Журнал

«Если», 2006 № 06



ПРОЗА

Владимир Михайлов

Повесть о лазурной принцессе

Часто приходится слышать о сложности мира. На самом деле он устроен очень просто — во всяком случае, в пределах нашей Галактики, а относительно других есть основания полагать, что и их структура такова же — с небольшими, может быть, отклонениями.

Речь, как вы понимаете, идет не о физике — с ней все (в доступных нам пределах) более или менее ясно, а о той стадии развития материи, которую мы называем жизнью. Ошибочно считать, что существует нечто, не являющееся живым. На самом деле все живо, только проявляется жизнь для разных структур по-разному, одно лишь людское высокомерие не позволяет нам понять это. На деле, повторяем, все устроено разумно и просто. Существует система конструирования жизнеспособных моделей (ее адрес — Срединные миры, или Ядро, с наших задворков не наблюдаемое), затем — полигоны, числом тридцать восемь (всего-то!), расположенные в разных витках туманности, в которой мы обитаем. Восемь из них составляют первую группу — по многообразию существующих на них природных условий, которые позволяют подвергать новые модели живых существ испытаниям в широчайших диапазонах. Остальные три десятка обладают более ограниченными возможностями.

А далее — небесные тела, на которых жизнь (мы намеренно ограничиваем себя, говоря только и исключительно о жизни белковой) может существовать и развиваться, пусть и в разных формах. Из боязни ошибиться не станем называть точного их числа — но, во всяком случае, их на многие порядки больше, чем мы привыкли считать. Каждая новая конструкция жизни проходит испытания на одном из полигонов в условиях, какие существуют в том мире, для которого новая модель предназначена. Если испытание пройдено, конструкторы переходят к формированию пакета для этого небесного тела, поскольку любая модель может существовать только в гармонизированной среде: скажем, плотоядные не могут жить там, где нет травоядных, а тем нужна растительность, а ей… ну, и так далее. Когда такой пакет удается собрать — происходит освоение намеченного тела, и во Вселенной становится одним обитаемым миром больше. В дальнейшем он станет совершенствоваться, конструкции — развиваться, туда будут подселяться новые модели, некоторые же, напротив, изыматься, но это уже детали. В общем же население таких миров весьма стабильно.

Что же касается полигонов, особенно первой восьмерки, то там движение живых конструкций происходит постоянно. Испытание одних завершается — и, значит, в скором (геологически) времени они (не все особи, конечно, поскольку за время обкатки конструкции успевают размножиться иногда весьма значительно) переносятся туда, куда и предполагалось, остальные же, оставшиеся на полигоне, достаточно быстро вымирают — поскольку конструкторы отключают у них репродуктивную функцию (как это произошло, к примеру, с динозаврами на Полигоне-шесть; сейчас эти конструкции живут в свое удовольствие в другом витке нашей Вселенной). А освободившееся после них место занимает новая модель, намеченная совсем для другого мира.

Модели могут обладать любой степенью сложности, от простейших до тех, что (по нашей терминологии, не Конструкторов!) наделены разумом; таких моделей — «разумных» — на сегодня насчитывается двадцать семь, и двадцать одна из них конструктивно имеет очень мало общего с нами — и между собой тоже. Мы с вами в списке Сущностей числимся под номером восемнадцатым. Не потому, что были созданы и запущены раньше чем, скажем, тысячные номера, но по той лишь причине, что первые сто позиций на Большом листе заранее отведены для моделей разумных, и семьдесят три из них еще никем не заняты. Вот так все просто на самом деле, но простые вещи часто оказываются самыми сложными для понимания.

В результате мы об этом ничего не знаем и знать не желаем: всякому разуму свойственно считать себя единственным и главным, вот почему он нередко ведет себя так, словно ему все дозволено. С этим недостатком даже сами Конструкторы до сих пор не могут справиться, хотя ощущение своей созданности заложено, ими в разум изначально. Дело в том, что Конструкторы не Боги, сам же Верховный Творец предпочитает не вникать в детали. А любой материал всегда сопротивляется обработке.

По этой причине нередко в процессе обкатки моделей возникают неприятные ситуации, в частности — когда одна конструкция начинает угрожать другой, рискуя сорвать испытание. Как это получилось, например, с Тригом Егером на полигоне номер шесть, известном нам как планета Земля.

Не слышали эту историю? Ну, вот она.

* * *

И все-таки одно место еще оставалось свободным. Это было досадно. Это было обидно. Даже более: трагедией это было — или во всяком случае могло обернуться подлинной драмой. Это мешало жить. Настолько, что чем дальше, тем меньше хотелось заходить в комнату, которую Трилогий про себя называл не иначе как Залом Славы, хотя официально она именовалась всего лишь большой гостиной. До того не хотелось, что он приказал даже пробить еще одну дверь в соседней столовой, чтобы можно было входить туда прямо из холла, минуя Зал. Потому что стоило ему переступить порог, как голова невольно поворачивалась и взгляд, сколько ни удерживайся, сам собой обращался к зияюще пустому месту на противоположной двери стене; месту, давно уже предназначенному для того, чего хозяину не хватало для полного счастья, для сознания, что жизнь прожита не зря и его предназначение в этом мире выполнено наилучшим, мало того — единственно возможным способом.

Правда, достаточно было в этот миг закрыть глаза — и внутреннее зрение Трига Егера мгновенно позволяло увидеть эту пустоту уже занятой.

Конечно же — ею, головой Лазурного слона.

Пока она не займет предназначенной ей части стены, задачу жизни никак нельзя будет считать выполненной.

* * *

Трилогий Егер с молодых лет мечтал о славе.

Он не то чтобы надеялся; нет, был совершенно уверен в том, что именно для нее, всемирной, всеобъемлющей, небывалой, он и был прислан в этот мир. Пожалуй, только этим могло оправдываться само существование этого мира, у которого, право же, не имелось других оснований считаться лучшим из миров, как издавна уверяли некоторые.

Трилогий не только мечтал о славе; он к ней готовился. Первый шаг на тернистом пути он сделал еще в ранней юности: унаследованную от родителей фамилию Пончик сменил на Егер. Новое сочетание звуков уже само собой говорило о твердом и решительном характере (краткость), сильной воле (сочетание звуков «Г» и «Р»: гора, грубость, гром, гранит, грандиозность, да мало ли), а незримый, но ясно слышимый острый звук «Й» в самом начале указывал на концентрированность и точность каждого действия — как острие шпаги или, современнее, летящая пуля. С предстоящей всемирной славой Пончик никак не монтировался, слово это не вызывало ни почтения, ни страха, ни безоговорочной преданности — ничего, кроме снисходительной улыбки. Егер — другое дело. Трилогий не представлял себе толпу, самозабвенно возглашающую: «Слава тебе, Пончик!». Зато «Великий Егер» — звучало ничуть не хуже, чем «Аве, Цезарь» или, скажем, «Да здравствует товарищ Сталин!». Ничем не хуже.

Имени своего он менять не стал, но вдвое сократил его, из Трилогия превратившись в Трига. Триг Егер — так вполне мог называться глава государства, великий полководец либо, на худой конец, экранная или эстрадная звезда.

Неизбежность такой судьбы ощущалась настолько точно, что Триг Егер (пусть уж будет так, как ему хочется) далеко не сразу стал задумываться — а на какой, собственно, стезе его эта слава поджидает? Отчего-то долгое время ему казалось, будто все, что он должен делать, это — ждать. Возникнув где-то в глубине пространственно-временного континуума, Слава, следуя предначертанным путем, придет к нему, крепко обнимет и вознесет на своих мощных крылах так высоко, как никого и никогда раньше.

* * *

Мир, называемый Инола (это мы так придумали, на самом деле у него совершенно другое имя, но мы не уполномочены раскрывать его, как и его галактические координаты; впрочем, и выговорить его правильно нам было бы не под силу), уже заселенный очень неплохим гармоничным пакетом живых конструкций, созрел наконец для принятия в свои пределы модели, наделенной разумом.

С этим никто в Ядре не спорил. Однако при выборе конкретной модели у Конструкторов возникли некоторые разногласия. Чуть ли не третья часть их выступала за использование конструкции с внешним скелетом, еще примерно столько же стояло за внутрискелетных — хищников или, на худой конец, всеядных. Однако сыграло роль существенное возражение. А именно — такие конструкции уже существовали, и по большей части испытания их заканчивались неудачей: всеядность предполагает минимум самоограничений, следовательно — максимум нарушений, исповедуемых Ядром Принципов. Поэтому в конце концов восторжествовало третье мнение: внутрискелетный, травоядный, четвероногий. Двуногие модели успели уже зарекомендовать себя далеко не с лучшей стороны, поскольку у них руки, как правило, быстродействием опережали мозг, что приводило ко многим бедам.

Сторонники хищников опасались того, что такая модель окажется слишком уязвимой, поскольку хищные, в том числе достаточно крупные, на Иноле были уже внедрены. Однако сторонники вегетарианства нашли выход из положения, остановившись на конструкции весьма крупной и физически мощной. И не только потому, что это гарантировало надежную защиту, но еще и по той причине, что крупное и потому уверенное в себе существо не станет употреблять разум во зло другим, ведь разум употребляют во вред лишь те, кто далеко не уверен в себе и живет в постоянном страхе. Кстати, еще и по этой причине, а не только вследствие всеядности, была отвергнута конструкция мелких грызунов, весьма жизнеспособная и в прочих отношениях очень выгодная.

Все это случилось, по нашему исчислению, за три с лишним года до того, как произошли события, о которых мы уже начали рассказывать.

* * *

Триг был трудолюбив и усерден. Поэтому он без особых усилий закончил школу. Слава первого ученика была настолько ничтожной, что завоевывать ее совершенно не стоило, да он и не старался, помня о том, что многие люди, которых позже называли великими, сэр Уинстон, например, или Эйнштейн, в школе успехами не выделялись, совсем наоборот. «Кто был ничем, тот станет всем», — повторял Триг про себя где-то услышанные слова. И усмехался. Именно тогда он научился такой усмешке — снисходительно-доброжелательной, как бы говорящей: «Ладно, человечки, занимайтесь своими делишками, ни на что большее вас не хватит, суетитесь себе и дальше, а великие дела оставьте другим — тем, кто для них создан». Хотя кое-кто из злоязычных приятелей утверждал, что такое выражение лица вызывалось лишь несварением желудка. Триг старался на это не обижаться: знал, что чем дальше, тем зависти людской будет больше, слава порождает ее неизбежно, как ярко освещенный предмет не может не отбрасывать тени. Но великие люди должны прощать заурядным их недостатки.

Зная, что слава отыщет его, где бы он ни находился, Триг, получив школьный аттестат, не сразу задумался о том, что, может быть, человек, взыскующий славы, все же не должен находиться в неподвижности. Слава идет к нему — да, бесспорно; но ведь если и он будет делать какие-то шаги ей навстречу — свидание их состоится раньше, не так ли? Существует, надо полагать, некая точка, в которой они должны встретиться; и к этому пункту ведет не одна какая-то дорога, но множество, во всяком случае — несколько. Так что приходилось решать: какая же из них окажется самой короткой и потребует меньших затрат энергии (потому что как можно больше этой энергии следовало сохранить для тех времен, когда слава и Триг Егер станут синонимами; тогда-то ей и найдется достойное применение).

Казалось, выбрать дорогу — дело несложное.

Углубленное изучение истории убедило Трига в том, что, несомненно, высшая слава осеняет тех, кто — своими ли, чужими ли руками — ухитрился прервать как можно больше других жизней. Потому что иначе убьют тебя самого. Слава в данном случае окажется посмертной. А это как-то сразу снижало ее привлекательность. Лучи славы (Триг употребил именно такоe, очень не новое выражение) должны озарять тебя самого, а не твою могилу. Там они тебя уже не согреют.

Убивать как можно больше других. И при этом — совершенно, или почти совершенно, не рисковать собственной жизнью. А для этого — не врагов наживать среди себе подобных, но лишь славу в чистом виде. Должен же существовать такой способ!

Ответ, как это порой бывает, пришел как бы случайно. Он обнаружился в заграничном, богато иллюстрированном, почти научном журнале. На центральном развороте. И оказался настолько простым и убедительным, что можно было лишь удивляться: как это до сих пор никто не ухватился за такую возможность по-настоящему, всерьез, масштабно? И практически с минимальным риском для себя?

Люди часто не замечают того, что лежит у них под самым носом.

А вот Триг Егер заметил. Оценил. И сразу же принял к исполнению, поняв: это ему по силам.

При этом он подумал о том, что явно не зря, меняя фамилию, выбрал себе именно такую. Видно, подсознание уже тогда понимало, что именно станет смыслом его жизни. Но не спешило открыть это его сознанию. Теперь пробил час.

Охота. Сафари. И ничто другое.

* * *

Как мы уже убедились, жизнь в нашей Вселенной — конструкция хотя и весьма простая, но достаточно разветвленная. И, как всякая централизованная структура, она не может обходиться без системы постоянного наблюдения, контроля и — в случае необходимости — вмешательства.

Такая система действительно существует. В переводе на язык наших (то есть доступных нам) понятий ее можно, пожалуй, назвать Галактической патрульно-постовой службой. Такова функция данной службы, но на этом сходство и кончается.

Те, кто занимается этой деятельностью (мы чуть было не обмолвились, до того хотелось назвать их людьми, но на самом деле это не так, поэтому чисто условно назовем их «глитами», предупреждая, что это всего лишь произвольное звукосочетание, лишенное конкретного смысла), вовсе не раскатывают по Галактике на каких-то небывалых транспортных средствах. Достаточно того, что они постоянно просматривают Вселенную и приходят в движение лишь тогда, когда получают из какой-то точки сигнал неблагополучия — если это неблагополучие действительно серьезно. Лишь тогда патрульная группа (чаще всего она состоит из двух глитов) мгновенно перемещается в точку нарушения Принципов и принимает нужные меры. Перемещение производится без использования каких-либо механизмов, потому что куда проще произвести локальное искривление пространства, и, как принято говорить у нас, одна нога здесь, другая — там.

Мы остановились на этом потому, что нам вскоре придется встретиться (надеемся, что только на этих страницах) с одной такой группой. А как говорится: «Предупрежден, значит, вооружен».

* * *

«Еще одно чудо природы!» — статейку под таким названием Триг выудил в красивом журнале. Она-то и помогла ему принять решение.

Говорилось же в ней о том, что в одной из южноафриканских стран обнаружено совершенно сказочное животное. То есть не порода его была сказочной, это не был какой-нибудь трех- или хотя бы двухголовый монстр, а всего лишь нормальный слоненок. Но, в отличие от пока еще уцелевшего множества особей двух видов, азиатского и африканского, юная слонишка обладала голубым окрасом. Лазурная слониха! Единственная, судя по всему, в природе. Первая и последняя.

То есть единственный и неповторимый охотничий трофей.

Воистину — цель, достойная славы.

При условии, конечно, что слониху удастся поймать еще до того, как она начнет порождать себе подобных, потому что в таком случае она перестанет быть уникальной.

Правда, в ближайшие два-три года такое вряд ли случится. То есть времени достаточно для того, чтобы освоить искусство большой охоты и в нужный час выступить во всеоружии.

Триг это понял. И сразу же принялся за дело.

Было это, напоминаем, три года назад.

* * *

Ас Орум Иг Орум занимал высокий пост Первого лица строгой ответственности в патруле Охраны Принципов Третьего стерадиана Творения. Назначение на столь важный пост свидетельствует о том, что Ас Орум был глитом серьезным, опытным, на которого можно положиться в любой обстановке. Он и действительно являлся таким, а то, что степень его достоинства обозначалась тремя шестипалыми листьями и двумя большими наконечниками, неоспоримо свидетельствовало о немалом авторитете, каким пользовался он как в обществе, так и в Сферах Управления, а также о серьезности задач, какие ему приходилось решать при исполнении служебных обязанностей.

Ему полагалось просматривать вверенное вниманию патруля пространство четырежды за каждое кольцо времени; всякое дежурство — его и всей его команды (состоявшей кроме Ас Орума еще и из Второго лица) — должно было длиться тридцать таких колец, а затем еще столько же времени находиться в состоянии ослабленной готовности, чтобы в случае какой-либо необходимости — то есть нарушения равновесия, свойственного всему мирозданию — немедленно оказаться в нужном месте и навести должный порядок, как предписывала соответствующая инструкция, при «минимальном применении действий, не имеющих возвратного движения». У нас на Земле сказали бы «с минимальным применением силовых методов» или, еще проще, «без излишнего кровопролития».

Ему полагалось — и не было еще случая, чтобы Ас Орум позволил себе просмотреть пространство как-нибудь поверхностно, отвлекая внимание на что-то другое. Даже тогда, когда прокручивались уже последние кольца служебного времени и восприятие невольно притуплялось, когда все в организме просило если не отдыха, то во всяком случае перемены действий (которая, как считают многие, и является лучшим отдыхом), и мысли невольно старались убежать вперед, во время, которое настанет после окончания вахты, Ас Орум усилием воли заставлял себя оставаться в рабочей частоте восприятия и реагирования. Таким уж он был — не то чтобы служакой, но, скажем, почитателем долга и чести. Чего, кстати, и вам желаем.

Такое отношение к делу, как правило, приносит плоды. Так получилось и на сей раз. Когда до смены оставалось уже меньше одного кольца, лишь предельная концентрация усталого внимания позволила Первому лицу заметить пришедший из очень удаленных координат сигнал. Настолько слабый, что его мог уловить только хранитель с таким опытом, каким обладал Ас Орум.

Сигнал заставил его насторожиться. А затем и огорчиться — настолько, что Ас Орум не смог удержаться от приглушенного стона.

— Что? — сразу же откликнулся на этот звук стоявший по соседству Мино Пал, Второе лицо в составе патруля.

— Опять Полигон-6!..

— Великие Силы! И, конечно же, снова модель восемнадцать?

— А кто же еще?

— Что там на этот раз?

— Кажется, пока ничего особенного, но увидим на месте.

Сигнал был не только очень слабым; он к тому же свидетельствовал не о происшедшем или совершаемом нарушении Принципов, но лишь о возникновении предпосылок к нарушению, с вероятностью три пятых. Впрочем, почти сразу оценка изменилась, возросла до четырех пятых. И это было уже достаточно серьезно. Поскольку если нарушение произойдет, то будет существенно искажена линия развития жизни в мире Инола.

Поэтому охранитель без малейшего промедления объявил своему подчиненному о переходе от «рабочего внимания» к «вниманию напряженному». После этого еще могла, конечно, последовать команда «возврат», и оба вздохнули бы с облегчением; однако куда вероятнее было, что придется отдать другое распоряжение. А именно: «Операция».

* * *

Итак, Триг Егер однажды нашел наконец подлинное предназначение. Свой путь к величию и славе, удовлетворявший двум главным требованиям, какие выдвигал он, все еще пребывая бизнесменом средней руки, производителем запчастей к отечественным автомобилям — а это путь, на котором, как все понимают, всемирная слава не валяется. Найденное решение вопроса понравилось ему еще и потому, что помимо названных основных требований удовлетворяло и весьма приятным дополнительным, так сказать сопутствующим пожеланиям.

Перед тем как приступить к выполнению замысла, Триг Егер учинил последнюю проверку своего плана. Он задавал жизни прямые вопросы и отыскивал на них точные и откровенные ответы.

Первым из вопросов было: «Достигается ли таким путем подлинное величие, всемирная и долгая слава?»

Ответ был предельно кратким: «Вспомни Нимврода. Он был равен богам, и о нем помнят даже сейчас, хотя с той поры миновали тысячелетия».

Триг признал ответ вполне удовлетворительным.

Затем последовал второй вопрос: «Придется ли на этом пути сталкиваться с сопротивлением, конкуренцией, опасностью со стороны других людей?»

Ответ: «Со стороны людей — нет. Или почти нет».

Понимать это было очень приятно.

«По силам ли мне окажутся неизбежные расходы?»

«Уложишься».

Такое мнение можно было только приветствовать.

«Насколько благоприятным окажется сам процесс продвижения к славе?»

Ответ оказался неожиданно пространным: «Он будет приносить громадное удовлетворение, какого до сих пор тебе не приходилось испытывать. Стоит только пустить в ход воображение».

Это, безусловно, воодушевляло.

Остальное было понятно ему и без вопросов. То, что процесс завоевания славы отнимает сравнительно немного времени. Так что его бизнес не пострадает. Даже наоборот: чем славнее он будет становиться, тем известнее сделается и его производство. Реклама — двигатель торговли.

Только брэнд придется сменить на более выразительный. И романтический, что ли.

Как это там пелось в старинной песенке — «Малой кровью, могучим ударом…»?

Вот именно.

Удар будет весьма могучим.

Он принял решение уже три года назад. И прошли они не напрасно.

Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в ту комнату жилища Трига, которая размерами уступала большой гостиной, но была, пожалуй, единственной, не вызывавшей у хозяина ни малейших отрицательных чувств. А именно — в оружейную. Если бы вас туда впустили, конечно.

Здесь вдоль двух стен стояли пирамиды, где за толстыми непробиваемыми стеклами покоилась коллекция, которой Триг отдавал практически все свое свободное время и немалую часть денег: лучшее, может быть, в Москве, да и во всей стране, собрание охотничьего оружия и вообще всего, имеющего отношение к большой, серьезной, респектабельной охоте. Не на уток каких-нибудь или зайцев и даже не на кабанов и вообще парнокопытных, чем тешится и простой народ, и тот, что посложнее. Никоим образом.

Здесь, в оружейной, ничто не раздражало, не вызывало досады. Ведь все, что можно было тут увидеть, за три года ни разу его не подвело, всегда честно выполняло свой долг. Любая винтовка, от легких, но убойных «двухсотсемидесяток» семимиллиметрового калибра, от соседствовавших с ними инструментов калибром 9,3 — и дальше, вплоть до могучих, чье семейство начинается с модели 375Н amp;Н, тех, с которыми только и можно выходить на любого представителя Большой пятерки. А пока ты с нею не схватился, ни один серьезный охотник не будет считать тебя настоящим человеком.

Правда, Триг полагал, что на самом деле говорить нужно о шестерке: лев, слон, носорог, буйвол, тигр, леопард. Три хищника и столько же вегетарианцев — впрочем, ничуть не менее опасных, когда сталкиваешься с ними лицом к лицу. Где-нибудь в Кении, Ботсване, Зимбабве, Танзании или ЮАР — если ты предпочитаешь Африку Индии, где тоже хватает и слонов, и носорогов, и тигров; правда, буйвол там помельче африканского. Но Индия все же не Африка. Океан тот же, однако берег совсем другой.

Прохаживаясь взад-вперед вдоль застекленных пирамид, можно было с удовольствием вспоминать, а может быть, и с надеждой предвкушать уже не раз испытанное и, надо надеяться, еще предстоящее.

Все начинается с Питера, где оформляешь поездку в агентстве на Светлановском. В очередной раз убеждаешь себя в том, что полет — дело абсолютно безопасное, хотя летать ты никогда не любил и не станешь. На самом деле ничего страшного: каких-то два часа — и ты уже в Амстердаме. Здесь будет время прийти в себя: чуть ли не двенадцать часов. Потом еще одна нервотрепка: самолет до Найроби, полет куда более продолжительный, ночной, можно поспать — если нервы позволяют уснуть в воздухе. Сначала Тригу это не удавалось, но постепенно он научился расслабляться.

Это вовсе не лишнее: после посадки, когда с облегчением убеждаешься, что багаж прибыл одновременно с тобой, а не упорхнул куда-нибудь в другое полушарие, предстоит добраться до Лейтокитока: направление — юго-восток, время — часов пять или около этого. Там тебя поселят в Кибослопссафари-коттедже — и вперед, в национальный парк Амбоселли. Если ты «чайник», тут стрелять тебе еще не придется, будешь только смотреть, с непривычки ахать и удивляться: смотри-ка, они и на самом деле существуют, все эти звери! То же самое повторится и в национальном парке Тцавовест, где в Килагуни, в Лодж-отеле случайно встречаешь земляка, московского бизнесмена примерно твоего уровня, но компании с ним не получится: он собирается на ночное сафари, а оттуда утром — к морю, в Момбасу.

Но ты давно уже не новичок, через все это уже прошел и спешишь уехать отсюда на юго-запад, где неподалеку проходит граница с Танзанией, потому что лучшее охотничье сафари — именно там. А тебе только оно, собственно, и нужно. Особенно если стены твоего дома еще не успели украситься головами, рогами, бивнями, а пол не закрывают ни полосатые, ни пятнистые, вообще никакие экзотические шкуры. А если уж ты решил добиваться славы охотника, то без них обойтись просто невозможно. Охотничье сафари, собственно, и есть настоящее сафари, что на суахили означает просто путешествие или, быть может, приключение.

Путешествие, обходящееся, прямо сказать, недешево. Не поездки, отели и прочие необходимые условия: это ясно заранее. За аренду ружья и патронов платить полсотни евро в день ты, разумеется, не станешь: арсенал у тебя свой, ты ощущаешь себя если и не вполне профессионалом, то во всяком случае отнюдь не начинающим любителем. В Танзанию ты приехал, чтобы убивать — по закону, с разрешения властей. То есть по лицензии. А вот это обходится в копеечку.

Если сейчас выйти из оружейной снова в большую гостиную, то там по стенам как раз и развешаны денежки: вот львиная шкура, за право добыть ее пришлось отдать ни много ни мало десять тысяч евро; вот рогатая голова буйвола, внушительная, прямо сказать, головенка — пять тысяч, а вот скалит зубы леопард — три с полтиной…

Оскал этой кошечки и сейчас вызывает неприятные ощущения. Хотя, строго говоря, у него, пятнистого, не было никаких шансов против винтовки с оптикой и лазерным прицелом, но принято все-таки считать, будто схватка происходила на равных, и воображение услужливо подсказывает, что могло бы случиться, если бы ружье дало осечку, а у джипа, достаточно уже послужившего на его веку, заглох мотор и расстояние между вами оказалось бы втрое меньше, чем на самом деле… Брр! За подобное ощущение, пожалуй, трех с половиной тысяч не жалко. А уж о такой мелочи, как двести в день за само участие в охоте, и говорить не стоит. Согласен был бы и больше заплатить за возможность заглянуть в круглые пристальные кошачьи глаза. Правда, на таком расстоянии их не очень-то и замечаешь, не до того…

Да. Но всем этим воспоминаниям не под силу бороться с досадой, возникающей, как уже говорилось, при взгляде на пустое место на стене большой гостиной. И преодолеть ее можно, только напомнив самому себе: близок уже, совсем близок день, когда можно будет наконец закрыть пустоту, утвердив на этом месте то, что только и даст тебе право назваться самым настойчивым, самым умелым, самым метким — и так далее, и тому подобное — охотником века. А может быть, и всей истории, как знать?

Иными словами, укрепить на этом пустующем месте голову того самого — а точнее, той самой Голубой слонихи, единственной в мире, известной теперь под именем Лазурной Принцессы.

* * *

Мино Пал, Второе лицо, был очень недоволен.

— Хотел бы я знать, сколько еще придется мирозданию терпеть бесчинства восемнадцатой модели! — возмущенно говорил он своему коллеге и начальнику, пока оба они готовились к созданию короткого Черного коридора, что возникнет на несколько мгновений между базой Патруля и Полигоном-6, известным также, как Мир *238796, самоназвание — Земля. — Ведь давно ясно: эксперимент с ней вышел из-под контроля, конструкция не оправдала себя, все, что еще можно спасти, уже перемещено в места постоянного обитания, а остаткам все еще позволяют резвиться! И вот они собираются уже откровенно вмешиваться в нашу работу, угрожать Конструкторам Жизни! Эти плохие игры, чего доброго, приведут к тому, что мы вообще останемся без Шестого полигона — а ведь место редкостно великолепное, и столько конструкций на нем еще и сейчас обкатывается. Неужели нельзя тихо, спокойно, не проявляя излишней жестокости, освободить Полигон от присутствия взбесившейся конструкции? А то они и до принцессы Инолы доберутся — с них станется, жидкомозгих… Послушай, не запросить ли тебе Ядро: может быть, нам позволят наконец закрыть модель-18 окончательно, раз и навсегда?

Что касается культур, существующих сейчас на Шестом полигоне, то, как отлично знал Ас Орум, эксперимент с восемнадцатой моделью был уже почти закрыт: эта конструкция, на которую некогда возлагались немалые надежды, оказалась чрезмерно активной и склонной к подавлению или уничтожению себе подобных, в ущерб сосуществовавшим с ней хронологически и территориально моделям 14, 15 (погибли), 19 (находится в латентном состоянии) и 17 (едва теплится). Модель-16, основная ее численность, была перенесена на Большой Вихрь и теперь там процветает.

В общем, сейчас у руконогой цивилизации было даже больше противников, чем сторонников, и этой серии моделей грозило окончательное закрытие по причине, как формулировали противники, полного отхода от главных принципов жизни. Такой отход критики усматривали в несомненной тенденции вытеснения белковых конструкций металлическими.

— Уже запрашивал, — откликнулся Ас Орум. — Ядро считает, что продолжение существования восемнадцатых еще представляет интерес. Напоминает, что отрицательные результаты тоже важны — они помогают не повторять ошибок. И заверяет: решительные меры будут непременно приняты, если возникнет угроза Полигону. А пока этого не происходит, решено ограничиться наблюдением. Я-то думаю, что на самом деле Ядро, как всегда, хочет избежать силового вмешательства, к тому же уверено в том, что восемнадцатые и сами уже вырыли себе достаточно глубокую могилу.

— Интересно. А кто сообщит Ядру, что угроза стала реальной?

— Мы, кто же еще?

— Так сделаем это сейчас!

— Сейчас у нас другая задача: сохранить принцессу Инолы. Всего лишь. Об остальном сможем судить на месте. Понаблюдаем некоторое время…

— К чему медлить? Ведь источник опасности известен?

— Ну, установить его не составит труда.

— Так обезвредим его сразу — и дело с концом.

— Нет, — возразил Ас Орум. — Конструкторы сочли, что это может оказаться интересной составной частью испытания. Потому что по замыслу на Иноле модель должна будет самостоятельно нейтрализовать все опасности, какие там только возникнут.

— Это разумно. Но Полигон — не Инола.

— Потому мы и оказались тут. Поскольку на Полигоне довольно много таких опасностей, с какими на Иноле нашей модели просто не придется сталкиваться: их там не будет в принципе.

— Я понял. Все, что исходит от модели-18…

— Вот именно. Мир восемнадцатой модели относится к категории хищных. И жестокость там чаще преобладает над стремлением к красоте. Не хочу сказать, что эстетика чужда им, но слишком уж часто она служит при создании орудий убийства. В то время как при нормальной психике такие орудия должны вызывать чувство отвращения уже самим своим обликом. Но, в конце концов, не наша задача давать оценки окраинным мирам, их нравам и обычаям, какими бы отвратительными они порою ни были. Наша обязанность — обеспечить сохранность точки роста. Любыми средствами.

— Чужой идиотизм не должен нарушать гармоничность развития мира, — охотно согласился Мино Пал. — Но, может быть, не стоило создавать конструкцию для Инолы в таком облике, какой может привлечь внимание восемнадцатых? Я о цвете.

Ас Орум ответил собеседнику лишь неопределенным междометием. Он толком не помнил, в чьем мозгу зародилась такая идея. Но никто тогда не возразил, потому что это показалось красивым. А в Срединных мирах Галактики красоту ценят куда больше, чем на ее окраинах. Любая мыслящая конструкция принимает самое себя за эталон красоты и неизбежно старается по возможности привести окружающий мир в соответствие со своими представлениями. А Девиз, под которым развивали Инолу, был именно таким: «Прекрасный мир».

— Видишь ли, — проговорил затем Ас Орум, — к Иноле в Ядре особое отношение: предполагается, что она сможет стать точкой роста целой новой линии миров. Потому что есть еще три тела, пока безжизненных, на которых впоследствии можно будет с успехом создавать именно прекрасные миры. Великолепный климат для белковых, много воды… Если бы жизнь возникала спонтанно, они, наверное, давно бы уже заселились. Но жизнь насаждаем мы — а Галактика велика, и руки сразу до всего не доходят. Для реализации замысла надо было создать точку роста. Вот мы ее и создаем.

— Создают Конструкторы, — поправил Мино Пал. — А мы лишь охраняем.

— Все равно, — сказал Ас Орум. — Охрана так же необходима Жизни, как и само ее создание. Ладно, мы слишком много говорим. Ты готов? Тогда не отставай. Полколечка на сборы — и в дорогу. Коридор уже прогрелся.

* * *

Речь у Лиц патруля, как мы слышали, шла о точке роста — в том понимании, какое вкладывают в это словосочетание насельники Срединных миров.

Собственно, оно не чуждо и нашим представлениям. Однако в наших широтах его значение куда более узко. Область его применения чаще всего ограничивается ботаникой. У нас точка роста еще называется конусом нарастания, или же апексом, и означает верхушку побега или корня растения, то место, откуда оно будет расти дальше.

Однако на самом деле точка роста имеется и в животном мире — у каждого биологического вида, и даже в мире людей — в обществе, у каждой нации, народности, у каждой страны. Это может быть один человек или группа, относительно немногочисленная. Человек или группа не обязательно ощущают свою роль, они просто выполняют миссию, часто даже не подозревая об этом, не задумываясь. Люди эти — как и точки роста в мирах флоры и фауны (а может быть, и в той части природы, которую мы традиционно именуем неживой) — разумеется, время от времени меняются: ничто, как сказано, не вечно под Луной, да и над ней тоже. Но когда эта смена происходит естественным образом, все остается в порядке, преемники уходящих успевают созреть. Другое дело, когда точка роста гибнет катастрофически; это чаще всего становится началом деградации того сообщества, которому точка принадлежала. От трилобитов до народов и империй, не важно — больших или малых.

Вот и Лазурной Принцессе было предназначено стать такой точкой роста — роста разумной жизни на Иноле. Она была для этого абсолютно готова — вплоть до того, что уже носила в себе семена будущего потомства, заложенные в нее Конструкторами при создании данной модели. В дальнейшем это обстоятельство неизбежно приведет к возникновению на Иноле мифа о непорочном зачатии — легенды, в которой, собственно говоря, факты будут соответствовать действительности, объяснение же их надолго останется очень далеким от истины; ничего не поделаешь — разум, развиваясь, проходит множество стадий, он не в состоянии перепрыгнуть ни через одну из них. В любом процессе имеются свои издержки.

Но это все потом. А сейчас главное — защитить точку роста от той опасности, которая с каждым днем становилась все более реальной и угрожающей и для нее самой, и — что куда более существенно — для планов, разработанных в Срединных мирах.

Именно этим и были озабочены охранители, чей разговор нам удалось услышать. Дело в том, что в пределах Галактики в последних витках времени жизнь была занесена на десять новых, до сих пор необитаемых миров. А принцип равновесия требует, чтобы на каждый десяток оживленных миров приходился один, где жизнь достигнет уровня разума. Равновесие необходимо для развития мира; когда оно нарушается, последствия могут оказаться самыми печальными, часто с виду по своему размаху совершенно не соответствующими ничтожным, как может показаться, сбоям. Это сказано уже достаточно давно, но мало кем услышано по-настоящему.

— Все-таки каковы наши полномочия в этой операции? — так спросил Мино Пал, Второе лицо, когда патруль без всяких приключений оказался уже на поверхности Полигона-6 и Черный коридор закрылся до востребования. Точнее — так прозвучал бы его вопрос, будучи переведенным на язык наших понятий.

Ас Орум ответил:

— Никаких глобальных решений. Обеспечить безопасность, не более.

— А в отношении источника опасности?

— Уничтожение или иная мера — оставлено на наше усмотрение, как и вообще способ проведения операции. Уничтожение — крайняя мера. Если же в действиях источника угрозы окажется что-то любопытное для тех, кто продолжает наблюдать модель-18, то его придется изъять с Полигона и доставить в Ядро — для дальнейшей работы. Хотя вряд ли он сгодится на что-нибудь, разве только займет место в Музее Дурных Аномалий.

— Великие Силы, тащить его в Ядро — столько возни!..

— Служба, Мин, ничего не поделаешь. Постой. Нам, кажется, сюда.

— Думаешь?

— Уверен. Да, совершенно точно. Ныряем.

* * *

Слонов на Земле все еще достаточно много. Обычных, серых с желтизной. Те, которых называют белыми (хотя на самом деле они тоже серые, только ощутимо светлее), встречаются куда реже. Но голубой известен только один.

Замечен он был три года назад в стаде, кочевавшем по привычным местам в Нгамиленде, что в Ботсване, в землях Национального парка Чобе, и в Северном Матабеле, в парках Нцхале-Пан и Ванге (это, как известно, уже Зимбабве). Увидели его — а точнее, ее — случайно, почти сразу после внедрения, когда модель не весила еще и сотни килограммов и ее, доставив коридором, подложили к слонихе, чей детеныш только что погиб, нечаянно подстреленный неопытным охотником. Принятая стадом, Лазурная на переходе держалась под брюхом матери, бодро передвигая свои маленькие слоновьи ножки. Засекли ее, когда стадо вышло из леса к воде, от которой слоны стараются далеко не уходить. Мать принялась валяться в песке, и дочка осталась без укрытия. Тут она и попала на глаза находившемуся не так уж далеко и вооруженному непременным биноклем одному из смотрителей парка.

О таком чуде было немедленно доложено дирекции парка. Работавшие там опытные люди мгновенно поняли: событие следует взять под строжайший контроль. Едва сведения об уникуме распространятся в охотничьих кругах, сразу же найдется великое множество желающих завладеть именно этим трофеем. А охотничий азарт, как все прекрасно понимали, может принимать невиданные размеры и порой становится столь мощной силой, что противостоять ей просто невозможно.

По этой причине в соответствующем департаменте правительства Ботсваны было решено: полностью закрыть — во всяком случае до поры до времени — любую информацию о появлении в стаде голубого слоненка. Постоянно отслеживать стадо, к которому он принадлежал, и ни в коем случае не допускать проведения сафари вблизи мест его обитания. Район этот закрыть для любых туристов, включая тех, кто охотой не занимается; любопытные глаза и болтливые языки могли бы натворить бед.

Так и поступили, и это уже само по себе было достойно некоторого удивления. То есть не то, что такое решение приняли, а то, что его удавалось выполнять на протяжении почти полных трех лет. Тайна сохранялась бы и дольше: никто из людей, причастных к деятельности парка, так и не проговорился, и секретная информация пришла в мир совершенно другим путем. А именно: голубая слониха-трехлетка была замечена со спутника, среди программ которого имелась, кроме многих других, и экологическая. И голубое пятнышко среди трех с лишним десятков серо-желтых существ не прошло мимо внимания специалистов, занимавшихся дешифровкой этой программы. Камешек упал — побежали круги по воде, при активном содействии средств массовой информации.

Почти сразу же после первых сообщений о необычном животном в обществе развернулась кампания за безопасность Лазурной Принцессы, как ее успели окрестить. Было опубликовано подписанное множеством энтузиастов письмо, обращенное к правительствам известной Восьмерки, в котором выдвигалось требование изловить слониху и водворить ее в лучший из земных зоопарков. В письме утверждалось, что предлагаемая мера — единственный способ защитить животное от любителей охоты, и не столько законных, сколько браконьеров, которые неизбежно нахлынут в места обитания слонихи в таком количестве, с каким не то что обычная охрана, но и вся ботсванская армия не справится.

Однако страна, оказавшаяся родиной Лазурной Принцессы, с такой программой действий никак не соглашалась. Голубая слониха была уже признана национальным достоянием, обсуждалось предложение поместить ее изображение на государственный флаг Ботсваны или ее герб. Поскольку основным цветом флага этой страны является синий, нарушаемый лишь черной продольной полосой посередине, силуэт слона предлагалось поместить в желтом круге, в черной же полосе сделать разрыв. Были приняты, как уже сказано, меры для охраны территории, по которой кочевало стадо. Правда, совершенно закрыть эти места для посторонних оказалось затруднительно: стадо находилось в основном все в той же дельте Окаванго на севере страны, а дельта эта представляет собой по сути одно громадное болото, населенное великим множеством зверья. Болото же — это такое место, где знающий человек всегда найдет возможность обойти препоны и пробраться туда, куда ему нужно. Незнающий же в лучшем случае войдет, но потом вряд ли кто-нибудь его еще увидит.

Теперь необходимые сведения можно было получить без особых усилий.

* * *

И Триг, естественно, их получил. Потому что он окончательно укрепился в мысли: смысл его жизни и миссия, которую ему следует выполнить в этом мире — это овладение Лазурной Принцессой. В оптимальном варианте — всей тушей: если бы из нее удалось сделать чучело, Триг, не жалея денег, построил бы для него специальный зал — куда, кстати, можно было бы пускать посетителей за умеренную плату, так что расходы окупились бы достаточно быстро. Хотя, разумеется, не ради этого требовался слон. Однако трезвая логика подсказывала Тригу: вывезти тушу целиком вряд ли представится возможным. Ведь убить слониху по закону не удастся: такую лицензию не выдадут ни за какие деньги. Значит, речь могла идти только о браконьерстве, и при этом риск был в полном смысле слова смертельным: пойманный с поличным, он будет линчеван на месте.

Однако Триг понимал очевидное: слава всегда пропорциональна риску, связанному с ее завоеванием. Всегда. И даже тогда, когда эта слава назначена тебе предержащей властью и ты получаешь ее, не успев вспотеть, риск несомненно присутствует — хотя бы тот, что потомки, разобравшись, назовут тебя самым вонючим сукиным сыном и имя твое станет непристойной кличкой. Такой риск посерьезнее очень многих других.

Триг, однако же, славы от начальства не ждал. Он намерен был заслужить ее собственными руками, ногами, зоркими глазами и умением, стреляя, попадать в цель.

Но чтобы добраться до возможности прицелиться и нажать на спусковой крючок, требовалась громадная подготовительная работа, не говоря уже о деньгах. Деньги, в общем, имелись, да и в случае нужды он получил бы кредит. Но вот всю работу надо было проводить самому: такое нельзя доверить никому.

И медлить с этим не следовало. Триг Егер не сомневался: идея добыть голубую слониху пришла в голову не ему одному. Он уже достаточно хорошо знал мир серьезных охотников и понимал, что готовится не одна подобная экспедиция. Без конкуренции и тут было не обойтись. Такова жизнь. Но в любой конкурентной борьбе кто-то выигрывает. Так почему не может выиграть именно он?

Может. И выиграет.

Важно — правильно начать. Если угадать начало, дальнейшие события будут развертываться как бы сами собой, по принципу цепной реакции. Тебе останется лишь ускорять или притормаживать их, в зависимости от обстановки. И в нужный момент оказаться в нужном месте. Все очень просто. Так с чего же начать?

Конечно, с разработки маршрута. Затем — опробовать трассу на практике, не переходя, конечно, той границы, за которой действия Трига станут подозрительными. Нет, пока всё строго в рамках закона. Да, немалая часть дельты сейчас закрыта для сафари. Но все-таки лишь часть. Значит, сперва надо освоить то, что доступно. Наверняка там уже рыщут конкуренты. Но не только… Найдутся простаки, которых можно будет использовать, так сказать, завербовать. Причем сами они наверняка ни о чем не догадаются.

Ну что же, начало вполне пристойное.

— Съезжу-ка я еще разок в Африку, — сказал он жене. — Продрог я что-то. А там согреюсь. Там сейчас лето.

— Не устал еще убивать? — спросила она уже не в первый раз.

Он даже не стал отвечать. Жене неведомы страсти. Ни в чем. Но это — ее проблемы. Не его.

* * *

— Мне хочется увидеть самому, — сказал Ас Орум.

— Это может оказаться опасным, — предупредил Си Гин, начальник Третьей глубинной базы Полигона, на которой Лица патруля сейчас находились.

— Нас это не пугает, не так ли?

Вопрос был обращен к Мино Палу. И сразу же прозвучал ответ:

— Ни в коей мере. Нужна лишь капсула. Здешняя среда для нас не слишком благоприятна. Да ты это и сам знаешь.

Разубеждать их Си Гин не пытался: такое не было принято, каждый знает, что говорит, иначе бы его здесь и не было. Начальник базы сказал лишь:

— Я предупрежден. Капсула для вас готова. Маршрут заложен. Удачи!

— До скорого.

Разместились в капсуле, формой повторявшей двояковыпуклую линзу. Стартовали. В секунды пронизали пятикилометровую толщу слабого солевого раствора, заполнявшего низменные места Полигона-6. Вышли в атмосферу благополучно, то есть поблизости не оказалось никаких плавающих устройств, существовавших на Полигоне в изобилии. Поднявшись еще на пять километров, на миг зависли, включили режим незримости и доверились программе.

Она повела их заложенным маршрутом — на юго-восток, а уже через пятнадцать минивитков остановила машину и начала медленно снижать ее. Внизу отблескивали водоемы, растительность окрашивала все в зеленый цвет, недвусмысленно заявляющий о том, что мир этот богат жизнью. Но на полигонах и не бывает иначе.

— Вон там, пожалуй, сядем, — проговорил Ас Орум.

— А где наша модель? — поинтересовался Мино Пал. — Пока не вижу ее.

— Смотри на северо-запад. Видишь — листва волнуется. А ветра нет. Это они. И наша модель должна там быть.

— Да, да. Искатель за нее уже зацепился. Можем подтянуться поближе, дальше пойдем сами. Согласен?

— Пожалуй, нет, — сказал Ас Орум.

— Да почему?

— Посмотри на юг.

Мино посмотрел.

— М-да… — это было произнесено весьма выразительно. — Интересно… Постой, постой! Юго-восток, несколько дальше, на тропе. Увидел?

— Ну и что? Модели сорок восемь — триста двенадцать, нормальная группа. Что ж такого?

— Ты не туда смотришь. Ты сканируешь тропу, прими влево, видишь — мелькают в чаще.

— Ничего себе! Да тут восемнадцатых собралось больше, чем у нас на площади в день Спокойствия. Пожалуй, садиться нам рано и выходить из незримости — тоже. Давай-ка понаблюдаем.

— Думаю, ты не прав. Похоже, такая толкотня тут вызвана именно нашей моделью. И если станем отсиживаться на высоте, как бы с ней не приключилось чего-нибудь плохого.

— А знаешь, я до сих пор не верю, что кто-нибудь может сознательно нанести вред такому созданию, как наша модель.

— Мино, мы же на Полигоне-6!

— Но не могло же дойти до такого! Не могу поверить!

— Как бы тебе не пришлось убедиться. Ну что, выходим?

— Я готов.

Последовала безмолвная команда, в оболочке машины протаял выход. И оба охранителя ступили на мягкую, пружинящую под ногами почву.

* * *

Такой подготовки Тригу не приходилось проводить еще никогда.

Очередное сафари, в котором он принял участие, было гуманным, то есть без стрельбы, и он даже не взял в это путешествие никакого оружия — кроме камеры, которой немало снимал, усердно изображая безвредного любителя.

Но на сей раз виза его не ограничилась обычным сроком, Триг попросил и получил ее с таким расчетом, чтобы можно было посетить и другие места — с чисто познавательной целью, разумеется. Так что без каких-либо осложнений он, закончив свое пребывание в Найроби, где посетил и питомник жирафов, и крокодилью ферму, взял билет на самолет до Лусаки, что в Замбии. Могло показаться, что это не было самым целесообразным решением: одной границей и одной таможней больше, чем если бы он летел прямо в Ботсвану, в Габороне. Но воспользоваться именно таким маршрутом его заставили два соображения.

Во-первых, из Габороне добираться до дельты Окаванго пришлось бы, двигаясь на северо-запад, то есть пересекать пустыню Калахари — а от одной только мысли о пустынях Тригу становилось не по себе. И во-вторых (это было главным), с тех пор как сведения о Лазурной Принцессе стали общим достоянием, в Ботсване не только досмотр, но и вообще присмотр за туристами стал намного строже: все понимали, что попытки завладеть голубым национальным достоянием страны будут неизбежно возникать, и это требовало усиленного внимания, а порой и применения крутых мер, более значительных и суровых, чем до сих пор, когда речь шла лишь о пресечении незаконного вывоза алмазов, издавна добываемых в бывшем Бечуаналенде. Об этом все прибывающие своевременно предупреждались. А вот в соседних странах подобные меры не принимаются: у них подобные принцессы пока не возникали. Хотя в случае, если бы стадо, куда входила Лазурная, пересекло границу с Намибией, или (что менее вероятно) с Зимбабве, или даже, после пересечения Полосы Каприви, ушло бы в Анголу, то трудно сказать, как поступили бы соответствующие правительства, и не попытались бы они объявить знаменитое существо теперь уже своим национальным достоянием.

Правда, хотя вероятность такого события была слишком малой, власти Ботсваны ее предвидели и приняли соответствующие меры: стадо, окажись оно вблизи границы, столкнулось бы с неблагоприятными условиями — шумом, множеством людей, огней и так далее, — и оно наверняка повернуло бы назад. Впрочем, до сих пор таких попыток не замечалось: слонам и тут было хорошо, и уходить из привычных краев у них не было никаких причин. Но так или иначе сопредельные страны не принимали никаких мер к усилению пограничного режима, и это значило, что гость, ступивший на ботсванские земли с севера или северо-востока, чувствовал бы себя значительно спокойнее, чем прибывая через ботсванский столичный аэропорт.

И еще одно соображение связывалось с выбором маршрута. С самого начала было ясно: реализовать свой тщеславный замысел ни Тригу, ни кому другому не удастся без хорошей команды. Ее, конечно, проще было бы собрать еще дома. И, как Тригу стало известно, некоторые претенденты на мировую известность стали действовать именно так. Сам же он по зрелом размышлении от подобной идеи отказался: отлично представлял, каким инородным телом будет казаться хорошо сколоченная группа туристов-охотников, особенно когда выяснится пункт ее назначения. Конечно, прилетать можно было поодиночке и собираться вместе далеко не сразу и не на глазах у местных обитателей — однако без общего сбора не обойтись, и даже если организуются они вдали от дорог и деревень, хотя бы в той же Калахари, группу белых и хорошо вооруженных людей быстро заметят и постараются нейтрализовать. Нет, подобные варианты отпадали. Да и обошелся бы такой проект в копеечку.

Команду нужно собирать по привычке и из местного народа — вот к какому выводу пришел Триг. Местного, но не ботсванского. И коренные обитатели этих мест — сарва, они же бушмены, — а также все восемь племенных групп тсвана — нгвато и прочие, — различаясь во многом, без сомнения объединились бы в одном: в отказе от любых действий, направленных против чудесного животного, не принадлежавшего ни к одному из племен и потому считавшегося всеобщим. Людей надо искать на соседних территориях. То есть — поскольку Триг направлялся к цели через Замбию — среди тамошних бемба, тонга или малави. У всех этих туземцев, полагал Триг, Лазурная Принцесса если и вызывает какие-то чувства, то, скорее всего, лишь легкую зависть — и уж во всяком случае никакого преклонения. И если им прилично заплатить, они сделают то, чего от них потребуют.

В Европе же достаточно было найти одного, от силы двух человек, уже бывавших в тех местах и имеющих какой-то опыт общения с местным населением. В той же Москве, где, если хорошо поискать, можно найти что угодно и кого угодно — как, впрочем, и в любом мегаполисе.

И действительно, людей таких удалось найти, не покидая российской столицы. Парни были, что называется, тертые калачи, оба имели боевой опыт, и не где-нибудь, а в Африке. Один, Ефрем Залыга, ухитрился некоторое время послужить даже во французском иностранном легионе; о том, какая судьба его туда занесла, он никогда не распространялся, сразу же давая понять, что такой темы для базара просто не существует. Другого, уроженца жаркого острова Свободы, жизнь каким-то ходом коня занесла в Москву, где ему, как ни странно, понравилось, и он тут осел и даже обзавелся семьей. Он в свое время воевал в Анголе, и это было главным из его несомненных достоинств, а черная кожа — вторым. Оба этих мужичка время от времени пресыщались более или менее спокойной и устроенной жизнью, переживания молодости начинали все чаще возникать в памяти, и Триг со своей авантюрой ухитрился возникнуть сперва перед одним, а потом, совместно с Залыгой, и перед кубинцем (по имени Хесус Кабезито) как раз вовремя и увлечь обоих — не в последнюю очередь и приличным заработком.

И еще одно следовало сделать до начала реализации проекта. Недаром говорится: прежде чем куда-нибудь войти, хорошо подумай — как ты будешь оттуда выходить. Поскольку в жизни бывает множество ситуаций, в которых вход стоит рубль, а выход — два. Если не больше.

Проще всего, конечно, выходить налегке. Без багажа. Ничем не обремененный человек подобен воде: если есть хоть маленькая щелочка, он ее найдет и просочится. Но на сей раз такой вариант Трига никак не устраивал: возвращение с пустыми руками означало бы для него крушение всех планов и надежд. Его задача была не из тех, которые можно в случае неудачи отложить до следующего раза: другой такой возможности в жизни Трига не представится.

И не только потому, что вся система охраны Лазурной Принцессы в результате любой неудачной попытки будет многократно усилена; этого Триг как раз не очень боялся. Опасность крылась в другом: если ему не повезет, то этим воспользуется любой соперник, а в их существовании никак нельзя было усомниться, одного-другого можно было назвать уже сейчас, они известны каждому любителю сафари и уж подавно — менеджерам, егерям, которые работают с охотниками. Именно у персонала Триг, умевший располагать к себе людей, и получил достаточно информации, чтобы знать, какого конкурента и в какой степени следует остерегаться. Он понимал, что судьба дает ему один-единственный шанс, и использовать его следует на все сто процентов. Второй попытки не будет.

Действовать надо быстро и скрытно. К тому времени когда событие получит широкую огласку, трофей должен быть готов к вывозу. Вопрос состоял в том, каким же трофеем Триг пожелает удовлетвориться.

Проще всего и безопаснее было бы, конечно, ограничиться фотографиями — хотя бы в старой традиции: меткий стрелок красуется, попирая ногой поверженный объект охоты. Такой вариант Триг, конечно же, забраковал с самого начала. И потому, что на слона ногу не задерешь, а просто позировать на фоне туши было бы совершенно невыразительно; но главным образом потому, что современная электроника позволяет состряпать любые снимки: с подстреленным динозавром или монстром из глубин Галактики. Нет, доказательства признавались только вещественные. Голова с бивнями, хоботом, глазами и ушами была бы достаточно весомым аргументом. Но все же идеальным трофеем стала бы хорошо снятая шкура, в перспективе — то самое чучело, о каком Триг уже всерьез подумывал, как о памятнике самому себе.

Снять шкуру со слона в полевых условиях да еще с минимальными повреждениями — задача сама по себе архисложная, особенно если время для работы весьма ограничено. Но еще труднее потом вывезти этот трофей: сколько ее ни складывай и не пакуй, шкура эта, да еще в комплекте с головой, будет тюком достаточно громоздким и невольно станет объектом всеобщего внимания. Тут действительно было над чем поломать голову.

Трудно сказать, как удалось бы Тригу самому построить сколько-нибудь удовлетворительный план операции. Однако не зря же обзавелся он такими соратниками и советниками, как Залыга и Кабезито, чей опыт был куда многограннее, чем житейская мудрость столичного охотника.

— А может, заказать вертолет? — размышлял вслух Хесус Кабезито. — Чтобы с того места все перебросить не туда, откуда прилетели, не в Лусаку, а хотя бы в Хараре, в Зимбабве. А там заранее выправить лицензию на отстрел слона. И предъявить — вот, значит, вывозим все по закону, все разрешено, все оплачено. Никаких претензий.

— Ну, а если там захотят посмотреть? Если к тому времени уже пройдет информация, что «голубки» больше нет?

— Откуда же они эту информацию возьмут? — немедленно возразил Залыга. — Вы представьте себе реально. Во-первых: вокруг — ночь. Вы же не собираетесь атаковать слониху среди бела дня? Да стадо вас вряд ли и близко подпустит. Только ночью, тем более, что у нас приборы ночного видения имеются, а у слонов их, понятно, нет. Предположим, утром кто-то наткнется на останки. Так по ним же не видно, что это за слон был: серый, белый, голубой? Кровь-то у всех красная (Хесус согласно покивал головой). Тревогу они поднимут лишь тогда, когда спохватятся: что-то Принцессы не видно. Но это когда еще случится: ее ведь охранники не сопровождают, чтобы стадо не беспокоить, заметили где-то раз в сутки, а то и двое — значит, порядок.

— Ну, — усомнился Триг, — думаете, она у них без чипа гуляет? Наверняка ее давно уже оснастили.

— Да? А вы пробовали когда-нибудь? — поинтересовался Хесус. — Это ведь не цирковые слоники дрессированные и не из зоопарка. Это дикие слоны, шеф. А они бывают очень, как бы сказать, суровыми. Если их рассердить. Вы не забудьте: эту девушку сейчас там обожествляют и осквернять всякими «жучками» не позволят. Думаю, они спохватятся не сразу.

— Пусть так, — соглашался Триг. — А если на таможне потребуют предъявить?

Ну, — протянул Залыга, — это, конечно, во сколько-то обойдется. Но можно и тут сфинтить. Потребуют — предъявим. Нормальную слоновью кожу. Желтую. Никакой лазури.

— Объясните.

— Элементарно. Снятую кожу — просто окрасить. Аэрозолем. Из баллончиков. А потом, дома — смыть.

— А что, — сказал Триг. — Это, пожалуй, мысль.

Не станем скрывать: в то же мгновение в голове его промелькнула, вильнув хвостиком, мыслишка о том, что ведь можно и наоборот — обычную кожу окрасить в голубое, и… Но эта идея была, понятно, тут же с негодованием отвергнута. Не таков был Триг Егер, величайший охотник всех времен.

— Ладно, — завершил он совещание. — Значит, вертолет. Пусть будет вертолет!

* * *

По ночам слоны, как и полагается, спят. Но из этого правила бывают исключения. Вы уже поняли, о ком идет речь.

Обладание разумом дает, как принято думать, многие преимущества. Но разум становится источником многих неприятностей. Например, среди известных нам видов человек, пожалуй, единственный, кто знает, что он рано или поздно умрет — и это отнюдь не прибавляет ему оптимизма. Или, например, продукт работы разума — мысль — порой не позволяет человеку уснуть, хотя организм его нуждается в отдыхе. Случается, бессонными ночами снисходит озарение, но чаще бывает наоборот: измотанный бесплодными думами, он встречает утро в мрачной меланхолии. Быть разумным вовсе не так весело, как это, возможно, кажется тем, кто находится лишь на подступах к овладению способностью мыслить.

Так обстоят дела не только у людей, но и у любых других разумных существ; мы, правда, полагаем, что никогда с такими не встречались, а следовательно, их и не существует. Что же, каждый имеет право на свое мнение. Но если вам удастся когда-нибудь встретиться с мыслящим слоном, вы быстро убедитесь в том, что и ему свойственны наши слабости и недостатки.

Именно по этой причине Лазурная Принцесса нынешней ночью не спала. Она была вроде бы в полном порядке, ничего не болело, она не испытывала ни голода (вокруг хватало прекрасной, сочной, молодой зелени, усеянных листьями веток, которые так весело и приятно было срывать хоботом и отправлять в рот), ни холода (даже ночью здесь было тепло, хотя, может быть, и чуть душновато), ни страха: хотя ей пришлось уже повстречаться со множеством разнообразных живых существ, ни одно из них ни разу не попыталось нанести Принцессе вреда. Наоборот, все были очень предупредительны, уступали дорогу и вообще старались держаться подальше.

Это было хорошо; но в то же время и плохо, потому что вызывало чувство, о котором она в первые годы жизни не имела даже представления: чувство одиночества и связанной с ним тоски.

И с этим все труднее становилось жить.

К тому же каких-то вещей она так и не могла понять.

Вокруг — хотя и на почтительном расстоянии — почти всегда можно было заметить некрупные создания, передвигавшиеся на задних ногах и использовавшие передние так, как слоны используют свой хобот. Но даже не это было самым интересным. А то, что существа эти, в отличие от других обитателей здешних мест, обладали какой-то формой разума. Лазурная знала это точно, поскольку была наделена свойством чувствовать работу чужой мысли на расстоянии. Но по какой-то необъяснимой причине загадочные существа никогда не приближались к ней и вообще к стаду. Раз-другой она пробовала сама подойти к ним, но безуспешно — они убегали.

Она старалась понять, но не могла. И тосковала все сильнее.

* * *

Наверное, каждому приходилось переживать такие прекрасные — кому дни, а кому и годы, — когда что ни задумаешь, за что ни возьмешься, все получается наилучшим образом. И мечтаешь лишь об одном: как бы ненароком не нарушить это чудесное состояние мира.

Вот такая полоса сейчас была в жизни Трига Егера, когда он шаг за шагом подходил к исполнению главной своей мечты.

Обычно в реальности все оказывается куда сложнее, чем замысливалось. Например, нанять восемь замбийцев; издали это казалось делом легким, на деле же получилось далеко не так просто. Конечно, безработных в этой стране, как и в любой другой, вроде бы хватало, однако обитали они не там, где было бы удобно, то есть, скажем, не на юго-западе этой страны, где-нибудь по соседству с национальным парком Сиома-Нгвези, откуда добираться до нужного Тригу места было ближе всего, а в Цетральной провинции, в окрестностях Ндоло, Ливингстона и Лусаки, там, где добывается медь или выращивается табак. Можно было, конечно, попытаться и там, но Хесус Кабезито предостерег своего нанимателя:

— Это сразу обратит на себя внимание, потому что обычно так не делают: если приезжему нужно нанять людей, их ищут поближе к месту работы, а не тащат почти через всю страну. Давайте-ка лучше сделаем так: из Хараре направимся совершенно открыто на запад, в нацпарк Кафу, покажемся там, оттуда, как многие делают, доберемся в парк Лиува-Глейн и уж потом — в Сиома-Нгвези. Может быть, даже водой, по Замбези, это интересно, уверяю. И в каждом из этих парков наймем, я думаю, человека по два-три; нам ведь они понадобятся ненадолго — на пару дней. Зато это будет народ, привыкший к сафари, можно сказать, специалисты.

— Боюсь, что в парках нас заметят конкуренты, — возразил Триг. — А это нам совершенно не нужно.

— Наоборот, — вступил в обсуждение Ефрем. — Чем раньше заметят, тем лучше. Мы сами постараемся, чтобы так оно и получилось.

— Объясни, пожалуйста.

— Тут все просто. Мы не одни идем к поставленной цели, так? Из всех, кто этим занят, половина наверняка станет пробираться через Замбию, другая — через Зимбабве. Мы — в первой половине. И всем, включая нас, надо будет решить две задачи: первая — собрать команду, и вторая — как можно точнее определиться на местности, то есть выяснить, где именно окажется стадо в нужный день и даже час. Потому что на ботсванской территории нельзя будет находиться слишком долго. Это должна быть мгновенная атака, своего рода выпад: нагрянули — сработали — убрались. Тот, кто начнет тыкаться туда-сюда, обязательно засветится и заработает кучу неприятностей.

— Ну, и чего ради мы должны себя обнаруживать?

— А вот почему: только нам будет известно, где находится стадо с Принцессой. И мы первыми двинемся туда.

— Ну да. И вся колонна ломанется за нами.

— Вот именно.

— Ты меня совсем запутал. Слишком много неясностей. Во-первых, откуда мы узнаем, где пасется стадо?

— Очень просто. Надо, чтобы уже завтра в Ботсвану отправился Хесус. Один. Через Анголу. Он неплохо болтает на овимбунду, верно, Хесус?

— Научился. Я ведь был у них в плену, хотя и не очень долго.

— Один африканец, появившийся на берегах Окаванге, никаких подозрений не вызовет. Даже если окажется близ запретных мест. Он найдет стадо. И сообщит нам по радио. Конкуренты будут присматривать за каждым, и за нами в том числе. И когда мы двинемся в путь, перед тем позволив просочиться информации о том, что получили нужные координаты — колонна действительно устремится за нами. Может быть, они даже прознают эти координаты…

— Ну спасибо тебе! Хотя, скорее всего, они это сделают и без нашей помощи. Там окажется не меньше половины американцев; и хотя бы один из них будет владеть спутниковой информацией, самой свежей. Так что…

— Не сомневаюсь. У них будет много информации. Самое малое о шести стадах. Но никакой спутник не даст им сведений о том, в каком именно находится Лазурная, не так ли? Стада ведь не стоят на месте, так что они окажутся перед проблемой выбора. А мы — нет. И мы уверенно двинемся, и пусть все бегут за нами.

— Не понимаю, на кого ты работаешь.

— Я могу обидеться, босс. Но сперва все-таки закончу. Я еще не сказал главного: мы пойдем вовсе не в том направлении, какое даст нам Хесус. До границы с Каприви, до Сешеки, мы всех честно доведем. И — исчезнем.

— Наденем шапку-невидимку, да?

— Проще, куда проще. Погрузимся в вертолет — и поминай, как звали. Когда будете нанимать эту машину, то именно так: он берет нас в Сешеке, отвозит на место работы, потом там забирает с грузом — и везет в Хараре, как и намечено. Пока все прочие выйдут на то стадо, которое мы им укажем, и сообразят, что их обвели вокруг пальца — мы уже будем на пути домой. Такие вот соображения.

— Осталось найти вертолет. Они вообще там имеются — хоть у кого-нибудь, кроме армии или полиции?

— Есть у всех армий, и этого достаточно. Думаете, тамошние военные не желают заработать?

Этот вопрос явно не требовал ответа.

Так вот, счастливая полоса привела к тому, что все именно так и получилось. И людей наняли, хотя поторговаться пришлось изрядно. И Хесусу удалось в кабачке свести дружбу с военным — сержантом, водившим вертолет. Сержант не устоял перед искушением получить за одну ночь годовое жалованье.

Даже самое сложное, и то получилось: ввести в заблуждение конкурентов. Поскольку укрыться от них оказалось практически невыполнимым: тут собрался народ, давно знавший друг друга, хотя все старались делать вид, что никого никогда и в глаза не видали. Дезинформация выпорхнула — и пошла гулять.

Вылетели вовремя и без проблем. И по маршруту прошли без всяких приключений. Никто ни к чему не придрался, расходы пришлось понести, можно сказать, в нормальном размере — для того, чтобы и сейчас, и в дальнейшем обеспечить благосклонное к себе отношение.

Хесус Кабезито нашел нужное стадо даже быстрее, чем предполагалось. Не зря он слыл прекрасным следопытом. Лазурную Принцессу он увидел совсем близко. Похоже, он ей понравился, так что слониха даже стала приближаться к нему. Пришлось спасаться бегством: ему не поручали вступать с ней в контакт.

Так что поздно вечером вся команда во главе с Тригом пробралась слоновьей тропой и остановилась в лесу на расстоянии примерно двух километров от места, где располагалось стадо. Теперь даже если бы слонам захотелось среди ночи тронуться в путь, стадо обязательно прошло бы мимо группы, и объект атаки сам подставился бы под выстрел. Триг полагал, что слоны в таком случае пустились бы наутек; скорее всего, так оно и оказалось бы.

Но стадо оставалось на месте, и сейчас надо было лишь дождаться, пока все животные уснут. Сторожевой, конечно, останется. Но на винтовке Трига — той, которой он решил воспользоваться — был великолепный глушитель.

* * *

Покинув капсулу, оба охранителя немного постояли на месте, привыкая к окружающей среде, к Полигону-6. Как бы хорошо они ни представляли себе эти условия по докладам и описаниям, сколько раз ни оказывались тут в своем воображении, однако умозрительные представления — одно, а практическое соприкосновение — совсем другое, и нередко совершенно непохожее на картинку, существующую в уме. Начиная с окружающего их теперь воздуха: он почти ничем не походил на их привычную атмосферу, был, как показалось, более густым, влажным, ароматным. Округа полнилась звуками, негромкими и потому еще более таинственными — что-то посвистывало, стрекотало, шуршало, откуда-то доносился вой, высокий и печальный. Всюду незримо царила жизнь, и прежде всего надо было убедиться в том, что она не представляет опасности для двоих высадившихся и патруль может выполнять ту работу, ради которой здесь оказался.

Мало-помалу прибывшие начали адаптироваться.

— На Иноле атмосфера похожа, — высказал соображение Мино Пал. — Только там посуше. Пожалуй, у нашей модели будут трудности с привыканием.

— Да они все похожи, миры третьего стандарта, — ответил Ас Орум. — А что касается влажности, то в эту конструкцию заложен широкий диапазон приспособляемости. Помнишь, возникали такие опасения, когда мы укореняли на Шиххисе рептилий — они ведь тоже проходили большие испытания на этом Полигоне, тогда даже возник спор, надо ли их вообще выводить отсюда: им здесь жилось вовсе не плохо. Решило большинство в один голос.