Кнутъ Гамсунъ
Бенони
Романъ
Отъ автора
Какъ мнѣ извѣстно, сочиненія мои выходятъ въ Россіи въ различныхъ переводахъ, а въ послѣднее время меня именуютъ также сотрудникомъ изданій, съ редакціями которыхъ у меня соглашенія не состоялось. Въ виду этого, считаю долгомъ заявить, что 15 ноября 1907 года я заключилъ договоръ съ товариществомъ «Знаніе», предоставивъ названной издательской фирмѣ исключительное право переводить и издавать въ Россіи мои новыя сочиненія.
Я знаю, что между Россіей и Норвегіей литературной конвенціи еще не существуетъ, но все-таки надѣюсь, что соглашеніе между издательской фирмой «Знаніе» и мною будетъ признано и уважено такъ-же, какъ если бы конвенція была уже въ силѣ,- тѣмъ болѣе, что, насколько мнѣ извѣстно, заключеніе литературной конвенціи со стороны Россіи лишь вопросъ времени.
Кнутъ Гамсунъ.
Конгсбергъ
2 марта/8 апрѣля 1908 г.
Отъ товарищества «Знаніе».
Еще 15 ноября 1907 года Кнутъ Гамсунъ заключилъ съ т-вомъ «Знаніе» договоръ, по которому обязался: высылать «Знанію» свои новыя произведенія въ рукописи — съ такимъ разсчетомъ, чтобы «Знаніе» могло перевести и напечатать каждое изъ нихъ до обнародованія его внѣ Россіи. Кнутъ Гамсунъ предоставилъ товариществу «Знаніе» исключительное право переводить и издавать его новыя произведенія въ предѣлахъ Россіи. Товарищество будетъ помѣщать ихъ въ своихъ сборникахъ. Такимъ образомъ, Кнутъ Гамсунъ дѣлается постояннымъ сотрудникомъ сборниковъ «Знанія». Романъ «Бенони» — первое изъ произведеній, доставленныхъ въ рукописи на основаніи упомянутаго договора.
I
Между моремъ и домомъ Бенони идетъ лѣсъ. Не самого Бенони, а общественный; большой лѣсъ, смѣсь хвойнаго, березняка и осинника.
Лѣтомъ, въ извѣстную пору, туда стекается народъ изъ двухъ приходовъ и рубитъ сколько душѣ угодно. A когда нарубятъ и развезутъ дрова по дворамъ, въ лѣсу опять стихаетъ на цѣлый годъ; ни звѣрей, ни птицъ никто не тревожитъ. Развѣ когда пробѣжитъ черезъ лѣсъ лопарь, пробираясь изъ одного прихода въ другой. Постоянно же ходитъ лѣсомъ — и лѣтомъ, и зимою — одинъ Бенони; ходитъ и въ вёдро, и въ дождь, какъ придется. Бенони крѣпышъ, молодчина, ему все нипочемъ.
Бенони рыбачитъ, какъ и всѣ тутъ на берегу. Но у него есть еще побочное занятіе: онъ носитъ почту въ приходъ по ту сторону скалистаго кряжа и обратно — разъ въ двѣ недѣли — и получаетъ за свой трудъ извѣстную небольшую плату. Не всѣ состоятъ на казенной службѣ и получаютъ жалованье каждые три мѣсяца, поэтому Бенони слыветъ среди своихъ товарищей ловкачомъ и докой. Бываетъ, правда, иной воротится съ удачнаго улова сельдей и свищетъ себѣ всю дорогу отъ пущей важности, — богачъ идетъ! Только не надолго хватаетъ этого богатства. Добрые люди всегда по-уши въ долгу у торговца Макка Сирилундскаго; расплатятся съ нимъ, глядь — и осталось одно воспоминаніе о томъ, какъ они свистали. А Бенони знай себѣ носитъ да носитъ королевскую почту изъ года въ годъ, — настоящій ловкачъ, а вдобавокъ должностное лицо со львомъ на сумкѣ.
Разъ утромъ онъ шелъ съ почтой по лѣсу. Время было лѣтное, и въ лѣсу тамъ и сямъ попадался народъ, рубившій дрова. Попалась и дочка сосѣдняго пастора; нарядная такая, въ шляпѣ съ перьями.
— Вотъ и Бенони! Теперь у меня есть провожатый до дому, — сказала она. А звали ее Розой.
Бенони поклонился и сказалъ, что коли она не побрезгуетъ…
Роза была дѣвица особенная. Бенони ее хорошо зналъ; на его глазахъ выросла; но теперь онъ но видалъ ея съ годъ, — Богъ вѣсть, гдѣ она его провела. У кистера Аренцена былъ сынъ, большая умница, который вотъ ужъ сколько лѣтъ обучался тамъ на югѣ всякимъ законамъ; не у него ли Роза и гостила это время? Никто ничего не зналъ навѣрно, а сама Роза помалчивала.
Н-да, у Розы, пожалуй, были свои секретцы; она не такая, какъ другія, сама по себѣ. Вотъ и сегодня, небось, ей понадобилось встать часа въ четыре утра, чтобы поспѣть въ общественный лѣсъ къ восьми. Проворная дѣвица и не трусливаго десятка. Да и отецъ у нея тоже былъ гордый, важный; все свободное время проводилъ на охотѣ да ловилъ звѣрей всякими способами. Но славился и даромъ слова.
Бенони съ Розой шли часа два, болтая между собой; она разспрашивала его о томъ, о семъ. Потомъ присѣли отдохнуть, и Бенони угостилъ барышню изъ своей котомки съ припасами; Роза оказала ему честь — поѣла хорошо. Потомъ они опять шли съ часъ; вдругъ припустилъ дождь, и Роза предложила спрятаться куда-нибудь. Но Бенони несъ королевскую почту, и ему недосугъ было валандаться. Прошли еще сколько-то времени; идти было скользко, и Роза съ трудомъ передвигала ноги.
Бенони жаль стало барышню. Онъ взглянулъ на небо и увидалъ, что дождь скоро перестанетъ. Тогда онъ сказалъ Розѣ, что готовъ услужить ей, если она не побрезгуетъ посидѣть попросту подъ горой.
Они подошли подъ гребень кряжа, и тамъ оказалась настоящая пещера.
— Да тутъ можно устроиться по-барски, — сказала Роза и пролѣзла поглубже въ пещеру. — Только бы еще твою «львиную» сумку, Бенони, вмѣсто сидѣнья…
— Никакъ не осмѣлюсь, — испуганно отвѣтилъ Бенони. — Но если не побрезгуете старой курткой… — И онъ стащилъ съ себя куртку, чтобы Розѣ было на чемъ сѣсть.
«Вотъ молодецъ», небось, подумала она, и, пожалуй, онъ ей понравился. Недаромъ она шутила съ нимъ и спрашивала, какъ зовутъ его суженую.
Минутъ черезъ десять Бенони вылѣзъ на свѣтъ Божій взглянуть на небо. Какъ разъ въ ту минуту мимо проходилъ бродячій лопарь и увидалъ Бенони. А былъ это лопарь Гильбертъ.
— Что, дождь все еще идетъ? — спросилъ Бенони, чтобы сказать что-нибудь. Ему было немножко не по себѣ.
— Нѣтъ, пересталъ, — отвѣтилъ лопарь.
Бенони досталъ изъ пещеры почтовую сумку и свою куртку, а затѣмъ вылѣзла и пасторская дочка.
Лопарь все это видѣлъ…
И явился въ селенье съ новостью, а потомъ разнесъ ее по всему берегу до самой сирилундской лавки.
— Эге, Бенони, — начали съ того дня поддразнивать его люди, — ты что это дѣлалъ въ пещерѣ съ пасторской дочкой? Вылѣзъ оттуда весь красный, безъ куртки! Какъ это понимать?
— А такъ и понимай, что ты старая баба-сплетница! — отвѣчалъ Бенони, какъ настоящее должностное лицо. — Доведись мнѣ только повстрѣчаться съ этимъ лопаремъ!
Но время шло да шло, и лопарь Гильбертъ осмѣлился-таки повстрѣчаться съ Бенони.
— А что ты подѣлывалъ въ пещерѣ, зачѣмъ туда забрался? — осторожно спросилъ онъ и лукаво прищурился, словно смотрѣлъ своими маленькими глазками на солнце.
— Не твоя печаль, — хитро отвѣтилъ Бенони и тоже усмѣхнулся. Тѣмъ лопарь и отдѣлался.
Бенони началъ гордиться славой, которая прошла о немъ и пасторской Розѣ. Дѣло подошло къ Рождеству и, сидя со своими бѣдняками товарищами за рождественской чаркой, Бенони чувствовалъ себя впрямь головой выше ихъ всѣхъ. Ленеманъ выбралъ его понятымъ, и теперь ни одинъ аукціонъ, ни одна опись имущества не обходились безъ Бенони. А такъ какъ онъ былъ также мастеръ и читать, и писать, то ленеманъ вдобавокъ сталъ поручать ему, когда самому было некогда, прочитывать народу съ церковнаго холма всякія оповѣщенія и распоряженія начальства. Да, жизнь была услужлива, жизнь баловала Бенони, почтаря Бенони! За что онъ ни возьмись — во всемъ ему везетъ! Скоро сама пасторская Роза перестала казаться ему такой недосягаемой.
— Въ тотъ разъ въ пещерѣ…- сказалъ онъ и причмокнулъ.
— Не скажешь же ты, что взаправду взялъ ее? — спросили товарищи.
А Бенони отвѣтилъ:- Да ужъ, видно, не безъ того.
— Чудеса! Теперь, значитъ, ты на ней женишься?
Бенони отвѣтилъ:- Не твоя печаль. Это единственно, какъ вздумается Бенони и… мнѣ!
— А что, по-твоему, скажетъ кистерскій Николай?
— Что скажетъ Николай? Его и не спросятъ.
Вотъ что было сказано. И это повторялось такъ часто и столькими людьми, что нельзя было не повѣрить этому. Пожалуй, сталъ понемножку вѣрить этому и самъ Бенони.
II
Если досточтимому пастору сосѣдняго прихода, господину Якову Барфоду, случалось вызвать кого-нибудь къ себѣ по дѣлу, — оставалось только идти. Въ контору пастора надо было проходить черезъ двѣ двери, такъ народъ снималъ шапки еще въ промежуткѣ между первою и второю.
Пасторъ вызвалъ Бонони.
«Вотъ тебѣ за твой длинный языкъ!» испугался Бенони. «Пасторъ услыхалъ, чѣмъ я тутъ похваляюсь, и теперь хочетъ разорить, погубить меня». Но дѣлать нечего, — коли вызываетъ, надо идти. Бенони снялъ шапку передъ второй дверью и вошелъ.
Но пасторъ не былъ на этотъ разъ грозенъ. Напротивъ, онъ попросилъ Бенони объ одной услугѣ.
— Видишь эти песцовыя шкурки? — сказалъ онъ. — Онѣ лежатъ у меня съ начала зимы. Никакъ не удается сбыть ихъ здѣсь. Отнеси-ка ихъ къ Макку въ Сирилундъ.
У Бенони сразу отлегло на сердцѣ, и онъ принялся тараторить:
— Это я непремѣнно сдѣлаю. Сегодня же вечеромъ, въ шесть часовъ.
— Скажи Макку отъ меня, что песецъ теперь въ цѣнѣ отъ восьми до десяти спецій-далеровъ.
А Бенони на радостяхъ опять затараторилъ: — Десять спецій-далеровъ? Скажите — двадцать! Вамъ не зачѣмъ отдавать ихъ за безцѣнокъ; съ какой стати?
— И потомъ принесешь мнѣ деньги, Бенони.
— Съ первой же почтой. Провалиться мнѣ грѣш… Принесу и выложу чистоганомъ вамъ на столъ.
Переваливая черезъ гору домой, Бенонк не чувствовалъ ни голода, ни усталости, — такъ онъ былъ доволенъ собой и жизнью.
Шутка-ли, самъ пасторъ началъ пользоваться его услугами; такъ сказать — включилъ его въ свой семейный кругъ! Когда-нибудь и фрокенъ Роза сдѣлаетъ еще шагъ къ нему.
Въ самомъ дѣлѣ, онъ получилъ за шкурки по десяти далеровъ и доставилъ деньги въ цѣлости. Но пастора на этотъ разъ не было дома; Бенони засталъ одну пасторшу, и пришлось ему отсчитать бумажки ей. Его угостили за хлопоты кофеемъ и прибавили еще на чаёкъ.
Бенони вернулся къ себѣ домой; голова у него такъ и работала. Пора было фрёкенъ Розѣ рѣшиться на что-нибудь! Дѣло шло къ веснѣ; откладывать не время.
И онъ сѣлъ за письмо пасторской дочкѣ. Вышло хорошо. Въ концѣ-концовъ онъ напрямикъ просилъ ее не погнушаться имъ окончательно. И подписался: «съ глубочайшимъ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, понятой».
Онъ самъ отнесъ письмо…
Но жизнь перестала баловать Бенони. Его похвальбы и безсовѣстныя выдумки за рождественской чаркой дошлитаки до сосѣдняго прихода и до самой пасторской дочки. Настали черные дни.
Пасторъ опять вызвалъ Бенони. Бенони разодѣлся, какъ у него вошло за послѣднее время въ привычку: въ двѣ куртки, одну поверхъ другой, чтобы можно было распахнуть верхнюю. н рубашку надѣлъ самую лучшую ситцевую.
«Вотъ и отвѣтъ на мое письмо», подумалъ онъ. «Пасторъ хочетъ знать мои намѣренія; онъ правъ; мало ли на свѣтѣ негодныхъ соблазнителей и обманщиковъ; только я-то не таковскій!»
Все-таки у него щемило сердце. Добравшись до пасторскаго дома, онъ и зашелъ сперва на кухню поразвѣдать; авось, по лицамъ, узнаетъ кое-что.
— Пасторъ хочетъ поговорить съ тобой, — сказали дѣвушки.
Ну, да бояться ему все-таки нечего; самое большее — получитъ отказъ. А отъ этого онъ самъ хуже не станетъ. Да и не такъ ужъ онъ гонится за пасторской дочкой!
— Ладно, — отвѣтилъ онъ дѣвушкамъ и выпрямился. — Пойду къ пастору. — И онъ откинулъ назадъ свою гриву, — волосы у него были густые, лохматые.
«Вѣрно, попросту попроситъ меня опять услужить», — думалъ онъ, шагая въ контору.
Пасторъ и его дочка были тамъ, когда Бенони вошелъ. На поклонъ его никто не отвѣтилъ. Пасторъ только протянулъ ему бумагу и сказалъ:
— Читай!
Затѣмъ пасторъ принялся шагать по комнатѣ. Роза между тѣмъ стояла, выпрямясь, у стола, — высокая и словно нѣмая.
Бенони сталъ читать. Это было заявленіе Бенони Гартвигсена о томъ, что онъ, распространявшій позорящія честь выдумки о себѣ и фрёкенъ Розѣ Барфодъ, симъ публично отрекается отъ нихъ и объявляетъ все это наглою ложью.
Бенони дали достаточно времени на чтеніе. Наконецъ, пасторъ, раздраженный его долгимъ молчаніемъ и видомъ его все сильнѣе и сильнѣе трясущихся рукъ, спросилъ:- Все еще не прочелъ?
— Прочелъ, — глухо отвѣтилъ Бенони.
— Что скажешь на это?
Бенони пробормоталъ, запинаясь:- Видно, ужъ такъ. Что подѣлаешь?.. — И покрутилъ головой.
А пасторъ сказалъ:- Садись и подпиши заявленіе.
Бенони положилъ шапку на полъ; весь съежась, подошелъ къ столу и подписался, не забывъ обычнаго длиннаго росчерка.
— Теперь эта бумага будетъ отослана ленеману твоего прихода для прочтенія народу съ церковнаго холма, — сказалъ пасторъ.
Голова у Бенони стала такая тяжелая, словно налитая свинцомъ, и онъ только проговорилъ: — Видно, ужъ такъ.
Роза все это время стояла у стола, — высокая, словно нѣмая…
Жизнь перестала баловать! Вѣяло весною. Вороны уже начали таскать сухія вѣтки въ гнѣзда; но гдѣ радость и пѣсни, гдѣ улыбки и вся прелесть жизни? И что за дѣло теперь Бенони до богатаго улова сельдей? У него были небольшія доли въ трехъ неводахъ, захватившихъ косяки сельдей, и онъ уже такъ живо представлялъ себѣ, какъ это пригодится ему съ Розой… Какой жалкій дуракъ онъ былъ!
Съ горя онъ на цѣлыя сутки залегъ въ постель и только глядѣлъ, какъ входила и выходила его старая работница. Когда она спрашивала его — не боленъ ли онъ, Бенони говорилъ: да, боленъ, а когда она спрашивала — не лучше ли ему, онъ соглашался и съ этимъ: да, лучше.
Пролежалъ онъ и еще день. Пришла суббота, и явился разсыльный съ пакетомъ отъ ленемана.
Работница подошла къ его постели: — Пришли отъ ленемана съ пакетомъ.
Бенони отвѣтилъ:- Хорошо. Положи пакетъ тамъ.
«Это объявленія, которыя надо будетъ прочесть завтра утромъ», подумалъ Бенони. Пролежалъ еще съ часъ, потомъ вдругъ вскочилъ и вскрылъ пакетъ: аукціоны… сбѣжавшіе арестанты… налоги… и — его собственное заявленіе, Бенони обѣими руками схватился за голову.
Такъ ему самому придется завтра утромъ прочесть это съ церковнаго холма, объявить во всеуслышаніе о собственномъ позорѣ!
Онъ стиснулъ зубы и сказалъ себѣ:- Да, да, Бенони!
Но, когда завтрашнее утро настало, да еще такое солнечное, онъ не прочелъ своего собственнаго заявленія. Онъ прочелъ все остальное, только не это, — солнце, солнце свѣтило слишкомъ ярко, и сотни глазъ впивались ему въ лицо!
Онъ собрался домой въ подавленномъ настроеніи, отказался отъ всякой компаніи и направилъ свой путь черезъ лѣсъ и болото, чтобы побыть одному. Увы, въ послѣдній разъ довелось Бенони отказаться отъ предложенной компаніи, — больше его не удостаивали такой чести.
Скоро открылось, что Бенони утаилъ бумагу. Въ слѣдующее воскресенье ленеманъ надѣлъ фуражку съ золотымъ кантомъ и самъ прочелъ заявленіе въ присутствіи массы народа.
Дѣло было неслыханное въ приходѣ, и въ воздухѣ гулъ стоялъ отъ разговоровъ — отъ берега до самыхъ скалъ. Бенони палъ; онъ снялъ съ себя и сумку со львомъ, отнеся почту въ послѣдній разъ. Теперь онъ ни къ чему больше не годился на Божьемъ свѣтѣ.
Цѣлую недѣлю бродилъ онъ подлѣ своего дома и все думалъ и тужилъ. Вечеромъ пришелъ «нотбасъ» — староста неводной артели — и выложилъ Бенони его долю. — Спасибо, — сказалъ Бенони. На слѣдующій день вечеромъ пришелъ другой нотбасъ Норумъ, который захватилъ большой косякъ сельдей въ бухтѣ противъ самаго дома Бенони. Отъ него Бенони получилъ за свои три небольшія доли въ неводѣ, да крупную береговую долю, какъ хозяинъ берега. — Спасибо, — сказалъ Бенони. Ему было все равно; онъ ни на что теперь не годился.
III
Сирилундскій владѣлецъ, торговецъ Маккъ хотѣлъ — дѣлалъ человѣку добро, хотѣлъ — зло; у него были на то средства. И душа у него была не то черная, не то бѣлая. Онъ походилъ на своего брата, Макка Розенгорскаго, тѣмъ, что могъ сдѣлать все, что угодно; но иногда и превосходилъ его въ томъ, чего не слѣдовало дѣлать.
И вотъ, Маккъ послалъ за Бенони, — чтобы сейчасъ же явился въ Сирилундъ.
Бенони пошелъ съ посланнымъ; а это былъ не кто-нибудь, но одинъ изъ лавочныхъ молодцовъ Макка.
Боясь теперь всего на свѣтѣ, Бенони уныло спросилъ:- Что ему нужно отъ меня? Каковъ онъ съ виду, сердитъ?
— Не сумѣю тебѣ сказать, что ему отъ тебя нужно, — отвѣтилъ молодецъ.
— Ну, пойду ужъ съ Богомъ! — мрачно заключилъ Бенони.
Очутившись передъ дверями Макковой конторы, онъ почувствовалъ себя еще болѣе приниженнымъ и жалкимъ, и такъ долго стоялъ тамъ, откашливаясь и оправляясь, что Маккъ услыхалъ и вдругъ самъ распахнулъ дверь.
— Ну, входи, — сказалъ Маккъ. И никто бы не догадался по его лицу, хочетъ онъ поднять или уничтожить Бенони.
— Ты дурно поступилъ, — заговорилъ опять Маккъ.
— Да, — отозвался Венони.
— Но и другіе поступали не лучше, — продолжалъ Маккъ и зашагалъ по комнатѣ. Потомъ остановился и сталъ глядѣть въ окно. Наконецъ, повернулся и спросилъ:- Ты въ послѣднее время зашибъ деньгу?
— Да, — оказалъ Бенони.
— Что же ты думаешь предпринять?
— Не знаю. Мнѣ ничего не нужно.
— Тебѣ слѣдуетъ заняться скупкой и раздѣлкой сельдей, — сказалъ Маккъ. — За ними нынче не далеко ходить, — у самыхъ дверей своихъ найдешь. Скупай и соли, насколько капиталу хватитъ, а потомъ отправишь на югъ. Боченки и соль возьмешь, коли хочешь, у меня.
Бенони не сразу заговорилъ, и Маккъ спросилъ напрямикъ:- Ну, завтра же за дѣло?
— Какъ прикажете, — отвѣтилъ Бенони.
Маккъ снова подошелъ къ окну и остановился тамъ спиной къ Бенони; вѣрно, обдумывалъ что-то. Голова этотъ Маккъ! Бенони успѣлъ придти въ себя и тоже началъ думать. Въ дѣлахъ Маккъ сущій дьяволъ, и душа у него, пожалуй, скорѣе черная, чѣмъ бѣлая. Бенони зналъ, что Макку принадлежитъ хозяйская доля въ большомъ неводѣ, захватившемъ сельдь противъ дома Бенони. Вотъ ему и хочется сбыть товаръ, расторговаться! Время было уже позднее, и сельди угрожала рыбья ржа — «отъ». А заодно поубавится у Макка и огромный запасъ боченковъ и соли.
Сообразивъ все это, Бенони и прибавилъ:- Дѣло за цѣной, — само собой.
— Я хочу тебѣ помочь, — отвѣтилъ Маккъ, оборачиваясь. — Пора тебѣ стать опять на ноги. Ты наглупилъ, но и другіе вели себя не умнѣе, и довольно ужъ наказывать тебя.
«А вѣдь онъ правду говоритъ», подумалъ Бенони и сразу размякъ:- Спасибо вамъ за это.
А Маккъ заговорилъ тономъ воротилы:- Я думаю еще послать письмецо нашему доброму сосѣду пастору. Я вѣдь крестный отецъ Розы и хочу замолвить словечко ей и ея отцу. Ну, да тебѣ нечего знать объ этомъ. Великъ ли у тебя капиталъ?
— Да кое-что наберется.
— Ты понимаешь, — сказалъ Маккъ, — что для меня твои далеры не играютъ особой роли. Надѣюсь, ты это понимаешь въ точности. Такъ не изъ-за нихъ я хлопочу, а просто хочу поставить тебя опять на ноги.
— Честь и спасибо вамъ за это.
— Ты говоришь — цѣна… Объ этомъ потолкуемъ завтра. Встрѣтимся на тонѣ.
Маккъ кивнулъ въ знакъ того, что разговоръ конченъ, но, когда Бенони былъ уже въ дверяхъ, крикнулъ:- Слушай! Разъ ужъ я заговорилъ о письмѣ,- такъ вотъ оно. Заодно завернешь на почту; тогда оно завтра же пойдетъ…
Бенони занялся скупкой сельдей. Нанялъ людей, которые зябрили, солили и укладывали сельдь въ боченки. Ужъ если Сирилундскій Маккъ вернулъ ему довѣріе, такъ у кого-жъ бы хватило спѣси сторониться Бенони? И онъ подъ конецъ началъ ощущать въ своей могучей груди частичку прежняго довольства и благополучія.
А Макку онъ отнюдь не далъ себя провести. Послѣ перваго же маленькаго ободренія Бенони сталъ прежнимъ расторопнымъ и смѣтливымъ малымъ; онъ не весь свой капиталъ всадилъ въ сельдей. Нѣтъ, хватитъ и половины! — разсудилъ онъ. Тѣмъ болѣе, что письмо Макка пастору Барфоду было уже послано, и Маккъ не могъ вернуть его назадъ.
Бенони скупалъ и солилъ сельдей и понемножку становился опять человѣкомъ. Онъ замѣтилъ, что и люди начали первые кланяться ему, когда онъ приходилъ или уходилъ съ мѣста работы, и даже обращаться къ нему на «вы», — онъ вѣдь сталъ скупщикомъ.
Положимъ, можетъ статься, ему не повезетъ; небось, и самъ Маккъ не сразу нажился. Но теперь Маккъ плавалъ широко и посылалъ въ Бергенъ два большихъ грузовыхъ парохода съ сельдями. Бенони же скромненько нанялъ у него одну изъ небольшихъ парусныхъ яхтъ, на которой въ концѣ весны и отплылъ на югъ всего съ двумя матросами. Онъ заходилъ и въ большія, и малыя мѣстечки и продавалъ свои запасы боченками. Для перваго раза могло быть и хуже, — онъ нажилъ малую толику и отложилъ деньжонокъ. Домой онъ вернулся около Иванова дня.
И случилось такъ, что пасторская Роза опять встала на его пути; онъ встрѣтилъ ее у церкви. Роза была верхомъ и прихожане глядѣли во всѣ глаза на такое диво. Бенони тихо, униженно снялъ передъ ней шляпу; ему кивнули въ отвѣтъ. На лицѣ ея не мелькнуло ни малѣйшей тѣни, и она отъѣхала шагомъ. Вѣтеръ развѣвалъ за ея спиной длинный вуаль, словно сизый дымокъ. Она была похожа на видѣніе.
И на этотъ разъ Бенони пошелъ домой изъ церкви черезъ лѣсъ и болото. «Я ничтожнѣе многихъ тварей на свѣтѣ», думалъ онъ, «но, пожалуй, эта важная барышня прослышала, что я опять сталъ на ноги и пошелъ въ гору. Не то, съ чего бы ей кивать мнѣ.»
Въ концѣ лѣта Маккъ предложилъ Бенони отправиться въ Бергенъ на его шкунѣ съ грузомъ трески. Бенони ни разу еще не бывалъ въ Бергенѣ, но когда-нибудь да надо было начать, и, если находили туда дорогу другіе, найдетъ и онъ.
— Я вижу, у тебя легкая рука въ дѣлахъ, — сказалъ ему Маккъ.
— И руки, и ноги вы мнѣ вернули, — отвѣтилъ Бенони какъ разъ кстати, приписывая всю честь Макку
Да, это былъ не малый шагъ впередъ — стать шкиперомъ «Фунтуса», какъ называлась шкуна. Бенони стоялъ теперь по меньшей мѣрѣ на ряду съ учителями приходскихъ школъ, а такъ какъ былъ вдобавокъ человѣкомъ денежнымъ, то ни въ чемъ не уступалъ и мелкимъ торговцамъ крайнихъ шкеръ.
Вернулся онъ домой съ «Фунтусомъ» незадолго до Рождества. Все обошлось хорошо, и шкуна вернулась биткомъ набитой разными товарами, которые Маккъ распорядился такимъ способомъ доставить изъ Бергена, чтобы выгадать на провозѣ.
Сходя на берегъ и отвѣчая на поклоны народа на пристани, Бенони чувствовалъ себя на манеръ адмирала. Маккъ принялъ его ласково и съ почтеніемъ, угостилъ въ собственной горницѣ. Бенони въ первый разъ попалъ туда. Тамъ были картины на стѣнахъ, позолоченная мебель, которая переходила по наслѣдству изъ рода въ родъ, а на потолкѣ люстра съ сотней подвѣсокъ изъ чистаго хрусталя. Потомъ они отправились въ контору, гдѣ Бенони сдалъ всѣ счеты, и Маккъ поблагодарилъ его.
Теперь Бенони поднялся, пожалуй, повыше прежняго, и люди съ самимъ Маккомъ во главѣ начали понемножку величать его Гартвигсеномъ. Даже въ тѣ дни, когда онъ состоялъ королевскимъ почтальономъ и понятымъ, ни для одной живой души онъ не былъ Гартвигсеномъ, а теперь вотъ сталъ. Бенони даже обзавелся занавѣсками на окна; ну, это онъ, впрочемъ, зазнался, за что его строго и осудили въ домѣ кистера. Кромѣ того, онъ привезъ изъ Бергена нѣсколько тонкихъ бѣлыхъ рубахъ, которыя сталъ надѣвать по воскресеньямъ въ церковь.
На святкахъ Бенони былъ приглашенъ къ Макку. Маккъ теперь жилъ бобылемъ; дочь его Эдварда вышла замужъ за финскаго барона и больше не посѣщала родного дома. Всѣмъ въ домѣ заправляла ключница, — мастерица своего дѣла и большая охотница до гостей.
Гостей собралось много, въ томъ числѣ пасторская Роза. Увидавъ ее, Бенони униженно шмыгнулъ наискосокъ къ самой стѣнкѣ.
А Маккъ сказалъ:- Это фрёкенъ Барфодъ. Ты ее знаешь. Она не изъ злопамятныхъ.
— Крестный говоритъ, что ты не виноватъ, Бенони, — сказала Роза прямо и просто. — Вы подвыпили ради праздника, и кто-то другой сболтнулъ. Тогда дѣло другое.
— Не знаю… Можетъ статься, все-таки я самъ… и не говорилъ этого, — пробормоталъ Бенони.
— Нечего больше и толковать объ этомъ, — рѣшилъ Маккъ и отечески отвелъ Розу.
На душѣ у Бенони отлегло, прояснилось. Опять Маккъ помогъ ему; обѣлилъ его. И Бенони даже такъ взыгралъ духомъ, что подошелъ и поздоровался съ ленеманомъ. За столомъ онъ велъ себя, пожалуй, и не совсѣмъ по-господски, но за всѣмъ примѣчалъ и кое-чему научился-таки въ тотъ вечеръ. Ключница Макка сидѣла рядомъ съ нимъ и угощала его.
Изъ разговора за столомъ онъ узналъ, что пасторская Роза опять уѣзжаетъ ненадолго. Онъ украдкой взглянулъ на нее. Да, вотъ что значитъ быть изъ благороднаго званія! Именно это и ничего больше. А то наживайся на селедкахъ, сколько хочешь, вѣшай занавѣски на окна, — коли не рожденъ быть бариномъ, такъ и останешься тѣмъ же Бенони. Роза была ужъ не молоденькая, но Господь Богъ надѣлилъ ее чудесными свѣтло-русыми волосами, и она такъ красиво, звучно смѣялась своимъ сочнымъ ртомъ. Ни у кого не было и такой пышной груди, какъ у нея. «Нѣтъ, полно быть дуракомъ, нечего больше заглядываться на нее», — рѣшилъ Бенони.
— Сельдь уже показалась во фьордахъ, — оказалъ ему потихоньку Маккъ и показалъ эстафету. — Зайди завтра пораньше въ контору.
Бенони предпочелъ бы теперь пожить дома, на почетномъ положеніи шкипера «Фунтуса». Но все-таки зашелъ къ Макку на другое утро.
— Я хочу предложить тебѣ одно дѣльце, — сказалъ Маккъ. — Я уступлю тебѣ свой большой неводъ за наличныя, и ты можешь вести дѣло на свой страхъ. Какъ сказано, сельдь уже во фьордахъ.
Бенони не былъ неблагодарнымъ и вспомнилъ, какую помощь оказалъ ему Маккъ еще наканунѣ вечеромъ. Но большой неводъ былъ уже не первой свѣжести, и онъ проговорилъ только:- Не по плечу мнѣ это.
— Какъ разъ по плечу, — возразилъ Маккъ. — У тебя легкая рука, и ты самъ работникъ. Я — дѣло другое; мнѣ для всего нужно нанимать людей, и невода мнѣ некому поручить.
— Я бы лучше поѣхалъ съ неводомъ отъ васъ, — сказалъ Бенони,
Маккъ отрицательно покачалъ головой. — Я тебѣ уступлю его задешево съ лодками и всѣмъ комплектомъ, съ парой водноподзорныхъ трубокъ въ придачу. Прямо задаромъ.
— Я подумаю, — сказалъ Бенони, удрученный.
Думалъ онъ думалъ, а кончилъ тѣмъ, что купилъ неводъ. Другого Макка не было, и поди-ка, обойдись безъ его милостей! Бенони набралъ артель и отправился съ большимъ неводомъ во фьорды.
Теперь оставалось только положиться на милость Божью.
Три недѣли они съ другими ловцами высматривали сельдей. Рыбы было мало; раза два выметывали неводъ, но улова только хватало на пищу своимъ же людямъ; для этого не стоило тратиться на большой неводъ, — себѣ дороже выходило. На душѣ у Бенони дѣлалось все пасмурнѣе. Большую часть капитала онъ убилъ на старый неводъ, который ничего пока не приносилъ, а только подгнивалъ съ каждымъ днемъ все больше. Дорогонько же обошлось ему покровительство Макка! Какъ-то вечеромъ Бенони и сказалъ своей артели:
— Нечего тутъ больше дѣлать. Уйдемъ отсюда ночью.
Они отчалили втихомолку, гребли и шли на парусахъ. Ночь была сырая, холодная; они держались береговъ. Забрезжило утро. Бенони уже собирался бросить руль и улечься съ горя спать, какъ вдругъ услыхалъ какой-то отдаленный шумъ съ моря. Онъ посмотрѣлъ внимательно на востокъ, посмотрѣлъ на темный западъ — никакихъ признаковъ бури. «Что же это за странное гудѣнье?» — подумалъ Бенони. Онъ остался на рулѣ и продолжалъ править вдоль берега, оставляя море въ сторонѣ. Разсвѣтало; день вставалъ туманный. Странный шумъ какъ будто приближался. Бенони вдругъ приподнялся и сталъ высматривать. Высмотрѣть, собственно, онъ немного высмотрѣлъ, но догадался теперь, по долетавшему издалека птичьему крику, что такое неслось имъ навстрѣчу. Въ ту же минуту онъ разбудилъ артель и велѣлъ приниматься за дѣло.
Съ моря шла сельдь.
Шумная масса китовъ, тысячеголосый крикъ птицъ гнали ее во фьордъ.
Лодки Бенони оказались слишкомъ въ сторонѣ, почти у самой суши, и, прежде, чѣмъ онъ успѣлъ добраться до середины фьорда, масса китовъ и птицъ пронеслась мимо. Море казалось бѣлымъ отъ китовыхъ фонтановъ и морскихъ птицъ.
— «Не надо бы намъ уходить съ мѣста», мрачно подумалъ Бенони.
Теперь ничего другого не оставалось, какъ, ловя вѣтеръ, плыть обратно въ глубину фьорда, чтобы захватить хоть остатки пира.
Совсѣмъ разсвѣло. Мимо съ шумомъ проплывали отдѣльные отставшіе киты. Но вдругъ Бенони увидалъ большую тучу птицъ, летѣвшую назадъ съ фьорда имъ навстрѣчу; сельдь повернула, описывая большую дугу, и киты продолжали ее гнать. Бенони находился у входа въ одну изъ бухтъ, когда что-то заставило сельдь разбиться на два косяка; поднялась кутерьма. Пожалуй, это запоздавшіе киты встрѣтили главный косякъ и врѣзались въ него. Сельди сверкали, какъ миріады звѣздъ, вокругъ лодокъ Бенони. Нечего было и думать выметывать неводъ при этой массѣ китовъ. Бенони просто задыхался отъ волненія. Вдругъ онъ замѣтилъ, что вся бухта словно кипитъ и надъ ней стоитъ бѣлая туча птицъ, — бухта была биткомъ набита сельдями! Бенони бросилъ нѣсколько отрывистыхъ приказаній и самъ съ быстротой молніи дѣйствовалъ то тутъ, то тамъ. Неводъ выбросили и перегородили имъ всю бухту, отъ одного берега до другого; сельдь выпирало на самую сушу. Тутъ большой неводъ сдѣлалъ свое.
Страшный шумъ, производимый китами и птицами, продолжалъ стоять надъ моремъ, указывая направленіе второго косяка сельдей.
Бенони былъ весь въ поту, и колѣни у него тряслись, когда онъ садился въ челнокъ. Онъ велѣлъ грести вдоль невода, чтобы посмотрѣть — хорошо ли онъ притоненъ и плотно ли запираетъ выходъ изъ бухты.
«А, пожалуй, все-таки хорошо, что мы ушли съ того мѣста», думалъ онъ.
Бенони послалъ двухъ людей къ Макку въ Сирилундъ съ письменнымъ сообщеніемъ о своей удачѣ. Онъ описалъ и качество улова, представлявшаго хорошую смѣсь, и глубину бухты, позволявшую не бояться дурного привкуса отъ дна. Въ общемъ онъ видѣлъ въ событіи какъ бы перстъ Божій: сельдь повернула въ самомъ фьордѣ, повалила и словно сама заперла себя прямо на его глазахъ… «Что касается величины улова, то не осмѣлюсь выставить число: Единый, ведущій счетъ звѣздамъ на небѣ, знаетъ его. Но оно весьма огромно. Съ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, — собственное имя».
Маккъ и тутъ, какъ всегда, оказался для него добрымъ другомъ, разослалъ отъ себя нарочныхъ и на востокъ, и на западъ, чтобы добыть Бенони покупателей. И во фьордъ начали ежедневно приходить и парусныя суда, и пароходы, бросая якорь передъ тоней Бенони. Приходили и рыбачьи лодки изъ его родного селенія запастись наживкой для ловли трески у Лофотенскихъ острововъ. Съ этими покупателями Бенони не торговался, за ничто отмѣривалъ имъ рыбы, сколько нужно.
То-то жизнь закипѣла въ тихой бухтѣ! Появились торговцы, евреи съ часами, канатные плясуны и дѣвушки легкаго поведенія изъ городовъ; ярмарка да и только! На пустынныхъ берегахъ выросъ цѣлый городокъ изъ ларей, палатокъ и сараевъ. И у всѣхъ въ рукахъ поблескивали, словно сельдяная чешуя, монеты…
IV
Маккъ самъ заговорилъ съ Бенони весною:- Вотъ что я скажу тебѣ, любезный Гартвигсенъ: тебѣ надо бы жениться.
Бенони, услыхавъ это, съ униженнымъ видомъ отвѣтилъ:- Никто за меня не пойдетъ.
— Но тебѣ, разумѣется, надо жениться по своему званію и состоянію, а не на комъ попало, — невозмутимо продолжалъ Маккъ. — Я знаю одну барышню… Но не будемъ пока говорить объ этомъ. А скажи мнѣ, Гартвигсенъ, много ли ты потерпѣлъ убытку на своихъ дѣлахъ со мной?
— Убытку?
— Да, вѣдь согласись самъ, странно выходитъ: казалось бы, ты могъ скопить кое-что, но ты ничего не отдаешь мнѣ на сбереженіе.
— Не Богъ вѣсть сколько у меня и накоплено.
— Значитъ, ты держишь капиталъ въ сундукѣ? Диковинно. Твои предки отдавали деньги на сбереженіе моимъ, и тебѣ бы слѣдовало придти ко мнѣ. Я это ни къ чему другому не клоню, а говорю только, какъ у насъ сложился обычай.
Бенони не сразу отвѣтилъ:- Въ томъ-то и дѣло, что старики запугали меня.
— Вотъ какъ? Вѣрно, наговорили тебѣ про банкротства послѣ войны? Мой отецъ былъ крупный торговецъ, и онъ не былъ банкротомъ. Я тоже не изъ мелкихъ торговцевъ и тоже не банкротъ. Надѣюсь на Господа Бога!
— Я и то подумывалъпридти къ вамъ съ моими крохами, — сказалъ Бенони.
Маккъ опять повернулъ къ окну и задумался, по своему обыкновенію, стоя спиной къ Бенони. Потомъ заговорилъ:- Здѣшній народъ идетъ ко мнѣ, какъ къ отцу. Отдаютъ мнѣ на сбереженіе свои денежки, пока не понадобятся опять. И я выдаю имъ росписки за своей подписью: Сирилундъ, такого-то числа, Фердинандъ Маккъ. Потомъ, много-ли, мало-ли спустя, они приходятъ опять и спрашиваютъ свои деньги, — вотъ, дескать, росписки. Ладно, говорю, и отсчитываю денежки, — извольте получить! «Да тутъ больше», говорятъ они. А это проценты, отвѣчаю я.
— Да, проценты, — невольно повторилъ Бенони.
— Разумѣется, проценты. Я пускаю деньги въ оборотъ и наживаю, — продолжалъ Маккъ и повернулся отъ окна. — Что до тебя, Гартвигсенъ, — твоя сумма будетъ покрупнѣе, и тебѣ я выдалъ бы не простую росписку, а настоящее обязательство, закладную. Я это ни къ чему другому не клоню, а только такъ у меня заведено. Съ капиталистами нельзя обходиться, какъ съ мелюзгой. Имъ нужно обезпеченіе. Твоя сумма, вѣрно, не изъ такихъ! чтобы я могъ взять да выложить тебѣ ее изъ кармана, когда угодно; поэтому ты получишь закладную на усадьбу Сирилундъ со всѣми угодьями и на торговыя суда мои.
— Вы смѣетесь! — воскликнулъ Бенони, ошеломленный. Затѣмъ поспѣшилъ загладить свою неучтивость:- Я хочу сказать, что не слѣдъ вамъ говорить такъ. Это ужъ чистая несообразность.
Бенони съ дѣтства наслышался о богатствѣ Макка и великолѣпіи Сирилунда. Одно торговое дѣло Макка, его амбары и мельница, винный складъ, пароходная пристань, пекарня и кузница — стоили куда дороже всей мошны Бенони; а если еще прибавить къ этому усадьбу и землю со всѣми угодьями — птичьими островками, морошковыми болотами, площадками для сушки рыбы и, наконецъ, шкуну и двѣ яхты?!
Къ пущему замѣшательству Бенони, Маккъ мягко и снисходительно отвѣтилъ:- Я говорю только, что такъ у меня заведено. И ты могъ бы быть спокойнымъ за свой капиталъ. Но не будемъ больше говорить объ этомъ.
Бенони пробормоталъ: — Позвольте мнѣ немножко подумать. Не запугай меня такъ старики… Но ежели вы… За охотой дѣло не станетъ.
— Не будемъ больше говорить объ этомъ. Знаешь ты, о чемъ я думалъ сейчасъ у окна? О своей крестницѣ, фрёкенъ Розѣ Барфодъ. Она пришла мнѣ на умъ… Ты когда-нибудь думалъ о ней, Гартвигсенъ? Чудной народъ эта молодежь! Она уѣхала на югъ послѣ Рождества и хотѣла пробыть тамъ съ годъ, а теперь вдругъ вернулась. Какъ будто что ее потянуло назадъ. Ну прощай, Гартвигсенъ! Подумай, коли хочешь, насчетъ денегъ… А то — воля твоя…
И Бенони думалъ, да день за днемъ оттягивалъ сдѣлку съ Маккомъ. — «Время терпитъ», вѣрно, думалъ въ свою очередь Маккъ, этотъ скользкій угорь въ торговыхъ дѣлахъ; «пусть его соберется съ мыслями», видно, разсуждалъ онъ и не посылалъ за Бенони.
А Бенони былъ малый не промахъ, отлично понялъ намеки Макка на пасторскую Розу. Продумавъ нѣсколько дней и ночей, онъ таки и надумался обойти Макка, обдѣлать дѣльце самъ. Что-жъ, коли нѣтъ у него такихъ капиталовъ, какіе навязывалъ ему Маккъ; откуда бы они у него взялись? Хо-хо! Бенони не даромъ слылъ въ свое время ловкачомъ.
Онъ разодѣлся въ двѣ куртки и въ праздничную рубаху и пошелъ общественнымъ лѣсомъ черезъ кряжъ. Направился онъ прямехонько къ пасторскому двору, а самъ заранѣе высчиталъ, что пасторъ теперь въ отлучкѣ.
Онъ зашелъ на кухню и прикинулся, будто ему надо переправиться на ту сторону пролива — такъ нельзя-ли занять у пастора лодку?
— Пасторъ уѣхалъ, — отвѣтили дѣвушки.
— А пасторша или фрёкенъ Роза дома? Вы только скажите, что, молъ, Гартвигсенъ кланяется…
Лодку ему дали. Но ни пасторша, ни Роза не вышли съ нимъ поздороваться и пригласить въ комнаты.
«Видно, не выгоритъ дѣло», подумалъ Бенони. Переправился черезъ проливъ, побродилъ по лѣсу, переправился обратно и опять зашелъ на пасторскую кухню поблагодарить за лодку.
То же самое; господа не показались.
«Не выгорѣло-таки», думалъ Бенони на обратномъ пути домой. Онъ былъ во многомъ настоящій кремень, но передъ господами робѣлъ и сдавался. «Что же мнѣ теперь дѣлать?», думалъ онъ дальше насчетъ Розы. «Жениться по моему званію и состоянію, или жениться на одной изъ прежнихъ своихъ товарокъ и опуститься?»
Дома онъ захлопотался, — нанялъ четверыхъ плотниковъ строить большой сарай для всего неводного комплекта. Но на душѣ у него было не радостно, и недовольство его все росло; онъ сталъ подозрительнымъ; ему чудилось, что люди опять готовы называть его Бенони вмѣсто Гартвигсена.
Чѣмъ онъ заслужилъ такое посрамленіе?
Однажды Маккъ сказалъ ему:- Ты строишь большой сарай, а это совсѣмъ лишнее. Я бы всегда уступилъ тебѣ помѣщеніе для невода задаромъ, какъ прежде. Зато тебѣ надо бы сдѣлать пристройку къ дому. Если ты вздумаешь жениться по своему состоянію, тебѣ не мѣшаетъ имѣть пару лишнихъ горницъ. Дамы это любятъ.
Они поговорили еще насчетъ этого, и Бенони вдругъ озарило, что теперь-то какъ разъ ему и слѣдовало бы показать Макку свое довѣріе, сходить домой за деньгами. По дорогѣ онъ опять все взвѣсилъ: разъ Маккъ ставитъ такой огромный залогъ, чего же ему бояться за свои деньжонки? Напротивъ, онѣ сдѣлаютъ его какъ бы тайнымъ компаньономъ Макка, совладѣльцемъ Сирилунда. О, эти денежки! При удачѣ онѣ могутъ вывести бѣдняка въ люди!
Онъ принесъ свое богатство въ мѣшкѣ; тамъ было много серебра. Бенони ужъ не хотѣлъ скупиться; разъ Маккъ считалъ его капиталистомъ, нельзя было ударить въ грязь лицомъ. Поэтому онъ выгребалъ изъ своего сундука, пока не нагребъ кругленькой суммы въ пять тысячъ спецій-далеровъ.
— Господи твоя воля! — сказалъ Маккъ, чтобы польстить ему.
— Ужъ не обезсудьте за плохой кошель. Получше то у меня не нашлось, — замѣтилъ Бенони, разбухая отъ самодовольства.
Маккъ не захотѣлъ поощрять его дальше. — Но сколько тутъ серебра, — сказалъ онъ. — А вѣдь бумажки теперь аль пари.
— Ка-акъ?
— Аль пари. Считаются совсѣмъ за серебро. Ты вѣдь знаешь. Ну, да серебро все-таки лучше.
— Я полагалъ, всѣ мои деньги одинаково хороши — что серебро, что бумажки, — сказалъ Бенони, немножко задѣтый.
Маккъ опять не захотѣлъ поощрять его спѣси и сухо бросилъ: — Разумѣется!.. Потомъ принялся считать. На это пошло не мало времени; изъ далеровъ составлялись столбики, которые потомъ сбивались въ кучи и горстями сметались въ мѣшокъ. Наконецъ, пересчитали и бумажки, и Маккъ торжественно приступилъ къ дѣлу — написалъ длинное долговое обязательство.
— Хорошенько спрячь эту бумажку, — многозначительно посовѣтовалъ онъ Бенони…
И вотъ, дошло до того, что пасторская Роза не только явилась въ гости въ Сирилундъ, но прямо стала заглядываться на Бенони, смотрѣть на него такъ ласково и пристально, словно онъ серьезно занималъ ея мысли. Однажды она пришла къ нему на берегъ и сказала:
— Хотѣлось взглянуть на твой новый сарай.
— Ну, чего вамъ на него глядѣть; не стоитъ, — отвѣтилъ Бенони въ первую минуту радостнаго замѣшательства. Потомъ, оправясь немножко, прибавилъ:- Я вотъ хочу еще сдѣлать пристройку къ дому.
— Вотъ какъ! Большую?
— Я было думалъ пристроить горницу да спальную каморку, — осторожно отвѣтилъ Бенони.
— Совершенно правильно, — ласково сказала фрёкенъ Роза. — Такъ ты, вѣрно, задумалъ жениться?
— Это… какъ дѣло повернется.
— Конечно, я не знаю, какова она будетъ, твоя суженая, но на твоемъ мѣстѣ я бы выстроила спальную попросторнѣе, посвѣтлѣе.
— Да, — сказалъ Бенони, — по-вашему, такъ надо?
— Да.
Когда Роза собиралась уходить, Бенони набрался храбрости и сказалъ:- Ужъ не погнушайтесь, придите посмотрѣть, когда будетъ готово.
И Бенони принялся строить горницу и большую спальню, да перехватилъ малость и выстроилъ спальню почти одной величины съ горницей. Когда Роза пришла взглянуть, Бенони струсилъ, какъ заяцъ: а вдругъ ей это неладнымъ покажется? Но она опять преласково сказала, что какъ разъ такъ все себѣ и представляла.
Вотъ тутъ-то бы ему и закинуть ей словечко, но онъ ничего не сказалъ. А вечеромъ пошелъ и попросилъ Макка поговорить за него, — если Маккъ вообще полагаетъ, что дѣло можетъ сладиться.
Маккъ передалъ его просьбу коротко и ясно, улыбнулся имъ обоимъ и вышелъ изъ комнаты.
Они остались одни.
— Вотъ, что я скажу тебѣ, Бенони: не думаю, чтобы изъ этого вышло что-нибудь хорошее для тебя, — прямо заявила Роза. — Я долго была невѣстой одного человѣка тамъ, на югѣ; недаромъ я такъ часто уѣзжала изъ дому.
— Такъ вы, пожалуй… вы, вѣрно, и выйдете за него замужъ?
— Нѣтъ, этого не будетъ. Никогда не бывать этому…
— Такъ, можетъ статься, вы бы не погнушались мной? Только я — весь тутъ, каковъ есть, человѣкъ простой. Куда ужъ мнѣ!
Роза подумала, медленно смыкая и размыкая рѣсницы. — Пожалуй, можно попробовать, Бенони. Крестный полагаетъ, что мнѣ слѣдуетъ согласиться; но я должна тебѣ сказать, — усмѣхнулась она, — что ты не первая моя любовь.
— Нѣтъ, нѣтъ, куда мнѣ! Да я и не гонюсь за этимъ, — установилъ Бенони свою точку зрѣнія.
И они поладили…
Слѣдующія недѣли было много разговоровъ объ этомъ необычайномъ происшествіи; пожалуй, это былъ перстъ Божій, но все-таки нельзя было не подивиться. Зато въ домѣ кистера высказались напрямикъ: «Перстъ Божій? Сельдь всему причиной. Не разбогатѣй Бенони такъ страшно на селедкахъ, не видать бы ему Розы!»
У кистера былъ вѣдь сынъ, которому пасторская Роза пришлась бы куда больше подъ пару.
V
Прошло нѣсколько недѣль. Роза частенько бывала въ гостяхъ въ Сирилундѣ, и Бенони каждый разъ видѣлся съ нею тамъ. Люди не дразнили ихъ другъ другомъ; не въ обычаѣ было подразнивать пару, которая ни отъ чего не отпиралась, а Роза съ почтаремъ Бенони даже прямо признавались всѣмъ и каждому въ томъ, что они женятся.
Бенони продолжалъ налаживать домъ и сарай; обшилъ домъ тесомъ и выкрасилъ, какъ другіе богачи. И, глядя на его домъ съ моря, люди говорили: вонъ господскій домъ Бенони!
Въ Сирилундѣ была веранда, и Бенони все подумывалъ не обзавестись ли и ему такой верандой, — поменьше, разумѣется, безъ всякихъ затѣй; просто, чтобы было такое мѣстечко, гдѣ посидѣть, — съ парой скамеекъ…
Сперва онъ заговорилъ объ этомъ съ однимъ изъ маляровъ. — Я такъ заважничалъ, что хочу сдѣлать себѣ тутъ навѣсъ, — сказалъ онъ. — Совсѣмъ немудрящій, въ родѣ крытыхъ сѣней.
Маляръ, изъ деревенскихъ, ничего не понялъ.
— Навѣсъ?
— Люди зовутъ это верандой, — сказалъ Бенони и отвернулся.
— А на кой прокъ она?
— Это ты правильно сказалъ. Просто ради удовольствія; чтобы было такое мѣстечко, откуда смотрѣть…
Маляръ засмѣялся?! Бенони разомъ рѣшился; нельзя было позволить смѣяться себѣ въ глаза. Онъ позвалъ столяровъ и съ излишнею рѣшительностью объявилъ имъ, чего желалъ; отмѣтилъ высоту, показалъ все какъ и что.
— Это будетъ такое мѣстечко, гдѣ можно сидѣть и пить кофей въ лѣтнее время, — добавилъ онъ.
Столяры оказались сообразительнѣе маляра; они были люди пришлые, бывалые, много чего видѣли на бѣломъ свѣтѣ.
— У людей съ достаткомъ всегда бываютъ веранды, — кивнули столяры.
Спустя нѣсколько дней, у Бенони явилась новая затѣя. Въ Сирилундѣ была еще голубятня. Она возвышалась посерединѣ двора на высокомъ столбѣ, выкрашенномъ бѣлой краской, а на самой верхушкѣ красовался мѣдный шарикъ. Эти птицы вносили такое оживленіе. Что куры! Ихъ нельзя было и сравнивать съ голубями.
— Ежели у меня когда-нибудь заведется парочка другая хорошихъ голубей, мнѣ и посадить ихъ будетъ некуда, — сказалъ Бенони. И онъ взялъ съ собой столяровъ и указалъ имъ, гдѣ поставить голубятню.
Такъ шли недѣли; подошла осень. Бенони все возился дома и не выѣзжалъ съ неводомъ. Столяры и маляры ушли, вставивъ цвѣтныя стекла на верандѣ. Это была ихъ послѣдняя работа. Ну и вышла же веранда! Райскія сѣни, да и только! Даже въ Сирилундѣ не было цвѣтныхъ стеколъ на верандѣ. И все это придумалъ ловкачъ Бенони! Стекла были голубыя, красныя и желтыя.
Но, когда мастеровые разошлись, Бенони стало скучно. Онъ пошелъ къ Розѣ и сказалъ — такъ и такъ, молъ, что за житье одинокому; не пора ли перемѣнить судьбу? Но Роза не спѣшила съ этимъ; можно было сыграть свадьбу весною; время терпитъ.
Бенони занялся немножко рыбной ловлей у береговъ, но, когда бухта начала покрываться ледкомъ, стало слишкомъ трудно пробиваться, и ловъ прекратился. Теперь у Бенони не осталось ровнешенько никакого дѣла — только ходить въ церковь по воскресеньямъ. Охъ, выпадали дни, когда онъ готовъ былъ опять бѣгать съ почтовой сумкой. Но теперь почту носилъ одинъ домохозяинъ, пасторскій арендаторъ, обремененный семьей и не пользовавшійся никакимъ почетомъ.
Въ церковь Бенони являлся теперь въ двухъ курткахъ, въ сапогахъ со сборами и лакированными бураками. Онъ не сутулился, но ходилъ выпрямясь, что твой монументъ, и безъ устали могъ распѣвать псалмы.
Бесѣдуя же съ людьми на церковномъ холмѣ, онъ не напускалъ на себя дурацкой спѣси, не прикидывался будто не узнаетъ людей побѣднѣе, но тоже и не напрашивался ни на чью бесѣду. — Мы съ Маккомъ… — говаривалъ онъ.
— Мы съ Маккомъ получили вчера эстафету. Сельдь идетъ съ моря, — сказалъ онъ на этотъ разъ.
Писарь ленемана, прочитавъ народу разныя объявленія и распоряженія начальства, подошелъ къ Бенони поразспросить кое о чемъ. — Какъ насчетъ сельдей? Нѣтъ ли какихъ вѣстей?
Бенони отвѣтилъ:- Мы съ Маккомъ были вчера на пароходѣ, справлялись…
Еще вопросъ, и Бенони изрекъ: — Съ завтрашняго дня принимаюсь помаленьку за сборы.
Простой народъ, столпившись вокругъ, слушалъ, кивая головами. Экій чортъ этотъ Бенони! Получаетъ эстафеты, словно съ неба, даже о селедкахъ! А Бенони потрогивалъ свою густую гриву и улыбался, выставляя на показъ крѣпкіе желтые моржевые клыки. Нѣтъ, добрые люди хватали черезъ край, но кое-какой опытъ есть у него, — при всей его ничтожности.
Писарь ленемана пошелъ съ нимъ вмѣстѣ изъ церкви. Да и чѣмъ они были не ровня? Бенони имѣлъ капиталецъ, но писарь былъ потоньше въ обращеніи и въ рѣчи. Послѣ того, какъ Бенони пересталъ быть понятымъ и правой рукой ленемана, старику пришлось обзавестись писаремъ изъ городскихъ.
Спутники поговорили о домѣ Бенони, о его шикарной верандѣ, о голубятнѣ, о свадьбѣ. Бенони снисходительно подшучивалъ надъ женщинами; поди, разбери этотъ дамскій полъ! Ну, что она нашла въ немъ, простомъ шкиперѣ шкуны? И онъ называлъ Розу своимъ сердечнымъ дружкомъ.
— Могу заключить, — сказалъ писарь ленемана, — что вамъ ужъ не разстаться съ ней ни за какія блага?
— Ни даже за все, что вы здѣсь видите, — отвѣтилъ, Бенони, обводя рукою вокругъ и указывая на свой домъ. — Разстаться съ нею? Ничего такого быть не можетъ; я покорилъ ея сердце.
— А когда вы вотъ такъ гуляете вмѣстѣ, неужто вы разговариваете, какъ мы сейчасъ — о самыхъ простыхъ вещахъ и какъ придется?