— Вы чего-то хотели, сэр? — ровным голосом спросил Маклин. Меньше всего ему хотелось ярить Дагвида — день начался так хорошо.

— Еще как хотел! Вчера какой-то псих по имени Эндрюс вломился в контору в центре города и перерезал себе горло бритвой. Я хотел, чтобы ты выяснил, кто он такой и почему это сделал.

— А никого другого не нашлось? У меня хватает нагрузки и без…

— Ты не узнаешь, что такое полная нагрузка, даже если она цапнет вас за жопу. Хватит ныть, ступай работать, тебе за это платят!

— Разумеется, сэр. — Маклин прикусил язык и не стал возражать. Когда Дагвид в бешенстве, спорить с ним бесполезно. — Кто проводил расследование на месте?

— Ты. — Дагвид взглянул на часы. — В ближайшие полчаса, если ума не лишился. Рапорт сержанта, работавшего на месте происшествия, у тебя на столе. Ты помнишь, где твой стол, инспектор?

На этой саркастической ноте он удалился прочь, бормоча себе под нос. Из укрытия за копировальной машиной показался Ворчун Боб.

— Черт побери! Что заползло ему в жопу и там сдохло?

— Не знаю. Может, дядюшка оставил все денежки приюту для животных, или еще что.

— Дядюшка?

Значит, Боб не в курсе.

— Выбрось из головы, Боб. Займись этим самоубийцей. Пока эксперты разберутся с драгоценностями, пройдет немало времени, а до тех пор нам не привязать Макриди к остальным ограблениям.

— А предъявлять ему обвинение вы собираетесь?

— Надо бы. Но ты же понимаешь, что какой-нибудь скользкий адвокат вытащит Макриди под залог еще до вечера. Ты видел его квартиру — у парня деньги из ушей лезут. Он прекрасно знает, что в состоянии купить себе свободу.

— Тогда протянем до последней минуты. Проверю у дежурного сержанта, с какого момента он числится под арестом.

Ворчун Боб поспешил в вестибюль, а Маклин направился к своему кабинету. Поверх толстой пачки скопившихся бумаг и вправду лежал тонкий конверт с единственным листком рапорта внутри. Питер Эндрюс несомненно покончил с собой. В рапорте перечислялись имена и адреса десятка свидетелей, сотрудников инвестиционной компании «Ходжетт Скотия». Эндрюс тоже там работал. Согласно показаниям свидетелей, он вошел в помещение в таком виде, словно последние два дня спал, не раздеваясь, вытащил из кармана опасную бритву и перерезал себе горло. Произошло это почти сутки назад. И с тех пор полиция не предприняла ровным счетом ничего.

Маклин вздохнул. Мало того, что расследование, скорее всего, ничего не даст, так его еще ждет встреча с людьми, рассерженными на затянувшееся бездействие полиции. Лучше не бывает!

Схватившись за телефон, он набрал номер морга. Ответил ему бодрый голосок Трейси.

— Вы вчера получили труп самоубийцы? Эндрюса? — спросил Маклин, оборвав привычное легкомысленное заигрывание.

— Да, около полудня, — подтвердила она. — Доктор Кадволладер планировал заняться им сегодня после обеда, ближе к четырем.

Маклин поблагодарил и повесил трубку. Снова заглянул в записи: по крайней мере, адрес в пределах небольшой прогулки. Сначала опрос свидетелей, потом вскрытие. Если хоть немного повезет, к его возвращению драгоценности, найденные в доме Макриди, вернутся с экспертизы. То-то будет развлечение: сверять каждую безделушку со списком похищенного имущества!

Инспектор взял папку, отвернулся от кипы ожидающих рассмотрения бумаг и пошел искать констебля Макбрайда.

* * *

— На этой неделе ты без дела не сидишь, Тони!

Маклин скорчил патологоанатому рожу.

— И тебе доброго дня, Ангус. Кстати, спасибо, что пришел вчера.

— Не стоит. Старушка меня кое-чему научила. Вдобавок хотелось убедиться, что ее проводят как следует.

Кадволладер уже надел комбинезон и натянул тугие хирургические перчатки. Они прошли в прозекторскую, к столу, где в чрезвычайно бледном виде возлежал Петер Эндрюс. Если отвлечься от жуткой раны на горле, он выглядел на удивление чистым и спокойным. Всклокоченные волосы были седыми, но лицо оставалось молодым. Маклин дал бы ему около сорока. Впрочем, по бледному мучнистому трупу трудно судить.

Кадволладер начал скрупулезный осмотр тела, отыскивая следы повреждений, употребления наркотиков или болезни. Маклин наблюдал, почти не вслушиваясь в тихие комментарии и гадая, что могло заставить человека покончить с собой таким жестоким способом. Почти невозможно представить себе образ мыслей, при котором самоубийство выглядит соблазнительнее жизни. Маклин не раз испытывал отчаяние, но всегда помнил о боли и страхе людей, которые обнаружат труп: подобная находка наверняка оставит в их памяти страшные шрамы. Может быть, в том и состоит разница между человеком в депрессии и суицидником: второму нет дела до чувств окружающих.

Если это так, Эндрюс представлялся подходящим кандидатом в самоубийцы. По словам его босса, он не знал жалости в делах. Маклин плохо разбирался в вопросах инвестиций, однако понимал, что Эндрюс вполне мог погубить любую компанию, избавившись от ее акций в инвестиционном портфеле. Беспощадностью он походил на человека, способного покончить с собой, но в остальном располагал всем, ради чего стоит жить. Он был богат, преуспевал, любил свою работу. Собственно, никто в фирме не сказал о нем дурного слова. Предстояло еще поговорить с родителями, которые жили в Лондоне и сейчас спешно выехали в Эдинбург.

Размышления инспектора прервало восклицание Кадволладера:

— Ага, это интересно! — Доктор приступил к исследованию внутренних органов.

— Что интересно?

— Вот это. — Патологоанатом указал на блестящую массу внутренностей. — Рак всего на свете. Похоже, началось с кишечника, но метастазы захватили все органы. Не покончи он с собой, умер бы через месяц или два. Нам известно, кто его лечил? При его состоянии он должен был получать серьезную лекарственную терапию.

— Разве при химиотерапии не выпадают волосы? — удивился Маклин.

— Тонко замечено, инспектор. Вот почему вы — сыщик, а я — патологоанатом. — Кадволладер склонился к голове покойника, пинцетом выдернул несколько волосинок и положил на подставленное ассистенткой стальное блюдце. — Отдай на спектрографический анализ, Трейси. Похоже, он не принимал ничего сильнее ибупрофена. — Доктор обернулся к Маклину. — Химиотерапия оставляет на теле и другие, не столь заметные следы, Тони, но у него ничего подобного нет.

— Он мог отказаться от лечения?

— Не представляю другого варианта. Он наверняка знал, что с ним, иначе зачем бы ему убивать себя?

— В самом деле, Ангус, зачем?

27

Вернувшись в участок, Маклин не застал Дагвида, мысленно вознес благодарственную молитву и прошел в свой крошечный следственный кабинет. Из открытой двери несло жаром: совместные усилия бившего в окно солнца и жарившей на всю катушку батареи. Макбрайд и Боб сняли пиджаки и галстуки. На лбу у констебля, склонившегося над клавиатурой компьютера, проступил пот.

— Напомни потом, чтоб я спросил, где ты раздобыл эту машинку, Стюарт.

Макбрайд поднял голову.

— Майк Симпсон — мой двоюродный брат. Я спросил, нет ли у него свободных.

— Чудик Симпсон? Айтишник из экспертизы?

— Он самый. Он не такой уж чудик, просто так выглядит, сэр.

— Ага, и еще — когда он говорит, я понимаю каждое слово в отдельности, а вот общий смысл в голове не укладывается. Двоюродный брат, значит? Это может пригодиться… Ты попросил его заглянуть в компьютер Макриди? — заметил Маклин и подумал: — «Уже пригодилось, судя по новехонькому лэптопу».

— Майк сейчас этим занимается. Среди эдинбургских хакеров Макриди — почти бог. Известен под кличкой Клузо.

Маклин припомнил диски с «Розовой Пантерой». Все заигранные, кроме последнего.

— Странно, что он выбрал такой ник. Ему больше подходит персонаж Дэвида Нивена.

Лицо констебля Макбрайда выразило полное недоумение.

— Ну, фильм «Розовая Пантера», — пояснил Маклин. — Нивен играл роль сэра Чарльза Литтона — вора-джентльмена. Форточника.

— А, вот оно что! Я думал, вы про мультфильм…

Маклин, покачав головой, отвернулся. Взгляд его упал на фотографии убитой девушки, так и оставшиеся на стене за спиной Ворчуна Боба.

— Кстати, ты что-нибудь узнал о пропавшем штукатуре?

Макбрайд нажал еще пару клавиш, и только потом ответил:

— Простите, сэр. Я был в отделе пропавших, но компьютерные базы начинаются только с шестидесятых годов. Более старые дела надо искать в архивах. Я собирался туда сегодня к вечеру.

— Штукатур? — переспросил Ворчун Боб.

— На самом деле это идея констебля. — Инспектор кивнул на покрасневшего до ушей Макбрайда. — Наши убийцы были люди образованные, они не умели класть кирпичи и штукатурить стены. Но кто-то должен был заложить ниши и замуровать комнату. Им бы понадобился строитель.

— Никакой строитель не стал бы их покрывать, — возразил Боб. — То есть он же наверняка увидел бы труп. И склянки с потрохами. На его месте я бы отказался. Я бы поднял жуткий шум.

— Да, но ты — не представитель рабочего класса, родившийся в начале двадцатого века. Боб. Сайтхилл был в те времена почти деревней, крупного землевладельца считали почти королем. К тому же убийцы не погнушались бы пригрозить его семье. Преступники были не из щепетильных.

— Крупного землевладельца?

— Фарквар-хаус принадлежал Мингису Фарквару. Тому самому, кто банк Фарквар основал.

— Вы думаете, это он? Заставил местного работягу все заштукатурить, а потом и от него самого избавился?

В устах Ворчуна Боба подобная версия звучала скептически, да и сам Маклин не взялся бы упрекать старого друга в недоверчивости. То, что представлялось очевидным на месте страшного преступления, выглядело натяжкой в духоте крошечного следственного кабинета. Натянуто, как оправдания школьника, но ничего другого у них не было.

— Нет, Мингис Фарквар не мог. Но его сын, Альберт? — Маклин припомнил короткий разговор с Джонасом Карстайрсом. Неужели все так просто? Нет, так не бывает. — Впрочем, все это пока — косвенные подозрения. Мы ничего не знаем ни об этом семействе, ни о тех, кто работал на них в военное время. Вряд ли кто-то еще жив и может рассказать. Фаркваров уже точно не осталось. Но я хочу, по крайней мере, узнать имя погибшей. Мы сможем выйти на след, если разыщем пропавшего штукатура. — Он повернулся к Макбрайду. — Стюарт, откопай все, что сумеешь, на Мингиса и Альберта Фаркваров. А потом помоги Бобу в архиве.

— Мне? А что я буду там делать? — заерзал старый сержант, изображая недоумение.

— Перелопатишь рапорты о пропавших, будешь искать опытного строителя и штукатура, проживавшего в Сайтхилле или окрестностях. С сорок пятого по пятидесятый — этого должно хватить. Если ничего не найдем, расширим временной промежуток.

— С сорок пятого? Шутишь? — в ужасе воскликнул Ворчун Боб.

— Ты же знаешь, дела хранятся еще дольше.

— Угу, в подвалах, в огромных пыльных коробках…

— Ну, возьми в помощь кого-нибудь из констеблей. — В это время в дверь постучалась констебль Кидд. — Вот, и далеко ходить не надо.

— Сэр? — удивленно переспросила девушка.

— Не обращайте внимания, — отмахнулся Маклин. — Чем мы можем вам помочь?

Она вкатила в кабинет тележку, нагруженную картонными коробками.

— Это барахло из квартиры Макриди, сэр. Эксперты с ними закончили. Говорят, все чисто, как душа констебля Портера. Не знаю уж, как это понимать.

— Портер — свидетель Иеговы, констебль. Он еще не пытался обратить вас в свою веру?

— Нет, сэр, не припомню. А с проходной просили передать, что вам звонили в кабинет, но не застали. Ваш мобильный переключается сразу на голосовую почту.

Маклин вытащил мобильник. Он точно помнил, что ночью его заряжал. Сейчас экранчик не светился и на нажатие кнопок не отзывался.

— Проклятье, опять батарейки сели. Что бы им не позвонить прямо сюда? Нет, это я зря. — Инспектор покосился на телефон рядом с лэптопом. Если аппарат и работал, он ни разу не видел, чтоб им кто-то пользовался. — Что они хотели передать?

— Там какой-то мистер Дональд Эндрюс хочет вас видеть. Насчет опознания сына.

— Черт! — Маклин бросил Макбрайду свой мобильный. — Констебль, одолжи рацию. Мне в морг пора.

* * *

Дональд Эндрюс не слишком походил на своего сына. Острые скулы, узкий нос, угловатые черты лица, словно кожу оттянуло назад встречным ветром. Волосы он стриг коротко, на висках пробивалась седина. Глаза были ярко-голубыми, и в речи отчетливо слышался выговор южной Англии. Чтобы довезти Эндрюса до морга, Маклин взял служебную машину с водителем. Констебля-шофера оставил ждать у входа, в надежде, что они не задержатся внутри.

Доктор Шарп подготовила тело для опознания. Покойный, накрытый простыней, лежал на столе в отдельном помещении. Трейси проводила посетителей к телу и бережно отогнула простыню, открыв лицо покойной, но не показывая страшного разреза на шее. Дональд Эндрюс долго молчал, уставившись в застывшие черты, потом повернулся к Маклину.

— В чем дело? — требовательно спросил он. — Что сталось с моим сыном?

— Простите, сэр. Это действительно ваш сын, Питер Эндрюс? — уточнил инспектор, охваченный неясной тревогой.

— Я… да… кажется так. Но… прошу вас, покажите мне все тело, — потребовал отец.

— Сэр, вам, пожалуй, не стоит… Он…

— Я хирург, черт вас побери. Я знаю, что с ним проделали.

— Простите.

Маклин кивнул Трейси, и та отвернула простыню до конца. Она же, скорей всего, и зашивала тело после того, как Кадволладер закончил исследование. Инспектора впечатлила тщательная и аккуратная работа, но она не могла скрыть того факта, что тело было жестоко изрезано. Дональд Эндрюс, вместо того чтобы ужаснуться, как почти любой отец на его месте, склонился ниже и стал рассматривать тело сына.

— Он, — заключил наконец Эндрюс. — У него родинка и пара шрамов, я их в любое время узнаю. Но я не понимаю, что с ним случилось. Как он до такого дошел?

— О чем вы, сэр? Таким он был в момент смерти. — Маклин сглотнул. — Вам ведь сказали, как он умер?

— Да, и этому тоже трудно поверить. У Питера были свои слабости, но депрессией он не страдал.

— Вам известно, что у него был рак в терминальной стадии, сэр?

— Что? Не может быть!

— Когда вы в последний раз виделись с сыном, сэр?

— В апреле. Он приезжал в Лондон на марафон. Каждый год участвовал, собирал деньги для детской больницы.

Маклин посмотрел на изуродованное обнаженное тело. Он знал, что в марафоне участвуют самые разные люди, иные не могут бежать и тратят несколько дней, чтобы пройти дистанцию шагом. Если верить наружности Петера Эндрюса, ему пришлось бы ехать на такси. Ноги как палки, позвоночник искривлен. Швы мешали оценить, в каком состоянии он был до вскрытия, но Маклин помнил небольшое брюшко.

— Должно быть, он очень переживал за больницу, если пошел на такие усилия. Много собрал?

— Дело было не в деньгах, инспектор. Он любил бегать. Но в наше время для участия в Лондонском марафоне нужно заниматься благотворительностью.

— Извините, сэр, вы хотите сказать, ваш сын регулярно занимался бегом?

— С пятнадцати лет. Подумывал даже о профессиональном спорте. — Дональд Эндрюс протянул руку, погладил мертвого сына по голове. Сквозь слезы с укором взглянул на следователя. — Последнюю дистанцию он пробежал за два с половиной часа.

28

Непривычный сигнал рации остановил Маклина на пути к участку.

— Слушаю, — отозвался инспектор, с трудом вспомнив, как включается аппарат. Рация была массивнее мобильника и сложнее в использовании, зато батарейки не садились. Пока, во всяком случае.

— Здравствуйте, инспектор. Я уж думал, не соединят.

Маклин узнал голос душеприказчика бабушки.

— Мистер Карстайрс? А я собирался с вами связаться. Насчет Альберта Фарквара.

Пауза, словно его слова застали юриста врасплох.

— Ах да, конечно. Но я звоню по другому поводу. Мы разобрали бумаги вашей бабушки, вам нужно кое-что подписать, после чего можно начинать скучную процедуру передачи дел и тому подобное.

Маклин посмотрел на часы. День почти прошел, а на столе еще ждала куча бумаг, и только ознакомившись с ними, можно будет переходить к увлекательной задаче — исследовать трофеи Макриди.

— Я сейчас очень занят, мистер Карстайрс.

— Разумеется, Тони. Но даже детективам-инспекторам иногда нужно поесть. Я подумал, не выберетесь ли вы поужинать? Часов, скажем, в восемь? Заодно сможете подписать бумаги, а с прочим мы без вас разберемся. Эстер вверила мне несколько посланий личного характера, которые следовало передать вам после ее смерти. На похоронах мне показалось неудобно этим заниматься. И о Берти Фаркваре могу рассказать, если хотите, хотя это довольно неприятная тема.

Отказаться от подобного предложения инспектор не мог, к тому же это было удобнее, чем перекусывать в полночь по дороге домой, ведь раньше с работы не выбраться. Если удастся узнать кое-что про Фарквара, это можно считать рабочим временем.

— Спасибо, Джонас, вы очень любезны.

— Так в восемь?

— Да, отлично.

Карстайрс напомнил ему свой адрес и повесил трубку. Маклин к тому времени уже подходил к участку. Держа в руках рацию и соображая, как ее выключить, инспектор толкнул входную дверь.

— Не устаю удивляться, — заметил дежурный сержант. — Детектив-инспектор с рацией!

— Это не моя, Пит, одолжил у констебля. — Маклин встрянул аппарат, нажал несколько кнопок — тщетно. — Как эта штуковина отключается?

* * *

В крошечном кабинете царил хаос. Коробки, которые приволокла констебль Кидд, разложили по всему полу — одни вскрытые, другие еще запечатанные клейкой лентой. Посредине кабинета стоял на коленях Макбрайд и с надеждой перелистывал страницы протоколов.

— Развлекаешься, констебль? — Маклин глянул на часы. — А домой тебе не пора?

— Решил начать идентификацию вещей пораньше, сэр. — В руках у Макбрайда был пакетик с золотым яйцом, инкрустированным драгоценными камнями — на редкость уродливая вещица.

— Ну, мне надо убить примерно час. Давай один список мне, помогу. Как успехи?

— Эти из списка миссис Дуглас, — сказал Макбрайд, указывая на горку предметов на столе. — Судя по инвентарной описи, они находились на нижней полке справа. Все в один ряд. Я исхожу из предположения, что у мистера Макриди все разложено по порядку. Как-никак, он компьютерщик.

— Звучит разумно. — Маклин осмотрел коробки, сравнивая ярлыки со списком. — Значит, вот это — с верхней полки с левого края — первое ограбление, майор Рональд Дюшен.

Инспектор вскрыл коробку, перебрал прозрачные мешочки, выискивая что-то, соответствующее списку. Вряд ли здесь все — Макриди мог продавать не понравившиеся ему вещи, да и жертвы ограбления почти всегда добавляют кое-что в списки похищенного. Но содержимое коробки со списком не совпадало. Вытащив все пакетики на пол, Маклин уже собирался уложить их на место и взяться за следующую коробку, когда заметил внутри еще один мешочек. Достал его, поднес к свету, и холодный озноб пробежал у него по спине.

На стене висели увеличенные и обведенные кружками снимки предметов, найденных в нишах с органами убитой девушки. Он как раз уперся взглядом в одиночную золотую запонку со сложным орнаментом, украшенную крупным рубином. На дне прозрачного пластикового мешочка лежала пара к ней — точная копия.

29

Она не понимает, что с ней. Все началось… когда же? Она не помнит. Крики, беготня вокруг. Она перепугалась, ей даже стало плохо. Но теперь теплое одеяло накрыло все, даже память.

Голоса шепчут, журят и утешают, подгоняют вперед. Она идет уже много миль, но не замечает расстояния. Тупо ноют ноги, спина, живот. Хочется есть.

Запах щекочет ноздри, манит к себе, словно на канате. Она бессильна противиться, хотя ступни стерты до крови. Кругом люди заняты своими делами. Ей стыдно показаться им на глаза, но они не замечают ее, ковыляющую мимо. Одной пьянчужкой больше, одной меньше…

Она сердится на них, ей хочется ударить, причинить боль, показать им, как они ошибаются. Но голоса успокаивают, заставляют отложить злость на потом. Она не спрашивает, что такое «потом», а просто идет на запах.

Это как сон. Она словно перескакивает от образа к образу. Вот шумная улица, вот тихий переулок, вот большой дом в стороне от дороги. Потом она оказывается внутри.

Он замечает ее и поворачивается к ней. Он стар, но движется как молодой. Он идет к ней. Она встречает его взгляд, и что-то в ней умирает. Надменная осанка снова пробуждает в ней злобу. Шепот голосов глохнет, ярость вырывается наружу. Память, целую жизнь таившаяся в глубине, распускается черным цветком, зловонным и гнилым. Старик покрывается потом, дергается, ее окутывает боль. Прекратите! Господи, умоляю, остановитесь! Но это продолжается. Из ночи в ночь. С ней что-то сделали. Он с ней что-то делал, теперь она в этом уверена, хотя ничего о себе не помнит.

У нее в руке что-то холодное, твердое, острое. Она не знает, как оно к ней попало, не представляет, где она и кто она. Но знает, зачем она здесь и что должна сделать.

30

— Где Макриди? В какой камере? — Маклин вбежал в дежурку, сжимая в кулаке пакетик с запонкой.

Сержант оторвался от чая, засидевшиеся сотрудники ночной смены обернулись, не понимая, из-за чего такой шум.

— Макриди? Ушел пару часов назад.

— Что?

— Прошу прощения, сэр, мы тянули, сколько могли. Но в конце концов пришлось предъявить ему обвинение в ограблении. И тут же, как из-под земли, выскочил адвокат. Отказать в освобождении под залог причин не было.

— Черт. Мне надо с ним поговорить.

— А до завтра отложить нельзя, сэр? Понесетесь за ним, он скажет, что вы его запугиваете. Мы же не хотим, чтоб он вывернулся за счет процедурных вопросов?

Маклин постарался взять себя в руки. Отложить можно. Девушку уже не оживишь.

— Вы правы, Билл, — признал он. — Простите, что ворвался.

— Ничего страшного, сэр. Но, к слову сказать, сделайте доброе дело, подпишите рапорты о сверхурочных. Документы у вас на столе. Подходит конец месяца, надо разобраться с нарядами.

— Сделаю, — пообещал Маклин и вышел из дежурки.

Вместо того чтобы подняться к себе, инспектор вернулся в следственный кабинет, где Макбрайд копался в картонных коробках.

— Не нашел?

— Она где-то здесь, сэр. А, вот! — Констебль вытащил пакетик с нарядной запонкой и отдал Маклину. Не оставалось ни малейших сомнений в том, что запонки парные, хотя та, что найдена в подвальной нише, чище и меньше исцарапана, как будто оставшуюся продолжали носить. Пока она не попала в коллекцию мистера Фергуса Макриди.

Маклин взглянул на часы. Четверть восьмого. Давно пора домой. Мучительно досадно, когда разгадка близко, но приходится ждать. Однако дежурный сержант прав: выдернуть Макриди на допрос сразу после освобождения — слишком похоже на запугивание. Тем более после того, как столько тянули с предъявлением обвинения. Придется ждать до утра.

— Как у твоего Майка с компьютером? — спросил Маклин.

— Говорил, что к утру расколет.

— Хорошо. Иди домой, Стюарт. Займемся этим с утра. Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь так поздно.

Констебль покраснел до корней светлых волос и забормотал — мол, ждет человека, у которого смена кончается в девять.

— Ну, раз так, вот тебе особое поручение: займись для разнообразия настоящей полицейской работой.

— А можно? — Макбрайд обрадовался так, словно ему посулили рождественский подарок раньше времени.

— Да, можно. Иди в мой кабинет и разбери рапорты о сверхурочных. Утром вернусь — подпишу.

Маклин не стал дожидаться благодарностей констебля.

* * *

От участка до парка Инверлит и района Стокбридж Колониз было недалеко и пешком. Солнце скрылось за домами, марево отступило куда-то на северо-запад, но было еще светло. В это время года темнеет двумя часами позже.

За мостом через Лит кварталы георгианской застройки сменились отдельно стоящими особняками. Карстайрс назвал инспектору адрес внушительного трехэтажного здания неподалеку от Ботанического сада. Особняк стоял в узком переулке, оканчивающемся тупиком, так что водители не совались туда объезжать пробки. Здесь было тихо и чисто. Место напомнило Маклину улочку, на которой стоял бабушкин дом. Эдинбург полон таких престижных мест, прячущихся среди менее благоприятных кварталов.

Подходя к дому, инспектор мельком заметил молодую женщину, пьяную, хотя вечер едва начался. Покачиваясь, она удалялась по мостовой. Эдинбургский фестиваль искусств был в полном разгаре, поэтому гуляки заполонили город. Маклин выбросил пьянчужку из головы. Его на мгновенье отвлек прогрохотавший по улице тяжелый грузовик, а когда инспектор снова повернулся, женщина уже скрылась. Он покачал головой, поднялся по шести каменным ступеням на крыльцо и протянул руку к звонку, но заметил, что дверь открыта.

Где-то в глубине дома пробили стенные часы. Рассудив, что Карстайрс его ждет, инспектор шагнул через порог. Возможно, потому адвокат и оставил дверь открытой. У входа в прихожую виднелась стойка с тремя зонтиками и парой тросточек. На чугунных крючках вешалки висели старомодные пальто. Еще одна открытая дверь вела в центральный вестибюль.

— Мистер Карстайрс? — громко окликнул Маклин, не представляя, где в этом огромном доме искать хозяина. Инспектор ступил на черно-белые плитки пола. Здесь было темнее, свет просачивался в высокое окно над лестничным пролетом, затененное с улицы большим деревом. — Мистер Карстайрс? Джонас?

Оглядевшись, Маклин отметил темные деревянные панели стен, громадный камин, наверняка очень уютный в зимнее время. Портреты суровых джентльменов, затейливая медная люстра под высоким потолком. И странный запах.

Инспектор совсем недавно сталкивался с этим запахом. Едва воспоминание пробилось на поверхность, Маклин машинально опустил взгляд на клетчатый пол. Темные пятна тянулись от приоткрытой двери слева. Инспектор осторожно прошел по следу.

— Джонас? Вы здесь?

Уже зная ответ, Маклин толкнул дверь. Она легко распахнулась на смазанных петлях, выпустив наружу невыносимый смрад раскаленного металла и фекалий. Сдерживая рвоту, инспектор носовым платком прикрыл рот и нос.

За дверью находился кабинет, уставленный книжными шкафами. В центре, за старинным письменным столом, запрокинув голову, сидел Джонас Карстайрс. Нижняя половина тела была милосердно скрыта от взгляда, а обнаженный торс превратился в кровавое месиво.

31

Прибывшая через пять минут бригада застала Маклина сидящим на каменных ступенях крыльца. Инспектор дышал свежим воздухом и старался забыть увиденное. Он убедился, что задняя дверь заперта, отправил двух полицейских огораживать место происшествия и стал ждать прибытия врача. Тем временем подкатил фургон экспертизы, из него вышли пять человек. Маклин поймал себя на том, что ему приятно видеть лицо мисс-а-не-миссис Эммы Бэйард, уже повесившей на шею расчехленную цифровую камеру. Потом он вспомнил, что ей придется фотографировать.

— Вы раздобыли нам еще один труп, инспектор? Это, похоже, входит в привычку.

Маклин вместо ответа вымученно хмыкнул, наблюдая, как криминалисты натягивают бумажные комбинезоны и достают из фургона оборудование.

— К чему прикасались? — спросил старший в бригаде, протянув комбинезон Маклину.

— Входная дверь, внутренняя дверь и задняя дверь. Телефоном тоже пришлось воспользоваться.

— Что, нынче инспекторам не выдают мобильных?

— Батарейки сели, — пояснил Маклин, спрятал мобильник в карман и надел комбинезон.

Тут подкатил потрепанный «Фольксваген Гольф», остановился посреди улицы и изверг из себя тучного мужчину в мешковатом костюме. Достав с пассажирского сиденья медицинский чемоданчик, мужчина подошел к ним. Доктор Бакли — милый человек, если не задавать ему глупых вопросов.

— Где тело?

— Вам нужна защитная одежда, док, — напомнил Маклин, предчувствуя хмурый взгляд — и не ошибся. Подходящий по размеру комбинезон пришлось поискать.

Они вернулись в дом. Инспектор провел всех прямо в кабинет. Запах не ослабел, скорее усилился. Вокруг тела кружили сонные домашние мухи.

— Мертв, — заключил доктор Бакли с порога и собрался уходить.

— Это все? Осматривать его вы не будете?

— Вы же знаете, инспектор, это не моя работа. Я и отсюда вижу, что у него перерезано горло. Смерть наступила почти мгновенно. Подробности вам сообщит доктор Кадволладер, когда приедет. Всего хорошего.

Маклин проводил взглядом удаляющегося вперевалку толстяка и повернулся к криминалистам.

— Хорошо, начинайте работать, но тело не трогайте до прибытия патологоанатома.

Криминалисты засуетились, как усердные муравьи. Сверкнула вспышка камеры Эммы Бэйард. Маклин заметил одежду, аккуратно развешанную на спинке кресла в углу: рубашка, пиджак, галстук. Инспектор перевел взгляд на обнаженный торс убитого, потом обошел стол, поморщился при виде внутренностей, сползших на колени адвокату и свисающих до полированного паркета. Убитый сидел прямо, опустив руки. Кровь стекала по обнаженным предплечьям, капала с пальцев и собиралась лужицами с двух сторон. Японский кухонный нож с коротким клинком лежал на столе, весь в крови и слизи.

— Господи, что здесь произошло?! — воскликнул Кадволладер, появляясь в дверях. Из-за его плеча нервно выглядывала доктор Шарп.

— Тебе это ничего не напоминает, Ангус? — спросил Маклин и отступил в сторону, чтобы эксперту было виднее.

— На первый взгляд — напоминает. Копия убийств Смайта и Стюарта. — Кадволладер склонился ближе, обтянутыми перчаткой пальцами коснулся разреза на горле убитого. — Но сказать, с чего начали — перерезали горло или выпотрошили, — сразу не сумею. Вдобавок трудно разобрать, чего не хватает. Гм, что там у нас? — Склонившись над трупом, он раскрыл ему рот. — Трейси, пакет и пинцет. — Взяв инструмент, Кадволладер принялся копаться во рту убитого. — Просто не верится, что влезла целиком. А, нет, разрезана. Тогда понятно.

— Что понятно, Ангус? — Маклина замутило. Господи, только бы не стошнило. Он же не зеленый констебль на первом трупе. С другой стороны, он пришел сюда поужинать с Карстайрсом.

— Это мы, врачи, называем печенью. — Кадволладер подцепил пинцетом и поднял вверх длинную слизистую буро-багровую ленту и опустил ее в пакет. — Ваш убийца нарезал ее на полосы и запихнул в рот жертвы. Не могу утверждать, что это его печень, но не вижу других причин так его обрабатывать. — Эксперт указал на изрезанную грудь и живот Карстайрса. — Давайте-ка заберем его в морг, посмотрим, какие тайны он скрывает.

32

— Извините, Тони, но это дело мне придется отдать старшему инспектору Дагвиду.

Маклин стоял в кабинете главного суперинтенданта Макинтайр — не то чтобы по стойке смирно, но и не расслабляясь. О том, что его вызывают к начальству, коллеги сообщили, едва инспектор с утра пришел в участок после неспокойной ночи с ужасными кошмарами. Маклин стиснул зубы, чтобы сдержать резкий ответ, и заставил себя расслабиться. Выходить из себя, разговаривая с боссом, — пустое дело.

— Почему? — наконец спросил он.

— Вы слишком близки с Карстайрсом.

— Что? Я с ним почти незнаком!

— Он был душеприказчиком вашей бабушки. Вы, как я понимаю, единственный наследник. Он занимался ее похоронами. Вы собирались с ним ужинать. Короче говоря, он был другом семьи. Я не могу допустить, чтобы это обстоятельство нарушило ход важного расследования. Вы представляете, каким влиянием Карстайрс пользовался?

— Я… нет.

— Ну, мне с пяти утра звонят очень важные персоны. Главный констебль играл с ним в гольф; первый министр часто приглашал его на рыбалку; Карстайрс занимался подготовкой проекта конституции для нового парламента.

— Почему Дагвиду? Поручите это дело старшему инспектору Пауэллу или кому-то из других инспекторов…

— Чарльз — самый опытный следователь, Тони. Да и расследование дела Смайта впечатлило всех.

«Кроме меня», — мысленно вставил Маклин.

— Но он склонен упрощать.

— А вы — усложнять без надобности. Очень жаль, что вы не способны работать вместе. Вы с ним дополняли бы друг друга.

— Значит, мне не стоит касаться этого дела?

— Не совсем так. Хотелось бы, чтобы вы участвовали там, где можете быть полезным, но не вели дело. Кроме того, вы можете заняться наиболее насущной стороной расследования. Вы присутствовали на месте убийства Смайта, и вы первым обнаружили труп Карстайрса. Как вам кажется, сходство обстоятельств может быть случайным?

— Но ведь убийца Смайта мертв! Он покончил с собой в течение суток после убийства.

— Именно. Мы не сообщали журналистам подробностей убийства. В прессе пишут просто, что он был зверски убит. А значит, тот, кто убил Карстайрса, имел доступ к подробным описаниям места преступления. Я не потерплю такой утечки. Найдите источник, Тони, и покончите с ним.

— Гм. Подобные расследования входят в компетенцию отдела собственной безопасности.

Макинтайр устало потерла висок.

— Вы хотите, чтобы они перекопали все, чем занимались вы, Дагвид и остальные за много месяцев? Может, до этого и дойдет, Тони, но пока я предпочитаю, чтобы выявлением источника утечки занялся человек, которому я доверяю.

* * *

Она восторженно смотрит на восходящее солнце. Тяжеловесный красный шар лежит на горизонте, заливает ее жаром. Голоса поют ей о великих деяниях, и она понимает, что стала орудием их мести. Сладко исполнить их волю.

Она смотрит на руки, запятнанные кровью, и вновь ощущает тепло влажной человеческой кожи: из-под ножа, рассекающего плоть, проступает красное, пульсирующее, живое. Она держала это в руках, вырезала из него и заставила съесть. Это была его последняя трапеза на земле, а потом она вырвала из него душу и отдала на съедение голосам.

Но она устала, так устала! От голода сосет в животе. Ноги ноют от усталости, в спине с каждым шагом вспыхивает боль. Голоса утешают ее, подгоняют вперед. Ее ждет еще одно дело, еще одно место. В конце концов, не только он осквернил ее. Другие тоже должны расплатиться.

Как трудно повиноваться голосам! Если бы дотянуться до солнца, взять себе малую толику его неимоверной мощи! Тогда хватило бы сил слушаться голосов, а ей больше ничего и не надо. Она всю жизнь жаждала стать орудием мести.

Она стоит на вершине мира. Ветер свищет вокруг, вопит, как испуганная толпа. Она его не замечает. Здесь только она, только солнце, только голоса, которым она жаждет служить.

Широко раскинув руки, она взмывает в небо.

33

Вокзал Уэверли всегда был шумным. А уж в разгар фестиваля… толпы народу, гудящие такси, растерянные туристы. Добавьте сюда машину «скорой помощи», пару патрульных автомобилей и перекрытое движение — и хаос довершен.

Маклин наблюдал все это с надземного перехода, тянувшегося от отеля «Балморал» на Принцес-стрит к Маркет-стрит по другую сторону путей. Когда-то здесь было вонючее отравленное озерцо, заполненное отбросами Старого Города. Иногда Маклину хотелось, чтобы все здесь снова залила вода.

На сей раз доктор Бакли опередил инспектора. Тучный врач склонялся над рельсами, рассматривая нечто, в чем Маклин только вблизи распознал изломанное человеческое тело. Женщина прыгнула с Северного моста и, пробив армированную стеклянную крышу вокзала, упала на рельсы перед поездом, идущим с лондонского вокзала Кингс-Кросс… Для опознания трупа мало что осталось.

— И эта мертва?

Доктор поднял голову.

— Инспектор, я вас ждал. Да, мертва. Возможно, умерла от первого же удара о стекло, бедняжка.

Маклин поискал взглядом главного среди людей в форме. Два констебля оттесняли зевак. Больше никого из сотрудников полиции на месте не оказалось.

— Кто вас вызвал? — спросил он врача.

— Здесь только что был сержант Хаусман. По-моему, он прибыл на место первым.

— Куда же он подевался?

— Я врач, а не следователь, инспектор. Кажется, сержант пошел побеседовать с начальником станции.

— Простите, док. Я не в себе этим утром.

— Это вы мне говорите?! А, вот и он.

Большой Энди расталкивал толпу. За ним по пятам следовала Эмма Бэйард с неразлучной камерой. Оба спрыгнули с платформы и двинулись по путям.

— Надо бы натянуть над ней тент или еще что, — сказал Маклин, глядя на вспышки телефонных камер.

— Уже распорядился, сэр. — Энди указал на двух служащих Шотландской железной дороги, несущих складной навес. Им не хотелось подходить ближе, так что устанавливать навес пришлось инспектору с сержантом.

Бэйард принялась фотографировать место происшествия, и Маклин вдруг поежился от мерзкой, неуютной мысли. Она — официальный фотограф отдела экспертизы. «У кого еще такой удобный доступ к снимкам с места убийства Барнаби Смайта? Да у любого из чуть не сотни полицейских, которых Дагвид привлек к расследованию, и еще у сотрудников администрации, если у них нашелся предлог зайти в следственный кабинет во время скоротечного следствия», — ответил себе Маклин и выбросил эту мысль из головы.

— Что рассказывают? — спросил он.

— Ничего особенного, сэр. Все произошло с полчаса назад. Я оставил на мосту двух констеблей, записывать показания свидетелей, но вряд ли многие признаются, что они это видели. Похоже, она взобралась на парапет и прыгнула. Не повезло, что упала на стекло между рамами и пробила его, еще больше не повезло, что в это время к платформе подходил поезд. Какие шансы на такое совпадение?

— Чертовски малы, я бы сказал. А внизу нашлись свидетели?

— Ну, машинист поезда. Еще несколько человек были на перроне, но здесь такой хаос… Одни бросились прочь, другие подошли поближе, чтобы полюбоваться.

— Понятно. Все же сделай все возможное, хорошо? И узнай, не найдется ли помещения, где можно провести опрос. От свидетелей будет мало толку, но надо действовать по инструкции.

— Начальник станции обещал освободить для нас кабинет, сэр. А мне бы не помешали еще один-два констебля.

— Позвони в участок, пусть пришлют кого-нибудь из тех, у кого хватило глупости застрять на службе. Разрешение на сверхурочные дам. И труп надо убрать, пока весь город не встал в пробке.

Маклин опустился на колени над изломанным телом. Кажется, женщина была в офисной одежде: немаркая бежевая юбка по колено, некогда белая блузка, из-под кружев виден край лифчика, строгий жакет с тяжелыми наплечниками, от одного протянулись длинные капроновые волоски. Ноги голые, избитые и изрезанные, но недавно выбритые. Пара черных кожаных полусапожек на каблуке, из тех, что были модными в конце восьмидесятых, — мода на них, кажется, вернулась. Распознать, как выглядело лицо, невозможно: спина выгнута назад и наверняка сломана, лицо вдавлено в гравий между шпалами. Длинные рыжие волосы слиплись от крови, и на руках алеют пятна.

— Господи, ненавижу прыгунов!

Маклин обернулся к появившемуся рядом Кадволладеру. Патологоанатом устало разглядывал труп, пальцами в перчатке касался обнаженной кожи. Склонившись еще ниже, Ангус заглянул под выгнутую дугой спину.

— Можно ее уносить? — спросил Маклин.

Кадволладер выпрямился и по-кошачьи потянулся.

— Конечно. Ничего не могу сказать, кроме как, что она умерла раньше, чем получила бо́льшую часть повреждений. Крови не много. Некоторые умирают раньше, чем ударятся о землю. Или, в данном случае, о крышу, — уточнил он, взглянув наверх. — Может, и этой повезло.

Маклин кивнул шоферу «скорой помощи». Тот выскочил из машины и вместе с помощником уложил покойницу на носилки. Инспектор с облегчением убедился, что, пока тело засовывали в черный мешок и застегивали молнию, ничего из вещей погибшей не выпало. Эмма Бэйард крупным планом отсняла оставшееся в щебенке углубление — вспышка камеры выбелила его светом. Патологоанатом был прав — крови на земле не осталось, только пятна мазута. Посреди углубления поднимался одинокий стебелек желтого цветка.

— Где поезд? — спросил инспектор в пространство.

К нему подскочил невысокий мужчина в оранжевом сигнальном жилете: редеющие волосы аккуратно зачесаны на обширную лысину, усикам миллиметра недостает до гитлеровских.

— Брайан Александр, — представился он, протянув пухлую ладонь. — Я диспетчер. Это надолго, инспектор?

— Женщина погибла, мистер Александр.

— Да, понимаю. — У него хватило совести выглядеть пристыженным. — Но у меня десять тысяч пассажиров ждут поездов.

— Ну, вы мне покажите тот, что ее сбил.

— Вам туда, инспектор. — Брайан Александр махнул рукой на пути, уходящие на юг, к Англии. Примерно в двадцати ярдах от них стоял длинный междугородний состав: новенькие красные вагоны чуть косили на бок, уходя за поворот. Под таким углом поезд до смешного походил на автомобиль с лопнувшей шиной. — Пришлось его отогнать. Хорошо, что он уже почти остановился. Я тридцать лет работаю на железной дороге, и, скажу вам, движущийся поезд мало что оставляет от тела.

Маклин подошел к локомотиву. Он раньше не замечал, какие они большие. Махина высилась над ним, пахла жаром и дизельным топливом. Пятно крови на выпуклом лобовом стекле отмечало место, где женщина ударилась в падении. Похоже, ее отбросило на железнодорожное полотно и протащило по рельсам.

— Мисс Бэйард! — окликнул инспектор. — Снимите, пожалуйста. — Он указал на переднюю часть локомотива. — Постарайтесь, чтоб видно было место удара.

Эмма принялась фотографировать, а мистер Александр украдкой покосился на часы. Кадволладер подошел и оценивающе взглянул на поезд.

— И здесь почти нет крови. — Он посмотрел на пробитую стеклянную крышу. — Нельзя ли туда подняться?

— Да, идемте.

Диспетчер провел их до конца платформы и дальше, в главное здание вокзала. Эмма Бэйард сделала еще пару кадров и бегом догнала мужчин у боковой двери с табличкой: «Только для персонала». Они поднялись по узкой лестнице и остановились перед запертой дверью, дожидаясь, пока мистер Александр подберет нужный ключ.