но его будто не слышали. Каждый раз агент ФБР наталкивался на очередное «а здесь мы колем дрова... а здесь мы складываем их в поленницы...» Тьфу!

Во время переходов между отдельными объектами добровольные экскурсоводы на­перебой цитировали варварские тексты, в ко­торых Скалли с удивлением узнала перекру­ченные и беспорядочно перемешанные цита­ты из Священного Писания. Она уже по горло сыта была экзотикой архаичной сель­ской жизни. Хлюпающие лужи, протянув­шиеся вдоль деревянных изгородей, симво­лизировали дорожки между домами (воз­можно, после засухи эти дорожки и вправду проявлялись и становились полезными, но безбоязненно передвигаться по ним сейчас можно было только в резиновых сапогах, ко­торые агенты — увы — прихватить не дога­дались). Маршрут экскурсии пролегал по сложно суживающейся спирали, внешний круг которой охватывал общину по перимет­ру. Когда изрядно вымотавшимся федералам позволили наконец приостановиться, Скал­ли про себя и сама уже изъяснялась в здеш­ней манере: «Возблагодарим же Отца наше­го, давшего нам время в мире этом...»

Почему-то из всего виденного запомнилась молодая женщина — в черном, естественно, платье и глухом капоре. Она принесла боль­шой жестяной таз и принялась развешивать белье на веревках, не обращая внимания на промозглый осенний ветерок. Скалли снача­ла удивилась, а потом заметила на руках прачки черные кожаные перчатки.

— Там мы держим малых сих, а это — наш Главный дом. Добро пожаловать и бла­гословенны будьте.

«Малыми» оказались почему-то лошади, и жизненного пространства для них не пожа­лели: прямоугольный сарай, отведенный под конюшню, мог бы вместить пару спортивных самолетов. А упомянутый Главный дом пред­ставлял собой унылую трехэтажную конст­рукцию под двускатной крышей.

И возле угла дома переминался с ноги на ногу озябший мальчишка-кучер.

Дэйна невольно вздрогнула.



Ночной клуб «Привет, Шизофрения!»

Германтаун, штат Мэриленд

Третий день

22:00



Леди Шизофрения смотрела с фрески при­ветливее, чем накануне. Мальчишески краси­вый блондин кивнул ей уже как знакомой. Потом окинул толпу взглядом и выбрал брос­кую блондинку среднего роста — она как раз пробиралась к краю танцплощадки. Догнать женщину удалось уже в закутке под лестни­цей на второй этаж, где располагался бар.

— Может, потанцуем?

— Я сейчас не хочу, — отмахнулась она. Парень взял ее за руку. Не схватил, нет — он вовсе не был наглым, — а просто ласково погладил. Это было... приятно. Очень. Но женщина все же повторила:

— Нет, правда. Меня не интересует ваше приглашение.

— Ну, всего один танец, — просительно проговорил молодой человек, не отпуская дрогнувшей руки.

Ответом ему уже была улыбка. Нежное прикосновение сделало свое дело. Помедлив, блондинка кивнула:

— Ладно. Один танец.

— Один танец, — подтвердил он и увлек ее за собой на танцплощадку.



Община «родственников»

Третий день

Под вечер



Гостям помогли раздеться и пригласили в общую столовую. После прогулки по дерев­не накрытый стол производил просто празд­ничное впечатление, несмотря на примитив­ную утварь. Под черными пальто оказались не менее черные костюмы, и белые воротни­ки еще неотвратимей, чем прежде, наводили на мысли о гробовщиках. Женщины носили платья и большие белые передники, а чер­ные капоры сменились белыми чепцами. Ве­селее от этого опять же не стало.

Здешние мужчины, казалось, делились на две разновидности: тощие и толстые. У ху­дых глаза сверкали истощенным фанатиз­мом; толстые — как на подбор — выглядели забойщиками скота, готовящимися к заслу­женному отдыху.

Скалли уже мутило от черно-белого кино. Она мучительно вспоминала, нет ли у нее в вещах чего-нибудь красного, зеленого или хо­тя бы серо-буро-малинового. Нет, она предус­мотрительно выбросила из карманов все, что могло бы оскорбить религиозные чувства этих маньяков-цветоненавистников. О! У Молдера должен быть носовой платок в коричневую клетку. Надо будет попросить.

За прямоугольным столом помещалось де­сять человек. Скалли и Молдера провели к середине стола, место во главе заняла сест­ра Абигайль, напротив нее встал за спинкой своего стула «тощий», остальные стулья предназначались «толстым» и «тощим» при­мерно поровну. По левую руку от сестры Абигайль остановилась непримечательная де­вушка непонятного возраста, а место справа оставалось незанятым, и теперь все девять человек, не садясь, терпеливо дожидались опоздавшего.

Им оказался тот самый лопоухий парниш­ка-кучер. Фокс тихонько фыркнул: это что, «родственники» таким образом всеобщее ра­венство утверждают — усаживая рядом гла­ву общины и младшего «кудапошлюта»?

Несколько секунд обеденный боевой рас­чет еще простоял неподвижно, а затем в еди­ном порыве все сели. Молдер оживился бы­ло, но ритуал оказался еще не окончен:

— Давайте помолимся все, как надлежит молиться всем, кто един, как един Господь и дети его. Мы, разделенные и посланные в этот мир...

Молдер из вежливости потупил глаза и пошевелил губами, надеясь, что это сойдет за его личную молитву, но долго притво­ряться не стал. Его внимание привлек «толс­тый», сидевший на противоположной сторо­не стола, на углу. Пожилого толстяка ду­шил тяжелый кашель. Тонкие вьющиеся — уже старческие — волосики частью липли ко взмокшему лбу, а частью подпрыгивали от сотрясений дородного тела.

— ...благодарим за время, отпущенное нам в этом мире...

Молодой кучер осторожно покосился на Скалли. Сейчас он выглядел юным и трога­тельным — черный костюм сидел на нем как школьная форма, глаза настороженно гляде­ли из-под густой челки, симметрично расче­санной на две стороны. Скалли, чувствуя, но не осознавая внезапное свое смятение, заставила скрипящую шею повернуть голову к этому странному созданию. Парень беззвуч­но прошептал короткое слово. Скалли не ра­зобрала какое, но губы ее тотчас запылали, а горло пересохло.

— ...Мы просим силы, чтобы мы могли восславить щедрость, которую Господь пре­доставил нам. Незримо присутствует Он с нами в мире, соблюдая нас во имя Свое; и сохраняет нас, дабы никто из нас не был потерян, да сбудется Писание. Мы молим­ся за наступающий день, за момент нашего освобождения. Аминь.

— Аминь, — отозвались остальные «родственники».

На лице сестры Абигайль появилась ис­кренняя широкая улыбка:

— Давайте поедим.

И все опять же разом зашевелились, по­тянулись к тарелкам, вилкам...

Фокс воспринял окончание официальной части как сигнал перейти наконец к работе:

— Я прошу прощения, а можно мне за­дать пару вопросов? Мы разыскиваем чело­века, который — возможно! — родом от­сюда.

— У нас есть фотографии, — поддержала напарника Скалли, заставив себя отвлечься от соседа слева, из-за которого она только что еле справилась с дыханием, будь трижды неладен этот мальчишка.

— Мы не признаем фотографий, — сухо и без паузы ответила сестра Абигайль так, словно все остальное, сказанное чужаками, ее и вовсе не заинтересовало.

— Было совершено преступление. Нам нужны ответы на некоторые вопросы, если вы, конечно, нас простите...— настаивала Дэйна.

— Что это за фотографии? — неожидан­но включился в разговор молодой кучер.

Решился он заговорить не сразу, а после долгого взгляда на хозяйку общины и тяж­кого вздоха. Странно, но в ответном взгля­де читалось скорее поощрение, чем запрет. Что-то вроде учительского «ну, как ты справишься?».

Дэйна с надеждой посмотрела на парня:

— Видеокамеры охранной системы в го­стинице записали изображение мужчины и женщины, совершивших убийство.

— Когда были совершены эти убийства? И где?

— В Вашингтоне, в одном из отелей, — включился Фокс. — Если мы организуем вам просмотр видеокассеты, может, вы сумеете опознать эту личность?

Снова короткий обмен взглядами, но те­перь юноша заговорил вполне уверенно. Слов­но отвечая выученный урок. А учительница, чтобы не смущать ученика, тактично опусти­ла глаза.

— Как много зла этот человек совершил в вашем мире?