Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Джеймс Клеменс

Дар сгоревшего бога

Посвящается Грегу Малеру. Благодарю за помощь в распространении вести!
БЛАГОДАРНОСТИ

Несмотря на то что автор много времени проводит наедине с чистым листом бумаги, сочинение романа — процесс коллективный. Позвольте сначала поблагодарить Пенни Хилл — за долгие ланчи и вдумчивые комментарии, но более всего за дружеское отношение. То же касается Кэролайн Маккрэй — она до сих пор не устает напоминать мне о том, что ждет продолжения книги. Далее я, конечно же, должен сказать спасибо друзьям, с которыми каждые две недели встречаюсь в ресторане «Коко»: Стиву и Джуди Прей, Крису Кроу, Ли Гаррету, Майклу Гэллоугласу, Дэйву Мюррею, Деннису Грейсону, Джейн О\'Рива, Кати Л\'Эклюз, Леонарду Литлу, Рите Рипитоу и Кэролайн Уильяме, — именно они устроили настоящий заговор за моей спиной! Особая признательность — Дэвиду Сильвену, за камеру, которую он берет с собой всюду, даже на вершину высочайшего пика в Сьерре. А также тем, кто отвечает от начала до конца за выход книги, — Лиз Шейер, моему редактору, и моим агентам Рассу Гэлену и Дэнни Бэрору. Как всегда, вынужден подчеркнуть, что вся ответственность за ошибки в деталях и фактах ложится исключительно на мои плечи.









В тени…

Имени своего он не помнит. Им движет только воля. Израненный стрелами, весь в ссадинах и ушибах, тянет он вверх то одну руку, то другую, цепляясь за скалу. Нагое тело отталкивает сама земля. Из-под сломанных ногтей сочится кровь. Ноги в поисках опоры сбиты. Пятная кровью холодный камень, взбирается он на Горн.

И не может сделать передышку.

Ведь преследователи не остановятся.

Ему и здесь слышна погоня. Хищный клекот греклингов, дребезжание трещоток в руках ловчих, перекрикивания тех, кто недавно держал его в плену. И самое страшное — неотступные, сладостные звуки песни-манка.

По холодным щекам бегут горячие слезы.

Песня зовет обратно, заставляет мешкать. Знай он свое имя, попался бы в ловушку заново. Но все забыто, поэтому он хватается за камни и подтягивается.

Останавливаться нельзя.

Он смотрит вверх. Вершину белой скалы осеняет свет, отражение утренней зари во льдах, покрывающих пики, что караулят перевал. Это Горн. Маяк на стыке двух земель. Там, за горами, уже всходит солнце. Но здесь, на западных скалах, еще правит ночь.

Он должен добраться до границы.



Рука наконец нащупывает над головой не камень — воздух. Развилка Горна. Он делает рывок из последних сил навстречу утреннему теплу и свету. Падает на ровную каменную площадку, угнездившуюся меж двумя пиками. Впереди скала снова уходит вниз. Спуск менее крут, чем оставшийся позади подъем.

Но для него достаточно тяжел…

Встав на колени, он смотрит на восток.

Кругом скалы, но средь них — упование. Окутанная утренним туманом изумрудная громада леса. Даже здесь он слышит пение птиц. Чует запахи плодородной земли и влажной листвы.

Сэйш Мэл.

Зеленый край, обжитой, запретный для его крови.

Коленями он уже чувствует это. Их обдает жаром — не тем, приятным, каким веет от растопленного очага, а лихорадочным, внушающим страх. Пограничное предупреждение, пробирающее до костей.

Хода нет.

Он поднимается и, не обращая внимания на жар, нарушает границу. Босые ноги несут его прочь от края скалы, прочь от затихающей наконец песни-манка.

Дикий край позади.

Впереди — тропа. Кто проложил ее? Охотники из далекого леса? Любопытные смельчаки или отчаявшиеся глупцы? Кому понадобилось взбираться так высоко, чтобы поглазеть на проклятые земли?

Он спускается по тропе, ведущей в Сэйш Мэл. Каждый шаг дается все мучительнее. Жар становится огнем. Предупреждение — приказом. Эта земля не приемлет его крови. Капли ее, падающие вниз, вспыхивают искорками пламени. Он чует запах горящей плоти. Почерневшие ноги начинают дымиться.

Но он идет дальше.

Из-за мучительной боли время длится бесконечно.

Ног больше нет — вместо них полыхающие обрубки. Однако запретная земля еще не удовлетворена. Кости обращаются в трут. Огонь вздымается выше — по бедрам, позвоночнику, ребрам, охватывает голову. Стрелы, торчащие из его плоти, пропитанные его кровью, вспыхивают оперенными факелами. Древки рассыпаются пеплом.

Но он все идет — живая, окутанная дымом свеча.



Миновав последний пик, он падает на четвереньки. Ползет наугад, ничего не видя в дыму и пламени.

И вдруг — он скорее чувствует, чем слышит это, — кто-то появляется рядом.

Он замирает. За остановку земля мгновенно вознаграждает его — огонь слегка ослабевает. Дым рассеивается. Почти ослепший, он все же различает тень и свет.

К нему делает шаг маленькая фигурка.

— Стой, мальчик! — слышится крик издалека. — Отойди от него! Это поганый бродячий бог из окраинных земель!

— Но он чуть жив.

— Пусть подыхает!

— Но…

Сострадание в голосе мальчика измученный бог не столько слышит, сколько ощущает сердцем. И это дает ему силы для последнего движения. Он вынимает изо рта то, что нес там всю дорогу, что Милость позволила ему уберечь.

Силы иссякают.

Он оседает наземь, разжимает горящие пальцы. И, не видя уже ничего, чувствует, как заветная ноша катится к ногам мальчика.

Его последняя надежда, его сердце, его жизнь — и единственная возможность спасти этот мир.

И когда ее поднимают, земля высасывает последнюю искру жизни, теплящуюся в нем, и тьма опускается на него. Угасая, он слышит:

— Что там такое?

Мальчик отвечает:

— Да просто камень.

Часть первая

ПЛАЩ И ТЕНЬ

Глава 1

БРОНЗОВЫЙ МАЛЬЧИК В СНЕГАХ

Кто-то выслеживал его в зимнем лесу.

О невидимом охотнике нашептывали то шорох снега, упавшего с сосновой ветки, то похрустывание в ломких кустах шиповника, то треск сучьев в старом буреломе.

Но Брант, как его учили, оставался спокойным и не спеша пробирался через чащу.

На каждом шагу под сапогами хрустел и проламывался наст, покрывавший сугробы. Тот, кто гонится за ним, без труда найдет его по следам. Отец отчитал бы Бранта за подобную неосторожность, да только он давно лежал в могиле, не сумев защититься от клыков пантеры, и теперь некому было наставлять на ум его сына.

Тем более в этой непонятной холодной стране, где Брант чувствовал себя так же неуютно, как рыба, вытащенная из воды на берег. Он жил тут уже больше года, но до сих пор не привык к здешнему воздуху, который казался ему слишком плотным.

Старейшинам вольно было выставить его из родной земли и назвать это благословением, отдать в странную школу в Чризмферри и объявить это счастьем, обрадоваться его избранию в служители ольденбрукского бога и провозгласить это судьбой. Но сам Брант никогда не считал этот край своим домом.

И потому он соблюдал обычаи — почитал отца и придерживался старого уклада. Покидал каждое утро каменные мосты и опоры Ольденбрука и уходил на охоту в леса, что окружали огромное озеро. Вот и сейчас он нес на плече трех зайцев, выпотрошенных, ободранных и нанизанных на древко стрелы. На другом плече висели байбановый лук и колчан, и перышки стрел щекотали ему левое ухо.

Сегодня отец не смог бы к нему придраться. Зайцев он убил быстро. Три стрелы — три сердца. Разделал их на месте, оставил внутренности на снегу, запах крови в воздухе. Таков был Путь — делить добычу с лесом. И этому на его далекой родине, в Сэйш Мэле, учили каждого ребенка. Учила сама Охотница, госпожа облачного леса, богиня земли и листвы. Но здесь… никто Пути не почитал, кроме Бранта.

Да и с чего бы? Это же не царство земли. Страна рек, озер, прудов.

Добравшись до знакомого ручья, где он увидел собственные следы, уходившие в заснеженную просеку, Брант остановился и прислушался. Шепот леса затих. И все же он выждал несколько долгих мгновений.

Потом, не сводя глаз с чащи, опустился на колени на берегу, проломил тонкий лед и, опустив в ручей флягу из козьей кожи, стал набирать воду. Сосновые ветви над головой качнул ветер, Бранта осыпало снегом. На лед упал пробившийся сквозь крону луч солнца.

Осколки засверкали, в них отразились упавшая на лоб прядь растрепавшихся каштановых волос… прищуренный от внезапного яркого света изумрудный глаз… крепко сжатые губы… упрямый подбородок, заросший двухдневной щетиной.

Брант замер, узнав вдруг в этом раздробленном отражении не самого себя, а своего отца. Хотя по сравнению с отцовской бородой, густой и темной, щетина, конечно, была редковата, какой она и должна быть у юноши пятнадцати зим от роду. И вот та отметина, что не позволит спутать его ни с кем, — ветвистый шрам на горле, уродующий гладкую бронзовую кожу. Похожий, если прищуриться, на руку, которая душит.

Ветер стих, ветви перестали колыхаться, снова пала тень. Пора возвращаться. Брант поднялся на ноги и зашагал вдоль скованного морозом ручья, следуя его прихотливым извивам. За последним поворотом глазам открылся голубой простор Ольденбрукского озера. Такого большого, что вполне сошло бы за море. Дальний берег даже этим ясным холодным утром казался миражом.

Там, где в озеро впадал ручей, курилась дымкой проталина. Остальное пространство громадного водоема замерзло, перестав быть гладью, — всюду вздымались высокие гребни сугробов, наметенных зимними ветрами. Лишь возле города острыми серебряными скребками расчищали катки для игр.

Брант наблюдал за играющими со стороны или сверху, с мостов. Ко льду он относился настороженно, и не потому, что боялся поскользнуться и упасть. Расчищенный, тот становился прозрачным. Сквозь него виднелись глубины озера, где чтото двигалось. Он казался скорее иллюзией, чем прочной опорой.

Твердая земля под ногами была куда привычнее. Брант приближался, похрустывая снегом, к границе между лесом и озером, к частоколу мертвого камыша. И не испытывал никакого желания сойти с берега и ступить на неверный лед.

Но вмиг почувствовал его, услышав за спиной рычание.

Невидимый охотник наконец себя обнаружил.

Мальчик развернулся лицом к тенистой чаще, упал на одно колено, крепко стиснув рукоять ножа, и медленно втянул воздух носом. Дома, в Сэйш Мэле, он давно уже определил бы по запаху, кто именно его преследует. Но в здешнем проклятом сухом воздухе не чуял ничего.

Зверь догнал его бесшумно. Словно дымка, клубившаяся над полыньей.

Даже настом не хрустнув.

Предупредив лишь рыком, в котором слышался голод.

Взяться за лук Брант не рискнул. Он знал: стоит шелохнуться — и зверь нападет. Поэтому замер неподвижно, как цапля, охотящаяся в камышах. И разглядел наконец над самой землей горящие красным огнем глаза — гораздо ближе, чем ожидал. Увидел бугристую шею, массивное туловище. Призрак обрел плоть.

Белый мех сливался со снегом, очертания зверя казались размытыми. И все же видно было, что он огромен, по плечо Бранту. Он угрожающе наклонил голову, оскалил желтые клыки. Широко расставил лапы, созданные для беззвучного бега по насту. Впился черными когтями в ледяную корку, готовясь к прыжку.

Кончики ушей украшали серые кольца меха, по которым Брант и узнал преследователя. Пещерный волк из Туманного Дола, соседнего царства. Эти хищники никогда не заходили так далеко на юг. Но нынешняя зима слишком уж затянулась. Дожди должны были пойти еще в конце прошлой луны, а с серых небес по-прежнему сыпал снег. Зайцы — законная волчья добыча — и те были тощие, кое-как дотянувшие до сегодняшнего дня на корешках и клубнях, которые уцелели под сугробами.

Глаза у зверя запали, сквозь кожу просвечивали ребра. Брант заметил на морде красное пятнышко.

Кровь.

Он метнул взгляд на собственные следы в снегу.

Волк, видно, подобрал оставленные им заячьи кишки. А потом отправился вдогонку, надеясь на большее. Похоже, здесь, в Ольденбруке, Путь так же чужд был лесным зверям, как и людям. Хотя голод мог заставить хищника нарушить договор.

Брант чувствовал, что еще немного — и тот прыгнет.

Он лихорадочно соображал, что делать.

Внезапно у него блеснула мысль. Собирайся волк напасть, он не стал бы выдавать себя рычанием. На самом деле то было предупреждение. Вызов. Отчаяние голода.

Брант быстрым движением сорвал с плеча стрелу с убитыми зайцами и швырнул зверю. Они упали в снег.

Волк прыгнул и схватил пищу. Утробно рыкнул и попятился в тень сосновых крон.

Брант, пользуясь моментом, тоже отступил. Вломился спиной в сухие камыши, выбираясь на лед. И лишь теперь разглядел в глубине сосняка еще две пары глаз.

Детеныши.

То был не волк — волчица.

Сверкнув белым мехом, она исчезла в лесу вместе с малышами и добычей. И теперь Брант понял, что заставило пещерного волка зайти так далеко на юг. Весенний помет — слишком рано, в плохое время появившиеся на свет щенки. Мать боролась за их жизнь как могла.

Что-что, а это он понимал очень хорошо.

Брант провел рукой по шраму на горле.

И, пустившись в путь по замерзшему озеру, вознес про себя молитву эфиру — за волчицу, столь же чуждую этой земле, как он сам.



Солнце поднялось в небеса на четверть, когда Брант взобрался на последний ледяной гребень. Перед ним раскинулся во всей красе его новый дом. Ольденбрук. Второй по старшинству город Девяти земель, стоявший над озером на каменных опорах и столбах из железного дуба. Город арок, мостов и вмерзших в лед лодок. Заснеженными террасами вздымался он от нижнего уровня, примыкавшего к правому берегу, до крытого голубой черепицей кастильона — своей высочайшей точки.

Под его обширным брюхом вода не замерзала весь год — как благодаря Милости правившего им бога, так и из-за тепла, которое отдавал сам город. Брант и отсюда видел дымку, что окутывала его, подобно дыханию огромного зверя, спящего в ожидании весны.

И слышал отголоски чьих-то стонов и потрескивание. Песнь Ольденбрука. Особенно хорошо она была слышна летом, в тихие дни. И напоминала Бранту о судне, на котором он, покинув родину, плыл против своей воли к этим немилым берегам. Скрип канатов, пощелкивание деревянной обшивки. Ему до сих пор, когда он просыпался иногда среди ночи, казалось, что он по-прежнему там, в тесной корабельной каюте. И память о кандалах заставляла его растирать запястья.

Брант поймал себя на том, что делает это и сейчас, разглядывая город. Пусть с ним и обходились тут как с королем, Ольденбрук все же оставался местом ссылки, а не домом.

Взгляд его привлекло движение в небе. К городу подлетал небольшой флиппер, направлявшийся к причалу возле величественного кастильона. Над воздушным кораблем клубился пар, заправленные кровью механизмы рдели, словно угли в медном котелке. Рули и лопасти бешено вращались, в воздухе оставался дымный след. Жгли кровь. Похоже, кто-то очень торопился.

Брант прищурился, пытаясь разглядеть трепавшийся на носу флаг. Серебряный и черный цвета. Детали разобрать не удалось, но он догадался, что увидел бы, имей глаза позорче. Серебряную башню на черном поле. Корабль из цитадели Ташижан.

Ничего особо необычного в его прилете не было. После кровопролития, случившегося в Чризмферри прошлой весной, вся Мириллия долго не могла прийти в себя. Небеса были черны от воронов-посыльных. Куда ни глянь, всюду бороздили воду и воздух корабли. И каждую ночь жителей Ольденбрука будило грохотание копыт по каменным мостам.

Но весна перешла в лето, лето сменилось зимой, а зима затянулась словно бы навеки, и вороны постепенно вернулись в птичники, корабли осели в доках, лошади реже покидали конюшни. В северных землях все будто затаилось, настороженно поджидая, когда же кончатся эти долгие холода.

Или в страхе перед другой, неведомой опасностью.

Были убиты боги.

Мирин, госпожа Летних островов, и Чризм, хозяин Чризмферри. От сотни осталось девяносто восемь богов. Пусть в Чризмферри появился регент и порядок был восстановлен, мир все же пошатнулся и до сих пор не обрел равновесия. Поэтому вид воздушного корабля поддерживал дух в каждом обитателе Девяти земель.

Брант торопливо сбежал с гребня. Флиппер из Ташижана означал одно — какое-то дело к богу и властителю Ольденбрука, лорду Джессапу. И присутствие в свите Бранта, Длани крови, являлось обязательным. Эти утренние вылазки дозволялись ему только благодаря снисходительному пониманию Джессапа. Негоже платить за доброту тем, что заставляешь себя ждать.

Он спешил к ближайшему каменному столбу, одной из ста поддерживавших город опор. Каждую могли обхватить пятнадцать взявшихся за руки людей. Четыре колонны были пустотелыми. Они располагались в главных стратегических точках всего сооружения и назывались Костями. Только вот внутри находился не костный мозг. А истинный источник жизненной силы Ольденбрука.

Вода.

Брант подходил сейчас к западной Кости.

Вход в нее охраняли два земляных великана — люди, в утробе матери подвергшиеся действию алхимических составов, осененных Милостью земли. Большеголовые гиганты, руки и ноги которых напоминали бревна, а мощь превосходила вдвое силы обычного человека. Рядом с ними Брант, хотя и прожил всю жизнь под покровительством богини земли, всегда испытывал некоторую неловкость. Охотница из Сэйш Мала питала неприязнь к подобным опытам и не позволяла употреблять на них свою Милость. И Брант это предубеждение перенял.

Хотя здешние стражники, по правде говоря, ни разу не давали ему повода для неловкости. Вопреки устрашающему внешнему виду, они были довольно добродушны.

К тому же они хорошо знали Бранта. Стоило ему появиться, как гигантские топоры опустились и железная перекладина с дороги была убрана.

— Не свезло? — пробасил, глядя на его пустые руки, один из стражей, рыжий, косматый, по имени Малфумалбайн. Имена у великанов обычно отличались длиной, под стать их росту.

Брант снял с плеча лук.

— Зима долгая, — ответил он извиняющимся тоном. Мальчик частенько делился со стражниками своей добычей. За пребывание на этом холодном посту получали они мало и радовались всякому даровому кусочку.

Малфумалбайн чертыхнулся себе под нос. Не Бранта обругал, но истинность им сказанного. И глубже запахнул тулуп, подбитый кроличьим мехом.

Второй стражник, его брат Дралмарфиллнир, только хмыкнул и хлопнул Бранта по плечу.

— Кончится зима, мастер Брант. Скоро Мал будет клясть жару и духоту.

— Пшел в задницу, Драл! Сам вечно скулишь из-за ветра.

Драл распахнул перед Брантом дверь.

— Так ведь ходить до ветру надо, Мал. Только рассупонишься, он лезет в штаны и морозит яйца. Поди потом отогрей такое великое хозяйство, как мое.

— У меня не меньше, братец, — ответил Мал. — Мы ж близнецы. Сколь тебе дал отец, столь и мне.

Брант шагнул внутрь полой Кости. И, прежде чем за ним закрылась дверь, услышал последние слова Драла:

— Не всего, Мал, не всего.

Железная перекладина со скрежетом легла на место, заградив выход.

Брант покачал головой, провел рукой над каменным столбиком, торчавшим в центре. В тот же миг пол под его ногами дрогнул и, движимый напором воды, заскользил меж гладко отполированных стен вверх.

Водяной столб, питаемый Милостью, повлек Бранта к кастильону. Опоры-Кости поддерживали четыре крыла обители лорда Джессапа, а на нижний уровень подняться можно было по лестницам и мостам.

Возносясь, Брант отсчитывал про себя уровни. Кастильон, занесенный снегом, находился на тридцать третьем. И, приблизившись к нему, мальчик утвердился на ногах покрепче. Вскинул голову. Увидел несущийся вниз потолок и стальные копья, направленные на подъемник. Дополнительную защиту от непрошеных гостей. Не прекратись подъем вовремя — и конец.

Брант, как всегда, невольно пригнул голову. Но жизнь его пощадили. Подъемник остановился, дверь открыл еще один земляной великан — немой.

Он суровым кивком разрешил Бранту выйти.

— Благодарю, Гристаллатум, — кивнул Брант в ответ. Он уже знал, что называть великана сокращенным именем дозволено только другому великану. И то обоим лучше быть при этом друзьями.

Стражник отступил, распахнул перед ним дверь в главную башню — Высокое крыло кастильона, западное, в котором обитали восемь Дланей Ольденбрука. Брант вошел в просторный коридор, где по одну сторону, в стене, обращенной к озеру, традиционно располагались окна. Двери с другой стороны вели в покои Дланей.

По тканому ковру, украшавшему коридор, Брант торопливо зашагал в дальний конец. Как Длани крови, ему отведено было место возле покоев самого лорда Джессапа, находившихся в центре кастильона и четырех его крыльев. Там, перед широкими двустворчатыми дверями, высился огромный железный очаг для выжигания порченой Милости из камня, стали и одежды.

Ничего и никого больше в коридоре не было.

Где же все?

Словно бы в ответ, одна из дверей отворилась. Из нее вышла высокая стройная женщина в серебристом наряде. Лианнора, госпожа слез. Одна из восьми Дланей, отвечавших за благословенные гуморы лорда Джессапа: кровь, семя, пот, слезы, слюну, мокроту и обе желчи, желтую и черную. Долгом Длани было собирать и сохранять назначенный ей гумор, изобилующий могущественной божьей Милостью.

Долг этот был редкой честью. И Лианнора считала, что Брант ее не заслуживает. Она загородила ему дорогу — белая как снег, с распущенными длинными волосами, похожими на льдистый водопад. Олицетворение зимнего Ольденбрука. Даже глаза — голубые — в цвет черепице городских крыш.

— Мастер Брант, — она окинула цепким взглядом его охотничий костюм и мокрые сапоги, — вы что, не слышали?

— Чего именно? Я только вернулся.

Она выгнула бровь.

— Ах да… слонялись по лесу. — Неодобрение повисло в воздухе, как грозовое облако.

Брант двинулся дальше, и она поспешила следом.

— Всем велено собраться в приемных покоях лорда Джессапа. Прибыли важные гости.

— ИзТашижана. — Брант вспомнил подлетавший флиппер.

— Так, значит, слышали? — Голос ее сделался еще холоднее. Если такое, конечно, было возможно.

— Я видел корабль с флагом Ташижана, когда подходил к городу, — торопливо объяснил он, изо всех сил стараясь не показаться грубым.

— А, — сказала Лианнора, которая, судя по всему, нисколько не смягчилась.

Брант наконец дошел до своей двери и открыл ее, радуясь возможности сбежать. Здесь он никогда не чувствовал себя на месте. До него Дланью крови был почтенный старичок, всеми уважаемый и любимый. Сам же он, казалось, совершенно не подходил для столь высокой должности — еще очень молод для того, чтобы заслуживать уважения, чересчур замкнут и слишком смугл по сравнению с белокожими обитателями этого края.

— Куда вы? — спросила Лианнора.

Брант остановился.

— Умыться и переодеться.

— Нет времени, и так опаздываем. Гости уже здесь. Идите как есть. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Мало кого удивите…

Лианнора не договорила, но Брант понял. Чего и ждать от дикаря из Восьмой земли?..

Он покорно отправился за ней. Но не успели они подойти к двустворчатой двери, как одна из створок приоткрылась и в коридор выскользнул невысокий человек в коротком черном плаще и черных сапогах. Лицо его скрывали капюшон и масклин.

Он что-то говорил на ходу, тихо, но сердито. Брант, чей слух был отточен годами охоты, уловил странное словечко:

— Щен!..

Тут человечек заметил их, умолк и выпрямился. Из-под капюшона блеснули глаза, метнулись с Лианноры на Бранта, вильнули в сторону. Затем одарили Бранта еще одним коротким взглядом и спрятались, но тот успел заметить мелькнувшее в них удивление.

— Простите, — пискнул голосок, выдавая в своем обладателе женщину. Вернее, даже девочку. — Я не хотела помешать.

Гостья из Ташижана — понял Брант, успевший еще и разглядеть вытатуированные на ее лице черные полоски, идущие зигзагом от уголка глаза к уху. По одной с каждой стороны. Всего лишь паж. Оруженосцев отмечали две полоски, а рыцарей — три. И плащ на девочке был обыкновенный, не осененный Милостью, какие носили настоящие рыцари теней.

— Ничего страшного, — с удивительной теплотой, почти льстиво ответила Лианнора. — Мы только рады приветствовать служителя Ташижана.

— Я вышла оглядеться.

— Конечно, — сказала Лианнора. — И для нас будет честью сопроводить вас в приемные покои, где ждут остальные.

Девочка-паж поклонилась и попятилась к двери.

— Это… это честь для меня, — пролепетала она, но, судя по виду, больше всего ей хотелось убежать и спрятаться.

Лианнора шагнула вперед. С небывалым дружелюбием приобняла девочку за плечи.

— Я слышала, что аудиенции у лорда Джессапа просит сама смотрительница Вейл. Вот уж воистину честь — столь высокопоставленная особа навестила Ольденбрук! Я и представить не могу, что послужило причиной для этого редкостного визита.

Воцарилось неловкое молчание.

Лианнора явно пыталась выведать что-нибудь у пажа, на случай, если на приеме не все будет сказано открыто.

Но девочка сдаваться не собиралась. И даже отступила от Лианноры, мягко, чтобы не обидеть, однако дав понять, что ее старания напрасны.

Брант спрятал улыбку. Он вдруг проникся к гостье глубокой симпатией. Припомнил ее второй, удивленный взгляд, брошенный на него, и задумался. В тот миг он решил, что ее поразил его невзрачный, скромный наряд. Но теперь был уверен: для нее такие вещи ничего не значат.

Что же тогда ее озадачило?

Втроем они вошли в двустворчатые двери, миновали короткий изогнутый коридор и оказались перед входом в приемные покои лорда Джессапа. Дверь была открыта, и из-за нее доносились веселые, непринужденно беседующие голоса.

Переступив порог, Брант увидел среди знакомых лиц — нарядных, украсившихся драгоценностями Дланей Джессапа — пять человек, одетых в черное. Рыцари Ташижана.

Близ центра комнаты стояла главная гостья. На шее ее сверкала подвеска — отличительный знак смотрителя Ташижана, второго по значимости представителя великой цитадели после самого старосты.

Брант не сводил с нее глаз. Смотрительница Катрин Вей л сыграла важную роль в освобождении Чризмферри от завладевшего этим царством демона. И мало кто в Мириллии не знал ее истории — как и истории ее прежнего возлюбленного Тилара сира Ноха, прозванного богоубийцей, ныне регента Чризмферри.

Она посмотрела на вошедших. И глаза над масклином при виде пажа полыхнули огненными агатами. Девочка тут же поспешила к ней.

Паж самой смотрительницы. Теперь понятна ее стойкость перед назойливостью Лианноры. Закалка, которую она должна была пройти, здешней Длани слез и не снилась.

Подойдя к смотрительнице, девочка оглянулась на них. Нет… на него. И снова отвернулась.

И тут он понял наконец, чем было вызвано удивление в ее васильковых глазах.

Она его узнала.

И в тот же миг узнал и он. Из-под капюшона, когда она отвернулась, выбился золотистый локон. Этот локон был ему знаком.

Ослепленный внезапно вспыхнувшим воспоминанием, он нечаянно налетел на Лианнору. Та полоснула его взглядом, как кинжалом, и поспешила отойти, словно боясь замарать себя таким соседством.

А Брант впился глазами в девочку. Он вспомнил вечер избрания — когда оракул Джессапа вложил камушек в его ладонь и объявил его новой Дланью крови. Чуть раньше, пока ждали начала церемонии, Брант заступился в зале под Высокой часовней за девочку, над которой насмехались другие ученики.

Она-то и скрывалась теперь под черным плащом.

Как и Бранта, ее избрали в тот вечер Дланью крови. Она должна была служить одержимому демоном Чризму. Но после сражения с ним — битвы при Мирровой чаще — она исчезла. Мало кто заметил это в ночь, когда убивали бога.

И вот она перед ним.

Живая.

Девочка по имени Дарт.



Почти четверть колокола Брант таился в тени собравшихся, незаметно перебираясь от стены к стене. Выглядывал то изза спины оживленно щебечущей Длани, то из-за рыцарского плеча. Близко подходить не хотел, предпочитая наблюдать за пажом смотрительницы издали.

Что она здесь делает?

Ответа на свой вопрос он так и не нашел… Раздался долгожданный звон гонга. Разговоры умолкли, все глаза обратились к распахнувшейся двери в конце комнаты.

В приемные покои вошел лорд Джессап, бог Ольденбрука. Одетый, по своему обыкновению, в незамысловатый наряд, какой носили рыбаки, бороздившие великое озеро. На нем были мешковатые черные штаны, заправленные в сапоги из мягкой выбеленной кожи, широкая белая куртка с капюшоном и синяя бархатная шапочка.

Единственным его украшением служила сапфировая подвеска, преподнесенная лорду Джессапу в незапамятные времена, вскоре после основания царства. Самоцвет нашла жена рыбака, когда потрошила рыбу, гигантскую донную сельдь, которая водилась в самых глубинах Ольденбрукского озера. Драгоценный голубой камень точь-в-точь совпадал по цвету с озером, и все сразу поняли, что это счастливое предзнаменование. Так озеро приветствовало нового защитника и бога. И лорд Джессап берег его дар не меньше, чем свой народ и свою землю.

Он неторопливо шел по комнате, и сапфир мерцал отражением его сияющей Милости, как лунный свет на тихих водах. Дойдя до высокого кресла в центре, лорд Джессап уселся на подушки.

Все Длани бога, и Брант в том числе, опустились на одно колено.

Посланцы Ташижана во главе с Катрин Вейл приветствовали его глубоким поклоном.

Лорд Джессап жестом велел всем встать.

— Добро пожаловать, Катрин сир Вейл, смотрительница Ташижана, магистр ордена рыцарей теней, — сказал он официально. Затем голос его смягчился, на губах появилась усталая улыбка. — Это честь для нас — снова видеть вас в Ольденбруке.

— Благодарю, милорд, — вновь поклонилась смотрительница. Плащ отозвался переливом теней.

— Как долго мы не виделись?

— Пожалуй, лет шесть, милорд.

Отвечая, она сделала едва заметную паузу, голос слегка дрогнул. Брант понял, что тема эта для нее щекотливая, болезненная и лучше бы ее не касаться. Когда-то Катрин сир Вейл была помолвлена с Тиларом сиром Нохом, рыцарем теней, служившим прежде лорду Джессапу. Об этом знали все в Ольденбруке. Поэты и поныне тщились поведать миру при помощи струнных переборов сию трагическую историю — о Тиларе сире Нохе, рыцаре, потерявшем и плащ теней, и любовь. Сперва любовник, потом убийца, лишенный звания рыцарь, раб… он стал в конце концов богоубийцей и даже регентом Чризмферри.

Героиня печальной баллады, которая все еще оставалась незаконченной, сейчас стояла здесь. Невеста Тилара, его возлюбленная. Осудившая его на муки собственным свидетельством, равно проклятая, ушедшая в добровольное затворничество. Поговаривали даже, что она выкинула недоношенное дитя, к вящему своему горю и скорби. Но и ее вознесло колесо Фортуны, и теперь она стала смотрительницей Ташижана.

Но разве так кончаются песни? Он — в Чризмферри, она — в Ташижане. Баллада по-прежнему ждала финальных строф и аккордов.

Однако лорд Джессап вряд ли думал о таких мелочах.

— Приятно, что вы снова здесь, — сказал он. — Но что заставило вас так торопиться к нам из цитадели?

— Свирепый ураган, который надвигается с севера. Из Туманного Дола и Пяти Рукавов прилетели вороны с вестью об ужаснейшей буре, каких не бывало и зимой, с обильным снегопадом и штормовыми ветрами. Леса Туманного Дола вымерзли, стволы деревьев полопались. Реки Пяти Рукавов заледенели до самого моря, суда встали, все перевозки прекращены. Стужа движется на юг.

— Я слышал боль воды, — сказал лорд Джессап. — Вы торопились только поэтому?

— Еще и по приказу старосты Фи лдса. — Голос ее зазвучал тверже. — Велением его я призвана лично посетить всех богов Первой земли и объявить о предстоящей церемонии, целью которой является устранение раскола в нашей земле.

— И что же это за церемония?

— Посвящение в рыцари.

Брови лорда Джессапа недоуменно сошлись у переносицы. Брант озадачился не меньше. Вручение плаща теней новоиспеченному рыцарю — самый обычный ритуал, при коем присутствует бог, дабы благословить будущего слугу своей Милостью. К чему же по такому заурядному поводу столь выдающийся посланец?

Лицо лорда Джессапа вдруг разгладилось. Он понял.

— Рыцарь получает плащ? Осмелюсь предположить, речь идет о Тиларе сире Нохе, регенте Чризмферри?

Смотрительница Вейл склонила в знак подтверждения голову.

— Разве сир Нох еще не стал рыцарем? И не преклонял колен там, где сейчас стоите вы, когда я благословлял его плащ?

— Этот плащ был у него отнят, — напомнила смотрительница мученическим голосом. — Предстоящая церемония восстановит Тилара… сира Ноха в ордене рыцарей теней. Ему вернут плащ и меч с алмазом в рукояти, дабы подтвердить его звание. Староста Филдс просит всех богов Первой земли отправить по этому случаю в Ташижан высокое посольство.

Лорд Джессап сложил пальцы домиком, поднес их к лицу. И, подняв бровь, произнес:

— Устраняя таким образом раскол.

В этих нескольких словах Брант услышал многое. Церемония посвящения призвана была не только загладить прежнюю несправедливость. Она подразумевала куда более важные последствия. Толки о напряженных отношениях между Ташижаном и Чризмферри продолжались всю зиму. Поговаривали даже, будто староста Филдс, в своей беспощадной погоне за Тиларом после того, как лишенного звания рыцаря объявили богоубийцей, прибегал к темным Милостям. То была настоящая вражда между двумя самыми влиятельными людьми Первой земли. И больше так продолжаться не могло. От Первой земли вся Мириллия ждала помощи в установлении порядка и стабильности. И Ташижан, и Чризмферри вели свою историю от самого Размежевания, когда боги только появились в Мириллии и положили конец варварству в Девяти землях.

Раскол меж ними угрожал всему миру.

И предстоящий ритуал наверняка предназначался для того, чтобы снова объединить Ташижан и Чризмферри, пролить исцеляющий бальзам на незажившие раны. Богов же созывали, дабы засвидетельствовать и благословить сей союз.

Потому-то и сделали посланцем Катрин сир Вейл. Женщину, которая стояла в центре всего. Между двумя мужчинами, двумя твердынями, между прошлым и настоящим.

— Когда состоится церемония? — спросил лорд Джессап.

— В середине луны.

— Так скоро?

— Такова необходимость.

Лорд Джессап кивнул.

— Что ж, будем надеяться, что надвигающийся ураган — и в самом деле последний, предсмертный вздох этой бесконечной зимы.



Далее началось обсуждение малоинтересных вопросов, касавшихся торговых и иных неулаженных дел, и Брант отвлекся.

Он обнаружил, что паж смотрительницы Вейл — девочка, которую он знал под именем Дарт, — не сводит с него глаз.

Вернее, с его колен.

Не зная, чем вызван этот интерес, и всполошившись, что проглядел какой-то беспорядок в одежде — грязь или дыру на штанах, он торопливо осмотрел их тоже.

Но ничего особенного не увидел.

Снова устремил взор на девочку, и тут она сделала странный жест рукой — словно бы сердито прогоняя его. За что? — он как будто ничем не успел ее обидеть. Да и в школе вражды меж ними не было, они едва знали друг друга.

Брант вспыхнул. Однако, исполняя ее немой приказ, попятился к двери. А она проводила его взглядом.

По счастью, с государственными делами наконец покончили, и лорд Джессап поднялся, подав знак, что можно расходиться.

Брант, радуясь свободе, поспешно вышел в коридорчик, ведущий в Высокое крыло, и закрыл за собой дверь. За ней вновь оживленно зазвучали голоса. Он был уверен, что разойдутся собравшиеся не скоро, не раньше чем полный колокол пройдет. Ведь нечасто случается принимать в своем царстве столь знатную гостью.

В полном одиночестве он двинулся к выходу.

И внезапно ощутил покалывание во всем теле.

Мгновенно насторожившись, Брант замер на месте. Как утром, в лесу, он почувствовал присутствие рядом кого-то невидимого, охотящегося за ним. И даже услышал рычание — отзвук злобного предупреждения голодной волчицы.

Но кто?..

И тут грудь его опалило нестерпимым жжением. Он рухнул на колени, с трудом подавив рвущийся из уст крик. Рванул что есть силы крючки и завязки куртки, нижнюю рубаху, добрался до источника жара. Дернул за кожаный шнурок и вытащил наружу то, что на нем висело. Крохотный кусочек дома, привезенный из туманных джунглей Сэйш Мэла.

Черный камушек, прозрачный и переливчатый.

Он-то и источал жар. Такое однажды уже случалось, и это было одной из причин, по которым Брант носил талисман не снимая.

Он потянул шнурок вперед, насколько позволяла его длина. Камень выглядел как обычно — просверленный посередине, с продетой сквозь дырочку витой кожаной завязкой.

Брант заглянул под шерстяную рубаху. Жар был такой, что грудь наверняка пошла волдырями, а то и обуглилась… Но увидел он, вопреки ожиданиям, чистую, гладкую кожу.

Он опустил руку, оперся на нее, по-прежнему держа в другой камень на отлете. Перевел дух, сморгнул выступившие слезы.

Все кончилось. Коснись он камня сейчас — и тот окажется холодным.

И тут из воздуха перед ним — почти нос к носу — соткалось и обрело плоть какое-то существо. Которое ткнулось, принюхиваясь, в камень, и он закачался на шнурке.

Брант оцепенел.

Демон… ростом по колено, похожий на сгусток расплавленной бронзы, полуволк-полулев. Со вздыбленной шипастой гривой, сверкающими, как драгоценные камни, глазами. С кошмарными бесчисленными клыками. Внутри его пламенел огонь.

Глаза их встретились на мгновение. Затем демон отступил — и пропал.

Едва наваждение сгинуло, Брант отшатнулся, шлепнулся задом на пол и быстро, словно краб по горячему песку, отполз к двери, из-за которой доносились приглушенные голоса и смех. Испуганно огляделся. Никого. Он кое-как унял невольную дрожь.

Сел поровнее. На мгновение стиснуло голову и тут же отпустило.

Брант медленно поднялся на ноги. Талисман, крепко зажатый в кулаке, и впрямь был холодным. Неужели это он вызвал демона, а потом прогнал его?

Мальчик начал запихивать камень под рубаху, и тут дверь за спиной со скрипом отворилась. Свободной рукой Брант схватился за нож.

Но увидел, разворачиваясь, лишь знакомую фигурку в черном плаще.

Увы, не успела Дарт и слова сказать, как ее окликнула Катрин Вейл. Посланцы Ташижана собирались в обратный путь.

Дарт повернулась и снова вошла в приемные покои. Но оглянулась через плечо, и глаза их встретились. Девочка чуть-чуть наклонила голову, словно подтверждая какой-то договор между ними.

Секретный.

Затем закрыла за собой дверь.

Брант вспомнил словечко, которое сумел расслышать, когда Дарт выходила украдкой в Высокое крыло.