А пока шел полуфинал, и преимущество оказывалось то на одной стороне, то на другой. Это и имел ввиду Джордж Буш. Конечно же, он должен был знать об одном из многочисленных эпизодов Великого противостояния, в котором, как считалось противной стороной, флот США сыграл со счетом 2:1. Мне это представляется сомнительным. Назовем данный эпизод как «Леги против Чарли» и проследим за развитием событий и счетом в ходе «Игры».
Место действия – прибрежные воды США в районе Сан-Диего. Первый тайм. Счет 0:0.
Выход в море на боевую подготовку в пятницу всегда неприятен для экипажей кораблей вне зависимости – советский это флот или американский. Такое на нашем флоте чаще всего «светит» якорной стоянкой на рейде до понедельника, у американцев – лишением бонуса к жалованию за невыполнение недельного плана. Провести же уикэнд на борту, когда в бинокль можно разглядеть прелестниц в бикини на пляжах Баха Калифорния, для них немыслимо.
В то утро пятницы мы лежали в дрейфе в точке, с которой хорошо просматривался Норт-Айленд и торчащие за ним топы мачт ошвартованных в ВМБ Сан-Диего кораблей, ожидая ежедневный мини-парад – выход американских «боевиков» в море. Как по расписанию в 09.00 «поплыл» фок большого крейсера, за ним – узнаваемые «низкорослые» мачты фрегатов типа «Нокс» и «Перри». Недолгое ожидание – и вот уже под мостом, соединяющим город и остров Норт-Айленд, появились «мышиные» силуэты отряда боевых кораблей, возглавляемых нашим старым знакомым – крейсером «Леги» – металлической реинкарнацией Уильяма Леги, начальника штаба ВМС США при президенте Франклине Рузвельте, кораблем таким же подтянутым и строгим до вздорности, как и сам почивший адмирал. Это он за три дня до описываемой встречи сыграл злую шутку, целенаправленно включив на полную мощность средства радиоэлектронной борьбы и прервав нашу связь с Владивостоком на долгие пять часов. Встретившись опять, мы не думали, что этот день станет днем реванша!
«Чарли», не удостоившись приветствия чопорного «Леги», пристроился в кильватере американских кораблей, следующих малым ходом курсом, ведущим на главную игровую площадку 3-го Флота ВМС США – Тихоокеанский ракетный полигон «Пойнт Мугу». Здесь на тридцати шести тысячах квадратных миль водной поверхности Калифорнийского залива проводятся большинство учебных и испытательных стрельб; здесь запускаются зенитные и противокорабельные, противоспутниковые и баллистические ракеты корабельного и воздушного базирования. Сердце и нервный центр этого монстра – остров Сан-Николас, с которого осуществляется наблюдение за акваторией и воздушным пространством и управление всеми силами и средствами, находящимися в зоне ответственности Главного диспетчера полигона, «бессмертное» имя которого – «Плид Контрол».
Вступив на «шахматную доску» Пойнт Мугу, виртуально расчерченную квадратами боевой подготовки, отряд «Леги» отметился в сети «Плид Контрола», сообщившего «удивленному» флагману, что на хвосте у него висит советский «Чарли Чарли Браво» (так в устах американцев на военный манер звучал наш бортовой номер «ССВ»). Крейсер и фрегаты в ответ плотоядно «улыбнулись» белоснежными ракетами «Стандарт» и «Си Спэрроу», выехавшими на направляющие пусковых установок, впрочем не для устрашения «Чарли», а для проверки оружия перед операцией, и начали движение в район стрельб севернее Сан-Николаса ближе к островам Сан Мигель и Санта-Роза, которые, как естественные укрытия создавали «парниковые» условия для стреляющих, прикрывая их собой от ветра, волнения и течения. На них же размещались три вертолета и радиопеленгаторы, сыгравшие в последующих событиях важную роль. А пока лазурное небо Калифорнии не подозревало, что через час его начнут дырявить с той же тщательностью, что и мультяшная эскадра из «Приключений капитана Врунгеля».
Придя в точку, отряд рассредоточился в боевой порядок треугольником со стороной в 3 мили, милостиво позволив «Чарли» занять безопасное место в его центре после того, как «Леги» рутинно предупредил нас о нахождении в районе опасных ракетных стрельб. Сделано это было полусонно-безразлично, как и подобает «железному адмиралу». Ну, и слава богу! Значит, не будет назойливых облетов «Орионами», опасного маневрирования и попыток вытеснения из района. Пятница! В ней все дело!
И карусель закрутилась. С материка были запущены радиоуправляемые мишени, которые устремились к «Леги» и его отряду, имитируя атаку крылатых ракет. Навстречу им с крейсера и фрегатов начали взмывать «птички» с головками теплового наведения, взрываясь далеко впереди и вверху и оставляя очередную «дырку» в небе в виде белесого облачка. «Отразив» первую волну нападения, «Леги» задробил стрельбу, позволяя вертолетам, прилетевшим с островов, эвакуировать приводнившиеся на парашютах мишени. Три целехонькие оранжевые «сигары» дрейфовали в зеленых пятнах разлившейся маркирующей краски, ожидая, что подлетевший вертолет зависнет, подхватит стропы крюком и унесет их на берег для обслуживания, заправки и последующего использования, так как не в них целились ракеты с кораблей, а в горящие магниевые шашки, сбрасываемые мишенями по радиокоманде с Сан-Николаса.
Быстро сделав дело, вертолеты улетели, дав возможность «Леги» отстреляться по второй волне и, немного подождав, по третьей, после чего крейсер и его отряд «вышли не редан» и помчались домой в Сан-Диего, забыв, что «Макдональдс» работает круглосуточно. «Плид Контрол» «зевнул» им на прощание и тоже закрылся. Два вертолета сообщили, что горючее на исходе, и смылись занимать очередь за двойным чизбургером, оставив, видимо, самого молодого собирать два все еще плавающих «сигарных окурка».
Нам же до похода в пельменную на улице Ленинская оставалось еще месяца три, поэтому мы продолжили курсировать самым малым ходом в том же районе, с интересом наблюдая за трудягой вертолетом и делая ставки – уложится он в 30 секунд для захвата мишени крюком или нет. Первый раз уложился. Мой друг Колька выиграл банку черешневого компота. Прилетев за второй мишенью, вертолет замешкался, выловив «рыбку» только со второй попытки и на второй минуте.
– Нервничает! – сказал Николай, отдавая банку обратно. Он болел за вертолетчика, так как сам был страстным рыбаком.
– Тащ капнант, – раздался голос сигнальщика, – еще одна приводняется у нас по курсу!
– Стоп машинам! Право на борт! – крикнул вахтенный, экстренно переведя «Чарли» в циркуляцию, иначе американская ракета приземлилась бы к нам на бак или повисла на фок-мачте, зацепившись стропами. Вовремя отвернув корму от опасной для винтов медузы упавшего парашюта, корабль лег в дрейф всего в двух кабельтовых от плавающей мишени.
– Вертолет, сволочь, на подлете! – сглотнув слюну и закатав губы обратно, сказал вахтенный, в глазах которого отражалась картина – оркестр на стенке, встречающий героя с ракетой под мышкой, и радостно плачущие адмиралы! Картина помутнела и исчезла, как только вертолет завис над зеленым пятном. Но американский пилот (привет, Брайан!) возродил нашу надежду: стрекоза «Белл 206» с позывным Aspen – «Осина» (скажите мне теперь, что только у нас нелепые позывные!) трижды пытался поймать мишень, чему не мешали ни волны, ни ветер, но так и улетел пустой. Часы показывали 18.00 местного времени, на календаре все еще числилась пятница.
– Вернется! Заправится и прилетит! – сказал Колька, продолжая симпатизировать пилоту-«рыбаку». Но он так и не прилетел ни через час, ни через полтора. Солнце стало «моргать», предупреждая о скором «выключении», а соблазнительная «рыбка» дрейфовала уже в одном кабельтовом от «Чарли».
– Вахтенный, самый малый вперед. Руль лево на борт. Сигнальщику следить за мишенью! – первым принял решение старпом, желая приблизиться вплотную, сделать фотографии и… подумать над дальнейшими действиями. Срочно созванный консилиум, бубнящий как последователи культа Вуду, окружил старшего офицера.
– Владимыч, это ж… почти «Гарпун»… Тащ третьего ранга, она ж из композитных материалов! Кусочек отломать бы?!… Что композитка… там цифровой компьютер на борту… и горючки образцы бы взять! – доставала старпома толпа, не заметив, что командир прошел из штурманской рубки на ходовой, бросив через плечо: «Товарищи офицеры, буй вам в руки вместо ракеты!» Опытный и осторожный моряк знал, чем может кончиться попытка слямзить американскую собственность. Прецеденты на бригаде уже были. Оценив обстановку, он спустился в свою каюту и через пять минут вызвал к себе командиров боевых частей. Чутье его редко подводило, но доводы «бычков» и наш мальчишеский азарт заставили изменить решение. Как он позже жалел об этом! И так нас жалел, и этак! Но это было позже. А пока корабль подошел бортом к мишени, закрывая ее собой от визуального наблюдения с островов, а окрыленный старпом уже строил боцманскую команду на юте, сжимая в руке кошку. Его первый бросок не достиг цели. Второй был точен, зацепив стропы. Тащили ракету из воды десять человек, легко выдернув на палубу 230-килограммовую «сигару». И вот «золотая рыбка» у наших ног – четырехметровый прототип противокорабельной ракеты «Гарпун» радиоуправляемая мишень BQM-74E, произведенная корпорацией «Нортроп» на заводе в Вентуре. Помните свое детство и то ощущение, когда получаешь долгожданную игрушку? Щенячий восторг! Это мы и чувствовали, поглаживая мокрую спину «рыбки» и стараясь разглядеть каждую деталь, но солнце уже ушло за горизонт, и никто не заметил текущую из нее маркерную краску, и никто не вспомнил о все еще работающем радиомаяке, встроенном в ракету, зато нащупали крупную табличку на ее борту, подсветили фонарем и прочли: «Данная мишень является собственностью американского правительства. Просьба возвратить ее представителям американских властей или любому кораблю ВМС США. Вознаграждение – пятьсот долларов».
– Пятьсот разделить на сто восемьдесят… Маловато будет! – меркантильно заметил инженер РТС по кличке «Пчел», не зная, что закупка каждой BQM -74 обходится американскому флоту в двести восемьдесят тысяч.
– Слесаря вызывали? – вздохнул Пчел, бросив на палубу сумку с инструментами, так как получил приказ командира «разделать рыбку», фюзеляж которой был более чем габаритен для того, чтобы поместиться в пустующих внутренних помещениях. Осмотр показал, что болты изделия слишком высокотехнологичны для его советских инструментов. Послали за механиком. Умный дядя Миша все понял сразу и пришел с кувалдой и долотом. Зрительно нарезав ракету на три отсека, он приложил долото с первому шву и занес кувалду… В этот момент палуба завибрировала, и корабль дал ход!
– Что же он, ля, делает! – обречено заорал Пчел в лицо старпому, показывая в сторону ходового, на котором «рулил» командир. – Радиомаяк же еще работает! Ломайте антенну или тащите фольгу, чтобы ее заэкранировать. Вес, ля, повяжут нас янки!
Через десять минут корабль шел средним ходом, сводя с ума операторов американских станций слежения, у которых пеленг на мишень вдруг начал перемещаться со скоростью 15 узлов.
– Иваныч, ломай ее скорее нахрен! – понял ошибку старпом, и механик заработал кувалдой как отбойным молотком. Кто-то прибежал с пожарным топором, и работа закипела! Через полчаса «тело» было расчленено на три части: первую – головную с пенопластовыми муляжами бортовой РЛС и боезаряда, вторую – отсек управления с кучей «вкусных» внутренностей, приправленных главной изюминкой – тогда еще невиданным портативным цифровым компьютером, и третью – двигательный отсек с миниатюрным турбовентиляторным джетом, который впору было устанавливать на велосипед!
Разнося «расчлененку» по разным помещениям, не досчитались двигателя и парашюта.
– Хрен с ним, с парашютом! У матросов трусы поизносились. Пусть новые нашьют! – пошутил старпом, не ведая, что глаголет истину. – Где движок, волки!
Движок, естественно, нашелся в зиповой запасливого Пчела, который ныл, отдавая его: «Я аэросани хотел сделать дома!» – за что получил подзатыльник и ходовую вахту вне очереди. Знал бы старпом, как это чревато!
День закончился тихо, принеся нам одно очко в первом тайме. Все, кроме Пчела, заступившего на вахту, разбрелись по своим каютам. Пора было отдыхать после дня полного событий. Верное решение, так как не ведали мы, что последующие три дня станут бессонными для большинства из нас. Проходя мимо своего заведования, заглянул не боевой пост, чтобы узнать обстановку.
– Ребята, где «Леги»?
– Тащ, крейсер на подходе к Сан-Диеге и уже заказал буксир.
– Добро! Если отметится в связи опять, немедленно доложите на ходовой.
А на ходовом стоял Пчел, поэтому многие ворочались в койках, не в состоянии заснуть от беспокойства. Пчел был «талисманом», нет – черной меткой корабля! Практически все нештатные ситуации происходили на борту, когда «рулил» он. Сейчас же «Чарли» шел полным ходом под Лос-Анджелес, и мы знали, что завтра там будет проводиться парусная регата, для участия в которой многие яхты вышли в море с ночи и лежали в дрейфе. Говорят, Пчел поработал на славу, создав панику среди яхтсменов и едва не задавив двух из них, пройдя всего в пятнадцати метрах. Но мы узнали об этом утром, когда было уже не до этого…
Место действия – пятнадцать миль западнее ВМБ Лонг-Бич. Второй тайм. Счет 1:0 в пользу «Чарли». Пока.
Ужасно хотелось спать, но колокола громкого боя не давали. Мозг пытался вспомнить, были ли вначале три коротких звонка, которые означали бы учебную тревогу, но получал отрицательный ответ. Когда же корабельная трансляция голосом самого командира гаркнула «Боевая тревога!», мозг сказал «Опа!» и приказал телу бежать со всех ног на ходовой мостик. Там он окончательно и активировался, оценив обстановку и вынеся вердикт: «Погано все, брат!». Действительно, поганее не бывает: хмурый командир сидит в своем кресле с лицом лишенным следов сна, рядом курит смущенно-печальный старпом, вахтенный офицер «морщит мужественную репу», своим видом показывая, что все «по-взрослому», что он не нажимал кнопку локтем, заснув на вахте.
– Толя, что? – тихо спросил его, невольно пригнувшись от воя реактивных самолетов, побривших наши мачты.
– Гинтрудеры, ять! – вздохнул вахтенный, кивнув в сторону делающей разворот для повторного захода пары американских штурмовиков «Интрудер».
Оглянувшись по сторонам, увидел выплывающие из тумана силуэты «Леги» и компании и сразу все понял. Ударив ребром ладони по кнопке «Лиственницы», вызвал свой боевой пост и недобро спросил: «Что, ля, больше радиограмм от „Леги“ не было?».
– Была, тащ, но очень короткая…
– Ну-ка, «сыграй» ее мне! – рявкнул, уже зная, что услышу.
Динамик захрипел возмущенным голосом «Плид Контрола», забывшим в своей ненависти о любых правилах радиообмена: «Леги», запрещаю заход в Сан-Диего, пока ракета не будет найдена и возвращена!».
Получив фитиль, разъяренный «адмирал», лишенный субботних радостей, всю ночь рыскал по обширному району, чтобы найти нас затерявшимися среди частных яхт. Найдя, пыхтел в трех кабельтовых от лежащего в дрейфе «Чарли», не зная с чего начать экзекуцию, чему мешала презумпция невиновности – видимые признаки «преступления», скрытые туманом, пока отсутствовали. Подсказали мы сами, объявив протест и заметив, что нам трудно дышать в «тесных объятиях братского американского флота». Казалось, «Леги» просто взорвется от такого нахальства. В ответ «боевики» плотнее прижались к нам с трех сторон, намекая, что текущий счет 1:1, и играть нам, сердешным, теперь сугубо в обороне.
– Самый малый вперед. Рулевой, держать нос на мидель крейсера. – начал закипать уже наш командир, надеясь вырваться на чистую воду. «Леги» нехотя дал ход, открывая нам путь на запад, и тут же пристроился в кильватере, приказав фрегатам «вести русского под руки». Сверху нашу «голову» прижимали прилетевшие с авиабазы Норт Айленд противолодочные «Викинги», подключившиеся к акции «устрашения». Какое уж тут устрашение, когда над головой летают «пылесосы» без оружия на внешних подвесках! Безуспешно применив весь незамысловатый иезуитский набор, «Леги» решил сменить кнут на пряник и попытаться поговорить с нами как флотский с флотским. С этого бы и начинал, глупый! А так упустил свой шанс, давя нам бока.
– «Чарли», мишень у вас?
– «Леш», вопрос не понял.
– Вчера она приводнилась у вашего борта. Вы ее видели?
– Видели! И что?
– Вы взяли?
– Нет. Она отдрейфовала от нас на… хм… в сторону. А что, вертолетчики ее все же утопили?!
– Спасибо за помощь! – обречено процедил сквозь зубы «адмирал».
И тут включился величайший демаскиратор всех времен и народов – Солнце, рассеивая остатки дымки и ярко освещая корму «Чарли», левая часть которой оказалась не шарового, а ядовито-зеленого цвета. «Рыбкина кровь» разбрызгалась!
– «Чарли», прошу возвратить американскую собственность, – воспрянул духом крейсер.
– «Леги», вас не слышу. Самолеты шумят. Повторите по слогам.
О, чудо! «Викинги» отвернули на юг и улетели, чтобы больше не показываться.
– Советский корабль, повторяю! Отдайте мишень!
– Что говорить? – посмотрел на черного как туча командира.
– Пошел он в Сан-Диего вопросы задавать! Ври дальше! Вахтенный, курс 270 на Владивосток. Командира БЧ-4 ко мне! – начал звереть Прокопыч.
– «Леги», повторяю – мишени на борту не имеем! – огрызнулся на «адмирала», и это прозвучало как каламбур в контексте ситуации.
Примчался Вова Пряник, главный связист, и, подходя к командирскому креслу, завернул влево ручку громкости радиостанции, пригасив занудное бормотание «Леги»: «Прошу… Требую… Настоятельно требую!».
– Срочно дать связь с оперативным штаба! – приказал Прокопыч.
Лучше бы не давал, так как совет дежурного из Владивостока оказался столь же бесполезен, как ветер для повесившегося слесаря Петрова.
– Что делать? – спросил командир перебиваемого атмосферными помехами оперативного.
– Что-что! Завернуть в брезент, положить груза и тихонечко ее за борт! Как в песне!
– Не могу – обложили со всех сторон!
– Тогда сообщайте в Москву и крутите… винты!
Опять прибежал Пряник и получил распоряжение Прокопыча «звонить» в Главный штаб.
Разговор с москвичами тоже ничего не принес – там мрачно выслушали доклад и дали лишь одну рекомендацию: «Морду топором, курс на Владивосток!», что уже почти шесть часов и делалось. Мимо проплыл Сан-Николас, на котором «скрежетал зубами и ломал об колено подзорную трубу» главный диспетчер полигона, уже получивший нагоняй от своей «бзби» и простившийся с личными субботними планами. Тут-то американцы и осознали – еще часов шесть этой гонки, и воскресенье накроется тоже! «Давить» русских за пределами полигона будет гораздо сложнее, а ночь поможет им, при желании, скинуть «рыбку» туда, где глубины более километра, компьютер – в карман и концы в воду. Опять позвонила «бэби» и сообщила о поломке газонокосилки, которой она пыталась «подстричь» выброшенную на улицу одежду мужа. И «Плид Контрол» вышел из себя, попутно вспомнив о долге!
– «Леги», на борту ракеты находится цифровой компьютер, пропажа которого чревата для вас! Приказываю провести специальную операцию против русских! – заорал он без стеснения, забыв, что «приговоренный» тоже слышит.
– Добро, – зверски улыбнулся командир, приняв доклад о планах американцев. – Старший помощник, играйте боевую тревогу!
Через десять минут по бортам «Чарли» лежали матросы с автоматами в руках, а на полубаке офицер и двое мичманов безуспешно пытались зарядить единственное достойное оружие корабля – шестиствольную «фукалку» АК, которая с момента постройки корабля всегда клинила после третьего выстрела. Отчаявшись зарядить ее, нештатные «артиллеристы» показали «Леги» средний палец и направили пустые стволы в его борт. «Адмирал» оценил жест и дал фрегатам отбой. Стволы американских орудий медленно поползли в исходное положение.
Дальнейшее совместное плавание стало приятной прогулкой под руки с холодно-галантными фрегатами, за действиями которых следил чапающий в кильватере крейсер. Теперь он молчал, смирившись с судьбой и надеясь на Всевышнего. По курсу лежал бескрайний Тихий океан, давно «утопивший» за горизонтом американское побережье и шумом волн заглушивший отборный мат «нервного» центра полигона.
Тут-то и подключился «Всевышний» – Большой Белый Вождь из Вашингтона, приславший приглашение советскому военному атташе посетить пятиугольный дом на берегу Потомака. Тот нагладился, надел ордена и прибыл…искать пятый угол. «Найдя» его, обиженно позвонил «Двенадцати Толстякам» из Политбюро. Выслушав атташе, они пригласили «на чашку чая» своего главного флотоводца, лучший друг которого, «Главный Толстяк», уже давно лежал у стены, и поэтому Горшкову стало сложнее защищать честь Флота. Получив вводную, адмирал начал действовать. Действие в тех высоких сферах – это бесконечные разговоры по телефону, позволяющие выяснить степень угрозы своему положению, найти рычаги для его сбалансирования и, уже исходя из этого, найти виновных и наказать невиновных. Горшкову же нужен был компромисс – сохранение «невинности» командира «Чарли» – ибо кто как не сам Сергей Георгиевич утверждал руководящие документы, сделавшие экипажи кораблей «клептоманами», прикарманивающими любую найденную железяку и делающими это настойчиво и последовательно!
Последним звонком в его списке стал звонок нашему кэпу. С приговором!
– Тащ командир, Главком на связи! – всхлипнул Вова Пряник, нервно почесывая «обожженную» руку, которая только что держала трубку «красного» телефона, печально глядя во внезапно ссутулившуюся спину Прокопыча. Зачем-то кэп взял в радиорубку и меня. Видимо, чтобы было кому вынести его грузное обесчещенное тело и бросить за борт в пустынные воды Тихого океана. До американского берега уже было миль триста…
Попрощавшись глазами с окружающими, кэп собрался, взял трубку и ЗАОРАЛ: «Товарищ Адмирал Флота Советского Союза, докладывает командир…». Слова его и Горшкова репетовались включенным динамиком, откуда донеслось в ответ: «Командир, ракета действительно у вас?».
– Так точно, товарищ Ад…
– Какого хрена вы ее взяли на борт!
– Добывали образцы оружия и боевой техники, тащ Ад… Флота.
– Приказываю! Срок полчаса!! Возвратить ракету американцам!!! Доложить об исполнении!
– Не могу, тащ Ад… С… С…
– Почему?
– Волнение пять баллов и ракета… эта-а… не в порядке… разобрана.
– Собрать и возвратить! – завизжал динамик.
– Не могу, тащ Ад. Ховюза! – и это было уже второе «немогу»!
– Па-а-а-чему!!?
– Мы ее топором ломали…
– Так бы сразу и сказал! Договорись с американцами о времени и условиях передачи груза. Об исполнении доложить! – почему-то смягчился Горшков, услышав о топоре. Ассоциации… Тяжела жизнь на Олимпе!
Усталый, но довольный тем, что кровь не пролилась, командир махнул мне рукой: «Иди, трепись со своим „друганом“! Обрадуй „Леги“, что мишень случайно нашлась».
Третьи сутки бесцельно телепающийся за нами обиженный крейсер на вызов отвечать не хотел. Ответил лишь тогда, когда я «оставил на его автоответчике» давно ожидаемое: «Леги», мишень у меня на борту. Готов обсудить процедуру ее возвращение».
Сказать, что американцы оживились, значит – ничего не сказать. Они возбудились, заулыбались, закудрявились и побежали звонить своим «бэбям».
– «Чарли», а как передавать будем? Ошвартуемся бортами? – спросил командир крейсера, подразумевая братание и «большой бэмс» с русскими. Ну их, «бэбей» этих! Мужской выбор!
– Он что, головой ударился! – заорал едва выживший Прокопыч. – Скажи, что передачи не будет. Вернее, будет, но потом… когда возвратимся на Пойнт Мугу и прикроемся островами.
Это сообщение не омрачило радость американцев, которые расступились и позволили нам беспрепятственно лечь на курс, ведущий обратно к Америке.
Возвратившись на почти штилевую воду восточнее Сан-Николаса, «Чарли» и его почетный эскорт легли в дрейф.
– Швартоваться бортами будем? – не потерял надежду «Леги».
– Скажи больному, что мы готовим специальный плот, на котором отправим «рыбку». Пусть ждут! – хитро улыбнулся кэп, зная, что механики уже сваривают две бочки из-под машинного масла, а боцман готовит настил из досок. Позже, когда «плот» был готов, принесли брезент, в который свалили то, что осталось от ракеты. Пчел чуть не рыдал, прощаясь с двигателем; матросы же, поглаживая «совканолевые» атласные трусы, радовались Шуркиному горю и своему нехитрому счастью. Вот и развязка: плот с пришкертованным тюком поднялся в воздух на кран-балке и осторожно лег на водную гладь. Спустившийся по шторм-трапу боцман дал ей прощальный пинок, и мы пошли на ходовой ждать неминуемые вопли и проклятия от «Леги», которому никто и никогда не говорил, что он получит «конструктор „Лего“ вместо целой и невредимой мишени, и будет ли среди „кубиков“ рыбкин мозг, и если будет, то в каком состоянии…
От крейсера отвалил катер с сидящими офицерами и матросами в касках и спасательных жилетах. Подцепив наше убогое плавсредство багром, американцы подтащили его к борту, ловко подняли и поставили на ют, завершив второй тайм со счетом 2:1 в свою пользу.
Третий тайм был скоротечен и принес неожиданные результаты: «Леги» вышел на связь, сладким голосом предлагая поговорить на прощание.
– «Чарли», благодарю Вас за содействие и СВОЕВРЕМЕННУЮ помощь! – восторженно пропел командир крейсера – Считаю инцидент исчерпанным. Желаю приятного плавания!
Мы чуть не всхлипнули от такой душевности и помахали ему пилотками на прощание. В наших глазах стоял большой знак вопроса! Что было позже, когда мишень привезли на Пойнт Мугу и собрали «кубики» воедино, нам не известно.
А к вечеру прибежал боец с информационной лентой агентства «Ассошиэйтед Пресс», которое сообщило: «Пример плодотворного сотрудничества. Советский военный корабль, находившийся в районе стрельб американского флота, поднял приводнившуюся ракету-мишень и ПО ПЕРВОМУ требованию возвратил ее кораблю ВМС США. Командование Флота сообщает, что передача произошла без инцидентов в дружественной атмосфере».
Возвратившись домой, наш командир не получил ни выговора, ни благодарности. А через год «Чарли» опять сходил на Пойнт Мугу и привез оттуда еще более «навороченную» ракету-мишень, которая долго лежала под забором бригады не нужная никому. Начиналась Перестройка! Я же иногда достаю кусок обшивки хвостового оперения той первой «рыбки» с надписью Nortrop Ventura division и следами корабельного мазута «Чарли», вспоминая. «Чарли», мой «Чарли», за что же они тебя порезали в расцвете сил! У тебя отняли будущее, но какое яркое прошлое за кормой!
Тебе, мой корабль…
КИНУТЫЙ РОДИНОЙ
Корабли как человеки. Есть яркие, удачливые, долгоживущие, есть малозаметные, серые и рано уходящие «под нож».
Вспоминая танцующую у берегов Канады «Терра Нову», представляю беззаботную легкохарактерную барышню без возраста, привлекательную даже в военном фраке мышиного окраса.
А вот – Оно. Зовут «Гитарро». «Сальса, фиеста, текила!» – подумаете вы. Нет! Звучит красиво, на деле – сплошной брейк дэнс, потому что ломалась часто, тонула у причала и горела эта американская подводная лодка, которую родной экипаж называл не иначе как «дочерью сумасшедшего конструктора».
Другой пример – корабль, похожий на менеджера мелкой оптовой компании, суетящегося и постоянно оказывающегося в передрягах. Служил бы в русском Флоте, назывался бы фрегатом «Облом». В американских ВМС он носил имя «Кирк». Сейчас называется «Фен Янг» и служит Тайваню перед уходом на пенсию.
А тогда полный сил «Кирк» шустрил под вывеской 7-го американского флота, выведывая секреты конкурента своей конторы – Тихоокеанского Флота СССР.
Я много раз встречался с ним в море, но первый раз всегда самый интересный.
Мой корабль только что возвратился в базу после четырех месяцев отсутствия, последовавших с двухнедельной передышкой за шестимесячным походом. Впереди пара недель послепоходовых отчетов и – долгожданный отпуск! Но осуществимы ли личные планы на Флоте? Осуществимы, если ты умеешь шхериться. Если ты юн и прямолинеен, место твоего отпуска – боевой поход в море!
И вот я стою перед комбригом, которому явно неловко, но и наплевать одновременно.
– За неделю успел отдохнуть? – участливо спрашивает он, смело глядя мне в затылок рикошетом от переборки.
– Ничего, тащкаперанг, скоро отпуск…
– Правильно… Но лучший отдых – в море! Собирайся, сбегаешь на недельку к Находке – рыбу половишь!
– Тарщ капи…
– 30 узлов ходил? Нет! Завтра прочувствуешь! В 09.00 быть на 33 причале. О прибытии доложить командиру ВПК «Ташкент»!
Утром я, мичман и двое матросов стояли на юте этого железа, которое обещало прокатить нас 30-узловым ходом. Довольно скоро, по флотским меркам, часов в 10, но вечера, отвязались, дали ход и действительно пошли очень быстро. Но недолго…
Сидя в каюте помощника командира, спросил у усатого каплея:
– Долго под Находкой шкиряться будем?
– Паренек, мы в Индийский океан на боевую службу идем! – отозвался он.
Уснул я умиротворенным: что воля, что неволя… Ночью снилась Индира Ганди, но не как женщина, а как символ моего нескорого возвращения домой. Ее насильно везли к Брежневу, но не как символ, а как женщину…
Утром, проснувшись от шума аврала, увидел в иллюминаторе не Ватинанунантапурам, а Техас (Шкотово-17) под Находкой. У слишком разогнавшегося БПК полетел котел, и его экипаж «очень сожалел» о невозможности выполнения боевой задачи.
Старпом «Ташкента» вывел нас на стенку и показал, куда нам дальше идти. Лучше бы к стенке поставил! Или бы послал, куда обычно посылают! Его палец указывал на полуржавый тральщик, именовавшийся «Запал», но выглядевший как «Попал».
Таким он и оказался.
Вам приходилось плавать на Корабле Дураков? Нет, нет – экипаж тральца был юным и славным. Каждый по отдельности член… Но вместе они были бандой из «Ералаша»: к концу первых суток в море при волнении в 5 баллов у них отказал дизель-генератор, топливо которого почему-то смешалось с питьевой водой в цистернах; на завтрак, обед и ужин подавались только сухари, когда в тюрьмах дают еще и воду; молодой летеха-штурманец (неделя в должности) валялся в ногах у командира – старшего лейтенанта, умоляя подойти к берегу для определения места корабля, но не знал, в какой стороне она – Земля! Когда наконец нашли американца, за которым, как оказалось, мы должны были следить, то послали в базу сообщение: «Обнаружил фрегат Кирк. Прошу сообщить его координаты».
База «удивилась», но дала и координаты, и…замену. На смену «погибающему, но не сдающемуся» «Попалу» прибежал красавец «Федор Литке» – почти гражданское научно-исследовательское судно. Белый флот! А тралец убежал в ночь. Добрался ли до базы?
Вот и наступила работа в семейных умиротворяющих условиях. Задач у команды «Литке» было две: держать визуальный контакт с американцем, который и так валялся в дрейфе, и не дать молодому механику убить свою еще более юную жену-буфетчицу, пользующуюся вниманием капитана. Капитана убивать было нельзя – он ведь капитан и единственный военный на судне, а военные имеют личные пистолеты. Вот почему их убивать нельзя.
Пока они все бегали друг за другом и громко кричали, я сидел на ходовом мостике и вел журнал наблюдений:
– 09.00 – фр ВМС США «Кирк» начал подготовку к полетным операциям.
– 09.10-09.30 – прогрев двигателя вертолета «Си Спрайт» 33 эскадрильи, бортовой 17.
– 10.00 – взлет вертолета в направлении госграницы.
– 10.00-12.00 – полет вдоль тервод. Ведение фото и радиолокационной разведки.
– 12.15 – посадка вертолета на борт фр «Кирк».
Один из «налетчиков» машет в нашу сторону, улыбается. Зовут Гордон Перманн – фотограф эскадрильи. Дедушка с бабушкой у него «с Одесы». Хороший парень – сейчас переписываемся, а тогда я конечно же не знал его имени. Тогда я называл его «янк поганый», а он меня «краснопузый комми». Тогда было весело… Тогда за свои слова и поступки отвечали.
Вот «Кирк» и поступал, а мы отвечали. Послал вертолет по кромке тервод раз, второй, третий – мы ответили, вызвав истребитель Миг-23. Тот полетал над «Кирком», поревел двигателями, предупреждая, и довольный улетел. А «Си Спрайт» опять подскочил и – к терводам! Но мы же предупреждали… И произошло то, о чем Гордон до сих пор рассказывает со страхом, хотя и побывал в разных передрягах. Прилетели два «крокодила» – боевые вертолеты Ми-24 эскадрильи, только что выведенной из Афганистана. И началось то, от чего даже у меня, стороннего наблюдателя, тапки вспотели. Гордон же сегодня говорит, что думал:«Как жаль погибать от рук соплеменников».
Первым делом «крокодилы» зажали американца в «бутерброд». Очень плотно, но без масла. Когда верхний Ми-24 с ревом ушел вверх, прячась на фоне солнца, нижний начал пытаться подравнять американцу брюхо своими лопастями. «Си Спрайту» было щекотно, и он подпрыгивал вверх под «циркулярную пилу» второго «крокодила», который ложился на крыло и с ревом проносился в нескольких метрах от носа янколета. Устав, Ми-24е затеяли игру – кто срубит его хвостовой винт. Когда же американский «валенок» взмолился в эфире, что ему срочно нужна посадка, так как топлива осталось всего на десять минут «до всплеска», «опричники» сжалились, но ненадолго. Один из них завис над кормой «Кирка» и задумался. Очнулся он, когда «Си Спрайт» «запел о майском дне». Почему май? Зима на дворе, а он все: «Мэйдэй, Мэйдэй»! Приземлился американец, чуть не подломив стойки шасси. А «крокодилы» встали парой и начали отрабатывать боевые заходы на фрегат. В том месяце Гордон больше не летал…
Потом «Литке» ушел в базу, а я остался еще на две недели следить за фрегатом с борта гидрографического судна «Галс». Так ровно через тридцать дней я возвратился во Владивосток, а «Кирк» унес Гордона Перманна к новым приключениям…
На его голову свалился тяжелый авианесущий крейсер «Новороссийск» и… чуть не придавил. Ударное соединение крейсера «промахнулось» мимо Японии и почему-то пошло в сторону Мидуэя и дальше к Гавайям, что для американцев было непривычно и «не по исторически сложившимся правилам». Слегка не дойдя до Оаху, «Новороссийск» развернулся и потащил бедного «Кирка» к Камчатке, показывая, как надо воевать. Вокруг все летало и стреляло. Гордону понравилось. Его грудь наполнилась гордостью за «историческую родину». Но на родине, если «кинут» на Привозе, то «кинут» по-крупному.
Возвращаясь на юг, советское соединение решило сократить путь и не идти вдоль Курильской гряды, а прорваться в Охотское море через льды ее проливов между островами Симушир и Итуруп. Здесь его встретил атомный ледокол «Родина». Вот эта «Родина» и «кинула» Гордона, а вместе с ним и весь экипаж американского фрегата. Ледокол, легко пробив проход во льдах, пробасил «маленьким боевым кораблям»: «Чего встали? Ласты за спину, в колонну по-одному, вперед марш!»
И тут случилось чудо – «Новороссийск» вызвал на связь американца и предложил встать третьим (с конца) в колонне из двенадцати кораблей. Какая честь быть третьим (хоть и с конца) после «Новороссийска» и крейсеров его сопровождения! Какие милые эти русские! Один за другим начали втягиваться в пролив, ширина которого между островами составляла семь миль. В эйфории забыли, что советские терводы – 12 миль! Советский авианосец в сопровождении пяти боевиков быстро проскочил узкость и скрылся за горизонтом, а седьмой, восьмой, девятый, одиннадцатый и двенадцатый корабли его соединения почему-то остановились, зажав десятого, которым был «Кирк»!
– Ребята, мы же не дети в игрушки играть! – возмутился фрегат.
– Прости, старик, но… фрегат ВМС США! Вы находитесь в территориальных водах Союза Советских Социалистических Республик! Немедленно покиньте их! – заржали с советских кораблей, продолживших движение вперед мимо обрастающего льдом как слезами обиды «Кирка».
Американцу пришлось развернуться и поплестись домой в Йокосуку малым ходом – на среднем ходу не хватило бы горючего. А сзади его «пинал в спину» советский сторожевик-конвоир, оставленный для присмотра. «Пинал» и издевался, бегая вокруг двадцатиузловыми ходами, восемь дней. Дойдя до широты Владивостока, показал средний палец и скрылся в тумане.
«Кирку» повезло – ему хватило топлива дотянуть до Японии.
Гордон, правда – интересные времена были?!
Александр Сафаров
Рассказы
Рожден при переезде из Краснодара в Баку. При рождении получил давно припасенный фронтовиком дядей детский костюм морского офицера с кортиком, что повлияло на судьбу. В 1973 году закончил в Баку Каспийское высшее военно-морское училище. Штурман. Служил на Каспийской флотилии и в Самарском областном военном комиссариате. С 1992 года был направлен туда после сидения в тюрьме независимого Азербайджана по обвинению в нежелании служить ему и по подозрению в армянском происхождении. Русский. Родной язык русский. Как-то передал Александру Покровскому свои рассказики в надежде, что он их чуть-чуть поправит и издаст под своим именем. Надежды не оправдались: он их поправил и издает теперь под именем Сафаров.
ВАСЯ СМЕРТИН
Вася Смертин – капитан первого ранга и начальник факультета у штурманов. Матерился он так, что его везде было слышно.
А голос у него был густой и сильный, как иерихонская труба.
– Я вам тут кто!…
Целый час мог костерить кого попало и ни разу не повториться.
И вот что здорово – его мат не оскорблял, он вроде огибал, обволакивал со всех сторон, создавая некое словесное покрывало, совершенно не задевая человеческого достоинства.
Слушатели просто внимали, поражаясь виртуозности оборотов.
Например: лето, жара. Вдоль плаца понуро бредет взвод курсантов. Строй ведет дежурный по классу курсант Люнов-Москаленко. Такая у него двойная фамилия.
– Что это за строй, как бык поссал!!! – доносится громоподобно с подветренной стороны. Это Вася Смертин вышел из столовой. – Кто ведет эту тайваньскую порнографию?!!
– Курсант Люнов-Москаленко!
– Обоих ко мне!
Строй немедленно и весело ржет.
Вася тут же понимает свою ошибку:
– Ладно, ладно, жеребцы! Уж и пошутить нельзя.
Сам по себе Вася не лишен благородства. Как-то к нему доставили самовольщика, он на него орал целый час, потом:
– Идите и доложите командиру роты, что я арестовал вас на пять суток… – подумал и добавил, – за мат!…
Это был вообще высший пилотаж. Пока бедняга шел в роту, Вася уже позвонил туда и сказал:
– Так, Странковский! Я тут твоего Сафарова на пять суток арестовал, но ты его не сажай! Я еще не забыл, что он был среди тех, кто мне двенадцатую роту в чувство привел.
Речь шла о роте второго курса, которая считалась неуправляемой и приносила факультету массу грубых проступков, пока туда не послали четырех четверокурсников, в том числе и Сафарова.
Как и у абсолютного большинства военного начальства, у Васи Смертина был пунктик насчет причесок.
Если на проверке перед увольнением ему удавалось ухватить кончиками пальцев волосы испытуемого на затылке, то он говорил: «Не стрижен», – если же пальцы соскальзывали, то: «Последний звонок!»
В те времена даже пятый курс жил на казарменном положении и увольнения ждали, как милости Божьей, а тут он из строя увольняемых выгоняет за стрижку.
Когда он совсем достал пятикурсников, они настучали его сыну в бубен, благо что он учился вместе с ними.
Только он в строй увольняемых никогда не вставал, а ходил через КПП, пользуясь тем, что его и так все знают.
Так что прическа у него была вполне человеческая.
Вечером, обнаружив на лице сына вмятины, Вася поинтересовался:
– Кто это тебя так разукрасил?
– А все из-за тебя! – окрысился парень, – Ребята сказали, чтоб я тоже стригся под дурака и в строй увольняемых, как все нормальные люди, вставал!
Вася подумал и сказал:
– Правильно и сделали. Зарос, видите ли, как пудель! Папой начфака научился прикрываться. Немедленно стричься и в роту! Если узнаю, что увольняешься мимо строя, будешь сидеть в роте, как забытая клизма, до самого выпуска!
Однажды его сын въехал в училище на подаренном отцом «Запорожце».
Ребята затащили машину на третий этаж и оставили стоять в гальюне.
Начфака намек понял, посмеялся вместе со всеми и попросил только снести машину вниз.
Больше его сын в училище на «Запорожце» не приезжал, топал, как и все – ножками.
Вася Смертин никогда не был злыднем, так что помянем его добрым словом.
ПОСЛЕ ФЛОТА
После флота я в военкомате служу, родина так послала, а генерал у нас с юмором, так что, как только я прибыл к новому месту службы и на следующий день предложил напечатать в газете бесплатных объявлений, что фирма «Эрос» предлагает большой выбор мужчин по вызову и дать при этом адрес нашего военкома, то генерал мой юмор оценил и при встрече в коридоре заявил:
– Бросьте эти шуточки! Здесь вам не флот!
А жаль. Здорово бы было: на наше построение, которое нам генерал за пятнадцать минут до начала рабочего времени ежедневно устраивает, врывается толпа озабоченных баб и начинает нас щупать.
Первым бы выбрали генерала. Он у нас видный мужчина.
А еще я отличился, когда надо было перед приездом московской комиссии дыру в стене между лестничными пролетами срочно замаскировать. Под моим чутким руководством народ отправился в подсобное помещение и выбрал там картину – их здесь полно – по размеру дыры. Мы на нее даже не смотрели, просто измерили – подходит, потащили и повесили.
Генерал прошел мимо, вгляделся, потом говорит:
– Ну, вы, моряки, даете! – после чего мы все-таки на картину посмотрели и сейчас же обомлели: на картине гроб, в гробу человек в военной форме, вокруг скорбные лица и склоненные знамена. Под картиной надпись: «Смерть комиссара»
Кроме меня, здесь еще такой же Юра Фрадкин. Когда ему объявили, что он увольняется в запас, а он спросил каким образом, то генерал ему сказал:
– Уйти можно по-разному.
– Не губи, барин!!! – завопил тогда Юра и упал на колени.
Но вернемся к генералу. Когда я ему представлялся по случаю назначения и «дальнейшего прохождения», он меня спросил: играю ли я в футбол?
В футбол я с детства играю плохо, потому и ответил честно: не играю.
Оказалось, в военкомате все играют в эту игру как попало, но, в отличие от меня, считают, что играют ничего.
Один раз генерал все же выгнал меня на поле, и в первом же тайме я дал замполиту в глаз. Случайно так вышло, локтем с разворота.
Всем понравилось, а генерал даже сказал, что зря я скромничаю, и у меня неплохо получается.
НИКИТЕНКО
Получить у него двойку по гидрометеорологии считалось большой удачей, потому что за любой поворот головы в сторону на его лекциях он снимал ноль целых пять десятых балла.
– Запишите себе минус ноль пять! – говорил он.
Обманывать его было бесполезно, он все помнил, так что в результате по его любимому предмету мы получали отметки, выраженные дробными цифрами, и часто они были ниже нуля.
Про себя он говорил:
– Никитенко меня зовут. Когда придете на кафедру, на консультацию, то так и скажите: мне нужен Никитенко, капитан второго ранга. А то обычно входят, и начинается: «Где у вас тут такой…» – «Какой?» – «Такой.» – «Седой?» – «Нет, не седой, но тоже мудаковатый?»
Говорили, что он отсидел десять лет.
Ему повезло быть вахтенным офицером на «Новороссийске» в момент взрыва. Взрывной волной его выбросило за борт, а потом его выловили, совершенно без чувств, и посадили в тюрьму, но через десять лет пришли к выводу, что он ни в чем не виноват, и выпустили, вернув звание и деньги.
Сел он лейтенантом, а вышел – капитаном второго ранга, после чего его отправили в наше училище преподавать гидрометеорологию.
Он потом нам рассказывал, что особой разницы между службой и тюрьмой не заметил, но в тюрьме все-таки с получением звания лучше, потому что там ты просто сидишь, и оно само по себе идет, а на флоте могут звание за что-нибудь задержать.
Для общения с ним рекомендовалось знать наизусть «Правила наблюдения за гидрометеорологической обстановкой», а еще он отличался острым языком, любил подначить коллег и способен был выкинуть любой фокус.
Мы перешли на четвертый курс, когда капитан, уже первого ранга, Никитенко уволился в запас.
На прощанье мы попросили его сфотографироваться с нами у памятника курсантам, погибшим в Суарском ущелье. Он явно был растроган, мы сделали несколько снимков, а потом он увидел выходящего из соседнего корпуса начальника строевого отдела, сделал большие глаза, сказал: «Пора смываться, а то меня Какаду накажет» – и побежал, как молодой, прижимая к груди подаренные нами нарды.
КАМА-СУТРА
Появление в нашем дивизионе напечатанных на машинке рассказиков фривольного содержания и самиздатовских пособий по Кама-Сутре всегда совпадало с началом подготовки к очередному периоду боевого обучения.
В это время обновлялась корабельная документация, и радисты – наши нештатные машинистки – загружались бумажной работой, закрывались навсегда в своих секретных радиорубках и, в промежутках между инструкциями, размножали там эти произведения, пуская половые слюни.
Некоторые подходили к процессу творчески, заменяя, скажем, окно на иллюминатор, порог на комингс, в результате чего получались порнорассказы с мореходным уклоном.
Узнав о начале всех этих художеств, комдив обычно строил весь личный состав и обращался к нему с речью:
– С некоторых пор по дивизиону гуляют блядские рассказы! Их читают, передают из рук в руки и прочее. Все это говорит о том, что некоторые матросы снова стали излишне интересоваться сексом. Так я вам скажу: ЧИТАЙТЕ КОРАБЕЛЬНЫЙ И ДИСЦИПЛИНАРНЫЙ УСТАВ!!! ТАМ НА КАЖДОЙ СТРАНИЦЕ ЕБУТ!!! – при этом он проделывал несколько движений, говорящих о его неплохой лыжной подготовке в прошлом, после чего продолжал, – В разных позах и по разным поводам! Более сексуальных книг в мире нет! Обещаю, будет интересно! А чтоб все прошло организованно и без лишней пыли, командирам принять зачет от всего личного состава и доложить мне в пятницу.
И личный состав отправлялся читать самые сексуальные книжки.
КУЗАНОВ
Кузанов был любимым преподавателем. На первом же занятии по истории военно-морского искусства мы это поняли, потому что он не вошел, а ворвался в класс быстрой, слегка танцующей походкой.
Он пробежал до стола, гоня перед собой возмущенные воздушные массы, резко остановился, развернулся и грохнул по столу дубиной.
Она у него в руках была вместо указки.
После этого он дал себя рассмотреть: невысокий, седой как лунь офицер, ничем не напоминавший чудовище.
Мы вылупили глаза от изумления, после чего в гробовой тишине прозвучал его хриплый и одновременно тощий голос: «Здравствуйте, товарищи!» – это сейчас же вызвало взрыв хохота, сдержаться было невозможно.
– Ничего! – радостно он нас заверил, – Вот послужите с мое и выпьете цистерну шила, не так еще будете хрипеть! – лицо его светилось торжеством.
Занятия он проводил следующим образом: разгуливая по классу, он время от времени грохал своей дубиной по столу, и так это ловко у него получалось, что звук разносился по всему учебному корпусу, после чего он радостно говорил нам:
– Взбодрились?!!
Лекцию он всегда заканчивал словами:
– Материал, прочитанный мною, настолько прост, что не понять его может только полный дурак. Вопросы есть?!!
Вопросов не было.
Но иногда он говорил:
– Эта тема здорово изложена в учебнике на странице такой-то, поэтому, чтоб не тратить время зря, сразу же переходим к военно-морской травле.
И начинались его рассказы.
Парочку из них я вам сейчас расскажу.
АТАКА
Одна из главных задач для сторожевого корабля: борьба с подводной лодкой.
СКР «Беспощадный» (тот самый сторожевой корабль, если говорить сокращенно и для гражданского населения) с целью отработки обнаружения и уничтожения той самой лодки вышел в море.
Делалось все так: обнаружив лодку, корабль ложился на боевой курс, после чего с него за борт летела боевая граната, которая в воде делала «бум!». И окружающие понимали, что лодка уничтожена.
На этом выходе было все как обычно.
Лодка-цель погрузилась в назначенном квадрате, а корабль начал утюжить море, отыскивая супостата.
На мостике скучал старпом. Накануне он впервые за последний месяц побывал на берегу и сейчас был занят воспоминаниями о празднике души и размышлениями насчет краткости мига бытия и вообще счастья.
Он всё пытался вспомнить, у какой из трех девушек, разделивших с ним стол в ресторане, он вчера ночевал и по какому из трех телефонов ему следует звонить, когда командир его снова отпустит на «размагничивание». Напряженная работа мысли полностью отражалась на его лице: он то вытягивал губы трубочкой, то втягивал щеки, то говорил: «Мда!» – а глаза его при этом двигались как у хамелеона каждый сам по себе и выражали разное – один удивление, другой буйный восторг.
За ним наблюдал командир. Зрелище его забавляло.
Минера на берег не спустили, и он был хмур.
Штурман делал вид, что он прокладывает курс поиска, а на самом деле он давно уже согласовал со штурманом подводной лодки – своим однокашником – место встречи и время, и теперь только делал вид, что все это ему стоит большого человеческого здоровья.
Комбриг в тот момент дремал в кресле.
Словом, все были при деле.
Наконец, штурман решил, что «хорош мотаться», и проложил то, что давно хотел проложить.
Спустя какое-то мгновение акустики немедленно обнаружили притаившуюся лодку, и корабль ринулся в атаку.
Старпом, выйдя из состояния задумчивости, обнаружил, что времени до момента сброса гранаты совсем не осталось, а сбросить ее должен именно он, и потому он решил на ют (задница корабля) не спускаться, а запузырить ее в воду прямо с мостика.
Вот тут-то и случилось то, что и должно было случиться.
Брошенная граната попала в одну из штыревых антенн, спружинила и, изменив направление, полетела не в воду, а на ют.
В это время, укрывшись за кормовой башней, там мирно курили трое: мичман, старшина второй статьи и матрос первого года службы Появление на юте гранаты стало для них большим сюрпризом, но они не растерялись. Мичман со старшиной второй статьи, не сговариваясь, прыгнули за борт, а матрос первого года, не успевший выпрыгнуть, просто пнул гранату ботинком, и она полетела вдогонку за мичманом и старшиной.
Все, ну просто все, обосрались.
Под словом «все» я понимаю: командира, комдива, старпома, штурмана и даже хмурого минера, не спущенного вчера. Граната взорвалась, не долетев до воды.
К этому моменту мичман и старшина уже вовсю под водой удирали подальше от борта.
Матроса наказали.
– За что? – спрашивал нас Кузанов и тут же сам отвечал:
– За проявленную инициативу. Видишь, начальник прыгнул за борт – прыгай за ним и нечего гранату пинать!
ИНДОНЕЗИЯ
Случилось это в те времена, когда мы дружили с Индонезией. Мы продавали Индонезии наши устаревшие корабли.
Отряд из трех сторожевиков стоял в порту.
Индонезийцы эти корабли принимали, а наши сдавали.
После сдачи советские экипажи должны были отправиться на горячо любимую родину пассажирскими судами. Корабли были под завязку загружены запасными частями и оборудованием. Шла разгрузка.