Маршалл Алан

Мои встречи с любителями приврать

Алан Маршалл

Из сборника \"Австралия Алана Маршалла\"

МОИ ВСТРЕЧИ С ЛЮБИТЕЛЯМИ ПРИВРАТЬ

Хорошо соврать умеет далеко не каждый. Хороший врун отличается от плохого, как вино из отборного винограда от вина из бросового. Хорошее вино и хороший врун бодрят и воодушевляют. Плохое вино и плохой врун наводят уныние. Хороший врун не пытается вас одурачить. Плохие же способны на все, лишь бы заморочить вам голову, принизить, вывести из себя.

Хороший врун, какие нередко встречаются в буше, рассказывая вам небылицу, оказывает любезность, так как считает, что вы можете оценить его мастерство. Он не ждет, что вы ему поверите, но надеется, что вы воздадите ему должное.

Впрочем, как бы там ни было, вруна стоит послушать, если он врет интересно. Если вы его слушаете открыв рот, значит, он - добился успеха, а если зеваете, значит, он бездарь и вы не обязаны ставить ему выпивку.

Есть вруны, которые сочиняют в расчете на угощение. Однажды в пивной в Бруме коренастый парень в подпитии, положив руку мне на плечо и засматривая в лицо, заявил:

- А знаешь, я говорю по-испански. Приведи любого австралийца и убедишься. А все почему? Я образованный. Трижды объехал земной шар. Посмотри на меня. Где только я не бывал! Хочешь стать образованным - разъезжай по белу свету. Слушай. Мое время вышло. Стоит мне прилечь - и я уже не проснусь. Но у тебя все впереди. А деньжата у тебя есть?

- Мало, - ответил я, выглядывая через открытую дверь на улицу, где от раскаленной земли струился горячий воздух.

- Плохи твои дела, - покачал он головой. - Тогда не жди в жизни удачи.

Чуточку протрезвев, он ткнул мне пальцем в грудь:

- Я знаю, где есть золото, - нагнись и подними. Будь у тебя деньги, ты мог бы это сделать. Оно торчит в скале, как изюм в пудинге. Но у тебя нет денег. Жаль. Значит, ты не сможешь путешествовать, получить образование и выучить испанский.

- Что правда, то правда, - мрачно подтвердил я, купил ему выпивку и спросил: - Где же эта золотая жила?

- А-а! - воодушевился он. - Сейчас мы с тобой туда отправимся. Дай десять монет, и ты сможешь путешествовать и говорить по-испански, как я. За десять долларов тебя ждет богатство.

- Нет у меня таких денег.

Парень сник.

- Ты никогда не заговоришь по-испански.

- Никогда, - поддакнул я, заказал еще две порции, и мы с ним молча выпили.

Случается встретить врунов, у которых не все дома, но их я врунами не считаю - они верят в то, что говорят правду.

Как-то солнечным утром в Таунсвилле я разлегся перед своей хижиной и тут увидел, как ко мне с дороги направляется непричесанный мужчина лет тридцати пяти с заплечным мешком, где, судя по тому, как он оттопыривался, лежали бутылки.

На его лице играла счастливая улыбка, и, подойдя ближе, он сказал:

- Извините, сэр. Я беглый преступник.

- Откуда же ты убежал?

- Я убежал из ада и из тюряги - вчера вечером меня отпустили.

- Отпустили - не значит бежал!

- Значит. Меня отпустили, потому что я психованный.

- Это интересно. И как ты себя чувствуешь?

- Превосходно. Теперь я могу все. У меня справка, что я псих.

- Вот как? Это, должно быть, очень удобно.

- Еще бы. Видите ли, в тюрьме становятся психами оттого, что спиваются. А я психую, когда не пью. Человек - сложная штука. С виду я вроде спокойный, а внутри у меня частенько все бушует.

- Ты пьешь самогон?

- Каждый божий день. Замечательная вещь. А если подлить красных чернил, то, я бы сказал, лучше не бывает. Не собираюсь вас совращать, но сам я перепробовал все.

- Боюсь, что у тебя слабый характер.

- Слабости человеку не вредят. Сильному недоступны радости жизни - их может оценить только слабый, не способный им противостоять. А сильный растрачивает себя на борьбу с ними. Я твердо верую в слабость.

Я готов был ему сказать: \"Верни справку - зря тебе ее выдали\". Но его уже и след простыл.

Самые занятные вруны - мастера по части небылиц. Они расскажут вам и про места, где такое засилье ворон, что, взлетая, они застилают все небо, и наступает тьма - впору зажигать свечи; и про горы - такие крутые, что, когда на их склонах пасутся лошади, похоже, будто они стоят на задних ногах; и про деревья - такие высокие, что макушку разглядишь лишь на третий день...

Жаль, что я не дослушал байку, которую рассказывал один парень в пятнадцати милях севернее Балратлда. Там в пивную набились стригали. Ума не приложу, как меня втянули в состязание на лучшую историю против тощего, подслеповатого парня с моржовыми усами и недельной щетиной на лице. Проигравший ставил угощение. Я был уверен, что побью соперника, так как многие годы коллекционировал небылицы, но двадцать минут спустя засомневался в себе.

Мы с ним попеременно рассказывали байки, и каждая следующая была бесподобнее предыдущей. Собственно, эта борьба за совершенство и увлекала меня. Пришла его очередь, и он самоуверенно начал:

- Много лет назад я повез на тачке с волами через Джампинг Сендхилл, возле Уилканния, пять тонн свистулек...

- Все! - сказал я. - Твоя взяла. Я угощаю.

Лишь назавтра я вспомнил, что не дослушал эту историю.

Опыт подсказывает мне, что вруны Квинсленда - лучшие в Австралии. Чтобы настроиться на сочинение действительно непревзойденных небылиц, нужны именно такие просторы, какими располагает этот штат.

В Баркли Тейбленде, что в Северной территории, где насколько хватает глаз, до самого горизонта, растет трава, а скот пасется на холмах, не зная изгородей, воду можно получить только из артезианских колодцев.

Там работают так называемые качальщики. Каждый обслуживает свой колодец. Они ведут одинокий образ жизни - ни единой живой души вокруг, не считая птиц, коров да овец. А людей видят только тогда, когда повозка с продуктами приезжает пополнить их запасы.

Один старик качальщик сказывал мне:

- Вся моя компания - собака и губная гармоника, но я не могу играть на ней, потому что моя собака этого не переносит.

Другой качальщик, какого я встречал, был фанатичный любитель радио. В его лачуге стояли два приемника - на случай, если один выйдет из строя. Однажды я приехал к нему на повозке с провизией. Он не видел человека несколько недель. Когда же повозка остановилась у двери, он только приоткрыл ее и крикнул:

- Оставьте продукты на земле. Я слушаю радио, - и закрыл за собой дверь. Так мы с ним и не познакомились.

За отсутствием слушателей эти люди не научились сочинять небылицы, но, случается, умеют несколькими фразами передать целую картину.

Корелы - белые какаду с синими ободками вокруг глаз - пьют из этих же колодцев. Один качальщик рассказал мне, что они стайками садятся на антенну, так что она даже прогибается, а он часами наблюдает за птицами.

Они захватывают клювами проволоку между лапок и качаются вниз - кругом, вверх - кругом, вниз - кругом, вверх - кругом...

Он бесконечно повторял одно и то же, заглядывая мне в глаза. Я отвернулся. А он твердил свое.

- Прощай, - сказал я.

- Просто с ума сойти, - заключил он.

Я вполне мог его понять.

Как-то я разбил палатку в Мурумбиджи. Какой-то рыжий парень расположился со своей рядом. Я видел, как он глотнул из фляги, но, когда он присел со мной поболтать, он не был пьян. Мы говорили о любителях присочинить, потом перешли на болезни.

Он рассказал, что ему привелось лежать в больнице в Уилканния, где сосед по койке страдал от дизентерии. Койку этого бедняги ширмой отделяла простыня, и он, не умолкая, громко разговаривал сам с собой, глядя в потолок:

- Там, наверху, две свиньи - белая и черная. Они подрались. Черная наседает, черная наседает! Теперь белая берет верх. Она атакует. Свиньи расшатывают потолок. Берегись! Он поддается. Вот-вот обрушится. Берегись!!!

И он в страхе перед неизбежным укрывался с головой.

- Этот человек, должно быть, сильно болел. Ему казалось, что все это происходит на самом деле. Страшно подумать.

- Самое смешное, что потолок-таки обвалился, - сказал рыжий.

- Что?

- Потолок, говорю, обвалился.

- С чего бы это? - удивился я.

- Неизвестно, - угрюмо сказал он. - Неизвестно. Взял и обвалился вместе со свиньями и всеми делами.

- Пойду-ка прилягу, - бросил я рыжему. - Увидимся утром.