Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Андрей Лазарчук

Пилот

Истина где-то рядом

«Я обнаружил, что если усиленно думать о Диснейленде, то эрекцию довольно успешно можно подавить». Специальный агент Дейл Купер
Утром седьмого марта тысяча девятьсот девяносто второго года аэропорт Ла Гардия города Вашингтон, федеральный округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки, планета Земля, был закрыт часа на два из-за сильных гроз, прилетевших из-за залива, — отголосков ушедшего обратно в океан и дальше на юг тайфуна «Дана». Как всегда в таких случаях, недовольные пассажиры нервно наполнили собой многочисленные закусочные и рестораны аэропорта, пытаясь хоть чем-то оправдать создавшуюся паузу в неизменно поступательном движении своих обожаемых тел. Семья Хойнинген: папа, мама, две дочки, одиннадцати и тринадцати лет, и пудель Спарк — расположились за угловым столиком у окна, выходящего на автостоянку. Папу Хойнингена звали Альфонс, но на дамского угодника он был похож меньше всего: грубоватая бугристая физиономия с маленькими глазками, редкие волосы, почти полное отсутствие шеи, круглое толстое пузико… Мама Хойнинген, по имени Стелла, здорово на него походила — разве что с поправкой на обычные половые различия и некоторую облагороженность черт, так или иначе присущую женщинам. Оба они были американцами в третьем поколении, внуками эмигрантов, предусмотрительно бежавших от Гитлера еще до прихода того к власти, но при этом почему-то все равно оставались подлинными немцами (не прилагая к тому ни малейших усилий) и выделялись в любой толпе, как всегда чем-то неуловимым выделяются немцы. И девочки их, хором влюбленные в Билли Криспа, и даже собака — были стопроцентно немецкими; и миссис (фрау?) Хойнинген с некоторой тревогой замечала, что девочки понемногу становятся даже не немками ее памяти и воображения, а немками глуповатых голливудских фильмов… Это не давало ей покоя в последнее время, хотя настоящих причин своего беспокойства она не понимала. И от этого непонимания беспокоилась еще сильнее. Внимание ее постепенно привлекла пара, сидящая за соседним столиком. «Вот, — раздраженно подумала она, — явно ведь „зеленые“, а как держатся!..» Если бы ее спросили, почему она решила, что парочка эта является обладателями «зеленых карт», она бы не ответила. Какая-то чуждость? Европейская элегантность? Может быть… Да нет — просто так… интуиция. Настоящая хорошая немецкая интуиция.

Интуиция в данном случае дала сбой, но миссис Хойнинген этого не знала.

— Глазеешь на этих проклятых недоумков? — спросил ее папа Хойнинген. Она не сразу поняла, о ком речь. А, вот в чем дело! За следующим столиком уместилась компания из пяти человек: явные ньюйоркцы. Лысые мальчики и седеющие по краям девочки. В майках и тайваньских тапочках. Подкатили к аэропорту в помятом фургоне, разрисованном пятнами зимнего камуфляжа «Люфтваффе», на одном боку машины написано: «Путешествие в поисках Америки», а на другом: «Пацан, люби революцию!». И сейчас один из этих любителей революции, бородатый и лысый, приподнявшись над столом на волосатых веснушчатых кулаках, громыхал приглушенно:

— Ты ничего не понимаешь в людях, Маленькая Анаконда! Человека можно — и нужно! — читать вдоль и поперек, как простой старый вонючий папирусный долбанный свиток! А любое проклятое долбанное чтиво, которое можно читать, можно и писать — даже левой ногой! Да больше того — все, что можно читать, было когда-то кем-то написано…

— Левой ногой, — отвечала сидящая спиной к Хойнингенам женщина в голубой трикотажной майке. Волосы ее были обрезаны коротко и грубо, вокруг тощей шеи обернут шерстяной коричневый шарф, вельветовая куртка цвета хаки небрежно брошена поперек колен. — Ты успокойся, масса Кот. Никто ведь из нас не подвергает сомнению твои жизненные принципы…

— Нет, ты подвергаешь. И не в том дело, что сомнению, а в том, что нагло. Подвергать все сомнению учили нас наши учителя, и в первую очередь мы, как прилежные ученики, подвергли сомнению их — и что получили? Четыре кучки зеленого дерьма! Так кто мы все после этого — долбанные последователи или долбанные ренегаты? Официант, где, наконец, этот официант?!

Официант, который как раз принес заказ семьи Хойнинген — салаты и йогурты для всех, исключая пуделя, — задумчиво посмотрел в ту сторону.

— Они вам мешают? — спросил он пану Хойнингена.

— Они мне мешают, но вызывать полицию я вас все равно не попрошу, — сказал мистер Хойнинген, кося глазами в сторону шумных спорщиков. — Мы живем в свободной стране…

Тем временем младшая дочка, Марта, наклонилась к уху сестры и прошептала:

— Видишь нашего соседа? Рядом с этой блондинкой? У него под пиджаком пистолет.

Сестра присмотрелась и кивнула;

— Может быть, он хочет угнать самолет к Кастро?

— Зачем?

— Кастро нужны самолеты.

— Тогда не будем мешать. Когда еще попадешь на Кубу? А посмотреть интересно…

Семья летела в Майами: загорать, купаться и ловить рыбу и лобстеров.

Официант принес заказ парочки с пистолетом: индейку ей и буженину под яйцом ему.

— Хорошо, — сказала Маленькая Анаконда, наваливаясь ничем не стесненной грудью на столик и наставляя на массу Кота палец; под короткими ногтями у нее были темные полоски. — Ты меня почти убедил. И все же — проведем опыт. Вот люди, которых ты не знаешь. Ты утверждаешь, что уже пассивно получил от них достаточно информации для того, чтобы сделать все выводы. Потом мы их спросим, угадал ли ты. Заключаем пари?

— Десять против трех, — сказал масса Кот, которого на самом деле звали Питер Хайли, а известность он получил как Питер «Ред» Стоун, борец за свободу животных, содержащихся в зоопарках. Взять псевдоним его вынудили нестандартные жизненные обстоятельства.

— Вот эти, да? Рядом?

— Угу, — кивнула Маленькая Анаконда, Чарлиан Маккаби, довольно известная xудожница-керамистка. Это она улетала сейчас в Калифорнию, а компания ее провожала. Все они были бывшие одноклассники, чудом сохранившие школьную дружбу: адвокат Памела Бейдер, средней руки предприниматель Ник Лиаракос и программист Перси Даббер. Вот ведь совсем недавно они протестовали против войны во Вьетнаме, курили марихуану и совершали сексуальную революцию. Теперь, пожалуй, только Питер сохранил верность тем идеалам, и это казалось уже немного несерьезным. Впрочем, друзья относились к нему с пониманием. В конце концов, не так много их осталось, друзей. Остальных разбросало и рассеяло по жизни, как осколки медленного взрыва какого-то мирового фугаса… Иногда оставшимся казалось, что это странно. Иногда — что странно то, что они четверо еще держатся вместе. Если посмотреть сверху на то, по каким траекториям движутся человеческие судьбы, то сначала возникнет впечатление полнейшего хаоса, потом — полнейшей упорядоченности, и наконец, когда видишь все изгибы пути, неизбежно приходишь к выводу о странном единстве хаоса и порядка — и даже не просто единстве, а о полнейшей их неразличимости с определенной точки зрения…

— Так, — масса Кот «Ред» Стоун без тени смущения уставился на соседей. — Женаты лет десять или любовники с таким же стажем. Детей нет. Он, скорее всего, служит в хорошем банке или крупной компании, но не на высокой должности. Среднее звено: хороший исполнитель, не более того. Надежен, неинициативен, в меру честен. Сонный взгляд, смазанные черты лица говорят о том, что в работе ему требуется усидчивость и аккуратность, а не быстрота и решительность. Дорогой костюм, но сидит не слишком хорошо, пиджак на полразмера больше, чем требуется. Она, скорее всего, рекламный агент; пыталась стать фотомоделью или манекенщицей, не получилось, нашла свою нишу; добилась кой-какого успеха. Зарабатывает раза в два больше, чем он. Неплохой художественный вкус. Пытается быть уверенной всегда и во всем, хотя в глубине души растеряна. Очень упряма, недоверчива, ревнива. Возможно, что она немного старше него, но тщательно следит за собой. По крайней мере волосы она красила вчера…

Обсуждаемая женщина, сидящая к «Ред» Стоуну спиной, подавила желание обернуться. А мужчина отложил нож и вилку, снял салфетку и беззвучно трижды хлопнул в ладоши. На лице его возникла веселая улыбка — на полсекунды, не более. Тогда женщина все же оглянулась.

— Я прав? — громко осведомился масса Кот.

— Потрясающе! — сказал мужчина. — Вам нужно работать в ФБР. Такие таланты не должны пропадать втуне.

— Трахал я ФБР, — сказал масса Кот.

— Это вы зря, — сказала женщина. Взгляд ее выражал некоторое недоверие. — Не сомневаюсь, что вы подхватили кое-что неприличное.

Чарлиан подумала, что Стоун ошибся: женщина казалась очень молодой. Какие там десять лет супружества… Ей всего-то года двадцать четыре. Ну, двадцать шесть. И блондинка она явно натуральная. Слегка горбоносая блондинка с темными бровями…

Стоун действительно ошибся, но, тем не менее выигрыш получил и спрятал в карман, поскольку соседи согласились признать его версию абсолютно правильной. Просто так, для удобства. Всегда ли следует возражать добросовестно заблуждающемуся? На этот счет могут существовать различные мнения. Мужчина с сонными глазами был отнюдь не банковским клерком, а специальным агентом ФБР по имени Фокс Малдер, одним из самых перспективных аналитиков Бюро, номер удостоверения JTT047101111, рост шесть футов один дюйм, вес сто семьдесят восемь фунтов волосы каштановые, глаза зеленые.

Дата рождения: 13 октября 1961 г.

Место рождения: Чилмарк, штат Массачусетс.

Место жительства: Александрия, штат Вирджиния (двенадцать миль от Вашингтона).

Холост.

Образование: Оксфордский университет, степень бакалавра психологии; Академия ФБР в Куантико.

Публикации: монография «О серийных убийствах и оккультизме» (1988 г.), статья в журнале «Омни», опубликованная под псевдонимом Лумодер (1991).

Кличка: Призрак.

Личное оружие: автоматический пистолет «Taurus 92 automatic» — в настоящий момент он действительно находился в замшевой наплечной кобуре под полой немного мешковатого, но тем не менее элегантного пиджака.

В записной книжке (потертая обложка из твердой коричневой кожи) у него было записано: «Сотни тысяч леммингов не могут быть не правы». И немного дальше: «Здравый смысл, и это великолепно знают лемминги, имеет свои пределы». Почему-то именно лемминги занимали его мысли долгие подростковые годы… В возрасте от тринадцати до пятнадцати лет он дважды пытался покончить с собой, но без должной решительности. И в этот же период сделал яркую карьеру в бойскаутах, став самым молодым «орлом» в отряде. Никто бы не подумал, увидев его днем, что этот строгий, подтянутый и решительный юноша плачет ночами…

Соседка не была ни его женой (что уже ясно из досье), ни любовницей, и вообще сегодня они виделись всего лишь второй раз в жизни — хотя до этого довольно много слышали друг о друге. Агент Дана Скалли.

Рост пять футов семь дюймов, вес сто двадцать два фунта. Цвет волос светло-рыжий, цвет глаз карий.

Дата рождения: 18 сентября 1966 года.

Место рождения: Уолсо, штат Вирджиния.

Место жительства: Арлингтон, штат Вирджиния.

Образование: медицинский колледж в Куантико, Академия ФБР там же. Бакалавр медицины. Увлекалась физикой, курсовая работа: «„Парадокс близнецов“ Эйнштейна, новая интерпретация» была опубликована в сборнике лучших студенческих работ. Последние два года учебы в колледже совмещала с внештатной работой в ФБР, по окончании колледжа отказалась от врачебной практики, окончила Академию ФБР и перешла на штатную работу.

Личное оружие: Bernadelli 7.65. (Спрятан в изящной и строгой сумочке, лежащей на коленях…) Хороший стрелок, особенно при стрельбе из нестандартных позиций и при скоростной стрельбе.

Семейство Хойнинген, тихо возмущенное вызывающей бестактностью ньюйоркцев, призывающих любить революцию, покончило с завтраком и уже намеревалось демонстративно удалиться, когда под потолком невидимая рука перебрала нежные струны арфы и не менее нежный голос объявил, что начинается прерванная ранее посадка на рейсы… последовало перечисление, все стали прислушиваться, многие торопливо поднимались со своих мест, махали официантам… в общем, аэропорт будто делал первый вдох после долгой вынужденной остановки дыхания. И все мимолетные знакомцы пропали друг для друга, разнесенные навсегда.

Через полчаса заполненный едва ли на треть «Боинг-727» нес Скалли и Малдера строго на запад, в город Салем, известный всему миру давними процессами над ведьмами и средней паршивости сигаретами, а также романом и фильмом о жутких вампирах (впрочем, это был совсем другой Салем, хотя мало кто об этом догадывался). Настоящие же, невыдуманные, события — происходящие неподалеку, в шестидесяти милях на северо-запад от Салема, в небольшом и не очень посещаемом национальном парке Коллюм — особо ни газетчиков, ни прочих любителей горяченького не заинтересовали (хотя и были отмечены вскользь). Тем не менее ФБР почему-то отнесло эти случаи к разряду секретных и тем самым неизбежно ввело в поле зрения специального агента Фокса Малдера. Ибо Фокс Малдер занимался именно секретными материалами.

Ровно сутки назад Дана Скалли толкнула дверь и второй раз в жизни шагнула в кабинет Скотта Блевинса, исполняющего обязанности начальника отдела насильственных преступлений. Она испытывала нечто среднее между легкой тревогой и эмоциональным подъемом, хотя никакого особого почтения к начальникам прежде за собой не замечала. Просто… просто… просто… Как-то не слишком обычно была сформулировала эта просьба: прибыть для собеседования. Скалли никогда раньше не получала подобных просьб и потому не могла бы сказать, что в ней необычного и как именно положено таким приглашениям звучать, но… В общем, Дана Скалли чувствовала в груди стеснение, какую-то нарастающую неясную и безотчетную тревогу. Именно безотчетную. Она знала за собой это свойство: чувствовать, что близятся неприятности. Иногда она жалела, что не может определять их природу и масштаб. Тревога усилилась скачком (вплоть до промелька мысли: «Ой, мамочка, а я, похоже, дала маху, когда завербовалась…»), когда Скалли, войдя, почувствовала смешанный запах одеколона «Драккар» и табачного дыма. Если бы она верила в предчувствия, то решила бы, что ей сигналят из будущего; но Скалли верила в биохимию и нейрофизиологию, а потому решила, что это, скорее всего, какая-то подавленная ассоциация, связанная с ранним детством, и что можно напрячься и вспомнить подобное сочетание запахов и ту неприятность, которая с нею связана. Кроме Блевинса, в кабинете было еще два человека, ей незнакомых: один — полный, в очках — сидел возле стола, лицом к вошедшей, и что-то читал; второй — пожилой и поджарый, с лицом мужественным и простым — курит у окна, озирая пейзаж сквозь жалюзи. В этой картине явно чего-то недоставало.

— Агент Скалли, — заглаженно, как бы в десятый раз за последние полчаса, сказал Блевинс, — я благодарен вам за то, что вы явились по первому приглашению. Присаживайтесь.

«Интересно, а как могло бы выглядеть, скажем, третье приглашение, если первые два агентом проигнорированы?..» — мельком подумала Скалли, усаживаясь на неудобный стул с короткой прямой спинкой.

— Итак, к делу. Вы с нами уже два года, окончили медицинский колледж, от практики отказались… Кстати, почему?

— Я считаю, что могу сделать в ФБР лучшую карьеру. Хотя родители и полагают, что это такая форма молодежного бунта… — Скалли чуть улыбнулась.

— Понятно. Вы знаете специального агента Фокса Малдера?

— Да.

— Откуда? — спросил, наклоняясь чуть вперед, сидящий толстяк.

— Правильнее сказать, я слышала о нем, — выделила голосом Скалли, — хотя лично не знакома. У него хорошая репутация. Окончил Оксфорд, доктор психологии — защитился в восемьдесят восьмом году, — имеет монографию о связи оккультизма и серийных убийств, благодаря которой, кажется, смогли арестовать опасного маньяка. Считается лучшим аналитиком в делах, связанных с насильственными преступлениями… В Академии у него была кличка «Призрак». Кажется, все.

Сидящие переглянулись.

— Вы знаете, что Малдер сейчас бесцельно тратит свое время, работая над проектом, который не одобряется руководством и лежит в стороне от основного потока событий? — спросил Блевинс.

— Так называемые «Секретные материалы», — подсказал толстяк.

— Это что-то связанное с паранормальными явлениями? — решила уточнить Скалли.

— Да. Можно сказать и так. Агент Скалли, мы решили направить вас на помощь к Малдеру, — продолжал Блевинс. — Вы будете оценивать ход расследований и докладывать непосредственно мне…

Скалли вдруг ощутила на своей щеке пристальный взгляд того, кто стоял у окна. Он уже не курил и не озирал пейзаж. Он смотрел на нее остро и жестко. И ей захотелось моргнуть, или повернуть голову, или как-то еще защититься от этого взгляда — но она не моргнула и продолжала сидеть прямо. «Вот оно», — подумалось ей.

— Вы хотите, чтобы я… стучала на проект «Секретные материалы»? — спросила она ровным голосом.

— Мы хотим, чтобы вы подвергли проект тщательному научному анализу, — сказал Блевинс, и Скалли вдруг показалось, что он незаметно ей подмигнул. — За время вашего сотрудничества с Бюро мы, бумажные черви, составляли ваш психологический портрет. Мы знаем, что у вас не по-женски логичный и строгий ум, признающий лишь весомые факты. Вас неимоверно трудно в чем-то убедить словами. Вы готовы вкладывать персты в раны… Кроме того, ваша психиатрическая подготовка тоже поможет вам сориентироваться, где мы имеем дело с фактом природы, а где — с причудой сознания. Как раз такой человек нам нужен, чтобы оценить степень актуальности в работе по «СМ». А сейчас я прошу вас спуститься в подвал для знакомства со специальным агентом Малдером. Мы ждем от вас первый доклад в ближайшие дни.

В подвал, где обосновался Малдер, ходил только грузовой лифт с раздвижной решетчатой дверью, исцарапанной до белого металла в пяти дюймах от пола — ручные тележки… На стенку кабины лифта кто-то неровно приклеил стикер с эмблемой «Охотников за привидениями». В лифте пахло формалином.

Можно было подумать, что лифт везет Дану прямиком в хранилище расчлененных трупов… Стены тускло освещенного коридора были выкрашены темно-зеленой краской и уже одним этим напоминали декорации фильма ужасов. Вдоль стен тянулись стеллажи, уставленные картотечными ящиками. За поворотом в тупике почти светилась голубая дверь, до странности похожая на дверь холодильной камеры. Скалли постучала и потянула за ручку. Дверь открылась легко. Если бы оттуда вылетела стая летучих мышей, женщина не удивилась бы. В помещении было полутемно. Горела настольная лампа, бросая свет на крышку стола, заваленного старообразными канцелярскими папками, и светился матерчатый экран, на который падал луч слайдоскопа. На экране был какой-то лесной пейзаж.

— Входите! — из мрака улыбкой вперед вынырнул высокий молодой человек. — Хотя вы здесь все равно никого не найдете, кроме одного изгоя и отшельника.

— Здравствуйте, — сказала Скалли, протягивая руку. — Я — Дана Скалли, и меня направили к вам в качестве напарника.

— Ого! — сказал Малдер. — За что же такая честь? Вы что-то натворили? Или тоже увлекаетесь всем этим?

Он пожал ее руку и одновременно другой рукой зажег свет, и стало видно, что свободные от стеллажей и тяжелых шкафов участки стен завешаны увеличенными фотографиями того, что мало кто принимает всерьез и что пренебрежительно именуется «летающими тарелками», хотя но виду это больше напоминает унесенные ветром соломенные шляпы; посередине висел солидных размеров плакат с аналогичным изображением и проникновенными словами: «Я хочу верить». И что — вот это все… всерьез?..

— Я… — Скалли вдруг стало неловко. — Я много слышала о вас и попросилась…

— Наверное, вас прислали шпионить, — беспечно махнул рукой Малдер.

— Вам не правлюсь я сама? — тут же ощетинилась Скалли. — Или мои документы?

— Ну что вы! Документы великолепны! Дана Скалли, бакалавр медицины, курсовая работа по физике о «парадоксе близнецов»…

— Очень мило. Вы читали? — она удивилась по-настоящему.

— Да, и мне понравилось. Беда только в том, что здесь нам физика вряд ли пригодится…

Голос его зазвучал странно, и Скалли насторожилась. Малдер тем временем вновь погасил свет, подошел к слайдоскопу и щелкнул обоймой. На экране тут же появился труп. Накрытый простыней. «Ну, естественно», — вздохнула про себя Скалли. Несмотря на всю медицинскую подготовку, она продолжала достаточно эмоционально относиться к тому, что люди иногда умирают.

— Вот. Загадка для вас как для медика. Женщина из Орегона. Двадцать лет. Найдена мертвой в лесу. Причина смерти не установлена. Хуже того: причины смерти как бы и нет вообще. Все системы жизнедеятельности без малейших повреждений: сердце, легкие, кровь, мозг… Есть ведь, кажется, у патологоанатомов такое понятие: необъяснимая смерть? Единственное, что удалось найти, — это вот…

Изображение сменилось, на экране появился участок кожи («Поясница», — догадалась Скалли) с двумя маленькими, четверть дюйма в диаметре, волдырями.

— Что бы это могло быть? — спросил Малдер.

— Ну… — Скалли присмотрелась. На укусы насекомых это не слишком похоже, поскольку волдыри от укусов обычно обескровленные, бледные, а эти, напротив, гиперемированные. Примерно такие же следы оставляют пиявки, но там в центре виден отчетливый прокус от челюстей. Впрочем, число тварей, жадных до человека, стремится к бесконечности… — Я бы сказала, что эти следы присосок… или точечные глубокие ожоги — как при электрошоке…

— Так… Точечные ожоги… интересно. А с химией у вас какие отношения?

Изображение сменилось опять, но теперь это была некая структурная формула. Скалли присмотрелась. Полимерная цепочка, азот-углерод, так…

— А вот эти радикалы — это что?

— Аминокислоты. Разные. Двадцать две — входящие в известные нам белки, и четыре — совершенно посторонние.

— Чрезвычайно странная конструкция… — Скалли задумалась.

— Химики просто сказали, что такой молекулы существовать не может. Хотя они же и выделили ее из тканей, окружающих те отметины.

— Она была в трупе?

— Да. Очень локально, в очень небольших количествах… и не в трупе — в нескольких трупах. Вот… — изображение сменилось, — это — мужчина в штате Южная Дакота, а это — Шемрок, Техас, девочка…

Труп с двумя отметинами. И еще труп с двумя отметинами…

— И у вас есть предположения?..

— О, предположений у меня множество, — невесело усмехнулся Малдер. — Больше, чем хотелось бы, и гораздо больше, чем нужно. Одно мне по-настоящему не ясно… и, может быть, вы сумеете мне объяснить, почему политикой Конторы стало относить все подобные случаи к разряду необъяснимых явлений и тем самым ставить жирный крест на их расследовании? Вы верите в существование внеземных цивилизации? — спросил он без всякого перехода.

Скалли беззвучно кашлянула. Так. Началось. Собраться с мыслями…

— Если рассуждать логически, то я должна сказать, что нет, не верю. Расстояния между космическими объектами так велики, что расход энергии на передвижение превзойдет все мыслимые…

— Да-да, — сказал Малдер. — Люди так и рассуждают. А вот та девушка в Орегоне… Четыре года после школы, а она умерла, и на теле ее остались следы какого-то воздействия, а в тканях — вещество, науке неизвестное… Никаких доказательств, никаких ответов нет… даже вопрос — и то не задашь… Но, может быть, исчерпав все разумные объяснения, мы все же обратимся к неразумным?..

— Девушка от чего-то умерла, — медленно сказала Скалли, — и это пока все, что мы знаем наверняка. Вряд ли это естественная смерть, но если мы имеем дело с убийством, то почему бы нам не предположить, что при вскрытии что-то упустили… и может быть, упустили умышленно? Мне кажется, что во всех случаях, как бы фантастично ни выглядели обстоятельства, истина не покидает круг научных познаний… нужно только как следует расследовать…

Все более и более насмешливый взгляд Малдера наконец смутил ее, и она смешалась. Вообще-то она отнюдь не считала себя круглой идиоткой…

— Вот именно! — Малдер взмахнул в воздухе указательным пальцем, будто рисуя огромную лихую занятую. — Поэтому-то после «Ф» и «Б» всегда идет «Р»! Встречаемся в семь тридцать в аэропорту. Мы летим на место преступления — в Орегон…

Рейс «Вашингтон-Салем»

7 марта 1992 года

Скалли завистливо покосилась на Малдера. Он устроился в свободном ряду кресел и, убрав подлокотники, то ли дремал, то ли слушал музыку. Она же весь полет провела в изучении тоненького и напоминающего хороший швейцарский сыр — сплошные дырки! — дела. Зеленая пластиковая обложка. Стикер с буквой «X». Два десятка газетных вырезок, несколько фотографий… Да, Малдер был прав, негодуя. Таким делам следует давать ход, бросать на их расследование все силы… Погибшая девушка — Карен Форсман — была отнюдь не первой жертвой «зловещего леса». А — четвертой! И все четверо были из одного класса — выпуска восемьдесят девятого года единственной средней школы маленького городка Бельфлёр (произносится на французский манер, ибо Канада за углом)… Поразительно, что газетчики так вяло ухватились за этот лоскут. Заметки были разрознены, и версией злого рока стороны, похоже, удовлетворились. Семья одной из погибших девочек пыталась затеять суд против дирекции национального парка, но дело даже не приняли к рассмотрению. Правда, при вскрытии тел прошлогодних жертв никаких странных отметок найдено не было. Зато были указаны причины смерти: переохлаждение, разрыв аневризмы, диабетическая кома…

— Леди и джентльмены, — зазвучало в салоне, — мы находимся на расстоянии семидесяти пяти миль от города Салема и сейчас начнем снижение. Экипаж просит вас не курить в салоне и пристегнуть ремни безопасности. При снижении возможны неприятные ощущения, поскольку турбулентные потоки…

Скалли показалось, что самолет сначала положили на бок, а потом поставили носом вниз. Желудок подпрыгнул к самому горлу, уши заложило. Из закрытых полок для вещей стали вываливаться эти самые вещи. Чья-то — слава Богу, мягкая — сумка ударила ее по плечу. Кто-то кричал сзади. Скалли вцепилась в подлокотники и с трудом удержалась, чтобы не заорать самой.

Падаем.

Вниз, вниз, вниз… вверх! Удар, толчок…

Какой жуткий скрип…

Еще раз. О-ох… Выровнялись. Скалли сглотнула. Во рту было липко и сладко.

Потом она скосила глаза на Малдера.

Малдер выковырнул из уха наушник, перевернулся на другой бок, нашел коллегу взглядом, ухмыльнулся.

— С прибытием, — сказал он.

Дорога на Бельфлёр

7 марта 1992 года

Дорога до Бельфлёр заняла около часа. Малдер вел арендованную у «Эй-Ти» машину, видавший виды «шевроле», и жевал жареный арахис, озирая окрестности так, будто намеревался сейчас, вот тут, за поворотом, и найти сразу все доказательства и решения. Лес тянулся по обе стороны от шоссе. Скалли почему-то ожидала в первую очередь увидеть секвойи, но секвой не было видно. Наверное, здесь для них еще слишком северно… Справа поднимались голубые громады гор.

— Отдельный мир, — проговорил Малдер медленно. — От Аляски и до Северной Калифорнии — совершенно отдельный мир. Между горами и океаном. Если в Америке что-то происходит, то происходит именно здесь. Иногда еще в Вайоминге и Мэне. Но как правило — здесь. В прошлом году около Ваконды несколько десятков людей видели снежного человека. Он пришел в открытый кинотеатр посмотреть «Нью-Йорк, Нью-Йорк…» Кассир сказал, что он всегда приходит, когда идут фильмы с Лайзой Минелли. И кассира это не удивляло. Кассир тоже любит фильмы с Лайзой Минелли…

Мелькнул дорожный щит: «Твин Пикс — 225 миль».

— Что такое Твин Пике? — рассеянно спросила Скалли. — Что-то на слуху…

— Не знаю, — сказал Малдер. — А почему ты спросила?

— Двести двадцать пять миль, — сказала Скалли. — Наверное, это что-то известное… Ты мне почему-то не сказал вчера, что Контора это дело в прошлом году уже расследовала. — Скалли повертела в руках зеленую папку.

— Расследовала… — Малдер сунул в рот сразу несколько орешков и сморщился. — Ну да, после тех трех смертей, когда местные власти не представили практически ничего, приехали наши ребята, пожили недельку, покушали местной ветчины — и уехали; сказали, что да, расследовать тут нечего. Одно дело они, правда, сделали на совесть: составили подробнейшую карту всех этих происшествий. Кто где жил, кого где и когда видели, кто где лежал… Дело тут же насмерть засекретили и поместили к остальным таким же… пока я не наткнулся на него на прошлой неделе.

Появился указатель: «Бельфлёр — 30 миль». Малдер пропустил встречный автобус и свернул налево, на довольно узкое шоссе графства. Дорога сразу пошла под уклон.

— Знаешь, — сказала Скалли, — а ведь тела первых трех жертв — когда не было обнаружено никаких отметин — вскрывал другой врач…

— Очень хорошо, Скалли! — ухмыльнулся Малдер — точь-в-точь как в самолете. — Лучше, чем ожидал, и гораздо лучше, чем надеялся. Впрочем, я дам тебе знать, когда мы пройдем легкий участок, — и он подмигнул.

«Да что же это они мне все подмигивают?» — разозлилась Скалли… и не сказала ничего. Вдох… выдох… «Выдержка, Старбак, выдержка», — приговаривал отец… Старбак — старший офицер «Пекода»… Так он ее звал. Уже давно не зовет. Пожалуй… пожалуй, после того, как узнал о ее вербовке в Бюро… Ах, до чего жаль, что отец не понял, что он так ничего и не понял…

— Будем производить эксгумацию? — спросила она чуть погодя.

— Да, конечно. Я звонил шерифу и попросил его все приготовить. Вскрывать будем и могилу погибшей девочки, и кого-то из прошлогодних жертв. Нужно будет взять на анализ кровь и ткани… никогда не разрывала могилы? Говорят, это любимое развлечение студенток-медичек…

— Нет, не имела пока такого удовольствия…

Она не договорила. Из приемника, гнавшего тихую музыку и обычные дорожные новости, вдруг раздались истошные визг и скрежет — будто дисковая пила напоролась на гвоздь. Индикатор настройки замигал: система пыталась найти нормальную волну. Звук нарос и истончился: теперь тысячи бормашин пикировали с высоты. Скалли почувствовала, что волосы у нее встают дыбом, а зубы готовы начать крошиться. Потом она поняла, что кричит, и заставила себя заткнуться. Малдер слепо шарил рукой по панели, пытаясь выключить сошедшую с ума технику. Наконец он нашел выключатель… Тишина наступила как облегчение после тяжелой ноши. Как глоток воды после бега по пустыне… Машина уже стояла неподвижно.

— Что это было? — выдохнула Скалли.

Малдер, не отвечая, выбрался из машины. Открыл багажник. Вынул чемодан. Достал аэрозольный баллон с краской. Отошел на несколько шагов назад и нарисовал на асфальте большой красный крест.

— А это зачем? — спросила Скалли.

Малдер положил на место баллон, поставил чемодан, закрыл багажник. Огляделся. Провел ладонью по лбу.

— Не знаю, — сказал он. — Может быть, и незачем…

Бельфлёр

7 марта 1992 года

Городок Бельфлёр нельзя было назвать типичным маленьким городком — из тех, которые представляют собой два ряда домов вдоль главной улицы. Потому что вдоль главной улицы Бельфлёра стоял только один ряд домов: по другую сторону улицы сразу начинался пляж. Пустой, холодный, серый, прилизанный дождем и прибоем пляж… Две яхты покачивались у далекого пирса. Еще несколько лежали на песке, склонив голые мачты. Самым старым зданием в городе был, пожалуй, консервный завод. Похоже, он переживал и лучшие, и худшие времена. Дощатый забор недавно покрасили, но фасад стоял облупившийся. Двое рабочих привинчивали над решетчатыми воротами новую вывеску. Наверное, завод только что сменил владельца. У маленького кинотеатра сидел, сложив на коленях огромные руки, седой коричневолицый лесоруб. Скалли показалось сначала, что это манекен, по потом манекен повернул голову и равнодушно посмотрел на проезжающую машину. Наверное, он кого-то ждал. В мотеле, получая ключи от комнат, Малдер спросил портье, женщину лет тридцати со странно асимметричным измятым лицом:

— А что у вас говорят об этих смертях в лесу?

— О каких таких смертях? — посмотрела на него портье.

— Девочка умерла. Карей Форсман. Не слышали разве?

— Нет. Ничего не слышала…

— В газетах было. Трое прошлым летом, она сейчас. Все одноклассники…

— Ничего не знаю. Спросите полицию.

Скалли послышалась фальшь в ее голосе, по фальшь — это отнюдь не доказательство…

Кладбище городка располагалось на пологом склоне, местами заросшем белой сиренью и дикими розами. Сирень цвела, и густой ее запах смешивался с гарью дизельного топлива, исторгаемой маленьким кладбищенским экскаватором. Человек восемь стояли на склоне холма и молча наблюдали за работой машины.

— Мистер Малдер? — по склону быстрым шагом спускался коренастый мужчина в расстегнутом пиджаке и съехавшем набок светлом галстуке. На руке его болтался хороший кожаный черный саквояж. — Джон Труи, патологоанатом графства. Приступим?

— Знакомьтесь: агент Скалли. Бакалавр медицины, — представил ее Малдер.

Скалли пожала руку доктору Труи. Рука была твердая и прохладная.

— Помещение для проведения вскрытия нам предоставят, — продолжал Труи, — там тесновато, правда, по лучше поблизости ничего пет, в этом я вас заверяю.

— А что, с помещением были проблемы?

— Да, видите ли, патологоанатом местной больницы — большой скандалист, я вам скажу — в отпуске, а без него никто не решался… Но теперь все в полном порядке, я уговорил кого нужно.

— Чью могилу вскрываем?

— Рэя Сомса. Поскольку вы не конкретизировали, мы решили именно так. Видите ли… семьи девочек остались жить здесь, и… могли возникнуть трудности. Семья же Сомсов вскоре после несчастья переехала в Айову: отец, мать и две младшие сестры. Мы известили их и получили согласие. Очевидно, на расстоянии это не настолько трудно пережить, как вблизи… — он говорил это, глядя в основном на Скалли.

Скалли кивнула.

Позади скрипнули тормоза, сдвоенно хлопнула дверца машины, и сердитый голос произнес:

— Эй, черт возьми, что здесь происходит?

И тут же:

— Папа, не надо…

Скалли оглянулась. Из остановившегося синего «чероки» вверх по склону быстро шел, почти бежал решительный высокий мужчина в мягкой бежевой куртке. Лицо его было очень знакомым. У машины осталась стоять девушка лет двадцати с красивыми, слегка вьющимися волосами.

— Что вы себе позволяете? — громко заговорил мужчина. — Вы что, считаете, что приехали — и можете распоряжаться здесь, как вам левая нога прикажет?

— Кто вы такой? — приподняв брови, спросил Малдер.

— Доктор Джейк Немман, и я делал вскрытие…

— А, — вспомнила Скалли, — вы делали вскрытия погибших прошлым летом молодых людей… — его фотография была подклеена к делу. Правда, там он был в академической шапочке и мантии…

Доктор Труи предостерегающе кашлянул, однако Немман на него даже не взглянул. Он был то ли взбешен — непонятно чем, — то ли так же непонятно чем испуган.

— Но тогда вы должны быть в курсе, что мы приедем, — сказал Малдер.

— Нас не было в городе…

— А-а! То есть тело Карен Форсман вскрывали не вы. Теперь ясно, откуда такое расхождение в диагнозах, — Малдер позволил себе усмешку.

— Что за инсинуации? — взвился доктор Немман. — Вы хотите сказать, что мы здесь халатно относимся к исполнению своих обязанностей?!

— Никаких инсинуаций, — отрезала Скалли.

— Например, из тела погибшей Карен Форсман были взяты образцы тканей, — сказал Малдер. — Чего в предыдущих случаях вы сделать не удосужились.

Он повернулся, чтобы идти, и вдруг доктор Немман схватил его за плечо и повернул к себе.

— В чем бы вы меня ни обвиняли, — прошипел он, — вам придется запастись настоящими доказательствами!..

— Папа, — громко и отчетливо позвали от машины. У девушки теперь было очень напряженное и встревоженное лицо. — Папа. Поедем. Пожалуйста. Домой.

Доктор Немман взглянул Малдеру в глаза… и Малдер вдруг прочел в этом взгляде отчаяние и обещание. Такой человек будет идти до конца… Потом доктор резко повернулся и побежал вниз. Девушка чуть расслабилась. «Чероки» нервно тронулся — и покатился к городу. Скалли подумала, что и отец, и дочь выглядели слишком изможденными для людей, возвращающихся с отдыха…

— Этому парню нужен отпуск подлиннее, — будто подхватив ее мысли, сказал Малдер, глядя вслед машине.

Доктор Труи кашлянул.

— Э-э… мистер Малдер…

— Да?

— Я тут поговорил кое с кем… Понимаете, я хоть и не здешний житель, но все-таки бываю здесь часто, как бы наполовину свой… так что со мной говорят. — Он замолчал и посмотрел на Малдера в сомнениях.

— Я слушаю, доктор.

— Да. Так вот: это маленький город. А в маленьких городах ведь как: дети выросли — и уехали…

— Как правило.

— Да, как правило. И здесь это обычное дело. Только вот из того класса… ну, в котором все эти смерти… дети не уезжают. Крутятся здесь. Все, понимаете? Или в самом Бельфлёре, или где-то рядом. Работу находят… хотя какая тут, если разобраться, работа…

— Спасибо, доктор. Надо будет поговорить с родителями.

— О-о! Думаю, это окажется потруднее, чем вытащить этот гроб…

Этот гроб уже зацепили тросами.

— Рэй Сомс был третьей по счету жертвой, — докладывала Скалли, будто отвечая заданный урок; учитель знает, конечно, что такое пестики и тычинки, но нужно доказать, что и ты тоже знаешь… — Окончил школу с отличием, занимался гимнастикой и баскетболом, был некоторое время кандидатом в сборную школы, но не попал. Потом лечился в психиатрической больнице графства…

— Видимо, он признался в первых двух убийствах, — предположил Малдер. Арахиса в его кармане почти не осталось, одна шелуха. — Наверняка причины смерти девушек высосаны из пальца. Маленький город, все на виду, все друг друга знают и все друг друга покрывают. Как в хорошей патриархальной семье, где родители сдохнут, но никогда не проговорятся о том, что у сынка триппер, а дочка спит с трубочистом… Парня заперли в больнице, но улик, судя по всему, так и не нашли.

— Кстати, о причинах смерти, — продолжала Скалли с выражением. — Причина смерти Рэя Сомса: общее переохлаждение.

— Седьмого июля? В Орегоне? Как можно умереть теплой летней ночью от переохлаждения, Скалли?

Скалли хотела ответить, что нельзя и что это в высшей степени странно, но тут дизель экскаватора взвыл, и трос начал наматываться на лебедку. Рабочие с двух сторон придерживали гроб — хороший красный лакированный буковый гроб, с которым за девять месяцев пребывания в вечно сырой земле Орегона ничего не случилось.

Зато подвел трос. Он лопнул.

Кто-то вскрикнул, а кто-то успел среагировать — толкнул уже начавший падать гроб вбок, в сторону от разрытой могилы. Он покатился по склону, переворачиваясь с боку на бок, кувыркнулся так раза три и врезался в массивный, вросший в землю могильный камень. С громким треском отскочили болты; крышка сама собой приоткрылась.

Все было до чертиков похоже на кадр из фильма ужасов.

Малдер и внезапно запыхавшийся доктор Труи оказались у гроба одновременно.

— Это отступление от формальной процедуры, — сказал доктор, когда Малдер взялся за угол крышки. Галстук доктора сполз куда-то на плечо.

— Ну и что? — Малдер пожал плечами. Он смотрел на Труи, и поэтому первой увидела то, что было в гробе, Скалли.

— Ып, — сказала она и сглотнула.

Волна смрада, исходящая от тела, была совсем не похожа на обычный трупный запах, уж это-то она могла сказать с уверенностью. Но что еще хуже — тот коротенький обрубок, нашедший себе упокоение в этом гробу, еще меньше походил на человеческое тело…

— Да, — сказал Малдер, пытаясь заслониться от смрада, — теперь понятно, почему Рэй Соме не попал в сборную школы по баскетболу.

Доктор Труи перевел дыхание. Ему хотелось что-то сказать, но все мысли превратились в мелкий серый порошок. Малдер посмотрел на него.

— Здесь все опечатать, — распорядился он. — Никто не должен ни видеть этого, ни прикасаться.

Доктор Труи коротко кивнул.

Скалли казалось, что они тонут в зыбучем песке. Кругом тишина и спокойствие, кричи — не кричи… Даже получить в школе список учеников оказалось делом непростым. Разумеется, никто не отказывал, но вот беда: в новый компьютер эти данные не вносили, они хранятся на дискетах в сейфе, а ключи от сейфа у мисс Хилл, а мисс Хилл должна прийти попозже… А поискать обычные классные журналы? Ой, вы просто не знаете, там такой беспорядок… Наконец список возник. Но без адресов.

Адреса очень неохотно дали в полиции. Опять же вроде бы не потому, что не хотели, а что-то мешало…

— Миссис Хастингс?

— Да-а… А вы кто?

— ФБР. Специальный агент Малдер, агент Скалли. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Мне не о чем говорить с ФБР. Я не нарушала никаких законов.

— Речь идет не о нарушении законов. Нам нужно выяснить некоторые вопросы о жизни вашего прекрасного города. Если вы не против…

— Против. Это ведь вы копались на кладбище? Так вот и проваливайте…

— Мистер Шлурман? Я из ФБР, и мне хотелось бы задать вам один вопрос…

— Так. А теперь послушайте. Меня. Я не знаю, чего вы там затеваете, но на меня можете не рассчитывать, ясно? Я ясно выразился?

И так далее — почему-то чем дальше, тем короче и грубее. Малдер решил не доводить дело до коротких энергичных слов с одной гласной…

— Слушай! — и Скалли вдруг, повернувшись на каблуках, встала перед ним. — Тебе никогда не приходило в голову, что все агенты ФБР — тупые вырожденцы?

— Каждое утро, когда я бреюсь…

— Возможно, в Академии им отсасывают мозги через ноздри — так, кажется, поступают твои инопланетяне?

— Ты это к чему?

— Учитель! Который все знает про детей, который неравнодушен к ним — и в то же время человек достаточно посторонний…

— Я думаю, что далеко не всем в ФБР отсасывают мозги, — сказал Малдер, с любопытством глядя на нее.

Мисс Пола Лебье, невысокая худенькая дама нескрываемых шестидесяти лет, выслушала Малдера внимательно и будто бы заинтересованно.

— Я преподавала у них французский, — сказала она немного в нос. — А заодно и мировую литературу. Кроме того, в мой класс дети приходили иногда рисовать — потому что окнами он выходит на север. Знаете, я не верю, что поколения портятся. У нас выросли очень хорошие дети. Я подозреваю, что они лучше нас. Правда, говорят, когда на земле появляется такое поколение, Бог очень быстро забирает его к себе… И поэтому то, что произошло с выпуском восемьдесят девятого, для меня было потрясением. Хотя — почему было? Оно и сейчас потрясение.

— Расскажите, а что именно произошло?

— Они вдруг все стали другими. Я их вижу постоянно — и вижу, как их что-то гнетет. У всех у них какие-то несчастья. Полли Маттисон несколько раз пыталась вскрыть себе вены, потом травилась… Билли Майлз и Пегги О\'Делл разбились на машине, поначалу казалось, что отделались испугом — но вот до сих пор не могут выйти из больницы. Я уже не говорю, что у кого-то несчастья чисто семейные… не хочется пересказывать слухи, но очень вероятно, что Белла Немман умерла не от сердечного приступа, как принято считать…

— Это жена доктора?

— Да. Сказочно красивая была женщина. И никогда у нее не болело сердце. Нет, просто что-то произошло с этими детьми, будто… будто их упростили.

— Упростили?

— Да. Я не могу объяснить, почему мне так кажется, но у меня создалось совершенно четкое ощущение: буквально за несколько дней эти дети стали проще. Я не говорю: грубее. Или: примитивнее. Но какая-то благородная сложность из них исчезла.

— Но, может быть, это просто вхождение в самостоятельную жизнь так на них подействовало?

— Только на один этот выпуск? Нет, что вы. Я знаю, как меняет детей выход во взрослую жизнь. Нет-нет. Они все — будто чем-то помеченные…

— Чем же?

Учительница молча покачала головой.

Бельфлёр

7 марта 1992 года 22:45

Несмотря на всю энергию Малдера и Труи, подготовка к вскрытию заняла довольно много времени, и закончить всю эту достаточно кропотливую процедуру удалось лишь без четверти одиннадцать ночи. Малдер методично обходил распростертое на столе и уже зашитое тельце, делая ракурсные снимки примерно через каждые десять угловых градусов — одна пленка на полный круг.

— Поразительно, Скалли, — бормотал он. — Знала бы ты, что все это означает…

— Означает это только одно: перед нами примат длиной… — Скалли еще раз приложила к трупу измерительную ленту, — пять футов, с весьма необычным строением лицевого черепа. Несомненно, что это не человек.

— И что значит выражение «не человек»?

— Пришелец из космоса… — Скалли чуть наморщила нос, давая понять тем самым, что плоско и не слишком удачно пошутила. — Какая-то большая обезьяна. Возможно, детеныш гориллы или орангутан.

— Что? Орангутан — на кладбище? Ты хочешь сказать, что кто-то вместо мальчика похоронил орангутана? Ничего себе шуточки в этом городе… Так, — Малдер на секунду задумался. — Нам будут нужны образцы тканей для полного генетического анализа… И даже не так. Мы потребуем провести анализ здесь, на месте, а когда нам неизбежно откажут, потому что произвести такой анализ они здесь не смогут, мы потребуем разрешения вывезти труп.

— Ты все еще всерьез думаешь, что это действительно какой-то пришелец? Скорее, все-таки просто чья-то идиотская шутка.

— И… рентген, — Малдер ее не слушал. — Да. Конечно. Как мы забыли…

— Рентген? Сейчас?

— А почему нет? Почему бы нам не сделать рентген? И какие у нас есть причины, чтобы не сделать это сейчас? Какие, Скалли? — он помолчал и вдруг обезоруживающе улыбнулся. — Ты не думай, что я такой уж маньяк. Я тоже сомневаюсь, как и ты. Только…

Но что «только», он не договорил.

В пятом часу утра уже в своей комнате мотеля «Буковый дом» Скалли записывала на диктофон последние итоги исследования: «…совершенно атипическое строение черепа, позволяющее предполагать далеко зашедшую мутацию организма. В правой гайморовой пазухе обнаружен артефакт неизвестного происхождения: предмет из серого матового металла длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающий прорезь в лезвии безопасной бритвы, с мелко зазубренными краями…»

Скалли выключила диктофон и взяла в руки стеклянный пузырек с заключенным в нем артефактом. Подняла на уровень глаз. Почему-то вид этого предмета завораживал. Так завораживает змея — даже если находится за стеклом. От стука в дверь Скалли вздрогнула.

Поставила пузырек на стол.

— Кто там?

— Стивен Спилберг! — но на пороге стоял, естественно, Малдер. — Не хочешь побегать? Лично я собираюсь.

Он был в спортивном костюме и с пиратской повязкой на волосах.

Из двери тянуло ощутимым холодом. Скалли покачала головой.

— Ну как? — продолжал он. — Догадалась, что за дрянь была у Рэя Сомса в носу?

— Еще нет, — фыркнула Скалли, — и тратить время для сна на разгадывание этих мелких тайн не собираюсь.

Она закрыла дверь. Ей почему-то показалось, что за дверью Малдер показал ей язык. Что они все себе позволяют…

Спать она, вопреки собственной декларации, не легла. Взяла в одну руку пузырек с артефактом, в другую — рентгеновский снимок черепа анфас, и стала переводить взгляд с одного на другое, втайне надеясь, что сейчас где-то глубоко в недрах ее сознания звякнет серебряный колокольчик и чей-то голос скажет: «Вы отгадали, получите приз!» Но колокольчик подло молчал…

Малдер обежал мотель четырежды. Получилось чуть больше мили. Прохладная глубокая ночь, соленый ветер, светлая полоска неба над горами. Луна зашла, и сквозь черные кроны над головой проглядывали частые звезды. Шоссе, проходившее выше городка, было почти пустынным; за все время проехало лишь несколько легковых автомобилей и пронесся тяжелый грузовик. «Спать она собралась, — с хмуроватой веселостью подумал Малдер. — Ну-ну».

Сам он на расследованиях не спал. Не мог, и все. Поначалу это его тревожило. Потом он привык.

Рэймон, штат Орегон

8 марта 1992 года

Психиатрическая больница графства располагалась в старинном трехэтажном доме на окраине Рэймона. От города больницу отделял обширный парк. Наверное, когда зацветут все эти яблони, здесь будет просто прекрасно… Доктор Флинт, лечивший Рэя Сомса, встретил Скалли и Малдера у ворот. На территорию больницы автомобилям въезда не было.

— Мы запираемся, — сказал он, будто бы извиняясь за причиненные неудобства. — На ночь. В этом смысле мы несколько старомодны…

— Хорошо тут у вас, — улыбнулся Малдер. — Очень тихо.

— Да, с местом у нас все в порядке. Чувствуете, какой воздух? С трех сторон национальный парк, шоссе в полумиле, ручей, в ручье форель. Действует умиротворяюще…

— Расскажите нам о Рэе Сомсе, — попросил Малдер.

— Он пролежал у нас около года, — начал доктор Флинт. Когда он говорил, кончик его носа смешно двигался. И еще Скалли показалось, что доктор все время к чему-то не то принюхивается, не то прислушивается. — Шизофрения, так называемая простая форма. Частичный, но прогрессирующий уход от мира. Кажется, развилась на фоне посттравматического синдрома — он попал в автомобильную аварию…

— Умершие девочки тоже лечились у вас? — спросила Скалли.

— Совершенно верно, у меня. Шизофрению я им не диагностировал, но психозы были глубокие у обеих… Не знаете ли, причину их смерти установили? Если я правильно помню, с этим тогда возникли какие-то трудности…